В мае 1918 года демократический съезд Советов Новгородской губернии вынес постановление о выделении пяти северных уездов в самостоятельную Череповецкую губернию. Фактический раздел последовал в июне 1918 года. От Новгородской губернии отошли Тихвинский, Череповецкий, Устюженский, Кирилловский и Белозерский уезды, составлявшие 47 процентов ее площади.
Причинами выделения этих уездов в Череповецкую губернию послужили прежде всего дальность расстояния и полнейшая оторванность их от Новгорода, экономическое тяготение их к Череповцу[1].
Но вместе с тем в церковно-административном отношении Череповец и его уезд продолжали оставаться в составе Новгородской епархии.
В первые годы советской власти церковь искала новые формы своего служения и организационного управления в изменившихся исторических условиях. В связи с этим представляется актуальным обратиться к историческим источникам, отражающим служение церкви в этот непростой период.
Богатейший материал для современного исследователя истории Церкви в годы становления советской власти представляют собой документы, сосредоточенные в архивном фонде Новгородского епархиального совета (фонд Ф-481), хранящемся в Государственном архиве Новгородской области.
В 1918 году на смену органам епархиального управления — духовным консисториям — пришли Епархиальные советы.
Епархиальный совет, по определению высшей церковной власти[2], — это постоянное, непрерывно действующее административно-исполнительное учреждение, состоящее из выборных членов, при содействии которого епархиальным архиереем производилось управление епархией. Правящим архиереем Новгородской епархии в рассматриваемый период являлся митрополит Новгородский и Старорусский Арсений (Стадницкий), который управлял епархией вместе с викарием — епископом Тихвинским Алексием (Симанским), впоследствии Патриархом.
Ведению Епархиальных советов подлежали следующие дела: о распространении и охранении православной веры, богослужении, сооружении и благоустроении церквей, духовенстве, приходах, церковном хозяйстве; дела епархиальных учреждений и обществ; дела судебные и бракоразводные (до учреждения судебных присутствий) также вверялись Епархиальным советам.
Новгородский епархиальный совет был создан 18 июля 1918 года*[* Здесь и далее даты даны по новому стилю] в составе пяти членов: протоиереев Иоанна Семеновского, Николая Соколова, Константина Яковцевского и мирян Василия Кутейникова и Владимира Финикова. Председателем был избран протоиерей Иоанн Семеновский
[3]. Секретарем Епархиального совета был утвержден 25 июля 1918 года Сергей Михайлович Смирнов, кандидат богословия Петроградской духовной академии[4].
Вопрос об организации делопроизводства в Совете, о распределении дел по “столам” был рассмотрен уже 22 июля 1918 года. Дела были распределены Советом “по предметам их и расписаны по делопроизводствам с возможным уравнением заданий, причем каждое делопроизводство вверялось особому ведению отдельного члена Совета”[5]. В 1919 году из-за недостатка средств состав избираемых членов Совета сократился до трех человек. 28 марта 1919 года было удовлетворено прошение об отставке секретаря Совета С. М. Смирнова, а исполнение его обязанностей было временно поручено члену Совета В. Финикову[6]. Новгородский епархиальный совет просуществовал до сентября 1920 года. По предписанию президиума губисполкома специально созданной комиссией были опечатаны помещения Совета, описано и распределено его имущество, штат служащих был распущен. Вся поступавшая в адрес бывшего Епархиального совета корреспонденция просматривалась в Церковном подотделе губернского отдела юстиции, а затем передавалась Новгородскому митрополиту. Канцелярия митрополита была в то время расширена
[7].
В феврале 1921 года над митрополитом Арсением, епископом Алексием и бывшими членами Епархиального совета протоиереями Николаем Соколовым, Константином Яковцевским, Венедиктом Вихровым и мирянами Владимиром Финиковым и Евгением Скородумовым состоялся суд. Трибунал признал всех виновными в контрреволюционной деятельности и подверг наказанию[8].
В настоящее время архивный фонд Новгородского епархиального совета в Государственном архиве Новгородской области насчитывает 1071 дело за 1918—1923 годы. Кроме документов самого Совета, в фонде сосредоточены дела канцелярии митрополита за 1921—1922 годы, Новгородского епархиального управления за 1922—1923 годы, управляющих епархией после ликвидации Епархиального совета. Имеются отдельные дела за 1926 год — это клировые ведомости Софийского собора.
Время первого поступления документов Епархиального совета на хранение в архив не установлено. Довоенные описи, если они и были составлены, не сохранились. К научно-технической обработке дел фонда в архиве приступили уже после войны. Была составлена историческая справка о деятельности епархиальных органов управления за 1918— 1922 годы. После изучения состава документов фонда архивистами были выработаны предложения по выделению к уничтожению дел, не подлежащих хранению.
В декабре 1947 года экспертной комиссией архива был составлен отборочный список (акт) о выделении в макулатуру как не имеющих научно-исторической, практической и справочной ценности 1215 дел за 1918—1922 годы. Сегодня остается только сожалеть о том, что были уничтожены: 71 дело об открытии и закрытии церквей, о перечислении селений из одного прихода в другой; 38 дел о ремонте и переоборудовании церквей и часовен; 833 дела о перемещениях, назначениях, увольнениях, отпусках, награждениях и по другим вопросам состава причтов церквей и монастырей[9].
В 1950-е годы фонд пополнялся за счет поступления документов из государственных архивов Вологодской и Псковской областей, из Государственного исторического архива Ленинградской области*
[* Более подробные сведения о деятельности Епархиального совета и об архивном фонде содержатся в сообщении автора “Обзор документов Новгородского епархиального совета (1918—1920 гг.)”, сделанном на Вторых Арсениевских чтениях в Новгороде 23 сентября 1995 года и в настоящее время подготовленном к публикации].
На уже упоминавшемся судебном процессе по делу Епархиального совета в феврале 1921 года одним из пунктов обвинения, предъявленного митрополиту Арсению, был якобы незаконный сбор средств на содержание и нужды Совета. Трудности сбора и перечисления денег в 1920 году (например, из 7-го Благочиннического округа Череповецкого уезда) на содержание Совета и епархиальных учреждений позволяют проследить документы дела “О кражах, пожарах и других происшествиях” за 1918—1920 годы (Оп. 1. Д. 47)10.
Наряду с различными отчетами в Епархиальный совет ежегодно поступали клировые ведомости приходов епархии с послужными списками клира. В фонде хранятся ведомости по церквям Череповецкого уезда за 1918—1919 годы (Д. 196,197, 764, 924, 925, 926, 936), частично — за 1921 год (Д. 762. Л. 37—42 — Алексинской Преображенской церкви)**
[** В описи допущена ошибка — на обложке дела указан только 1920 год].
Полный комплект ведомостей по алфавиту названий церквей уезда сохранился за 1918 год. Ценность их для исследователей, на наш взгляд, состоит в том, что это последние ведомости по Череповецкому уезду,
сохранившиеся в полном объеме в обширном массиве исторических источников этого вида. Как известно, клировые ведомости составлялись и Представлялись в духовные консистории со второй половины XVIII века.
В Епархиальном совете собирались и предварительно рассматривались документы о назначениях и перемещениях церковного клира. По Череповецкому уезду в фонде сохранились дела за 1920 год (Д. 299, 301 (Л. 11-16), 316, 317, 322, 343 (Л. 1—11) и 380). Среди них имеются дела о выходе за штат в июле 1920 года настоятеля Череповецкого Воскресенского собора протоиерея Владимира Фарфаровского (Д. 330) и назначении на эту должность священника Иоанна Звездкина (Д. 383). В деле о перемещении священника Благовещенской церкви города Череповца Василия Хильтова в Сретенскую Подворческую церковь Леу-шинского монастыря в июле 1920 года имеются сведения о назначении священника Василия Рябинина настоятелем Благовещенской церкви города Череповца (Д. 299).
Сведения о смерти членов причта церквей города Череповца и уезда за 1918—1920 годы содержатся в деле 411 (Л. 2, 54—57).
Особенно сложным в годы становления советской власти было положение монастырей. В фонде имеются документы обо всех четырех монастырях, находившихся в Череповецком уезде: Леушинском (Д. 198), Антониево-Черноезерской пустыни (Д. 201), Парфеновском Богородиц-ком монастыре (Д. 200) и Филиппо-Ирапской пустыни (Д. 133, 199, частично д. 69).
Леушинский, Парфеновский и Черноезерский женские монастыри представлены ведомостями о монашествующих и послушницах, о количестве земель, о благотворительных и богоугодных заведениях, приходо-расходными ведомостями, послужными и формулярными списками настоятельниц и насельниц, сведениями о монастырских библиотеках, о храмах, жилых и хозяйственных постройках монастырей и другими сведениями за 1918 год. Эти документы отражают экономическое положение монастырей в первые годы советской власти, социальный состав насельниц.
Документы о Филиппо-Ирапской пустыни представлены послужными списками монашествующих и послушников монастыря за 1918 год (Д. 199). Так, под руководством настоятеля иеромонаха Алипия в обители проживали 26 человек, причем 5 насельников поступили в монастырь в 1918 году.
Значительный интерес, на наш взгляд, представляют для исследователей два дела о Филиппо-Ирапской пустыни: “Дело об открытии при монастырях Новгородской епархии братств, сельскохозяйственных коммун и других организаций” за сентябрь 1918 — январь 1919 года (Д. 69, частично) и “Дело о закрытии церквей Филиппо-Ирапского монастыря, изъятии церковных вещей и прекращении богослужения советской комиссией из 5 членов” за ноябрь 1918 — январь 1919 года (Д. 133). В этих делах отразилось начало гонений советской власти на монастыри: вначале они были преобразованы в трудовые артели, а затем и полностью ликвидированы.
В сентябре 1918 года из владений Филиппо-Ирапской пустыни советской властью были изъяты и переданы в общенародный лесной фонд две лесные дачи у деревень Митинская и Даниловка". В распоряжение Череповецкого уездного Совета народного хозяйства было изъято монастырское подворье в городе Череповце на углу Воскресенского проспекта и Казначейской улицы[12].
Настоятель Филиппо-Ирапской пустыни рапортом от 6 октября 1918 года на имя благочинного монастырей сообщал о том, “в каком положении очутилась в настоящее время... пустынь и братия оной”
[13]. Вначале обитель было “решено обратить в трудовую артель на коммунистических началах, выселив всю братию”[14]. Затем насельникам предложили войти в состав артели и работать на общих условиях. В артель передавалось все монастырское имущество, “живой и мертвый инвентарь”, капиталы. Настоятель, как хорошо знакомый с хозяйством, был поставлен распорядителем над работами. Организаторы артели обещали “не притеснять [монашествующих. — Т. Ч..) и жить в хороших отношениях”[15]. Возможность совершать богослужения была оставлена только “негодным к физическому труду”.
Доклад о состоянии Филиппо-Ирапской пустыни рассматривался на заседании Епархиального совета 31 октября 1918 года. Совет не усматривал “препятствий к устройству трудовой общины” в стенах обители
[16].
28 ноября 1918 года в монастырь явилась комиссия, состоящая из члена уездного совдепа, четырех членов местных комитетов крестьянской бедноты и дружинника. Комиссия, взяв ключи от храмов, опечатала их, запретила богомольцам вход в монастырь. На вопрос настоятеля и братии о предъявлении ордера на подобные действия комиссия ответила, что “никакого ордера у них нет и что они поступают так согласно личного распоряжения какого-то губернского или уездного архитектора...”[17]. Вместе с тем комиссией было изъято имущество: ткани, полотенца, салфетки, бумага, свечи и т. п.[18] Как следует из акта, составленного настоятелем и старшей братией монастыря, “осмотр в церкви и изъятие вышеназванных вещей производились всеми вышепоименованными лицами одновременно так: один тащил одну вещь, другой — другую, третий — третью и т. д., так что усмотреть за ними не было возможности...” Все лица, производившие осмотр, “...бывши в святом алтаре, ходили вокруг престола, бесцеремонно брали в руки и осматривали священные вещи, причем святые престолы были ими осмотрены и ощупаны, и все это происходило в шапках и с насмешкою на губах... От такого кощунственного отношения к святыне, мы, присутствующие при этом братия, пришли в ужас и сильно растерялись”
[19].
Далее в деле имеется журнал заседания Епархиального совета от 11 декабря 1918 года, на котором рассматривались события, происшедшие в монастыре. Совет просил Череповецкий губисполком “обратить внимание на неправильное проведение в жизнь декрета об отделении Церкви от государства указанной выше комиссией”[20], открыть церкви, разрешить возобновить богослужения и возвратить изъятое имущество.
Череповецким губисполкомом рассмотрение обращения Епархиального совета было поручено губернской милиции. В деле имеется заключение заведующего губмилицией. Из заключения следует, что “...закрытие церкви последовало с согласия граждан данной волости и согласно постановлению уисполкома, на что имеются протоколы..., а потому в данном случае [он не видит. — Т. Ч.] нарушения декрета об отделении Церкви от государства”[21].
Рапортом от 3 декабря 1918 года на имя благочинного монастырей настоятель Филиппо-Ирапской пустыни сообщал, что она “обращена в образцовое имение Советской Власти [подчеркнуто в тексте документа. — Т. Ч.], все имущество, как-то: деньги, вещи, книги — отобраны, и я числюсь уже не настоятелем, старшим рабочим, через которого идут все распоряжения заведующего имением... Ваших распоряжений, а также и указов Епархиального совета не могу исполнять впредь до изменения положения пустыни”[22].
В делах Епархиального совета имеются сведения и об арестах духовенства. Например, в октябре—ноябре 1918 года арестам и тюремному заключению по обвинению в контрреволюционной деятельности были подвергнуты священник Федотораменской церкви Иоанн Орнацкий и причт Становской церкви — священник Александр Братолюбов, диакон Иоанн Светлов и псаломщик Павел Братолюбов (Д.
133)[23].
Несомненный интерес исследователей истории Церкви в 1920-е годы, и особенно обновленчества, на наш взгляд, вызовут документы, содержащиеся в деле Новгородского епархиального управления за 1922—1923 годы “Об образовании самостоятельной Череповецкой епархии” (Д. 515).
В нем имеются протокол заседания президиума Высшего церковного управления (ВЦУ) от 2 марта 1923 года и указы ВЦУ от 2 и 6 марта 1923 года.
В протоколе сказано: “Утвердить самостоятельную Череповецкую епархию в пределах Череповецкой губернии из пяти уездов: Череповецкого, Устюженского, Тихвинского, Кирилловского и Белозерского, каковые уезды в административном гражданском отношении причислены к г. Череповцу.
На вновь образованную Череповецкую епархию назначить правящим епископом настоятеля Череповецкого Воскресенского собора протоиерея Иоанна Звездкина”[24].
О назначении настоятелю собора протоиерею Иоанну Звездкину было сообщено Указом из ВЦУ от 2 марта 1923 года за №
439[25].
Еще один Указ ВЦУ уже на имя Иоанна (Звездкина), епископа Череповецкого, последовал 6 марта 1923 года за № 505. В нем говорилось: “Ваше Преосвященство! Вы назначены ВЦУ на вновь учрежденную кафедру Епископа града Череповца с наименованием “Череповецкий”.
Предъявлением сего на месте Вы имеете [право. — Т. Ч.] вступить в исполнение своих архипастырских обязанностей. До устроения Вашего на месте Вы сохраняете за собою место настоятеля Череповецкого, отныне кафедрального, собора.
По приезде на место Вы имеете [право. — Т. Ч.} организовать Епархиальное управление, выдвинув, между прочим, и кандидата на должность Уполномоченного ВЦУ. Епископ Тихон Кирилловский остается викарием Череповецкой епархии...”[26].
Из документов дела неясно, вступил ли вновь назначенный епископ Иоанн (Звездкин) в управление Череповецкой епархией[27].
Автор, основываясь на данных архивно-следственного дела, хранящегося в архиве Управления ФСБ РФ по Новгородской области и касающегося расследования деятельности так называемого “Трудового братства” за 1928—1933 годы, располагает информацией о том, что епископом Череповецким с 1922 по 1926 год являлся Макарий (Опоцкий)[28].
В заключение несколько слов об использовании документов архивного фонда Новгородского епархиального совета, в котором, как уже говорилось, имеются дела канцелярии митрополита и Новгородского епархиального управления.
За 10 лет, с 1985 по 1995 год, к документам этого фонда обращалось 20 исследователей. Для изучения в читальный зал и сотрудникам архива было выдано более 200 дел. В 1986, 1988, 1989 годах дела из этого фонда не использовались.
К документам прежде всего обращались искусствоведы и реставраторы, сотрудники музеев и студенты, работающие над темами по памятникам архитектуры Новгорода и области, например: “Архитектура Новгорода XIV—XIX вв.”, “История Юрьева монастыря”, “История памятников архитектуры Любытинского, Боровичского, Окуловского районов”, “Колокола и колокольные звоны Новгородских церквей”, “Часовни Новгородской епархии XVIII—XX вв.”, “Декоративное убранство интерьеров Новгородских храмов”[29] и другие.
В 1993—1995 годах к документам фонда обращались исследователи, работающие над темами по истории Русской православной церкви. Это сотрудники Санкт-Петербургской духовной академии, Новгородского государственного объединенного музея-заповедника, сотрудники нашего архива.
На наш взгляд, этого явно недостаточно. Необходимо более активное и углубленное изучение и использование архивных документов по истории Церкви и первых лет советской власти, которые позволят открыть неизвестные страницы нашего прошлого.
Говоря словами митрополита Новгородского и Старорусского Арсения, здесь необходимо “... приложить старания, чтобы в недалеком будущем с гордостью можно было сказать, что и мы духовно живы”[30].
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Гельман Э. Г. Справочник по административно-территориальному делению Новгородской области (1917—1927). Новгород, 1966. С. 25.
2 См.: ГАНО. Ф. 480. On. 1. Д. 4935. Л. 2—10.
3. Там же. Ф. 481. On. 1. Д. 20. Л. 1.
4 Там же. Д. 237. Л. 33, 51.
5 Там же. Д. 39. Л. 8—10.
6 Там же. Д. 237. Л. 33 об.
7 Там же. Ф. 481. Дело фонда. Л. 6.
8 См.: Галкин А. К. Митрополит Арсений и судебные процессы в Новгороде в 1920—1922 годах // Арсениевские чтения. Новгород, 1993. Л. 81—104.
9 ГАНО. Ф. 481. Дело фонда. Л. 11—23.
10 Там же. Ф. 481. On. 1. Д. 47. Л. 23—29. 32—33.
11. Там же. Д. 69. Л. 16—20.
12 Там же. Л. 33, 34.
13. Там же. Л. 7.
14 Там же. Л. 7 об.
15. Там же. Л. 8.
16 Там же. Л. 10.
17 Там же. Д. 133. Л. 1 об.
18. Там же. Л. 4—4 об.
19 Там же. Л. 3 об.
20 Там же. Л. 12.
21 Там же. Л. 14—14 об.
22 Там же. Д. 69. Л. 15.
23 Там же. Д. 133. Л. 2.
24. Там же. Д. 515. Л. 24.
25. Там же. Л. 25.
26 Там же. Л. 26.
27 По данным М. Е. Губонина, обновленческий епископ Иоанн (Звездкин) управлял Череповецкой епархией до 19.05 (01.06) 1925 г. Упоминаемый автором Макарий (Опоцкий) был в 1924—1925 гг. епископом, состоящим в юрисдикции Патриарха Тихона (Акты Святейшего Патриарха Тихона и позднейшие документы о преемстве высшей церковной власти. 1917—1943 / Сост. М. Е. Губонин. М.. 1994. С. 954, 974, 979) (прим. ред.).
28 См.: Архив Управления ФСБ РФ по Новгородской области. Архивно-следственное дело № 1 а/12983. Л. 4—5.
29 Картотека учета тематики исследований в читальном зале ГАНО.
30 Речь Высокопреосвященного Арсения, архиепископа Новгородского и Старорусского, при открытии 3 января 1913 года Новгородского Церковно-Археологического общества // Торжество открытия Новгородского Церковно-Археологического общества 3 января 1913 года. Новгород, 1913. С. 12.