|
Хрущёвская «оттепель» 1953–1964 гг.
Социальная жизнь
Кибардина А. Мама, не отдавай меня! / А.Кибардина // Красный Север. – 1964. – 20 мая.
Мама, не отдавай меня!
Мамочка пришла! Мамочка пришла! – И Наденька, стремглав, бросилась навстречу ясноглазой приветливой женщине. Та притянула девочку к себе и заботливо стала помогать ей одеваться.
– До свиданья, детский сад, до понедельника, – и Наденька, схватив мать за руку, заторопилась к выходу. По нетерпению девочки, по тому, как доверчиво жалась она к женщине, как с искренней лаской смотрела на нее та, чувствовалась большая взаимная любовь взрослого и ребенка.
Читатель вправе спросить, а в чем собственно дело – Надя любит маму, мама любит Надю, ведь своих детей любит преобладающее большинство родителей, это не редкость, это – основа нашей жизни, основа советской семьи, так что же тут особенного? Ничего особенного, и в то же время очень много особенного.
Давайте вернемся к 1954 году, к одной, прямо скажем, не типичной истории.
Жила-была на свете девушка. Простая, хорошая, трудолюбивая. Работала на Вологодском льнокомбинате. Встретилась с парнем. Понравилась она ему. Красивые слова у него с языка так и летели, так и сыпались: ты и единственная моя, ты и самая лучшая... Ну сами понимаете, что уж тут от добра добра искать – одна дорога – в загс. Расписались, свадьбу сыграли. В 1956 году родилась дочка. Назвали Наденькой. Жить бы молодым да радоваться, только стал вдруг супруг Александр Павлович Шляпин на жену частенько с попреками да укорами нападать. То не так и это не так, и суп недосолен, и взгляд твой мне не нравится. А коль выпивши домой заявится – и вовсе беда... Только и отрады у молодой женщины – дочка. Принесет ее из яслей, взглянет, а на глаза так слезы и просятся. Да и как им не проситься, если узнала Лия Александровна, что жестоко обманул ее муж, фальшивую подпись в загсе поставил. А узнала об этом, когда первая жена, что в Соколе живет, и с которой брак тоже зарегистрирован, на брошенного отцом ребенка алименты попросила.
В октябре 1958 года ушел Шляпин к новой «подруге жизни» гражданке Гасовой. А та, бросив мужа, двоих ребятишек, растоптав Лиино и Наденькино счастье, ни мало о том не беспокоясь, стала именоваться женой Шляпина... Вскоре чета уехала в Иркутскую область. Там Шляпин стал работать на тракторном заводе в поселке Октябрьский Тайшетского района.
Тяжело переживала беду Лия. Товарищи по работе ободряли ее, сестра Вера помогала, чем могла, нянчилась с малышкой, всей душой привязавшись к девочке. Наденьке было всего четыре года, когда мать ее тяжело заболела. Встал вопрос об операции.
– Не беспокойся, ложись в больницу. Все сделаю, ведь ты знаешь, как я люблю Надю, – утешала ее Вера.
– Ты пойми, если меня не станет, кому она нужна? Отцу? Избави бог отдавать ему, не любит он ее, искалечит жизнь! Уж лучше пусть в детдоме живет.
– И с мольбой попросила: «Если сможешь, возьми Наденьку к себе, будь ей матерью»...
Эту же мысль Лия Александровна высказала и старшему нотариусу, который по ее желанию написал соответствующее заявление. В нем мать просила ни в коем случае не отдавать ребенка отцу, а назначить в случае ее смерти опекуном Нади свою сестру Beру Иванову, которая работает кочегаром домоуправления №1.
Из больницы Лия Александровна не вернулась. – Наденьку прямо из садика взяла в свою семью Иванова. И она, и ее муж, и ее неродная дочь Оля старались облегчить горе девочки, завоевать ее доверие.
Через месяц после похорон появился отец Нади. Он пообещал вскоре взять девочку к себе, а пока посылать деньги на ее содержание. На этом его забота о Наде и закончилась. Ни денег, ни писем, ни даже подарка в день рождения, (а он его и не помнил), ничего. Бросил ребенка на чужие руки, благо руки эти были и ласковые, и трудолюбивые, и не корыстные. Веру Александровну назначили опекуном девочки. Каждую свободную минуту она старалась отдать детям – Оле и Наденьке. Ни которую из них она не родила, но к обеим относилась, как к родным. И не случайно обе они зовут ее мамой, дорожат ее лаской, стремятся заслужить ее похвалу. Оле уже 16, она учится в строительном училище и сейчас по мере сил помогает в заботах о младшей сестренке. Три года Вера Александровна ни копейки не получала от отца на содержание девочки. И хотя порой ей приходилось трудновато, она ничего не требовала.
Много раз советовали ей знакомые подать в суд, коль у самого Шляпина сознания нет, пусть алименты платит, для ребенка деньги не лишние.
С большим нежеланием обратилась в суд Иванова. Четыре месяца по исполнительному листу посылал деньги Шляпин, а на пятый явился сам. Жалко стало столько денег посылать, ведь он, бедняга, всего 141 рубль зарабатывает... Воспитывала же Надю Иванова без его материального участия, пусть и дальше так себя ведет, а нет – отберу дочку. Пусть Гасова «воспитывает». А там и в школу-интернат можно отдать, платить тем, что после матери государство ей определило, а с его семейства тогда и взятки-гладки будут. Вроде этого поступила и его сожительница Гасова. Бросив двоих детей, в конце концов она взяла одного ребенка, чтобы не платить на него бывшему мужу.
Многое передумала в эти дни Вера Александровна Иванова, не раз вечерней порой, штопая Надины чулочки, роняла слезу – приросла к ее сердцу дочурка, приросла так, что оторвать ее можно только вместе с сердцем. «Не отдам, ни за что не отдам, и зачем я только на эти алименты подала, – ругает она себя. – Девочка стала родной. Она веселая, шумливая, ласковая. А там, там чужие люди, чужая женщина, которая и собственных детей не пожалела, зачем ей Наденька?
А он? Отец только по метрике, а ведь он не знает Надю, не знает ее характера, не знает, как она жила эти годы, к чему привыкла, что ее интересует. Чужой он ей... Да, чужой. Так сказала и сама Наденька, когда Шляпин пришел в детский сад с требованием отпустить с ним дочь:
«Ты к нам не ходи, я тебя не знаю...» И столько испуга было на ее маленьком личике, что воспитатель поскорее увела ее от отца. Три раза приходил в детский сад Шляпин, вел себя грубо, требовал, чтобы ему выдали справку, что Иванова тратит присылаемые им деньги на себя, а не на девочку...
И что бы ни говорил Шляпин, какими бы хитрыми словами ни прикрывался, в них ясно звучит одно – деньги, жаль их! Он не думает о ребенке, о его судьбе, о том, где ей лучше, он хочет поставить на своем – отнять Надю, лишить ее матери, привычного тепла, ее маленьких друзей и отдать в руки действительно чужой женщины, которая украла отца у Нади и для которой она будет только обузой.
Правда, Шляпин намекает, что согласен отказаться от притязаний на Надю, если Иванова удочерит ее. Тогда он опять-таки в выигрыше, ибо девочка потеряет право на его материальную поддержку.
– Не отдавайте Надю Шляпину, просила в свое время ее мать Лия Александровна.
– Не отдавайте Надю чужому для нее человеку, бросившему ее в самую трудную пору,– говорит коллектив круглосуточного детского сада №53, хорошо знакомый с жизнью девочки.
– Целесообразнее оставить опекуном Нади Иванову, в семье которой она видит и ласку и заботу, говорит инспектор Вологодского городского отдела народного образования тов. Некрасова.
– Не отдадим, – такое решение принял и городской народный суд, который отклонил притязания Шляпина.
Но Шляпину неймется. Он твердит: вот подам заявление в областной суд на неправильные действия городского суда, вот отберу Надю у Ивановой.
Ребенок – не мяч, не забава, не игрушка. Ему нужна мать. Она у него есть. А что думает о гражданине Шляпине сама Надя, говорят ее слова: «Уходи, я тебя не знаю»...
А. Кибардина
|
|