Г. В. Вернадский. Россия в средние века. Истории России

      Редакция выражает благодарность
      Андрееву Алексею Алексеевичу (г. Тверь)
      и Тиличкину Олегу Аркадьевичу (г. Королев, Московская область)
      за неоценимую помощь в осуществлении настоящего издания.

      Оформление: Корольков В. А.

      Издательство ЛЕАН. 1997 г.
      Издательство АГРАФ (оформление). 1997 г.
      Беренштейн Е.П., Губман Б.Л., Строганова О.В. (перевод) 1997 г.


      ПРЕДИСЛОВИЕ

      Подъем Москвы как центра новой России, а в дальнейшем – могучей Российской империи, начался в монгольский период, и освобождение ее от монгольского владычества в середине XV века освободило путь для объединения и дальнейшего развития Московского государства.
      Первой ступенью возвеличивания Москвы стало объединение Великой Руси благодаря усилиям Ивана III и Василия III. Второй – также сообразно с программой Ивана III – было установление контроля над Западной Русью (Белоруссией и Украиной). Чтобы достичь этого, Москве пришлось пойти на конфликт с Польшей, последствия которого ощутимы даже в настоящее время.
      Именно в постмонгольский период сформировалась внешняя политика России нового времени и основные типы ее политических институтов. Поэтому изучение событий и тенденций этого периода важно для верного понимания последующего хода русской истории.
      Постмонгольский период в России совпадает с эпохой Ренессанса и Реформации в Европе. Для России это был период интенсивного духовного и художественного брожения. Одно время протестантская Реформация была близка к утверждению в Западной Руси.
      Процесс объединения Великой Руси описан во 2-5 главах. Последние три главы относятся к политической и социальной организации Западной Руси в XVI веке, борьбе между Москвой и Польшей за контроль над Западной Русью, подъему украинских казаков в конце XVI века и церковной унии 1596 г.
      В следующем томе я предполагаю рассмотреть эволюцию Московского царства при Иване Грозном и Борисе Годунове, а также основные аспекты русской культуры в конце XV и XVI столетиях.
      В процессе работы над этим томом я в значительной степени пользовался советами друзей и коллег, оказавших разностороннюю помощь. Я в особенности благодарен Николаю Андрееву, Освальду П. Бакусу, Роману Якобсону, Акдесу Нимету Курату, Филиппу Лозинскому, В.Ф. Минорскому, Льву Окиншевичу, С.Г. Пушкареву, П.Н. Савицкому и Симону Шушману. Но к своим заключениям я пришел самостоятельно.

      Нью-Хейвен, Коннектикут
      Г.В.
      Декабрь 1958

      Введение

      РОССИЯ В СЕРЕДИНЕ XV ВЕКА

      27 марта 1462 г. великий князь московский Василий II скончался после того, как, согласно его приказу, тлеющий трут был приложен к различным частям его тела. Таковой, по замечанию летописца, была обычная процедура лечения больных сухоткой в России. В этом случае средство лечения оказалось более опасным, нежели сама болезнь, т.к. ожоги стали причиной гангрены. Чувствуя приближение конца, он выразил желание принять монашеский постриг, но по неизвестной причине не получил разрешения на это и умер мирянином.
      Василий жил и умер в старом кремлевском деревянном дворце, маленьком и душном. Позднее властители стали строить каменные дворцы и роскошные соборы и нанимать западных архитекторов и инженеров, а также врачей. При наследниках Василия Московское государство и город Москва разрастались, и за несколько десятилетий Москва стала столицей большой нации и одним из важных центров международной дипломатии и интриг.
      Цепкий, неразборчивый в средствах и жестокий, Василий II, казалось, не обладал качествами хорошего правителя, и все же у него была определенная цель, направлявшая его политику: объединение всех владений московской ветви рода Рюриковичей (дом Даниила) под единым правлением. В этом он имел поддержку церкви, сильной группы приближенных князей, нового дворянства и ряда бояр. С их помощью к концу своего правления он достиг основной цели.1 [См. Монголы и Русь]. Более того, в период его правления Московское государство стало фактически, если и не юридически, независимым от власти татар; а московская церковь обрела независимость от власти константинопольского патриарха. Были заложены основания, на которых должно было быть вскоре воздвигнуто могучее здание московского царизма. Вследствие этого правление Василия может рассматриваться как один из важных поворотных пунктов в истории России.
      Ко времени его смерти Великое княжество Московское было всего лишь одним из многих русских государств и земель. Рядом с ним существовали два других восточнорусских великих княжества – Тверь и Рязань. На северо-западе (от Москвы) существовали два процветающих города-государства – Новгород и Псков. Новгородские владения занимали целиком северную часть России, простираясь до берегов Северного Ледовитого океана и приполярной части Уральских гор на севере, и далее от них – к Нижней Оби на востоке.
      К западу от Московии земля Смоленская, современная Белоруссия, и большая часть современной Украины были под властью великих князей Литвы. Восточная Галиция была частью Польши (присоединена к ней в 1349 г.). Карпатская Русь принадлежала Венгрии.
      С лингвистической точки зрения к середине XV века определенный вид приобрела дифференциация трех современных восточнославянских языков – русского (великорусского), украинского (малорусского) и белорусского. Однако церковнославянский язык оставался языком церкви как в восточной, так и в западной части России. Он также составил основание литературного языка каждой из трех групп. Характерным для людей и восточной и западной России было то, что они продолжали называть себя русскими, а свою землю Россией (Русью). Эта практика отражалась в титулах правителей двух основных государств, которые появились на древнерусской территории, – Московии и Литвы. Начиная с Ивана I (1328-1341 гг.) правители Московии называли себя «Великими князьями Московскими и Всея Руси», в то время как литовские были известны как «Великие князья Литовские и Русские». Интересный пример существования понятия единства русской земли, несмотря на все политические деления среди образованных людей России, представлен в «Списке русских городов, дальних и ближних», который помещен в замечаниях, предшествующих тексту одного из вариантов первой новгородской летописи.2 [Там же]. Рукопись датируется серединой XV века, но сам список относится, вероятно, к концу XIV – началу XV веков. Имена русских городов организованы в семь групп, соответствующих следующим территориям: (1) нижнедунайский регион, включая Ясский Торг – «Аланский рынок» (в настоящее время Ясы в Румынии) и Ко-ломию; (2) Киевский регион, включая Чернигов; (3) Волынь, включая Львов и Галич; (4) Литву, прежде всего белорусские города; (5) Смоленский регион; (6) Рязанский регион; (7) территорию Залесья, т.е. Суздаля (включая Москву), Новгорода и Пскова.
      Татарская угроза была в определенной степени уменьшена отделением (около 1445 г.) от старого ханства («Золотой Орды») двух новых ханств – Крымского и Казанского. Однако все эти три ханства совместно продолжали контролировать Южную Русь и украинские степи, равно как и регионы Средней и Нижней Волги. Огромные стада паслись в богатом черноземном поясе Южной Руси, мешая его использованию для сельского хозяйства. Каждое из трех ханств было достаточно сильным, чтобы представлять постоянную опасность либо для Москвы, либо для Литвы. (Если бы они вдвоем могли объединить свои силы, то всюду бы поставили заслон татарам.) Как в Литве, так и в Московии были государственные и военные деятели, которые понимали важность создания единого христианского фронта против татар, но они не могли превозмочь взаимную подозрительность, питаемую правящими группами двух государств. В целом люди как в Восточной, так и в Западной Руси инстинктивно чувствовали необходимость объединения против татар или, не обладая возможностью для этого, формирования сильного русского государства, имеющего центр либо на западе, либо на востоке и контролирующего, по крайней мере, часть ресурсов обоих. По этой причине каждый сильный властитель, пытавшийся объединить Россию, мог рассчитывать в это время на поддержку значительной части ее населения.
      Около 1425 г., года, в который умер Василий I, отец Василия II, казалось, что роль объединителя большинства русских земель будет сыграна скорее великим князем литовским, нежели великим князем московским. В это время Василий II был десятилетним мальчиком, и в московском княжеском роду не было единства. Один из дядей мальчика претендовал на великокняжеский трон. Можно было предвидеть несчастье даже до кончины Василия I. Чтобы предотвратить это, Василий I в своем завещании (сделанном в 1423 г.) отдавал свою жену и сыновей под защиту своего тестя, могущественного великого князя литовского Витовта. Это дало Витовту повод для вмешательства в дела Великого княжества Московского после смерти Василия. Более того, через несколько лет великие князья как Твери, так и Рязани признали Витовта своим сюзереном; Возможность постоянного расширения власти великого князя литовского над всей Восточной Русью, однако, не материализовалась. После смерти Витовта в 1430 г. началось волнение как в Западной, так и в Восточной Руси. Когда Василий II покорил своих врагов в Московии в 1447 г., он выдвинулся в качестве сильнейшего правителя в Восточной Руси, и в 1449 г. был подписан договор о дружбе и ненападении между Москвой и Литвой. Тверь была введена в литовскую сферу влияния, чего не случилось с Рязанью. Этот договор – важная веха в отношениях между Восточной и Западной Русью, означавшая конец краткого преобладания Литвы в восточнорусских делах. Таким образом главенство Москвы было предрешено.
      В это время развились три отличных друг от друга типа правительства и администрации. Московская тенденция заключалась в усилении власти великого князя. Это затронуло прежде всего сам московский княжеский род. Большинство владений менее значимых князей было конфисковано Василием II, и эти князья признали великого князя как своего суверена. Некоторые из князей иных ветвей дома Рюрика, равно как и многие литовско-русские князья дома Гедимина стали служить великому князю московскому и в конце концов смешались с московскими боярами. Великому князю помогала как в законотворчестве, так и в администрации боярская дума (государственный совет), но дума не имела сама четко определенных властных полномочий. Во многих случаях великий князь использовал дьяков (государственных секретарей) как своих людей вместо бояр. Они назначались великим князем из числа простолюдинов и были полностью зависимы от него.
      В качестве бывшего вассала монгольского хана и его фактического наследника в высшей власти над Москвой великие князья приняли на себя функции ханской власти в сфере налогообложения и военной администрации. Как Дмитрий Донской, так и его сын Василий I использовали систему воинской повинности соответственно в 1380 и 1396 гг. При Василии II не было какой-либо всеобщей воинской повинности; он зависел от малого, но хорошо обученного количества стражников – двора, сравнимого с монгольской «ордой». Однако великий князь московский никогда не оставлял своего права всеобщего набора войска, и эта система была возрождена при наследниках Василия II, в особенности при его правнуке Иване IV.
      Для администрирования и осуществления судебной власти на местах великий князь полагался на своих наместников и волостелей. Они не получали жалования из казны великого князя, а должны были «кормить себя» на данной территории (система кормления) – т.е. они получали содержание от местного населения и оставляли себе долю гонораров от судопроизводства и часть налогов, полученных с данного района.
      Старорусский институт вече (городское собрание) был расшатан монгольскими ханами с помощью русских князей и прекратил существование за исключением случаев нападения врагов или иных экстремальных ситуаций.
      В отличие от роста авторитарного и централизованного режима в Московии, правительство Великого княжества Литовского опиралось на принципы федерации и конституционных прав. После первого договора об объединении между Польшей и Литвой (1385 г.) конституция Литвы была пересмотрена сообразно с польским образцом. Великий князь назначался советом знати, известным как панская рада, соответствовавшим боярской думе Московии, но обладавшим большей властью. В Польше параллельно с этим аристократическим органом возникла ассамблея представителей провинциального мелкопоместного дворянства, посольская изба (палата представителей). Вместе оба органа составили сейм (парламент). Парламент контролировал польский бюджет, включая расходы на армию. Без санкции парламента король не мог принимать важные решения в сфере государственных дел. Схожие институты постепенно возникли также в Великом княжестве Литовском.
      Великое княжество было не централизованным государством, а свободной федерацией «земель» и княжеств. Каждая земля обладала значительной автономией, гарантированной привилеями (специальной хартией). В местных, равно как и в федеральных делах, аристократии принадлежала ведущая роль.
      Вече претерпевало постепенные ограничения полномочий в Западной Руси, а затем и вовсе прекратило действовать. Вместо этого основные города получили корпоративное муниципальное правление немецкого типа на основе так называемого Магдебургского законодательства.
      Третьим типом правления в России в XV веке – типом, который с определенными оговорками мы можем назвать «демократическим», – был город-государство, сравнимый во многих отношениях с древнегреческим полисом. Русский город-государство, опиравшийся на власть веча, преобладал в Северной Руси: в Новгороде, Пскове и Вятке. Вятка была республикой; Новгород и Псков имели князей, но их власть была ограниченной, а высшая власть принадлежала народу, а не князю. Символически Псковское государство именовалось «Господин Псков», а Новгород – «Господин Великий Новгород» или «Государь Великий Новгород». Вече было главным источником власти как в Новгороде, так и в Пскове; все государственные служащие избирались вечем, а не назначались князем.
      Одновременно с вечем как в Новгороде, так и в Пскове существовали советы знати – господ. Сообразно с законом, это была не верхняя палата, а комитет веча. Фактически, однако, в особенности в Новгороде, она успешно оказывала значительное влияние на решения веча и таким образом многое делала для последовательности новгородской политики.
      Следует отметить, что Псков был первоначально пригородом Новгорода, т.е. находился под властью Новгорода. В 1347 г. новгородцы даровали независимость Пскову и после этого его иногда называли «младшим братом Новгорода». Псковская церковь, однако, оставалась подчиненной архиепископу Новгорода.
      Город Новгород представлял собою объединение, состоящее из пяти коммун или городских районов (концов). Соответственно основная территория Новгорода делилась на пять частей, известных как пятины. 3 [Об их происхождении см. Монголы и Русь]. Внешние провинции назывались волостями. Из них на район Торжка попеременно предъявляли свои притязания то Тверь то Москва, но новгородцам удавалось сохранять над ними контроль до утраты новгородской независимости. Далее на восток была земля Двины и иные территории, протянувшиеся до Уральских гор. Новгород, таким образом, был не просто городом-государством, а огромной империей, над которой владычествовал город.
      Как в Восточной, так и в Западной Руси владельцы больших земельных поместий составляли высший слой русского общества. Эта элитная группа была известна в киевский период как бояре, и этот термин продолжал использоваться в Восточной России в течение московского периода. В Западной Руси при постепенном изменении его смыслового наполнения он применялся только к определенной группе меньших по значимости собственников, и «боярин» в старом смысле стал паном (господином). Мелкопоместное дворянство находилось в процессе формирования и в Восточной, и в Западной Руси из различных групп мелких землевладельцев и служилого люда князей, которые в Западной Руси стали известны под польским именем «шляхта». В Восточной Руси некоторые из них именовались «дети боярские»; другие же – дворянами (т.е. принадлежавшими ко двору князя в военном звучании этого слова).
      Городские люди состояли из двух основных групп – купцов и ремесленников. В Польше и Литве (и в некоторых частях Западной Руси) среди городского населения было много немцев и евреев. Большинство купцов и ремесленников в Восточной Руси были урожденными русскими. В Новгороде и Пскове класс купечества обладал значительным престижем и был влиятелен в формировании правительственной политики. Этот верхний слой имел тенденцию смешиваться с боярами. В Москве, напротив, лишь некоторые из наибогатейших купцов, занимавшихся внешней торговлей (известных как гости), имели подобное положение.
      Следует отметить, что в результате монгольского нашествия развитие русских городов в целом приостановилось. Многие крупные города, подобные Киеву и Владимиру-на-Клязьме, были совершенно уничтожены монголами, и после падения Киев оставался длительное время мелким городом. Новгород был единственным крупным городом, который не только избежал разрушения, но даже в определенном отношении воспользовался монгольским владычеством.
      В целом отношение городского населения к общему населению Руси значительно уменьшилось. Даже до монгольского вторжения около 85% народа жило в сельских районах. После вторжения сельское население стало даже более значительным (возможно, более 95%), за исключением новгородцев.
      Большинство населения XV столетия может быть названо крестьянским, хотя и не все обрабатывали землю. Поскольку степи Южной Руси контролировались татарами, основная часть русских жила в лесной зоне, местами расчищенной и подходящей для пашни. Крестьяне занимались не только сельским хозяйством, их благосостояние зависело от рыбной ловли, охоты, пасечного хозяйства и разнообразных лесообрабатывающих производств, таких, как изготовление различной утвари, телег и лодок, равно как и дегтя и поташа.
      Согласно русским понятиям, обрабатывающий землю имел права на возделываемый им участок земли (так называемое трудовое право), вне зависимости от того, кому законно принадлежала земля. Но поскольку значительная часть земли принадлежала государству, и князья и бояре, равно как и монастыри, обладали земельными угодьями, существовало множество прав. Крестьянин, живший в таком владении, мог сохранять право на свой участок до той поры, пока его обрабатывал, и мог быть изгнан лишь решением суда. С другой стороны, он был волен оставить свой надел (теряя таким образом на него права) и двинуться, куда ему заблагорассудится.
      В середине XV века в Восточной Руси крестьяне были свободными. Они тем не менее должны были платить налоги государству и исполнять определенные повинности, а те, кто жили в частных или церковных владениях, должны были выполнять определенную работу вместо выплаты ренты. В течение киевского периода группа крестьян – смердов, живших на государственных землях, – находилась под специальной юрисдикцией князей. Эта группа выжила в новгородских владениях (равно как и в Пскове) под тем же именем; она была под юрисдикцией государства (а не князя) Новгорода и Пскова.
      В течение киевского периода не существовало различия по социальному статусу и положению крестьян восточных и западных Русских земель, но в XV столетии правительство Великого княжества Литовского начало ограничивать свободу их передвижения, и «Привилей» («Хартия») 1447 г. запретил крестьянам перемещаться с частных земель на государственные. Этот указ предвещал закрепощение крестьян.
      Вдоль южных границ как восточных, так и западных русских княжеств, в лесостепной зоне и на местах внутри самой степной зоны в XV столетии появились свободные сообщества нового типа – сообщества людей приграничной полосы, известных как черкесы или казаки.4 [Об истоках терминов черкес и казак см. Монголы и Русь]. Наиболее раннее упоминание о них в русских хрониках относится к 1444 г. – рязанские казаки.
      Обозрение старорусской социальной стратификации неполно без упоминания тех, кто находился за пределами сообщества свободных людей. С правовой точки зрения рабы не являлись личностями, а были движимой собственностью. Сохранение до нового времени древнего института рабства как в Восточной, так и в Западной Руси – одна из особенностей русской социальной истории; но истина в том, что рабы были довольно многочисленной группой даже в киевский период. После этого их количество по отношению к общему населению должно было значительно уменьшиться (относительно XV века не существует каких-либо точных цифр). Большинство из них принадлежало князьям и боярам и использовалось в качестве домашних слуг или в роли сельхозрабочих в более крупных имениях.
      В духовной жизни русских в XV столетии можно выделить две основные традиции: древнюю, которая может быть названа древнеславянской и более молодую – византийско-христианскую. Понятия древнеславянской религии – почитание солнца и родовой культ – глубоко врезались в людские сердца и умы. Во многих местах в деревенских районах русские, хотя и были официально христианами, все же втайне почитали древних богов, и в особенности праотцев и прародительниц клана – род и рожаницы. Народная литература, основывающаяся на устной традиции, была пропитана дохристианскими верованиями, а народные искусства следовали примерам скифо-аланской эры.5 [О древнеславянской религии и ее выживании в устной традиции, народной музыке и искусствах см. Vernadsky. The Origius of Russia. pp. 108-173, 308-316]. На это древнее основание в X веке наложилось византийское христианство. В течение киевского периода, хотя все русские были официально обращены в новую веру, христианство пустило корни только в городах, и церкви в сельских районах были немногочисленны. И лишь в монгольский период (в течение XIV и XV веков) были предприняты серьезные усилия, чтобы учредить церкви и приходы по всей стране. Но с утверждением христианства на Русь проникли византийская литература и искусство; по контрасту с устной литературой, литература письменная, поддержанная церковью, базировалась на христианских понятиях и традициях, и как в архитектуре, так и в живописи дух византийского христианства нашел подобающее воплощение на русской почве.
      Два потока средневековой русской культуры не могли не затронуть друг друга в течение времени. С другой стороны, христианская литература и искусство находились до определенного предела под влиянием дохристианских народных мотивов. Некоторые из повествований христианских святых были похожи на былины (эпические сказания) как по форме, так и по содержанию. Древнеславянские боги прямо не отбрасывались духовенством и монахами, но рассматривались как бесы (злые духи или демоны), с которыми верующий должен был вести постоянную войну. Большинство древнеславянских праздников все еще отмечалось, хотя и в виде, приспособленном к христианскому календарю. Так, народный ритуал коляд (зимнего солнцестояния) слился с празднованием Рождества.
      Хотя восточнославянская культура XV века была в основе самодостаточной, она подверглась внешним влияниям. Прежде всего Византия, которая была истоком русского христианства, продолжала осуществлять свое влияние на Русь – либо прямо, либо через южных славян (болгар и сербов) и румын, равно как и через Крым. Также через Византию и Балканы достигали Руси многие христианские апокрифы и предания восточного и западного происхождения.
      Вследствие евразийского фона Руси, равно как и вследствие осуществления длительное время контроля над ней со стороны монголов, естественно ожидать значительного влияния восточных стереотипов на русскую жизнь и культуру этого периода, хотя острое различие между христианством и исламом мешало возможности какого-либо решающего восточного влияния на русскую религиозную жизнь. Но в сфере эпической поэзии и народного искусства восточное влияние было сильным и плодотворным; и конечно же московская административная система и организация армии следовали монгольскому типу во многих отношениях. Достаточно большое количество русских терминов относительно финансовой администрации было заимствовано у татар (например, тамга – таможенные пошлины; денга – деньги). 6 [См. Монголы и Русь] Более того, следует отметить, что в правление Василия II несколько групп татар были поселены в Руси (в основном вдоль южной границы) как вассалы и служилый люд. Среди них наиболее важной была группа под предводительством царевича Касима. Ситуация вела к дружеским личным контактам между русскими и татарскими военачальниками. Многие татарские князья дома Чингисхана присоединились к русской аристократии.
      Хотя основания христианской культуры в Руси и в католической Европе были тождественными, раскол между греко-православной и римско-католической деноминациями имел своим следствием постепенное создание культурного барьера между Русью и Западом. Однако этот барьер не был непроницаемым. Как Новгород, так и Псков поддерживали живые торговые отношения с балтийскими немцами и Ганзейским союзом, равно как и с Висби (остров Готланд). Существовало поселение немецких купцов (двор, по-немецки Hof) в Новгороде, а также поселение скандинавов (Варяжский двор). Некоторые новгородцы знали немецкий и латинский языки, а западные влияния могут быть обнаружены в новгородском искусстве, литературе и ремесле.
      Западная Русь через ее связь с Великим княжеством Литовским также не была изолирована от Запада. Вслед за первым объединением Польши и Литвы (1385 г.) римский католицизм стал официальной религией Великого княжества Литовского, и русские в этом государстве лишь с большим трудом утвердили свое право оставаться приверженцами греческого православия (которое стало известно как «русская вера»). В собственно Литве римско-католическая церковь быстро и прочно укоренилась, и через эту церковь западные понятия распространились среди литовской знати. Благодаря тесным связям между литовской и польской знатью, польское культурное влияние в литовском обществе стало первостепенным, и западнорусская аристократия не могла оставаться со временем незатронутой им. Вслед за Флорентийской унией 1439 г. 7 [Ibid, pp. 307-309] была предпринята попытка подчинить западнорусскую православную церковь папе. После некоторых колебаний западнорусские епископы остались верны православию, но сама церковь перешла под власть константинопольского патриарха, вместо того, чтобы сохранять зависимость от московского митрополита. Позднее, в 1596 г., была установлена уния между западнорусской церковью и Римом, но даже после этого большинство украинского народа осталось верным греческому православию на длительное время. Однако греческая православная церковь на Украине в конечном итоге стала сама каналом западной культуры, приняв многие черты римско-католической образовательной системы, включая изучение латыни.
      Среди всех русских земель западное влияние было наислабейшим в Московии. Это может быть объяснено частично географически – отдаленностью Москвы от Запада – и частично тем, что монгольское владычество длилось на столетие дольше в Восточной Руси, нежели в Западной Руси. Нам также следует принять во внимание важную роль, сыгранную православной церковью в создании Московского государства; с середины XIV веке церковь была духовным лидером русского сопротивления татарам и борьбы за независимость. Поэтому большинство москвичей настороженно относились к политике обращения в римский католицизм, в особенности после Флорентийской унии. И все же, несмотря на это, Москва не была полностью изолирована от Запада. В конце XIV и на протяжении XV столетий многие литовские и западнорусские князья женились на русских княжнах и наоборот. Более того, довольно много литовских и западнорусских князей переселилось в Московию и поступило на службу великого князя московского. Великое княжество Литовское, все еще считавшееся Русью, в это время не рассматривалось восточными русскими как иностранная держава. Через нее всегда был возможен, хотя и не прямой, контакт между Москвой и Западом.
      Хотя московиты были насторожены по отношению к римско-католическому влиянию, они в принципе не относились враждебно ко всему западному. Московские военные предводители всегда стремились иметь новое вооружение независимо от места его изготовления. Примером может служить введение огнестрельного оружия в Московии. Русские впервые познакомились с огнестрельным оружием восточного типа при осаде Булгара в 1376 г. Признав неоспоримые достоинства этого оружия, они обратились к Западу и, получив множество пушек западного типа для укрепления обороны Москвы, впервые использовали их в 1382 г.
      Шансы более тесных культурных контактов между Восточной Русью и Западом обнаружились в короткий период владычества Витовта. В 1429 г. многие русские князья, включая великого князя Твери, присутствовали на организованной Витовтом международной встрече в Луцке на Волыни. Среди гостей были Сигизмунд, император Священной Римской Империи, и Ягайло (Ягиелло), король Польши. Папа, византийский император Иоанн VIII, король Дании и Тевтонский орден послали своих представителей в Луцк. Все наслаждались щедрым приемом и развлечениями, предложенными их могущественным хозяином. Однако с практической точки зрения конференция не имела успеха. В следующем году великий князь Василий II Московский и великие князья Твери и Рязани присутствовали на другом пышном собрании в Вильно в Литве по поводу предполагаемой коронации Витовта, которое было сорвано, ибо поляки задержали посланца императора Сигизмунда, везшего корону.8 [Ibid, pp. 296-297].
      Вскоре после этого произошло событие, которое подготовило почву для прямого контакта между Москвой и Италией – Ферраро-Флорентийский церковный собор 1438-1439 гг. (признан римскими католиками как XVII экуменический собор). Русская церковь была представлена там митрополитом Исидором – греком, родившимся в Салониках, которого сопровождали около ста русских духовных лиц и мирян. (Один из них оставил описание их путешествия во Флоренцию). Исидор подписал Флорентийскую декларацию об унии церквей, но когда он возвратился в Москву, то не был принят московскими властями и должен был бежать из России.9 [Ibid, pp. 307-309, 311-312] Несмотря на неудачу с признанием московитянами унии, весь этот эпизод оказался важной вехой во взаимном ознакомлении России и Запада.

      Глава I

      ВИЗАНТИЙСКИЙ БРАК ИВАНА Ш

      1. Человек и правитель
      Старшему сыну и наследнику Василия II Ивану III ко времени кончины его отца было двадцать два года. С тем чтобы обеспечить ему престолонаследование, Василий II провозгласил его великим князем и соправителем еще в 1449 г. В своем завещании Василий «благословил» Ивана своей отчиной (родовым владением) – великим княжеством. Не потребовалось никакого подтверждения власти Ивана со стороны хана Золотой Орды.
      На протяжении своего правления Иван III сознавал свои права и величие своего царства. Когда в 1489 г. посланец немецкого императора предложил Ивану королевскую корону, последний ответил: «Мы подлинные властители в нашей земле, от наших предков, и мы помазаны Богом – наши предки и мы... И мы никогда не искали подтверждения тому у кого-либо, и теперь не желаем такового.»10 [ПДС, 1, 11-12; Базилевич, с. 263-264]
      Мать Ивана была русской княгиней серпуховской ветви дома Даниила (род Даниловичей) и дальней родственницей его отца. Это, однако, не означает, что Иван III был по крови чисто русским. Его предок, Святой Владимир Киевский, был скандинавского происхождения. В период между правлением Владимира и Александра Невского через смешанные браки русских князей и иностранных княжон было добавлено много неславянской крови. Среди дальних предков Ивана III были одна шведская княжна, одна византийская, одна половецкая и одна осетинская.11 [См. генеалогическую таблицу 1]. Более того, дед Ивана (Василий I) женился на литовской княжне, дочери великого князя Витовта, и таким образом отец Ивана был по крови наполовину литовцем.
      Мы обладаем кратким описанием физического облика Ивана по воспоминаниям итальянского путешественника Амброджио Контарини, который видел его в Москве зимой 1476-1477 гг.: «Великому князю должно быть тридцать пять лет (ему было тридцать шесть); он высок, тонок и симпатичен»12 [Contarini, p. 163]. Существует изображение Ивана III, преклоняющим колена перед папой на настенных картинах Санто Спирито в Риме, что является чистым вымыслом художника» 13 [Pierling, 1, 159]. Портрет Ивана в профиль (гравюра) в «Универсальной космографии» Тевета (1555 г.)»14 [Приведено в «Очерках», т. 3, с. 3] также не может рассматриваться как аутентичный, поскольку он воспроизводит иной тип лица и бороды, нежели мы обнаруживаем на похожем на Ивана III (в три четверти) изображении, выполненном в технике цветной вышивки (1498 г.).15 [Приведено в «Очерках», т. 3, после с. 206]. (Следует отметить, однако, что техника вышивки не служит подобающим средством для аккуратного натуралистического портрета).
      Физически Иван был сильным и активным. Контарини говорит, что «его обычаем было посещение различных частей его владений каждый год»16 [Contarini, p. 169]. И, разумеется, Иван отсутствовал на протяжении визита Контарини в Москву с конца сентября до конца декабря 1476 г. Существуют упоминания (в связи с войной хана Ахмата против Москвы в 1480 г.) об отсутствии у Ивана физической смелости. Эти истории едва ли достоверны. Фактом является то, что Иван не искал военной славы как таковой и предпочитал достигать успеха путем расчета, нежели полагаться на случайность.
      Мы обладаем малой информацией относительно его внутренних качеств как личности. Его дипломатические письма и заявления, вероятно, были написаны его секретарями, хотя он должен был сообщить им, что надлежит писать. Личностный элемент в них подчинен политическому, даже в его письмах дочери Елене, которая стала великой княгиней литовской в 1495 г. Лишь фрагменты впечатлений других людей о нем могут быть обнаружены в документах этого периода. Не сохранилось частных писем к нему или воспоминаний о нем. Итак, мы можем судить о его характере в основном по его политике и действиям, как они отражены в государственных бумагах различного типа и в летописях. В данной связи мы вновь не можем быть уверены в какой мере в каждом случае инициатива принадлежала ему самому, и в какой степени он подвергался влиянию своих советников. Среди них были весьма одаренные люди.
      В результате всего этого наш портрет Ивана как человека и правителя не может быть определенным; но несмотря на отсутствие свидетельств, он считается одним из наиболее способных московских правителей, и возможно, наиболее способным. Он обладал широким видением и определенной политической программой. Он заранее готовил свой план действия и, никогда не делая непродуманного хода, знал цену спокойному ожиданию вызревания ситуации. Он полагался более на дипломатию, нежели на войну. Он был последователен, осторожен, сдержан и хитер. Хотя он и прибегал к жестким мерам против своих врагов, когда видел в этом необходимость, он не был чрезмерно жесток по стандартам того времени. Он наслаждался искусством, архитектурой. С помощью итальянских и псковских архитекторов он изменил лицо Москвы, в особенности – Кремля. Среди спланированных им роскошных строений были новый Успенский собор в Кремле (построен в 1475-1479 гг. Аристотелем Фиорованти), а также Благовещенский собор (построен псковскими мастерами в 1482-1489 гг.) и Грановитая палата, созданная итальянцами в 1473-1491 гг. и предназначенная для приемов великого князя.
      Иван интересовался религиозными проблемами, но его подход к церковным делам был обусловлен более политическими, нежели религиозными соображениями. Как семейный человек он глубоко уважал свою мать и любил свою первую жену. Его второй брак был продиктован политическими соображениями и принес ему много неприятностей, семейных неурядиц и политических интриг, в особенности к концу его правления и жизни. Советники и помощники Ивана восхищались его способностями и глубоко уважали его; они обычно именовали его «державным» (правителем). Но немногие действительно любили его.
      Изучая любую важную историческую личность – фактически, изучая любого человека, – мы сталкиваемся с проблемой определения, каков индивид в своих личностных и наследственных чертах.17 [Среди недавних работ относительно личности и наследственности см.: L. Czondi. Schicksalanalyse (Basel, 1944); M. de Ferdinandy. Ahnen and Schicksal (Munich, 1955)]. В данном случае отсутствие подлинных свидетельств затрудняет ответ на этот вопрос. Что касается наследственности, Даниловичи обычно женились на русских княжнах вплоть до деда Ивана III Василия I, жена которого, как уже упоминалось, была литовской княжной (дом Гедимина). Этот брак, вливший новую кровь, был важным в истории рода. Как в биологическом, так и в политическом смысле он предопределил судьбу отца Ивана и самого Ивана.
      И предок Даниловичей, первый князь московский Даниил, младший сын Александра Невского, и его непосредственные потомки правили в течение тяжелого периода монгольского владычества в расчлененной Руси. Во имя спасения они прибегали, в зависимости от обстоятельств, то к полному подчинению хану, то к вызывающему неприятию ханских приказов. В своих отношениях с другими русскими князьями они были жестокими и жадными. Они никогда не расставались с приобретенными владениями и были хорошими правителями своих огромных земельных угодий, что составляло экономический базис их политического могущества.
      Сосредотачиваясь на материальных вещах, они в то же время обладали политическим видением. В 1317 г. старший сын Даниила Юрий III получил ханский ярлык (право владения) на Великое княжество Владимирское. Несколько лет спустя после убийства Юрия тверским князем, его младший брат Иван I сумел получить схожий ярлык в 1332 г. После этого московские князья рассматривали владимирский стол как свою вотчину». 18 [Монголы и Русь]. Великий князь был признан как глава семьи, но благодаря силе традиции, его родственники – младшие Даниловичи – получили каждый собственное владение, которым управляли самостоятельно. Это предвещало потенциальные конфликты, и сильная семейная борьба развернулась в правление отца Ивана III Василия II, который в конце концов, одолев своих соперников, конфисковал большинство владений меньших князей и объявил свой сюзеренитет над теми, кто остался у власти. Они теперь стали вассалами великого князя. Среди факторов, которые привели к установлению нового порядка, большое значение несомненно имело литовское происхождение Василия II – в особенности покровительство ему его деда Витовта.
      Некоторые из черт Ивана III, такие как его упорство и жесткое удержание приобретенных владений, было общим для всех Даниловичей. У него отсутствовала смелость, присущая многим членам его семьи, и в особенности самому Даниилу, Юрию (старшему сыну Даниила – непрямому предку Ивана III) и Дмитрию Донскому. С литовской стороны, его последовательность в подготовке почвы для собственных действий, равно как и его сдержанность, сделали его похожим на дядю Витовта – Ольгерда. Если Иван действительно унаследовал эти черты от литовских предков его бабки, то мы должны искать их у предков деда Витовта (отца Ольгерда) Гедимина. Однако известно очень мало относительно личностных черт предков Гедимина, чтобы пытаться делать какие-либо определенные заключения об этом.
      Наиболее трудным будет ответ на вопрос об оригинальном, индивидуальном в характере Ивана. В любом случае кажется, что чувство значимости его власти и положения было новым элементом в государственном управлении. Для его отца централизация великокняжеской власти являлась необходимой мерой. Для Ивана это была не только политическая программа, но и принципиальный вопрос. Более того, она кажется основанной на глубоких личных чувствах, которые могут быть частично объяснены психологическими травмами, полученными в раннем детстве. В 1446 г., когда Иван был шестилетним мальчиком, его отец был схвачен и ослеплен двоюродным братом и соперником Дмитрием Шемякой. Иван и его младший брат Юрий (пяти лет) были также заключены Шемякой в тюрьму. Их освободили лишь благодаря настойчивости главы русской церкви Ионы, тогдашнего епископа Рязани». 19 [Ibid, pp. 322-323].
      Что касается советников и помощников Ивана III, то сначала он сохранил на своих должностях тех, кто заправлял делами на протяжении последнего времени правления его отца. Наиболее уважаемым среди них был старый мудрый митрополит Иона, но он умер в 1461 г. Его наследник митрополит Феодосий был святым человеком, который пытался поднять моральный и интеллектуальный уровень духовенства, но совсем не интересовался политикой. В 1464 г. Феодосии выразил свое желание удалиться в монастырь и был заменен Филиппом I. Наиболее влиятельным среди бояр Василия II был князь Иван Юрьевич Патрикеев, потомок великого князя литовского Гедимина. Его отец князь Юрий Патрикеев женился на одной из сестер Василия II. Князь Иван Юрьевич был, таким образом, первым кузеном Ивана III. Многие другие князья домов Гедимина и Рюрика служили Василию II и затем молодому Ивану III как соперники и полководцы. Члены немногих старомосковских некняжеских боярских фамилий также оказывали значительное влияние на дела до и после смерти Василия II. Среди московских военных предводителей этого времени ведущую роль играли Константин Беззубцев и князь Иван Стрига-Оболенский.

      2. Софья Палеолог

      Основные тенденции политической программы Ивана III стали очевидными уже в первые годы его правления. В 1463 г. последние ярославские князья потеряли свою независимость, и их княжества и уделы были поглощены Великим княжеством Московским. В следующем году Иван отдал свою сестру Анну замуж за молодого князя рязанского. Этот дипломатический брак открыл путь для будущего поглощения Рязани Москвой. В своих отношениях с Новгородом и Псковом Иван III двигался крайне осторожно. Незадолго до своей смерти его отец навязал псковичам князя, которого они не желали и вскоре изгнали. Иван разрешил псковичам избрать князя по своей собственной воле, и в то же время действовал как посредник между Новгородом и Псковом в церковных делах и убедил псковичей уважать власть архиепископа новгородского. И лишь в 1471 г. Иван сделал свой первый ход против Новгорода. Большое внимание уделялось отношениям с татарами. Как Золотая Орда, так и Казанское ханство представляли для Московии постоянную опасность. Пытаясь предотвратить ее военной силой и дипломатией, Иван использовал как свою главную силу татарских вассалов, царевича Касима. Через касимовских ханов у Ивана была возможность участвовать в казанских делах и подготовить почву для дружеских отношений с ханами Крыма.
      Первая жена Ивана III княгиня Мария Тверская умерла в 1467 г. Она родила ему в 1456 г. сына Ивана Молодого, который около 1470 г. получил титул великого князя и был признан как соправитель своего отца. Оставшись с одним маленьким сыном, Иван III скорее всего беспокоился о безопасности наследования трона. Предложения второго брака шли, возможно, молодому правителю с разных сторон (ко времени кончины Марии Ивану было двадцать семь). Факт того, что второй брак последовал не сразу, а спустя пять лет после первого, может свидетельствовать о верности Ивана III памяти своей первой супруги. Кроме того он был не из тех, кто принимает быстрые решения: весьма возможно, что он решил подождать удобной возможности жениться на иностранной княжне. Подобный брак, как можно утверждать, должен был поднять значимость московского правителя и поставить его самого и его семью над местной московской аристократией. Такой брак мог быть полезен и с точки зрения дипломатии и международных отношений.
      Возможность вскоре представилась. В 1468 г. Джан Баттиста делла Вольпе (известный в Москве как Иван Фрязин), итальянец, которого Иван III сделал ответственным за чеканку монет в Москве, послал в Италию двух агентов – итальянца Никколо Джислярди (или Джилярди) и грека Георгия (Юрия). Их основной задачей было привлечение итальянских техников для Ивана III.20 [Базилевич, с. 76]. Агенты Вольпе были приняты в Риме папой Павлом II, который решил использовать их для начала переговоров о женитьбе Ивана III на византийской принцессе Зое Палеолог, племяннице византийского императора Константина XI. Семья Зои приняла декларацию Флорентийской унии, и сама Зоя стала римской католичкой. Папа являлся ее опекуном. В феврале 1469 г. (дата русских летописей) грек Юрий вернулся в Москву с итальянскими техниками, братом Вольпе Карло и Антонио Джислярди (Антоном Фрязиным). Юрий также доставил Ивану письмо от кардинала Виссариона – наставника Зои – с предложением ее руки.
      Подготавливая брак Зои и Ивана, папа имел двоякую цель: поддержать римский католицизм в России и сделать великого князя московского своим союзником против османских турок. Опасаясь османского владычества, папа (равно как и венецианский сенат) собирал любых возможных союзников, включая властителей Золотой Орды и Ирана. Агенты Вольпе, скорее всего преувеличивая силу Московии, дали папе совершенно ложное представление о желании Ивана III воевать с турками. Сам Вольпе лелеял собственный амбициозный план – стать главным агентом папы и Венеции на востоке. Для достижения этого он не возражал против обмана как папы, так и великого князя московского, если это могло служить его собственным планам. 21 [Относительно Вольпе см.: Шмурло. «Вольпе», БЭ, 13 (1892), 147; Pierling, I, 130-134]. Когда он прибыл в Московию, то согласился обратиться в греческое православие, но тайно оставался римским католиком. Теперь он уверил московитов, что Зоя была греко-православной. В то же время он дал папе основание верить, что католическое исповедание Зои не будет препятствием для вступления Зои в брак с Иваном III.
      После получения послания Виссариона, Иван III посоветовался со своей матерью, а также митрополитом Филиппом и боярами. С их одобрения он послал Вольпе в Рим в 1470 г. для того, чтобы обсудить это дело с папой Павлом и кардиналом Виссарионом. Зоя согласилась выйти замуж за Ивана, а папа и кардинал одобрили ее выбор. Вольпе привез в Москву портрет Зои. Зимой 1471-1472 гг. возможность брака была вновь обсуждена Иваном III и его советниками. Окончательное решение было принято. 16 января 1472 г. Вольпе еще раз отправился в Рим, чтобы привезти в Москву невесту Ивана. (Папа Павел умер в 1471 г. Новость достигла Москвы до отъезда Вольпе, но имя нового папы было извращенно передано как «Калист». Это имя было впоследствии упомянуто в официальном письме Ивана III папе. Однако когда Вольпе и его спутники достигли Италии, то им сообщили, что имя нового папы Сикст, а не Калист. Вольпе нашел легкий выход из трудной ситуации: он стер в письме Ивана неправильное имя и вписал верное).
      24 мая 1472 г. московские посланцы были приняты папой Сикстом IV. 1 июня в Ватикане состоялась торжественная церемония – помолвка Зои с Иваном III (Вольпе выступал в роли доверенного лица великого князя московского). Некоторые историки называют эту церемонию свадьбой, а не помолвкой. П. Перлинг предпочитает говорить о ней, как о «свадьбе Ивана в Ватикане». Однако он признает, что документы неоднозначны. 22 [«Документы говорят это непрямо», Perling, 1, 150]. Фактически же Перлинг сам цитирует письмо папы герцогу Модены от 21 июня 1472 г., в котором папа говорит, что Зоя недавно «стала невестой» Ивана. 23 [Ibid, p. 162]
      24 июня Зоя, сопровождаемая папским легатом Антонио Бонумбре, Вольпе, греком Дмитрием Ралевым (Ралли, который должен был представлять братьев Зои на свадьбе в Москве), другим греком Юрием Траханиотом (которого русские хроники называют «боярином») и многочисленной свитой, направилась из Рима через Флоренцию и Нюренберг в Любек. Здесь Зоя и ее свита взошли на корабль, который доставил их в Ревель (по-русски – Колывань) 21 октября. Морское путешествие заняло одиннадцать дней. Маршрут, который должна была избрать Зоя, является хорошей иллюстрацией хаоса, сопряженного с сообщением между Италией и Восточной Европой, который стал результатом османского завоевания Константинополя и Балкан. Как морской путь из Италии к Черному морю, так и наземный путь через Польшу и Литву были блокированы турками. Из Нюренберга Зоя могла избрать сухопутный маршрут через Польшу и Литву, но как раз в это время отношения между Иваном III и королем Польши и Литвы Казимиром были натянутыми из-за новгородского конфликта. К тому же дороги через Литву были очень плохи, в особенности осенью.
      Из Ревеля Зоя и ее свита проехали к Пскову, где духовенство, бояре и все население приветствовали ее. Хотя Зою сопровождал папский легат, она, очевидно, захотела расположить русских к себе, приняв их обычаи и веру, еще до начала путешествия. Это могло быть результатом совета боярина Юрия Траханиота, который, согласно псковской летописи, был родственником епископа тверского. 24 [Псковские летописи, с. 74]. Поэтому перед въездом в Псков Зоя надела русские царские одежды и в Пскове без консультации с папским легатом посетила собор Святой Троицы и поклонилась иконам. Легат, оказавшийся в затруднительном положении, тем не менее последовал за Зоей в Москву. Здесь он по обычаю шел за служителем, который нес то, что русский летописец поименовал «латинским крестом» (распятие). Это чуть не послужило причиной конфликта, поскольку митрополит Филипп ожесточенно возражал против публичной демонстрации латинского креста в Москве и угрожал покинуть город. Несмотря на возражения Вольпе, легату запретили нести распятие перед ним.
      В тот же самый день, 12 ноября 1472 г., когда Зоя въехала в Москву, после торжественной службы в маленьком временном строении, которое использовалось, пока возводился Успенский собор, состоялось ее православное венчание с Иваном. Служил сам митрополит, и Зоя получила православное имя Софья. Хотя папский легат понял, что Зоя была потеряна для римско-католического дела, он остался в Москве еще на одиннадцать недель, пытаясь получить согласие Ивана на союз против турок. Наконец он покинул Москву, увозя с собой в Италию богатые подарки, но не политическое соглашение.
      Хотя Софья стала супругой Ивана III, человек, которому она была обязана своим новым положением, Джан Баттиста делла Вольпе, попал в серьезную беду. Как говорилось, папа и венецианский сенат хотели обеспечить помощь хана Золотой Орды против османских турок. В 1471 г. сенат решил послать своего секретаря Джан Баттиста Тревизано через Москву в Золотую Орду. Он получил инструкции посоветоваться с Вольпе и следовать его мнению. Тревизано был хорошо встречен в Москве, но Вольпе убедил его не обнаруживать своей миссии венецианского посла в Золотую Орду, а представиться племянником Вольпе, не обладающим официальным статусом. Когда Софья прибыла в Москву, итальянцы в ее свите без сомнения открыли подлинный смысл приезда Тревизано в Москву. Иван был раздосадован обманом и предположил, что Вольпе и Тревизано имели тайную связь с Золотой Ордой в ущерб московским интересам. Вольпе был арестован и выслан в Коломну (на юго-восток от Москвы). Тревизано был приговорен к смерти, и только личное вмешательство папского легата спасло его. Он был лишен свободы передвижения и за ним до того, как все прояснилось путем переговоров с Венецией, было поручено наблюдать русскому должностному лицу Никите Беклемишеву. Когда Иван получил уверения от венецианского сената, что миссия Тревизано заключалась в переговорах с Золотой Ордой о выступлении против турок, а не Москвы, Тревизано был освобожден (1473 г.) и получил разрешение продолжить путь. Но карьера Вольпе в Московии закончилась и его дальнейшая судьба неизвестна. 25 [Об эпизоде с Вольпе и Тревизано см.: Базилевич, с. 105-106].

      3. Зоя в Москве

      Для Софьи (Зои) ее переселение из Италии в Москву означало коренное изменение жизни. Ее детство не было счастливым. Отец Зои, Фома Палеолог, брат последнего византийского императора Константина XI, был правителем (деспотом) Мореи до 1460 г., когда бежал на остров Корфу, спасаясь от наступающих турок. 26 [О титуле «деспот» см. Монголы и Русь]. Оставив свою жену и детей на Корфу, Фома отправился в Италию, где безнадежно пытался найти признание своих прав на византийский престол со стороны папы. Он получил приличную пенсию (3600 дукатов от римской курии, 2400 дукатов от коллегии кардиналов и 500 дукатов от Венеции ежегодно), которой, однако, не был удовлетворен. Фома и его жена скончались около 1462 г. Их дети – двое мальчиков – Андрей и Мануэль и младшая среди всех – Зоя – были привезены в Италию. Зое тогда было около четырнадцати лет. Что до ее братьев, то Мануэль позднее признал власть османского султана и вернулся на родную землю. Старший брат Андрей остался на Западе, предлагая продать свои права на византийский престол тому, кто даст подороже. И он продал их три раза различным людям.
      Папа поручил кардиналу Виссариону, выдающемуся греческому ученому, обращенному в римский католицизм (он горячо поддержал Флорентийскую унию), обеспечить образование детей Фомы. Один из двух учителей, назначенных Виссарионом, был греком; другой, очевидно, был итальянцем (учитель латыни). Кроме того, два католических священника должны были позаботиться о религиозном воспитании наследников. В своих наставлениях учителям Виссарион приказывал, что детям следует посоветовать не хвастать своим царственным происхождением, а всегда помнить, что они изгнанники, сироты и нищие; что они должны быть достойными, смиренными и благодарными своим благодетелям; и что они должны быть прилежными учениками. Одним из хороших плодов этой системы было то, что дети в дополнение к своему родному языку – греческому – владели как латинским, так и итальянским. С другой стороны, они едва ли могли испытывать удовольствие от постоянных напоминаний о своем униженном положении и о благодарности, которую они обязаны были выражать своим благодетелям. Подобная система могла развить либо комплекс неполноценности, либо лицемерие или же то и другое вместе и сформировать у детей циничное отношение к жизни. Показная приверженность Зои римскому католицизму не была искренней.
      Хотя Зоя не могла быть счастлива в дни своей юности, она провела их в наиболее цивилизованной стране Европы. Когда она попала в Москву, контраст между Италией и Россией должен был быть разительным, хотя ее новое положение отличалось властью и богатством. Но, привыкшая с детства к постоянным переменам судьбы, она быстро приспособилась к новым условиям жизни. Никто не слышал от нее жалоб; по крайней мере, никто не зафиксировал их. Как прирожденный лингвист она, должно быть, изучила русский без больших трудностей.
      Зоя, ставшая Софьей, была удовлетворена своим новым положением, но она наслаждалась каждой возможностью разговора с итальянскими путешественниками и итальянцами, жившими в Москве. Они именовали ее «Деспиной» (женский вариант слова «Деспот») по греческому образцу. Контарини говорит, что нанес ей визит по приглашению Ивана и имел длительную беседу с ней. «Она приняла меня с великой добротой и вежливостью и откровенно уполномочила меня рекомендовать ее моим почтенным господам». 28 [Contarini, p. 164].
      Портрет Софьи, привезенный в Москву Вольпе в 1470 г., еще не обнаружен. Она была также представлена коленопреклоненной перед папой на стенной росписи Санто Спирито. 29 [Pierling, 1, 159]. В группе на московской вышивке 1498 г. Софья (подобно другим) воспроизведена в принятом стиле. Ее лицо можно назвать симпатичным, но мы не знаем, близок ли этот портрет к оригиналу (в это время ей было около пятидесяти). Итальянская княгиня Кларисса Орсини, которая навестила ее в Риме в 1472 г., нашла ее красивой, хотя флорентийский поэт Луиджи Пулчи, который был при их встрече, представил ее в письме своему другу отталкивающе толстой. Но Пулчи, влюбленный в Клариссу, испытывал искушение обнаружить недостаток Софьи. Кроме того Софья не предложила ни еды ни питья своим посетителям в течение всего вечера и, возможно голод поэта объясняет его раздражение. 30 [Ibid, pp. 150-152; Савва, с. 42].
      Не может быть и сомнения в том, что прибытие Софьи в Москву не понравилось некоторым из придворных Ивана. Ее воспринимали интриганкой, тяготеющей к власти над своим супругом и подрыву позиций его бывших советников. Но при ее умении приспосабливаться и такте она, очевидно, преуспела в установлении добрых отношений со своей свекровью, по крайней мере, так казалось окружающим. С другой стороны, ее неродной сын, Иван Молодой, которому было шестнадцать ко времени прибытия Софьи, относился к ней подозрительно. Вероятно и Софья не любила его. Контарини говорит, что Иван Молодой «не находится в большей чести из-за своего плохого поведения. 31 [Contarini, p. 163]. Это заявление явно отражает некоторые сплетни при дворе Софьи в 1476 г. Указания на ее неприятие в некоторых кругах московского общества могут быть обнаружены в русских летописях при описании русско-татарского конфликта 1480 г. Некоторые из летописцев критиковали Софью за то, что она покинула Москву во время опасности и бежала на север Руси из соображений самосохранения. 32 [ПСРЛ, 4, 154; 6, 21 и 232. Ср. Савва, с. 30].
      Острые нападки на Софью были предприняты в XVI веке противниками ее сына Василия III и ее внука Ивана IV. Барон Сигизмунд Герберштейн, который дважды посетил Россию, в 1517 и 1526 гг., получил сообщение (очевидно от враждебных бояр), что Софья «очень коварна» и что Иван III «делает многое при ее подстрекательстве». 33 [Herberstein-Backus, p. 10]. Иван Берсень-Беклемишев (сын вышеупомянутого Никиты Беклемишева) сказал ученому Максиму Греку около 1520 г., что «когда великая княгиня Софья прибыла сюда с вашими греками, наша земля попала в трудную ситуацию и начались беспорядки». Он пояснил, что причинами этих беспорядков были высокомерие великого князя и его отказ советоваться со старыми боярами. В этом случае, однако, он имел в виду сына Ивана III Василия, а не самого Ивана. Он сказал, что Иван был добр к своим советникам и ценил откровенную критику своих действий. Князь Андрей Курбский, который порвал с сыном Василия Иваном IV и перешел на литовскую сторону, назвал Софью «греческой колдуньей» и сожалел о ее дурном влиянии на Ивана III. Курбский также обвинял ее в отравлении своего неродного сына Ивана Молодого (который умер в 1490 г.). 34 [См.: Савва, с. 36-37].
      Под влиянием критиков Софьи в XVI в., равно как и на иных основаниях, большинство историков XVIII и XIX вв. приписывали Софье особо важную роль в период правления Ивана III. Утверждалось, что благодаря браку с Софьей Иван получил право на трон Византии (Ф.И. Успенский); что одним из следствий брака было создание теории о Москве как «Третьем Риме» (Перлинг); что вслед за бракосочетанием византийский дворцовый этикет был введен в Москве (князь Щербатов, Карамзин, Бестужев-Рюмин, Иконников); что как присоединение Новгорода, так и «низвержение монгольского ига» были результатом советов Софьи (князь Щербатов, Карамзин, Терновский, Перлинг). С другой стороны, С. М. Соловьев, отмечая степень влияния Софьи на Ивана, указывал, что многие из деяний Ивана традиционно следовали московской политике. Таким же было и мнение Ключевского. В 1901 г роль Софьи в московской политике была тщательно пересмотрена В.И. Саввой, который пришел к заключению, что утверждаемое влияние Софьи на мужа и политику было слишком преувеличено историками. Недавно К.В. Базилевич выразил то же мнение. 35 [Там же, с. 1-57; Базилевич, с. 83-88].
      Выводы Саввы и Базилевича кажутся мне в основном верными. Разумеется, нет каких-либо оснований приписывать влиянию Софьи присоединение Новгорода или достижение Московией юридической независимости от Золотой Орды. Первый ход Ивана III против Новгорода был предпринят в 1471 г., за год до его женитьбы на Софье. Что же касается Золотой Орды, то Москва стала фактически независимой около 1452 г., в правление отца Ивана Василия II. После этого высвобождение из-под монгольского гнета было лишь делом времени и умелой дипломатии. А права на престол Византии не принадлежали Софье; ее старший брат Андрей рассматривал себя в качестве их обладателя и, как упоминалось, был готов продать их. Андрей посетил Москву дважды – в 1480 г. и в 1490 г. Мы можем предположить, что он предлагал права Ивану, но сделка не состоялась.
      В целом можно сказать, что в продолжение первых двух десятилетий пребывания Софьи в Москве, она вряд ли могла обладать каким-либо политическим влиянием на состояние дел. Верно, что она оказалась весьма полезной для Ивана в его взаимоотношениях с итальянскими архитекторами и техниками. Эти итальянцы всегда могли просить невмешательства и защиты в случае непонимания между ними и русскими. И одно то, что Деспина находилась в Москве, придавало все большему количеству итальянцев смелости, чтобы ехать туда. Софья была весьма заинтересована в широкой строительной программе, начатой ее мужем в Москве Хотя она и не могла знать действительного величия византийского двора (она родилась за пять лет до падения Константинополя), она видела красоты итальянских дворцов и совершенно естественно желала иметь нечто похожее в Москве для неё самой и её семьи, равно как и для приема зарубежных послов. Если бы это удалось, можно было бы подумать о введении более совершенного церемониала при московском дворе.
      Единственно возможным для Софьи путем получения политического влияния была дворцовая интрига. Этот путь открылся для нее в 1479 г., когда родился ее первый сын Василий (два первых ребенка были девочками). С ним была связана надежда Софьи, при счастливом стечении обстоятельств, достигнуть подлинной власти. Но она должна была терпеливо ждать такого момента. В 1485 г., когда мать Ивана III ушла из жизни, Софья стала «первой дамой» московского двора. Пятью годами позже старший сын Ивана III (пасынок Софьи), Иван Молодой, скончался. Это событие, резко изменившее дворцовую ситуацию, сделало мечту Софьи об обеспечении трона своему сыну, хотя и дальней, но возможной. Иван Молодой оставил одного сына Дмитрия, которому в 1490 г. было шесть лет. Сыну Софьи Василию было в это время одиннадцать лет. В Московии не было определенного закона о престолонаследовании, и было неясно, какой из двух мальчиков обладает правом наследования.
      Началась напряженная борьба за власть между двумя матерями – византийской княгиней Софьей (матерью Василия) и молдавской княгиней Еленой (матерью Дмитрия). Сначала молдаванка, казалось, имела больше шансов, но победа в конце концов осталась за Деспиной. В 1502 г. Василий был провозглашен великим князем, соправителем отца и наследником трона; Елена и Дмитрий были арестованы. Софье, однако, не дано было долго наслаждаться плодами собственной победы: она умерла в 1503 г. Иван III умер два года спустя, и в 1505 г., Василий III взошел на престол.
      Основное влияние Софьи на ход русской истории определилось тем, что она дала жизнь человеку, который стал отцом Ивана Грозного.

      Глава II

      НОВГОРОД

      1. Культурные традиции

      Два северных русских города-государства – Новгород и Псков – не были прямо затронуты монгольским вторжением XIII в. и продолжали поддерживать свою целостность и автономию в течение монгольского правления. Новгород должен был платить часть дани хану, но монголы ему не досаждали. Напротив, они даровали ему его древние политические привилегии и свободу торговли.
      На протяжении монгольского периода Новгород поддерживал активную торговлю с островом Готланд, равно как и с Ригой и Ганзейской лигой. Псков также торговал с Ригой. Новгородские и псковские купцы имели дело с Тверью, Витебском, Смоленском и с «низовыми городами» волжско-окского региона. Новгородцы были заинтересованы в открытии для торговли всего течения Волги о Нижнего Новгорода до Каспийского моря. В данной связи следует упомянуть, что в это время купцы некоторых других русских городов были заинтересованы в торговле с Востоком. Один и них, тверич Афанасий Никитин, оставил замечательное описание своего путешествия в Индию (1466 – 1472 гг.).1 [Хождение за три моря Афанасия Никитина. Под редакцией Б.Д. Грекова и В.П. Адриановой-Перетц (Москва и Ленинград, 1948).]. В интересах новгородских, псковских и тверских купцов было уничтожение барьеров на пути торговли, и поэтому они поддерживали и старались возродить древние традиции свободной русской федерации, чтобы предотвратить раскол между Восточной и Западной Русью.
      Новгородское и псковское общество хранило как политическое, так и культурное наследие киевского периода. Единственная рукопись «Слова о полку Игореве» (которая сохранилась до 1812 г. и погибла в большом московском пожаре во время вторжения Наполеона), была списком, сделанным в Пскове в XVI в. псковским копиистом, и является свидетельством живого интереса к литературе киевского периода русских ученых уже в XVI столетии. Нужно отметить, что повествование о битве под Оршей (1514 г.) в псковской летописи 2 [Псковские летописи, с. 98] написано в стиле «Слова», что показывает хорошее знакомство с ним и влияние его духа на автора.
      Принимая во внимание демократические формы правления в Новгороде и Пскове, мы можем предположить, что значительная часть граждан этих двух государств понимала значение сохранения древних традиций политической свободы и единства путем объединения всех русских земель. В этой федерации Новгород (как мечтали многие новгородцы) должен был сыграть важную роль, как это было и в прошлом. На этом фоне интенсивной политической мысли и почитания великих культурных традиций можно наилучшим образом понять значительный подъем новгородской литературы и искусства в XIV и XV вв.
      Выдающимся руководителем этого движения был архиепископ Новгорода Евфимий II. Евфимий был избран на этот пост Новгородским вече в 1429 г., но его кандидатура не была утверждена московским митрополитом Фотием, который был главой русской церкви в Московии и Литве; и новгородская епархия некоторое время оставалась свободной. Фотий умер в 1431 г. В следующем году совет русских епископов назначил митрополитом епископа Рязани Иону. Великий князь литовский представил своего кандидата – епископа Герасима – константинопольскому патриарху, которому в это время принадлежало право назначения русских митрополитов. Патриарх возвел в сан Герасима. Когда москвичи отказались принять его, Герасим сделал своей резиденцией Смоленск; именно к нему новгородцы обратились для утверждения кандидатуры Евфимия для новгородской епархии. Евфимий был как полагается возведен в сан архиепископа новгородского митрополитом Герасимом в 1434 г. В следующем году Герасим был сожжен на костре по приказу великого князя литовского, 3 [См. Монголы и Русь] и русская митрополитская кафедра вновь оказалась свободной. Она оставалась таковой до того времени, как новый митрополит Исидор бы послан из Константинополя в Москву. После признания Исидором Флорентийской унии московиты также отвергли его, и в 1448 г. рязанский епископ Иона вновь был избран советом восточнорусских епископов митрополитом Руси. На сей раз не испрашивалось никакого разрешения у патриарха константинопольского. Евфимий не присутствовал на выборном совете, но послал письменное согласие на избрание Ионы. Евфимий умер в 1456 г., оставаясь на посту главы новгородской церкви двадцать пять лет. Его положение было уникальным, поскольку он был возведен в сан не митрополитом московским, а митрополитом, который был главой западнорусской церкви. В отличие от многих московских духовных лиц Евфимий не был подозрителен по отношению к иностранцам. Согласно его «Житию», созданному сербским ученым Пахомием Логофетом, жившим в Руси с 1440 г., Евфимий приветствовал всех вновь прибывавших из-за рубежа, был приветлив и помогал им. В немецких источниках он назван «добрым покровителем и защитником немецких купцов». 4 [Никитский. Очерк внутренней истории церкви в Великом Новгороде, с. 44-45].