Правосудие и охрана правопорядка

Волков Н. Знакомые мистера Кларка / Н.Волков // Красный Север. – 1965. – 3 сентября.

Знакомые мистера Кларка

Вдоль извилистой кромки пляжа чуть слышно шелестели уставшие волны, откуда-то из далекой гавани доносился призывный гудок сирены теплохода.
Прислушиваясь к нему, Борис Петрович остановился, задумался. «Скоро вот также раздастся сигнал отходящего поезда и – прощай юг. Осталась еще неделя – одна неделя отпуска, а там снова родной грустноватый север, работа...». Уваров глубоко вдохнул припахивающий морской водой воздух и уже на ходу начал припоминать, какие дела ждут его дома... Пока он был в санатории, цех, видимо, достроили. Ему придется срочно готовить закладку фундамента нового объекта, но не задержат ли проектировщики? Ведь чертежей, кажется, до сих пор нет...
Борис Петрович свернул на знакомую тропинку, но не успел сделать и десятка шагов, как путь ему преградил высокий мужчина лет сорока. Он широко раскинул руки, словно собираясь поймать кого-то, и с иностранным акцентом воскликнул:
– Зачшем так много думайт, хосподин Уваров! Ви ест не на слюж6а...
Уваров вздрогнул от неожиданности, остановился. А незнакомец подошел ближе, протянул руку:
– Здравствуйте! Не узнаете? Я – мистер Кларк…
Борис Петрович несколько мгновений стоял, напрягая память, потом неловко улыбнулся:
– Да, да, мистер Кларк! Как же, помню, помню. Вот уж не ожидал...
Они обменялись рукопожатиями и пошли по аллее сквера.
...Разошлись друзья около полуночи. Осторожно, стараясь не разбудить товарища по комнате, Уваров разделся и лег в кровать, все еще думая о встрече. Они познакомились год тому назад в индийском городе Бхилаи. В составе группы советских специалистов Борис Петрович тогда работал там на строительстве металлургического завода. В городе было много англичан. Одни занимались торговлей, другие находились на службе при фирмах и в администрации строящегося предприятия. Уварову приходилось с Мартином Кларком решать вопросы, связанные с обеспечением стройки технической документацией, так как он являлся, пожалуй, единственным инженером в управлении, знавшим русский язык. Но это были встречи чисто делового характера, и Борис Петрович мало знал Мартина.
Сблизило их одно непредвиденное обстоятельство. Как-то раз Уваров вместе с Кларком зашел в магазин, чтобы купить жене подарок. Трое советских инженеров уезжали на родину, и Борис Петрович хотел с ними послать домой какой-нибудь индийский сувенир. Облюбовав вещь, он справился о ее цене, но с горечью обнаружил, что у него не хватает несколько рупий. Придется ехать домой.
– Я скоро вернусь, – сказал Уваров содержателю магазина.
– Зачем напрасно тратить время? – обратился к нему Кларк. – Я вам одолжу деньги, а рассчитаться мы всегда успеем... Он вынул портмоне и с готовностью открыл его перед Борисом Петровичем..
После этого Кларк стал чаще встречаться с Уваровым. В свободное время Мартин заглядывал на участок, где работали советские строители, советовался с Борисом Петровичем, иногда старался оказать ему помощь. По вечерам и в выходные дни инженеры часами просиживали за шахматами или бродили по городу. Кларк жил в Бхилаи с семьей и не раз приглашал русского коллегу на чашку кофе. Борис Петрович заочно познакомил Мартина со своей женой Ксенией Николаевной и дочкой – восьмиклассницей Ритой, рассказывал о своем увлечении охотой.
Кларка интересовали образ жизни советских людей, взаимоотношения между руководителями учреждений фабрик и заводов, с рядовыми рабочими, система народного образования и организация медицинского обслуживания населения. Одним словом, собеседник проявлял живейший интерес к жизни нашей страны и, как он признался, имеет огромное желание приехать в Советский Союз, чтобы посмотреть всё своими глазами. Любознательность Кларка Борис Петрович считал вполне оправданной, поэтому на все вопросы старался отвечать как можно подробнее.
Некоторое недоумение вызывало лишь то, что в разговоре Мартин не любил задевать вопросов международной политики и в особенности взаимоотношений между Советским Союзом и Великобританией. Если эта тема возникала из предыдущего разговора, он обычно отмахивался:
– Давайте поговорим о другом. Я – инженер, а не дипломат, меня политика не интересует...
Уваров тоже не навязывал ему своих мнений.
Настало время уезжать на родину и Борису Петровичу. Друзья обменялись адресами, обещали поддерживать переписку. Особенно настаивал на продолжении связи Кларк. Он объяснял это тем, что с увлечением изучает русский язык, знакомит с ним своих дочек и очень желал бы получать из Советского Союза письма, с удовольствием бы отвечал па них. Мартин сдержал свое слово. Не успел Уваров приехать домой, как вслед за ним от Кларка пришло письмо. Борис Петрович ответил на него и вскоре получил второе.
Кажется, через полгода Кларк уехал в Англию. С той поры переписка прекратилась.
И вот новая встреча. Рад ли ей Борис Петрович? Да, ему было приятно увидеть на родной земле этого корректного и, как ему казалось, весьма дружественного чужестранца. В его памяти вновь воскресли знойные улицы Бхилаи, стройка, индийские друзья... Уваров долго расспрашивал гостя о делах фирмы, интересовался ходом работ на сооружении завода (оказывается, Кларк вновь недавно побывал в Бхилаи), просил рассказать, о семье и успехах детей в изучении русского языка.
– Все хорошо, очшен хорошо, – широко улыбался Мартин. – Только я стал плохо говорит по-русски: у
нас на заводе не с кем. Теперь я опьят все вспомню... Вы мне поможете, хосподин Уваров...
Всю последнюю неделю, отпуска Борис Петрович провел в обществе Мартина. С утра до позднего вечера они бродили по побережью, иногда поднимались в горы и оттуда любовались морем. Два раза ездили на экскурсии. Кларк был в восторге. Он уверял, что такой прелести, как Крым, еще не видел. Ему хотелось все запомнить, запечатлеть, он даже кое-что записывал в блокнот, и как жаль, что второпях забыл дома фотоаппарат!
Уваров с готовностью фотографировал Мартина в самых различных уголках побережья, но больше всего английский турист любил позировать на фоне моря и прибрежных скал.
– О! для меня это такая память!– восклицал Кларк всякий раз, когда русский коллега наводил на него объектив фотоаппарата.
Фотографировал и Мартин Уварова.
– Ви будете моим самым дорогим гостем в доме, ваш портрет я покажу всем знакомым...
Накануне отъезда Бориса Петровича Кларк попросил:
– Если вас не затруднит, напишите мне адрес на конверте. Видите ли, в одном городе Краснодарского края живьет мой очшен хороший друг Константин Сергеевич Ободов. Несколько лет назад он тоже был в Бхилаи и учил там русских ребьят... Ободов – ботаник, прекрасный чшеловек. Мы с ним хорошо проводили времья, а когда он уезжал, оставил, мне свой адрес. Правда, я ему еще не писал и вот теперь хочу сообщить, что приезжал в Советский Союз, в Крым... Я вам могу прочитать это письмо, а вы поправьте ошибки...
Мартин писал Ободову о том, как чудесно проводит свой отпуск на Черном море и ему не хочется думать о том, что через двадцать дней кончается срок путевки... После описания всяких других подробностей о своем пребывании на юге Кларк сообщал, что здесь он встретил своего старого друга господина Уварова, «такого же приятного, как и ви, Константин Сергеевич...».
– Это уже лишнее, – смущенно заметил Уваров. – Зачем расхваливать незнакомого человека...
– Нет, нет, Борьис Петрович, перебил его Мартин. – Я хочу, чтобы он знал вас то, что вы – мой друг. А познакомиться всегда можно. Я могу вам помочь... Не надо бояться узнать лишнего хорошего человека, он может пригодиться...
– Я не боюсь, – ответил Уваров, – но удобно ли это? И по настоятельной просьбе Кларка согласился дать Ободову свой адрес.
В тот же день Мартин попросил Уварова отдать ему хотя бы одну из двух фотопленок, на которых есть его снимки.
– Чтобы вас не затрудняться обработаю ее, сделаю отпечатки и вышлю вам. То же сделаете и вы...
Борис Петрович вынул из чемодана кассету с отснятой пленкой и подал ее Кларку:
– Давайте разделим труд поровну. После отпуска не скоро выкроишь время, чтобы сделать столько отпечатков. Но, уговор: вы мне, я – вам.
– Да, да! – воскликнул Мартин.– Можете быть увьерен...
Уваров уезжал вечером. Несмотря на поздний час, мистер Кларк провожал его до самой-станции и все сожалел, что теперь ему будет скучно, даже в этом прекрасном уголке России. На прощанье он долго жал руку Бориса Петровича и с какой-то подчеркнутой уверенностью сказал:
– До свиданья. Я надеюсь, что и эта встреча была, не последней. Я знаю очшен хорошую русскую пословицу: гора с гором не сходится, а мы с вами еще увидимся...
Возвратившись домой, Уваров, как говорится, с головой ушел в работу. На стройке начался горячий предпусковой период химического цеха, а рядом с ним закладывался другой. Борису Петровичу пришлось срочно выехать в Ленинград для уточнения проектного, задания. В трудовой спешке быстро летели дни, недели и как-то совсем незаметно подкралась осень. Отрывая однажды листок календаря, Уваров вспомнил, что сегодня исполнилось ровно два месяца с тех пор, как он приехал из Крыма… За это время Кларк прислал Уварову два письма. В первом сообщал о делах на стройке завода, во втором прислал десятка полтора фотоснимков и писал, что скоро должен выехать в Великобританию...
«А я ему написал однажды, – укорил себя Борис Петрович. – И еще не собрался обработать пленку... Это уже не по-джентльменски». И в тот же вечер принялся за фотоснимки. Они получились довольно неплохие, если не считать их композиционного недостатка: мистер Кларк на всех кадрах сфотографирован в профиль справа. В анфас и слева он не позировал перед фотоаппаратом, так как на его левом виске резко обозначался шрам. Мартин говорил, что этот знак остался ему «на памьят» о бомбежке немцами их города, и не хотел видеть его на фотоснимках.
Одно письмо пришло и от нового знакомого – Ободова. В очень сдержанном тоне Константин Сергеевич сообщал кое-какие подробности о себе и намекал на то, что ему очень хотелось бы не терять связи с северным другом. Уваров ответил согласием на это предложение и, в свою очередь, просил также не забывать отвечать на письма.
Кажется, в конце сентября Борис Петрович получил с Кубани второе письмо. Преподаватель ботаники жаловался, что сильно занят уроками и не может выкроить время, чтобы поподробнее написать о своих делах. В заключение письма он, как бы между прочим, просил сделать ему небольшую услугу: «...У вас, на севере, сейчас стоит пушкинская пора «очей очарованье...» Мы, то есть ребята всех четырех классов, где я преподаю, знаем о ней лишь но книгам, а хотелось бы иметь более широкое представление. В первую очередь нас интересует природа – растительность ваших мест... Я был бы весьма благодарен вам, если бы вы прислали в школу посылочку с образцами местной фауны. Насколько мне известно, вы – охотник, большой, любитель природы. Если вам придется бывать в лесу, соберите там немного листьев с деревьев (можно даже опавших), кусочек мха и если еще есть – полевых цветов...».
В первый же выходной день Уваров отправился на охоту и возвратился домой с полным рюкзаком растительности. Надо полагать, как обрадовался Ободов, получив с севера посылку. Он тотчас перевел по почте деньги за ее отправку, а в письме Борису Петровичу выразил «сто спасиб» от себя и ребят. «Содержимое посылки, – писал он, – я использую, как прекрасный наглядный материал при изучении тем, а затем передам его в школьный уголок природы. Для нас это так ценно... И, если будет возможность, присылайте нам еще: я в долгу перед вами не останусь...».
Вскоре Борису Петровичу довелось побывать в подшефном колхозе, где бригада строительного управления закладывала фундаменты механической мастерской и скотного двора. На обратном пути Уваров остановил машину в лесу с, намерением часок – другой побродить в поисках рябчиков. Не спеша шагая меж пожелтевших осин и берез, он изредка попискивал в манок, а затем останавливался, чтобы услышать ответное «тю-ить» серобокого обитателя чащи.
Рябцов было много, и Борис Петрович решил при первой же возможности приехать сюда с ружьем. Возвращаясь к газику, инженер наткнулся на полянку, сплошь заросшую брусникой. Сочные, уже перезревшие ягоды темно-красным ковром расстилались среди пней; и не было сил, чтобы отказать себе в удовольствии хотя бы немного пособирать их. «Жаль, кубанские ребята не увидят такой прелести!» – подумал Уваров и начал наполнять кепку ветками брусничника. Потом он сломал несколько кистей рябины, сорвал с кочки горсть «кукушкина киселя».
Так была собрана вторая посылка. Борис Петрович вложил, в нее записку, в которой сообщал ребятам, что все содержимое ее собрано примерено в полсотне километров севернее города.
И опять с Кубани пришел теплый, волнующий ответ. На сей раз писали пятиклассники. Они от души; благодарили своего северного друга и просили послать еще что-нибудь.
Наступила зима. Остекленели реки и озера, белым полымем загуляли, закружились свирепые вьюги. А к новому году ударили морозы. Борис Петрович с сожалением отмечал, что теперь, пожалуй, до весны не бывать в лесу, и подальше спрятал охотничье снаряжение.
А в лес сходить надо. Недавно от Ободова пришло письмо, в котором он просит прислать хотя бы пару веточек ели и сосны – ведь на Кубани хвойных деревьев не скоро найдешь...
Прочитав письмо, Уваров вспомнил мистера Кларка: переписывается ли он с ботаником? Последнюю весточку Борис Петрович от него получил месяца три назад – спустя довольно длительное время после того, как послал в Англию фотоснимки. Неужели Мартин обиделся на то, что Уваров долго задержал их?... Не напоминал о Кларке и Ободов, он ни в одном письме ни словом не обмолвился об их общем знакомом.
Но Уварову напомнили о Мартине. Произошло это при весьма неприятных обстоятельствах. Однажды Борису Петровичу позвонили из Комитета государственной безопасности и попросили зайти в седьмую комнату. Уваров долго ломал голову над столь загадочным приглашением, но так и не мог предположить, чем оно вызвано.
Его встретил мужчина средних лет. Он назвался Белозеровым, предложил кресло и словно давно знакомого, спросил:
– С ружьишком прогуляться не собираетесь? Погодка-то, кажется, помягче стала.
Не ожидавший такого, как ему показалось, праздного вопроса, Уваров пожал плечами:
– Пока – нет. Времени не хватает.
– Между прочим, вы давно послали последнюю посылку Константину Сергеевичу? Он ведь их всегда так ждёт…
Борис Петрович насторожился. Его крайне заинтересовало, почему этот любезный и предупредительный собеседник знает о переписке с Ободовым? И зачем ему это? Ведь в ней нет ничего такого, что могло бы интересовать органы госбезопасности. Тем не менее сотрудник повторил вопрос и Уварову пришлось отвечать:
– Да, послал. На прошлой неделе. Но что в этом особенного? Константин Сергеевич показывает их ребятам на уроках ботаники...
– Это, конечно, очень хорошо. Мы знаем, что Ободов использовал на занятиях присланные вами листья, мох, бруснику и все остальное. Но только ли для этого ему нужны образцы северной фауны?
– Не знаю.
– То-то оно и есть, что не знаете. – Голос Белозерова стал четче, строже и, как показалось Уварову, напряженнее. – Зато нам известно другое. – Он встал из-за стола, молча прошелся по комнате, потом остановился у окна.
– Вы давно знаете Ободова?
– С лета прошлого года.
– Встречались?
– Нет. Только переписывались И вот эти посылки...
– А ему, кроме них, ничего и не надо.
– В чем же дело, товарищ Белозёров? – Борис Петрович резко встал и попросил разрешения закурить.
Сотрудник кивнул головой и продолжил начатую мысль:
– Да, ему было вполне достаточно посылок. А теперь я скажу вам самое главное: Ободов является агентом иностранной разведки. Какой – для вас не имеет значения, но он разоблачен. Между, прочим, Константин Сергеевич попал на ваших цветочках...
В губах Уварова запрыгала папироса. Едва поборов волнение, он срывающимся голосом заговорил:
– Как же это так? Ведь присланные мною растения ему были нужны для занятий. Мне даже ребята сами писали...
– Очень печально, но факт, что в своих подлых целях Ободов использовал даже любознательность детей, наших школьников. – Белозеров снова зашагал по комнате, изредка бросая на Уварова укоризненный взгляд. – Но прежде, чем принести содержимое посылок в класс, Ободов с помощью специальных приборов определял, нет ли на присланной растительности повышенной радиоактивности и, таким образом, пытался узнать, нет ли поблизости от нашего города предприятий, вырабатывающих стратегическое сырье. Кстати сказать, такие доверчивые добряки, как вы, у него были в Сибири, Прибалтике и даже на Крайнем Севере...
Это – об Ободове. А что вы знаете о мистере Кларке?
Уварова словно обожгло:
– И он?... С Кларком я познакомился в Бхилаи. Потом встречался в Крыму… Он приезжал туда, как турист…
– Туристы бывают всякие... Большинство иностранцев приезжает к нам с добрыми намерениями, и мы принимаем их как гостей, доверяем им. Но... кое-кто посещает нашу страну с иной целью... – Белозеров подошел к столу, выдвинул ящик и извлек оттуда несколько фотокарточек:
– Это вы снимали?
Да, – чуть слышно ответил Уваров, всматриваясь в знакомые отпечатки. – Откуда они у вас?..
– Были изъяты у Ободова. Помимо всего прочего они предназначались для шантажа и запугивания намеченной жертвы... Есть все основания предполагать, что вас постепенно готовили для вербовки. Как видите, Кларк и здесь хитро воспользовался вашей доверчивостью. Вы думаете, ему нужен свой портрет на фоне моря? Нет, товарищ Уваров, его интересовало то, что заснято на заднем плане. А снимали вы довольно четко. По фотоснимкам до мельчайших подробностей можно представить береговую линию на протяжении нескольких километров. Кое-кого из иностранцев это интересует не только как морской пейзаж... И мистер Кларк приезжал в Крым не как путешественник и искатель приятных встреч. Правда, встречи у него были...
Белозеров собрал фотоснимки, снова положил их в стол и, как бы подводя итог беседе, сказал:
– Вот так, шутя, по доброте своей, некоторые наши граждане попадают на удочку иностранным лазутчикам и, сами того не замечая, помогают им вести разведку. Вам это особенно не простительно: вы – инженер...
Уваров побагровел, оперся руками на стол и, тяжело дыша, спросил:
– Кто же я, по вашему?
– Судите сами...
Борис Петрович снова судорожно хлебнул воздух, выпрямился:
– Да, я жестоко осуждаю себя, но только не был предателем... Нет! Не для того я воевал с немцами и был трижды ранен, чтобы потом пособничать врагу! За свою землю раньше не жалел жизни, готов ее отдать и сейчас!.. Можете меня наказывать. Я теперь понял свою ошибку и готов за нее отвечать... – Уваров тяжело опустился в кресло, закурил и охватил голову руками.
В комнате наступила напряженная тишина. Лишь слышно было, как на столе сухо стрекотали часы, да стекла окон робко царапали ветки тополя. Белозеров встал, ближе подошел к инженеру.
– Я вам верю. В искренности ваших слов и преданности Родине у меня сомнений нет. Но мне хочется, чтобы вы поняли, как отдельные советские люди попадают в сети иностранных разведок и помимо своей воли, сами того не сознавая, дают нужные им сведения... Иногда они становятся жертвами этой далеко не честной игры... Может быть, я говорю слишком скучно и общо, но надо, чтобы каждый советский человек помнил о бдительности. Ни для кого не является секретом, что империалисты стремятся вести так называемый тотальный шпионаж против Советского Союза и стран лагеря социализма... Нет, мы не можем, не имеем права забывать этого.
Белозеров подумал, еще раз взглянул на Уварова:
– Думаю, что этот урок пойдет вам на пользу. А сейчас можете идти. Будет необходимость еще раз встретиться – позвоню.
Борис Петрович медленно поднялся и, словно ничего не видя перед собой, вышел на улицу.