Город в целом

Панов Л. Философы нам были не нужны //Вологодские новости. – 1994. – 10 сентября.

---

ФИЛОСОФЫ НАМ БЫЛИ НЕ НУЖНЫ

«Огромные высокие светлые классы были, как полками в магазине, перегорожены трехъярусными нарами... Боже мой, во что было превращено прекрасное здание реального училища, служившее этапом для арестантских и воинских команд!» Таким вспомнилось видному российскому публицисту, общественному деятелю и философу Александру Изгоеву хорошо знакомое вологжанам здание у реки, занимаемое теперь средней школой № 1. Именно оно, предназначенное сначала для генерал-губернатора, на несколько десятилетий приняло в свои стены реальное училище. После октябрьского переворота наступил недолгий, но драматический период в его истории: храм знаний превратился в тюрьму...

Изгоев был одним из авторов знаменитого сборника «Вехи», подвергшего сомнению право российской интеллигенции на духовное водительство народа. Кстати, другие два автора, философ Николай Бердяев и правовед Богдан Кистяковский, жили в начале века в Вологде, оставшейся в воспоминаниях ссыльных «Северными Афинами» за богатство и насыщенность культурной жизни. Когда в 1917 году худшие опасения российских философов подтвердились, Изгоев стал одним из учредителей «Лиги русской культуры», а затем со страниц основанной им газеты призывал к сопротивлению большевикам.
Весной 1918 года он взялся за большую статью «Социализм, культура и большевизм», предполагавшуюся к опубликованию в сборнике «Из глубины», вместе со статьями Струве, Булгакова, Бердяева. Обвиняя большевиков в развале государственности и культуры, Изгоев указывал на ложность и гибельность для народа, по его мнению, социалистических идей, в которых столетие воспитывалась русская интеллигенция. Разумеется, диктатура пролетариата нашла «недорезанному буржую» подходящее место: философ был направлен на рытье окопов на Северном фронте между Вологдой и Архангельском. Дело было в конце 1918 года, зимой.
Мы приведем строки из воспоминаний Изгоева, опубликованных первоначально за границей, в 10-м томе «Архива русской революции»: «На третьи сутки поезд (из Петрограда – Л. П.) прибыл в Вологду... комиссар привел нас к большому белому каменному зданию, где и сдал по перекличке на улице очень свирепому конвою... Конвой с матерной бранью и прикладами погнал нас в здание реального училища, хотя мы и не думали, конечно, отказываться туда идти».
«Вологодский конвой шутить не любит» – вспомним Шаламова и Солженицына. Не большую радость внушали и интерьеры здания. «Клопы и тараканы, – продолжал Изгоев, – ходили стадами днем. На нарах, на полу, на окнах валялись остатки пищи, не убиравшиеся, видимо, месяцами. Выбиты не только стекла, но и многие рамы. В сенах выколупаны от масляной краски огромные плеши. Где только можно, похабные надписи и рисунки. Водопровод нигде не действует. Краны сломаны...» (Опустим еще более красочное описание ретирадных мест).
Но... есть слабости и у вологодского конвоя. «Сначала осторожно, а затем все смелее заглядывали к нам фигурки в серых солдатских шинелях, предлагавшие «на промен». Меняли все: хлеб, сахар, папахи, валенки, рукавицы шинели. Самыми ходкими «деньгами» были папиросы и табак, охотно брали портмоне, из рук рвали, если кто продавал, часы, либо штатский костюм. Не отказывались и от денег, но брали их неохотно. Арестантский этап превратился «толкучку».
Около четырех часов, когда уже вечерело, сменился караул и стало совсем хорошо. Конвойные уже сами предлагали проводить в город, в лавочку, конечно – за некоторую мзду. Мне попался удивительно душевный парень из какой-то особой, носившей чуть ли не название «коммунистической» роты. Он не только свел меня на почту и дал возможность отправить домой открытку и телеграмму, но и затащил меня к себе в гости в казарму, угостил кашей, сладким чаем и хлебом. Я впервые увидал тут, как живут привилегированные красноармейцы. Эти помещались хорошо...».
Видимо, традиции «Северных Афин» и радушного отношения к ссыльным философам продолжали жить в Вологде. Между тем, как лилась задушевная беседа между вологодским красноармейцем-коммунистом и членом ЦК партии кадетов, казарма стала заполняться женщинами. Оказалось, они здесь постоянные гостьи, нередко устраивались балы, бал ожидался и в тот вечер.
Такая вольготная жизнь вовсе не внушала собеседнику Изгоева уверенности в будущем. «Кто еще знает, как оно обернется. Продажных шкур много, доносят, притом, если я коммунист, разве должен я крестьянина разорять, а мы их потрошим здорово. Ну и они нас не любят. В одиночку не встречайся. Коммуниста непременно убьют».
«Предчувствия, – заключал Изгоев, – не обманули моего приятеля. Обернулось не очень хорошо. Вскоре, сидя в арестантском вагоне на станции Плесецкой, я узнал, что вся вологодская «рота коммунистов» за послабления арестованным буржуям была передана суду и раскассирована».
Продолжение воспоминаний Изгоева «Пять лет в Советской России» – рассказ о многотрудном этапе на Север, встречах, людских судьбах, изломанных в водовороте событий, о лагерной жизни в районе прифронтовых укреплений и о неожиданном от нее избавлении: помог М. Горький. При этом оказалось, что некоторые питерские большевики готовили Изгоеву другую участь: сидеть под замком заложником за свою партию...
Путь обратный вновь вел через тревожную, находившуюся на военном положении Вологду. Глухие упоминания о людях, пособивших добраться до Питера, об остатках разгромленного кадетского подполья... Впрочем, на свободе Изгоев пробыл недолго, попал в концлагерь. А осенью 1922 года, после очередного ареста, вместе с Н. Бердяевым, С. Булгаковым, И. Ильиным, П. Сорокиным. Ф. Степуном и многими другими философами и публицистами был выслан из Советской России.

Л. ПАНОВ