Писатели часто выбирают псевдоним по отчеству – Михайлов, скажем, или Семенов. Этимологически – правильно, так образовывались многие русские фамилии. А Александр Яковлевич Попов не стал Яковлевым. Стал он Яшиным. Отца, которого Яшин никогда не видел, ибо он погиб в первую мировую войну, оставив годовалого сына, называли в родном вологодском селе кратким именем. Домашность и ласка этого имени, обозначившего смысл человеческих отношений в деревне Блудново, вошли в авторскую личность прекрасного поэта и остались с нею навсегда. Он был Яшин сын, Александр Яшин....
Поэт? Но ведь писал он и прозу. И многие более знают ныне «Вологодскую свадьбу» или цикл рассказов «Вместе с Пришвиным», чем, к примеру, «Алену Фомину». И все-таки Яшин – только поэт, а выражал ли он эту свою, суть долгой прозаическом строкой или краткой рифмованной, всего лишь вопрос литературной техники. Странно называть рассказы и повести Яшина прозой, как неприменимо такое слово к «Повестям Белкина», «Темным аллеям». «Запискам охотника».
В этой особенности творчества Яшина заключена главная трудность его перевода на язык иных искусств. Материал, поэзии – из-за ее емкости, вероятно, – крайне редко удается воплотить эквивалентно. Можно поэтому представить, сколь сложной была задача телевизионного коллектива, создавшего фильм-концерт «Угощаю рябиной» по яшинскнм произведениям.
Скажу, вначале то, что следовало бы, может, говорить в итоге: хотя далеко не все в умной и талантливой работе (режиссер и автор сценария П. Резников) удалось, все-таки она, эта работа ТВ, заслуживает серьезного зрительского внимания. Думаю, в подобной оценке нет парадокса, и попытаюсь это доказать.
Монтаж, фрагментов стихотворных и прозаических произведений Александра Яшина «положен на канву» чудесного рассказа «Угощаю рябиной». По внешней видимости осуществить такой синтез было просто. Александра Яковлевича всегда волновали одни и те же темы – деревня, природа, нравственные связи людей, – вот отчего его вещи часто кажутся продолжающими друг друга, и этому не мешают ни смена имен героев, ни отстоящие периоды действия, ни разнообразие словесных техник и форм, найденных писателем. Однако именно получение синтеза в литературном монтаже, предназначенном для фильма-концерта, оказалось недостижимым. Постоянство чувств, мыслей писателя и его лирического героя надо было «разложить» на нескольких действующих лиц, хоть и объединенных главным, роль которого исполнил Олег Ефремов, и все же не составивших вместе того монолита, которым было в Произведениях Яшина его alter ego. Монолог поэта оказался искусственно разбитым на диалоги, в которых герои будто бы говорят согласно друг с другом, а не слышат один другого. Возникла некая натужная атмосфера неполного инсценирования, которая в сочетании с условным действием и условным интерьером лишила слово Яшина, даже произнесенное блистательными исполнителями, его самой сильной стороны – бесстрашной и обнаженной искренности.
Но даже и При этом органическом недостатке первого серьезного обращения ТВ к творчеству большого писателя внимательный зритель мог найти в этой работе многое для сердца и ума. ТВ выступило как бы популяризатором глубоких размышлений Яшина о хрупкости и верности человеку природного мира, его красоте и поэтической пользе. Тонкие яшинские стихи в исполнений Е. Киндинова, и А. Покровской обнаружили свою близость строгой лире Бунина, драгоценный публицистико-лирический сплав прозы (употреблю это слово лишь для жанрового обозначения) обнаружили актерские работы С. Десннцкого, Е. Перова, Т. Карповой, И. Воронова и других.
Отчего же, однако, рецензент, давно и глубоко любящий слово Александра Яшина и литературно-телевизионный театр Павла Резникова, режиссера блистательных «Плотницких рассказов» и «Скучной истории», высказывает некое половинчатое мнение, восхищаясь находками фильма-концерта и вместе с тем не принимая его формы? Дело, вероятно, в неточном выборе жанра передачи, не являющейся в полном смысле кинолентой и не имеющей четко отграниченной «концертности». Из-за формы потерялась, повторяю, величайшая драгоценность яшинского творчества – его исповедальность. Быть может, если бы один только артист – скажем, Олег Ефремов, тонко ощущающий особенности слова Яшина, – читал нам вслух стихи и прозу, сопровождаемый нежной и сложной музыкой Р. Леденева, потери не произошло бы. В этом случае Ефремов не ощущался бы нами конферирующим программу, но создал бы образ лирического героя Яшина, поэта всяким своим проявлением. Из-за формы передачи большой мастер был лишен такой возможности. Было бы, на мой взгляд, прекрасно вникать фильм, посвященный Яшину, на натуре, а не в условных декорациях (художник Вл. Лыков), снимать около живого дерева рябины, используя пейзаж, деревенскую архитектуру, подлинные звуки жизни, воплощенные тонкой звукописью произведений поэта.
И снова все-таки... Все-таки, предъявляя, быть может, непомерные требования телевидению, которое первым вступает на неосвоенные иными искусствами литературные материки, нельзя не отдать должного культуре яшинской передачи. Культуре произнесенного с экрана слова. Пиетету авторов Передачи к творчеству писателя, их проникновению в его моральное кредо.
Будем считать «Угощаю рябиной» началом экранного Яшина, ведь интерес зрителей к подлинным духовным ценностям такого порядка с каждым годом становится все больше. Будем считать, что трагический портрет безвременно ушедшего Яшина, появившийся в конце передачи, был не эпилогом, а прологом множества интересных работ ТВ в разных, но более точных формах и жанрах – простых, теплых, человечных, как имя поэта.