Юрий Михайлович Максин родился в 1954 году. С 1980 года живет в Устюжне. Автор четырех стихотворных сборников: "Не востребованность страстей" (опубликован в первом выпуске альманаха "Устюжна"), "Журавли", "Разорванный свет", "Тихой жизни круг".
Стихи устюженского автора публиковались в центральных журналах ("Москва", "Роман-газета. XXI век", "Встреча"), в журнале "Русская провинция", а также с 1982 года - в областных газетах "Вологодский комсомолец", "Красный Север", "Русский Север".
Юрий Максин - член Союза писателей России, член Союзов журналистов России. Новые стихотворения - его подарок к юбилею любимого города.
***
Поэзия - порядок слов,
который продиктован свыше.
Его сперва поэты слышат,
потом - кто слушать их готов.
А есть еще порядок снов -
летучих, чутких откровений.
Его толкуя, ясный гений
готовит пищу для умов.
А жизнь - игра в порядок дней.
Судьба тасует яркий веер,
швыряя в топочный конвейер
тузов, шестерок, королей...
У смерти нет порядка дней.
Рой снов другому будет сниться.
Поэт - сквозь время воплотится
порядком слов в душе твоей.
***
Апрель не думал проявляться
в своей стыдливой наготе.
Уже хотелось удивляться
пыльце на верейном холсте.
Но снег лежал.
С утра морозы
переставали
скалить рот,
но в темень, в лужах
белой розой
извивы льда смыкали свод.
Шли псы по скользким гобеленам.
Машины лед давили вскок.
О, красота! Когда б нетленна
была ты.
Но приходит срок - мир предстает в грязи и сраме
и плещет жизнью через край.
Ушла зима.
В весенней драме
был ли апрель?
Но вот он - май.
РЕГУЛ*
(Регул - звезда первой величины в созвездии Льва, светимость примерно в 170 раз больше солнечной. Регул в переводе с латыни означает "князь".)
Редеет облаков летучая гряда.
А. Пушкин!
Редеет облаков летучая гряда.
В небесной полынье оттаяла звезда.
И, глядя на нее, я ощущаю зов,
как будто бы с души содвинули засов.
Морщинят лик Земли стальные провода,
по ним слова-рубли снуют туда-сюда.
На звездном языке нам не нужны слова.
Лучит моя звезда, лучит в созвездье Льва.
Когда сгустится жизнь в лиловые тона,
поднимутся враги, как липкая стена,
когда сама судьба с тоски уйдет в загул,
горит огнем звезда - не Регул, а Регу-у-ул.
Тогда еще сильней с ней ощущаю связь.
Хранит меня мой Лев, и бережет мой Князь.
***
Мне приснилась собака,
лизнула мой нос.
От жены не дождешься такого.
И по этому поводу зреет вопрос
и цепляется слово за слово.
И ругаюсь,
и пробую рифмы искать,
и ломаю ненужные перья.
На экране в углу продолжают
стрелять,
и по этому поводу - зверь я.
Ну когда вы поймете,
что надо любить,
как собака,
что в сон заходила
и лизнула лицо,
а могла укусить;
что любовь - это вечная сила.
Это наша с тобой золотая струна,
и чужим ее трогать не нужно.
И ее задевают
то он,
то она,
то ее задевают супружно.
Нам бы вспомнить, сыграть бы
в четыре руки,
на два голоса петь до услады.
Закрываю глаза, и мне лижут виски
две собаки
из райского сада...
ИСПОВЕДЬ МУХОМОРУ
Свернул
подальше от соблазнов -
в еловый лес,
в сосновый бор.
Туда,
где много
всяких-разных
грибов,
где крепкий мухомор
сперва приветил
шляпой красной,
а после
загрустил вослед,
когда обратно
всяких-разных
я нес
корзину
и пакет.
"Ах, мухомор!
Тебе, приятель,
придется
сгинуть на корню.
Ты не украсишь
чью-то скатерть,
не удивишь
ничью родню.
Но не грусти.
Тебя прекрасней
во всем лесу
не встретил я.
А что до яда,
то опасней
в руках
красивая змея.
Она ужалит
и обманет,
на всю родню
напустит мор.
И на душе
так горько станет,
что не спасет
сосновый бор".
***
Душа захотела любви,
и вспомнились юные годы -
те игры
и те хороводы,
что будят волненье
в крови.
И ты прояснилась
сквозь жизнь
с ее навороченной мутью.
Вновь сердце
почуяло высь.
И лопнули ребра
и прутья...
Не знаю, какая трава
так смертно
меня усыпляла.
Сквозь сны
вспоминались слова.
Ты ими
меня
пробуждала.
***
Лес
мою душу врачует,
виден
из окон избы.
Лесу
любовью плачу я,
листики,
иглы целую,
если иду по грибы.
Вот и сентябрь
на исходе.
Стог загрустил
на лугу.
Убрано все в огороде.
Кто ни радей
о народе,
выживем
назло врагу.
Лес
мою душу врачует,
стелет под ноги
листву.
Очи закрою
и чую - облаком чистым
лечу я
и ничего не хочу я.
Осенью
так и живу...
***
Осень сбросит
кленовый листок.
Не под ноги,
а в руки
опустит,
чтоб берег,
желтый листик
берег,
словно знак
исчезающей
грусти.
Облетает
осенняя грусть.
Дождь по веткам
и лицам
струится.
Отчего-то
взаправду
боюсь
в этом желтом
дожде
раствориться...
Не хочу улетать
в небеса,
в темноту
неземных
ощущений.
Мне в ладони
упали - слеза,
желтый листик
и дождик
осенний.
***
У каждого хотелось бы спросить,
как долог путь к отечеству знакомому;
легко ли, возвращаясь, обрести
все дорогое, что утратил смолоду?
Любая вещь сама не явит прыть -
включить ее в предметы обиходные.
Известно всем - коса должна косить.
По ней отец предсказывал погоду.
Родимый дом встречает, как музей,
где сам экскурсоводишь полуграмотно.
И взгляды восхищенные детей
обласкивают даже груду хлама.
Все в памяти слоится, как слюда.
Вблизи колодца нет уж тех черемух...
Но тот же звук шуршащая вода
воспроизводит за ударом грома.
***
Простая пища,
никакого пива.
Других соблазнов рядом
тоже нет.
На первый взгляд
здесь жизнь нетороплива -
восьмой десяток
разменял сосед.
А все румян,
а все глаза
искрятся,
копает землю,
навещает лес.
Он мог бы и до Африки
добраться,
А для чего?
И тут полно чудес.
То рыба прет,
лишь успевай вертеться.
А в сентябре
не выносить грибы.
На днях впервые
заскрипело сердце,
решил с хозяйкой
заказать гробы...
Предчувствия
иной раз
не обманут.
Сожмется время,
и придет беда.
И эта жизнь, и та -
как в воду канут
и не оставят
вечного
следа.
***
Погляди, как цветы увядают.
Но красуются гроздья рябин!
Паутинки на лицах не тают,
превращаясь в тропинки морщин.
Я люблю эти русские лица,
отразившие горечь утрат.
В небесах их тоска отразится,
в голосах, что по небу летят...
Нам немного осталось запомнить,
в сердце высветлив древнюю грусть.
Ах, какие красивые кони
уносили в отчаянный путь!
Перед самой жестокой преградой
не сломались, не сбавили бег.
Жжет мороз среди зимнего сада.
Тает воск. И закончился... век.
***
Пауки сплетают паутину,
ловят мух и жадно кровь сосут.
Наблюдаю вечную картину.
Где тут правда, где же Божий суд?
После смерти? Вряд ли остановит
Божий страх такого паука.
Выплетают, ловят, пьют и ловят...
Видно, им не выжить без греха.
***
Как суетно среди людей...
Кусает сердце безысходность.
Свивает гнезда чужеродность
на кронах родины моей.
Шумят верхи,
низы примолкли.
В очах знакомых стынет грусть.
Повсюду скалят пасти волки,
и червь сомнений точит Русь...
Когда берут за око око,
противников не примирить.
О, как сегодня одиноко!
Обида жжет,
но надо
жить.
***
Надышался воздухом медовым,
травным духом русских деревень.
Я бы позавидовал коровам,
если б не доили каждый день.
Я бы позавидовал крестьянам,
если б дали волюшкой дышать,
если б не заставили Ивана
непонятный опыт изучать.
Ну куда в Расеюшке податься?
В дымный город - тоже не ездок.
Ох, и тошно стало просыпаться
и глядеть на низкий потолок.
Как ни кинь, а всюду клин свободе.
Век ее, родимой, не видать.
Свистну, гикну да при всем народе
колесом пойду с тоски... плясать.
***
Скоро станем и мы стариками,
а давно ли учились ходить!
Злые шутки случаются с нами,
стоит только про годы забыть.
То девчонке смешно улыбнешься,
обнажая прореху в зубах.
То на взрослую дочь обернешься,
за жену молодую приняв.
А жена! Что берется, откуда!
Тут подкрасит, а там подкудрит,
и глядит мое сердце на чудо,
с неизбывной любовью глядит.
Вот и годы проходят, как тени,
перед мысленным взором моим.
Перед Спасом встаем на колени
и спасибо за все говорим.
***
Какая старая зима,
седым-седа и холод лютый.
Висит густая бахрома,
а сквозь нее блестит луна,
как золотой, слегка погнутый.
Стреляют мерзлые стволы,
пугая путника и зверя.
Промерзли тонкие углы,
парят крестьянские столы,
и с паром в дом впускают двери.
И черный хлеб, и белый хлеб,
в печи под вечер разогретый,
широким жестом режет дед.
Он самый мудрый в ряде лет
и самый строгий дед планеты.
А годы мчатся все быстрей -
с горы, как детские салазки.
На родине все холодней,
и я дышу на стекла дней,
чтоб не замерзнуть русской сказке.
***
На ветках вороны кричат,
слетелись, словно перед пиром.
Наверно, в чем-то виноват
я - перед всем крещеным миром.
Я выхожу в рассветный сад.
Туман в окно души струится.
Бесшумно ангелы летят,
и среди них - родные лица.
"Отец, отец, вот я - твой сын.
Тебя с тоскою вспоминаю".
Как тяжело, когда один,
и ангелы не прилетают.
***
Много нынче света в нашем доме:
гости, тосты - праздник въехал в дом.
Да и люди за столом знакомы,
за здоровье мамы вина пьем.
За помин отца - не забываем.
Только радости былой давно уж нет.
В нашем доме радость догорает,
как "вечерний несказанный свет"...
Пейте вина, гости дорогие,
за помин всего, что не сбылось.
Отзвенели нивы золотые,
отшумели травы налитые,
накипела в грустном сердце злость.
Выдернем ее. Окатим рану
да споем, что не смогли забыть.
Не буди нас, мама, завтра рано,
нам поутру некуда спешить.
***
Памяти Владимира Смирнова
Спи, дорогой.
Отшумели деревья.
Кончился дней
суетливый поток.
В Вологде древней
и в Устюжне древней
теплится памяти
твой
огонек.
Кончились
рвущие сердце
заботы.
Раны и шрамы
уже не болят.
И доводящей до смерти
работы
больше не будет уже,
говорят...
Только и меньше
ее не осталось,
не поменялось
на вечный покой.
Сколько друзей к тебе
разом
собралось!
Спи, дорогой...
***
Александру Цыганову
Сижу и пью
из рюмки поминальной.
С Рубцовым,
с Коротаевым
сижу.
Глазами
повожу вокруг
печально
и никого
вокруг
не нахожу.
Не вижу,
с кем бы мог
обняться крепко,
не плакаться,
а плакать,
не стыдясь.
Я пью вино
и горькое,
и терпкое,
чтоб жгучая
не прерывалась
связь.
***
Да, когда-то и я умру,
золотую страну покину.
Ветер вестью
встряхнет на юру
и рябину мою, и осину.
Будет сыпаться мелкий дождь,
и, умолкнув, всплакнет кукушка.
Вот и жизни уже не вернешь,
жаль, что маму
не часто слушал.
Отдохну,
как клочок земли,
изухоженный, небогатый.
Отрыдают мои журавли
над холмом опустевшей хаты.
Каждый в мире живет не зря,
даже если немного сделал.
Неповинен никто, друзья,
что душа устает от тела.
Знаю, песни мои светлей
и отзывчивей
очень многих.
Не браню я моих журавлей,
что летят без пути-дороги.
Им виднее с высот своих,
что длиннее, а что короче.
Между датами - лучший стих
мне заменит печальный прочерк.
ДОМ РОМАНОВЫХ
Роберту Балакшину
Недаром
фамилию эту
носил ясноглазый поэт.
Лучатся особенным светом
страницы романовских лет.
Поэта
венчала на царство
творящая русская грусть
за наше с тобой
государство,
за нашу
любимую Русь.
Над нашей
жестокой любовью,
над спекшейся болью равнин,
над слов
набегающей солью
он был
золотой властелин.
Он был?..
Никуда он не делся.
Листаю любимейший том,
и радостью
вспыхнуло сердце,
где вышито слово крестом.
Не знаю,
какой это крови,
каких
это стоило сил,
но мало кто
в крепкой любови
родное гнездо сохранил.
Сюда возвращаются
Воин,
Поэт
и Скорбящая мать,
и все,
кто сегодня достоин
родимую Русь защищать.
В июне - в Петряеве светлом,
вздымаясь
над блюдцем-прудом,
как крепость,
под небом заветным
всех примет Романовский дом.
***
Показалось - мы все стали грустные.
Захотелось - смеяться и петь.
Хватит. Хватит скрипеть, люди русские,
не нужны нам ни пряник, ни плеть.
Нам ли Бога гневить нерадением?
Нам ли руки без сил опускать?
Не покорством судьбе, не смирением
надо счастье свое добывать.
Стоит зорьку лелеять до вечера,
молодить свои силы трудом.
Сгоряча да сплеча изувечена
наша жизнь. Только хватит о том.
Впереди еще многое сбудется.
Жизнь - волчок на незримой оси.
Вокруг Солнца Земля наша крутится.
Скоро Солнце взойдет на Руси.