Период стабильного развития 1964–1985 гг.

Культура

Угрюмов А. Тающие сокровища / А.Угрюмов // Красный Север. – 1968. – 20 декабря.


Тающие сокровища

Что имеем – не храним, потеряем – плачем
Народная пословица

Может быть то, что происходит в родной мне Тарноге и о чем я хочу рассказать в этой статье, не типично для других районов области, тогда я заранее прошу прощения у читателей-соседей. Но когда сердце болит – молчать не велит.
Началось все с того, что о Тарноге узнали за пределами области. Лет пять или шесть тому назад приезжали к нам в район два москвича: писатель В.Солоухин и художник Глазунов. Погуляли они по нашим сосновым борам, поездили по деревням и сказали: «Весь ваш район – сплошной музей! Уникальный, удивительный!» А потом в журнале «Огонек» появилась их статья под броским заголовком – «Адрес красоты? Тотьма... Тарнога». Через год или два прилетела в Тарногу О.Фокина, наш северный соловушка, и пропела ныне широко известное «Кто на Тарногу?» А потом из ее стихотворения сделали песню «Возле Вологды» и московское радио да тысячи пластинок разнесли вместе с этой песней славу о наших местах по всему Союзу. Мы, конечно, благодарны и В.Солоухину, и И.Глазунову, и О.Фокиной за то, что, побывав у нас в гостях, они нас, хозяев, не изобидели, а добрым словом наш край, уехавши, помянули.
Стали мы после этого сами вокруг себя оглядываться и красоту отчих мест рассматривать: чего это мы до сих пор не замечали, что со стороны людям в глаза бросается. И увидели: верно, места у нас дивные поля широкие, холмы высокие, на холмах деревеньки стоят. Дома в тех деревнях ядреные, тесовыми крышами укрылись деревянным узорочьем украсились. В самом деле хорошо.
А местами эту красоту дополняют еще ажурные контуры часовенок и церковушек, построенных нашими предками. Точно точеные, точно умелой рукой в небо врезанные, виднеются эти храмы и храминки на небосклоне, когда едешь, например, из Заборья в Верховье, или подъезжаешь к Лохте, или забираешься в лесные суземы Баклаповской. Когда-то эти церковушки были рассадниками религиозного дурмана, но теперь они лет сорок как пустуют, и все поповское из них за этот срок повыдуло.
Теперь мы на них смотрим не как на культовые здания, а как на памятники народного строительного гения. Нас теперь, и старых и малых, восхищает, талантливость наших предков-кокшаров, которые в старину без специального образования, без подъемных кранов, без бульдозеров таких чудес настроили. Ведь надо было эти храминки сначала в голове создать, их ажурные контуры придумать. А потом топором да пилой из дерева выпилить-вырубить, бревнышко к бревнышку притесать, да собственными руками на огромную высоту все это затащить и там еще, на верхотуре, крест укрепить. И изнутри они были талантливо украшены: резьбой по дереву, картинами-иконами и прочими украшениями.
И на иконы у нас тоже трезвый взгляд стал вырабатываться. Мы на них стали не богов и святителей видеть, а картины, подобные тем, что на художественных вернисажах выставляются. Всматриваемся мы в эти картины и видим: все эти боги — вовсе и не боги, а живые люди, думающие, страдающие, радующиеся. И обличьем они на чужеземцев мало похожи – наши люди на них нарисованы, северные, русские люди, соседи и родичи безвестных наших маляров-иконописцев.
Рассмотрели мы оглядываясь, что у наших бабушек в сундуках да на поветях несметные богатства лежат и, что кое-чем и дедушки наши дорогим и красивым владеют. Увидели мы там прялки резные да раскрашенные, трепала с зеркальцами да бубенчиками, деревянные миски-ладки, туеса берестяные, пестери, лапти, солоницы и налопатники лычаные. В сараях заметили дуги праздничные, хомуты со шлеями, медными бляхами утыканные, сани расписные. Правда, меньше всего этого у нас теперь стало раньше больше было.
Хорошо поразмыслив, поняли, что даже простые, ничем не украшенные сохи и бороны-суковатки, серпы, косы, ухваты и хлебные лопаты – и это памятники огромной ценности.
А шелковые полушалки! А вышитые женские и мужские рубахи, сарафаны домотканые, борушки парчовые, кошули с серебряными или медными пуговицами! Да разве все перечислишь! И каждая вещь одна другой краше! (Раньше их по узорам определили, где и кем что сшито-вышито: в Озерках или у Спаса, в Маркуше или на Илезе). Одним словом, после того, как добрые люди нам на нашу красоту указали, поняли мы, что и верно, край наш чудесен и сказочно богат. За такую науку – земной поклон им от нас.
Но нет, говорят, не только худа без добра, но и добра без худа. Поехали к нам с той поры гости-туристы и стало наше богатство сначала понемногу, а потом все быстрее и быстрее таять, из района уплывать.
Сначала ехали к нам смельчаки-одиночки потом пошли группочкамп в два-три человека, а в последний год-два стайками по пятнадцать-двадцать человек зараз. Едут в Тарногу и москвичи, и ленинградцы, и иных краев представители. Люди они тихие, милые, но цепкие. Ни один из них не уезжает от нас без «сувенира». Сначала наши церковушки и часовенки поободрали, потом по деревням пошли. Придут к старушке-колхознице, уговорят, улестят ее, а та по доброте крестьянской «за так» старинную икону или резную прялку им отдаст. Ведь, по словам приезжих, все это в наш век тарножанам ни к чему, а вот им, городским, без этих «безделушек» жить никак нельзя.
И верно, нельзя: в городах теперь мода на старинные вещи появилась. В новых квартирах лапотки в простенки весят, стены иконами украшают. Добро, было бы, несли бы во всем этом украшатели квартир толк понимали, а часто цепляют эти «сувениры» на стены из-за того только, чтобы от соседей да от знакомых не отстать.
И, знаете, приобретя по дешевке уникальную вещицу, «гости» наши не только угрызения совести не чувствуют, а еще друг перед другом похваляются и нас кокшаров-тарножан чудаками зовут. А мне такое поведение, откровенно говоря напоминает сцены, какие в прошлом веке можно было увидеть где-нибудь в Полинезии, когда приезжие европейцы у аборигенов за цветные стеклышки ценнейшие вещи выменивали. Знаю, что грубо это сравнение: но честное слово, правильно.
Некоторые из туристов-скупщиков в спор с нами вступают, говорят: «Зачем вам, живущим в таежной глуши, такие ценности втуне хранить?» И верно, на первый взгляд, как будто не для чего. А если глубже в вопрос вникнуть – есть в этой бережливости нужда, и большая. Ведь каждая вещь бывает особенно хороша на своем месте. Так и наши уникальные крестьянские поделки в городе они безделушки, а в наших избах – истинное украшение.
Пройдет время, изменится совсем облик наших тарногских деревень: вырастут двух-трехэтажные дома в колхозных поселках засветятся экраны телевизоров в квартирах хлебопашцев. Вырастут дети, которые не только что сохи, так и одноконного плута знать не будут, не говоря уже о трепале или веретене. Вот тогда-то и нужны будут нам самим все эти бабушкины и дедушкины реликвии: на семейном празднике показать их молодежи, рассказать, как их предки жили, чем работали, какую красоту умели своими руками сделать.
И тогда к нам туристы приедут. И не только свои, советские, но и иностранцев сюда заносить будет. Спросят они нас, чем славна была древняя Кокшеньга-Тарнога, а мы и вынем им из самых современных шифоньеров старинные вещи или со стен лычаные лапотки снимем: смотрите, мол, и удивляйтесь! Ежели купить захотят, скажем: не продается! Реликвия, о предках память. Мы ведь не Иваны, не помнящие родства.
Это, конечно, в том случае возможно будет, если мы своих богатств нынче, в эти годы, не растранжирим, не раздадим пяти-минутным знакомым. А если упустим их не побережем, то голенькой, снивелированной «среднеевропейской» будет выглядеть наша Тарнога через четверть века.
Что же все-таки сделать, чтобы не скудели наши уникальные коллекции? Ведь доброты крестьянской в один заход не переделаешь (да и переделывать ее не след), этикетку с настоящей ценой на каждую прялку или борушку не наклеишь. Мы на месте, конечно, кое-что уже предпринимаем: разъясняем ценность старинных вещей, лекции читаем, беседы ведем, по радио выступаем, в местной газете статьи публикуем.
Нам думается, следует за эту проблему и органам власти взяться. Есть, говорят, решение облисполкома, которым запрещается из глубинных районов вывозить уникальные экспонаты, представляющие собой памятники истории и культуры, без особого на каждый такой предмет разрешения местных властей. Если такое решение есть, то надо его в действие пустить: строго-настрого приказать райсоветам и сельсоветам ни одного скупающего или собирающего безденежно утварь и иконы без проверки с ворохом этого добра из наших мест не выпускать, это, на наш взгляд, не будет нарушением ни конституции, ни демократии: ведь все это музейные ценности, а весь наш Север – своеобразный музей. Из музеев же выносить вещи без разрешения начальства не полагается. А выносящих не спрося — за руку берут и вещи вернуть предлагают:
В начале этой статьи я сомнения высказал может быть, такая проблема только в нашем районе возникает? Но мне кажется не только: утекают ценнейшие реликвии и из Тотемского, и из Велико-Устюгского, и из Никольского, и из иных районов области. И стоит нам сообща этот вопрос на страницах нашей областной газеты обсудить. К этому я и призываю ее читателей, периферийных и городских. Пусть в споре родится истина.
Ну, а чтобы сувениры все-таки можно было во время туристских поездок по Вологодчине приобрести, надо быстрее и энергичнее наладить их повсеместное производство: найти мастеров, которые и прялку вырезать могут, и лапти сплетут, и туесочек изготовят, приставить к этим мастерам молодых помощников, назначить цены хорошие за все эти вещи, чтобы труд этих художников-ремесленников оправдался бы, и все встанет на свое место. Семейные реликвии в целости останутся, и туристы с сувенирами в города поедут. Одним словом, художественный «бизнес» организовать надо. И слова, такого «буржуазного» не надо бояться. Но это уже, наверное, дело управления местной промышленности и кооперации. И партийных органов, безусловно.

А. Угрюмов,
заслуженный учитель школы РСФСР,
с. Тарногский Городок.