Социальная жизнь

Горов Л. Чужая береза / Л.Горов // Красный Север. – 1974. – 13 марта.

Чужая береза

Пройдите, пожалуйста, на трибуну, – приглашает судья В.И. Потапкина. – Свидетель, суд предупреждает вас, что вы обязаны говорить правду и только правду. Вам понятно? Распишитесь.
Понятно. Расписываюсь.
Потом, когда процесс кончится, я вспомню эту обязательную и торжественную процедуру и подумаю о том, как трудно иногда бывает из множества фактов выделить и истолковать те главные, которые составляют «правду, только правду».
– Свидетель, знаете ли вы подсудимых?
Нет, я не знаю подсудимых, никогда их не видел. Ничего не могу сказать о том, при каких обстоятельствах гражданин Тузов 1931 года рождения, образование 5 классов, работник автоколонны №1116, ударил лестницей гражданку Груничеву, 1915 года рождения, пенсионерку, и ударял ли вообще. Какими словами гражданин Швецов оскорбил своих соседей Груничеву и Иванова и оскорблял ли вообще в тот осенний день прошлого года. Таким образом, в выяснении деталей уголовного дела по частному обвинению, которое слушается в городском народном суде, я не могу быть суду полезен. А что же я знаю?
А вот что.
Однажды – это было в начале лета позапрошлого года – в приемную редакции обратился пожилой человек. Представился: Иванов Николай Николаевич, работающий пенсионер, о котором недавно писала газета.
Верно, была такая заметка, она называлась «Птичий рай». Читательница Л.Васильева рассказывала в письме в редакцию о том, что во дворе дома №18 «а» по улице Калинина устроен садик, в котором создана настоящая птичья столовая. Стаи птах находят здесь в суровые морозы приют и корм. «Красив этот маленький садик летом, – говорилось в заметке. – Здесь растут розы, крыжовник, смородина, облепиха, сирень. Два дубка, три тополя, бузина, яблоньки и вишни. В жаркие дни включается четырехкаскадный фонтан...». Ну и что?
– Этот наш садик разрушают.
– Почему?
– Не любят люди природу.
Николай Николаевич подразумевал, понятно, не всех людей на свете, а только некоторых соседей по дому. Он горестно вздыхал и говорил с той преувеличенной интонациией, которая свойственна детям, когда они рассказывают «страшные истории». Признаться, названная им причина разорения садика показалась... надуманной, что ли.
Дорога до двора на улице Калинина – десять минут. Воображение рисовало большую площадку в цветах, посреди – непременный столик и даже, может быть, с самоваром. Глазам предстало унылое зрелище: неряшливый пятачок земли, заставленный сбоку самодельными сараями; топорщащиеся холмы неразделанных и не сложенных дров; щепки, мусор вокруг. А вдоль окон первого этажа деревянного двухэтажного дома небольшой палисадничек – как лучик радости, красоты. Здесь так бережно и густо использован каждый квадратный сантиметр земли, что и присесть негде. Впрочем, нет – вот маленькая, аккуратно сколоченная лавочка среди клумб, кустарника, ветвей. Качаются на длинных тонких шеях скворечни. Вьются, орут, занимаются своим делом воробьи.
Садик обнесен невысоким заборчиком из нового штакетника. Штакетник поломан, втоптан в землю. Клумбы помяты. Торчит из почвы елка – без верхушки.
– Это последние следы вчерашнего буйства наших соседей – Тузова, Швецова.
Тогда я впервые услышал эти фамилии.
Из соседей в этот утренний час была дома только Тузова. Средних лет женщина с резким голосом и злыми глазами бросилась, в крик, как в воду бросаются. Стало ясно что разговора не получится и я не пойму сейчас, какая черная кошка пробежала через двор. Пробую использовать последнюю возможность:
– Тамара Павловна, но ведь и у вас под окнами кустарник.
– Хоть сейчас срубим! А Ивановы пусть убирают палисад.
Зачем же рубить?
– Нам ни к чему.
С трудом пополам понял: садик якобы мешает проезду машин во дворе.
Назавтра комиссия домоуправления прибыла на место происшествия. Было принято разумное решение: Иванову и его жене Груничевой палисад дальше не расширять, двор силами всех жильцов привести в порядок, самовольно возведенные сараи снести, дрова убрать в дровяники. Позже я наведывался сюда: дрова распилили, сложили.
И вот через полтора года сижу вместе с другими свидетелями в коридоре городского народного суда. Слышно через дверь, как судья и потерпевший на повышенных тонах обмениваются репликами, но о чем они спорят, в чем упрекает судья Иванова? Потом наступает наш черед давать показания.
Выступает свидетель А.В. Буйнов, бывший в 1972 году председателем городского общества охраны природы. Он рассказываёт о том, что увидел тогда, в июне:
«Как будто ураган прошел! Клён был свален и изрублен, тополь срублен, кустарник и бузина валялись по двору. Луковицы тюльпанов валялись по двору...».
А.В. Буйное напомнил участникам процесса и присутствующим в зале, что существует специальное постановление Совета Министров РСФСР №555 от 26 июля 1947 года, в котором сказано: «...Установить, что все зеленые насаждения как городского, так и внутриквартального значения образуют неприкосновенный городской зеленый фонд». Это постановление, действующее и поныне, предусматривает наказания всем лицам, которые наносят вред зеленым насаждениям.
Странно: суду, кажется, это неинтересно. Boпpocы сводятся к одному: не кажется ли свидетелям, что к конфликту привели неприязненные отношения между соседями?
– Да, кажется, но...
Вот это «но» выслушивается без интереса.
Новые свидетели на трибуне. Они не видели ссоры и драки, которые произошли в сентябре прошлого года и явились причиной судебного разбирательства. Но они свидетельствуют, что конфликт снова начался из-за садика. Точнее, из-за березки, которая растет за оградой и принадлежит, таким образом, всему двору. Подсудимые Тузов и Швецов пытались выкопать деревце, а Иванов им препятствовал в этом.
И опять суд концентрирует внимание лишь на самой ссоре.
– Нам сейчас нет дела до садика, важно выяснить, кто кого ударил, как было дело, – говорит судья В.И. Потапкина.
А как было дело, неясно. Легкие телесные повреждения – синяк на руке – расстройства здоровью потерпевшей не принесли. Пришлось, правда, вызывать к Марии Николаевне «скорую», и для того, чтобы измерить давление крови, едва хватило шкалы прибора. Но давление, как известно, следов не оставляет.
Стало понятным: дело представляется как результат взаимной нетерпимости, сейчас участников процесса начнут мирить. Так и вышло. Подсудимые с оговорками и невнятно произнесли слова извинения, потерпевшие их приняли.
Судья дает последнее напутствие участникам процесса:
«Живите дружно, сообща украшайте двор, и тогда будет всем хорошо». Все.
Все?
Не дает мне покоя судьба этого маленького палисадничка во дворе дома №18 «а» по улице Калинина. Он ведь тоже потерпевший и мог бы (и должен был, мне кажется) стать самостоятельной стороной в процессе.
Что может быть банальнее дворовой ссоры! Что-то не поделили соседи между собой и выбрали палисадник местом современной дуэли. Такое впечатление могло сложиться в ходе слушания дела. Это и правда и неправда одновременно. Делить-то было нечего.
Садик в нынешних границах не мешает проезду автомашин и не стесняет хозяйственных интересов соседей. Тогда из-за чего сыр-бор?
Кое-что прояснилось, когда я читал в деле показания Тузова. Подсудимый не мог привести ни одного аргумента против Иванова, но отметил, что тот «поставил в квартире ванну». Вот, оказывается, где собака зарыта! После капитального ремонта дома Ивановы действительно поставили ванну. Провели отвод водопровода в палисад: устроили фонтан. Купили водомер, чтобы не вызывать претензий у соседей по поводу расхода воды. Иллюминировали елочку.
Все это раздражало соседей: чего это Ивановы живут, не как все? Аккуратность палисада резала глаз – по контрасту с неряшливостью и неблагоустройством двора. Существование садика грозило самовольно поставленным сараям. И началась его осада. И тут пришла пора сообщить читателю одно обстоятельство, о котором прежде я умышленно молчал. Швецов и позже Тузов являлись все эти годы домкомами! Именно они выносили решение: выделить для палисада... лишь три квадратных метра земли. Они принимали решение о рубке деревьев и порче клумб... от имени домовой общественности.
Итак, одни люди украшали двор, сажали деревья, выращивали цветы, затратили море труда и личных небольших пенсионных средств, чтобы скворец поселился рядом, чтобы городской воздух стал чище, чтобы красота коснулась своей веткой всех – всех, потому что клен или тополь не могут быть моими или вашими.
Другие люди оставляли в палисаднике пустые водочные бутылки, поливали почву бензином, закапывали в клумбы падаль и, наконец, просто рубили и топтали деревья – не Ивановых, общее достояние.
Это уже не просто конфликт, вызванный взаимными обидами. Это, если хотите, две принципиальных позиции, два отношения к жизни, к людям, к самим себе.
Худой мир лучше доброй ссоры. Потерпевшие и подсудимые помирились – и это хорошо, это прямая заслуга суда. Но, думается, что нравственное воздействие процесса могло быть куда сильнее, если бы не умеющий говорить палисад нашел в суде своего защитника.
На днях я снова зашел во двор знакомого теперь дома. Десятки потревоженных воробьев нахально зашумели, замахали на меня крыльями. А двор тот же: стоят на прежнем месте «незаконные» сараи, кучей посредине двора свалены неразделанные дрова, дорожки не прочищены, а чуть протоптаны в снегу.
Нейтралитет. Долго ли он продлится? Поживем – увидим.