Правосудие и охрана правопорядка

Гришенков М. Рубцов и его убийца в женской колонии / М.Гришенков // Русский Север. – 1995. – 20 января.

---

Рубцов и его убийца в женской колонии

С поэтом Николаем Рубцовым меня познакомил летом 1969 года редактор многотиражной газеты УВД Леонид. В то время я работал в женской колонии (учреждение ОЕ-256/1) заместителем начальника по воспитательной работе. При первой же встрече с поэтом я спросил у Николая Михайловича, не сможет ли он выступить в нашем учреждении. Среди работников колонии и осужденных немало любителей его поэзии. Поэт согласился.
И вот Николай Михайлович – в нашей колонии. Он коротко рассказал о своем жизненном пути и минут двадцать читал стихи. После встречи с сотрудниками колонии я пригласил поэта ознакомиться с нашим закрытым учреждением Мы побывали с ним в профтехучилище, на швейной фабрике, прошли по территории. Николай Рубцов обратил внимание, что на клумбах растет много цветов и их не срывают. Мы заглянули в комнаты, где живут осужденные – всюду чистота. Дежурные по секции представлялись Николаю Михайловичу, охотно отвечали на интересовавшие его вопросы. Многие спрашивали поэта: «Когда Вы к нам придете почитать свои стихи? Уж очень хочется послушать». Группа девушек уговаривала поэта придти в воскресение. Поэт согласился, встречу решили провести в три дня в клубе колонии. Любители Рубцовской поэзии оказалось много: около двухсот пятидесяти. Столько и не мог вместить наш скромный клуб.
Перед началом встречи мы зашли с поэтом в методический кабинет. Рубцов бегло рассматривал стенды и фотографии на них. Иногда спрашивал: «Эта девушка (женщина) за что сидит: Я отвечал кратко: за воровство, за хулиганство, за растрату, реже – за убийство или нанесение телесных повреждений. Конечно, никто из нас и сам Рубцов не могли даже представить, что в нашей колонии появится женщина, которая лишит его жизни.
А тогда, в день встречи в нашем клубе, появление Рубцова встретили дружными аплодисментами. Николай Михайлович немного смутился, но только на мгновение, потом улыбнулся, сверкнул озорно глазами и произнес: «Свою скромную биографию и, как мне кажется, не очень-то интересную я вам рассказывать не буду. Кто сильно заинтересуется, тот найдет ее, если не сейчас, то позднее. Коротко. Я воспитанник детского дома и Северного флота. А сейчас я вам прочитаю несколько своих стихов...»
В заключение встречи поэту был вручен скромный сувенир. После этой встречи Николай Рубцов дважды выступал в колонии в 1970 году, правда, только перед осужденными. Когда в январе семьдесят первого года услышали скорбную весть о трагической смерти Николая Михайловича, то оба наших коллектива – сотрудников и осужденных – глубоко переживали безвременную смерть поэта.
Прошло более двух месяцев, и с очередным этапом в колонию прибыла женщина, лишившая поэта жизни.
Многие воспитанницы колонии, искренне почитавшие поэзию Николая Рубцова и с глубоким уважением относившиеся к самому поэту, с трудом сдерживали свое возмущение при виде Л.А. Грановской (Дербиной). Мы, воспитатели, первое время беспокоились, как бы не устроили ей темную.
Людмила Грановская (так она значилась в приговоре суда) несколько недель держалась замкнуто. На встречи с представителями общественности, особенно с литераторами, не ходила. А режимные требования соблюдала.
В беседах с воспитателями осуждала себя, что не сдержалась в ту роковую крещенскую ночь, не смогла справиться со своими нервами и с внезапно нахлынувшей на нее неприязнью к поэту. Людмила Грановская в колонии освоила специальность швеи-мотористки и работала безупречно. В свободное от работы время она писала стихи. В числе первых стихотворений, написанных в колонии, было посвященное отцу. Позднее, по просьбе осужденных, она читала его на литературных вечерах. Оно было опубликовано в стенной газете и мне запомнилось. Привожу его здесь по памяти частично.

Не клони поседевшую голову,
Не клони, отец, не клони.
Говорю тебе слово – олово:
Ты мне самый родной из родни.
Мое горе тебя погасило,
Не горюй, не окончен мой путь,
Не под корень меня подкосило,
Я еще приживусь как-нибудь.
Все равно моя песнь взовьется,
И таким состраданьем вдвойне
В самых русских сердцах отзовется,
Даже страшно становится мне...

Помнится, я поинтересовался у Людмилы, как следует понимать эти строки. Грановская тихо переспросила: «А разве непонятно? Нет, не думайте, я себя не оправдываю. Никто не знает, как я сильно переживаю и осуждаю себя. Ведь лишила жизни дорогого для меня человека. Но, поверьте, у меня не было умысла его убивать. Это неудачное стечение обстоятельств. Да, я не сдержала нахлынувшую на меня злобу. Я виновата, за это и осуждена. Но Рубцова не воскресить. А я его хорошо знала и поддерживаю себя надеждой: самой стать поэтессой. Почему-то думаю, несмотря на свое нынешнее положение, со временем, может быть, через двадцать – двадцать пять лет, меня еще услышат в России именно как поэтессу».
Отбыв половину срока наказания, Людмила Грановская зарекомендовала себя хорошей производственницей и активной общественницей. Она стала принимать участие при проведении литературных вечеров и читательских конференций. При подготовке в 1975 году литературного вечера к 80-летию со дня рождения поэта Сергея Есенина была ведущим докладчиком. Она подробно и эмоционально рассказала о жизни и творчестве Есенина. Упомянула и о Николае Рубцове, чья поэзия перекликается с есенинской. Среди осужденных женщин больше не проявлялось неприязни к Л.Грановской. Отбыв в колонии около пяти лет, то есть две трети определенного судом срока наказания, она, также по определению суда, была освобождена условно-досрочно и выбыла из колонии.

М.Гришенков.