Прежде чем изобретены были особые знаки,  заменяющие
всякие ценности,  богатство могло состоять почти исклю-
чительно в землях и стадах скота, являвшихся единствен-
ными реальными благами, которыми могли владеть люди. Но
когда поземельные владения,  переходившие по наследству
из  рода в род,  настолько увеличились в числе и разме-
рах,  что покрыли собою всю землю и соприкасались между
собою,  то  одни  из них могли возрастать уже только на
счет других. Те люди, которые остались ни при чем, бла-
годаря  тому что слабость или беспечность помешали им в
свою очередь приобрести земельные участки, стали бедня-
ками, ничего не потеряв, потому что не изменились, ког-
да все изменилось вокруг них,  и принуждены были  полу-
чать пропитание из                                     
 рук богатых или же похищать его у них. Отсюда возникли
мало-помалу,  в зависимости от различий в характере тех
и других,  господство и рабство или насилия и  грабежи.
Богатые же со своей стороны,  едва ознакомившись с удо-
вольствием властвовать,  стали скоро презирать всех ос-
тальных и, пользуясь прежними рабами для подчинения но-
вых,  только и помышляли, что о порабощении и угнетении
своих соседей, подобно прожорливым волкам, которые, раз
отведав человеческого мяса, отвергают всякую другую пи-
щу и желают пожирать только людей.                     
   Таким образом,  наиболее могущественные или наиболее
бедствующие,  основываясь на своей силе или своих  нуж-
дах,  стали  приписывать себе своего рода право на иму-
щество другого,  равносильное в их глазах  праву  собс-
твенности, и за уничтожением равенства последовали жес-
точайшие смуты. Захваты богатых, разбои бедных, разнуз-
данные  страсти  и тех и других,  заглушая естественное
сострадание и слабый еще голос справедливости,  сделали
людей скупыми,  честолюбивыми и злыми.  Началась беско-
нечная борьба между правом сильного  и  правом  первого
завладевшего,  приводившая к постоянным столкновениям и
убийствам.  Возникающее общество стало театром  ожесто-
ченнейшей войны.  Погрязший в преступлениях и пороках и
впавший в отчаяние род человеческий не мог уже ни  вер-
нуться назад, ни отказаться от сделанных им злосчастных
приобретений; употребляя во зло свои способности, кото-
рые могли служить лучшим его украшением, он готовил се-
бе в грядущем только стыд и позор и сам привел себя  на
край гибели...                                         
   Если мы  проследим за прогрессом неравенства в связи
с этими различными переворотами, то увидим, что возник-
новение  законов  и  права собственности было начальным
пунктом этого прогресса,  установление  магистратуры  -
вторым,  а третьим, и последним,- изменение правомерной
власти в основанную на произволе; так что различие меж-
ду богатым и бедным было узаконено первой эпохой,  раз-
личие между сильным и слабым - второй, а третьей - раз-
личие между господином и рабом. Это - последняя ступень
неравенства,  тот предел,  к которому приводят все  ос-
тальные,  если только новые перевороты не уничтожат со-
вершенно управления или не приблизят его к правомерному
устройству...                                          
   Я попытался  изложить историю происхождения и разви-
тия неравенства,  возникновения политических обществ  и
злоупотреблений, которым открывают они место, насколько
все это может быть выведено из  природы  человека,  при
свете  одного  только  разума и независимо от священных
догм,  дающих верховной  власти  санкцию  божественного
права. Из изложения этого видно, что неравенство, почти
ничтожное в естественном состоянии,  усиливается и рас-
тет  в зависимости от развития наших способностей и ус-
пехов человеческого ума и становится наконец прочным  и
правомерным благодаря возникновению собственности и за-
конов.  Из него следует далее,  что нравственное  нера-
венство, узаконенное одним только положительным правом,
противно праву естествен-                              
   ному, поскольку оно не совпадает с неравенством  фи-
зическим.  Это различие достаточно ясно показывает, что
должны мы думать о том виде неравенства,  которое царит
среди всех цивилизованных народов, так как естественное
право,  как бы мы его ни определяли, очевидно, не может
допустить,  чтобы  дитя властвовало над старцем,  чтобы
глупец руководил мудрецом и горсть людей утопала в рос-
коши,  тогда как огромное большинство нуждается в самом
необходимом...
                                         
    Руссо Ж Ж.  О причинах неравенства // Антология ми-
ровой философии: В 4 т. М., 1970. Т. 2. С. 560-567
     
   И. БЕНТАМ 
                                          
   Природа поставила  человечество  под управление двух
верховных властителей - страдания  и  удовольствия.  Им
одним предоставлено определять,  что мы можем делать, и
указывать, что мы должны делать. К их престолу привяза-
ны,  с одной стороны,  образчик хорошего и дурного и, с
другой,- цепь причин и действий.  Они управляют нами во
всем,  что  мы делаем,  что мы говорим,  что мы думаем:
всякое усилие,  которое мы можем сделать, чтобы отверг-
нуть это подданство,  послужит только к тому, чтобы до-
казать и подтвердить его.  На словах человек может пре-
тендовать на отрицание их могущества, но в действитель-
ности он всегда останется подчинен им.  Принцип пользы*
признает  это  подчинение  и  берет его в основание той
системы,  цель которой возвести здание  счастья  руками
разума и закона...  Под принципом пользы понимается тот
принцип,  который одобряет или не одобряет какое бы  то
ни было действие, смотря по тому, имеет ли оно (как нам
кажется) стремление увеличить или уменьшить счастие той
стороны, об интересе которой идет дело, или, говоря  
  
   * Примечание  автора,  1822  г.- К этому обозначению
прибавлено было недавно,  или заменило его,  выражение:
принцип величайшего (возможного) счастия или благоденс-
твия (greatest happiness or greatest felicity  princip-
le)  - выражение,  употребляемое для краткости,  вместо
того чтобы говорить: тот п р и н-ц и п, который полага-
ет  величайшее  счастие всех тех,  о чьем интересе идет
дело,  истинной и должной целью человеческого действия,
целью, единственно истинной и должной и во всех отноше-
ниях желательной;  и далее,- целью человеческого  дейс-
твия  во всех положениях,  и особенно в положении долж-
ностного лица или собрания должностных лиц, пользующих-
ся правительственной властью.  Слово польза не так ясно
указывает на идеи удовольствия и страдания,  как  слова
счастие  и  благоденствие;  притом оно не ведет также к
соображению числа тех интересов,  о которых идет  дело;
того числа, которое есть обстоятельство, в самых обшир-
ных размерах содействующее образованию той мерки, о ко-
торой здесь речь,  именно мерки хорошего и дурного, или
справедливого и ложного (standart of right and  wrong),
по  которой  одной  можно справедливо судить о свойстве
поведения человека,  во всех положениях. Это отсутствие
достаточно  ясной связи между идеями счастия и удоволь-
ствия,  с одной стороны, и идеей п о л ь з ы, с другой,
я  всегда считал весьма значительной помехой к принятию
этого принципа,  которое иначе могло  бы  иметь  место.
(Примечание Бентама.)     
                             
 то же самое другими словами,- содействовать  или  пре-
пятствовать этому счастию...                           
   Под пользой понимается то свойство предмета,  по ко-
торому он имеет стремление приносить благодеяние, выго-
ду,  удовольствие, добро или счастие (все это в настоя-
щем случае сводится к одному) или (что опять сводится к
одному) предупреждать вред,  страдание, зло или несчас-
тие той стороны,  об интересе которой идет  речь:  если
эта сторона есть целое общество, то - счастие общества;
если это - отдельное лицо, то - счастие этого отдельно-
го лица...                                             
   Была ли  когда-нибудь формально оспариваема верность
этого принципа? Могло бы казаться, что была,- теми, кто
не знает,  что они говорят. Возможно ли для этого прин-
ципа какое-нибудь прямое доказательство?  Могло бы  ка-
заться, что нет: так как то, что служит для доказатель-
ства чего-нибудь другого, само не может быть доказывае-
мо: цепь доказательств должна где-нибудь иметь свое на-
чало.  Давать такое доказательство невозможно,  да и не
нужно...                                               
   Но, впрочем, нет также или даже не было живого чело-
веческого существа,- как бы оно ни было тупо или извра-
щено,-  которое  бы  не  ссылалось на принцип пользы во
многих и,  может быть,  в большей части  случаев  своей
жизни. По естественному устройству человеческой природы
люди, в большей части своей жизни вообще не думая, при-
нимают  этот  принцип:  если  не  для определения своих
собственных действий, то по крайней мере для суждения о
своих действиях и действиях других людей. В то же самое
время было, вероятно, не много людей, даже из самых ум-
ных, которые бы расположены были принимать этот принцип
во всей его чистоте и без ограничений.  Мало даже таких
людей,  которые  бы  не  воспользовались тем или другим
случаем спорить против этого принципа:  или потому, что
они не всегда понимали,  как прилагать его, или вследс-
твие того или другого предрассудка, по которому они бо-
ялись исследовать его или не могли разделять его. 
     
   Бентам И.  Принципы  законодательства  // Деборин А.
Книга для чтения по истории философии: В 2 т. М., 1925.
Т. 2. С. 529-530. 532-533
                              
   Ж. А. КОНДОРСЕ
                                     
   Человек рождается со способностью получать ощущения,
замечать и различать в своих  восприятиях  составляющие
их простейшие ощущения,  удерживать, распознавать, ком-
бинировать, сохранять или воспроизводить их в своей па-
мяти,  сравнивать между собой эти сочетания, схватывать
то, что есть между ними общего, и то, что их различает,
определять признаки всех этих объектов,  чтобы легче их
понять и облегчить себе процесс новых сочетаний.       
   Эта способность развивается в нем  под  воздействием
внешних вещей,  т. е. благодаря наличию известных слож-
ных ощущений,  постоянство которых, выражающееся в тож-
дестве их соединений или в законах их изменений, не за-
висит от него.  Он упражняет также эту способность пос-
редством общения с себе подобными индивидами,  наконец,
при помощи искусственных средств,  которые люди,  вслед
за  первым  развитием  этой  самой способности,  начали
изобретать.                                            
   Ощущения сопровождаются удовольствием или  страдани-
ем. Человеку также свойственна способность преобразовы-
вать эти мгновенные впечатления в длительные  пережива-
ния,  приятные или мучительные, испытывать эти чувства,
видя или вспоминая радости  или  страдания  других  су-
ществ,  наделенных чувствительностью. Наконец, эта спо-
собность,  соединенная со способностью  образовывать  и
сочетать идеи, порождает между людьми отношения интере-
са и долга,  с которыми по воле самой  природы  связаны
самая драгоценная доля нашего счастья и самая скорб-ная
часть наших бедствий.                                  
   Если ограничиваться  наблюдением,  познанием   общих
фактов и неизменных законов развития этих способностей,
того общего, что имеется у различных представителей че-
ловеческого рода, то налицо будет наука, называемая ме-
тафизикой.                                             
   Но если рассматривать то же самое развитие  с  точки
зрения результатов относительно массы индивидов,  сосу-
ществующих одновременно на данном пространстве,  и если
проследить  его из поколения в поколение,  то тогда оно
нам представится как  картина  прогресса  человеческого
разума.                                                
   Этот прогресс подчинен тем же общим законам, которые
наблюдаются в развитии наших индивидуальных  способнос-
тей, ибо он является результатом этого развития, наблю-
даемого одновременно у большого числа индивидов, соеди-
ненных в общество.  Но результат, обнаруживаемый в каж-
дый момент, зависит от результатов, достигнутых в пред-
шествовавшие  моменты,  и влияет на те,  которые должны
быть достигнуты в будущем.                             
   Эта картина  таким  образом  является  исторической,
ибо, подверженная беспрерывным изменениям, она создает-
ся путем последовательного наблюдения человеческих  об-
ществ в различные эпохи, которые они проходят.         
   Она должна  представить  порядок изменений,  выявить
влияние,  которое оказывает каждый момент на  последую-
щий,  и показать, таким образом, в видоизменениях чело-
веческого рода,  в беспрерывном его обновлении в беско-
нечности веков путь, по которому он следовал, шаги, ко-
торые он сделал,  стремясь к истине  или  счастью.  Эти
наблюдения над тем,  чем человек был,  над тем,  чем он
стал в настоящее время,  помогут нам затем найти средс-
тва обеспечить и ускорить новые успехи,  на которые его
природа позволяет ему еще надеяться.                   
   Такова цель предпринятой мной работы,  результат ко-
торой  должен  заключаться в том,  чтобы показать путем
рассуждения                                            
 и фактами,  что  не  было  намечено никакого предела в
развитии человеческих способностей, что способность че-
ловека  к  совершенствованию действительно безгранична,
что успехи в этом совершенствовании  отныне  независимы
от  какой бы то ни было силы,  желающей его остановить,
имеют своей границей только длительность  существования
нашей планеты, в которую мы включены природой. Без сом-
нения,  прогресс может быть более или менее быстрым, но
никогда развитие не пойдет вспять;  по крайней мере, до
тех пор,  пока земля будет занимать то же самое место в
мировой системе и пока общие законы этой системы не вы-
зовут на земном шаре ни общего потрясения,  ни  измене-
ний,  которые  не позволили бы более человеческому роду
на нем сохраняться, развернуть свои способности и нахо-
дить такие же источники существования.                 
   Человеческий род на первой стадии цивилизации предс-
тавлял собой общество с небольшим числом людей, сущест-
вовавших охотой и рыболовством,  обладавших примитивным
искусством изготовлять оружие и домашнюю утварь,  стро-
ить или копать себе жилища, но уже владевших языком для
выражения своих потребностей и небольшим числом мораль-
ных идей,  лежавших в основе общих правил их поведения;
живя семьями,  они руководствовались общепринятыми обы-
чаями,  заменявшими  им законы,  и имели даже несложную
форму правления.                                       
   Понятно, что неуверенность и трудность борьбы за су-
ществование, вынужденное чередование крайнего утомления
и абсолютного отдыха не позволяли человеку  располагать
тем  досугом,  при котором,  работая мыслью,  он мог бы
обогащать свой  ум  новыми  сочетаниями  идей.  Способы
удовлетворения  потребностей настолько зависели от слу-
чая и времени года,  что не были в состоянии породить с
пользой промышленность,  развитие которой могло бы про-
должаться;  и каждый ограничивался  усовершенствованием
своей ловкости или личного искусства.                  
   Таким образом,  прогресс  человеческого  рода должен
был быть тогда очень медленным; лишь изредка, благопри-
ятствуе-мое необычайными обстоятельствами, человечество
могло иметь поступательное движение. Между тем средства
существования, получаемые от охоты, рыболовства, плодов
непосредственно от земли,  заменяются пищей, доставляе-
мой животными,  которых человек приручил,  умеет сохра-
нять и размножать. К скотоводству, далее, присоединяет-
ся  примитивное земледелие:  человек не удовлетворяется
более плодами или растениями,  которые он  находит,  он
научается  из них создавать запасы,  собирать их вокруг
себя,  сеять или разводить и содействовать их воспроиз-
ведению при помощи обработки земли.                    
   Собственность, которая  первоначально ограничивается
собственностью на убитых животных, оружие, сети, домаш-
нюю утварь,  распространяется сначала на стада, а затем
на землю,  которую человек распахал и обрабатывает.  Со
смертью главы эта собственность, естественно, переходит
к семье. Некоторые                                     
   владеют излишками, поддающимися сохранению. Если из-
лишки значительны, они порождают новые потребности, ес-
ли они выражаются в одном предмете,  в то время как ис-
пытывается недостаток в другом,  тогда в силу необходи-
мости появляется идея обмена;                          
   с этого момента моральные  отношения  усложняются  и
умножаются.  Большая безопасность, более обеспеченный и
постоянный досуг позволяют человеку предаваться размыш-
лению или,  по крайней мере, связному наблюдению. У не-
которых входит в привычку обменивать часть  своего  из-
лишка на труд, благодаря чему они сами освобождаются от
труда. Таким образом создается класс людей, время кото-
рых  не  целиком  поглощено физическим трудом и желания
которых распространяются за пределы их примитивных пот-
ребностей. Промышленность пробуждается;                
   ремесла, уже  известные,  распространяются  и совер-
шенствуются;                                           
   случайные факты,  которые наблюдает человек, уже бо-
лее опытный и более внимательный, способствуют проявле-
нию новых ремесел;                                     
   население растет, по мере того как добывание средств
существования  становится менее опасным и менее завися-
щим от случая;                                         
   земледелие, которое в состоянии  прокормить  большое
число индивидов на одной и той же территории,  замещает
все другие источники существования; оно благоприятству-
ет  дальнейшему  размножению  людей,  а это последнее в
свою очередь ускоряет прогресс;                        
   приобретенные идеи сообщаются быстрее и вернее упро-
чиваются в обществе, ставшем более оседлым, более сбли-
женным,  более интимным.  Заря просвещения начинает уже
заниматься; человек обнаруживает свои отличия от других
животных и не ограничивается,  как  они,  исключительно
индивидуальным совершенствованием.                     
   Более развитые,  более  частые,  более усложнившиеся
отношения,  которые тогда устанавливаются между людьми,
вызывают  потребность  в средствах сообщения своих идей
отсутствующим лицам,  упрочения памяти о том  или  ином
факте с большей точностью, чем позволяет устная переда-
ча,  закрепления условий соглашения более верным путем,
чем память свидетелей,  закрепление тех признанных обы-
чаев, которыми члены данного общества руководствуются в
своем поведении.                                       
   Таким образом  появилась потребность в письменности,
и последняя была изобретена.  Первоначально она, по-ви-
димому,  носила характер настоящей живописи, уступившей
место условной живописи,  которая изображала только ха-
рактерные черты предметов. Впоследствии, по образцу ме-
тафоры,  аналогичной той,  которая уже практиковалась в
разговорном языке, изображение физического предмета вы-
ражало отвлеченные идеи. Происхождение этих знаков, как
и слов,  должно было с течением времени забыться. Пись-
менность становится искусством символизировать условны-
ми  знаками  каждую  идею,  каждое слово и в силу этого
каждое изменение идей и слов.                          
   Тогда письменный и разговорный языки становятся дос-
тоянием человечества. Необходимо было изучить и устано-
вить между ними взаимную связь.                        
 Гениальные люди, вечные благодетели человечества, име-
на которых и даже отечество никогда  не  будут  преданы
забвению, заметили, что все слова какого-либо языка бы-
ли только сочетаниями чрезвычайно  ограниченного  коли-
чества первичных слогов;                               
   что количество последних, хотя и очень ограниченное,
достаточно было для образования почти бесконечного чис-
ла  различных сочетаний.  Видимыми знаками обозначались
не идеи или  слова,  которым  они  соответствовали,  но
простейшие элементы, из которых составлены слова.      
   С тех пор писаная азбука стала известной;  небольшое
число знаков удовлетворяло потребность в письме, так же
как небольшое количество звуков - потребности разговор-
ного языка.  Письменный язык был таким же, как и разго-
ворный, необходимо было только знать и уметь образовать
эти немногочисленные знаки.  Этот последний шаг обеспе-
чил навсегда прогресс человеческого рода.              
   Может быть,  было  бы полезно в настоящее время соз-
дать письменность, которая, служа единственно для науч-
ных целей,  выражая только сочетания простых и понятных
всем идей,  употреблялась бы только для строго логичес-
ких рассуждений,  для точных,  обдуманных операций ума,
была бы понятна людям всех стран и переводилась  бы  на
все местные наречия,  не изменяясь,  как последние, при
переходе в общее пользование.                          
   Тогда, в силу особой революции, этот самый вид пись-
менности,  сохранение которого содействовало бы продол-
жению невежества,  стал бы в руках  философии  полезным
инструментом быстрого распространения просвещения,  со-
вершенствования метода наук.                           
   Эту стадию развития между первой ступенью  цивилиза-
ции и той ступенью, на которой мы видим еще людей в ди-
ком состоянии, прошли все исторические народы, которые,
то достигая новых успехов,  то вновь погружаясь в неве-
жество,  то оставаясь на середине этих двух альтернатив
или  останавливаясь на известной границе,  то исчезая с
лица земли под мечом завоевателей, смешиваясь с победи-
телями или попадая в рабство,  то, наконец, просвещаясь
под влиянием более культурного народа и передавая  при-
обретенные знания другим нациям, - образуют непрерывную
цепь между началом исторического периода и веком, в ко-
тором мы живем, между первыми известными нам народами и
современными европейскими нациями...                   
   Все говорит нам за то,  что мы живем в эпоху великих
революций человеческого рода. Кто может лучше нас осве-
тить то,  что нас ожидает, кто может нам предложить бо-
лее верного путеводителя, который мог бы нас вести сре-
ди революционных движений, чем картина революций, пред-
шествовавших  и  подготовивших  настоящую?  Современное
состояние просвещения гарантирует  нам,  что  революция
будет удачной,  но не будет ли этот благоприятный исход
иметь место лишь при условии использования  всех  наших
сил?  И  для того чтобы счастье,  которое эта революция
обещает,  было куплено возможно  менее  дорогой  ценой,
чтобы                                                  
   оно распространилось с большей быстротой на возможно
большем пространстве,  для того чтобы  оно  было  более
полным  в  своих  проявлениях,  разве нам не необходимо
изучить в истории прогресса человеческого  разума  пре-
пятствия,  которых нам надлежит опасаться,  и средства,
которыми нам удастся их преодолеть?                    
   Я разделю на девять больших эпох тот период, который
я предполагаю обозреть;  и в десятой я позволю себе из-
ложить некоторые взгляды  на  будущность  человеческого
рода...                                                
   Если человек   может  с  почти  полной  уверенностью
предсказать явления, законы которых он знает, если даже
тогда,  когда они ему неизвестны, он может на основании
опыта прошедшего предвидеть с большой вероятностью  со-
бытия будущего, то зачем считать химерическим предприя-
тием желание начертать  с  некоторой  правдоподобностью
картину будущих судеб человеческого рода по результатам
его истории? Единственным фундаментом веры в естествен-
ных науках является идея,  что общие законы,  известные
или неизвестные,  регулирующие явления вселенной, необ-
ходимы  и постоянны;  и на каком основании этот принцип
был бы менее верным для развития интеллектуальных и мо-
ральных способностей человека,  чем для других операций
природы?  Наконец,  так как воззрения,  образованные по
опыту прошлого относительно вещей того же порядка,  яв-
ляются единственным правилом поведения наиболее  мудрых
людей,  почему запрещать философу укрепить свои догадки
на том же основании, лишь бы только он не приписывал им
достоверности большей, чем та, которая может получиться
в зависимости от числа, постоянства и точности наблюде-
ний?                                                   
   Наши надежды  на  улучшение  состояния человеческого
рода в будущем могут быть сведены к трем важным положе-
ниям:                                                  
   уничтожение неравенства между нациями,  прогресс ра-
венства между различными классами того же народа, нако-
нец, действительное совершенствование человека.        
   ...Когда взаимные  потребности  сблизят  всех людей,
нации наиболее могущественные возведут в ранг своих по-
литических принципов равенство между обществами, подоб-
но равенству между отдельными людьми,  и уважение к не-
зависимости слабых государств, как гуманное отношение к
невежеству и нищете; когда правила, имеющие целью пода-
вить силу человеческих способностей, будут заменены та-
кими,  которые будут благоприятствовать их проявлению и
энергии, возможно ли будет тогда бояться, что на земном
шаре останутся пространства,  недоступные  просвещению,
где  надменность  деспотизма  могла бы противопоставить
истине долго непреодолимые преграды!..                 
   Наиболее просвещенные народы,  отвоевав  себе  право
самостоятельно  располагать  своей  жизнью и своими бо-
гатствами,  постепенно научатся рассматривать войну как
наиболее  гибельный  бич,  как величайшее преступление.
Первыми прекратятся те войны, в которые узурпаторы вер-
ховной  власти наций вовлекают их из-за мнимых наследс-
твенных прав.                                          
 Народы узнают,  что  они не могут стать завоевателями,
не потеряв своей свободы,  что  вечные  союзы  являются
единственным  средством  поддерживать их независимость,
что они должны искать безопасности,  а  не  могущества.
Постепенно рассеются коммерческие предрассудки,  ложный
меркантильный интерес потеряет свою страшную силу обаг-
рять  кровью  землю  и  разорять нации под предлогом их
обогащения.  Так как народы сблизятся, наконец, в прин-
ципах  политики  и  морали,  так как каждый из них ради
своей собственной выгоды  призовет  иноземцев  к  более
равному  разделу  благ,  которыми он обязан природе или
своей промышленности,  то в силу этого все причины, вы-
зывающие,  раздражающие  и  питающие национальную нена-
висть, мало-помалу исчезнут; они не доставят больше во-
инственной ярости ни пищи, ни повода...                
   Способность совершенствоваться  или органическое вы-
рождение пород растений и животных могут быть  рассмат-
риваемы как один из общих законов природы.             
   Этот закон  распространяется на человеческий род,  и
никто,  конечно,  не будет сомневаться в том, что прог-
ресс предохранительной медицины, пользование более здо-
ровыми пищей и жилищами,  образ жизни, который развивал
бы силы упражнениями, не разрушая их излишествами, что,
наконец,  уничтожение  двух  наиболее  активных  причин
упадка  - нищеты и чрезмерного богатства - должно удли-
нить продолжительность жизни людей, обеспечить им более
постоянное здоровье, более сильное телосложение. Понят-
но, что прогресс предохранительной медицины, став более
целесообразным благодаря влиянию прогресса разума и со-
циального строя, должен со временем устранить передава-
емые  заразные  болезни и общие болезни,  обусловленные
климатом,  пищей и природой труда. Было бы нетрудно до-
казать,  что  этот  результат профилактики должен расп-
ространиться почти на все  другие  болезни,  отдаленные
причины которых люди,  вероятно,  сумеют вскрыть. Будет
ли теперь нелепо  предположить,  что  совершенствование
человеческого рода должно быть рассматриваемо как неог-
раниченно прогрессирующая способность,  что должно нас-
тупить время, когда смерть будет только следствием либо
необыкновенных случайностей,  либо все  более  и  более
медленного  разрушения жизненных сил,  и что,  наконец,
продолжительность среднего промежутка между рождением и
этим разрушением не имеет никакого определенного преде-
ла?  Без сомнения,  человек не станет  бессмертным,  но
расстояние  между моментом,  когда он начинает жить,  и
тем, когда естественно, без болезни, без случайности он
испытывает  затруднение  существовать,  не может ли оно
беспрестанно возрастать?   
                            
   Кондорсе Ж.  А. Эскиз исторической картины прогресса
человеческого разума.  М.,  1936.  С. 3-10. 15-16, 220-
221. 227, 248, 255-256 
                                
   И. КАНТ
                                             
   Какое бы понятие мы ни составили себе с метафизичес-
кой  точки зрения о свободе воли.  необходимо,  однако,
признать,  что проявления воли,  человеческие поступки,
подобно  всякому  другому  явлению природы определяются
общими законами природы. История, занимающаяся изучени-
ем  этих  проявлений,  как  бы глубко ни были скрыты их
причины, позволяет думать, что если бы она рассматрива-
ла  действия  свободы человеческой воли в совокупности,
то могла бы открыть ее  закономерный  ход;  и  то,  что
представляется  запутанным  и  не поддающимся правилу у
отдельных людей, можно было бы признать по отношению ко
всему  роду человеческому как неизменно поступательное,
хотя и медленное, развитие его первичных задатков. Так,
браки,  обусловливаемые ими рождения и смерти, на кото-
рые свободная воля человека имеет столь  большое  влия-
ние, кажутся не подчиненными никакому правилу, на осно-
вании которого можно было бы наперед математически  оп-
ределить  их число.  Между тем ежегодные данные о них в
больших странах показывают,  что они  также  происходят
согласно  постоянным законам природы,  как те столь из-
менчивые колебания погоды,  которые в единичных случаях
нельзя заранее определить, но которые в общем непрерыв-
но и равномерно поддерживают произрастание злаков,  те-
чение рек и другие устроения природы.  Отдельные люди и
даже целые народы мало думают о  том,  что  когда  они,
каждый  по  своему  разумению  и  часто в ущерб другим,
преследуют свои собственные цели,  то они незаметно для
самих  себя идут к неведомой им цели природы как за пу-
теводной нитью и содействуют достижению этой цели,  ко-
торой,  даже если бы она стала им известна, они бы мало
интересовались.                                        
   Так как люди в своих стремлениях действуют  в  общем
не чисто инстинктивно, как животные, но и не как разум-
ные граждане мира, по согласованному плану, то кажется,
что  и  не может быть у них планомерной истории (так же
как,  скажем,  у пчел или бобров). Нельзя отделаться от
некоторого неудовольствия,  когда видишь их образ дейс-
твий на великой мировой арене.  Тогда находишь, что при
всей мнимой мудрости,  кое-где обнаруживающейся в част-
ностях, в конечном счете все в целом соткано из глупос-
ти,  ребяческого  тщеславия,  а нередко и из ребяческой
злобы и страсти к разрушению.  И в конце концов не зна-
ешь,  какое себе составить понятие о нашем роде,  столь
убежденном в своих преимуществах.  Для  философа  здесь
остается  один  выход:  поскольку нельзя предполагать у
людей и в совокупности их поступков какую-нибудь разум-
ную  собственную цель,  нужно попытаться открыть в этом
бессмысленном ходе человеческих дел  цель  природы,  на
основании которой у существ,  действующих без собствен-
ного плана,  все же была бы возможна  история  согласно
определенному плану природы.- Посмотрим, удастся ли нам
найти путево-                                          
 дную нить для такой истории,  и тогда предоставим при-
роде произвести того человека, который был бы в состоя-
нии ее написать.  Ведь породила же она Кеплера,  подчи-
нившего неожиданным образом эксцентрические орбиты пла-
нет определенным законам,  и Ньютона,  объяснившего эти
законы общей естественной причиной.                    
   Положение первое                                    
   Все природные задатки живого существа  предназначены
для совершенного и целесообразного развития.  Это подт-
верждают внешнее наблюдение над всеми животными и  изу-
чение их анатомии.  Орган,  не имеющий применения, уст-
ройство,  не достигающее свой цели,  представляют собой
противоречие в телеологическом учении о природе.  В са-
мом деле, если мы отказываемся от этих основоположений,
то имеем не закономерную,  а бесцельно действующую при-
роду;  и,  как ни печально,  вместо  разума  путеводной
нитью становится случай.                               
   Положение второе                                    
   Природные задатки человека (как единственного разум-
ного существа на земле), направленные на применение его
разума,  развиваются полностью не в индивиде, а в роде.
Разум, которым наделено существо,- это способность рас-
ширять  за  пределы природного инстинкта правила и цели
приложения всех его сил;                               
   замыслам его нет границ.  Но сам разум не  действует
инстинктивно,  а  нуждается  в испытании,  упражнении и
обучении, дабы постепенно продвигаться от одной ступени
проницательности к другой.  Вот почему каждому человеку
нужно непомерно долго жить,  чтобы  научиться  наиболее
полно использовать свои природные задатки;             
   или если  природа  установила  лишь краткий срок для
его существования (как это и есть на самом деле), то ей
нужен,  быть может,  необозримый ряд поколений, которые
последовательно передавали бы друг другу свое просвеще-
ние,  дабы  наконец довести задатки в нашем роде до той
степени развития,  которая полностью  соответствует  ее
цели. И этот момент должен быть, по крайней мере в мыс-
лях человека, целью его стремлений, иначе природные за-
датки  следовало  бы  рассматривать  большей частью как
бесполезные и бесцельные;  а это свело бы  на  нет  все
практические принципы и позволило бы заподозрить приро-
ду,  мудрость которой должна служить правилом при расс-
мотрении всех прочих установлений,  в том, что только с
человеком она сыграла глупую шутку.                    
   Положение третье                                    
   Природа хотела,  чтобы человек все то, что находится
за пределами механического устройства его животного су-
ществования, всецело произвел из себя и заслужил только
то счастье или совершен-                               
   ство, которое  он сам создает свободно от инстинкта,
своим собственным разумом.  Природа  не  делает  ничего
лишнего  и  не  расточительна  в применении средств для
своих целей.  Так как она дала человеку разум и основы-
вающуюся  на нем свободную волю,  то уже это было ясным
свидетельством ее намерения наделить его  [способностя-
ми].  Она не хотела, чтобы он руководствовался инстинк-
том или был обеспечен прирожденными знаниями  и  обучен
им,  она хотела, чтобы он все произвел из себя. Изыска-
ние средств питания,  одежды и крова, обеспечение внеш-
ней безопасности и защиты (для чего она дала ему не ро-
га быка,  не когти льва и не зубы собаки,  а только ру-
ки),  все развлечения,  могущие сделать жизнь приятной,
даже его проницательность и ум, даже доброта его воли,-
все это должно быть исключительно делом его рук. Приро-
да, кажется, здесь сама находит удовольствие в величай-
шей бережливости, и она так скупо наделила людей живот-
ными качествами, так строго нацелила уже первоначальное
существование их на высшую потребность, как если бы она
хотела,  чтобы человек, когда он от величайшей грубости
возвысится до величайшей искусности, до внутреннего со-
вершенства образа мыслей  (поскольку  это  возможно  на
земле)  и  благодаря  этому  достигнет  счастья,- чтобы
только он воспользовался плодами  своих  трудов  и  был
обязан  ими только самому себе.  Похоже на то,  что она
рассчитывала больше на его разумную самооценку,  чем на
его  внешнее  благополучие.  Ведь на этом пути человека
ждут неисчислимые трудности.  Кажется, однако, что при-
рода беспокоилась вовсе не о том, чтобы человек жил хо-
рошо,  а о том,  чтобы он сам достиг такого  положения,
когда  благодаря  своему  поведению он станет достойным
жизни и благополучия.  При этом всегда удивляет то, что
старшие поколения трудятся в поте лица как будто исклю-
чительно ради будущих поколений,  а  именно  для  того,
чтобы подготовить им ступень,  на которой можно было бы
выше возводить здание, предначертанное природой, и что-
бы  только  позднейшие  поколения  имели счастье жить в
этом здании,  для построения которого  работал  длинный
ряд предшественников (хотя, конечно, не преднамеренно),
лишенных возможности  пользоваться  подготовленным  ими
счастьем. Но каким бы загадочным ни казался такой поря-
док, он необходим, если раз навсегда признать, что ода-
ренные  разумом животные,  которые,  как класс разумных
существ, все смертны, но род которых бессмертен, должны
достигнуть полного развития своих задатков.            
   Положение четвертое                                 
   Средство, которым природа пользуется для того, чтобы
осуществить развитие всех задатков людей,- это  антаго-
низм их в обществе,  поскольку он в конце концов стано-
вится причиной их законосообразного порядка.  Под анта-
гонизмом  я  разумею здесь недоброжелательную общитель-
ность людей,  т.  е.  их склонность вступать в общение,
связанную, однако, с всеобщим сопротивле-              
 нием, которое постоянно угрожает обществу разъединени-
ем. Задатки этого явно заложены в человеческой природе.
Человек имеет склонность общаться с себе подобными, ибо
в  таком  состоянии он больше чувствует себя человеком,
т.  е.  чувствует развитие своих природных задатков. Но
ему также присуще сильное стремление уединяться (изоли-
роваться),  ибо он в то же время находит в себе необщи-
тельное  свойство  - желание все сообразовать только со
своим разумением - и поэтому ожидает отовсюду сопротив-
ление, так как он по себе знает, что сам склонен сопро-
тивляться другим.  Именно это сопротивление  пробуждает
все силы человека,  заставляет его преодолевать природ-
ную лень,  и, побуждаемый честолюбием, властолюбием или
корыстолюбием,  он  создает  себе положение среди своих
ближних,  которых он,  правда, не может терпеть, но без
которых он не может и обойтись. Здесь начинаются первые
истинные шаги от грубости к  культуре,  которая,  собс-
твенно, состоит в общественной ценности человека. Здесь
постепенно развиваются все таланты,  формируется вкус и
благодаря  успехам  просвещения кладется начало для ут-
верждения образа мыслей, способного со временем превра-
тить  грубые природные задатки нравственного различения
в определенные практические принципы и тем самым  пато-
логически вынужденное согласие к жизни в обществе прет-
ворить в конце концов в моральное целое. Без этих самих
по себе непривлекательных свойств необщительности,  по-
рождающих сопротивление,  на которое  каждый  неизбежно
должен натолкнуться в своих корыстолюбивых притязаниях,
все таланты в условиях жизни  аркадских  пастухов,  [т.
е.] в условиях полного единодушия, умеренности и взаим-
ной любви, навсегда остались бы скрытыми в зародыше:   
   люди, столь же кроткие, как овцы, которых они пасут,
вряд  ли сделали бы свое существование более достойным,
чем существование домашних животных;  они не  заполнили
бы  пустоту творения в отношении цели его как разумного
естества. Поэтому да будет благословенна природа за не-
уживчивость,  за завистливо соперничающее тщеславие, за
ненасытную жажду обладать и господствовать! Без них все
превосходные  природные задатки человечества оставались
бы навсегда неразвитыми.  Человек  хочет  согласия,  но
природа лучше знает, что для его рода хорошо; и она хо-
чет раздора. Он желает жить беспечно и весело, а приро-
да  желает,  чтобы  он вышел из состояния нерадивости и
бездеятельного довольства и окунулся с головой в работу
и испытал трудности, чтобы найти средства разумного из-
бавления от этих трудностей.  Таким образом, естествен-
ные побудительные причины,  источники необщительности и
всеобщего сопротивления,  вызывающие столько  бедствий,
но  и беспрестанно побуждающие человека к новому напря-
жению сил и,  стало быть, к большему развитию природных
задатков,  прекрасно обнаруживают устройство, созданное
мудрым творцом;  и здесь вовсе ни при чем злой дух, ко-
торый  будто  бы  вмешивается в великолепное устроение,
созданное творцом, или из зависти портит его.          
   Положение пятое                                     
   Величайшая проблема для человеческого  рода,  разре-
шить  которую его вынуждает природа,- достижение всеоб-
щего правового гражданского общества.  Только в общест-
ве, и именно в таком, в котором членам его предоставля-
ется величайшая сво-бода,  а стало быть существует пол-
ный антагонизм и тем не                                
   менее самое точное определение и обеспечение свободы
ради совместимости ее со свободой других,-  только  в
таком обществе может быть достигнута высшая цель приро-
ды: развитие всех ее задатков, заложенных в человечест-
ве;  при этом природа желает, чтобы эту цель, как и все
другие предначертанные ему цели,  оно само осуществило.
Вот почему такое общество,  в котором максимальная сво-
бода под внешними законами сочетается  с  непреодолимым
принуждением, т. е. совершенно справедливое гражданское
устройство,  должно быть высшей задачей природы для че-
ловеческого  рода,  ибо только посредством разрешения и
исполнения этой задачи природа может достигнуть осталь-
ных своих целей в отношении нашего рода. Вступать в это
состояние принуждения заставляет людей,  вообще-то рас-
положенных к полной свободе,  беда, и именно величайшая
из бед - та,  которую причиняют друг другу  сами  люди,
чьи  склонности  приводят к тому,  что при необузданной
свободе они не могут долго ужиться друг с другом. Одна-
ко  в таком ограниченном пространстве,  как гражданский
союз,  эти же человеческие склонности производят  впос-
ледствии самое лучшее действие подобно деревьям в лесу,
которые именно потому,  что каждое из них старается от-
нять  у другого воздух и солнце,  заставляют друг друга
искать этих благ все выше и благодаря этому растут кра-
сивыми  и прямыми;  между тем как деревья,  растущие на
свободе, обособленно друг от друга, выпускают свои вет-
ви как попало и растут уродливыми,  корявыми и кривыми.
Вся культура и искусство,  украшающие человечество, са-
мое  лучшее общественное устройство - все это плоды не-
общительности,  которая в силу собственной природы само
заставляет  дисциплинировать  себя и тем самым посредс-
твом вынужденного искусства полностью развить природные
задатки.                                               
   Положение шестое                                    
   Эта проблема  самая  трудная и позднее всех решается
человеческим родом.  Трудность, которую ясно показывает
уже сама идея этой задачи, состоит в следующем: человек
есть животное, которое, живя среди других членов своего
рода,  нуждается в господине. Дело в том, что он обяза-
тельно злоупотребляет своей свободой в отношении  своих
ближних; и хотя он, как разумное существо, желает иметь
закон,  который определил бы границы свободы для  всех,
но  его  корыстолюбивая  животная  склонность побуждает
его, где это ему нужно, делать для самого себя исключе-
ние.  Следовательно,  он нуждается в господине, который
сломил                                                 
 бы его собственную волю и заставил его подчиняться об-
щепризнанной воле, при которой каждый может пользовать-
ся  свободой.  Где  же он может найти такого господина?
Только в человеческом роде. Но этот господин также есть
животное, нуждающееся в господине. Поэтому, как ни пос-
тупит человек в данном случае:                         
   предоставит ли он верховную власть одному или  сооб-
ществу  многих избранных для этой цели лиц,  нельзя по-
нять, как он создаст себе главу публичной справедливос-
ти, который сам был бы справедлив. Ведь каждый облечен-
ный властью всегда будет злоупотреблять своей свободой,
когда над ним нет никого,  кто распоряжался бы им в со-
ответствии с законами.  Верховный глава сам должен быть
справедливым и в то же время человеком.  Вот почему эта
задача самая трудная из всех; более того, полностью ре-
шить ее невозможно;  из столь кривой тесины, как та, из
которой сделан человек,  нельзя сделать ничего прямого.
Только  приближение  к этой идее вверила нам природа *.
Что эта проблема решается позднее всех,  следует еще из
того, что для этого требуются правильное понятие о при-
роде возможного [государственного] устройства, большой,
в течение многих веков приобретенный опыт и,  сверх то-
го,  добрая воля,  готовая принять такое устройство.  А
сочетание  этих трех элементов - дело чрезвычайно труд-
ное,  и если оно будет иметь место, то лишь очень позд-
но, после многих тщетных попыток.                      
   Положение седьмое                                   
   Проблема создания совершенного гражданского устройс-
тва зависит от проблемы  установления  законосообразных
внешних  отношений  между  государствами  и без решения
этой последней не может быть решена.  Что  толку  доби-
ваться  законосообразного  гражданского  устройства для
отдельных людей,  т. е. создания общественного организ-
ма?  Та  же  необщительность,  которая заставляет людей
объединяться, опять-таки служит причиной того, что каж-
дый общественный организм во внешних отношениях,  т. е.
как государство по  отношению  к  другим  государствам,
пользуется полной свободой.  Следовательно, государства
должны ожидать друг от друга таких  же  несправедливос-
тей,  как те, которые притесняли отдельных людей и зас-
тавляли их вступать в законосообразное гражданское сос-
тояние. Природа, таким образом, опять использовала неу-
живчивость людей,  даже больших обществ и государствен-
ных  организмов этого рода существ как средство для то-
го,  чтобы в неизбежном антагонизме  между  ними  найти
состояние  покоя и безопасности;  другими словами,  она
посредст-  
                                            
   * Роль человека, таким образом, весьма сложна (kuns-
tlich). Как обстоит                                    
   дело с  обитателями других планет и их природой,  мы
не знаем;  но если мы это поручение природы хорошо  ис-
полним,  то  можем тешить себя мыслью,  что среди наших
соседей во вселенной имеем право  занять  не  последнее
место полностью достигает своего назначения.  У нас это
. Может быть, у них каждый индивид в течение своей
жизнине так; только род может на это надеяться.
             
   вом войн  и требующей чрезвычайного напряжения,  ни-
когда не ослабевающей  подготовки  к  ним,  посредством
бедствий, которые из-за этого должны даже в мирное вре-
мя ощущаться внутри каждого государства, побуждает сна-
чала к несовершенным попыткам, но в конце, концов после
многих опустошений,  разрушений и даже полного внутрен-
него истощения сил к тому,  что разум мог бы подсказать
им и без столь печального опыта,  а именно выйти из  не
знающего  законов состояния диких и вступить в союз на-
родов,  где каждое,  даже самое маленькое,  государство
могло  бы ожидать своей безопасности и прав не от своих
собственных сил или собственного  справедливого  сужде-
ния,  а  исключительно от такого великого союза народов
(foedus Amphictyonum),  от объединенной мощи и от реше-
ния в соответствии с законами объединенной воли.  Какой
бы фантастической ни казалась эта идея и как бы ни выс-
меивались ратовавшие за нее аббат Сен-Пьер и Руссо (мо-
жет быть,  потому,  что они верили в слишком близкое ее
осуществление),  это, однако, неизбежный выход из бедс-
твенного положения,  в которое люди приводят друг друга
и  которое заставляет государства принять именно то ре-
шение (с какими бы трудностями это ни было  сопряжено),
к которому дикий человек был также вынужден прибегнуть,
а именно пожертвовать своей животной свободой и  искать
покоя  и безопасности в законосообразном [государствен-
ном] устройстве.- С этой точки зрения все войны  предс-
тавляют  собой  многочисленные попытки (правда,  не как
цель человека,  а как цель природы) создать новые отно-
шения  между государствами и посредством разрушения или
хотя бы раздробления всех образовать новые объединения,
которые,  однако,  опять-таки  либо  в силу внутреннего
разлада,  либо вследствие внешних распрей не могут сох-
раниться и потому должны претерпевать новые,  аналогич-
ные революции, пока наконец отчасти благодаря наилучшей
внутренней системе гражданского устройства,  отчасти же
благодаря общему соглашению между государствами и  меж-
дународному законодательству не будет достигнуто состо-
яние, которое подобно гражданскому обществу сможет, как
автомат, существовать самостоятельно.                  
   Какого бы мнения мы ни придерживались, ожидаем ли мы
этого как результата эпикурейского стечения действующих
причин  13,  благодаря  которым  государства  - подобно
мельчайшим частицам материи из-за их случайного  столк-
новения  - испробуют всевозможные образования,  которые
вследствие новых столкновений  вновь  будут  разрушены,
пока  наконец  одно из подобных образований случайно не
получится и ему удастся сохранить свою форму  (счастли-
вый случай,  который вряд ли произойдет когда-нибудь!);
допускаем ли мы,  что природа идет  своим  закономерным
порядком,  приводя наш род постепенно от низшей степени
животности к высшей степени - человечности,  и притом с
помощью  собственного,  хотя и вынужденного,  искусства
человека,  и развивая в этом кажущемся диким беспорядке
вполне                                                 
 закономерно первоначальные задатки; или мы предпочита-
ем признать,  что в итоге всех этих действии и противо-
действий людей вообще ничего не получится,  по  крайней
мере  ничего  разумного,  что  все останется,  как было
раньше, и что поэтому нельзя заранее сказать, не подго-
товит  ли нам в конце концов несогласие,  столь естест-
венное для нашего рода, ад кромешный, полный страданий,
на  какой  бы высокой ступени цивилизации мы ни находи-
лись,  именно тем,  что человечество, быть может, вновь
уничтожит варварскими опустошениями самое эту ступень и
все достигнутые успехи культуры (судьба, против которой
при  господстве  слепого случая нельзя устоять,  а ведь
такое господство, если ему не приписать тайно связанной
с  мудростью путеводной нити природы,  на деле тождест-
венно анархической свободе!),-  вопрос  здесь  сводится
приблизительно к следующему:                           
   разумно ли  признавать  устройство природы целесооб-
разным в частях и бесцельным в целом? Итак, то, что со-
вершает лишенное всякой цели состояние дикого, задержи-
вающее развитие всех природных задатков нашего рода, но
в конце концов через бедствия, которые оно ему причиня-
ет,  заставляющее его выйти из этого состояния и  всту-
пить в гражданское устройство,  где все эти [естествен-
ные] зачатки могут развиваться,- то же  делает  и  вар-
варская свобода уже образовавшихся государств, а именно
хотя использование друг против друга всех сил  общества
для вооружения,  вызываемые войной опустошения, а еще в
большей степени необходимость быть всегда к ней готовым
и  задерживают  развитие  природных  задатков,  но зато
бедствия,  отсюда вытекающие,  заставляют наш род найти
закон  равновесия  для  самого  по  себе  благотворного
столкновения между соседними государствами, вызываемого
их свободой, и создать объединенную власть для придания
этому закону силы,  стало быть,  создать всемирно-граж-
данское состояние публичной государственной безопаснос-
ти. Это состояние таит в себе некоторую опасность: дос-
тигнув его, силы человечества могут быть ослаблены, од-
нако в нем также действует принцип равенства  их  дейс-
твия  и  противодействия,  не  позволяющий им разрушить
друг друга.  До совершения  этого  последнего  шага  (а
именно образования союза государств), стало быть, почти
на полпути к этому образованию человеческая природа ис-
пытывает  наиболее тяжкие бедствия при обманчивой види-
мости внешнего благополучия. И Руссо 14 вовсе не так уж
неправ, предпочитая состояние диких, коль скоро упуска-
ют из виду последнюю ступень,  на которую  нашему  роду
еще предстоит подняться. Благодаря искусству и науке мы
достигли высокой ступени культуры.  Мы чересчур цивили-
зованы в смысле всякой учтивости и вежливости в общении
друг с другом. Но нам еще многого недостает, чтобы счи-
тать нас нравственно совершенными.  В самом деле,  идея
моральности относится  к  культуре;  однако  применение
этой идеи, которое сводится только к подобию нравствен-
ного в любви к чести и во внешней пристойности, состав-
ляет  лишь цивилизацию.  Но пока государства тратят все
свои силы                                              
   на достижение своих тщеславных и насильственных  за-
воевательных  целей  и потому постоянно затрудняют мед-
ленную работу над внутренним совершенствованием  образа
мыслей своих граждан,  лишая их даже всякого содействия
в этом направлении,- нельзя ожидать какого-либо улучше-
ния  в  сфере  морали.  Ибо для этого необходимо долгое
внутреннее совершенствование каждого общества ради вос-
питания своих граждан. А все доброе, не привитое на мо-
рально добром образе мыслей,  есть не более  как  види-
мость и позлащенная нищета.  В этом состоянии род чело-
веческий останется до тех пор,  пока он не выйдет  ука-
занным  нам  путем  из хаотического состояния отношений
между государствами.                                   

К титульной странице
Вперед
Назад