Социальная жизнь

Волков Н. Демагогия мещанки / Н.Волков // Красный Север. – 1964. – 13 июня.

---

Демагогия мещанки

Вчера прохожие по улице Пушкинской были свидетелями необычной картинки. В парадном подъезде дома №49 стояли детская кроватка стол, скамейка и несколько стульев, а на ступеньках сидела молодая женщина с заплаканным лицом и кончиком платка утирала припухшие от слез глаза. Около нее вертелись две досужие старушки и нарочито громко уговаривали несчастную:
– Держись, Надя, крепись духом, матушка. Может, – найдутся добрые люди, помогут...
А Надя то всхлипывала, то истошно вопила:
– Теперь мне все равно – пусть хоть на край света везут.
Около дома останавливались вологжане и в недоумении спрашивали, что же тут происходит?
– Да вот, выбросили женщину с ребенком на улицу, – торопливо поясняла одна из старушек. – Теперь не знает куды податься.
– Это как же выбросили? Кто дал право? – тревожно говорили одни.
– Надо заявить в милицию, идти в горисполком, советовали другие. Где же это видано: чтобы с ребенком – на улицу...
– У нас все можно, – многозначительно отвечала Надя, и вновь пускалась в рев. – За меня некому заступиться, а местным властям до бедной женщины нет дела.
Собравшиеся шумели, рассуждая всяк по-своему. Кто-то горячо доказывал, что тут какое-то недоразумение и верить на слово тетке нельзя надо-де все уточнить. Но находились и такие, кто сочувственно качал головой, подливал масла в огонь:
– А чего проверять-то? Видите: человека обидели. Ни с того, ни с сего не стала бы женщина торчать на крыльце, держать ребенка на холоде. Говорят, она тут третьи сутки сидит.
Не узнав правду, некоторые так и уходили домой, унося в душе жалость к обиженной матери.
Но не верьте, люди, «казанской сироте». Послушайте, что произошло на самом деле. Известно, что на радость вологжан началась реконструкция центрального стадиона «Динамо». Чтобы раздвинуть его границы, необходимо снести ряд старых деревянных домов. Взамен старого жилья хозяевам предоставляются благоустроенные квартиры; Все давно согласились на такую замену и уже справили новоселье. Иначе повела себя лишь семья Рыбаковых, проживающая в собственной квартире дома №49 по Пушкинской улице. Перед горжилуправлением Рыбаковы сразу же поставили ультиматум:
– Дайте трехкомнатную квартиру, чтобы я мог с собой взять дочь Надежду с ребенком.
– Пожалуйста. Переезжайте в новый дом №9 на Сибирской улице, но там самые большие квартиры 35 квадратных метров – на два квадратных метра меньше вашей квартиры.
Тогда не о чем разговаривать, – заявила Надежда Николаевна. – Я, хочу только отдельную квартиру и только в том доме, где будут жить отец и мать!
– Вполне понятно, что горжилуравление не имело возможности пойти на такую роскошь – вместо одной квартиры дать две, причем Надежда Николаевна Иванова пока живет вдвоем с ребенком. Торговались долго. Наконец Рыбаков с женой и второй дочерью согласился переехать на ул. Сибирскую в отдельную квартиру площадью 28 квадратных метров, а Ивановой горжилуправление предложило прекрасную комнату в 25 квадратных метров в благоустроенном доме №58 по улице Энгельса. Разве этого мало взамен прежнего жилья?
– Но я туда не поеду, – наотрез отказалась Надежда Николаевна, – оставьте меня в старой квартире.
Опять начались долгие уговоры. Наконец, дело дошло до суда. Городской народный суд поддержал предложение горжилуправления. Его решение утвердил областной суд. В период разбирательства дела горисполком предложил Рыбаковым трехкомнатную квартиру площадью 48 квадратных метров в доме на улице Машиностроительной. Правда, там печное отопление, но ведь Рыбаковы и жили в квартире с печками.
Однако они и слушать не хотели. Представляя себя обиженной, Иванова начала строчить пространные жалобы. Свои письма, полные гнева и домыслов, она отправила всюду, где, по ее мнению, должны были ее «понять». В разбирательство ее жалоб втягивались десятки людей, тратилась уйма времени.
Кривя душой, Надежда Николаевна всюду писала, что над ней, молодой учительницей, издеваются, ее никто не хочет выслушать. В одном письме, например, она сообщает, что будто весь свой отпуск, «провела на руках с грудным ребенком хождением из учреждения в учреждение, но дальше швейцара я нигде почти не была допущена...».
Какое бесстыдство, какая ложь! Иванова несколько раз была на приеме у начальника горжилуправления, в горкоме КПСС, у председателя горисполкома, в прокуратурах и органах милиции, у председателя областной комиссии партийно-государственного контроля, председателя облсовпрофа, в редакциях газет. И всюду ее вежливо встречали, терпеливо разъясняли, что в городе еще многие ждут своей очереди на получение жилья. Что если семье Рыбаковых вместо одной квартиры (без удобств!) выделить две, то надо кого-то из трудящихся соврем лишить давно ожидаемой квартиры. К тому же предлагаемая ей комната вполне отвечает требованиям.
Видя, как с ней нянчатся, уговаривают, Надежда» Николаевна капризничала, пускала истерики, стращала. Чтобы выразить свой протест поэффективнее, она вытащила из квартиры на улицу кое-какие вещички, расставила их на виду у прохожих и демонстративно уселась на лестнице. А всякому встречному и поперечному стала напевать в уши, будто ее обидели, сознательно умалчивая о том, что в горжилуправлении ей выписан ордер на комнату, помимо отдельной квартиры, полученной родителями. В довершение всей комедии Иванова намеревалась вызвать фотографа, чтобы запечатлеть ее «горе» и послать фотоснимки «куда следует».
Когда сказали, что дом скоро начнут ломать, Надежда Николаевна воскликнула:
– Я сяду на дорогу и пусть до меня пальцем дотронутся!
Нет, не сожаление, а глубокое возмущение вызывает у всех честных людей поведение выпускницы Вологодского педагогического училища, бывшей учительницы Грязовецкого районо, комсомолки Ивановой. Для нее не существует общенародных интересов, государства, которое выучило ее, дало дорогу в жизнь и еще многое даст. Есть только одно: за мое дай мне вдвойне!
Иванова продолжает упорствовать. Это лишний раз раскрывает ее мораль стяжателя и обывателя, человека, потерявшего всякое чувство меры.

Н. Волков.