И град – сечет! И зной – корёжит!
      И – хмель-вьюнка над стеблем плеть.
      Не привыкать: одолевает!
      Пока ты томно смотришь ниц,
      Она костром заалевает
      Для всех: людей, зверей и птиц.
      1992
     
     
      * * *
      Старую рябину
      Ветром повалило,
      Пригвоздило градом,
      Пригнело дождем.
      Умерла хозяйка,
      Что ее садила,
      А внучок-наследник
      Не в селе рожден.
     
      Старая рябина
      Синь небес любила,
      А ее сронило
      На дорогу в грязь.
      Под плоды-рубины
      Листья подстелила,
      На коряги-ветки,
      Хрустнув, оперлась.
     
      Горячо и ало
      Солнышко вставало,
      Копьями-лучами
      Тучи разметав.
      С гроздьев недозрелых
      Капли обобрало,
      Для печали-скорби
      Времени не дав.
     
      ...С ведерном за дужку
      Поутру – девчушка:
      Через край плескалась
      Струйность родника!
      Глазки-незабудки,
      Носик – в конопушках...
      Миновать рябину
      Не могла никак!
     
      Вдернута в иголку
      Суровая нитка,
      На конце завязан
      Прочный узелок:
      Ягодам рябины –
      Золоченым слитком –
      В бусы-опоясы
      Превратиться срок.
     
      С бусами девчушка
      Стала, как игрушка:
      Всякому заметна,
      Каждому мила!
      Вслед за ней старушка
      Тоже в набирушку
      От болезней-хворей
      Ягод набрала.
     
      Закатилось лето.
      Только хворост кучей
      От былой рябины...
      Студено-бело!
      Я ломаю ветки,
      В печь бросаю сучья:
      Ночью зимней длинной
      Мне светло-тепло.
      1991
     
     
      * * *
      Отцвела, и отплодоносила,
      И листвой усеяла газон,
      И сегодня никакая сила
      Не прервет ее осенний сон.
      И пускай дубы еще зелены,
      И пускай осины, тополя
      Вправо-влево ветру бьют поклоны,
      Медь соря и золото суля,
      Чтоб продлилась летняя отрада,
      Отдалилась зимняя метель, –
      Ей не надо летнего наряда –
      Детки-ветки с почками теперь.
      Каждый листик будущий – апрельский,
      Майский, клейкий, клювистый птенец
      Ублажен в качалке-колыбельке,
      Почка – точка. Кой-чему конец.
      Никаких отсрочек не просила:
      Отставать от сроков – не резон.
      Отцвела, и отплодоносила,
      И листвой усеяла газон.
      Жизнь: то заморозит, то растает.
      Днесь – зерно и почка, завтра – злак.
      Корешок из почки – запятая,
      Всход – вопроса, злак – восторга знак!
      И опять сложилось предложенье –
      Для поэмы новая строка,
      Бесконечной жизни продолженье,
      Из веков сходёночка в века.
      Все прекрасно, ясно, мудро, просто:
      Корни – в почве, ветви – в синеве,
      Стройный стебель-остов – под берестом.
      Кольца лет вкруг сердца. Лист в траве...
      1992
     
     
      * * *
      Стремительное северное лето,
      Как ласточка над речкой, пронеслось!
      И речка, острием крыла задета,
      До камешка на дне видна насквозь.
      Я прибегаю к ней, почти осенней,
      И окунаюсь в холод быстрых струй,
      И как благословенье во спасенье –
      Ожоговый прощальный поцелуй.
      1996
     
     
      * * *
      Замолчит, котора пела,
      Печь не вытопит – слегла!
      Так о ней – не «заболела» –
      Скажут, а – «занемогла».
      Что там боль? Она – не боле,
      Чем помеха для работ:
      Надо на луг, надо в поле,
      Ну, а ты свалилась вот.
      Не шептались с докторами:
      Далеко до докторов! –
      Оклемовывались сами:
      Печь остыла – нету дров?
      Не подоена корова?
      Не накормлено дитя?
      Упади, привстав, да снова
      Подними себя, кряхтя!
      Да раздуй в печи огонь-то!
      Да ругай себя, стыди!
      Хоть по стенке, хоть тихонько, –
      До хлевины добреди.
      Без твоих огня и сена
      Пропадут семья и скот...
      Шевелись! И постепенно
      Немочь в сторону уйдет.
      Косы правят – на точиле.
      Нас, опять же, на трудах!
      Не лечились, не ловчили –
      В девяносто – на ногах!
      1996
     
     
      * * *
      В небе плывут журавлиные клики:
      Снова она, снов основа, весна!
      Кончился, кончился пост мой великий,
      Весело лесу, и я не грустна!
      Мастер по каплям, сиречь капельмейстер,
      Солнечной музыки выплеснул шквал.
      Ветер приносит хорошие вести,
      Ну, а уж он-то везде побывал!
      Верю я ветру. Любая погода
      Нынче имеет на лучшее шанс!
      Воля – поступку, и слову – свобода,
      Каждому звуку – большой резонанс!
      Кружатся головы. Шаг неуверен.
      Кто под метелью в седом феврале
      Был безвозвратно, казалось, потерян,
      Нынче протаял – опять на земле!
      Лоб мудреца – и улыбка младенца,
      Тяжесть веков – и пушинка цветка:
      Сквозь ледяные бинты-полотенца,
      Из-под осевшего снеговика...
      Лесе мой милый! Журавлик высокий!
      Бабочки яркий живой лепесток!
      Вашей весны окрылённые сроки –
      Так же и мой – окрылённейший – срок!
      1994
     
     
      * * *
      Апрельский день –
      Не дела для:
      Хомут раздень,
      Без пут гуляй.
      Гуляй без пут
      И без удил:
      Не только труд –
      И праздник мил!
      Не только труд –
      И праздный час
      Настал, гляди,
      Для сирых нас.
      Галоп любя
      И прыганье,
      Паси себя
      На выгоне,
      Где снег осел
      Серебряно,
      Супони все –
      Растеривай!
      Все потяги –
      Разматывай!
      Себя – таким –
      Разглядывай
      В стекле воды
      Натаянной
      С каемкой
      Охрусталенной...
      Тепло! Светло!
      Развиднелось!
      С хребта седло
      Сорви да брось.
      Седло с хребта,
      Железо с губ,
      И плеть прута
      Под зубом – «хруп»!
      И – гривы вскид!
      И – глаза сверк!
      И – дробь копыт
      В земную твердь!
      1991
     
     
      * * *
      Я по утреннему парку
      Пробегу, пока не жарко,
      Промелькну, пока не людно,
      От росы пока свежо,
      И своим домашним, спящим
      Предрассветно-беспробудно,
      Принесу взамен подарка
      Краткий выдох: – Хорошо! –
      Я своим домашним, спящим
      В это солнечное утро
      Искрошу в салат упругий
      Одуванчиковый лист.
      И росинками украшу,
      И цветной пыльцой припудрю,
      И залью туманом с луга
      Соль – соловий соло-свист!
      Ох, они его услышат,
      Ох, они его учуют,
      Ох, унюхают, засони,
      Благовонный аромат!
      На живую красотищу
      Вмиг из снов перекочуют
      И друг друга урезонят,
      Устыдят, что долго спят!
      1992
     
     
      * * *
      Обожаю велосипеды!
      Обретаю велосипед!
      И лечу, и иду, и еду –
      И узорный за мною след.
      И упругий навстречу ветер,
      И черемухи цвет – к рулю...
      Этот никель, педали эти,
      Шорох шин, солнце спиц – люблю!
      Экипажи былых царевен
      Рядом с «великом» – стыд-позор!
      ...Приминая душистый клевер,
      Вывожу «коня» на простор.
      Все суставчики глажу-мажу,
      Бубенец, отражатель тру:
      Не на кражу, не на продажу –
      На сбегание поутру:
      От уроды-перегороды –
      Горбыля да кривой доски, –
      От работы-непровороты,
      От тоски-неперетаски.
      Всё в нем прочно, надежно, туго,
      Всё послушно, вольно: вели!
      Руль – поводья, да цепь – подпруга,
      Да озон-горизонт вдали.
      Влево – в лес, вправо – в праздник поля,
      Напрямую – на пряный луг...
      Ветроволная веловоля!
      Колесо-лесо-солнце! Друг!
      ...Возвратимся из леса-поля,
      И окажется, что у нас
      Всей работы – на час, не боле!
      А тоски – так и след погас.
      1990
     
     
      * * *
      Воскресенье – день баской!
      На площадке городской
      Балалайка, семь гармоней:
      Люди борются с тоской.
      Гармонист – дедок-огонь!
      Заливается гармонь:
      Хошь – пляши, а хошь – частушку
      На всю площадь микрофонь!
      Ладно вздумал комсомол:
      Хватит всяких, мол, крамол,
      Вместо роков заграничных
      Нашу музыку завел.
      Зябко пальцам на ветру,
      Но не бросить же игру:
      Комсомольское заданье
      Ветерану по нутру!
      Ну, народ! Прохожий, ну:
      Грудь вперед, спину в струну,
      Топни левой, топни правой,
      Выплывай на быстрину!
      Хватит думы да тоски,
      Оздоравливай мозги:
      Гармонистовы – подмостки,
      Плясуновы – все мостки!
      Но прохожие стоят,
      Друг от друга пряча взгляд,
      Только пять живых старушек
      Честно пляшут всё подряд!
      Гармонистам смена есть:
      Поиграть на сцене – честь!
      Дедко дедка заменяет,
      Весь запас не перевесть!
      А старушкам – вот те на! –
      Смена, что ли, не нужна?
      Неседые-молодые,
      Ну-ка?
     
      ...Вынеслась одна.
      Ой, красива! Ах, лиха!
      Как пошла дробить-порхать,
      Из толпы завербовала
      Аж четыре жениха!
      Гармонист воспрянул враз:
      Озорно прищурил глаз,
      Соколом слетел со сцены
      Сам – с гармонью – в круг и в пляс!
      Всколыхнулась вся толпа:
      Руки в боки, чуб со лба!
      ...Закрывай «мероприятье» –
      Начинается гульба.
      1987
     
     
      * * *
      Ягода-смородина,
      Ягода-рябина!
      Нашей жизни пройдена
      Только половина:
      В первой, дело случая,
      Как живем, не знаем,
      А вторую – лучшую
      Сами выбираем!
     
      Ровня меж приятелей,
      Между львов – не львенок!
      Для отца, для матери
      Навсегда – ребенок:
      Маленький. Молоденький.
      И – такой, как ныне...
      Годы наши, годики –
      Кони вороные!
     
      На земле не вечные,
      А в земле – подавно,
      Хомутами плечи нам
      Жизнь лощила справно.
      Кони наши, годики –
      Недруги и други,
      Поослабим потяги,
      Расстегнем подпруги!
     
      Во широком полюшке
      В час перезапряжки
      От внезапной волюшки
      По спине – мурашки!
      Наклонились к реченьке,
      Выкатались в росах, –
      И опять, сердечные,
      Нету вам износа!
     
      Ягода-смородина,
      Ягода-рябина!
      Нашей жизни пройдена
      Только половина!
      Разве не курчавятся
      Волосы седые?
      Разве не влюбляются
      В старших – молодые?
      1985
     
     
      * * *
      Ах, радуга-вьюга!
      Ах, пагуба-кара:
      Два соло, два друга –
      Баян да гитара!
      Скромны, нерисковы
      Присели, да рядом!
      Один на другого
      Взглянули – да разом!
      Один улыбнулся
      Малиновым мехом,
      Другой встрепенулся,
      Как чуткое эхо.
      Один, неторопкий,
      Пошел без оглядки –
      По травке без тропки,
      По тропке на травке,
      Собою – красуясь!
      На дали – обзарясь!..
      Ужель – разминулись,
      Не спелись-расстались?
      Другой необидно
      Чуть струны приструнил
      И спрыгнул с долины
      На волны, на струи.
      Но стройно-хрустальный
      Взволнованный трепет
      Он рушить не станет,
      А голосом скрепит.
      И речка польется
      Вольно, перекатно!
      И первый вернется
      К другому обратно.
      И станет стыдливо
      На краешке сбоку
      Задумчивой ивой,
      Осокой высокой.
      В таком обрамленье
      Ужель не воскреснет
      Из праха-забвенья
      Голубушка-песня?
      Слиянье-сближенье
      В единый ручей, –
      Ах, лента на шее!
      Ремень на плече!
      Ах, радуга-вьюга!
      Ах, пагуба-кара:
      Два соло, два друга –
      Баян да гитара!
      1987
     
     
      * * *
      Воскресный парк.
      Апрельский день:
      То трель, то карк,
      То свет, то тень.
      И наст, что мост
      Среди берез!
      (Проверь – никак,
      И в ельниках!
      Потопай –
      И под тополем!)
      Тропу оставь:
      Простор – твой весь!
      Хоть вправо правь,
      Хоть влево лезь.
      Как в пол, стучи
      В сугробный пласт,
      Пляши-скачи –
      Не треснет наст!
      Так – по полю,
      Так – по лесу
      И топайте –
      Хоть к полюсу!
      ...Но граждане
      Усталые,
      Застыв, стоят,
      Как статуи:
      Не всем от бед –
      В Америку!
      Нашли себе
      По дереву
      И льнут, обняв,
      К стволу его,
      Интимно-поцелуево!
      И шепчут,
      Удрученные:
      «Возьми мое
      Всё черное –
      Корой, корнями,
      Ветками!
      А мне отдай
      Все светлое».
      ...Дедок – листком
      Оторванным –
      Туда ж: пешком
      Из города.
      Подпершись палкой
      Крепкою,
      Идет себе,
      Кумекает:
      «Чего ж они,
      Красивые,
      Милуются
      С лесинами?
      Возьмем, к примеру, –
      Дедко я,
      А сердцевина –
      Крепкая!
      Не схоронил бы
      Настеньку, –
      Гулял бы с ней
      По настику,
      Справлял посты
      И пасхи бы,
      И все иные
      Праздники.
     
      Ушла...
      И шутки не с кем мне
      Шутить первоапрельские!
      А дай-ко я
      Попробую
      По насту –
      В зыбь сугробную?
      Да над рекою
      Во поле –
      Прикинусь
      Дубом-тополем?»
      ...Раскинул руки
      В стороны:
      Садись,
      Сороки-вороны!
      Зажмурясь,
      Неуверенно
      Шепнул-сказал:
      – Я – дерево!
      Потом смелей
      Несмелое,
      Весной
      Подзолочённое:
      – Отдам свое
      Всё белое,
      Возьму твое
      Всё черное! –
      Серебряна
      Бородушка...
      Прижмись к нему,
      Молодушка!
      1995
     
     
      * * *
      Нищий у церковки – в сытые дни!
      Целый мужик, не коверканный...
      В церковку ходят старушки одни,
      Может, не больно и веруя;
      Ходят, которые рано встают,
      Сызмала к делу приучены
      Дома, в деревне... А в городе тут
      Им ничего не поручено.
      Что за работа – в квартире прибрать,
      Вымыть посуду немудрую?
      Ну, а до церковки – всё же – шагать
      К каждой вечерне, заутрене.
      В стужу – по стуже, в дожди – по дождю!
      Ветром, метелью согбенные
      Пешими ходят, автобус не ждут,
      Бают свое, сокровенное.
      В церковке – мир, и покой, и уют.
      Нету содома домашнего,
      Пусть и не очень понятно, – поют
      Стройно и ладно: по-нашему.
      Тихо поют, а не так, как сноха, –
      С визгом каким-то да вывертом.
      ...Бабушки все, как одна, без греха:
      Коли и был, так уж выветрен
      Грех – из любой покаянной души –
      Временем, ветром, работою.
      В бабушках веры большой не ищи,
      В церковках – время коротают:
      В церковке атом-войны не сулят,
      С мирной молитвой затеплены,
      Тихие, ясные свечки горят,
      Пеньем-дыханьем колеблемы.
      Благо старушкам!
      ...А этот мужик
      (Здрав: поискать – краснорожее!)
      – Ради Христа, хоть копейку! – блажит,
      Киньте, угодницы божий! –
      Сам на коленях, треух у колен, –
      Сколь ни потерт, а глубоконек! –
      – Мне б для сугреву: как пес, околел...
      Водка есть, бабки, а Бога – нет! –
      Нищего шансы малы на успех,
      Но, что дадут, то поместится.
      Место святое, плеваться-то грех,
      Терпят старушки да крестятся.
      Платьем шурша, поскорее спешат
      Минуть его, греховодника...
      – Эх, подкачусь я, Марфуша-душа
      Под бок к тебе после полдника!
      Вот уж согреюся, вот уж усну,
      Плакали все боги-ангелы! –
      Бабке шумит, ощеряя десну, –
      Живы ль орлянки-те? В банке-те?
      Пуще Марфуша – слепа и глуха! –
      Мимо бежит, упирается,
      Будто не слышит словес «жениха»...
      Слышит! И ой как стесняется.
      Знает она мужика-дурака,
      Пьянь, побирушку, охальника:
      Он, по манере его говорка,
      Сам из села, из недальнего.
      С Марфиным рядом его-то село,
      Так про бродягу наслышана:
      В город за счастьем его увело
      Из-под родительской крыши-то.
      Вот и скитается – кой уж годок! –
      Только, похоже, в котомку-то,
      Что, не спросясь, у отца уволок,
      Счастья не много натолкано.
      Крестится Марфа: – Господь сохрани
      Всех нас от счастья от этого! –
      Нищий у церковки – в сытые дни,
      Целый мужик, не коверканный...
      1986
     
     
      * * *
      По течению плыву,
      Не гребу, не правлю,
      Ни на помощь не зову,
      Ни конец не славлю.
      Доля желтого листка,
      Сорванного с ветки:
      И унынье, и тоска –
      От одной расцветки!
      Всё-то лето рвался, ныл:
      – Полетать бы птичкой! –
      Оторвался, пал, поплыл
      Увлечен водичкой.
      (Перед этим – мотыльком
      Побыл, – да недолго!)
      И уплыл недалеко –
      До запруды только.
      Холодит его вода,
      Ветки древа снятся:
      Никогда ему туда
      Больше не подняться.
      Жизнь сложна, мораль проста,
      Смысл – картинкой в раме:
      «Долговечнее листа
      Дерево с корнями».
      ...Никуда и не плыву,
      Унываю зря я,
      Ради будущей – листву –
      Бывшую – теряя.
      1995
     
     
      * * *
      Что кому привязочка:
      Для кого – колясочка,
      Для кого – повозочка,
      Для меня дак лодочка!
      Новая, долбленая,
      Из ствола осинова
      Весельца беленые,
      Парус парусиновый!
      Посмотрю я спереди,
      За корму потрогаю, –
      У ней грудь-то лебедя,
      У ней стать-то легкая!
      Мачту, как мечтание,
      Сквозь тумана роздыми
      Ближними и дальними
      Задевает звездами.
      На воде суденышко
      С парусом наполненным,
      Что лебяжье перышко,
      Заскользит над волнами.
      ...А пока под ивою
      На песке рассыпчатом
      Я, уже счастливая,
      С заговором-причетом
      Ярь-смолой расплавленной
      Позалью все щёлочки:
      На большое плаванье
      Налажаться лодочке...
      1987
     
     
      * * *
      Просеивают лиственницы снег
      Сквозь клеток-веток сита и решёта,
      Чтоб – с варежки – он стал еще вкусней,
      Хотя – как можно стать вкусней еще-то?!
      Мой белый! Мой пушистый! Мой сплошной,
      Резной и звездный! Празднично-летучий!
      Я знаю, что хрустеть тобой – грешно,
      Но – у меня такой сегодня случай!
      Ах, у меня такой сегодня день –
      Любви, надежды, радости великой,
      Что хоть в сугробе валенки раздень
      И до вершин до лиственничных прыгай.
      Пришло, сбылось! Не сбыться не могло!
      Явилось. Наступило. Состоялось.
      Одно. Мое. То самое. Тепло.
      В котором я – вот именно! – нуждалась.
      И все мои грехи и негрехи
      Неразличимо и неразлучимо
      Сегодня сочетаются в стихи,
      Как снег и свет. Как пламя и лучина.
      1991
     
     
      * * *
      Бугром у реки середина,
      Почти захлебнулись края.
      Плывет одинокая льдина,
      Шагаю – по берегу – я.
      Плывет – далеко, издалека!
      Устала, горда, холодна,
      Но с ней мне не так одиноко,
      И льдина – не вовсе одна.
      Вчера здесь кипело веселье:
      Сходились с горою гора!
      Но мы во вчера не успели,
      А нынче – уже не вчера:
      Непраздничный берег пустынен,
      Как мускул без кожи – река!
      И жутко белёшенькой льдине
      На черном хребте быстерка.
      И, словно меня приглашая
      С собой в беспредельный транзит,
      Все к берегу край приближает,
      Все возле куста тормозит.
      И надо б, как в детстве, решиться
      Ступить на заманчивый край,
      Пока он о берег крошится
      С намеком, мол, шанс! – не теряй!
      Но прошлого бедственный опыт
      Стращая, внушает: «Оставь!
      Не вздумай надежные тропы
      Сменить на безумную плавь!
      Умерь, обуздай норовишко:
      Не Содонга эта река,
      И ты – не девчоночка-плишка,
      И льдина – лишь с виду крепка...»
      Но ближе к воде подвигает
      Меня озорной сквознячок,
      И я с крутояра сбегаю, –
      Делов-то: шажок да прыжок!
      Постой, погоди, дорогая...
      Увы! И шажок, и прыжок,
      Но льдину я только толкаю –
      Ведь медлит другой сапожок.
      Так надо – себя уже знаю!
      ...А льдина попала в струю,
      Прощально блеснув, обгоняет!
      Печально вздохнув, отстаю.
      А льдина – в ту сторону, к маме,
      В ту даль, где мне страх не знаком!
      ...И чайка-кричалка меж нами
      Снует и снует челноком.
      1991
     
     
      * * *
      Одолею леность,
      Поборю хандру,
      Поднимусь, оденусь,
      Покажусь в миру.
      И уверюсь: – Точно! –
      Вняв сиянью дня, –
      Было скучно, тошно
      Миру без меня.
      ...Никому не нужен,
      Шел неделю дождь,
      На дороге лужа –
      Не перешагнешь!
      Я возьму лопату,
      Обнаружу склон,
      И вода покато
      Унесется вон.
      Я лопату – в угол,
      А взамен – топор,
      И легко, упруго –
      К бане под угор.
      Байки да потешки
      С уст да на уста.
      Чурки да полешки,
      Спички да береста.
      В каменке поленья
      Спичка подожгла.
      Черное каменье,
      Грейся до ала!
      До ала каменье!
      Угли – до золы!
      В кипяток – растения,
      Пихты дух – в углы.
      Тазики – на лавку,
      Не робей, ребя!
      С веником в охапку
      На полок – себя.
      Струи, струи, струи
      Сверху на главу...
      Струги, струги, струги
      Снова на плаву!
      1996
     
     
      * * *
      Воды схлынули. В мусоре, в иле,
      С бородой на оглодках-кустах
      Вновь мои острова проступили,
      Дном и руслом побыв, но не став.
      Острова мои, кочки-кусточки,
      Камешочки, песок, черепки!
      Вас вода испытала на прочность,
      В вас трава запустила ростки.
      Вы голы, но не стоит стыдиться!
      Предстоит вам блаженство опять
      Под весенней грозою умыться,
      Под июньской росой воссиять.
      Кто придавлен, кто смят, кто оглодан –
      Не беда! Опушимся – споем
      Славу новому времени года,
      Как и тяготам прошлых времен.
      1994
     
     
      * * *
      Десятый десяток двадцатого века!
      Да минет тебя вездесущий склероз,
      И зоркое око за дряблое веко
      Да не уведешь, защищаясь от гроз!
      Преклонный десяток двадцатого века,
      Ты копишь и копишь взрывной капитал,
      И резвому правнуку негде побегать:
      Всё склады-подвалы, что ты накопал.
      Всё бомбы-ракеты, всё смерть-полигоны:
      К тому – не притронься! Туда – не ступи!
      А правнуку мнятся другие законы,
      Не те капиталы, что ты накопил.
      Он смел и наивен, как всякий ребенок:
      Его – это небо! Его – этот луг!
      Под ветер и солнце из теплых пеленок
      Он рвется на землю со старческих рук.
      И он непременно затеет раскопку
      Того, что мешает цветам расцвести!
      ...Наступит на мину, надавит на кнопку,
      Которые ты в тайниках разместил.
      Ты знаешь, ЧТО БУДЕТ...
      Сознанье больное
      Рисует зловещие пламя и дым
      Над нежным... что льнет головенкой льняною
      К железным и ржавым коленям твоим.
      1990
     
     
      * * *
      Я не схожу с ума,
      Живя минутою:
      Была, была зима
      Со стужей лютою!
      Была, была тоска,
      Как ночь январская,
      В такой просвет искать –
      Причуда царская!
      Сникал и стар и мал,
      Не зная, где – чего,
      Но ветер знал – толкал,
      Но снег – отсвечивал.
      Я снегу верила,
      Я ветра слушала:
      Не все потеряно,
      Не все разрушено!
      Ужо, другим бочком
      Земля повернется,
      И встанет день торчком –
      Куда он денется?
      И станет дуб седой
      Зеленым деревом,
      И станет снег – водой,
      Сумёты – берегом.
      Я не схожу с ума,
      Живя минутою,
      С утра гремят грома:
      Весна – не путаю!
      Земля оттаяла!
      Зерно уронено!
      ...И птицы стаями
      Летят на родину.
      1987
     
     
      * * *
      Несделанное дело –
      Неколотая льдина:
      Заклинилась, засела,
      Проход загородила!
      Притерлась, устоялась,
      Куда плыла – забыла,
      И все, что сзади, – смялось,
      Скурямкалось, застыло.
      Нет ходу ледоходу!
      И солнце, сбавив градус,
      Недодало народу
      Талончиков на радость.
      Кричите – не кричите,
      Раз льдина на приколе,
      Вновь радость – в дефиците,
      А счастье – и тем более!
      Но нам зимы хватило!
      Но мы назамерзались!
      Нам мускулы сводило,
      С того и не справлялись,
      С того и дел нальдили
      Несделанных – торосы...
      Кто в мичманах ходили,
      Пожалуйте в матросы!
      Все школы – в ледоколы!
      Науки – ломом в руки!
      Все громы – в ледоломы!
      Все миги – в ледодвиги!
      Уверенно и смело
      Берись за льдов крушенье:
      Несделанное дело –
      Движенья торможенье!
      1988
     
     
      * * *
      Сели – вроде бы не в гроб.
      Кто-то правил, кто-то грёб.
      Кто, по знаку заправил,
      Ветер парусом ловил.
      Тот, помех-препятствий страж,
      Озирал, вперёдсмотрящ.
      Повар-кок готовил щи, –
      В нем причину не ищи,
      Что в минуточку одну
      Все, как есть, пошли ко дну:
      И премудрый рулевой,
      И матросик рядовой,
      Златоуст поэт-певец
      И без устали гребец,
      И под тою же водой –
      Ты да я, да мы с тобой.
      – Ну-ка, стой-ка, погоди,
      Небылиц не городи!
      Мы-то жили на горе
      И не видели морей
      Ни воочью, ни во снах?
      – В том и дело, мать честна!
      Оказались немудры
      Наши пилы-топоры:
      Вишь, не тот валили лес,
      Не туда клонили срез,
      И к суденышку доска
      Оказалась, вишь, узка...
      – Стоп, воды набравши в рот, –
      Глядь, – судёнко-то плывёт!
      Тонут лишь поводыри,
      На плаву оно, смотри:
      Мачта, палуба видна, –
      Не пропала же страна?
      Ведь садились-то – не в гроб:
      Кто-то правил, кто-то грёб,
      Кто-то что-то славил-пел,
      Кто-то дальше нас глядел, –
      Мы-то, вроде, ни при чем?
      – Ни при чем? Да ты о чем?
      Аль не жил под Ильичем?
      Признавайся, кайся, брат:
      Жил, так значит, виноват!
      1988
     
     
      * * *
      Никто в этот мир не явился всезнающим,
      Никто – всемогущим, никто – всеумеющим,
      Но гляньте вокруг, дорогие товарищи,
      И взгляду предстанет отрадное зрелище:
      Летят самолеты в высотах заоблачных,
      Плывут корабли в океане космическом,
      И ночью январской тепло нам и солнечно
      От супер-величества-свет-Электричества!
      Уже нам не в новость, что молния поймана,
      Уже мы устали глядеть в телевизоры,
      Уже и такие «азы» расколдованы,
      О коих и сказок еще не записано!
      ...Я слогом высоким обычно не пользуюсь,
      Но нынче скажу, изменяя обычаю:
      Не стали бы люди такими колоссами,
      Не приобрели бы такого величия,
      Когда бы над каждым из них – непоседою,
      Румяным невеждой, беспамятным олухом
      Не бдил с ежедневной неспешной беседою
      Всемудрый Учитель, всебудящий колокол.
      Достойно восторга его всетерпение,
      За все, что прекрасно, за все, что значительно,
      Пора человечеству в храм поклонения
      Внести на руках Рядового Учителя.
      1986
     
     
      О ПОЧЕРКЕ
      Нас учили – Наклону.
      Нас учили – Нажиму.
      Это было законом,
      И, притом, нерушимым.
      Всех нерях, лоботрясов
      Приучали к старанью:
      До четвертого класса
      Было «Чистописание».
      Из газеты – тетрадки,
      А чернила – из сажи,
      Но старались ребятки
      «Аз» и «буки» уважить.
      И когда эти буквы
      Получались красиво,
      Нам любая наука
      Представлялась посильной.
      Ни единой страницы
      Не отдав в поруганье,
      Было счастьем – склониться
      Над домашним заданием.
      И при свете коптилки,
      И при дыме лучины
      Без щелчков по затылкам
      Нас писать научили.
      И намётанным глазом
      В строчке – самой короткой –
      Я по почерку сразу
      Узнаю одногодков!
      Некрасивое – скучно.
      В нас навеки понятье,
      Что «красивое» с «нужным.» –
      Близнецовые братья.
      Наши перья стальные!
      Как мы их выбирали,
      Как лечили «больные»,
      Как – в иные – играли!
      Было горькой потерей
      Проиграться кому-то,
      Ведь писучие перья
      Были высшей валютой!
      Не забыть про Евпатю,
      Что сидел «на Камчатке»:
      Всех повыше собратьев,
      Но в учебе не хваткий,
      Он, законы нарушив,
      Вставил в ручку однажды
      Не «союз», не «лягушку»
      И не «рондышко» даже,
      А неведомо диво, –
      Где и выкопал паря! –
      Что хоть прямо, хоть криво, –
      Одинаково шпарит:
      Не зацепит бумагу,
      Не раскляксит чернила! –
      Для черканья каракуль
      В самый раз подходило.
      И чертил им Евпатя,
      Как гвоздем или шилом,
      Раскоряки в тетради –
      Без наклона-нажима.
      С ним в «учительской» долго
      Говорили – и строго!
      ...И ушел он из школы
      После класса второго.
      Я судьбу его знаю, –
      Несчастливая палась:
      И работа лесная
      Не к рукам оказалась,
      И крестьянское дело
      Не пришлось по натуре, –
      Попахал – надоело!
      Пристрастился к халтуре:
      Молодец – только свистни! –
      Оказался не хватом,
      И ушел он из жизни
      Мол одым - неженатым.
      ...Не посетуй, Евпатий!
      Ты ко времени вспомнен,
      Встань, заглянем в тетради
      Нашей смены сегодня:
      Каково они пишут?
      Велико ли усердье,
      Чтобы буковки вышли,
      А не буки да черви?
      Ты стоишь, потрясенный,
      И не вымолвишь слова:
      Путь, тобою торенный,
      Стал сегодня – основой!
      Нет Нажима: уволен!
      Век Чернильницы – свержен!
      Утвержден на престоле
      Разнопастиков-Стержень:
      Он такой вездесущий
      Пробивной обаяшка, –
      Даже сам себя сушит,
      Сократив Промокашку!
      Никого не колышет
      Кое-как написанье!
      Вот тетрадь для малышек:
      Где ж Линейка Косая?
      ...А они нас умнее!
      А они нас смелее:
      Так пойдут – без линеек!
      Проживут, как сумеют.
      Только «много» и «быстро»
      Им в заслугу вменяют,
      Про «красиво» да «чисто»
      Нынче не вспоминают.
      Обучают – «научно».
      Ставят на ноги – рано.
      ...Даже тех злополучных
      Загогулин Заглавных
      Не осталось от старых
      Непреклонных традиций...
     
      Ты вздохнешь, и недаром:
      – Мне б попозже родиться!
      Первым был – преуспел бы!
      В первых – жил бы да пел бы!
      1984
     
     
      * * *
      Меняется эпоха.
      Пошел-пошел душок!
      И очень многим – плохо,
      Не многим – хорошо.
      Вновь в идолах богатство,
      Дензнак, златой телец.
      Слабеют узы братства,
      Осмеян жар сердец.
      В фаворе – одинокость,
      Распущенность, минор...
      Подтянутость, и строгость,
      И праведность – в укор.
      И молодые всходы
      Уже заражены
      Микробом всесвободы:
      «Хотим», но не «должны».
      Их жребий – аль завиден?
      Дерзайте, сын и дочь:
      Хотите, так хотите, –
      Сумеете ли мочь?
      1993
     
     
      * * *
      Распрямились, возжаждали,
      Объявились, как новшество!
      ...И хотят эти граждане:
      Раз – Свободы от общества.
      Два – Презренья к народному.
      Три – Всех благ матерьяльности.
      Вплоть до ста – Жить заботами
      Собственной гениальности.
      Браво, самоизбранники!
      Так их, прочих-окраинных!
      Отворачивай краники
      Самохвалов надраенных!
      «Самородки» закапают –
      «Чернь, не суйся с советами!
      Мы не папами-мамами
      Рождены, но – Запретами
      На свою вседозволенность,
      Самонадчеловеченность,
      Скрой-утай-заподполенность,
      Божьим-пальцем-отмеченность.
      Сгинь, крестьяне-рабочие,
      Чугуны прокопченные,
      В дорогой вашей вотчине
      Мы одни – золоченые.
      Мы одни – элитарные,
      Мы одни – родословные,
      Остальные – бездарные,
      Неблагородокровные!»
      ...Только все это пройдено.
      Что нам ваше Собрание?
      Вы же: «нет у вас родины»,
      Вы же: «нет вам изгнания».
      Собирайтесь да кучкайтесь,
      Поднимайтесь хоть на небо
      И небесными тучками
      Уплывайте куда-нибудь.
      1988
     
     
      * * *
      По апрелю, по утру,
      По простору-настику,
      Где березы на ветру
      Делают гимнастику,
      По звенящему ледку,
      Мимо черной проруби,
      В сосны, где по холодку
      Птица голос пробует,
      Убегу и растворюсь
      В световом сиянии:
      Лес и солнце, я и Русь –
      Неразрывен ияние.
      Если вместе – без подпор,
      Без пособий – выстоим!
      ...Где-то точится топор
      На стволы смолистые.
      Назначая умирать, –
      Злой, чужой, таинственный, –
      Кто-то ставит номера
      На колоннах лиственниц.
      С вековым запасом лет,
      В двадцать – уж помечены!
      ...Соскоблю зловещий след,
      В снег зарою: нечего
      Обрекать и отнимать
      Жизнь «по праву сильного».
      Всем судья – Природа-Мать.
      У нее спросили ли?
      1994
     
     
      * * *
      Понимаю: сражаться за знамя!
      Но – хлестаться знаменами – срам!
      ...Если совесть и правда – не с нами,
      Побеждать и не следует нам:
      Чем победнее, тем бесполезней...
      Не кидаюсь на «тубо» и «усь».
      Понимаю – лечить от болезней,
      Воскрешать мертвецов – не берусь.
      Стало модно, престижно, доходно
      Потрошение горьких могил,
      А живого – прикончат охотно,
      Если кто-то кому-то не мил.
      Полигонами реанимаций
      Полыхают полотна страниц.
      Но на мушке дешевых сенсаций –
      Утки утлых уже небылиц!
      Ужасаемся страшным останкам,
      Раскопав, разглядев, изучив,
      А не то же ль творим, спозаранку
      Днесь начав и не кончив в ночи?
      Вызревает вопрос поневоле,
      Я ношусь, как с занозою, с ним:
      Наше общество – «луг» или «поле»?
      «Что взрастет» или «Что мы взрастим»?
      1988
     
     
      * * *
     
      «Закрывай. Василий, душу.
      Не выстуживай себя.»
      Василий Федоров
     
      Я живу без интереса
      К оглашенному «прогрессу»,
      Год от года безнадежней
      Свой натягиваю гуж.
      Слишком много перевесов
      В пользу плутов, мотов, бесов,
      Суеты пустопорожней,
      Краснобаев и чинуш.
     
      Не хочу давать ответы
      На дежурные анкеты:
      Как справляюсь с перестройкой?
      Как арендный чту подряд?
      На худое – нет запрета.
      На святое – нет декрета.
      Нэпоман на месте бойком
      Всё и вся разрушить рад.
     
      И привыкшие не рушить
      Поразвешивали уши:
      Жизнь в колхозе – под бульдозер!
      Землю рви на лоскуты!
      Огребайся, загребущий!
      Разоряйся, неимущий:
      Из Америки навозим
      Работяг, коль сгинешь ты!
     
      Из Америки – пшеницы,
      Из Америки – певицы,
      Из Америки – болезни,
      Из Америки – шприцы...
      Успевай посторониться,
      Русский «лодырь», «раб», «тупица», –
      В узелок – манатки, песни
      И – валяй под бубенцы
     
      Вниз по матушке по Волге:
      Ветераны, комсомолки,
      Пионеры и партийцы,
      Сталин, Ленин, револю...
      Ох и резвые ребята
      Те, что нынче в демократах
      Во Москве, родной столице,
      В той, которую люблю!
     
      Все родное – «оплошало»,
      «Обнищало», «отощало»,
      То ли дело за границей:
      Облизнулись, кто бывал!
      А народец неезжалый
      Надо вымести, пожалуй,
      Иль помочь скорее спиться,
      Чтоб езжалым не мешал.
     
      Пере-пере-пере-пере:
      В атмосфере, в мере, в вере!
      Ты создашь – они разрушат, –
      Что возьмешь с таких ребят?
      Потому не будь тетерей:
      На ворота, ставни, двери
      Закрывай, Россия, душу,
      Не выстуживай себя.
      1988
     
     
      * * *
      Наигрались в «телят» и «волков».
      Сыты ль «волки», коль целы «телята»?
      Срок прошедший – не срок ли долгов?
      День наставший – не час ли расплаты?
      За воротами в полночь – смешок,


К титульной странице
Вперед
Назад