Правосудие и охрана правопорядка

Окунева Л. «Тяжелые, как танки» / Л. Окунева // Красный Север. – 1988. – 28 августа.

---

«Тяжелые, как танки»

«Прошли сквозь молодость мою года, тяжелые, как танки», – эти слова поэтессы Людмилы Татьяничевой в полной мере отражают мою судьбу, да и не только мою. Публикация «Тень генералиссимуса» В. Аринина и отклики на нее сторонников Сталина заставили меня взяться за перо, не только в качестве очевидца, но и жертвы того страшного времени.
Моя биография тогда была еще очень краткой: еще при жизни В.И. Ленина стала пионеркой, в годы первых пятилеток прошла путь от секретаря ячейки до работника Севрайкома комсомола, а после учебы в Московском университете трудилась сначала в политотделе совхоза «Северная ферма», и затем – в Северном крайкоме ВКП(б).
С образованием Вологодской области осенью 1937 года мой муж, работавший тоже в Севкрайкоме партии, был переведен в Вологду и назначен замом заведующего сельхозотделом оргбюро ЦК ВКП(б) по Вологодской области. Еще в Архангельске я была очевидцем многочисленных арестов работников крайкомов партии и комсомола (В.И. Иванова, Д.А. Конторина, П. Королева) и еще многих других. Приехав в Вологду, я была поражена, узнав, что первый секретарь оргбюро ЦК ВКП(б) по Вологодской области Григорий Андреевич Рябов, едва приступив к своим новым обязанностям, был уже арестован. И почти одновременно оказались арестованными несколько работников оргбюро, в том числе товарищи Акиньхов, Третьяков и другие. Чувствовалась тревога и недоумение по поводу происходящего, однако все увлеченно и напряженно готовились к первым выборам в Верховный Совет СССР.
Новый первый секретарь оргбюро Павел Тимофеевич Комаров доукомплектовал свой аппарат, включил всех в кипучую деятельность, рассеял все тревоги и сомнения.
В день выборов царило торжественно-праздничное настроение, всюду знамена, транспаранты, плакаты и множество портретов Сталина, которого мы любили до фанатизма, верили в его мудрость и непогрешимость.
А между тем «черный ворон» продолжал сновать по городу, вырывать все новые жертвы, вплоть до только что избранных депутатов.
В декабре 1937 года мой муж не вернулся с работы, а в час ночи на нашу квартиру явились двое работников НКВД и предъявили мне ордер на арест мужа и обыск.
Я привыкла верить действиям органов, созданных Феликсом Дзержинским, но я не могла допустить и мысли о виновности моего мужа. Невероятно, чтобы сын крестьянина-бедняка, батрак, прошедший суровую школу лишений, активный комсомольский вожак, выросший до крупного партийного работника и всем этим обязанный нашему строю, нашей партии, мог поднять руку против своего Отечества. Все произошедшее усугублялось еще и тем, что я с переездом из Архангельска Вологду не успела определиться на работу. Состояние здоровья было критическим, только что был перенесен туберкулез, но я принимала многие процедуры. Трудно представить более трагическую ситуацию. О муже ничего не могла узнать. Приняли несколько раз белье ему, возвращая его грязное, в кровавых пятнах...
А 8 мая 1938 года арестовали меня. Оторвав от меня плачущего четырехлетнего сына, обезумевшую от нового горя – увели на долгие годы...
В тюрьме, после прохождения унизительных процедур, привели в камеру, наполненную рыданиями множества женщин. Забирали всех днем и, чтобы не было шума и слез, заявляли, что повезут жен и их детей на свидание с мужьями, а затем на глазах детей, не дав проститься с ними, матерей отправляли в тюрьму, детей – в детприемник НКВД...
В тюрьме – тяжелый воздух от множества людей и от «параши», полумрак, крики отчаяния и рыдания обманутых матерей – были потрясающими. Двое суток нас никого не вызывали, мы успели перезнакомиться. Здесь были И. Мальцева, А. Филина, В. Журавлева, Л. Попова, В. Грачева, А. Русиновская и еще много других. На третьи сутки начали выводить на допросы.
Дошел черед и до меня. Долго вели по коридорам, гулкой железной лестнице, через решетчатые ворота. Привели в небольшую комнату, освещенную настольной лампой под зеленым абажуром. Свет падал на письменный стол, за которым сидел молодой военный, 22-23 лет. Спросил мою фамилию, имя, отчество, действительно ли я являюсь женой Хватаева Тимофея Денисовича, и предложил подтвердить все это подписью в поданной им бумаге, причем торопил, не давая прочесть содержания.
Печатный текст был кратким, и все же я успела прочесть. Там говорилось примерно так: «Я. Окунева Лариса Михайловна, действительно являюсь женой бывшего зам. зав. сельхозотделом оргбюро ЦК ВКП (б) по Вологодской области. Тимофея Денисовича Хватаева, знала о его контрреволюционной деятельности и не донесла органам НКВД».
Возмущенная такой нелепицей я, разумеется, отказалась ее подписывать. На мою просьбу о необходимости очередного поддувания легких мне было резко отказано. А после моего категорического отказа подписать эту фальшивку, на меня был обрушен поток грубой оскорбительной брани с нецензурщиной и криком: «Убирайся»! Надзирательница отвела меня обратно в камеру.
Еще дважды ночами водили меня к этому грубияну, настаивавшему на этой моей подписи, но я молчала. Пригрозил карцером, а затем, вызвав надзирательницу, сказал: «Следовало бы эту... посадить в карцер, да ведь подохнет там. Уведи в камеру (назвал номер) и пусть сидит там, пока сама не попросится ко мне».
Втолкнули меня в камеру уголовников, где сидели женщины-рецидивистки за бандитизм, кражи, побеги, проституцию. Нет нужды описывать этот кошмар сквернословия и драк. В «очко» наблюдали, считая, что меня изобьют. Не били. Удручали не столько внешние кошмары и лишения, сколько внутреннее потрясение от всего, обрушившего на мою душу. Я никуда не просилась...
На четвертый день меня в «черном вороне» увезли в облуправление НКВД, находившееся на улице Герцена в стенах бывшего монастыря.
Солидный военный спросил меня: «Почему вы не подчиняетесь следствию?» Я ответила, что никакого следствия не было, никто ни о чем меня не спрашивал, а только требовали подписи нелепого документа и в очень грубой форме. И последовали новые требования подписать ту бумагу. Я на уголке написала – «Читала, но не согласна» и расписалась. Военный недовольно сказал: «Вашего согласия мы не просили, незачем было это писать! Уведите!». Снова «черный ворон» увез уже в «свою» камеру, где меня встретили довольно настороженно. Ведь пропадала четверо суток.
Недели через две в камеру явились двое военных. Один из них зачитал нам постановление особого совещания при НКВД СССР от 9 мая 1938 года, по которому каждая из находившихся в этой камере приговаривалась к лишению свободы с отбыванием в исправительно-трудовых лагерях «как член семьи изменника Родины».
Сроки абсолютному большинству – восемь лет, мне и еще трем женщинам по 5 лет... Это было ошеломляющим и жестоким.
Вскоре начали отправлять в этап моих соседок. Меня же продержали в тюрьме целых семь месяцев. Такова была месть того грубияна-юнца «за неподчинение следствию».
Все лето 1938 года я просидела в душной, жаркой камере. Тело покрылось красной сыпью – потницей, грудь разрывал кашель, начался авитаминоз с большими багровыми пятнами на руках и шее.
Затем образовался большой нарыв в паху, причинивший сильные боли.
Только в ноябре меня отправили по этапу. Долгим и тяжелым был путь в тюрьме на колесах. В Акмолинском отделении Карлага НКВД, куда меня привезли, находилось около восьми тысяч жен так называемых «изменников Родины». Среди них были и наши вологжанки: Наталья Ивановна Рябова, Ольга Всеволодовна Акиньхова. Ася Богданова, Ирина Мальцева, Вера Пегасова.
Находились там люди высокой культуры и образованности. Ия Гавриловна Вагина – научный работник из Москвы, седая, с больными ногами, она восхищала нас своим оптимизмом, тактом и умом. Мария Николаевна Тухачевская (сестра маршала М. Н. Тухачевского), Енукидзе с дочерью, ленинградская поэтесса Соня Солунова, бывший работник Коминтерна Зина Боярская и многие другие.
Пять месяцев я находилась в лагерной больнице, не способная ни к какому труду. Без лекарств и рентгена выхаживала меня очень добрая и внимательная врач Роза Александровна Ратнер (тоже из заключенных). Исключительно сухой климат Казахстана (даже ночами здесь не было росы) и, конечно же, стремление во что бы то ни стало выжить ради сына, ради правды – все это помогло мне не погибнуть.
Руками женщин были прорыты арыки, построены бараки, водокачка, швейная фабрика, много подсобных помещений, разбит сквер американских кленов.
А наши вологжанки Ольга Акиньхова и Ирина Мальцева, возглавив небольшую бригаду, создали в этом знойном степном краю чудо-огород. Приезжавшие за этими плодами казахи, в прошлом животноводы-кочевники, впервые увидели изумрудные огурцы, яркие помидоры, душистые дыни. В самоотверженной работе стремились найти забвение от тяжких дум и тревог. Однако не все выдерживали психологическую перегрузку. Скончалась там и Наталья Ивановна Рябова. Она была гипертоником, много плакала о своих четырех детях, особенно о младшенькой, трехлетней Эммочке, затерявшейся в детприемнике НКВД. Родные не могли ее разыскать.
После моего освобождения, по отбытии срока, я добилась у начальства лагеря выдачи под расписку вещей Рябовой для передачи их ее сиротам. Сувениры, сделанные для детей руками погибшей матери, я привезла и передала ее старшей дочери Валентине Рябовой, уже работавшей тогда в детсаде г. Котласа.
Возвратившись на родную вологодскую землю, я шестнадцать лет проработала в сельской школе учителем, завучем, приходилось быть и директором, закончила свою трудовую деятельность в Вологде. Но и после избавления от лагеря в 1943 году целых тринадцать лет довлела надо мною опала.
И только в 1956 году XX съезд партии избавил меня от тяжелого груза и нелепого обвинения. Реабилитировали и восстановили в партии сначала меня, а вскоре и мужа, но его посмертно. Он погиб еще в 1939 году... Узнала об этом почти через два десятка лет.
Подобную судьбу разделили, как известно, миллионы честных людей, большинству из которых не довелось дожить до возвращения им честного имени.
В заключение хочу сказать людям, зараженным «вирусом» сталинизма: прозрейте, наконец, зная теперь о злодеяниях своего кумира, загубившего миллионы советских людей. Вина Сталина перед страной огромна и непростительна. Да, без веры жить нельзя. Я верю в необратимость перестройки, которая идет по возрастающей.

Л. ОКУНЕВА, ветеран партии.

ОТ РЕДАКЦИИ: сегодня редакция заканчивает обсуждение публикации «Тень генералиссимуса». Следуя принципу гласности, мы напечатали подборки писем, представляющие разные точки зрения. Обсуждение показало, что большинство наших читателей решительно осуждает сталинизм, выступает за перестройку и обновление жизни нашего общества. Благодарим М.В. Батову, М.Н. Кузнецова, А.П. Юрова, А.В. Кольцову, И.А. Новожилова, А.А. Дементьева, Ю.Ф. Дмитревского, Н.П. Дмитриева, И.И. Евстафьева, тов. Соколова, Глебова и многих других за письма. Как и было обещано, постараемся использовать присланные материалы в дальнейшей работе. Тем более что эти письма содержат ценные сведения по истории нашего края 30-х годов, о многих замечательных людях тех лет.