Не знаю, насколько теперь в ходу в Вологде разговоры о конституции, - за последние двадцать лет я лишь мельком заглядывал в родной город; но я очень хорошо помню, как они впервые завелись.
Осенью 1856 года я раз зашел к Сергею Алексеевичу Зубову, у которого на уроках провел предшествующее лето. Сер [гей] Алексеевич], по обыкновению, встретил меня крайне радушно; помнится, он тогда мне сообщил, что должен скоро получить 2-ю ч[асть] "Мертвые души", и обещался дать прочитать. Но вот к С[ергею] Алексеевичу] приехал сын Межакова (кажется тот, за которым потом осталось Никольское), только что вернувшийся из Москвы. После первых дружеских приветствий, С[ергей] А[лексеевич] стал расспрашивать Межакова о московских новостях, но тут скоро вышла какая-то заминка. С[ергею] А[лексеевичу], видимо, о чем-то хотелось узнать, а Межаков и готов был ответить, да чем-то затруднялся. Я догадался, что мое присутствие стесняет их, и распрощался.
По времени я заметил, что и у Одинцовых бывают иногда разговоры с какими-то непонятными намеками, мгновенно обрывающиеся при появлении прислуги или заканчивающиеся словами: - этого быть не может. Наконец и в нашу пансионскую среду откуда-то забрался слух, что якобы царь хочет дать волю крепостным, но особенного внимания не вызвал.
Так прошел целый год, смутные толки, притом почти всегда шепотом, а больше ничего. Но вот появился исторический рескрипт от 20-го ноября 1857 г. на имя виленского генерал-губернатора Назимова [1], и разговоры о предстоящей отмене крепостного права прошли уже совершенно открыто.
Раз, при мне, приехал вечером к Одинцовым Алексей Васильевич Квашнин-Самарин [2], не из крупных помещиков, должно быть владел менее 100 душ, кажется он тогда был женихом Ауэрбах, принесшей ему, как тогда говорили, в виде приданого чуть ли не 300 д[уш], да еще не заложенных. Разговор понемногу перешел на злобу дня.
Что ж, говорил, расхаживая по гостиной, А[лексей] В[асильевич], если забывши все прошлые заслуги дворянства и его недавние жертвы минувшую войну (разумей главным образом службу в ополчении), что дворянство всегда было опорой престола, если все это забыто, и теперь находят нужным дать волю нашим крепостным, пусть попробуют, что из этого выйдет: крестьяне сопьются, побросают землю, чем тогда Россия будет кормиться? Но это уже дело правительства; я согласен, пускай освобождают, но вот мои условия (подчеркнутые слова он произнес с особенной отчеканкой): вся земля и усадебная оседлость остаются за помещиком, а за души казна должна заплатить наличными деньгами по той цене, как принимали их при залоге в опекунский совет. И, кроме того, должна быть дана конституция.
Старики Одинцовы, Ник[олай] Ив[анович] и Екат[ерина] Петр[овна], урожденная Мельгунова, владели около 100 душ и были не дурные помещики, точно исполняли закон о 3-х дневной барщине, каковым многие не стеснялись [3]. Только Ек[атерина] П[етровна] была большая ворчунья, за что дворня, главным образом женская половина, очень и очень недолюбливали ее. А что касается до Н[иколая] Ив[ановича], то я только раз видел, как он ударил тростью кого-то из дворовых. Старики, однако, придерживались самых ветхозаветных взглядов, по их мнению, крепостные были потомками Хама.
Для своего времени, т. е. первых годов 19 века, Н[иколай] И[ванович] получил очень хорошее образование, в модном тогда петербургском иезуитском коллегиуме; потом проделал кампанию 13 и 14 гг. - был адъютантом при ген[ерале] Ахлестышеве [4]. Прекрасно знал франц[узский] и немец[кий] языки и был несколько осведомлен с франц[узской] литературой, но только века Людовика XIV. В 40 - 50 гг. служил провиантским комиссионером по Вологодской губернии, но на этом доходном месте кроме жалованья ничего не имел. Екатерина П[етровна] получила только домашнее образование, но вполне соответствовавшее старинному достаточному дворянскому семейству,- хорошо знала французский язык и музыку; русскую грамоту - не особенно твердо, так что предпочитала переписываться по-французски, и даже библию имела французскую. Но возвращаюсь к разговору.
Н[иколай] Ив[анович] против первых двух пунктов, выставленных А[лексеем] Васильевичем, не только ничего не имел, но даже охотно их принимал. Вот лишь на счет конституции высказал некоторые сомнения.
- Но как же это, ведь у нас Государь помазанник Божий. Да и какая надобность в конституции.
- Если освобождают наших холопов, то и нам должны дать свободу.
Вскоре после этого мне случилось быть у племянницы Ек[атерины] П[етровны] Александры Алексеевны, бывшей замужем, как я уже говорил, за П. В. Квашниным-Самариным. Ал[ександ]ра Ал[ексе]евна была довольно добродушная особа [5], как по большей части и все толстяки. Но она и мысли не допускала, что у нее могут отобрать крепостных.
- Как у меня отберут, - и тут назвала имя своей горничной, да никогда! И куда они денутся, без помещиков, все с голоду перемрут.
- А вот Алексей Вас[ильевич] говорит, что если отберут крепостных, то нужно, чтобы была дана конституция.
- А[лексей] В[асильевич] говорит глупости, и ты, Лонгин, поостерегись повторять их, потому что за такие разговоры можешь улететь куда Макар телят не гоняет. То же может быть, что и с Черносвитовым (по делу Петрашевского после заключения в Кексгольме был выслан в Вологду [6]), если только еще не хуже.
Толки о предстоящей отмене крепостного права проникли и в самые демократические круги: мелкого чиновничества, мещанства, а уж о крепостных и говорить нечего.
Помню раз, кажется, с дровами, заехал к матушке мужичок из подгородной деревни Ивановское (принадлежала помещице Виленской; почему-то с осени из всех дворов этой деревни уходили собирать кусочки). Увидев меня в гимназической форме, мужичок обратился ко мне:
- А что, молодчик, не слыхал ли, - правда, что царь хочет бы выпустить на волю крепостных?
- Да, правда; только ведь это дело большое, года понадобятся, чтобы довести его до конца.
- Господи Боже, дожить бы до такого светлого праздника, крестясь проговорил мужичок.
Общий голос демократических кругов был таков:
- Пора, давно пора; довольно натерпелись они бедные (т. е. крестьяне).
Короче, все заговорило, даже и в нашем пансионе, где большинство было из дворян. Открытых противников отмены крепостного права между нами должно быть не было, по крайней мере никого не припоминаю. Что касается меня лично, то я с особенным увлечением и не раз перечитывал все речи на знаменитом московском банкете 28-го декабря 1857 г., они были напечатаны в "Русском вестнике" [7].
Перейдя в 7-й класс (тогда последний), я каждый день давал уроки детям директора нашей гимназии Алексея Васильевича Латышева, а потому часто имел случай запросто встречаться с ним. А[лександр] В[асильевич] не раз и в самых прочувствованных выражениях говорил о предстоящей реформе. Это начальственное одобрение настолько сделало меня смелым, что я уже перестал скрывать свой образ мыслей у стариков Одинцовых. Как-то раз я обедал у них на Пасхе и не удержался, чтобы не сообщить какую-то новость по крестьянскому вопросу. Ек[атерина] Петр[овна] с жаром напустилась на меня, когда я в виде реплики на какие-то ее слова, высказал, что бог создал Адама и Еву, но никакого раба им не дал.
- Неправда, неправда! Бог отдал потомство Хама в рабство Симу и Иафету. Да разве у хамов есть душа? У них только голик (т. е. обтрепанный веник).
- Однако, кроме России, нигде в Европе нет крепостных.
- Потому, что только у русского народа сохранилась истинная христианская вера. Апостол Павел прямо говорит: "рабы да повинуются господам".
Это я знал из Филаретовского катихизиса и должен был прикусить свой язычок.
Постарался повидать С. А. Зубова, которого надо относить к мелкопоместным, так как его собственная усадьба на Тошне - Жуковo, была очень не велика. Ему тогда было около 45 лет, в молодости был в военной службе. Не знаю, где он получил образование, кажется, только домашнее. Но влияние ли братьев правоведов, - Пав[ел] Ал[ексеевич] был прокурором в Вологде, отличный чтец, и Пет[р] Ал[ексеевич], впоследствии сенатор, а может быть и сестры Аделаиды А[лексеевны] (была замужем за олонецким губернатором Родзянко, овдовевши - начальницей женского института в Киеве, ее беллетристика печаталась в "Отечественных Зап[исках]" 40 или 50 гг. писала и для сцены [8], только С[ергей] А[лексеевич] отличался из среды знакомых мне помещиков сравнительной интеллигентностью и прогрессивностью. Для того времени, при его скромных средствах (в виде подспорья к доходам от Жукова он открыл в Вологде первую частную, конечно, очень небольшую типографию [9], а также сигарную фабрику (работали крепостные), он выписывал выдающиеся литературные новости и газету "Моск[овские] Ведомости]". В его небольшой библиотеке была между прочим "История Итальянского похода Суворова" (в первом издании - 1 т. Михайловского-Данилевского, а последующие Д. А. Милютина).
Суворов был мой любимый герой, потому историю Итальянского похода я прочел с особенным интересом, и до сих пор сохранились в памяти некоторые подробности из нее, например, переход через Чертов мост [10], военный совет, собранный Суворовым, когда он получил известие, что Римский-Корсаков разбит под Цюрихом.
- К этому делу, сказал С[ергей] А[лексеевич], давно бы следовало приступить, по правде сказать, Россия с своим крепостным хозяйством во всем отстала от Европы, потому мы и проиграли последнюю войну.
Весной 1858 г. было получено официальное сообщение, что по дороге в Соловецкий монастырь Вологду посетит Государь. Губернатором тогда был Стоинский (перед тем председатель СПб. Управы благочиния), а предводителем дворянства Бограков, считавшийся только умнее Резанова, вечного претендента на губ[ернское] предводительство, но вообще никто не считал Богракова человеком с головой. Так вот Стоинскому и Богракову предстояло показать Вологду с лучшей стороны. Стоинский принялся за исправление дорог и внешнее благоустройство Вологды. В видах последнего он нашел необходимым убрать развалины губернских присутственных мест, сгоревших еще в 30-х годах; развалины стояли там, где ныне реальное училище, Государь же должен был остановиться в губернаторском доме. Уборку взялся спешно произвести видный тогда подрядчик Сорокин, он в то же время был удельным старшиной в Турундаеве: и благодаря этому при подрядах вместо залогов представлял поручительство общества, что, впрочем, было возможно лишь при особенной благосклонности тогдашнего управляющего удельной конторой Гревеница. Как рассказывали, за точность не ручаюсь, Сорокин запросил 3 тыс[ячи] руб[лей] и в его пользу весь материал. Об этом проведал другой подрядчик Перцов и стал требовать торгов. Стоинский и устроил торги, в результате которых Сорокину пришлось от себя заплатить кажется 12 т[ысяч] р[ублей] или что-то около этой суммы. Но когда принялись за разборку, то оказалось, что работа совсем не поддается лому и кирке. Так развалины и остались. Затем на землю предъявил какие-то старые права Соловецкий монастырь. Впоследствии Сорокин капитально отремонтировал развалины и пожертвовал здание под реальное училище [11].
Задача Богракова была другая, - надо было организовать достойный первенствующего сословия прием Государю, а в программе приема важнейшее место, разумеется, занимал бал. Стоинский, хотя ему и удалось до приезда Государя настоять на заявлении дворянства о желании его улучшить быт крепостных (высоч[айшее] соизволение об открытии в Вологде губернского комитета состоялось 3 мая 1858 г. [12]), зная настроение дворянства, очень побаивался, как бы оно не разъехалось по деревням. На самом деле ничего подобного не случилось. Хотя при первом известии о приезде Государя и находилось немало фрондеров, говоривших: - он еще должен заслужить наш прием; но, по мере приближения приезда, стали съезжаться в Вологду все, кто только имел силы бы выбраться из своих поместий; дамы же наперерыв старались обеспечить себе возможность присутствия на бале. Разумеется, галантерейные магазины Боченина (в Темном ряду) и Грудина (на Кирилловской ул.) расторговались на славу.
Милостивые слова Государя при приеме дворян, его любезное внимание к дамам на бале, магически разверзли сердца обеих половин благородного сословия. Многие, говоря о Государе, не могли воздерживаться от слез умиления; Александра Алекс[еевна] каялась в своих прежних непочтительных словах, плакала в три ручья и как святыню показывала перышко из султана Государя, - султан дамы порядочно пообщипали.
Тогда и понятия не имели о каких-либо организациях, подготовляющих выражение народных восторгов; но и без них не мало простого народу набралось в Вологде, чтобы посмотреть на "батюшку царя"; с неумолкаемыми криками "ура" толпа провожала Государя в его разъездах по городу, те же крики все время раздавались с улицы, когда Государь был на бале в дворянском собрании [13].
Приездом Государя воспользовался директор гимназии А. В. Латышев. Перед тем только что стали открываться женские гимназии в Петербурге. Латышеву удалось в самое короткое время провести открытие женской гимназии в Вологде и даже даром получить для нее помещение - дом управления удельного ведомства, которое из Вологды переводилось в Вельск. Первой директриссой была М-е Дозе, вдова учителя немецк[ого] языка; она ранее держала женский пансион, а ближайшим помощником ее стал учитель гимназии Вл. Н. Елецкий, женатый на дочери Дозе. Вологодская женская гимназия была чуть ли не первою женской гимназиею в провинции [14].
Но вот Государь проследовал в Архангельск, понемногу успокоились восторги первенствующего сословия, и опять послышались толки о предстоящем грабеже, т. е. освобождении крестьян. Но я вскоре уехал в Петербург для поступления в университет.
Через два года я приехал в Вологду на летние вакации. Кажется уже не застал Стоинского, который в крестьянском вопросе настолько вооружил против себя дворянство, что вынужден был покинуть Вологду. Его сменил на очень короткое время Пфеллер и тоже пришелся не по двору. Должно быть в 1861 г. был назначен Хоминский и оставался в Вологде около 20-ти лет; его, конечно, и теперь еще многие помнят [15].
Побывал, разумеется, в Мурманове (усадьбе Одинцовых). Н[иколай] И[ванович] был уже в отставке; значит приходилось жить только на небольшую пенсию, потому что заложенное Мурманово кроме дарового помещения почти ничего не давало. Все же было свое гнездо, и вдруг, может быть, придется бежать из него. Ведь никто не мог сказать, чем все кончится.
Понимая такое настроение стариков, я избегал касаться больного для них вопроса. К тому же так или иначе, не сегодня-завтра должна была состояться окончательная развязка крепостных отношений. Потому меня больше занимали вопросы политические и, как естественное последствие завершения крестьянской реформы - конституция.
Раз Н[иколай] И[ванович] в ответ на какие-то мои декларации с брезгливостью возразил:
- Но чего же вы хотите, чтобы у нас завелась такая же гадость, как английская королева, которая не только ничем не может распорядиться, но даже и говорит-то по указке министров.
Ек[атерина] П[етровна] в политических разговорах никакого участия не принимала; за эти годы она как-то замкнулась и стала сдержаннее в отношении освобождения крестьян.
Среди помещиков не приходилось наталкиваться на разговоры о конституции; их заменили споры о транспроприации и экспроприации. Консерваторы с А. М. Касаткиным во главе утверждали, что надел крестьян землею - это транспроприация, что редакционные комиссии, сплошь состоящие из красных, именно ее и добиваются, т. е. прямого грабежа помещиков, а либералы возражали, что проектируемая экспроприация давно признана нашим законодательством. Из числа либералов-помещиков выделялся Ив[ан] Ник[олаевич] Эндоуров, член губернского комитета по назначению от правительства.
Этим местом, хорошо оплачиваемым, кажется 2 т[ысячами] р[ублей], он был обязан Я. И. Ростовцеву [16], с которым находился в родстве. Раз Ив[ан Ник[олаевич] был по назначению от правительства, значит, он обязывался поддерживать либеральную политику в крестьянском вопросе, вот почему он и стал либералом. Слова - транспроприация и экспроприация частенько смешивались, и сам Ив[ан] Ник[олаевич] иногда забавно в них путался.
Настоящих либералов тогда в Вологде была горсточка: Н. Ф. Бунаков [17], Н. П. Левитский и, может быть, еще кто-нибудь из учителей. С либералами из других кругов не приходилось встречаться, да, кажется, их и не было.
А вот натолкнулся раз на мечтателя. Я как-то провел несколько дней в Браткове у Ив[ана] Николаевича] и вместе с ним и его семьей ездили к соседу Пожарскому. То был человек, по-видимому, с небольшим 30 л[ет] - он меня встретил с какою-то особенною восторженностью и скоро, оставив прочих гостей с женой, увел к себе в кабинет. Тут начались горячие излияния на мертвящую провинциальную жизнь, подкрепленные декламацией подходящих стихов, А затем Пожарский отпер один из ящиков письменного стола и достал оттуда какую-то переплетенную рукопись, - то оказались "Цыганы" Пушкина, и тоже продекламировал из них какой-то монолог Алеко. - Запрещенная вещь, закончил Пожарский. Нет, давно напечатано. - Как и эти самые стихи?
- Да.- Вот бы никогда не поверил. Это ли обстоятельство или уж так пошло, только Пожарский, понизив несколько голос, поставил мне вопрос:
- А как вы полагаете, скоро у нас будет конституция?
Не помню, что я ответил.
- Вся надежда на вас, на молодое поколение, нас, стариков, заела жизнь, мы уже ни на какое дело не годны.
Через два года, т. е. в 1863 г., я опять побывал в Вологде и нашел немалые перемены. Много было высланных поляков; между ними особенно выделялись Вацлав Пржебыльский, учитель гимназии и литератор Антон (?) Корженевский [18]; многие из поляков были хорошо приняты в местном обществе. Из русских сосланных я нашел своего товарища по университету Новоселицкого (в Грязовце) и Як[ова] Николаевича] Бекмана, киево-харьковского студента, любимца пр[офессора] П. В. Павлова [19] (в это время находился в ссылке в Ветлуге).
Бекман, широко образованный, с большим тактом, остроумный, буквально был всеобщим любимцем. Кроме прямого желания повидать матушку, у меня была еще миссия в Вологду от народившейся тогда в Петербурге тайной организации "Земля и воля" [20], - привлечь к ней кого можно. Далеко в этом отношении я не пошел, ограничился только Бекманом, Н. Ф. Бунаковым и И. Я. Соболевым, учителем гимназии.
Под влиянием ли общего хода жизни или политических ссыльных, только разговоры о конституции возродились. Светопреставления по случаю 19 февраля, как известно, не произошло. Дворовые терпеливо ожидали истечения двухлетнего срока, мужички исполняли барщину, разумеется, против прежнего с меньшим рвением, но и только. Помещики были заняты составлением уставных грамот и проведением их в законном порядке. В нашем участке мировым посредником был Н. Н. Зубов.
- Я консерватор, говорил он о себе: и помещики на него не жаловались.
И вот что мне пришлось раз выслушать от Н[иколая] Ивановича], когда я заглянул к старикам в Мурманово.
- Только бы с этим делом покончить (т. е. введением уставных грамот), тогда можно будет и конституцию требовать, - так буквально "потребовать" и отчеканил Н[иколай] Ив[анович].
Я просто ушам своим не верил и за разъяснением обратился к моей сестре, которая с детства у Одинцовых, вместо приемной дочери, - у стариков не было своих детей.
- Да так теперь почти все помещики говорят, отвечала сестра, не особенно интересовавшаяся политикой.
Этого мало, что Н[иколай] Ив[анович] объявил себя за конституцию. Одинцовы знали, что за участие в студенческой истории 61 г. я сидел в крепости, был исключен из университета и ни одним словом не высказали мне какого-нибудь порицания. Напротив, Н[иколай] Ив[анович] с большим интересом расспрашивал меня о самой истории и я его прямо привел в восторг, когда пропел ему всю студенческую оперу ("Из жизни студентов"), сложенную в Петропавловской крепости .
Когда через двенадцать лет, по возвращении из Сибири - стариков уже не было в живых - мне довелось быть в Вологде, во многом я нашел разительную перемену; большая часть моих знакомых помещиков как-то материально сжалась, некоторые даже продали свои имения. В нашем крае, как известно, сейчас же после 19 февраля началась распродажа помещиками своих имений; прежде всего пошли отрезки, потом пустоши, лесные дачи и, далее, целиком усадьбы. Преимущественными покупщиками явились крестьяне, при том без содействия каких-нибудь кредитных учреждений. Их заменили особые предприниматели, оперировавшие на парцелляцию. Из числа таких предпринимателей особенно выделялся мой товарищ по гимназии А. А. Попов. При встрече со мной он откровенно высказался:
- Я занимаюсь этим делом не из филантропии, не из какого-нибудь народолюбия, а потому, что оно дает мне хорошую прибыль.
Явилась служба по земству и ею, видимо, очень дорожили, так как она давала подспорье для существования. Вместо разговоров о конституции приходилось выслушивать рассказы об ожесточенной борьбе двух партий - дружининской (губ[ернский] предводитель дворянства и одновременно председатель губ[ернской] зем[ской] управы) и партии Д. В. Волоцкого; я даже был личным свидетелем этой борьбы, так как попал на губернское земское собрание. И я вынес впечатление, что в этой борьбе не было ничего принципиального, а все сводилось к тому, за кем будут платные места по земству. Преобладающее влияние М. А. Дружинина держалось на связях в Петербурге, пока был жив, на его сестре Любовь А. женатый, товарищ м[инист]ра юстиции Эссен.
В последующие годы я часто проводил все лето в Мурманове, даже заглядывал в Вологду зимой. Разговоры о конституции в помещичьем классе совсем прекратились.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Данный рескрипт положил начало гласной разработке и обсуждению проектов будущей реформы.
2 "Из Квашниных-Самариных я несколько знал трех братьев: Пав[ла] Васильевича], женатого на Александре Алексеевне Мельгуновой (владелице Кувшинова), Ивана Васильевича], у него была усадьба на р. Масляне - Село (ныне г-жи Зайончковской) и Алекс[ея] Васильевича]. Последние двое были отставные военные. П[авел] В[асильевич], выжавши у своей жены изрядную сумму, скоро покинул ее. Удачно спекулировал и оставил после себя крупное состояние (говорили до 200 т[ысяч] руб[лей]), но больше всего прославился своими противоестественными наклонностями и, нисколько не стесняясь, говорил о своих фаворитах. Ив[ан] Вас[ильевич] проиграл Село в карты кн[язю] Гагарину и затем ушел в монастырь; рано умер. А[лексей] В[асильевич] распутствовал, бросил свою жену и умер в Москве в 1862 г. Знавал еще их сестру Татьяну Васил[ьевну], вдову Олешову; у нее имелась усадьба Кузнецовка на Тошне. Интересная была особа. Владела небольшим домом в Вологде, на Золотухе, против Мясных рядов (он кажется сохранился и до сего дня). В непосредственной связи с ее квартирой проживали некоторого рода девицы... Между тем у Т[атьяны] В[асильевны] были два сына и, помнится, две дочери. Чтобы быть свободнее от обоих сыновей, хотя они недурно шли в гимназии, особенно старший, до окончания гимназического курса постаралась определить их в военную службу. Судьба ее младшей дочери Анны была весьма печальная; она вынуждена была выйти замуж за крестьянина и много от него натерпелась. Как и братья - давно умерла". (Прим. Л. Ф. Пантелеева).
3 Указ о трехдневной барщине был принят в 1797 г. и имел рекомендательный характер.
4 Ахлестышев Михаил Федорович (1782-1829) был командиром 39 егерского полка. Чин генерал-майора получил лишь в декабре 1813 г.
5 "По окончании института она некоторое время жила с отцом в Кувшинове, но потом сбежала в город к тетке А. П. Мельгуновой. Она была некрасива собой и потому оставалась девицей, пока смерть отца и брата душевнобольного не сделала ее обладательницей хорошего состояния. Тогда-то П. В. Кв[ашнин] - Самарин и предложил ей свою руку и сердце. Для того времени и то было доказательством большой доброты, что Ал[ександра] Ал[ексеевна] немедленно же дала отпускную фаворитке отца из крепостных. Участь подобных фавориток часто была весьма печальная". (Прим. Л. Ф. Пантелеева).
6 Черносвитов Рафаил Александрович (1810- ?) - дворянин, сибирский золотопромышленник. Привлекался по "делу Петрашевского". Арестован в 1849 г. в Томской губернии и посажен в Петропавловскую крепость. После суда находился в заключении в Кексгольмской крепости, а в декабре 1854 г. выслан в Вологду. В 1856 г. от надзора освобожден и в 1858 г. уехал в Сибирь. (Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. Т. 1. Ч. 1. М., 1927. Стлб. 203- 204).
7 На банкете выступали известные общественные деятели: М. Н. Катков, А. В. Станкевич, М. П. Погодин, К. Д. Кавелин. (Русский вестник. 1858. Декабрь. Кн. 2).
8 Родзянко Аделаида Алексеевна, урожденная Зубова (1830-1893), писательница. После смерти мужа занимала должность начальницы Киевского института благородных девиц (1871-1883). Л. Ф. Пантелеев ошибается, указывая, что "ее беллетристика печаталась в "Отечественных записках". Большинство ее произведений увидели свет на страницах журналов "Пантеон" и "Сын Отечества". Лучшие из них - повесть "Сельцо Михайловское-Пырскухино" (Сын Отечества. 1852. Кн. 3, 4) и роман "Три жизни" (Пантеон. 1854. Кн. 5, 6). Публиковалась под псевдонимом "А. Тальцова". Несколько небольших комедий-водевилей были поставлены на сцене Александрийского театра. (Языков Д. Д. Обзор жизни и трудов русских писателей и писательниц. Вып. 13. Пг., 1916. С. 203-207; Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. XXVI "А". СПб., 1899. С. 905).
9 Типография С. А. Зубова была открыта в 1853 г. и просуществовала до 1863 г.
10 "Французы при отступлении взорвали мост; наши наскоро устроили из бревен, за неимением веревок, связали офицерскими шарфами. Первый перешел майор Мещерский и был смертельно ранен, только и успел выговорить: "Не забудьте меня в реляции". (Прим. Л. Ф. Пантелеева).
11 В настоящее время в этом здании (ул. Зосимовская, 1) располагается средняя школа № 1. В XVIII в. на месте этого здания находилось подворье Соловецкого монастыря. В 1780-1783 гг. оно было перестроено под дом генерал-губернатора, а в 1799 г. в нем разместились губернские присутственные места. В 1831 г. здание пострадало от пожара и более 20 лет находилось в развалинах. В 1858 г. подрядчик А. В. Сорокин взялся их разбирать, но не успел к приезду Александра II. Восстановлено здание было лишь в 1876 г., и в нем разместилось Вологодское реальное училище.
Сорокин Александр Васильевич (1817-1895) - купец, общественный деятель. Родился в с. Турундаево Вологодского уезда в семье удельного крестьянина. Занимался подрядами на строительство и ремонт казенных зданий. Неоднократно избирался гласным городской думы и городским головой. Известен своей благотворительностью. К концу жизни разорился и жил на пособие от удельного ведомства.
12 Правительству при подготовке реформы было важно, чтобы местное дворянство само выступало с инициативами разработки проектов "улучшения быта крестьян". Обязанность подвигнуть дворянство на такую "инициативу" возлагалась на губернатора и предводителя дворянства. В ответ правительство разрешало дворянству губернии образовать губернский комитет, где проходило обсуждение основных положений реформы. Высочайшее соизволение на открытие Вологодского губернского комитета состоялось 3 мая 1858 г. Поскольку дворянство не склонно было расставаться со своими правами на крепостных, губернским властям приходилось изрядно потрудиться, чтобы выполнить поручение правительства. Это рождало известную напряженность во взаимоотношениях между губернскими властями и местным дворянством.
13 Александр II был в Вологде всего один день - 15 июня 1858 г. Он побывал на литургии в Софийском соборе, посетил семинарию и мужскую гимназию, городскую больницу, Скулябинскую и Витушешниковскую богадельни, осмотрел подготовленную к его приезду сельскохозяйственную выставку, а вечером был на балу, устроенном в его честь вологодским дворянством и купечеством.
14 В 1858 г. частный женский пансион Генриетты Дозе был преобразован в перворазрядное женское училище для девиц, а в 1862 г. училище преобразовано в женскую гимназию.
15 Стоинский Филипп Семенович был вологодским губернатором в 1855-1860 гг., Пфеллер Владимир Филиппович - 1860-1861 гг., Хоминский Станислав Федорович - в 1861-1878 гг.
16 Ростовцев Яков Иванович (1804-1860) - граф, генерал-адъютант, один из руководителей подготовки крестьянской реформы 1861 г. В описываемое время - член Главного комитета по крестьянскому делу, председатель Редакционных комиссий.
17 Бунаков Николай Федорович (1837-1904) - педагог, общественный деятель. Окончил Вологодскую мужскую гимназию на 4 года раньше Пантелеева. В 1859-1862 гг. был учителем Вологодского уездного училища, в 1862-1864 гг. преподавал в младших классах мужской гимназии. С 1855 г. занимался литературным трудом; поместил много статей, заметок, рассказов в местных периодических изданиях. В 1866 г. переехал в Воронеж. Активно занимался пропагандой передового методического и педагогического опыта. Автор многочисленных статей и книг по педагогике и методике преподавания русского языка в школе.
18 Л. Ф. Пантелеев неправильно называет имя и неточно воспроизводит фамилию ссыльного. Это Аполло Коженевский (1822 - ?) - поляк, литератор, отец известного писателя Джозефа Конрада. Находился вместе с женой и сыном в ссылке в Вологде с июня 1862 г. по январь 1863 г., а затем был переведен на жительство в Черниговскую губернию. (Панов В. По следам Джозефа Конрада // Красный Север. 1976. 10 марта; Панов В. Дом Девяткова и современники Д. Конрада // Красный Север. 1977. 14 сентября).
19 Новоселицкий Марк Акимович (1840-?) - мещанин, студент юридического факультета Петербургского университета, вместе с Л. Ф. Пантелеевым принимал участие в студенческих волнениях 1861 г. После заключения в Петропавловской крепости отправлен в ссылку и с 20 декабря 1861 г. жил в Грязовце. В 1864 г. получил разрешение продолжать образование в Дерптском университете. (Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. Т. 1. Ч. 2. М., 1928. Стлб. 280-281).
Бекман Яков Николаевич (ок. 1836-1863) - дворянин Полтавской губернии. 1 февраля 1860 г., будучи вольнослушателем Киевского университета, был арестован и заключен в Петропавловскую крепость за участие в тайном обществе, организованном в 1855 г. в Харькове "с целью произведения переворота в существующем образе правления в России". 12 июня 1860 г. выслан в Вологодскую губернию. Жил в Вологде. 6 сентября 1862 г. арестован вторично и вновь заключен в Петропавловскую крепость. Следственной комиссией приговорен к ссылке в Самарскую губернию. (Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. Т. 1. Ч. 2. М., 1928. Стлб. 32). Возможно, Пантелеев ошибается, сообщая о встрече с Бекманом в Вологде в 1863 г., хотя и не исключено, что вместо отбывания ссылки в Самарской губернии Бекману разрешили остаться в Вологде.
Павлов Платон Васильевич (1823-1895) - профессор русской истории Киевского университета (1847-1859, 1875-1885). Павлова с Бекманом связывало многое: один был преподавателем, другой - студентом в Киевском университете, оба привлекались в 1860 г. по делу о киево-харьковском тайном обществе. В марте 1862 г. после публичной лекции о тысячелетии России, в которой Павлов призывал русскую интеллигенцию к сближению с народом, он был вновь арестован и выслан в Ветлугу.
20 Первая "Земля и Воля", по мнению М. В. Нечкиной, возникла в середине 1861 г. (Нечкина М. В. Встреча двух поколений. М., 1980. С. 320-336).
21 Л. Ф. Пантелеев так вспоминает историю возникновения оперы "Из жизни студентов": "...Первые из арестованных студентов петербургских по осенней истории 1861 г. в числе около сорока человек, были помещены, если не ошибаюсь в названии, в так называемой Екатерининской куртине (посреди крепости). Это в большинстве была очень близкая компания. Сначала содержали по одному, потом по несколько человек в номере, а затем, должно быть во второй половине октября, все казематы были отперты. По некотором времени уединился небольшой кружок, для остальных было только известно, что кружок готовит какое-то представление.
И вот в один прекрасный день был очищен самый большой номер, а вечером все были призваны на представление. Распорядителям как-то удалось получить из города не только подходящие костюмы, но даже пианино. Опера прошла с необыкновенным успехом и была несколько раз исполнена в Екатерининской куртине, а потом в тех казематах, которые выходят на Неву, куда в ноябре сгрудили всех студентов, около 90 человек...". (Пантелеев Л. Ф. Из воспоминаний прошлого. М.; Л., 1936. С. 722).
22 Имеется в виду продажа земли крупных имений небольшими участками.