Художественная жизнь

Зайцева С. Сцены из районной жизни / С.Зайцева // Вологодский комсомолец. – 1984. – 25 марта.

Сцены из районной жизни

Почему-то легко представляется, как жилось старшему следователю прокуратуры Борису в его первый год работы в. небольшом райцентре. Как ему, человеку городскому, очень юному, со свежим дипломом в кармане, с четкими и идеально правильными представлениями о своей работе, трудно было войти в неторопливую, размеренную, основанную на многолетней притертости друг к другу жизнь района. Здесь все, в лучшем случае, по имени-отчеству, а то и просто Ванюши, Машки, Семеновичи, здесь все – или сваты, или кумовья, или из одной деревни – какая-нибудь родня да знакомство обязательно найдутся. Или рыбачат вместе, или охотники, грибники... Сколько раз страдал Борис от недоверчивых взглядов – «молодой больно, зеленый», «что ты понимаешь в нашей жизни: у вас в книжках одно, – а у нас – своей. Сколько раз его обрывали, указывали на место, приказывали не лезть не в свои дела. А он видел и не мог не видеть, что необоснованно прекратил одно дело, что, посовещавшись в «своем» кругу, решила не возбуждать другое, что а область ушла блестящая справка, не соответствующая действительному положению дел. Видел, что «иному ничего не стоит запустить руку в государственный карман». Он хватает вора за руку, а за него ходатайствуют: исправится, дело не возбуждать. Борис знает, сколько погибает людей в районе каждый месяц от дорожных происшествий, пьянства, сколько людей калечатся, получают производственные травмы — опять пьянство. И видит, что никто не хочет за это отвечать, всегда найдутся причины, чтобы спустить с рук разгильдяйство, оправдать расхлябанности, безответственность. У молодого стража закона постепенно создается впечатление, что каждый маломальский руководитель – опытнейший лоцман, который всегда найдет путь, чтобы обойти подводные рифы закона. И за опытность, сноровку эту его еще ценят.
Человек искренний и горячий, Борис, конечно, не раз пытался сказать обо всем этом, но его тоже совершенно искренне не понимали. Дорогой товарищ, о чем ты говоришь, подожди со своим законом закон никуда не денется, а у нас – уборочная, сев, дом сдаем, на комплексе работать некому. Это — лучшее хозяйство, то и так отстающее, этот – молодой специалист, тому до пенсии два года осталось, – нет, уж сейчас никак нельзя! Недаром Борис почти в отчаянии восклицает: «Панибратство и блат всегда предшествуют преступлению. Для многих закон – пустой звук, даже не замечают. Как будто законы созданы для кого-то другого».
И вот Борис, избавившись на месяц от непосредственной опеки начальства, получив независимость и самостоятельность, с самонадеянностью и апломбом юности решает за этот короткий срок научить людей «уважать законы, элементарные правила», доказать, что не все дозволено... даже если ты — лучший комбайнер и в разгаре уборочная. Потому что первое дело, которое молодой следователь возбуждает по собственному решению, — дело о хулиганстве механизатора Кости Смагина.
Легко представить, как жил до этого момента Костя Смагин. Без особых забот и проблем, без мучительных самокопаний и неразрешенных вопросов. Все, что Бориса удивляло, раздражало, мучило – для Кости было самой родной, привычной атмосферой существования. В ситуации «сцены из районной жизни», он, как рыба в воде – добрый, покладистый, добродушный. Умеет и любит работать, сколько надо, столько времени и проведет за штурвалом комбайна, ночью жать будет, если потребуется...
А потом? Бывает, что и вернется домой с поллитрой в кармане, опустошит ее, не дожидаясь ужина. И уже достаточно неосторожного слова, взгляда, любой случайности, чтобы загрубевшие от штурвала руки Смагина схватили топор. Прячутся соседи за тесовые ворота. Кто рискнет встать пьяному поперек дороги? Пусть уж лучше ворота ломает... Ворота, что ж – починить можно. Сам же, кстати, наутро, виноватясь, починит. Но сейчас, когда он с топором, разговаривать с ним не стоит.
Вот с такими героями, Борисом и Костей, знакомимся мы в пьесе Василия Белова «По 206-й...» и в спектакле областного драматического театра, который поставил народный артист РСФСР А.В. Семенов, оформил А.Баканов.
Драматург и театр словно исследуют отношение к закону и исполнителю закона со стороны всех, кто каким-то образом заинтересовался судьбой Кости. Практикантка Тоня (М.Боброва), на основании фельетона которой возбуждено дело, называет служебные действия Бориса подлостью и низостью; председатель колхоза (Н.Чигасов) стучит в кабинете у следователя кулаком по столу и требует ни больше ни меньше – немедленно отпустить арестованного; начальник милиции «по-дружески» советует прекратить дело, чтобы «не сломать себе шею», а секретарь райкома уже не советует, а приказывает, а когда заупрямившийся следователь не подчиняется, называет его кретином и выгоняет из кабинета. В довершение этой картины раздается звонок из областной прокуратуры (по просьбе знакомого журналиста), и опять крики, угрозы, требования, приказы...
Можно только посочувствовать тому мужеству и стойкости, с которыми выдерживает этот грозный натиск молодой следователь. Его играет аргист Вадим Райкин.
Несомненное достоинство образа, созданного артистом, в том, что его Борис не бюрократ и буквоед, неуязвимый в броне служебного мундира. Нет, он переживает сложившуюся конфликтную ситуацию гораздо острее, эмоциональнее и драматичнее, чем даже защитники Смагина. Он так искренне, так горячо пытается доказать свою правоту, так страдает от всеобщего осуждения, своей эмоциональной открытости, незащищенности. Нет, он не отгораживается глухой стеной закона от людей, он рад случаю и повсюду доказывает, объясняет, втолковывает свою позицию, свое профессиональное и гражданское понимание сложившейся ситуации. А на него опять кричат... Особенно выразительна сцена у секретаря райкома (нар. арт. РСФСР В. Сафронов). За неторопливым сначала и вежливым разговором секретаря райкома чувствуется непоколебимая властность многолетнего хозяина района. Как же трудно, а этом кабинете герою В.Райкина сохранить свое достоинство, верность самому себе. Но он страдает не только за себя. Ему тяжело и стыдно за хозяина кабинета, за его грубое, недостойное поведение. Удивительная вещь! Там, где бы себе посочувствовать, себя пожалеть, он, почти мальчишка, считает себя ответственным за слова и поступки человека куда старше, опытнее его самого. Вот эта готовность и стремление – чувствовать себя ответственным за все, что делается вокруг – на службе, в работе, в стране – особенно дорога в герое В.Райкина. Эта боль и ощущение личной сопричастности к самым «кричащими проблема» дня, немедленное желание что-то предпринять, сделать самому, не дожидаясь директивы сверху, — ведь это именно то, что мы бы хотели видеть в нашем молодом поколении, это, если хотите, активная жизненная позиция.
С неподдельной болью самым искренним гневом восклицает он про то, с чем сталкивается на работе слишком часто: «Ничего не сделал, почему не выучился, но ему уже все дозволено. Между молоком матери и алкоголем – никакой дистанции. Учиться лень, работать тоже. Сколько можно так жить? Стыдно!». Вот это «стыдно» дорогого стоит. Борису недостаточно того, что сам он может считать себя непогрешимым, порядочным человеком. Он не может самодовольно упиваться своей порядочностью, когда рядом «безобразий уйма». И как человек умный и проницательный понимает, что, заведя дело на Смагина, он свою борьбу с «безобразиями», конечно, начал, но начал не с самого главного. Костю можно наказать, и еще десяток таких Смагиных привлечь и по указу, и по статье, но что толку говорить им о культуре человеческих отношений, о том, что хулиганство и пьянство отвратительны, что своими действиями они унижают и оскорбляют беззащитных людей, если секретарь райкома (I) только что интеллигентно рассуждавший с корреспондентом о понятиях патриархальности, поэзии Некрасова и признаках духовного здоровья личности, позволяет себе орать на рассердившего его подчиненного: «Кретин! Вон из кабинета!».
Наверное, это составляет главный предмет мучительных раздумий Бориса, склонившегося над папкой с делом Смагина: передавать ее в суд или нет?
А что же Смагин, отсидевший горячий страдный денек в КПЗ в безделье и тягостных раздумиях? Были ли Оми, раздумья, и к каким выводам привели Костю Смагина, не юношу уже, отца, между прочим, троих детей? Стыдно и больно ему, как Борису, или только хочется домой? 3. а. РСФСР Е.Валуев относится к своему герою с явной любовью и симпатией. Да и зрителям нравится этот незлобивый, покладистый, стеснительный Костя. Ему вроде как-то и не ловко, что вокруг него такая канитель закрутилась, столько людей им одним заняты. Неловко – Да. Неприятно? – Конечно. Вообще, нелепо как-то все получилось... Комбайн, опять же, простаивает. Но – не трагично! Драматически воспринять ситуацию Костя, кажется, не способен, последствий ее не представляет. Нет, он понимает – могут посадить. Но, кажется, даже и это его не очень расстраивает: «И отсижу, если заслужил. Чего канитель разводить». Ох уж эта простота и неприхотливость, полнейшая необеспокоенность собой, своими делами. Посадят – будет честно, так же добросовестно, как на комбайне, работать и незлобивость, и добродушие свое даже сохранит, и нежелание или неумение задуматься над своей судьбой – тоже... Ведь последнее – та же канитель в его представлении. Костя Смагин, он везде Костя Смагин – душа парень, приятнейший человек, пока не прозвучит глас судьбы: «У тебя стаканчик есть?». Стаканчик у Кости всегда найдется, даже через час после суда, только что вынесшего условное наказание за хулиганские действия в нетрезвом состоянии.
...В пьесе Василия Белова слились и любовь, и тоска, и боль, возмущение и сострадание, – какой смерч эмоций вокруг фигуры лучшего комбайнера района Смагина, какой шквал страстей. А он стоит, невозмутимый, улыбающийся как ребенок, – «мне бы домой до суда»... Вроде и нет ему дела до авторских и зрительских волнений.
Пьеса Василия Белова получила на сцене Вологодского театра очень бережное, можно сказать, трепетное, любовное воплощение. И если даже не все удалось режиссеру и актерам, то это, пожалуй, искупается тем художническим и человеческим волнением, с которым театр отнесся к острым, злободневным проблемам, поднятым пьесой. И все же – чересчур картинно и постановочно начало спектакля, как-то уж очень расплывчата, не сакцентирована сцена пьяного Костиного разгула. (Из-за того, что играет Е. Валуев, может быть, действительно не стоило огород городить и за ворота прятаться) – уж больно смирен и обаятелен «хулиган». В таком состоянии, вроде, и за топор не стоит хвататься, не тот момент. А сцена эта очень важна, потому что впечатление от нее накладывается в сознании зрителя на оценку всего происходящего в спектакле.
Зритель должен увидеть бесчинствующего Костю, чтобы осознать пропасть, разделяющую Костю с топором и Костю на комбайне, и понять легкость, с которой эта пропасть преодолевается. В один момент. Нашелся бы       стаканчик.
Что это страшная легкость, что Костина улыбчивость и покладистость зыбки и ненадежны. Хотя очень обаятельны!
Несколько театрально в очень органичной, естественно живой ткани спектакля выглядит бабушка Секлетинья (Л.Дунец) и особенно ее «дуэт» с практиканткой Тоней. Не хватает легкости, изящества и исполнительнице роли Тони (М.Боброва). Она действует уж очень впрямую, будь то разговор с председателем, лирическая сцена с Борисом или сцена в суде.
Спектаклю, несомненно, интересному, живому, острому предстоит еще набирать дыхание, расти, взрослеть и мужать. Возможно, зритель, пришедший на десятый и одиннадцатый спектакль, увидит произведение более стройное и совершенное, лишенное тех недостатков, о которых говорилось выше.
Пока же можно сказать: вологжане получили хороший подарок – интересный спектакль по пьесе своего земляка и любимого писателя В. Белова. Спектакль, которому предстоит долгая творческая биография.

С.Зайцева.