В центре повести Александра Яшина – судьба братьев Мамышкиных, малолетками потерявших родителей, живущих со старой бабкой Анисьей в надорванной войною деревне.
Проста и естественна история о том, как по-разному начала складываться жизнь Шурки и Павла, как начали формироваться два родных по крови и чуждых по духу человека. История почти банальная: сколько раз сложность и неурядицы жизни в иных произведениях сводились к одному-единственному конфликту между черствостью и чуткостью. И сколько раз казалось: разрешись этот конфликт, и все станет на свое место...
Но вот в повести А. Яшина председатель колхоза вроде бы все сделал, чтобы поставить на ноги нуждающегося в помощи парнишку. И не он один – многие приняли участие в судьбе Павла: и отвезли в село, где была семилетняя школа, и устроили в ремесленное училище, когда не в первый рал грозило парню второгодничество. И по бесплатной путевке послали в дом отдыха...
Что ж, вот и разрешился пресловутый конфликт? Нет, повесть Яшина куда глубже. Автор повести заостряет проблему личной ответственности каждого советского человека за наше общество, с ожесточением ополчается против тех, кто под маской обездоленности прикрывает свою паразитическую сущность.
Таков Павел с его личной программой жизни. Таков и председатель колхоза Прокофий Кузьмич с его «установкой на сегодняшний день»: «Нам надо, чтобы в каждом городе у нас были свои люди... Только земляки колхозу помочь могут... Они обеспечат нас всем, и мы выйдем из прорыва. Мы отстающие, пусть! Но отстающим помогать должны, нас «молить из беды надо». Павлу – не колхозникам – поверяет потаенное ловкий председатель, видно, не надеется на их поддержку...
Как спокойно и бездумно самоустраняются иной раз люди от общественно значимых дел, попустительствуя тем, кто, подобно Прокофию Кузьмичу, один хочет определять «установку на сегодняшний день»! Подчас непростительно беспечные к себе и окружающим, они не только беспомощны перед жизнью, но и способны оказать другим медвежью услугу.
Так ли разумна и добра сила людей, поспешивших на выручку Павлу, не таит ли в себе неразумного, недоброго, если не без ее участия и поддержки восторжествовала в человеке ограниченность, пошлость, подлость? Об этом настойчиво заставляет думать нас писатель.
Как и автор, мы не склонны подозревать злого умысла, в поступках односельчан Павла. Нам даже близка их отзывчивость, которая как бы противостоит равнодушию грибовцев в повести Ф. Абрамова «Безотцовщина», предоставивших самому себе Володьку. Однако что-то мешает этому противопоставлению. И уж совсем «сбивают с толку» превращения героев: с сорванцом и бездельником Володькой мы расстаемся в момент обретения им пути истинного, с прилежным Павлом – в момент его нравственного банкротства. «Нарушена логика: Володька-то растет сорняком на ничейной земле, а Павла питают соки благодатной почвы! Иль не так уж ветха мудрость грибовцев? Иль не столь благодатна почва, взрастившая Павла?
Нет, Володька, прозревший Володька, бьющий в набат, взывающий к совести, – порождение не грибовского, а коммунистического отношения к жизни, того, что привил ему пришлый Кузьма. Как знать, не будь его, и озорной парнишка примкнул бы к тем, кто с чувством собственной правоты и морального права живет «мимо жизни», то прозябая в цепеняшем безразличии ко всему, что не касается его «лично, то бездумно и бессмысленно растрачивая себя, не будучи в состоянии понять и делать жизнь.
В добрые, разумные руки попал Володька. А Павел? Разве обойден людской заботой и недостало ему доброты? Разве плохи те руки, что пустили его в большую жизнь, которую здесь, на колхозной земле, не жалея сил, налаживала послевоенная деревня и для которой совсем не лишним был бы, и Павел?..
Только не нужна деревня Павлу. Ему, настоявшему на «разделе имущества», по доскам растаскивающему отцов дом, загнавшему в могилу бабку, обзаводящемуся в городе собственным хозяйством, ему, человеку негодной, мелкой душонки, не нужна деревня с ее сезонными заботами, с ее напряженным трудом.
Вот и отвернись от Павла люди, накажи своим презрением вора, обманувшего их надежды, доверие, презревшего их жизнь... Но мир не без «добрых» людей, и вольготно живется в нем Павлу.
А. Яшин показывает, что в слепой, по существу, равнодушной доброте больше пассивности, нежели страсти, инертности, нежели здравого смысла. К зрячей, воинствующей доброте взывает повесть, к той, что одна способна создать условия для человеческого счастья. В силу и возможности людей верит ее автор и потому так строго взыскивает с них.
Страстной заботой о судьбе колхозной деревни продиктовал критический пафос «Сироты». И зиждется он на познании характера переживаемых деревней трудностей, на конкретных представлениях о путях их преодоления, воодушевлен верой в людей, способных совладать с этими трудностями, любовью к ним.
Яшин в «Сироте», по существу, спорит с Яшиным «Вологодской свадьбы», выстроившим негативные явления жизни в длинный ряд без какой бы то ни было их социально-психологической дифференциации, без попытки отделить вину людей от их беды.
Верится, что А. Яшин утвердится в том отношении к своим героям, какое выражено им в «Сироте» и какое одно лишь достойно понятного и близкого всем нам стремления вмешаться в жизнь, сделать ее лучше.