Правосудие и охрана правопорядка

Горов Л. Ватные плечи «сильных» мальчиков / Л.Горов // Вологодский комсомолец. – 1965. – 10 декабря.

---

Ватные плечи «сильных» мальчиков

– Встать! Суд идет!
И встанет Толька Домшаров.
А было все так. Семь одиннадцатиклассников собрались отметить праздник. Много выпили, затеяли драку с соседскими парнями, и когда от крепкого удара у Тольки перед глазами поплыли разноцветные круги, он вынул нож.
Шестеро пройдут как свидетели – Анатолий Левицкий, Михаил Жадинский, Александр Корнилов, Владимир Шабалов из 11 «Б» и Александр Кушнырев, Владимир Пономарев из 11 «А».
А рядом с седьмым будет стоять конвойный.
Самый виновный – не всегда самый плохой. В школе Тольку считали правильным парнем. Не укладывается у ребят в голове, что Домшаров мог ударить человека ножом. Любой другой из этой семерки – да, мог. Кроме Тольки, и да еще, пожалуй, Володи Шабалова.
И все-таки Домшарова вместе с Левицким и Корниловым исключили из школы единогласно на комсомольском собрании одиннадцатых классов. Директор школы Татьяна Федоровна Медведева долго не решалась подписать приказ об исключении. Она советовалась с ребятами.
– Ребята поймут, – сказал Володя Петровцев, – они ведь знают Тольку. Он просто в чужом пиру-похмелье.
– Нет, не поймут ребята, – сказала Наташа Булатова, секретарь школьной комсомольской организации, – такие вещи не прощаются. И потом, Татьяна Федоровна, ведь это же страшное «ЧП» для всей школы – чтобы такое случилось у нас!
Приказ был подписан. А что случилось – еще предстояло разобраться.
И вот семеро становятся перед классом и стараются спрятать глаза, и кто прямо, а кто юля и выкручиваясь, рассказывают...
Собрались у Тольки Левицкого – у него и прежде собирались. Пили водку и спирт: отец Левицкого – врач, у них всегда дома спирт есть, и мы не раз угощались. Нам казалось, что с водкой праздник веселее. Вообще мы уже взрослые. Пономарев, Кушнырев, Левицкий, например, захаживали в общежитие пединститута, там тоже пили. Ножи вытачивали сами и брали с собой на всякий случай.
Собственно, о многом комсомольцы знали и раньше. Эти парни давно снискали славу «сильных мальчиков», им не раз попадало на школьных собраниях, им говорили в лицо неприятные слова,  и девочки гневно возмущались, а ребята иногда в душе завидовали: во дают! А виновники разговоров каялись и назавтра снова ходили гоголем и шепотом делились впечатлениями, – «вчера посидели на хате, такие чувихи были!».
Да, все это знали, но никак не ждали такой драматической развязки. И вот теперь накипело, и обида, и боль, и стыд-все вылилось в резкие и справедливые слова на комсомольском собрании.
МОСКВИН: Есть драки честные и нечестные. Если мне кто-то преградит дорогу и не будет пропускать, я ему дам в зубы, но применить нож – никогда!
ЕГОРОВА: Левицкий подлец во всех отношениях. Главное – противно смотреть, как он выкручивается. А Корнилов? Как можно говорить возвышенные слова, цитировать Маркса, произносить, что «Человек-это звучит гордо», и быть в душе таким…
ЛЕВИЧЕВА: То, что мы узнали о Кушныреве, как он говорит о женщинах, это грязно. Мне мерзко сидеть рядом с Кушныревым.
ВЯЗНОВ: Особое отвращение вызывает во мне Пономарев. Когда все дрались, он в стороне стоял и потом скрыл, что был вместе со всеми у Левицкого. Пономарев – самый настоящий жук, он и сейчас не чувствует себя виноватым, а просто притворяется...
Это было не просто обсуждение провинившихся. Это был бой, где «точки зрения – как точки в бою огневые». Выяснялись не просто обстоятельства драки. Класс выяснял: «Как вы стали такими»?
Может быть, в другой какой-нибудь школе подобный случай не переживался бы так болезненно. Ну, обсудили бы, осудили, проголосовали. В конце концов, мальчишки не застрахованы от драк.
Но в тринадцатой старшеклассники привыкли мыслить самостоятельно и знают, что случайностей не бывает. Или, на языке философии, случайность – есть проявление закономерности.
А во всей этой истории определенно была какая-то закономерность, страшная своей неестественностью. Ведь как просто – ну, выпили, ну, пошли к девочкам, ну, прихватили нож... Какое-то омертвение души. Оно началось не вчера и не сегодня. Значительно раньше. Может быть, несколько лет назад, когда впервые родители Анатолия Левицкого ушли из школы, рассерженные и обиженные... на преподавателей. Они не могли представить, что их Толик способен совершить что-то предосудительное.
А Толик хорошо знал своих родителей, или, как он их называл, предков. И Толик усвоил, что можно удобно жить – нужно лишь одно скрыть, другое переиначить. Толик научился лгать.
Комсомольцы пригласили на свое собрание Левицкого-отца. Он струсил, не пришел. А жаль. И он, и другие родители узнали бы много поучительного. И было бы горько и стыдно взрослым – принять обоснованный упрек от подростков, родителям – от детей.
Как часто мы не задумываемся, какая это ржа-ложь. Так немного – понять, что папа может достать спирт, который должен бы выдаваться в строгих дозах под строгие расписки. Что легко рассказать похабную историйку про знакомую девчонку, переложив последний домашний скандал, – и будешь ходить в героях. Что удобнее всего промолчать – и останешься в стороне...
Родители учили своих детей лицемерию. Нет, они, наверное, не хотели этого, они хотели своим детям счастья...
А ложь действовала на ребят, как водка – оглушала. Ребята становились равнодушными, научились приспособляться – гладко писать сочинения, бойко отвечать на уроках обществоведения..,
Когда каждый день видишь человека, привыкаешь к нему, что-то прощаешь, другого просто не замечаешь. «Великолепную семерку» (исключая разве только Домшарова) не любили в школе. Почему? – да как-то так, просто не любили. А сейчас, после «ЧП», ребята вспоминают.
Левицкий мог часами говорить о том, как у них обставлена квартира, или какую отличную бразильскую рубашку привез отец из Ленинграда. А Сашка Кушнырев отпускал такие двусмысленности на литературе, что учительница краснела. А Пономарев всегда вертелся, как уж, прятался за спины товарищей. А Корнилов пил водку, не стесняясь присутствия педагогов...
И в сознании одиннадцатиклассников все эти такие разные факты, как нити света в фокусе, сходились в одном выводе: семерка – люди с двойным дном, их нельзя простить. И когда пришло время голосовать, все поднятые руки были за исключение.
Конечно, легче быть судьями и защитниками, и труднее заглянуть в себя и задать себе вопрос: почему все-таки родители, улица оказались сиьнее школы? Для этого нужно  гражданское мужество и... время.
Постепенно гнев уступал место раздумьям. Жалко ребят. Всех жалко – даже Левицкого. Не какие-то они все-таки безнадежные люди. У Левицкого, например, достаточный запас юмора и умелые руки: он сам сделал что-то подобное автомашине, и это сооружение с мотором от бензопилы резво бегало по улицам, восхищая окрестную малышню. А Миша Жадинский? – его не исключили, он сам пришел к Татьяне Федоровне и сказал, что все понимает, стыдно учителям и ребятам в глаза глядеть, столько с ним возились, и ушел из школы. А когда были в колхозе, он же и Саша Корнилов вышли в ночь, чтобы отработать за одного симулянта, Решетова...
И вот появляется первая мысль – её высказала Света Праслова, комсорг 11 «Б»: «Наверно, мы все-таки слишком оторваны от жизни».
И вторая мысль, она принадлежит Ире Егоровой: «У нас хорошие, славные ребята и девушки. Но мы еще плохие бойцы. Может, хорошие люди есть, а хорошего коллектива нет?».
И вот выпускники начинают анализировать свою деятельность в школе: «огоньки», пресс-конференции, полит-бои, танцевальные занятия... Все это было интересно, увлекательно, полезно – для самих себя. Проводили политинформации – и никогда не спорили, просто принимали к сведению. Учились танцевать, хотя ни на одной площадке этих танцев даже играть не умеют. Собирая металлолом, возмущались, но ни разу не попробовали выступить и сказать: «Не дело выпускников собирать керосинки, мы можем пригодиться на что-то более полезное». Не говорили, но и керосинок не собирали, соглашались на обман.
А жизнь – куда более сложная и противоречивая, чем в школе, – бурлила за окнами классов. И чтобы выработать свое отношение к ней, к этой жизни, мало развлекать себя, мало заучивать, что такое хорошо, надо бы еще и учиться бороться с плохим.
– Случившееся «ЧП» – урок, – говорили комсомольцы на собраниях. – Урок всем. Нам. Тем, кого исключили, – они сейчас очень переживают, начинают относиться к жизни и к себе строже, работают, они станут людьми. Тем, кто учится сейчас в восьмом, седьмом. Родителям, наконец.
Все правильно. Но горько, что за урок заплачено слишком дорогой ценой: когда шестеро будут давать показания, рядом с седьмым встанет конвойный...

Л.Горов, наш корр.
г. Вологда.