18. Спицын, А.А. Костеиосные городища. Материалы по археологии восточн. губ. России; 1893. в. I.
      19. Теплоухов, Ф. Древности, найденные в Чаньевской пещере Соликамского уезда. Изд. Перм. Губ. Стат. Ком. т. III.
      20. Теплоухов, Ф. А. Древности Пермской Чуди в виде баснословных людей и животных. Сборн. Пермский край. т. II. Пермь, 1893. Издан. Пермского Статистич. Комит.
      21. Теплоухов, Ф. А. Чудское жертвенное место на реке Колве. Тр. Пермской Архивн. Комиссии в. III. Пермь. 1896.
      22. Теплоухов, Ф. А. Рисунки древностей Пермской Чуди, принадлежащих Пермск. музею. Тр. Пермской Уч. Архивн. Комис. в III. Пермь, 1896. 152—163. XVI табл.
      23. Топографические сведения о главнейших городках, городищах и курганах губернии (Вологодской). Пам. кн. Вологодской губ. 1893-4 гг. Изд. Губ. Стат. Кол. Вологда, 1893. Отд. II. 33-40.
      24. Трапезников, Вл. Первобытное население Севера России. 1) Изв. Вологод Общ. Изуч. Сев. края. В. III Вологда. 1916. 2) Иллюстр. Сборник-Ежегодник Пермск. Губ. Земства. Пермь, 1916. Вып. II. 22 Карта.
      25. Тышинский, Ф. О чудских древностях Архангельской губ. Тр. Археолог. съезда в Москве в 1869. Л. 1871. т. 2.
      26. Уваров, А.С. Археология России. Каменный век. М. 1881.
      27. Эйхвальд, акад. О Чудских копях. Спб.
      28. Эйхвальд, Чудския племена. Вестн. Естествозн. 1854, № 7, и 1855, № 17.
     

      Л. Андреевский. Из архива села Никольского Вологодской губернии. (Сельскохозяйственный очерк)
      До сих пор вопрос о крепостном хозяйстве предреформенной "вотчины" представляет собою, говорит проф. А. Кизеветтер, совершенно нетронутое, девственное или, как сказали бы в XVI-XVII вв., "дикое" поле в нашей исторической литературе. Работы П.Б. Струве, собранные в его "Очерках крепостного хозяйства", кн. Волконского и Повалишина, изданные в "Трудах рязанской архивной комиссии", и книжка И. Игнатович "Крестьяне перед освобождением" - возбудили внимание к вопросам, связанным с разработкой и изучением крепостного хозяйства России XIX века, дали общие точки опоры для исследования. Однако, детальное изучение фактического, документального материала всё ещё - работа будущего. Главная причина слабого развития научных знаний наших в этой сфере - одна: это отсутствие сборки и обработки необходимых материалов по истории хозяйства, то есть различных хозяйственных актов, купчих крепостей, счетов, расписок, наказов, инструкций приказчикам, писем, планов и так далее. Между тем такого рода материал, разбросанный повсюду, лежащий в усадебных и фамильных архивах, оставаясь без призора, гибнет, расхищается и, может быть, мы доживём до того, что "легче будет воссоздать земледельческий быт древнейшаго Египта по сохранившимся от седой старины папирусам, чем земледельческий быт русской "деревни минувшего столетия"2).
      Несомненно, огромная работа по систематизации необходимых материалов и классификации их превышает силы не только отдельных учёных - профессионалов, но даже и целых объединений специалистов, которым в этом деле необходима дружная поддержка со стороны широких кругов интеллигенции. Здесь всякий, извлекший на свет и сделавший достоянием науки новые сведений, о хозяйственном быте нашего недавнего прошлого, может принести пользу.
      Такие соображения руководили мной, когда осенью 1920 года мне довелось начать разбор архива, поступившего в Вологодскую Публичную Библиотеку из усадьбы Межаковых, села Никольского, находящегося в Кадниковском уезде.
      В этом архиве, отысканном случайно по обёртке, в которой была получена частным лицом из местной лавочки какая-то провизия, оказалось значительное количество разных документов, позволивших воссоздать, если не в совершенной полноте, то всё же достаточно рельефно картину крупного помещичьего хозяйства с начала 19 века до момента раскрепощения крестьян. Настоящая статья, являясь частью подготовленного к печати очерка, имеет целью хоть отчасти содействовать делу изучения архивных материалов губернии, освещающих историю помещичьего хозяйства на нашем севере3)
      Село Никольское, одна из наиболее богатых усадеб Вологодской губернии, находится на реке Уфтюге, верстах в 12 к северу от Кубинского озера. Ближайший уездный город Кадников отстоит от усадьбы вёрст на 70, а губернский центр - вёрст на 80. В общем это - довольно глухой угол губернии даже в наши дни, хотя и находится на удобных водных путях, которые через Кубинское озеро ставят его в связь с Сухоной и Северной Двиной, с одной стороны, и с Мариинской системой с другой.
      Насколько удалось выяснить, село это упоминается в документах начала 17 века. Фамилии же Межаковых, записанных в родословные книги Вологодской и Костромской губерний с начала 17 века, оно было пожаловано за службу "казацкой службы атамана" Филата Васильева сына Межакова, в 1622 году. У одного из потомков этого атамана, Михаила Федоровича Межакова, к 1784 году оказалось во владении 1121 душа крепостных и недвижимое имение, заключающееся в 41 селении, если считать лишь вологодские его именья.4) К моменту же раскрепощения крестьян в владении Павла Александровича Межакова состояло по данным 10 ревизии 1939 душ мужского пола, или 1888 наделов, а удобной земли считалось свыше 24 тысяч десятин.
      Среди документов архива, к сожалению, не нашлось ни купчих, ни данных на имение, по которым можно было бы установить относительные величины барской и находившейся в пользовании у крестьян земли, а также и картину распределения земли по угодьям. Однако, за целый ряд лет, с 1784 по 1822 год, мы имеем величины посева и умолота разных хлебов у помещика по книге "Выписка домовая о посеве и умолоте, разного хлеба в нижеписанных селах и о покосе сена, как в оных, так и в пустошах к ним принадлежащих, и о содержании в них всякого скота и птицы, кратчайшим образом для ведения сочиненная".5) Для последующих же лет, с небольшими перерывами до отмены крепостного права, цифры посева и умолота можно было получить, по журналам полевых работ и хлебным приходно-расходным книгам. В результате сделана была сводка данных о посеве и умолоте барского хлеба в имении с 1784 по 1860 год, которую в виду её значительных размеров затруднительно привести здесь полностью и можно лишь частично представить.
      Так как отсутствие сведений о густоте высева разных хлебов на десятину земли не позволяет сделать правильного расчёта величины посевной площади в селе Никольском, то о размерах барской пашни остается судить, хотя бы и приблизительно, по величинам высева. Если весь годовой барский посев по имению распределить по периодам, в 10 лет каждый, то получаются следующие цифры.6)

      Из этих данных видно, что высев всех хлебов, особенно ржи и ячменя, в имении очень интенсивно увеличивался с 1784 до 1820 годов. Средние размеры годового высева хлебов отчётливее конечно, чем погодные, выражают рост барской пашни. С 1784 по 1789 год помещик высевал в среднем ежегодно ржи 51 четверть, с 1789 по 1799 год — 79,2 четверти, а между 1799 и 1808 г.г. средний высев, выражался в 148,4 четверти. Десятилетие 1810 -1820 г.г. дало понижение до 105,3 четв., но зато следующее, 1820-1830 г. - новый подъём до 180,7. В последующие три десятилетия средний высев ржи определялся в 130 четв., 146,7 четв. и 127 четв. Ячмень также высевался в количествах всё возраставших. За указанные выше периоды средний годовой высев составлял последовательно 8,6 четв., 18,8 четв., затем 36,2 четв., а между 1810 и 1820 г.-37,6 четв. Десятилетие 1820-1830 г. и для ячменя дало максимум среднего годового высева в размере 61,6 четв. Далее также, как и для ржи, наблюдается в общем сокращение в следующих величинах: 1830-1840 г. - средний годовой высев 46,8, в 1840-1850 г. - 50,4; а между 50 и 60 годами только 37,7 четв. Высев овса максимальным был в десятилетие 1800-1810 г.г., сокращение же его началось в 40-х годах. В общем средняя годовая высева овса выражается следующими величинами: 201,4 четв. между 1784 -1790 г., 353,5 четв., между, 1790-1800 г.г., 582 четв. между 1800-1810 г., 404,3 между 1810-1820 г., 517,5 между 1820 и 1830 г.г., а в последующие три десятилетия 523, 322,5 и 286,6 четв. Из приведённых данных видно, что период времени между 1820-1830 г.г. минувшего века, представляя собой кульминационный пункт барской запашки, является вместе с тем временем перелома, за которым начинается сокращение господского посева всех хлебов, продолжавшееся вплоть до раскрепощения крестьян.
      Пахотная земля, с которой собирался помещиком хлеб, за время с 1784 по 1862 год, представляла собой территориально почти не изменяемые клинья в составе всей пахотной, то есть барской и крестьянской земли. Главная барская пашня всё время находилась непременно при селах Никольском и Окулининском, но с расширением помещичьей запашки в начале 19 века под неё отводились земли и при других селах. Так, с 1798 по 1809 г. в фонд барской пашни были втянуты земли при селе Новом, а с 20-х годов земли при сельцах Поповском и Окулове. В Никольском, Окулининском и Поповском находились и наиболее значительные по числу коров скотные дворы. Наиболее крупные количества ржи, также как и овса, высевались обычно при селе Никольском, где жили сами помещики, а значительная площадь под посевы овса отводилась в разных сёлах, вёрст за 10-15 от усадьбы. Особенно велик был высев овса в первые годы 19 века (максимум 1802 г. - 675 четвертей), когда работали при имении винокуренные заводы, а затем - несколько позже, именно в 1821 -1823 и 1836 годах.
      Указанное выше увеличение барской пашни и известное из документов вотчинного архива развитие торговых интересов у помещика к концу 18-го, или началу 19-го века, - выразившееся в участии в откупах винном и ямском, торговле хлебом и так далее7), находят своё объяснение, как нам кажется, во влиянии реформ второй половины 18 века. "Отмена обязательной службы дворянства (1762 год) и учреждение о губерниях (1775 год) содействовали оседанию дворянства в провинции, сблизили с ней дворянство и увеличили значение городов, как рынков сбыта сельскохозяйственных продуктов. В то же время вторая половина 18 века характеризуется чрезвычайно выгодной для сельского хозяйства конъюктурой: начиная приблизительно с 1765 года, это - эпоха высоких хлебных цен, которые держатся и ещё растут в первые два десятилетия 19 века".8) Тот перелом в жизни и хозяйственном значении русского дворянства, о котором говорит П. Струве, наблюдался, как мы видим, и в Кадниковском захолустьи. Добавим к этому, что для нашего северного зернового хозяйства в указанный период и даже значительно позже не страшна ещё была конкуренция южного хлеба, так как слабость транспортных средств не позволяла быстро передвигать значительные массы хлеба из черноземной полосы.
      Расширение посевов приводило в селе Никольском всю удобную землю под пашню. Распахивался барщинным способом каждый клочок земли при селе, сеялся хлеб и "на подсеках", "на новодельи", разделывалась земля под барские посевы при удалённых от села Никольского деревнях. С 1799 года Межаковы начали арендовать землю у церкви Вознесенья в селе Никольском. Причт этой церкви предоставлял 55 дес. 1899 саж. "господину Межакову в полное неограниченное владение и хозяйственное распоряжение" на следующих условиях. Межаков обязан был выдавать ежегодно 16 четверт. ржи, 14 четв. овса, 2 четв. пшеницы, 2 четв. ячменя и 40 рублей денег священнику, а дьячку и пономарю - каждому в половинном против священника размере всякого рода хлеба и по 20 рублей денег, - в два срока, в начале и конце года. Сверх того, священник имел право ежегодно высевать на церковной земле один четверик льняного семени, да пономарь и дьячёк по 1/2 четверика льна. Относительно сенных покосов в договоре значилось, что "в полях, что от пашни останетца и в отхожей пожне покосы оставляем мы священник и церковнослужители во владении своём". Солому на подстилку для скота Межаков обязан был давать свою, а навоз от скота переходил на поля помещика. На этих условиях церковная земля арендовалась долгие годы. Записи об уплате причту мы находим и в 30-х годах прошлого века. Если принять во внимание, что при продаже из именья в 1806 году цена четверти ржи была 6 р. 50 к. - 7 р., овса - 3 руб., ячмень - 5 р. 50 к., а пшеницы примерно 8 руб., и пренебречь высевом 2 четвериков льна церковников, то размер арендной платы помещика за церковную землю составлял в 1806 году приблизительно 7 р. 70 к. - 8 руб. асс. за десятину. Так как за период 1806-1810 г. один ассигнационный рубль равнялся 54,6 коп. серебром, то в переводе на серебряную валюту высота аренды составляла около 4 р. 36 к. за десятину.
      Наряду с арендой земли барином практиковалась, конечно, и отдача свободной земли в кортому. Однако, как видно из счетов по именью, денежные получки от сдачи в аренду свободных участков не были значительны, представляя изменяющиеся величины в разные годы. Размер этих получек колебался от 200 до 500 руб. асс. по всему имению в год. Кортомщиками по преимуществу являлись чужие окрестные крестьяне, причём за кортому повытка земли в первое десятилетие 19 века обыкновенно взималась по 6 рублей в год.
      Итак, барская пашня с 1783 до 1820 года расширялась, посевы разных хлебов становились всё более значительными. Род же и количество получаемых в пахотном хозяйстве продуктов, как известно, определяется, с одной стороны, системой полеводства и севооборотом, а с другой, - урожайностью разного рода злаков. Какая существовала в поместьи система земледелия, легче всего было бы ответить, если бы имелись данные относительно величины площадей, занятых посевами разных хлебов. Таких величин, как указывалось выше, мы не имеем и принуждены брать за основание другие признаки. А эти другие признаки - назначение сох для пахоты полей озимового, ярового и "паренины", а также отсутствие перелога, позволяют предполагать наличие здесь трёхпольного хозяйства. Необходимо при этом отметить, что очень рано, в конце 18 и начале 19 века, помещик признавал необходимым вводить в севооборот кормовые травы. Для более позднего времени, например 1809 года, в журнале полевых работ отмечено, что "на Острожникове с травными семенами высеяно 15 четв. 4 чтр. овса", а в "журнале" 1812 г. записан расход в 60 рублей "на пшеницу и на травяные семена".
      Высевалась в именьи преимущественно рожь, затем - овёс, ячмень, пшеница, не всегда в посеве мы видим лён и коноплю; редкой гостьей появлялась греча. Картофель в яровом поле завоевывает место поздно, лишь с 1836 года. Горох не всегда записывался в приходно-расходные хлебные книги, но должно предполагать, что в посеве он всегда был. Мак отмечен лишь для 1785 года. Кормовые растения, как горох и бобы конские, чечевица, морковь, записаны в посеве 1836 года, и сеялись, также как и картофель, в яровом поле.
      Наиболее устойчивой в посеве была рожь обыкновенная (1783-1844), пшеница обыкновенная (1783-1845); овёс многоплодный и арабский (1788-1840) и, наконец, ячмень английский (1783-1860).
      Наиболее интенсивные опыты с посевом разных хлебов и частая смена сортов семян занимали в усадьбе период с 1831 до 1850-х годов. В результате же всех опытов остались в посеве с 1850 года - рожь кустовая, кроме которой иной ржи уже не сеяли, овёс московский, ячмень английский и виктория, а среди пшеницы - пшеница обыкновенная.
      Указав, что именно сеялось в поместьи, постараемся осветить вопрос об урожайности разных хлебов. Прежде всего, остановимся на фактических величинах урожая ржи, овса, ячменя и пшеницы с 1784 по 1860 год.
      В документах усадебного архива не удалось найти сведений о густоте высева зерна на десятину, и все хлебные записи посева и умолота выражены в четвертях. По этой причине урожайность разных хлебов могла быть вычислена лишь элементарным счётом на "сам". Для времени с 1800 по 1860 год в архиве нашлись записи об урожае в среднем за 45 отдельных годов, а для пшеницы из 45 за 40 лет, то есть число лет, урожай в которые мы знаем, составляет minimum 75 %. Это позволяет считать урожайность разных хлебов в "caмax" величиной достаточно обоснованной и показательной, Средние урожаи хлебов выводились по способу простых средних, по десятилетиям. В результате подсчётов получились следующие величины:

      Полученные средние урожаи за 60 лет нельзя не признать вообще довольно низкими. Если же сравнить эти данные со сведениями земской статистики по Кадниковскому уезду9) и по району юго-западной части уезда, то получаются следующие величины урожая:
     

      Отсюда можно видеть, что поместье лежало в той части уезда, которая отличалась меньшим плодородием. Территориальное изменение урожайности, именно в смысле падения урожаев от северо-востока к юго-западу, отмечалось и земскими оценочными и бюджетными исследованиями. Наиболее заселённые средне-Кубинский и западный районы отличаются меньшими урожаями, а малонаселённые окраины северо-востока уезда - урожаями более высокими. Причина этого явления кроется в том, что истощённые сравнительно долгой эксплуатацией подлесные почвы районов наиболее заселённых по сравнению со свежими почвами слабо населённых мест не могли, конечно, обладать одинаковой продуктивностью.
      Если даже допустить, что внесением в пашню большего количества удобрения в связи с более рациональным хозяйством молочным помещику и удалось бы поднять урожайность ржи др "сам-шесть", то есть до высоты урожаев 1850-1860 г., и поддерживать её далее на этом уровне, то в таком случае чисто-зерновое хозяйство для него вряд ли было бы достаточно доходным.
      Здесь уместно привести соображения из всеподданнейшего отчёта вологодского губернатора о доходности помещичьих усадеб губернии в 1870 году. Из многолетних опытов здешних хозяев замечено, докладывает "всеподданнейше" губернатор, что рожь, родившаяся сама-пятая и яровое сам-друг, не покрывают издержек на обработку земли, рожь сама-шестая и яровое само-третье, только что окупают рабочий труд; выше урожай составляет чистый усадебный доход10).
      Как мы видели, урожай ржи в имении не поднимался выше "сам-шесть" в среднем, хотя в отдельные годы и достигал "сам 8 1/2 " (в 20-х годах). Усадебные хозяйства помещиков, с переходом на вольный наёмный труд, не могли устоять в тех размерах, в каких они существовали при крепостном праве, - констатирует губернатор в отчёте. С одной стороны высокая цена на рабочих и неисполнение последними условий по найму, с другой - недостаток практической опытности владельцев для рационального ведения хозяйственного дела и безденежье заставили многих помещиков сократить запашку на половину, некоторых - даже совсем оставить хозяйство в усадьбах, иных же - отдавать усадьбы крестьянам в аренду по ценам весьма низким. Таков был финал помещичьего хозяйства в губернии. Село Никольское устояло до 1917 года, но судьба его хозяйства в пореформенное время документально нам неизвестна.
      Что касается техники полевого хозяйства в именьи, то она была довольно примитивной. Вспашка производилась обычно сохой, сельскохозяйственных машин в употреблении не было за исключением молотилки, упоминание о которой относится к 1859 году. Из наказов о культуре хлеба в первые годы 19-го века, которые давались помещиком, видно, что П. Межаковым признавалось необходимым непременно землю под рожь троить и не весною, а ещё с осени вспахать, заборонить и так под снег оставить", кроме того "на одних местах несколько лет сряду одинакового хлеба не сеять, а менять оные так, где была пшеница, на то сеять ячмень, а где был ячмень, то сеять овсом, а где был овёс - тут пшеницу".11) Более детальных указаний для позднейшего времени нам не встретилось.
      Весьма важное значение имели климатические условия, о которых приведём краткие справки и данные. В своей работе "Климат Вологодской губернии" Н.Я Данилевский установил, что средняя дневная температура для Вологды становится не менее +90 с 16 мая до 13 сентября н.с., откуда определяется промежуток времени в 118 дней, - период, в который должны совершить свой растительный круг яровые посевы и огородные овощи. Промежуток же времени, в который не бывает морозов, продолжается лишь 95 дней, от 2 июня до 6 сентября н. с. Но в некоторые годы этот промежуток значительно сокращается. Так, в 1848 году в 30 верстах на СЗ от Вологды был мороз 24 июня н. с. столь сильный, что лёд на прудах поднимал человека12). Необходимо кроме того иметь в виду, что климат губернии в начале 19 века был значительно суровее, чем спустя полустолетие. Период 1806 - 1812 г.г. был, несомненно, временем особенно холодным, изменение же климата к 1840 году предположительно можно поставить в связь с вырубкой лесов и осушением болот.
      Имея в виду скудость сведений о периодических явлениях жизни, зависящих от температуры, мы сочли не бесполезным использовать записи о начале сева ржи и яровых хлебов, а также и о начале их жатвы. Произведя необходимые подсчеты по этим записям, мы нашли, что на протяжении 60 лет, из которых однако записи охватывают с перерывами в общем 38 лет, потребное для созревания яровых хлебов время представляло в зависимости от температуры величины очень различные: от 147 дней в 1836 году и 145-дней в 1811 году до 92 дней в 1850 году. При подсчёте же среднего числа дней периода созревания яровых в пределах десятилетий 1820-1830 г.г., 1830-1840 и 1840 и 1850 г.г. получается соответственно среднее число дней: 110,8 дн., 119,25 дн; и 109 дней. Так как в нашем распоряжении есть для тех же десятилетий средний "урожай овса в "caмax" то попытаемся сопоставить их с продолжительностью периода созревания. При таком сопоставлении получается следующий ряд: при 110,8 дн. - урожай "сам 3,1", при 119,25 дн. - урожай "сам 2,8", при 109 дн. - урожай "сам 3,5". Это сопоставление позволяет думать, что максимум тепла весной сопровождается и более скорым созреванием овса, а более быстрое созревание связано и с более высоким урожаем.
      Для поднятия производительности земли необходимейшим средством по условиям оподзоленной почвы являлось удобрение. "В наших местах, где зима бывает продолжительна и земля требует удобрения, говорит П. Межаков в инструкции приказчику,13) ни о чём так печься не должно, как о расчищивании лугов, ибо, если много будет корму, то можно и скота иметь много, а много будет скота, много и навозу, много же навозу, много будет и хлеба, а скот и хлеб составляет весь и доход". Здесь скот рассматривается только как источник удобрения, как "навозный", перехода же к оценке скота как источника получения дохода, к понятию "молочного" скота ещё не видно. Если так рассматривался скот в первое десятилетие 19 века в крупном барском имении, то в крестьянском хозяйстве содержание скота для получения навоза мы встречаем и в 40-х годах прошлого века. Некто Э. Лоде, чиновник, командированный в Вологодскую губернию в 1843 году, сообщал начальству, что "скотоводство в этой полосе (то есть в юго-западной части губернии) у крестьян существует в такой лишь мере, в какой оно необходимо для поддержания плодородия полей, и потому не представляет отдельной отрасли сельского хозяйства и не доставляет почти никаких непосредственных выгод".14) Для поддержания нужного числа голов скота приходилось заботиться о "расчищивании лугов", и подсевать клевер в ячмень. То же стремление к получению большего количества навоза побуждало помещика предписывать "стлать на дворах почаще, а весной и осенью гораздо более, устилать дворы ельником мелко нарубленным, или листом". О числе голов скота в именьи даёт представление следующая таблица:

      Не забудем при этом, что 20-е годы были временем наибольшей барщинной запашки. Для более поздних лет относительно числа лошадей в архиве не сохранилось данных, о числе же голов рогатого скота имеются такие сведения:

      Как видно из этих данных, к моменту раскрепощения крестьян число коров в именьи значительно уменьшилось. Мелкий скот особенного значения не имел. Держали в поместьи обычно штук 10-11 овец и 8 -10 свиней. Козы в усадьбе, числом 2-5 голов, упоминаются в описях лишь в 20-х водах. На каждую голову взрослого крупного рогатого скота полагалось корму по 5 возов; в корм входила осока, сено, овсяная солома, ячная и ржаная. Сена на корм скоту определённо не хватало, и оно значительно смешивалось с рубленой соломой. Коровницам предписывалось помещиком "давать в год с каждые коровы по пуду масла и от двух коров по телёнку15). Фактически, однако, ежегодно получалась недостача масла против сметных предположений, недостача эта переводилась на деньги и взыскивалась с коровниц. На хозяйственные потребности в усадьбе расходовалось от 20 до 30 пудов масла в год, а в продажу поступали следующие количества:

      Коснёмся теперь вопроса о рабочей силе, которой для разнообразных сельскохозяйственных работ и для обслуживания усадьбы требовалось довольно значительное количество. В архиве именья сохранилось несколько книг нарядов на работу в 50-х годах прошлого века, произведя подсчеты по которым можно узнать, что обычно расход рабочей силы в эти годы составлял около 22-29 тысяч рабочих дней, из коих около 2/3 приходилось на мужчин и 1/3 на женщин. Наиболее интенсивными месяцами работы были летние, когда расходовалось до 2300-2400 мужских дней. Записи невыхода на барщину женщин обычно сопровождены в книге нарядов пометкой "родила", а мужчин - "болен", лишь изредка встречаются указания на другие причины неявки, например, "у исповеди", "оставлен дома конторой"; как исключение, находим указания на «нетчиков", то есть не явившихся без уважительной причины. В общем же невыход на работу к барину - весьма невелик и представляет устойчивую величину (в 1855 году из 21640 назначений неявок было 738, в 1857 году - из 29852 - неявок 2039). Если обратиться к определению рода работ на барщине, то, кроме обычных сельскохозяйственных работ, как пахота, бороньба, возка навоза, pассев, косьба, молотьба и уборка хлеба, находим записи следующих нарядов: на перевозку бревен, дров, сена, соломы, кирпича с завода помещика, с подводами по разным поручениям конторы, на распиловку тёса, расчистку и починку скотных дворов и разных служб, на плотничьи и штукатурные работы, заготовку льда и набивку погребов. Кроме того, ежедневно назначались с осени 1-3 человека для осмотра леса, столько же "чтобы корм треста". Были и такого рода назначения, как "гору делать", то есть ледяную для барской утехи. Довольно большую работу составляла чистка кустов на пустошах, заготовка жердей и кольев для полевых огородов и самое огораживание полей. Короче говоря, книга нарядов ярко иллюстрирует полную неопределённость в законе рода работ, на которые мог назначать своих крепостных помещик; фактически - на всякие, какие ему казались нужными.
      Всем известная малая продуктивность труда крепостных вызывала в среде помещиков прежде всего мысль о необходимости строгого, усиленного надзора за крестьянами при работе. Эту мысль разделял и П. Межаков, требуя от крестьян непременного трудолюбия и послушания, так как "ослушание есть наивеличайшее преступление и не может быть оставлено без жестокого наказания16). Этот страх наказания должен был побуждать крестьян к работе кроме неустанного наблюдения со стороны помещика. "Ленивцев" не только прикащик, выборный или нарядчик... когда и усмотрит при работе ощиряющегося, имеет позволение и должен ударить тонкою палкою по плечам или по спине раз до десяти, смотря по вине, только чтоб не изувечить и не изуродовать"17)... Палка надзирателя, денежный штраф, назначение на работы "на урок" с тем, чтобы недоделанное дорабатывалось в дни свободные от барщины, - всё это были меры для поднятия интенсивности подневольного труда. Удлинения рабочего дня в целях усиленной эксплуатации крестьян, как это практиковалось в других поместьях, в селе Никольском мы не нашли. Скорее правильным было бы предположение, что здесь понимали невыгодность изнурения крестьян длительной барщиной; по крайней мере, инструкция выборному назначала выход на работу для мужчин в 6 часов утра, для женщин в 7 часов. Для северной области с её ранним восходом солнца обычным является начало работ в 5 часов утра, а сенокоса даже в 4 часа. Бюджетные земские данные определяли максимальную продолжительность летнего рабочего дня в Кадниковском уезде в 14 часов, то есть более высокую, чем на барщине у Межаковых.
      Распоряжение значительной рабочей силой, ответственность перед государственной властью за правильное выполнение крестьянами государственных повинностей и связанная с этим необходимость знать хозяйственное положение крестьян - всё заставляло принимать меры к тому, чтобы создать учёт крепостных рабочих сил. Главнейшим средством для этого являлась крепостная статистика. Имелась своя статистика и в селе Никольском. Главной основой для неё служили ревизские сказки, к составлению которых обязывало правительство. В этих сказках крестьяне и дворовые люди показывались "по семействам", причём у Межаковых, кроме обычных граф о числе душ по предшествовавшей и последней ревизии, имелись в сказках отметки о переводе крестьян из деревни в деревню, а о женщинах, откуда взята, или куда отдана замуж. Конечно, это ещё не хозяйственная перепись, а лишь остов для неё. Шагом вперёд, подобием подворной переписи является среди статистических документов архива - "опись повытков" вернее дворов, от 1802 года, где отмечалось, сколько на повытках состоит работников и работниц, какое количество у них имеется лошадей, сколько высевается ржи и накашивается сена. Важный хозяйственный момент - движение крепостного населения - отмечался в "посемейных книгах", где между прочим мы находим пометки о количестве земли, об освобождении от барщины по болезни, по распоряжению барина, по должности ктитора, бурмистра, или просто "для скудности". Велись сельскими бурмистрами особые "реестры" невестам и женихам, с пометками об уплате "окупных" за девок денег18) и с пояснением, по какой причине та или другая девушка не выдана замуж. Рекрутская повинность также вызывала необходимость ведения особых книг, для очереди сдачи рекрут и раскладки рекрутских денег. Кроме статистических записей, вёлся в поместьи целый ряд книг счётно-бухгалтерского характера. Отчётность денежная была отделена от записи прихода и расхода хлебного. Для учёта денежных оборотов служила "касса", где записывался приход и расход барских денег по именью. Особые шнуровые книги, с печатью и подписью помещика, содержали учёт мирских сумм и велись бурмистрами и старостами, бывшими на жалованьи у "мира" и обязанными перед "миром" отчётностью. Вот - образчик утверждения миром Чирковской вотчины расходной книги мирских сумм. В конце книги старосты за 1838 год написано: "в чём 1839 года февраля 11 дня, при мирском общем ращетном сходе и ращет вышепоказанному старосте Григорью Алексеевичу кончили; и решили и рукоприкладство при оном утвердили"... далее следуют подписи.
      Время начала полевых работ, количество и род высеянного хлеба, ужин и умолот по сортам хлеба, количество накошенного сена и иногда количество работников в полях записывались в журналах полевых работ. "Приходо-расходные книги хлеба", то есть особые шнуровые тетради за печатью и подписью помещика, регистрировали движение хлеба по месяцам, как в самом селе Никольском, так и в других барщинных селах. Наконец, имелся ряд тетрадей и ведомостей по сбору масла с коровниц, кожи, сала и полотен, о раздаче и сборе ссудных крестьянам денег, и "книги нарядов на работу".
      Все эти книги и записи вовсе не сколок с литературных произведений экономистов той эпохи, или с инструкций вроде сочинённых Болотовым, Рычковым, Муравьёвым, Карповичем и другими. Это - самостоятельный продукт помещичьего хозяйства. Ещё в конце 18 века А. Межаковым была учреждена в Вологде главная контора, которая под руководством барина и специального управителя ведала всякий учёт и все дела по именью. Под её началом, а - главное - под заявлением жизненных потребностей обширного поместья многочисленными бурмистрами, старостами, приказчиками и конторщиками сочинялся и вводился в жизнь в разнообразных формах статистический учёт, органически развивалась статистика.
      Что же, в конце концов, создавалось в результате этого крупного сельского хозяйства? Наиболее рельефно результаты хлебного хозяйства изображены в особых "черновых табелях" архива, в которых записывалось, сколько хлеба было намолочено, сколько требовалось на расход, каков остаток предшествующего года и сколько можно было продать. Сделав выборки, мы получили следующую таблицу (в четвертях):

      Как видно, наиболее значительным постоянством, обладал отпуск ржи, его величины колебались сравнительно мало; причём колебания эти зависели главным образом от урожая, а кроме того, от расхода хлеба на месячину, то есть на содержание дворовых людей. Овёс в количестве около 300 четвертей уходил на конюшню, около 500 четвертей высевалось, а четвертей 300 поглощала месячина. Свободный остаток от 319 до 555 четвертей овса выходил на рынок. Ячменя высевалось около 45 - 50 четвертей, в расход употреблялось приблизительно 15 четвертей, остальное количество, примерно 250 четвертей, шло в продажу. Пшеница производилась лишь для потребностей самого именья и в продажу почти не поступала.
      Заканчивая этим свой обзор сельского хозяйства в именьи, попытаемся подвести некоторые итоги. Прежде всего, перед нами, несомненно - одно из крупных сельских хозяйств губернии. Если грубо и приблизительно считать, что высев четверти ржи занимает одну десятину, а четвертина овса площадь на половину меньшую, то посевом главных хлебов к началу минувшего века занято было около 410 десятин земли. Барская пашня непрерывно росла с конца 18 века до 20-х годов прошлого века, после чего началось её постепенное сокращение. Район этого хозяйства мы назвали бы ржано-овсяным, а систему хозяйства - трёхпольем. Средние урожаи хлебов в именьи, как оказывается, были сравнительно незначительными, а потому чисто зерновое хозяйство вряд ли было достаточно доходным. Зависимость от климата обнаруживается очень заметно, о влиянии же почвенных, колонизационно-исторических и прочих условий хозяйства, уменьшавших выгодность земледелия, можно легко догадываться. В течение всего дореформенного периода даже и это крупное хозяйство не учло огромного значения молочного хозяйства и не использовало всех возможностей к развитию в этом направлении. Хотя Межаковы и были людьми для своего времени очень образованными, достаточно знакомыми с теорией сельского хозяйства, однако мы не нашли в их поместьи интересных фактических мер к улучшению хозяйства. Без особенных новшеств, может быть, с некоторыми опытами, не меняющими типа хозяйства, велось дело в условиях крепостного хозяйства.
      О том, как совершались процессы обмена и распределения в поместьи, как оно исторически складывалось и каково было в нём положение крестьян, мы надеемся сказать в другом месте своего очерка Вологда.
      18 января 1922 г.
      Примечания:
      1) См. ст. А. Кизеветтера "В ожидании юбилея крестьянской реформы 18б1 года" в Нижегородском сборнике, изд. 1906 г., СПБ. стр. 191-200.
      2) Необходимо иметь в виду, что в начале 1921 года открыла свою работу Учёная Комиссия по исследованию труда в России, при Петроградск. Сов. Проф. Союзов, которою издаётся "Архив истории труда в России". Книга первая «Архива» уже вышла в свет.
      3) Подробный доклад о хозяйстве в селе Никольском был сделан автором на общем собрании членов Вологодского Общества Изучения Северного Края 2 октября 1921 г.
      4) В волостях Никольского Заболотья, Уфтюжской, Двинской, Сямской, Лещевской, Васьяновской, Кумзерской, Кубенской, Маслецкой, Богословского-Заболотья и в Ивановых слободках.
      5) По описи архива под № 167.
      6) В таблице первые цифры означают четверти, а вторые - четверики.
      7) Об участии А. Межакова в соляных промыслах см. статью "Вологодское солеварение в конце 18 века", "Вестн. Нар. Хоз. Вологод. губ." 1921 г., № 6-7, стр. 17-18.
      8) П. Струве. Крепостное Хозяйство. М. 1913 г., стр. 50.
      9) См. Материалы для оценки земель Вологод. губ. Кадниковский уезд, т. 1. стр. 222-233.
      10) См. рукопись отчёта в библиотеке Волог. губ. Стат. Бюро под № 6996.
      11) По описи архива под № 213 - "наставление управляющему", - 1806 года.
      12) Н.Я. Данилевский. "Климат Вологодской губернии", СПБ 1853 г. стр. 29.
      13) По описи архива под № 213.
      14) И. Пушкарёв. Обозрение Вологодской губернии, 1846 г. стр, 55.
      15) По описи архива под № 213.
      16) Там-же
      17) Там-же
      18) "0купные" деньги взимались помещиком с девушек старше 17 лет, не "вышедших замуж. Подобные поборы упоминает Б. Романов в статье "Эпизод из хозяйственной жизни крепостной вотчины 19 века". См. Архив истории труда в России, вып. I, Петрогр, 1921 г. стр. 140.
     

      Ал. Колычев. О возникновении Вологодского общества изучения Северного края. (Страничка из прошлого)
      На странице 6-ой 1-го выпуска "Материалов по изучению и использованию производительных сил Северного Края", в подстрочном примечании, сообщается, что "Вологодское отделение Ярославского естественно-исторического общества в 1909 году преобразовано в Вологодское "Общество изучения Северного края". Такое же точно сообщение появилось спустя год, на странице 5-й 2-го выпуска тех же "Материалов". Так как подобное утверждение совершенно не соответствует действительности и, очевидно, принадлежит лицу, не имевшему близкого отношения к организации общества изучения Северного края, и так как история общества с первой страницы начинает писаться неправильно - я беру на себя смелость рассказать, не мудрствуя лукаво, о том, как возникло наше общество.
      По литературным источникам можно судить, что мысль об учреждении местного краеведческого общества относится к девяностым годам прошлого столетия и что она вылилась впоследствии в организацию вологодского отделения Ярославского естественнно-исторического общества. Я поселился в Вологде зимою 1905 года, близко стоял к общественной жизни, но активной деятельности этого "отделения" не видел. Известно было, что оно имеет несколько витрин с коллекциями в губернском земстве. Мне не раз приходилось принимать участие в дискуссиях по вопросу об организации общества изучения Северного края, при чём некоторые лица указывали на преимущества преобразования "Отделения" в самостоятельное общество, выдвигая при этом два аргумента: 1) преобразование скорее пройдёт чрез Присутствие об обществах и союзах, чем организация нового общества, и 2) общество сразу сделается наследником отделения, получив в своё распоряжение названные коллекции, могущие послужить основой будущего музея. Между прочим, мне пришлось узнать, что в 1907 году некоторые члены названного "отделения" ярославского общества думали преобразовать таковое в самостоятельное общество с более широкими задачами, но предварительные переговоры с администрацией по этому поводу чрез А.А. Тарутина не привели к желательным результатам.
      После этого разные группы интеллигенции не переставали помышлять об образовании общества для изучения местного края. В "разговорах" на эту тему в разное время принимали участие А.А. Тарутин, А.М. Виноградов, И.И. Шеляпин, И.П. Семёнов, Н.Я. Маслеников и другие общественные деятели того времени. Однажды мне поручено было даже переговорить с одним из руководителей "отделения," но все попытки мои были безрезультатны: то самого руководителя нет в Вологде, то нет ключей от коллекций и бумаг, то неизвестно где находятся бумаги, в том числе и устав отделения общества.
      В 1908 году открыто было Архангельское общество изучения русского Севера. Незадолго перед тем мне пришлось быть в Архангельске по поручению Вологодского городского управления, в котором я тогда служил, на съезде по вопросам железнодорожного строительства на Севере. С некоторыми деятелями съезда я хорошо познакомился, а они как раз и оказались учредителями архангельского общества. Надо сказать здесь, что проблемы Севера в то время были в моде в официальных кругах. В Архангельске интересовались ими губернатор Сосновский и вице-губернатор Шидловский (автор многих статей и монографий), в Вологде губернатор Хвостов.
      В вологодских интеллигентских кругах открытие Архангельского общества произвело некоторое впечатление. После одной из дискуссий, не помню точно где и с кем именно, (помню лишь участие в А.А. Тарутина), мне, ввиду моего знакомства с архангелогородцами, поручено было снестись с ними о высылке устава тамошнего общества. Устав был вскоре получен. Я делал попытки составить маленькое предварительное собрание для ознакомления с уставом, внесения необходимых изменений и проч., но все лица, с которыми я говорил по этому поводу, признавали одно: Архангельский устав вполне удовлетворителен; если нужны будут какие-нибудь изменения и дополнения, их можно сделать потом, а пока, в целях скорейшего утверждения, лучше принять его целиком, заменив лишь название. Как и теперь, Вологда мыслилась нам тогда центром всего Севера, и вот Архангельский устав был переписан с заменой слов: "Архангельское общество изучения Русского Севера" словами: "Вологодское общество изучения Северного края: так сильно было наше опасение встретить разные препятствия со стороны администрации, что мы не решились изменить устав ни на йоту!
      Затем пишущий эти строки понёс подписывать проект устава тем лицам, с которыми неоднократно говорил по поводу подобного общества. Чтобы устав скорее зарегистрировали, чтобы администрация не ставила этому тормозов, - пришлось "оставить в покое" некоторых лиц, фамилии коих казались в то время одиозными, не смотря на всё желание получить их подписи.
      По законам того времени, под уставом требовались семь подписей. Предполагалось получить подписи следующих лиц: А.М. Виноградова, О.Я. Достойнова, Н.Н. Смирнова, И.И. Шеляпина, В.И. Свешникова, А.А. Колычева и управляющего государственными имуществами Вологодской губернии И.М. Шемигонова. Последний хотя и не был общественным деятелем, но питал большой интерес к Северу и обладал многочисленными коллекциями по лесному и сельскому хозяйству, которые, предполагали мы, он мог бы передать в музей будущего общества. Кроме того, привлечение И.М. Шемигонова в члены-учредители общества всем нам представлялось весьма полезным и желательным ещё потому, что он был видным участником в делах губернского земского собрания.
      Когда первые шесть лиц подписали проект устава, мне пришлось нести таковой к Шемигонову. Ив. Мих. очень сочувственно отнесся к идее учреждения общества, выразил удовольствие по поводу сделанного ему предложения и, как мне показалось, без всякой задней мысли сказал:
      - Может бьть, из моих сослуживцев некоторые пожелали бы подписать устав. Вы ничего не имеете против этого?
      Возражать было неудобно.
      Когда я пришёл через условленные два или три дня за уставом, оказалось, что его подписали, кроме Шемигонова, шесть сотрудников управления государственными имуществами, - лесничие, и таксаторы, и кроме того, председатель губернской земской управы А.А. Можайский. По поводу последней подписи И.М. Шемигонов объяснил мне:
      - Вчера я был по делу у А.А. Можайского, он очень заинтересовался обществом, почему я предложил ему подписать проект устава. Я думаю, А.А. будет полезен для общества.
      Когда через несколько дней устав был зарегистрирован, мне поневоле пришлось итти к И. М Шемигонову переговорить по поводу дня открытия общества. Оказалось, - вологодский губернатор Хвостов не менее архангельского губернатора Сосновского интересуется изучением Северного края, желает присутствовать на открытии общества, хочет, чтобы открытие носило торжественный характер (с молебствием, при участии епископа Антония, в зале дворянского собрания и так далее). Мало того: была пятница или суббота, а губернатор высказал пожелание, чтобы открытие произошло в воскресенье.
      У меня после всей этой беседы остался тяжёлый осадок: наше начинание приобретало какой-то бюрократический оттенок. Из четырнадцати лиц, подписавших устав, большинство хотя и составляли те, кто был близок к тогдашней общественности, но всё же многие из них принадлежали к официальному миру. Чувствовалось вместе с тем, что бюрократические верхи намереваются использовать общество в своих целях. Оставалось или бросить всё, или попытаться бороться исподволь.
      С одной стороны, всем было известно, как губернатор Хвостов умеет организовать, когда ему нужно, собрания и выборы; привлекать на них всякого ранга подчинённых. С другой стороны, практика показывала непрочность предприятий этого рода: сегодня чиновникам прикажут и они явятся на выборы, но активной роли в научной работе играть они не будут, в комиссиях и секциях можно рассчитывать на участие лучших из них, которые губернаторских планов проводить не станут. - Эти размышления, а также то обстоятельство, что многолетние сборы открыть общество, наконец, выливались в нечто реальное, заставили подавить неприятное чувство, вызванное необходимостью участия в официальном открытии общества совместно с Хвостовым и Ко. О своих переговорах с Шемигоновым я передал пяти лицам, подписавшим устав вместе со мною в качестве учредителей. Все сходились в том, что отступать поздно. Решили собраться мы в воскресенье до молебна, в восемь часов утра, в гост. "Золотой Якорь", привлекши туда и тех лиц, которые интересовались обществом и намерены были вступить в члены его. Действительно, 12 апреля, в восемь часов утра, то есть за три часа до собрания, в "Золотом якоре" собрались шесть учредителей общества, - которые перечислены выше поименно, да человек десять интересующихся. Наметив несколько кандидатов в члены правления и решив использовать остающиеся 1-2 часа для агитации, мы разошлись.
      Около двенадцати часов дня зал дворянского собрания начал наполняться публикой. Приехал губернатор Хвостов, все высшие губернские чиновники до губернского казначея включительно, архиерей с несколькими священниками и так далее. Интеллигенции неслужилой оказалось сравнительно мало, - она терялась в море форменных сюртуков и мундиров, держалась отдельно, в стороне, чувствуя себя не в своей среде. Особенно её шокировало присутствие губернатора Хвостова, душившего местную либеральную прессу, преследовавшего общественных деятелей и слишком откровенно покровительствовавшего "Союзу русского народа". После молебна открыта была запись в члены общества. Записалось около пятидесяти человек. Затем состоялось первое общее собрание, конечно, под председательством Хвостова. Произведены были выборы членов правления. Обе стороны проявили большую организованность и сплочённость, но так как Хвостов навербовал больше чиновников, чем мы, общественники, своих сторонников, то результаты голосования оказались в пользу кандидатов бюрократии. Надо отдать справедливость впрочем, что чиновники не проявили большой нетерпимости и поддержали некоторых из наших кандидатов. Таким образом, в члены первого правления избраны оказались семь человек, в том числе губернский предводитель дворянства Неёлов, председатель губернской земской управы Можайский, управляющий государственным имуществами Шемигонов, директор народных училищ С.А. Лосев, a из числа общественников прис. пов. Виноградов, агроном М.А. Кушныренко и я. Тотчас после общего собрания состоялось первое заседание членов правления, которые избрали: председателем Неёлова, товарищем председателя Шемигонова и секретарем меня.
      С этого момента общество начало свою работу. Как видно из сказанного, не имело места не только преобразование Вологодского отделения Ярославского естественно исторического общества в общество изучения Северного края, - даже не было и намёка на что-либо подобное. Да это и понятно, нельзя преобразовывать то, что не существует; а названного "отделения" в то время, к которому относится моё сообщение, фактически не существовало, оно распалось ещё за несколько лет до открытия Вологодского общества изучения Северного края1.
      В заключение скажу, что страхи по поводу засилья Хвостовского чиновничества, действительно, оказались напрасными. В скором времени Хвостов уехал в Нижний Новгород, мобилизованные им чиновничьи верхи, вероятно, сознавая свою бесполезность, не ощущая начальнической палки и мало интересуясь обществом, понемногу отошли от него, а живые научные и культурные силы сплотились около Общества.
      Такова первая глава из истории Вологодского общества изучения Северного края. Я пытался дать в ней не только фактическую справку, но и указать, во первых, в какие условия поставлены были общественные работники того времени, занявшиеся такой невинной работой, как изучение родного края, и во-вторых, к каким замысловатым кунстштюкам прибегали власть имущие, чтобы держать их под своим контролем и направлять работу в желательном для себя смысле.
      14 февраля 1922 г.
      Примечание:
      1 Говорили, правда, что в первые годы своего существования (1901-1904) оно работало довольно продуктивно. Председателем тогда был доктор 3.Г. Френкель. С отъездом его из Вологды "отделение" захирело, а в период "освободительного движения" 1905 года вовсе умерло.
     

      Вологодское Общество Изучения Северного Края в 1918, 1919 и 1920 годах
      В течение последних четырёх лет Вологодскому Обществу Изучения Северного Края по разным причинам не удавалось печатать отчётов о своей деятельности. Неполучение членами общества таких отчётов способствовало ослаблению той внутренней связи, которая должна сохраняться между Обществом и его членами. Для сохранения этой связи, а также для ознакомления населения со своими работами. Правление Общества решило напечатать краткие сведения о жизни Общества за 1918, 1919-й 1920 г.г.
      В 1918 году состав Правления Общества был следующий: Председатель В.И. Свешников, товарищ Председателя В.Н. Трапезников, члены Правления: В.Я. Маслеников, Я.И. Моляков, В.И. Никуличев, П.А. Кадников, В.Ф. Арсеньев и С.Н. Самарин, он же секретарь. В виду отъезда из Вологды Председателя и товарища Председателя, заместителем Председателя был избран Л.И. Моляков и в состав Правления вошли К.И. Беляев и А.Н. Прибытков.
      В этом 1918 году было десять заседаний Правления, в которых главным образом рассматривались дела, касающиеся хозяйства и внутреннего распорядка жизни Общества.
      Летом Правлению удалось устроить две экскурсии: одну в нижнее и верхнее Осаново для ознакомления с сельским хозяйством, и другую - в село Фоминское, для ознакомления с работами Молочно-Хозяйственного Института; обе эти экскурсии, довольно многочисленные, были проведены под руководством члена Правления В.Я. Масленикова.
      Издательская деятельность Общества выразилась в выпуске путеводителя по Вологодской губернии "Наш Край", составленного В.Н. Трапезниковым. Эта книга была издана в количестве 3000 экземпляров, в настоящее время (декабрь 1921 года) всё издание уже разошлось и приступлено к подготовке второго издания.
      Весной 1918 года Правление Общества получило от Вологодской Губернской Земской Управы в заведывание Музей "Домик Петра Великого". Всё имущество по этому музею было принято избранной на то комиссией в составе В.И. Свешникова, В.Ф. Арсеньева и С.Н. Самарина.
      Общих Собраний членов Общества в течение 1918 года было три:
      На собрании 6/19 мая был утверждён отчёт Правления за 1917 год и избран состав Правления на 1918 год.
      На Собрании 6/19 июля избраны в действительные члены Общества, 19 человек и дополнены некоторые §§ устава Общества; в том числе § 6, по которому Правлению предоставлено право избрания действительных членов Общества, каковое право ранее принадлежало Общему Собранию.
      Третье Собрание состоялось 1/14 декабря. В этом Собрании был заслушан доклад Председателя Правления Л.И. Молякова о существовании Общества в дальнейшем, в связи с коренным переустройством всей жизни страны. В своём докладе Л.И. Моляков указал, что Общество до 1917 года было заметной величиной в ряду культурно-просветительных учреждений города Вологды но с момента революции деятельность Общества значительно понизилась. Разнохарактерное по политическим воззрениям своих членов, сцементированное особенностями жизни царского периода, когда всё искавшее хотя бы некоторого просвета в области духовной жизни концентрировалось в Обществе, при изменившихся условиях жизни Общество не могло существовать в том же виде. Вырвавшиеся наружу с страшной силой социальные противоречия разъединили многих членов Общества. Сплотить их трудно, так как иные интересы заслонили мирные интересы научного Общества. Переустройство всей жизни в самых основах ея, принцип единообразия и сильной централизации, проводимый властью, естественно должны поставить перед руководителями Общества вопрос о необходимости найти для Общества новые формы жизни, в которых ему была бы обеспечена возможность дальнейшего, ныне приостановившегося развития. Необходимо привлечь членов к работе, оживить Общество; перестроить его и влить новое содержание. Только Общее Собрание может дать направление дальнейшей работе Общества и разрешить так или иначе возникшие вопросы. Одновременно Общее Собрание должно решить вопрос об органах управления Общества.
      По обсуждении этого доклада состоялось следующее постановление Общего Собрания. Общество обязано заняться изучением Северного Края и ему в этом отношении никто не будет мешать. Общество должно наметить ряд работ для дальнейшего строительства и привлечь свои членов к активной работе, вообще следует оживить Общество. Общество вполне может работать в контакте с отделом Народного Просвещения. Необходимо обеспечить при Обществе Музей родиноведения и библиотеку. Музей может состоять при Обществе в том виде, в котором он и состоит; однако желательно, чтобы Музей находился на учёте и охране центральной власти, этим его можно лучше обеспечить от всяких случайностей; тем более, что музей имеет общегосударственную ценность. Для сохранения музея требуются средства, в виду чего Правление должно составить смету на содержание музея и представить её на утверждение в комиссариат Народного Просвещения; кроме того, следует хлопотать о субсидии для Общества, органы управления Общества должны остаться те, которые существуют в настоящее время.
      На этом заседании был возбуждён вопрос о делегировании члена Общества в Москву на Всероссийский Съезд Советов Народного Хозяйства, на котором должен рассматриваться вопрос о Великом Северном Пути - в направлении Обь - Котлас - Мурман. За это направление железной дороги всё время Общество хлопотало. Решено послать представителя от Общества и таким представителем единогласно избран член Правления В.И. Никуличев.
      В том же 1918 году умер пожизненный член Общества Христофор Иванович Пахолков, много поработавший по изучению Северного Края; представителем от Общества на его похоронах Правлением был командирован В.Я. Маслеников.
      В 1918 году Обществу пришлось пережить целый ряд неблагоприятных условий; так, одни из членов принуждены были уехать из Вологды по обстоятельствам от них независящим, другие были мобилизованы на разные работы, третьи отвлеклись от научной работы строительством новой жизни. При таких условиях трудно было даже собрать coстав Правления; тем более, что в течение продолжительного времени Правление оставалось без Председателя и товарища Председателя.

К титульной странице
Вперед
Назад