Болотова Н. Война

… Петроградское небо мутилось дождем…
На войну уходил эшелон…
Без конца, взвод за взводом и штык за штыком
Наполнял за вагоном вагон…
В этом поезде тысячью жизней цвели
Боль разлуки… Тревога любви…
Сила, юность, надежда… В закатной дали
Были дымные тучи в крови…
А. Блок

Взвод за взводом, эшелон за эшелоном. Непрерывною цепью уносили поезда людей. С фабрик, заводов, из деревень... Хищная лапа стервятника тащила их на гибель, на увечье, на смерть.

Плакали сиротевшие деревни, провожая сыновей, отцов, мужей... Раздирая тальянку, ревели одичавшими, захлебывающимися отчаяньем голосами восемнадцатилетние ребята-рекруты:

«Рано, рано заварили,
Рано пиво сложили...
До настоящего набору
Трех годов не дожили».

И еще:

«Мы по городу ходили,
Увидали серый дом.
Мы подумали – казенка, –
Нет! Проклятый то прием».

Лесютино – маленькая деревушка в глухом углу Уфтюги. В дымной черной избе бедствует Ефим с женой, тремя ребятишками и слепой старухой матерью. Не хватает хлеба, ребята босые. Старшему Васе – восемь лет, а о школе и думать нечего...

Ефим батрачит у купца Казакова в Нюксенице за 18 верст. Дома бывать ему почти не приходится.

В январе 1915 года вместе с другими ратниками забирают на войну и Ефима.

Морозная ночь. Звездное небо ясно. Скрипят полозья. Целым обозом уезжают новобранцы и ратники в город. Отправляют их ночью, чтобы меньше привлечь всеобщее внимание. За подводами идут только родные отъезжающих. Плачут женщины и детишки. Угрюмы бородатые заиндевелые лица...

Крутой спуск на Сухону. Последние поцелуи. Сани скользят, раскатываются. И стремительно уносят седоков вниз, от родных... Надолго, может быть навсегда...

Ефим скупо целует плачущую жену.

– Не плачь, Аннушка. Береги ребят.

И, обнимая сынишку, говорит ему:
– Васютка, на тебя матку с бабушкой оставляю. Уговаривай их ты за меня – хозяином остаешься.

– Сберегу, тятя, милый, – говорит Вася, сдерживая слезы. Голубые глаза его не по-детски серьезно и тоскливо смотрят на отца.

Волостное правление. Почтовый день. День этот бывает раз в неделю. С утра в правление собираются женщины-солдатки. Скоро ли раздадутся почтовые колокольчики? Принесет ли почта письмо с позиции, от родного? Ждет и Аннушка письма от Ефима у почты. Больше месяца не было от него вестей, а в последнем Ефим сообщал, что их часть готовится к наступлению.

Непосильная одиночная работа днем, слезы в бессонные ночи иссушили Анну. Тоскливыми провалившимися глазами всматривается она в противоположный берег. Не видно ли лошади? Не идет ли почта?..

Почта пришла вечером. В восьмом часу. Волостной писарь запирает дверь правления. Выпроваживает солдаток. Он не может разбирать сегодня почту. Он – устал. Хочет спать. Пусть подождут до завтра.

Женщины плачут. Умоляют писаря раздать письма сегодня. Они так измучены, они так ждут весточки от родных с фронта. Ночевать они не могут. Малыши по деревням одни. Скот без ухода.

Писарь глух к мольбам. Он устал. Он подымается к себе в «антресоли». И только две учительницы земской школы, услыхавшие, что почта пришла и прибежавшие в правление, с трудом убеждают писаря разобрать почту сейчас же. Они помогают писарю распределить письма по деревням, они раздают их солдаткам, читают неграмотным...

Женщины жадно слушают... В сердцах некоторых зажигаются маленькие надежды. Другие – плачут.

«Деревня Лесютино, Анне Матвеевне Лобачевой».

Плотный пакет с печатью. В нем что-то твердое.

Дрожащими руками вскрывает Анна пакет. Из него выпадает маленький георгиевский крест... Учительница читает краткое сообщение о том, что солдат Ефим Лобачев награжден... Он погиб геройской смертью. Анна, как подкошенная, опускается на пол... Охватив голову руками, она беззвучно плачет горючими мучительными слезами...

Что ей крест? Что – награда? Нет мужа... Как подымет она своих малюток, если даже с Ефимом они бились в беспросветной нужде?

«...Город Бишофсберг... Почтенные бюргеры города направляются в прекрасный парк семи прудов отслушать вечерний концерт военной капеллы.
Они проходят мимо «умеренно приятного» дома, из-под крыши которого «умеренно крупные» буквы возвещают:
«Городская хирургическая больница имени городского гласного Отто-Мозеса-Мильха».
Почтенных бюргеров мало беспокоит этот дом. Они мирно беседуют о войне. Генерал фельдмаршал фон-Гинденбург справедливо сказал, что из мировой войны победителем выйдет тот, у кого нервы крепче... Нервы нации крепки. Крепки нервы почтенных бюргеров. Значит, и мир крепок. Мир прочен. Мир благополучен.
Какое дело бюргерам до тех «безруких огрызков кровавого обеда», которыми наполнены здания, подобные этой хирургической больнице...

Письмо писала молодая сиделка, обезумевшая от ужаса, от криков, забывшая параграфы, уставы, инструкции...

Раненый кричал:
«Напишите жене... Напишите жене, Марте Бирман, в Тейфельсмюле, в Лаузице, чтобы приехала жена, Марта, Марта...». Сиделка написала, и жена приехала...

Она наклонилась над кроватью, и тело ее скользнуло вслед за телом, рванувшимся в койке...

... Перед женщиной блуждали глаза без зрачков... Распахнутые, круглые, они вращались, как у ребенка, который еще не научился смотреть...

Женщина охватила руками голову мужа и взвизгнула:
– Аль-бе-ерт! Ты видишь меня?

Раненый продолжал хрипло вопить:
– Темно!.. Совсем темно... Не вижу... Напишите жене – Марте Бирман... Чтобы приехала. Перед смертью. Если согласны – ущипните меня два раза, чтобы я знал... У меня нет ног. Нет рук.

Женщина быстро сдернула с мужа одеяло. Он лежал, плотно увитый бинтами, короткий, круглый, как бочонок...

Война-лишила его рук и ног. Отняла у него зрение и слух. Он не видел, не чувствовал прихода жены... Но сознание его было живо... Остался голос... Раненый продолжал умолять, чтобы написали его жене... Вызвали ее к нему перед смертью».
(«Города и годы», Федин).

Это – жертвы. Ничем не оправдываемые, ничем не искупаемые жертвы империализма, жертвы мировой войны четырнадцатого года. За такими жертвами вновь тянется хищническая рука буржуазии. Она ищет спасения в новых войнах за новый передел мира, чтобы грабежом продлить существование капитализма.

И только CCCР ведет последовательную политику мира. Вокруг нашей страны – оплота мира – объединяются народные массы. Под руководством коммунистической партии во всех странах растет мощное движение единого пролетарского фронта... И нет такой силы в мире, которая смогла бы задержать великую борьбу трудящихся за свое освобождение. Борьбы – на основе единой программы и тактики. Путь этой борьбы – революция народов, теория Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, цель – социализм, главный лозунг – советская власть.

Источник: Болотова Н. Война / Н. Болотова // Красный Север. – 1935. – 1 августа. – С. 5.

	www.booksite.ru Главная \| Россия в годы Первой мировой войны \| Вологодский край в годы войны \| Вологжане – участники Первой мировой войны \| Вологодское военно-историческое общество и поисковая работа \| Первая мировая война в памяти вологжан: библиографический указатель \| Военный фотоальбом «Солнца России» \| Плакаты
	Вологжане – участники Первой мировой войны Болотова Н. Война … Петроградское небо мутилось дождем… На войну уходил эшелон… Без конца, взвод за взводом и штык за штыком Наполнял за вагоном вагон… В этом поезде тысячью жизней цвели Боль разлуки… Тревога любви… Сила, юность, надежда… В закатной дали Были дымные тучи в крови… А. Блок Взвод за взводом, эшелон за эшелоном. Непрерывною цепью уносили поезда людей. С фабрик, заводов, из деревень... Хищная лапа стервятника тащила их на гибель, на увечье, на смерть. Плакали сиротевшие деревни, провожая сыновей, отцов, мужей... Раздирая тальянку, ревели одичавшими, захлебывающимися отчаяньем голосами восемнадцатилетние ребята-рекруты: «Рано, рано заварили, Рано пиво сложили... До настоящего набору Трех годов не дожили». И еще: «Мы по городу ходили, Увидали серый дом. Мы подумали – казенка, – Нет! Проклятый то прием». Лесютино – маленькая деревушка в глухом углу Уфтюги. В дымной черной избе бедствует Ефим с женой, тремя ребятишками и слепой старухой матерью. Не хватает хлеба, ребята босые. Старшему Васе – восемь лет, а о школе и думать нечего... Ефим батрачит у купца Казакова в Нюксенице за 18 верст. Дома бывать ему почти не приходится. В январе 1915 года вместе с другими ратниками забирают на войну и Ефима. Морозная ночь. Звездное небо ясно. Скрипят полозья. Целым обозом уезжают новобранцы и ратники в город. Отправляют их ночью, чтобы меньше привлечь всеобщее внимание. За подводами идут только родные отъезжающих. Плачут женщины и детишки. Угрюмы бородатые заиндевелые лица... Крутой спуск на Сухону. Последние поцелуи. Сани скользят, раскатываются. И стремительно уносят седоков вниз, от родных... Надолго, может быть навсегда... Ефим скупо целует плачущую жену. – Не плачь, Аннушка. Береги ребят. И, обнимая сынишку, говорит ему: – Васютка, на тебя матку с бабушкой оставляю. Уговаривай их ты за меня – хозяином остаешься. – Сберегу, тятя, милый, – говорит Вася, сдерживая слезы. Голубые глаза его не по-детски серьезно и тоскливо смотрят на отца. Волостное правление. Почтовый день. День этот бывает раз в неделю. С утра в правление собираются женщины-солдатки. Скоро ли раздадутся почтовые колокольчики? Принесет ли почта письмо с позиции, от родного? Ждет и Аннушка письма от Ефима у почты. Больше месяца не было от него вестей, а в последнем Ефим сообщал, что их часть готовится к наступлению. Непосильная одиночная работа днем, слезы в бессонные ночи иссушили Анну. Тоскливыми провалившимися глазами всматривается она в противоположный берег. Не видно ли лошади? Не идет ли почта?.. Почта пришла вечером. В восьмом часу. Волостной писарь запирает дверь правления. Выпроваживает солдаток. Он не может разбирать сегодня почту. Он – устал. Хочет спать. Пусть подождут до завтра. Женщины плачут. Умоляют писаря раздать письма сегодня. Они так измучены, они так ждут весточки от родных с фронта. Ночевать они не могут. Малыши по деревням одни. Скот без ухода. Писарь глух к мольбам. Он устал. Он подымается к себе в «антресоли». И только две учительницы земской школы, услыхавшие, что почта пришла и прибежавшие в правление, с трудом убеждают писаря разобрать почту сейчас же. Они помогают писарю распределить письма по деревням, они раздают их солдаткам, читают неграмотным... Женщины жадно слушают... В сердцах некоторых зажигаются маленькие надежды. Другие – плачут. «Деревня Лесютино, Анне Матвеевне Лобачевой». Плотный пакет с печатью. В нем что-то твердое. Дрожащими руками вскрывает Анна пакет. Из него выпадает маленький георгиевский крест... Учительница читает краткое сообщение о том, что солдат Ефим Лобачев награжден... Он погиб геройской смертью. Анна, как подкошенная, опускается на пол... Охватив голову руками, она беззвучно плачет горючими мучительными слезами... Что ей крест? Что – награда? Нет мужа... Как подымет она своих малюток, если даже с Ефимом они бились в беспросветной нужде? «...Город Бишофсберг... Почтенные бюргеры города направляются в прекрасный парк семи прудов отслушать вечерний концерт военной капеллы. Они проходят мимо «умеренно приятного» дома, из-под крыши которого «умеренно крупные» буквы возвещают: «Городская хирургическая больница имени городского гласного Отто-Мозеса-Мильха». Почтенных бюргеров мало беспокоит этот дом. Они мирно беседуют о войне. Генерал фельдмаршал фон-Гинденбург справедливо сказал, что из мировой войны победителем выйдет тот, у кого нервы крепче... Нервы нации крепки. Крепки нервы почтенных бюргеров. Значит, и мир крепок. Мир прочен. Мир благополучен. Какое дело бюргерам до тех «безруких огрызков кровавого обеда», которыми наполнены здания, подобные этой хирургической больнице... Письмо писала молодая сиделка, обезумевшая от ужаса, от криков, забывшая параграфы, уставы, инструкции... Раненый кричал: «Напишите жене... Напишите жене, Марте Бирман, в Тейфельсмюле, в Лаузице, чтобы приехала жена, Марта, Марта...». Сиделка написала, и жена приехала... Она наклонилась над кроватью, и тело ее скользнуло вслед за телом, рванувшимся в койке... ... Перед женщиной блуждали глаза без зрачков... Распахнутые, круглые, они вращались, как у ребенка, который еще не научился смотреть... Женщина охватила руками голову мужа и взвизгнула: – Аль-бе-ерт! Ты видишь меня? Раненый продолжал хрипло вопить: – Темно!.. Совсем темно... Не вижу... Напишите жене – Марте Бирман... Чтобы приехала. Перед смертью. Если согласны – ущипните меня два раза, чтобы я знал... У меня нет ног. Нет рук. Женщина быстро сдернула с мужа одеяло. Он лежал, плотно увитый бинтами, короткий, круглый, как бочонок... Война-лишила его рук и ног. Отняла у него зрение и слух. Он не видел, не чувствовал прихода жены... Но сознание его было живо... Остался голос... Раненый продолжал умолять, чтобы написали его жене... Вызвали ее к нему перед смертью». («Города и годы», Федин). Это – жертвы. Ничем не оправдываемые, ничем не искупаемые жертвы империализма, жертвы мировой войны четырнадцатого года. За такими жертвами вновь тянется хищническая рука буржуазии. Она ищет спасения в новых войнах за новый передел мира, чтобы грабежом продлить существование капитализма. И только CCCР ведет последовательную политику мира. Вокруг нашей страны – оплота мира – объединяются народные массы. Под руководством коммунистической партии во всех странах растет мощное движение единого пролетарского фронта... И нет такой силы в мире, которая смогла бы задержать великую борьбу трудящихся за свое освобождение. Борьбы – на основе единой программы и тактики. Путь этой борьбы – революция народов, теория Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, цель – социализм, главный лозунг – советская власть. Источник: Болотова Н. Война / Н. Болотова // Красный Север. – 1935. – 1 августа. – С. 5.

Вологжане – участники Первой мировой войны

Болотова Н. Война