Кириллов. Краеведческий альманах. Выпуск 5

      Если специалисты естественно-географических наук обратили свое внимание на Ципину гору достаточно давно и в результате их деятельности у этой местности появился статус особо охраняемой, то ее историко-археологическое обследование еще только начинается. Главной особенностью здешнего ландшафта является необычно большой для нашей равнинной местности перепад между вершиной Ципиной горы и окружающими ее лесами и озерами, достигающий 70 – 80 метров (соответственно 210 и 130 метров над уровнем моря). Основным сакральным объектом этой местности следует считать вслед за местным населением [3] саму Ципину гору, а точнее две ее вершины – Ципину и Роскину горы. Они расположены на небольшом, около 200 – 500 метров, расстоянии друг от друга, через седловину по направлению юго-запад – северо-восток соответственно. Притом Роскина гора местным населением считается основной. Хотя Роскина гора на несколько метров ниже Ципиной, но склоны ее очень круты, визуально она выглядит внушительней, чем Ципина, а на ее вершине имеется ровная площадка размером 40 на 15 метров, удобная для сбора людей и проведения ритуалов. В настоящее время на площадке горы стоят два христианских креста – один тесанный из бревен с крышицей, другой связанный из жердей. По сведениям жителей деревни Ципина Гора (Оденьево), на саму Ципину гору для отправления ритуалов периодически приезжает некая группа людей из Череповца и Москвы. Судя по письменным источникам и воспоминаниям местных жителей, в 80-е годы XIX века на Роскиной горе была построена кирпичная часовня [4]. Она разрушена в советское время, и ее руины просуществовали до конца 1940-х годов. Роскина гора «издавна служила местом для хороводов и гуляний. В старину на самой вершине горы стояли качели» [5]. Нелишним будет заметить, что хороводы и качели являются элементами народной сакральной культуры. Возможно, вершина Роскиной горы использовалась для сакральных целей и в языческое время. Так, легенду о восстании местных жителей-карел против монахов Ферапонтова монастыря в регионе Роскиной горы приводит в книге «В сердце Руси северной» Н. Бобров [6]. Косвенным свидетельством в пользу достоверности этой легенды может служить тот факт, что до сих пор жителей деревень южной стороны Ципиной горы остальные жители региона называют «карелами» (полевые исследования автора 1999 г.). Н. Бобров также упоминает о виденных им в 1950-х годах на склоне Ципиной горы неких «древних пещерах» и о когда-то живших в них «схимниках-монахах».

      Сакральные объекты – священные горы – известны у чрезвычайно широкого круга этносов с глубокой древности. Чаще всего они использовались небольшими группами населения, но также могли иметь и мировую славу. Это такие горы, как Олимп, Арарат, Фудзияма, Голгофа и т. д. Элизе Реклю в книге «Человек и Земля» приводит десятки примеров священных гор, имевших в XIX веке широкую известность [7]. Культ гор был известен и славянам [8]. Сакральным назначением таких гор являлось приближение человека к Небу и Богу. Иногда на святых горах возводились алтари, храмы, пирамиды.

      В 1999 году автором данной работы в южной части верхней площадки Роскиной горы в начале ее склона зафиксирован большой плоский камень размером 143 х 77 сантиметров. Его прослеживаемая толщина составляет 40 сантиметров. В отвале ямы-западины, имеющейся в южной части площадки, обнаружены куски обожженной глины, в том числе ошлакованные с одной стороны. По словам местных жителей, на Роскиной горе никогда не было ни печей, ни очагов. Роскина гора требует тщательного обследования, а ее верхняя площадка – разведочных раскопок с целью выявления следов очагов, сооружений и ритуалов, с ними связанных.

      Во времена функционирования часовни около нее на верхней площадке Роскиной горы собирался по праздникам народ из окружающих гору деревень – прихожане Ильинской церкви. По словам одного из местных жителей, сама часовня во время ритуала воспринималась как алтарь. Перед богослужением народ обходил гору по кругу, а затем поднимался на вершину. После службы люди гуляли между Роскиной и Ципиной горами. Какое-то место в ритуале гулянья занимала седловина между ними, точнее вода, которая там постоянно скапливалась, выступая из-под склонов. Мальчишки бросали яйца, собранные в гнездах диких птиц, в девушек, и те должны были замывать платья в этой воде. Действия с яйцами воспринимались как пережиток «какой-то дикости». После гуляний народ шел в церковь. Церковь находилась к северу от Роскиной горы, на восточном берегу Ильинского озера. Здесь в наше время можно наблюдать развалины построек Ильинского погоста. На восточный берег озера погост был перенесен с юго-восточного берега в XVIII веке. До сих пор жители деревни Загорье указывают место «старого погостища» [9], или Крутик, где раньше стояла приходская Ильинская церковь и было кладбище. Первое упоминание о погосте «Святого пророка Ильи на Ципине», по некоторым данным, можно отнести к 1533 году [10]. С переносом церкви на новое место связана легенда о троекратном явлении на нем иконы. С окрестностями Ильинского озера связаны топонимы – Белая гора, Черная речка и Красная горка, что представляется важным для сакральной географии региона. Краевед и житель этих мест И. И. Бриллиантов в начале XX века упоминает об этой горе в своих письмах к брату А. И. Бриллиантову: «С Белой горы мы видели, что горит Плахотино. Из-за дыма не видна даже Дьяконовская» [11]. Деревня Плахотино (или Плахино) находится в двух километрах к юго-западу от Ильинского озера. Деревня Дьяконовская – в одном километре к северу от озера. Современные жители деревень Загорье и Леушкино название «Белая гора» не помнят. Возможно, «старое погостище», Крутик и Белая гора обозначают одно и то же место. В юго-западной части Ильинского озера в него впадает речка Черная. С ее приустьевой зоной связана легенда, записанная автором в 1999 году. Путникам, проходящим мимо, иногда якобы бывает видение вооруженного мужчины. Подразумевается связь этого явления с потусторонним, подземным миром. К востоку и юго-востоку от Ципиной-Роскиной горы находятся Палшемское озеро и деревня Палшемская. Около Палшемского озера и одноименной деревни, на пути к Ципиной-Роскиной горе, до недавних пор существовали Красная горка и Красный бор. Название «Красный» здесь связано с небольшой возвышенностью и растительностью на ней. Красная горка в последние десятилетия в значительной мере разрушена вывозкой песка при строительстве шоссе Череповец – Кириллов. На соседней с ней небольшой возвышенности, далее по лесной дороге к Ципиной-Роскиной горе (жители деревни Леушкино называют это место Олениха), всем жителям современных деревень бывшего Ильинского погоста известен культовый камень «богов следок» (вариант «божий следок»). Ритуалы, с ним связанные, имели место здесь до самых последних лет. Люди, проходившие лесной тропой мимо «божьего следка», клали и кладут монеты или на камень в сам «следок», или в углубления-ниши в его торце, или под камень, где для руки был вырыт небольшой лаз-подкоп. При этом следует загадывать желание. Общественные ритуалы около камня имели место вплоть до 1930-х годов. В 1937(?) году у «богова следка» последний раз был крестный ход, просили дождя, из Кириллова приносили икону. К камню-следовику – «богу», а потом в церковь отнесли около ста рублей (монетами) пожертвований, собранных местными жителями. Кроме этого культового камня, находящегося к востоку от Ципиной горы, выявлен камень-следовик к северу от нее. Он находится на северном берегу Бородаевского озера, около деревни Щелково. По легенде след оставила наступившая на него Богородица. К югу от Ципиной горы, в районе озер Зауломское и Мелиховское, находится еще один культовый камень, сведения о котором собраны Н. П. Максутовой. По этим сведениям, куст деревень в районе данных озер носит название «Карелы». Культовый объект представляет собой большой плоский камень, на который ведут имеющиеся на одной из его сторон «семь ступенек». На камне в престольный деревенский праздник танцевала местная молодежь. В запасниках краеведческого музея села Ферапонтове находится недавно поступивший туда с западной стороны Ципиной горы крупный фаллообразный камень. Он был найден в русле речки Черной и описан как «языческий идол древних славян, относящийся к периоду IV – XI веков» [12]. Достоверных легенд, с ним связанных, пока не зафиксировано. Считать данный объект культовым камнем до выявления легенд или обследования его специалистом-трасологом оснований нет. Нет оснований и для датировки «идола» IV – XI веками. Проблема культовых камней в последние десятилетия активно исследуется российскими и зарубежными специалистами. По этой проблеме существует обширная литература. На территории Вологодской области серия культовых камней и святилищ, имеющих в своем составе подобные камни, обнаружена и исследуется автором [13].

      Наличие в регионе Ципиной-Роскиной горы топонимов, включающих слова «белое», «красное», «черное» (Белая гора, Красная горка, Черная речка), – весьма примечательный факт в контексте сакральной географии. Символика цвета привлекает внимание специалистов различных дисциплин [14]. Интересное исследование значения цвета в этнокультурной системе русского, старославянского и древнерусского языков недавно выполнено лингвистом Т. И. Вендиной [15]. «В отличие от русского языка и его диалектов восприятие цвета в старославянской и древнерусской традиции вызывало различные социально-религиозные ассоциации. Это особенно хорошо видно на примере трех, наиболее функционально нагруженных цветов – белого, черного и группы красного цвета, которые часто использовались как вспомогательное средство в древней символике» [16]. Это, конечно, не означает, что других цветов древнерусская культура не знала. Полихромное разнообразие бус некоторых позднеязыческих славянских могильников поражает воображение. Но именно цветовая триада: белое, красное, черное – несет, следуя выражению Т. И. Вендиной, «божественную символику» [17]. Только с XVII века ситуация начинает меняться в сторону увеличения количества обозначаемых в литературном языке цветов. В большинстве случаев в русско-славянской традиции, да и не только в ней, красный цвет соотносится с миром людей (Красная горка, например), белый цвет – с небом, черный цвет – с землей и подземным миром [18] (хотя эта проблема в научной литературе разработана еще недостаточно). Вслед за В. Н. Топоровым, одним из авторов двухтомника «Мифы народов мира», тему бинарных оппозиций на белое – черное, а также красное (не триаду) применительно к топонимам Вологодской области в своих публикациях затрагивает А. В. Кузнецов [19]. В приложении к сакральной географии окрестностей Ципиной горы наличие топонимов, включающих слова «белое», «красное», «черное», требует дальнейшей разработки. Ждет своей разработки и этимология названий Ципина гора, Роскина гора, Палшемское озеро, Ильинское озеро. Кроме того, необходимо провести археологическое обследование Роскиной горы, исследование «древних пещер» на склонах Ципиной горы, документирование вышеупомянутых культовых камней, обследование остатков Красной горы и приустьевой зоны Черной речки.

      ПРИМЕЧАНИЯ

      1 Никитинский И. Ф. Сакрально-географический анализ освоения Белозерского ландшафта // Ландшафтное картирование национального парка «Русский Север». Волог-да, 1999. С. 107 – 110.

      2 Скупинова Е. А. Национальный природный парк «Русский Север» // Особо охраняемые природные территории, растения и животные Вологодской области. Вологда, 1993. С. 39.

      3 Там же. С. 39.

      4 Бриллиантов И. Ферапонтов Белозерский, ныне упраздненный монастырь, место заточения патриарха Никона. К 500-летию со времени основания. 1398 – 1898. СПб., 1899. С. 121. Репринтное издание.

      5 Там же. С. 120

      6 Бобров Н. В сердце Руси северной. Вологда, 1959. С. 115, 116.

      7 Реклю Элизе. Человек и Земля. СПб., 1906. С. 473, 477.

      8 Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. С. 122, 138 – 147.

      9 Записи автора 1999 года.

      10 Бриллиантов И. Указ. соч. С. 82. Примечание 4.

      11 Письма И. И. Бриллиантова к А. И. Бриллиантову. 1894 – 1929 // Ферапонтовский сборник. Вып. IV. М.; Ферапонтово, 1997. С. 143.

      12 Гудков А. Г. О находке каменного изваяния в окрестностях Ферапонтова // Ферапонтовский сборник. Вып. V. М; Ферапонтово, 1999. С. 105 – 107.

      13 Никитинский И. Ф. Тиуновское святилище // Культура Русского Севера. Вологда, 1994. С. 29 – 61; Никитинский И. Ф. Культовые камни бассейнов Ваги и Сухоны. (В печати).

      14 Серов В. Н. Хроматизм мифа. А, 1990; Голан А Миф и символ. М., 1990.

      15 Вендина Т. И. Цвет в этнокультурной системе русского, старославянского и древнерусского языков // Славянский альманах. 1998. М., 1999.

      16 Там же. С. 299.

      17 Там же. С. 300.

      18 Голан А. Указ. соч. С. 188, 221.

      19 Кузнецов А. В. Названия вологодских озер. Вологда, 1995. С. 86 – 87; Кузнецов А В. Сухона от устья до устья. Вологда, 1994. С. 21, 52.

      Крепостные стены Нового города – уникальные сооружения военно-фортификационной архитектуры середины XVII века. В 2003 году будет отмечаться 350 лет царскому указу, повелевавшему строить новую крепость в Кирилло-Белозерском монастыре, и начало крупномасштабной реставрации – лучший подарок ко дню ее рождения. Многочисленные деформации конструкций крепостных стен Нового города постоянно привлекают внимание реставраторов и сотрудников музея. Однако проводимые на протяжении многих лет локальные по масштабу реставрационные работы не достигли желаемого результата – наблюдается развитие деформаций вновь отреставрированных участков стен. Необходимость диагностики причин деформаций потребовала в 2000 – 2001 годах детального обследования оснований и фундаментов прясел крепостных стен на участках от Кузнечной до Вологодской и от Вологодской до Казанской башни сотрудниками и студентами кафедры инженерной геологии Московского государственного геологоразведочного университета. Хотя работы еще не завершены, в ходе исследований были получены интересные результаты, с которыми, по нашему мнению, необходимо ознакомить читателей.

      Рассмотрение основных причин деформаций памятников архитектуры свидетельствует о неоднозначности поведения несущих конструкций (фундаментов, стен) при взаимодействии с геологической средой. Это объясняется сложностью выявления скрытых особенностей, внутренних свойств и состояния такого целостного объекта, каким является система «памятник – геологическая среда». Для того, чтобы принять правильное решение о выборе метода и способа выведения сооружения из неустойчивого состояния, необходимо иметь детальную информацию о состоянии сооружения, установить причины, приведшие к деформациям, вскрыть динамику природных процессов, идущих в сфере взаимодействия сооружения и геологической среды.

      Прясла крепостных стен между Вологодской и Казанской, Вологодской и Кузнечной башнями ограничивают северо-восточную часть территории Нового города. Абсолютные отметки поверхности изменяются от 119,6 метра в центре до 122,5 метра у Вологодской башни. Территория не застроена (за исключением части, примыкающей к стене Ивановского монастыря, где расположены памятники деревянного зодчества), покрыта луговиной, имеются признаки современной заболоченности. Уклоны поверхности территории, расположенной за городом, направлены от крепостных стен ко рву. В монастыре уклоны незначительны, направлены к центру территории, где прослеживаются остатки заброшенной дренажной канавы.

      В геоморфологическом отношении территория относится к участкам водно-ледникового холма и озерно-болотной низины.

      Рельеф значительно изменен в результате хозяйственно-строительной деятельности XVI – XVII веков. С момента основания монастыря до середины XVII века изучаемая территория не входила в состав монастыря. Некоторые ее участки были сильно заболочены, о чем свидетельствуют слои торфа, залегающие под техногенными грунтами на глубине 0,5 – 1,5 метра от современной поверхности. Строительству крепостных стен Нового города предшествовали значительные земляные работы по первоначальному проекту А. А. Грановского, который начал строить крепость по западноевропейскому образцу – с возведением бастионов, опоясанных системой рвов и валов. От строительства по бастионной системе вскоре отказались, но рельеф территории, несомненно, был сильно изменен: в районе современной Вологодской башни, возможно, была проведена срезка грунта, а на большей части территории сделана специальная подсыпка, в результате которой дневная поверхность повысилась на 1,2 – 1,5 метра. О дополнительной подсыпке свидетельствует, в частности, заглубление крепостной стены XVI века от современной дневной поверхности на 1,5 метра. Однако вопрос о палеорельефе территории требует дополнительного изучения.

      В геологическом строении территории на глубину до 15 метров можно выделить более 10 стратиграфо-генетических комплексов. Дифференциация по возрасту достаточна условна, более-менее определенно можно говорить лишь о возрасте моренных отложений, для остальных пород возраст принят условно, по последовательности залегания толщ.

      В основании фундаментов, залегающих на отметках от 118,3 до 120,3 метра, встречены отложения болотного, озерно-болотного, озерно-ледникового, ледникового генезиса. Это прясло проходит по границе разных геоморфологических элементов, ограничивая древнюю озерно-болотную низину с юго-восточной стороны, что обусловливает незакономерную изменчивость отложений.

      Участок, прилегающий к Вологодской башне, характеризуется достаточно однородным строением, в основании фундаментов залегают водно-ледниковые песчаные и супесчаные отложения до глубины более 5 метров. Резкий фациальный переход наблюдается в центральной части прясла, где в основании стены залегает торф, подстилаемый озерно-болотными отложениями.

      Участок примыкания стены Ивановского монастыря к стене Нового города характеризуется неоднородностью строения. На расстоянии нескольких метров меняется литологический состав и сменяется несколько инженерно-геологических элементов. Этот участок интересен еще тем, что основанием фундаментов стены Нового города служат насыпные грунты (пески средние и гравелистые).

      Основание стен практически повсеместно усилено сваями разной степени сохранности. В центральной части стены шурфом 11 вскрыты полностью сохранившиеся деревянные сваи. Сваи средней и плохой степени сохранности вскрыты под крепостной стеной Ивановского монастыря и фундаментами башни XVI века. Полностью деструктированные сваи с образованием полостей-«стаканов» вскрыты около Вологодской башни.

      В основании прясел наблюдаются процессы криогенного пучения грунтов и выпучивания валунов фундаментов. Условиями развития процесса, как было установлено ранее, служит широкое распространение переувлажненных глинистых грунтов с большим содержанием пылеватых частиц и органики в основании и грунтах обратной засыпки, а также повышенная теплопроводность валунов фундаментов. Суммарная величина пучения грунтов изменяется от 4 до 16 миллиметров при средней величине 9 миллиметров, среднее значение интенсивности пучения составляет 4 процента, что позволяет отнести эту территорию к участкам с весьма интенсивным проявлением криогенного пучения.

      Для выявления величины выпучивания валунов были установлены специальные марки. Замеры показали, что в зимний период постоянно происходит поднятие валунов вверх; для разных валунов величина поднятия за зимний период составляет от 6 до 20 миллиметров. Многие валуны упираются в кладку стены, вызывая сколы кирпича. В летний период, по мере оттаивания грунта, валуны смещаются вниз до исходного положения.

      Причиной смещения валунов является криогенное пучение грунтов основания и валунной кладки в связи с неравномерным их промерзанием. Глубины промерзания грунтов в основании стен замеряются по мерзлотомерам. Максимальная глубина промерзания в период с 1989 по 2000 год составила 190 сантиметров (зима 1996 г.).

      Таким образом, изучаемый участок характеризуется сложными условиями взаимодействия природных факторов и несущих конструкций. Наибольшее влияние на устойчивость сооружения оказывают следующие особенности сферы взаимодействия:

      а) сечение пряслами стен границ разных геоморфологических элементов;

      б) наличие слабых, сильно сжимаемых грунтов (торф, болотно-озерные отложения), их незакономерное залегание;

      в) наличие большого числа инженерно-геологических элементов (10 до глубины 5 метров) в основании прясел;

      г) высокий уровень грунтовых вод;

      д) неравномерная плотность оснований фундаментов из-за разной сохранности деревянных свай;

      е) активное развитие процессов криогенного пучения грунтов в связи с различными теплофизическими свойствами грунтов и фундаментов.

      Летом 2000 года началось практическое изучение конструкций фундаментов и грунтов оснований прясел крепостных стен Нового города от Казанской до Вологодской башни и от Вологодской до Кузнечной башни. Для уточнения конструкций фундаментов было пройдено шурфами несколько поперечных сечений через стену. Около шурфов или непосредственно в них проходились скважины для уточнения инженерно-геологического строения основания сооружения.

      Крепостные стены Нового города – линейные сооружения XVII века. Сооружение стен продолжалось несколько десятилетий. В настоящее время они значительно деформированы, находятся в неустойчивом состоянии. Конструктивно стены – трехъярусные сооружения, состоящие из двух параллельных продольных стен: внешней ветви (от города) и внутренней ветви, которые скреплены между собой сводчатыми соединениями и сплошной стеной на нижнем уровне, а также сводчатыми перекрытиями на втором и третьем уровнях.

      Внешняя ветвь – сплошная, массивная, прорезанная бойницами, ее высота в среднем составляет 11,5 метра, ширина на первом ярусе – от 2,0 до 2,5 метра, на третьем – 1,4 метра.

      Внутренняя ветвь состоит из трех ярусов. Нижний – сплошной, высотой до 4,5 метра; второй – арочный, высотой 3,5 метра, ширина арок по низу изменяется от 4 до 4,5 метра, ширина простенков – 2,5 метра. Выше, в пределах третьего яруса, на стене установлены колонны из кирпича высотой 3 метра, с поперечным сечением в плане 1,1 х 1,1 метра.

      Отмечена структурная неоднородность крепостных стен, обусловленная разной толщиной внешней ветви стены в нижнем ярусе. У Казанской башни, где стена расширена контрфорсом, ее толщина составляет 2,5 метра, у Вологодской башни – 2,1 метра. Толщина внутренней ветви также меняется от 0,8 до 1,1 метра. Ширина шага арок по второму ярусу меняется от 3,8 до 4,5 метра, также неодинакова и ширина стены по ярусам.

      Такого рода конструктивная неоднородность приводит к разным величинам нагрузки на основания. Так, нагрузка на грунты основания внешней ветви стены немногим больше 2 кГс/см2, нагрузка от внутренней ветви не превышает 1,4 кГс/см2.

      Зафиксированы следующие основные виды деформаций на прясле стены от Кузнечной до Вологодской башни. В центральной части прясла наблюдается сквозной вертикальный разрыв шириной до 0,1 метра, с небольшим относительным смещением участков стен относительно друг друга вниз и в сторону на 0,02 – 0,03 метра. На участках примыкания крепостных стен к Вологодской башне, на расстоянии нескольких метров от башни, прослеживаются крупные вертикальные трещины с шириной раскрытия до 0,02 метра.

      Деформации тела стены внутренней ветви имеют часто характер горизонтальных трещин в столбах арочных проемов и вертикальных трещин, направленных через дверные проемы. Трещины меньшей ширины раскрытия, чем в стене внешней ветви, но их больше.

      На всем протяжении прясел, на втором и третьем ярусах, широко развиты продольные деформации гульбища. Наблюдаются продольные трещины в полу гульбища с шириной раскрытия 0,01 – 0,03 метра, на некоторых участках прослеживаются трещины в непосредственной близости от внешней ветви, показывающие ее отрыв от гульбища. Отмечены сводовые деформации с разрывом кованых связей, выходом деревянных балок из гнезд на втором и третьем ярусах. На первом ярусе в сводах камер наблюдаются также трещины с раскрытием 0,04 – 0,05 метра. Трещины часто имеют ступенчатый характер.

      Практически на всем протяжении прясла зафиксированы деформации, связанные с образованием ниш между валунным фундаментом и телом стены. Высота ниш достигает 20 – 40 сантиметров, протяженность на отдельных участках достигает 20 метров.

      Все наблюдаемые деформации «живые», стенные маяки, установленные на трещинах летом, к декабрю были разорваны. Об этом свидетельствуют трещины в цементных стяжках, новой кирпичной кладке, которые появились после проведения ремонтно-реставрационных работ на гульбищах стен. Конструкция фундаментов стен изучалась с помощью шурфов, позволивших установить, что фундаменты – валунные, основание фундаментов во многих случаях усилено деревянными сваями.

      В 2000 – 2001 годах были сделаны шурфы вблизи одной из самых крупных трещин крепостной стены. При проходке шурфа у внешней ветви крепостной стены были обнаружены неизвестные конструкции сооружения XVI века – угловой башни Ивановского монастыря (Наугольной), о существовании которой упоминается в литературных источниках. Это позволяет дать характеристику фундаментов крепостной стены в месте сочленения стены Нового города и Ивановского монастыря.

      Вскрытая конструкция представляет собой фрагменты северо-восточной и юго-восточной стен башни XVI века, уходящих в стену XVII века. Ширина вскрытой северо-восточной стены – 2,54 метра, юго-восточной – 0,95 метра. Сохранившиеся фрагменты стены и фундаменты «уходят» в конструкцию стены Нового города. Восточная стена башни полностью не вскрывалась, а была прозондирована по верхнему ряду кирпичной кладки. Ее длина составила 5,7 метра.

      Вскрытый фрагмент конструкции представляет собой угловую часть сооружения XVI века. Фрагмент конструкции специально не разрушался строителями, а был засыпан, ему, видимо, предназначалась роль усиливающего элемента в основании стены. Во время раскопа проводилась нивелировка сохранившихся конструкций.

      У северо-восточной стены башни вскрыты 9 рядов кирпичной кладки с сильно разрушенным цоколем и валунный фундамент. Кирпичная кладка сохранилась неравномерно. У самого сочленения двух конструкций толщина кладки составляет 9 кирпичей и она «уходит» в стену XVII века. От стены мощность кирпичной кладки ступенчато уменьшается (насчитывается четыре ступени), и у края башни сохраняется пятирядная кладка с цоколем. Кирпичный цоколь выступает от стены на 20 сантиметров – полностью на один кирпич. Сохранность кирпичной кладки различная. В целом внутри стены – хорошая, но верхний ряд кирпичей разрушен, в некоторых случаях до щебня, цоколь разрушен практически полностью, за исключением нескольких кирпичей. Также наблюдается характерное разрушение угловой части башни и цоколя вглубь на два кирпича с образованием проема в виде трехгранной призмы. Необходимо отметить, что наблюдается незначительный изгиб кирпичной кладки с выпуклостью посередине стены.

      Юго-восточная сторона вскрывается на ширину 0,95 метра, здесь сохранились четыре ряда кирпичной кладки, нижний из которых практически полностью разрушен.

      Валунный фундамент XVI века хорошо фиксируется у северо-восточной стены башни, фундамент юго-восточной стены заложен более поздним фундаментом XVII века. Фундамент башни четырехрядный, выступает от вертикали стены на 20 – 25 сантиметров. Валуны некрупные, размером 10 – 20 сантиметров, редко – до 30 сантиметров, забутованы грунтом. Фундаменты залегают на глубине 0,8 – 0,9 метра от поверхности земли. В центральной части фундамента наблюдается выпучивание валунов к поверхности.

      В основании фундамента на расстоянии от внешнего края на 40 сантиметров вскрыт ряд свай (четыре сваи). Глубина вскрытия свай составляет 30 сантиметров, диаметром сваи – 17 – 20 сантиметров, ширина шага – 25 – 30 – 45 сантиметров. Верхушки свай полностью деструктированы на глубину 20 сантиметров от подошвы фундамента, оставшаяся часть легко протыкается ножом.

      Около угловой части башни вскрыта кирпичная прикладка шириной в один кирпич неустановленного назначения, она располагается на глубине 0,7 метра от поверхности земли, на уровне ниже верхнего слоя валунов фундамента XVI века, имеет характер кирпичной стенки, ступенчатообразно разрушенной (обнаружены три ступени), вскрытая мощность ее – 0,5 метра.

      Фундамент внешней ветви стены XVII века со стороны Вологодской башни прислонен к ныне засыпанной северо-восточной стене башни XVI века, лежит на кирпичном цоколе и на валунном фундаменте стены Фундамент валунный, пятирядный. Верхний валун (цокольный) размером 80 х 40 сантиметров выступает на поверхность земли на 20 сантиметров, вмурован в кирпичную стену и выступает из-под стены на 40 сантиметров. От подошвы верхнего валуна прослеживается четыре ряда валунов неправильной формы размером 20 х 30 сантиметров, забутованных грунтом. Мощность валунной кладки от подошвы верхнего валуна составляет 1,2 метра, общая глубина фундамента от верха цокольного валуна – 1,6 метра. В основании фундамента залегает насыпной песчаный грунт, в котором сваи не сохранились.

      Со стороны Кузнечной башни сочленение конструкций носит другой характер. Фундамент XVII века расширен от тела стены на 0,8 – 1,0 метра, его глубина изменяется от 2,0 метра (у края шурфа) до 1,35 метра (у башни). Подошва фундамента стены XVII века находится ниже подошвы фундамента башни и представляет своего рода «обойму» для более старого фундамента. Сваи в основании тоже не обнаружены. Подобная разница в строении примыканий подтверждает разновременность сооружения участков стены. Очевидно, сначала был построен участок стены Нового города от Вологодской башни к башне XVI века, а потом был сооружен участок стены до Кузнечной башни, и, таким образом, башня оказалась встроенной в тело стены.

      Примыкание стены XVI века Ивановского монастыря к стене XVII века было вскрыто шурфом 55. Были вскрыты фундаменты двух разновозрастных конструкций, залегающие на разных глубинах.

      Стена XVI века заглублена в грунт на глубину 1,25 метра от современной дневной поверхности у места сочленения стен до 1,0 метра у края шурфа. Кирпич влажный, наблюдается развитие полосы зеленого мха на границе дневной поверхности. Состояние кладки удовлетворительное, в некоторых случаях отмечается разрушение кирпича на 1/4 часть. В нижней части стены вскрыты остатки кирпичного цоколя, выступающего из-под стены на 10 сантиметров, толщина цоколя – 1 кирпич.

      Фундамент стены – валунный, внешняя стенка – вертикальная, заподлицо с кирпичной стеной. Мощность фундамента – 0,55 – 0,60 метра. Валуны небольшие по размеру, 10 – 20 сантиметров, забутованы грунтом. Под фундаментом вскрыто свайное основание – три сваи. Две сваи – вплотную друг к другу, третья – на расстоянии 0,8 метра. Сваи заглублены под фундамент от края на 35 сантиметров. Мощность вскрытия свай – 40 сантиметров. Верхушка сваи – рыхляк на 10 сантиметров от подошвы фундамента, ниже более плотные слои – нож входит на 4 – 5 сантиметров в тело сваи.

      Валунный фундамент стены XVII века вскрыт с поверхности на глубину 1,55 метра. Он прислонен к стене XVI века и залегает выше фундамента XVI века на 1,25 метра, имеет 6 рядов. Валуны – разномерные, от 10 до 40 сантиметров в диаметре. Фундамент имеет вертикальную боковую стенку, выступающую от кирпичной стены на полвалуна (10 – 15 сантиметров). В подошве фундамента, на расстоянии 40 сантиметров от примыкания, вскрыта свая диаметром 20 сантиметров. Глубина вскрытия сваи – 20 сантиметров, верх сваи (5 сантиметров) деструктирован, полностью протыкается ножом, ниже сохранность лучше (нож протыкает на 5 сантиметров).

      Таким образом, исследование шурфами показало следующее:

      1. Обнаружен неизвестный фрагмент конструкции сооружения XVI века, по всей вероятности, угловой башни Ивановского монастыря.

      2. Строители Нового города использовали более старые конструкции как усиливающий элемент – фундамент стены XVII века частично опирается на фундамент XVI века, но это и привело к крупнейшей структурной деформации стены.

      3. Установлены размеры и конструкция фундаментов сооружений. Выяснено, что фундамент стены Нового города со стороны Вологодской башни был заложен выше, а со стороны Кузнечной башни – ниже фундаментов конструкций XVI века, что связано как с разным временем строительства этих участков стен, так и изменением уровня дневной поверхности и рельефа территории.

      4. Скрытые конструкции башни и крепостной стены Ивановского монастыря можно проследить в теле стены XVII века.

      Прием использования старых конструкций при строительстве новых сооружений как усиливающего элемента мог быть применен и на других участках крепостных стен, что дает возможность определить по характеру деформации наличие скрытых конструкций.

      Во время изучения конструкции фундаментов другими шурфами по пряслу было установлено следующее:

      1) разное строение валунных фундаментов на отдельных участках прясел;

      2) неодинаковая мощность фундаментов по длине прясла внешней ветви (от 1,1 до 2,0 метра) и внутренней ветви стен (1,2 – 1,55 метра);

      3) неодинаковая мощность фундаментов внешней, внутренней и поперечной стен по поперечным сечениям (разница в мощности фундаментов может достигать 1,0 метра);

      4) неодинаковая подготовка оснований фундаментов (наличие или отсутствие свай, дополнительная подсыпка грунта) как по длине прясла, так и в поперечном сечении;

      5) в некоторых случаях – разновременность возведения конструкций внешней и внутренней ветвей стен.

      Было установлено, что ни по одному из поперечных, а также продольных профилей не прослеживаются одинаковые значения глубин заложения фундаментов стен, стандартность инженерной подготовки основания. Несомненно, строители прошлого учитывали разную нагрузку на фундамент от стен внешней, внутренней, поперечной ветвей, и если неоднородность в поперечнике может быть объяснена этим, то разная мощность фундамента вдоль по пряслу может быть объяснена как инженерно-геологическими условиями основания, так и субъективными факторами. Особое недоумение вызывает разная подготовка основания при заложении фундаментов на торфах: в одном случае (шурф 11) торфяную толщу прорезывают отлично сохранившиеся сваи, в другом (шурф 49) на слое торфа, кроме песчаной подсыпки мощностью 20 сантиметров, никаких свай встречено не было.


Сочленение юго-восточной башни XVI в. и фундамента стены Нового города	Открытый фрагмент северо-восточной башни XVI в.	Напрестольное Евангелие. Оклад XV - XVI вв.	Лампада XVII в. Фотографии к статье Е. Г. Щуриной

Фрагмент лампады XVII в. Фотографии к статье Е. Г. Щуриной	Скатерть - "столешник". Середина 1920-х гг. Фотографии к статье Л. Л. Петровой	Женский будничный костюм. Сарафан из кубовой набойки. I четв. XX в. Фотографии к статье Л. Л. Петровой	I. Последовательность исполнения цветочных розеток: 1) подмалевки; 2) оживки; 3) приписки Фотографии к статье Л. Л. Петровой, И. В. Лужинской

II. Последовательность написания усика-"раскрутки" и узкого листа III. Последовательность написания листа с "рожком" IV. Последовательность написания колокольчика и бутона V. Последовательность написания четырехлепестковой розетки и ягодки Фотографии к статье Л. Л. Петровой, И. В. Лужинской	VI. Подмалевки VII. Композиции: 1,2 - вьющийся стебель с ягодками; 3 - роспись прямоугольного панно Фотографии к статье Л. Л. Петровой, И. В. Лужинской	Офрис насекомоносная Фотографии к статье А. В. Паланова, Т. А. Сусловой	Башмачок крапчатый Фотографии к статье А. В. Паланова, Т. А. Сусловой

      Кроме этого, обнаружился интересный момент в технологии возведения сооружений: стены внешней и внутренней ветвей возводились в некоторых случаях неодновременно. Доказательством тому служит отсутствие «перевязи» фундаментов и стен внешней и поперечной ветви, их «приставление» друг к другу.

      Проведенные исследования показали сложность и неодинаковость строения фундаментов крепостных стен. Изначальная хрупкость конструкции сооружения сыграла значительную роль в развитии деформаций, которые прослеживаются во всех элементах конструкции, но не меньшую роль играет и неоднородность строения геологической среды на этом участке.

      Анализ полученной информации позволил выявить следующие группы причин, определяющих в своей совокупности развитие основных деформаций.

      Прежде всего это конструктивные, инженерно-геологические и эволюционные изменения природно-технической системы «крепостные стены – геологическая среда», которые в комплексе привели к неустановившемуся режиму функционирования сооружения.

      Крупнейшая структурная деформация в теле стены (вертикальный разрыв прясла стены между Вологодской и Кузнечной башнями шириной 5 – 10 сантиметров и смещением по ней до 10 сантиметров, который прослеживается до высоты 8 метров) связана с конструктивными особенностями стен, построенных в разное время. Выяснилось, что при строительстве в XVII веке стен Нового города были использованы фундаменты крепостной стены и угловой башни XVI века. Разрыв стены обусловлен сочленением двух конструкций фундаментов, которые работают в разных режимах.

      Использование старых фундаментов для возведения на них новых надземных элементов памятников архитектуры – прием, который довольно часто применялся старыми мастерами при восстановлении утраченных сооружений и был оправдан, поскольку через сохранившееся фундаменты передавались напряжения на уплотненные предыдущими постройками грунты основания. Однако связанные с этими работами пристройки новых сооружений были сопряжены с использованием грунтов, не входивших ранее во взаимодействие с нагрузками от построек. Возникающая при этом разновременность в передаче нагрузок на грунты основания от вновь созданных исторических построек обуславливала развитие деформаций в их несущих конструкциях.

      Подобная разновременность, исчисляемая иногда десятками и даже сотнями лет, легко объяснима, поскольку любое историческое сооружение имеет, как правило, несколько этапов строительства. Однако часто при проведении инженерно-геологической диагностики деформаций, возникающих на стыке разновременных построек, которые опираются на старые фундаменты, обычно принимают за деформации, связанные с осадками либо из-за неоднородности основания, либо за счет проходящих в основании инженерно-геологических процессов, так как часто они тоже присутствуют на этом сооружении.

      С конструктивными особенностями сооружения связаны многие другие деформации крепостных стен. В частности, продольные деформации гульбища объясняются тем, что после возведения прясел более тяжелая внешняя ветвь дала осадку, значительно превышающую осадку внутренней стены, она как бы оттянула на себя внутреннюю стену. Следствием этого явились разрывы связей в сводах, их растрескивание, наклон внутренней стены и особенно колонн в сторону внешней стены. Разрывы связей, а затем разрушение сводчатых соединений привели к резкому снижению конструктивной прочности. В настоящее время обе стены функционируют в самостоятельных режимах, что подтверждается деформациями на сводах. Общая хрупкость конструкции усугубилась многочисленными конструктивными особенностями, возникшими в процессе строительства.

      Деформации, имеющие своей причиной инженерно-геологические особенности строения сферы взаимодействия прясел, можно разделить на три большие группы:

      1) деформации, связанные с неравномерной осадкой в связи с литологической неоднородностью в основании внешней, внутренней, поперечной ветвей, встречаются на центральном участке прясла, где в основании внутренней ветви залегает торф, – сильно сжимаемые биогенные отложения, а в основании внешней ветви – отложения ледникового генезиса, пески и суглинки, показатели сжимаемости которых во многом отличаются от показателей сжимаемости торфа;

      2) деформации, связанные с развитием процесса криогенного пучения в грунтах, являются причиной формирования глубоких ниш между валунным фундаментом и стеной. Зависание основания стен над фундаментами на ряде участков прясла связано с вытеснением валунов валунного фундамента (их выпучиванием) в сторону (ширина зависшей части стены составляет 0,8 – 1,0 метра, длина участков составляет 20 – 25 метров) – результат развития процесса криогенного пучения грунтов в связи с неравномерным промерзанием грунтов в основании стен. На внешней ветви стены наблюдается образование горизонтальной трещины отрыва и происходит смещение значительной части стены, что связано опять же с развитием этого процесса. Механизм формирования деформаций данного вида неоднократно описывался нами ранее;

      3) деформации, связанные со снижением несущей способности грунтов в результате разрушения свай в основании и с тем, что в процессе функционирования природно-технической системы «крепостные стены – геологическая среда» произошла трансформация свайного основания из элемента фундамента в элемент сферы взаимодействия, ослабленный полостями-«стаканами». Развитие подобных деформаций происходит на участках прясла, где существуют условия для формирования свайных стаканов (у Вологодской башни они уже сформированы и обнаружены нами в процессе производства работ).

      Таким образом, в результате проведенных работ нами уточнены причины возникновения деформаций в пряслах крепостных стен, а диагностирование крупнейшей структурной деформации привело к открытию сохранившегося фрагмента постройки XVI века. Следующим этапом работы должны стать четкое оконтуривание участков развития деформаций различного генезиса для принятия проектных решений, детальное изучение неизвестного фрагмента XVI века и раскрытие его внутри крепостной стены, а также изучение характерных деформаций с целью выявления неизвестных конструкций XVI века. Детальное изучение строения сферы взаимодействия крепостных стен и геологической среды позволит принять адекватные решения по усилению фундаментов сооружения, а прекращение деформаций конструкций и реставрация крепостных стен позволит включить в демонстрационный показ все крепостные сооружения Кирилло-Белозерского монастыря.

      ЛИТЕРАТУРА

      1. Исследование инженерно-геологических причин деформаций и физико-химического состояния памятников архитектуры Кирилло-Белозерского музея-заповедника. Отчет о НИР. (МГРИ, 1988).

      2. Исследование инженерно-геологических причин деформаций памятников архитектуры Кирилло-Белозерского музея-заповедника. Отчет о НИР. (МГРИ, 1989).

      3. Инженерно-геологическое изучение грунтов основания и оценка режима функционирования памятников Кирилло-Белозерского монастыря. Отчет о НИР. (МГГА, 2000).

      4. Кизевальтер Д. С, Рыжова А. А. Основы четвертичной геологии. М., 1985.

      5. Кирпичников А. Н., Xлопин И. Н. Великая государева крепость. Л., 1972.

      6. Невечеря В. А, Пашкин Е. М, Подборская В. О. Исследование влияния криогенного пучения на устойчивость памятников архитектуры Русского Севера // Инженерная геология. 1991. № 6. С. 134 – 144.

      7. Невечеря В. Л, Подборская В. О., Куликов СБ., Ровенский Г. Н. Концепция инженерной реставрации крепостных стен и башен Кирилло-Белозерского монастыря // Тез. докл. науч. конф. (МГГА, 1999).

      8. Пашкин Е. М., Кувшинников В. м!, Никифоров Л А, Пономарев В. В. Природа формирования дефицита несущей способности и специфика инженерной защиты памятников архитектуры // Геоэкология. 1996. №4.

      9. Пашкин Е. М. Инженерно-геологическая диагностика деформаций памятников архитектуры. М., 1998.

      10. Пашкин Е. М., Подборская В. О., Назаренко А В. Причины деформации крепостных стен Кирилло-Белозерского монастыря: анализ, факты, гипотезы // Геология и разведка. 2001. № 1.

      Судьба ризницы Кирилло-Белозерского монастыря, представление о которой дают сохранившиеся описи 1601 и 1668 годов [1], может служить предметом специального исследования, в рамках более широкой темы [2]. Отдельные, наиболее примечательные предметы монастырского собрания уже обращали на себя внимание историков искусства, в том числе и рассматриваемый нами оклад. Однако он интересовал писавших о нем авторов скорее попутно.

      Историография памятника невелика. О нем упомянул Г. В. Попов в связи с окладом Евангелия из Николо-Песношского монастыря, как о имеющем типологически близкую фигуру Христа на троне [3]. Т. В. Николаева в своем исследовании о прикладном искусстве Московской Руси привела следующую характеристику изделия: «Литые фигурки XV века деисуса и святых были использованы при украшении оклада Евангелия начала XVI века, происходящего из Кирилло-Белозерского монастыря. Они отличаются особым изяществом, вытянутыми пропорциями, тонкой разделкой лиц и одежд. Этими особенностями они больше соответствуют эпохе Дионисия, то есть последней четверти XV века» [4]. И далее перечислены эти литые изображения, закрепленные на серебряном гравированном поле, а также указано на упоминание Евангелия в Описной книге 1668 года [5]. В очерках о Кирилло-Белозерском монастыре отмечено: «Оклад разновременен. Литые фигурки поясного деисуса, Знамение с архангелами, второй деисус, а также расположенные ниже изображения святых специалисты датируют XV веком и усматривают в них стилистическую связь с окладом известного ковчега радонежских князей начала XV века из Загорского историко-художественного музея-заповедника. К более позднему времени относятся литые изображения евангелистов. Эта работа лишена тонкости и изящества фигур более ранних частей оклада» [6].

      Евангелие, как было сказано, упомянуто в Описной книге 1668 года при описании ризницы [7]. Но оно легко опознается и в Описи 1601 года, где сказано: «Евангелье, писмо Исака Собакина, оболчено камкою таусинною. Цка серебряна кована, на ней резь. Образ Спасов да образ Пречистыя Богородицы, и евангелисты, и святые литые серебрены, золочены. А в нем евангелисты, и заставки, и главы писаны золотом твореным» (РНБ, Кир.-Бел. 71/ 1310. Л. 299) [8]. Комментаторы констатируют, что «местонахождение рукописи и время появления ее в Кирилловом монастыре неизвестно», и далее выдвигают предположения о том, что Евангелие (К 158) могло быть создано Исааком Собакой во время его пребывания в Кириллове на рубеже XV – XVI веков либо прислано из Москвы между 1539 – 1548 годами. Они же указывают на три рукописных лицевых Евангелия, в создании которых принимал участие Исаак Собака: Евангелие 1507 года, Евангелие Бирева и Евангелие 1539 – 1542 годов, переписанное в Чудовом монастыре для Иоасафа Скрипицына, и, наконец, высказывают предположение о том, что это, возможно, и есть Евангелие из ризницы Кирилло-Белозерского монастыря [9]. Заключение, на наш взгляд, вполне справедливое, и оно может найти свое подтверждение в некоторой дополнительной аргументации.

      Упомянутое в описи 1601 года Евангелие соответствует лицевой рукописи, хранящейся в филиале Государственного Исторического музея – Покровском соборе (инв. № 103799/2), куда она поступила в 1924 году как дар частного лица, в переплете XVIII века [10]. Особо надо отметить то обстоятельство, что переплетенные листы – 1760-х годов, а на доски переплета приклеены листы бумаги со скорописными записями XVIII века, в которых встречается дата – 1749 год. Важным является и наблюдение, согласно которому книга какое-то время находилась в расшитом виде [11]. Размер листов Евангелия – 28,0 х 18,3 сантиметра, а существующего оклада с укрепленными на его серебряной пластине литыми фигурками – 32,5 х 21,4 сантиметра, и это подтверждает их первоначальную связь. Рукопись содержит 408 листов, первый лист с текстом утрачен. В настоящее время в оклад заключено Евангелие московской синодальной печати 1745 года, имеющее 457 листов [12]. На оборотной стороне последнего листа внизу скорописью обозначено имя Ивана Иванова – скорее всего, владельческая подпись. Эти факты свидетельствуют о том, что подмена рукописи печатной книгой осуществлена в Кирилло-Белозерском монастыре не ранее конца 1740-х и не позднее начала 1760-х годов, следовательно, при архимандрите Вавиле (1734 – 1761 гг.).

      По записи, сообщающей, что «написася сие святое Евангелие преосвященному митрополиту Иоасафу, рукою многогрешного инока Исаака» (л. 367 об.), установлено выполнение рукописи известным каллиграфом Исааком Собакой, сотрудничавшим с Максимом Греком и отождествляемым с Исааком Биревым, осужденным на соборе 1531 года и освобожденным от наказания сменившим Даниила на московской митрополичьей кафедре Иоасафом Скрипицыным [13]. Именно он возвратил инока Исаака в Москву, рукоположил его в священный сан и поставил архимандритом Симонова монастыря. Поскольку писец называет себя иноком, казалось бы, рукопись логичнее датировать 1539 – 1540 годами, но этому противоречат филиграни бумаги: даже если их датировка не является абсолютной, скорее, приходится предполагать выполнение около 1542 года. По-видимому, тогда же в Москве по заказу митрополита Иоасафа был изготовлен существующий серебряный оклад. Обращает на себя внимание сходство помещенных наугольников с изображениями евангелистов, украшающих оклад Евангелия Ивана Попова новгородца в Троице-Сергиевом монастыре, датированный 1527 годом [14]. Как известно, Иоасаф Скрипицын был там игуменом с 1529 года до своего рукоположения в митрополита в феврале 1539 года. Вероятно, с этим связано изготовление оклада еще одного Евангелия, с такими же наугольниками, оказавшегося также взятым с собой Иоасафом в Кирилло-Белозерский монастырь, куда он был сослан в 1542 году и где прожил до 1547 года. Интересующее нас Евангелие письма Исаака Собаки, в серебряном окладе, опись 1601 года застала в монастырской ризнице.

      В настоящее время дощатые крышки переплета Евангелия покрыты уже не «камкою таусинною», отмеченною в описи 1601 года, а синим бархатом и снабжены гладкими коваными медными посеребренными застежками. На нижней крышке укреплена крестовидная серебряная позолоченная розетка с «умбоном» посредине, украшенная резным растительным узором в виде завитого в спирали стебля размером 6,8 х 7,1 сантиметра. На верхнем и нижнем углах – выполненные одновременно со средником серебряные позолоченные угольники соответственно размерами 5,5 х 5,5 и 5,2 х 5,4 сантиметра, контур которых имеет сходство со стилизованным изображением птицы с распростертыми крыльями. Поверхность их заполняют растительные побеги с остролистниками и трилистниками на концах, выполненные гравировкой, с круглыми рельефными выступами в центре. Эти серебряные «жуки» стилистически отдаленно схожи со средником нижней крышки Христофорова Евангелия, оклад которого реставрирован в 1533 году [15].

      Рассматриваемое Евангелие, о серебряном окладе которого пойдет речь, значится и в более поздних описях Кирилло-Белозерского монастыря и унаследовавшего часть его ризницы музея, о чем свидетельствуют проставленные на форзаце книги разновременные инвентарные номера [16]. Оклад явно подвергался каким-то переделкам: на это указывают отверстия на серебряной пластине – следы крепления позже утраченных рельефных накладок вдоль боковых краев.

      Серебряный оклад: иконография и стиль

      В декоративном оформлении переплета Евангелия из собрания Кирилло-Белозерского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника основным элементом является покрывающая верхнюю крышку серебряная пластина с укрепленными на ее плоскости в определенном порядке серебряными же накладками. Это выполненные в технике художественного литья угольники, фигуры и полуфигуры Христа, Богоматери, святых. Серебряная позолоченная пластина, обрамленная по контуру рельефным узким трубчатым валиком, сплошь заполнена гравированным растительным узором с мотивом стебля с плавно изогнутыми отростками, оканчивающимися трилистниками, который выделяется гладью на заштрихованном параллельно нанесенными косыми линиями фоне. Похоже, что укрепленные ныне серебряные наугольники с рельефными изображениями сидящих евангелистов не принадлежат к элементам первоначального убранства, на что указывает уже несовпадение их размеров и контура местам, оставленным без гравировки в соответствии с предусмотренными наугольниками иного абриса и большими по величине. На наличие иных наугольников указывают отверстия от штифтов. Нынешние наугольники идентичны не только троице-сергиевскому окладу Евангелия 1527 года Ивана Попова новгородца, но и окладу Евангелия из Кирилло-Белозерского монастыря с помещенным в центре крупным рельефным изображением Спаса на престоле [17]. Весьма вероятно, что его следует отождествлять с Евангелием, находившимся в 1601 году на престоле построенной в 1554 году церкви князя Владимира [18]. Появились они, скорее всего, при реставрации оклада, заменив утраченные. Пластина с гравированным узором местами порвана, со следами чинок. Общий характер орнаментики типологически напоминает украшения венецианских изданий Альда Мануция начала XVI века, а также русских рукописей того же времени, стилизованных в духе Ренессанса [19].

      Схема расположения серебряных рельефных литых фигур и полуфигур на пластине оклада отчасти напоминает иконостас, и поэтому логичнее начать описание изображений с помещенной в центре и выделяющейся своими размерами деисусной композиции.

      Посредине находится изображение Спаса на престоле, размером 8,5 х 4,6 сантиметра, высота рельефа – 0,4 сантиметра. Оно воспроизводит иконописный образец второй половины XV века, аналогичный встречающимся в искусстве Новгорода [20]. Правой рукой Христос благословляет, в левой держит Евангелие, раскрытое на тексте: РЕЧЕ/ГЬ СВ/ОИМ//Ъ У/ЧЕНИ/КОМ. Престол с высокою округло вырезанною спинкою, с сильным наклоном вправо. Ноги сидящего на нем Христа почти соединенными ступнями опираются на прямоугольное подножие. Рельеф имеет грубоватую обработку, особенно заметно проявляющуюся в передаче лица, окруженного нимбом в форме сдавленной окружности, с гравированными крестовидным делением и буквенными обозначениями, обычными для изображений Спаса. К трону на уровне плеч Христа прикреплены круглые медальоны диаметром 1,1 сантиметра с обронными его монограммами на штрихованном фоне. Указанная иконографическая формула (традиция) в русской металлопластике XV века представлена образцами как московского, так и новгородского происхождения, обнаруживающими между собой некоторые различия, касающиеся главным образом типологии трона. В этом ряду хронологически наиболее ранней оказывается литая накладная фигура серебряного ковчега-мощевика радонежских князей, датируемого 1420 годами [21]. Ее можно рассматривать как реальный прототип детали кирилло-белозерского оклада, несмотря на то, что она отличается более изысканными пропорциями. Серебряная золоченая басменная цата с литыми фигурами деисуса XV века на иконе Богоматери Одигитрии – вклад старца Феодосия Кучецкого в Троице-Сергиев монастырь [22] – более ремесленной работы. Соответственно интерпретирована и деисусная композиция с заметно распластанным по горизонтали изображением Спаса на престоле. Затем надо указать на гравированное изображение Спаса на престоле в окружении небесных сил на лицевой стороне передней створки круглой серебряной золоченой панагии 1470-х годов из ризницы Троице-Сергиевой лавры (вклад М. Н. Мирославичевой) [23]. Оно весьма напоминает иконную прорись. Явными диспропорциями выдается басменная серебряная фигура на крышке новгородской ставротеки конца XV – начала XVI века, прежде относимой к более раннему времени [24]. Наконец, должна быть здесь упомянута литая центральная фигура деисусного ряда крышки кадила 1469 года из Николо-Песношского монастыря, изготовленной в первой четверти XVI века [25]. Хотя последнее изготовлено по иной модели и соответственно имеет ряд отличающихся деталей, в целом его можно рассматривать как наиболее близкое описываемому.

      Центральная деисусная композиция оклада Евангелия, кроме Спаса на престоле, включает изображения попарно стоящих по сторонам Богоматери и Иоанна Предтечи, апостолов Петра и Павла, то есть без архангелов Михаила и Гавриила, обычно занимающих место между первой и второй парами фигур. Можно было бы заметить, что учтено включение их образов в вышерасположенный ряд, где архангелы предстоят Богоматери Воплощение. Однако вверху, над этим рядом, находится еще один деисус – трехфигурный, поясной, и, похоже, архангелы должны были входить именно в его состав: об этом свидетельствуют их размеры и манера исполнения.

      Состав центрального деисуса кажется собранным из разнохарактерных фигур; однако первое впечатление об их разновременности удается преодолеть, обнаружив, что дело, скорее всего, в использовании различных моделей. Их унификация в процессе включения в единую композицию оказалась ювелиру явно не по силам, и он не нашел для себя более приемлемого выхода, как «наростить» одни фигуры (Богоматери и апостола Петра) за счет геометризованной, покрытой штриховкой плоскости и «срезать» нижнюю часть изображения апостола Павла. В результате все они оказались без ступней, за исключением Иоанна Предтечи.

      Выделение размерами изображения Спаса на престоле не вызывает удивления, поскольку в этом можно усматривать смысловую закономерность. Остальные четыре фигуры в порядке их расположения слева направо имеют следующие размеры: 5,3 х 1,1; 5,3 х 1,3; 5,3 х 1,4; 5,2 х 2,0 сантиметра. Первые две при этом кажутся несколько выше, поскольку они с маленькими головами и расположением всех иных деталей, более уместным для меньших по размерам изображений. Все это достаточно выразительно оттеняют расположенные справа фигуры, особенно крупноголовая апостола Павла, трактованная с грубоватой выразительностью. На ее примере можно отчетливо проследить приемы адаптации элитарного образца, оказавшегося трудным для московского ремесленника в плане его адекватного воспроизведения. Правда, отмеченные погрешности становятся заметными лишь при внимательном детальном рассмотрении, практически исключавшемся в богослужебном обиходе, для которого предназначено Евангелие.

      Остальные литые фигуры (поясные) расположены в четыре ряда (по два выше и ниже центрального деисуса) в следующем порядке:

      1) деисус (собственно его центральная часть – полуфигуры Спаса, Богоматери и Иоанна Предтечи), при размерах: 2,5 х 1,8; 2,5 х 1,7; 2,5 х 1,7 сантиметра;

      2) Богоматерь Воплощение (3,1 х 2,5 сантиметра) между архангелами Михаилом (2,5 х 2,0 сантиметра) и Гавриилом (2,5 х 2,1 сантиметра);

      3) святители Никола (2,7 х 1,7 сантиметра), Василий Великий (2,7 х 1,8 сантиметра), бессребреники Козьма (2,5 х 1,6 сантиметра) и Дамиан (2,5 х 1,6 сантиметра); 4) святой Иоанн (2,5 х 1,5 сантиметра), святители Григорий Богослов (2,6 х 1,7 сантиметра) и Василий (2,5 х 1,9 сантиметра). Становится очевидным, что это единый цикл изображений, к которому добавлена выделяющаяся размерами полуфигура Богоматери Воплощение и в котором можно обнаружить два изображения нижнего ряда (крайние), отлитые по тем же моделям, что и помещенные в третьем две средние (Василий Великий и Козьма). Таким образом, изображение бессребреника Иоанна, обычно представляемого вместе с Киром, в типологическом отношении идентичное Козьме, не в одеждах воина, как его предписывает изображать иконописный подлинник. Изображение Василия Великого повторено буквально, но в сопроводительной надписи вместо ВАСИЛЕИ (в первом случае), стоит ВАСIЛЕI. С учетом отмеченных случаев в состав выделяемого цикла могут быть включены всего десять полуфигур. Их состав обусловлен, скорее всего, наличием определенных моделей в реквизите ювелира, но в то же время его никак нельзя назвать случайным; возможно, в этот ряд входили и полуфигуры апостолов Петра и Павла, замыкавшие деисусную композицию, но повторять их изображения не было необходимости.

      Реконструируемый полуфигурный цикл, включавший деисус и прямо-личные изображения избранных святых, стилистически однороден, выполнен в одной индивидуальной манере – с линейной трактовкой складок одежд, хорошей моделировкой лиц (особенно с учетом миниатюрных размеров) и с орнаментальной рельефной разделкой нимбов. Иконографические особенности и общая стилистическая характеристика указывают на конец XV – первую четверть XVI века. Предназначен был этот цикл, скорее всего, для рамки серебряного оклада иконы, типологически сходного с изображением, которое украшало икону, вложенную М. В. Образцовым – сыном боярина Ивана III Василия Федоровича Образцова – в Троице-Сергиев монастырь [26]. Схема генетически связана с образцами поздне-византийской торевтики [27].

      Сопроводительные надписи расположены обычно над головами изображенных либо сбоку от их фигуры и выполнены углубленной линией, полууставом с крайне незначительным элементом скорописи. Наглядное представление о них могут дать лишь графические прорисовки, передающие особенности начертания и орфографии.

      Для того чтобы закончить описание украшающих оклад Евангелия литых серебряных накладок, следует рассмотреть шесть изображений в киотцах, по боковым сторонам, а также не принадлежащие к первоначальному убранству четыре наугольника, представляющие Иоанна Богослова с Прохором на Патмосе (5,3 х 4,3 сантиметра), евангелистов Матфея (5,4 х 4,4 сантиметра), Марка (5,4 х 4,3 сантиметра) и Луку (5,4 х 4,4 сантиметра). Последние, как было сказано, известны в нескольких экземплярах, различающихся качеством литья. Относительно представленных здесь стоит заметить, что по отношению к окладу Евангелия 1527 года нет полной идентичности, и при сохранении композиционной схемы во всех случаях обнаруживаются явные следы переработки, вследствие чего фигуры утратили легкость и стали массивными, плотно заполнившими пространство. Наконец, не меняя расположения изображений, мастер, в отличие от прототипа, евангелиста слева внизу обозначил как Марка, а справа – как Луку. Труднее решить, относятся ли к первоначальному пластическому убранству оклада киотцы с килевидными завершениями размером 3,5 х 1,7 сантиметра, с фигурами святых, поскольку их обрамление подобно отличающему наугольники. Слева размещены изображения святых – Николы, Иоанна, Димитрия, справа – Григория, Григория и Дамиана (соответственно обозначенных расположенными вверху обронными сопроводительными надписями – НИКО, ИВАНЬ, ДМИТ, ГРИГО, ГРИГО, ДЕМЬЯ). Как можно заметить, два верхних киотца изготовлены по одной модели и поэтому имеют идентичные изображения Григория Богослова, так же, как и фигура Николы, не очень стройные, но и не столь приземистые, как составляющие нижнюю пару Димитрий Солунский и бессребреник Дамиан, кажущиеся представленными почти поколенно. Фактура рельефа напоминает резьбу по дереву. Литье прорезное, оставляющее видимой основу, не заполненную в этих местах растительным орнаментом, в отличие от участков между киотцами. Эти накладки можно характеризовать как укрепленные одновременно с рядами изображений, расположенных в центральной части пластины, и не обнаруживающие по сравнению с ними стилистических отличий.

      Время изготовления оклада – около 1542 года – определяется по Евангелию, переписанному для митрополита Иоасафа Скрипицына Исааком Собакой. Некоторая разнохарактерность серебряных накладок, как было уже отмечено, объяснима использованием более ранних моделей, но никак не легких фигур ковчега радонежских князей, а, скорее, современных резьбе московского по своему происхождению каменного креста 1458 года, поставленного дьяком Степаном Бородатым в Ростове у церкви Воскресения [28]. С другой стороны, здесь сказались и особенности, характеризующие иконографию и стиль московской торевтики конца XV – первой половины XVI века. Стоит указать на серебряное кадило Благовещенского собора Московского Кремля и крышку уже упомянутого кадила 1469 года из Николо-Песношского монастыря [29]. Нельзя не заметить и стилистического сходства изображения Богоматери Воплощение и фигур святых в киотцах с соответствующими накладными литыми элементами серебряного оклада Христофорова Евангелия (из ризницы Кирилло-Белозерского монастыря), поновленного в 1533 году [30].

      Общая композиционная схема рассматриваемого серебряного оклада Евангелия подобна представленной в окладе Евангелия 1392 года боярина Федора Андреевича Кошки, но там совершенно иная иконография, отличающая как центральные изображения, так и обрамление [31]. В частности, Спас на престоле благословляет отведенной в сторону правой рукой, держа свиток в левой, как и на окладе Евангелия, датируемого концом XV – первой третью XVI века, из Николо-Песношского монастыря. Первоначальная схема оклада тоже отличалась, прежде всего отсутствием обрамления [32]. Нельзя отрицать общего стилистического сходства, свойственного произведениям одной эпохи. Однако при этом нельзя не заметить различия манер, указывающих не только на индивидуальный почерк мастеров, но и на разные художественные направления. При активном использовании моделей более раннего времени оклад Евангелия митрополита Иоасафа Скрипицына не обнаруживает столь очевидных архаизмов, которые налицо в накладках Евангелия из Николо-Песношского монастыря. И еще раз обращаясь к ковчегу-мощевику радонежских князей, приходится сказать, что его сближает с описываемым окладом преимущественно ярусный принцип расположения накладных серебряных фигур при совершенно иных составе, иконографии и стилистических отличиях: изготовление их разделено более чем столетним периодом. Правда, в том и другом случае общим является еще некоторая разностильность фигур, обусловленная необходимостью использования готовых, различных по происхождению и своему функциональному назначению образцов, механически копируемых, подвергнутых лишь самой необходимой адаптации.