Главная | Россия в годы Первой мировой войны | Вологодский край в годы войны | Вологжане – участники Первой мировой войны | Вологодское военно-историческое общество и поисковая работа | Первая мировая война в памяти вологжан: библиографический указатель | Военный фотоальбом «Солнца России» | Плакаты
|
|||
Вологодский край в годы Первой мировой войныСовременные исследования о Вологодском крае в годы Первой мировой войныЧистов Д.Л. Патриотизм на переломах истории. Итоги и опыт Первой мировой войныПричиной, побудившей меня обратиться к теме патриотизма и его проявлений, стала заметка в январском номере журнала «Клад истины» за 2004 год с кричащим названием «Главные духовные болезни современного общества». Автор заметки Дмитрий Таланцев причисляет к таким заболеваниям эволюционизм, веру в политическую систему, и, как это ни звучит странно, патриотизм. Таланцев считает, что патриотизм является на самом деле не любовью к Родине, а идолопоклонством перед ней. Патриотизм, якобы, позволяет не замечать различное зло, творящееся в стране, закрывать глаза на всяческие недостатки, чтобы можно было эту Родину всячески возвеличивать и славословить. Заявление нелепое, но с другой стороны, ныне подобные высказывания не такое уж редкое явление. А если еще учесть то, что Таланцев предлагает запретить патриотизм Конституцией и вести с ним борьбу на государственном уровне, то само понимание патриотизма и как философской категории, и как общественного достояния, и как состояния души, видится сегодня особенно актуальной и необходимой задачей. Патриотизм не есть болезненный симптом избранности или ущемленный этноцентризм. Патриотизм – это глубокое, духовное переживание единства со своей Родиной, со своим народом, единство и в радости, и в беде. Оставаясь неизменным по сути, патриотизм все же способен менять свое выражение, являться порою в самых причудливых и даже трагических формах. Примером может служить волна самоубийств, захлестнувшая в годы революции и гражданской войны офицерский состав Русской добровольческой армии. Разумеется, русские офицеры стрелялись и прежде, но в данном случае мы имеем дело не столько с запятнанной честью мундира, сколько с утратой чего-то несоизмеримо большего, того самого чувства единства – чувства локтя. И первым открыл сию череду в марте семнадцатого бывший начальник Московского охранного отделения полковник Сергей Зубатов. Пережив в 1903 г.отставку и личный позор, Зубатов – убежденный монархист, так и не смог смириться с февральской катастрофой и заведомой гибелью династии. Патриотизм всегда предполагает жертвенность во имя Родины, ответственность за свое Отечество, за свою землю, но, как ни парадоксально, именно эта высокая гражданственность, сознание долга в минуты безысходности и отчаяния толкают человека на самые безрассудные действия. Значит, патриотизм в своих самых лучших проявлениях должен еще придерживаться некой высшей цели, религиозной истины, которая ни в коем случае не должна замыкаться в рамках самовыживания. Для России такой истиной, если так можно выразиться, корректировкой личных устремлений являлось Православие, а высшей целью – Богопознание. Но для русского офицерства оказалось характерным полное непонимание того, что радость Богопознания зачастую подвергается искушению Богооставленностью. Отсюда и повальное увлечение «русской рулеткой» и прочими жуткими забавами. Сегодня необходимо понять, по какой причине высокое понятие патриотизма в русском народе утратило свое первоначальное значение. Возможно, одной из отправных точек в процессе изменения сознания россиянина стал август 1914 г., когда появились первые смутные сомнения в том, что война, которую он ведет, есть выражение праведного гнева Всевышнего. В дальнейшем это ощущение будет только расти. Если наше дело правое, если Россия выступила на защиту своих братьев-сербов, то отчего русская армия терпит одно поражение за другим. Вообще, большинство проблемных вопросов по Первой мировой войне, как в отечественной, так и в зарубежной историографии еще мало изучены, и особенно вопрос о патриотизме в тылу и на фронте. Что же касается Вологодской губернии, то здесь проявления патриотизма не выходили, как правило, за рамки обычной благотворительности в пользу раненых и семей, потерявших на поле брани своих кормильцев, лекций о германской агрессии и пафоса газетных заголовков в местной прессе. Одним из проявлений патриотизма можно назвать акт передачи Советом старейшин общественного семейного собрания своего клуба под военный лазарет[1]. Завидную инициативу по сбору пожертвований в пользу Вологодской дружины и Александро-Невского полка проявил Городской дамский комитет. Именно в этот период российской истории выражение «квасной» патриотизм стало употребляться повсеместно. Именно Первая мировая война обострила политические процессы в России, окончательно разделив большую часть ее народа на два враждующих лагеря. Раскол четырнадцатого года среди социалистов на «пораженцев» и «оборонцев» в Вологде прошел фактически незамеченным. Большинство вологодских левых, вплоть до середины семнадцатого года стояло на позиции «оборонцев». Безусловно, на самых жестких позициях по отношению к противникам войны находилась крайне правая организация вологодских монархистов во главе с Анной Карауловой. Организация принадлежала к «Союзу Русского Народа» и требовала железной рукой искоренить немецких шпионов и думских либералов. В середине февраля семнадцатого по Вологде прошел слух о том, что Вологодский отдел Союза истинно русских людей, во избежание повторения 1905 г., ходатайствует о необходимости роспуска Государственной Думы и в открытую объявляет Михаила Родзянко еврейским ставленником[2]. Замечательный русский философ Иван Ильин такие явления называл «неодухотворенностью национального инстинкта»[3], то есть оскорбленным чувством национального достоинства, когда патриотизм сопровождается агрессией к чужаку, экстремизмом (порою вполне оправданным). Впрочем, среди широких слоев населения идеи «Союза Русского Народа» особой поддержки не находили. Измученные войной обыватели больше интересовались прибавкой к жалованию и увеличением пайка. В течение войны наблюдается значительный спад патриотических настроений в рядах крупной и средней буржуазии. Это объясняется тем, что конкурирующие с отечественными предприятиями позиции иностранных фирм (в основном германских) были либо вытеснены, либо подвергались значительным ограничениям. Война делала свое дело. Поражения на фронтах, кризис монархии и самой политической системы в целом, милитаризация экономики и возможность быстрого обогащения, несомненная выгода от военных заказов и поставок приводили к тому, что традиции патриотизма и национального сотрудничества уступали место духу меркантилизма и конкуренции. Парадоксально еще и то, что революция 1905 г. и ее итоги перед лицом внутренней опасности сплотили русскую буржуазию, придали ей уверенность и в Отечестве, и в завтрашнем дне, и совершенно иное действие оказала на нее Первая мировая война. «Если самого государя волнует больше собственное семейство, отношения с женой и детьми, нежели угроза полной катастрофы, что уж говорить о нас, грешных», – так примерно рассуждал в годы Первой мировой войны каждый второй российский буржуа. Было бы, конечно, неверным считать, что все российское общество в тот довольно непростой период руководствовалось лишь личной выгодой. На протяжении всей войны в Вологде наблюдаются попытки каким-то образом повлиять на ухудшающуюся ситуацию в стране и, в первую очередь, со стороны общественных организаций, тесно связанных с местной буржуазией. Но и здесь дело в основном ограничивалось сбором и перечислением скромных денежных сумм. Так, цеховым мещанским обществом на 1917 г. было запланировано выделить 500 рублей на пособия вдовам и сиротам, 350 рублей на заготовку обуви учащимся детям беднейших мещан и, наконец, совсем неимущим семьям – 60 рублей на лечение и 25 рублей на похороны (для сравнения – годовой доход семьи губернского секретаря соответствовал трем тысячам рублей)[4]. Занятный курьез, касающийся семьи губернского секретаря описала газета «Вологодский листок» в номере от 11 февраля 1917 г. Заметка называлась «Бедность не порок» и говорилось в ней о том, что супруга вышеупомянутого лица просит Всероссийский земской союз об отпуске пособия на покупку сухарей, чаю, сахару и табаку для посылки сыну, находящемуся в германском плену (там же). Какой уж тут патриотизм! Что касается вологодских либералов, то их отношение к войне и к судьбе отечества мало чем отличалось от позиций либералов петроградских и московских или, скажем, ярославских. Проявления патриотизма оценивались ими позитивно лишь по степени приближения политического устройства России к западноевропейской модели. Интересы союзников здесь расценивались, независимо от ситуации, как собственные интересы, притом не забывался и интерес личный. Деньги делались на всем. Еще с осени четырнадцатого года Иван Пошешулин, убежденный либерал, коммерсант, владелец газеты «Северное эхо» (в октябре 1914 г. газета называлась просто «Эхо»; в будущем основной пропагандистский рупор вологодских кадетов) продавал в собственном магазине карту театра военных действий в Европе по 50 копеек за штуку[5]. Любопытно и то, как газета Пошешулина, прежде вполне лояльная к самодержавию, с началом февральской революции меняется даже в сравнении с «Вологодским листком». Все беды России, разумеется, списывались на счет Государя Императора. В мартовских номерах газеты то и дело вскрывались новые скабрезные факты, связанные с домом Романовых. Часто содержание таких заметок по степени злопыхательства ничуть не уступало стандартам бульварных сплетен. Говорилось о том, как, не скрывая своих симпатий к Германии, бывшая императрица Александра Федоровна закатывала скандалы в офицерском госпитале[6]; как в министра Протопопова вселился дух Распутина[7]; как «святой старец» наводнил дворец немецкими шпионами, а у бывшего министра внутренних дел Хвостова на этот счет имеются сенсационные сведения[8]. В апреле семнадцатого Пошешулин продал кадетской партии и газету, и типографию, и весь запас бумаги. Впрочем, стоит ли упрекать либералов в беспринципности, если сам Владимир Пуришкевич – монархист номер один – со страниц все того же вологодского «Эха» «призвал офицеров и солдат повиноваться Временному правительству, как единственной власти, существующей в настоящее время в стране, до созыва Учредительного собрания» [9]. Просто прослеживая метаморфозы 1917 года, есть о чем задуматься. Рассуждая о проблемах патриотизма на переломах истории, невозможно не коснуться, хотя бы в общих чертах, того, какими представлениями по данному вопросу руководствовались леворадикалы семнадцатого. Эдуард Лимонов в одном из своих наиболее интересных художественно-публицистических исследований, в «Убийстве часового»[10], утверждает, что и белых, и красных необходимо одинаково считать патриотами России, просто и те, и эти по разному видели ее будущее. Насколько это верно! В то время, когда весь цвет политической палитры России старался склонить ее народ к продолжению войны, прагматики-большевики уже понимали, что народ от войны устал. Еще один из парадоксальных итогов Первой мировой войны – те, кто объявили себя выразителями коренных интересов русского народа (отказ от бессмысленной бойни, решение земельного вопроса) на дух не переносили слово «патриотизм». Снова пример на местном материале: на III губернской конференции РКП(б) от 27 ноября 1918 года лидер вологодских большевиков Михаил Ветошкин заявил о том, что в школах необходимо отменить чтение Закона Божьего, а также изгнать оттуда любые патриотические поучения[11]. Подменив изначально Богопознание Богоборчеством, а патриотизм – пресловутым интернационализмом, левые силы России прошли долгий эволюционный путь и сегодня, хотя и мучительно, возвращаются в лоно национальных ценностей и традиций. Итоги Первой мировой войны оказались для России крайне неутешительными. Само понимание патриотизма было либо выхолощено, либо стало приобретать искаженно гипертрофированные черты. И происходило это на обоих полюсах политического расклада движущих сил империи. Как ни странно, но сегодня ситуация если и не идентична, то во многом схожа. Здесь имеется в виду схожесть основных противоречий, когда, с одной стороны, декларируется формальный, и даже карикатурный патриотизм, а с другой, действия политической элиты вытесняют из сознания людей истинное чувство Отечества, оставляя в душе лишь апатию и недоверие к нему, поскольку само понятие патриотизма зачастую идентифицируется с внутренним содержанием правящего слоя. Пусть же опыт и итог Первой мировой войны послужит нам хорошим уроком истории. Примечания:
1 Эхо. 1914. №204 от 1 октября. Источник: Чистов Д.Л. Патриотизм на переломах истории. Итоги и опыт Первой мировой войны / Д.Л. Чистов // Историческое краеведение и архивы : сб. ст. – Вологда, 2004. – Вып. 11. – С. 149-155. |