Этот мир священного резко отличается от мира нечистого. Все, что священно, не должно быть смешиваемо с нечистым. Между ними всегда должна быть пропасть. Если же это смешение происходит, - то в итоге получается грех, преступление, влекущее за собой несчастия и для „грешника”, смешавшего эти два мира, и для всего племени, членом которого он является, иными словами, грех (и преступление) в своем первоначальном виде обозначал ничто иное, как акт недозволенного смешения мира „священного” и мира „нечистого”.

      Способная воплощаться в любой вещи эта безличная сила («мана»), по верованиям ряда народов, чаще всего воплощается в некоторых вещах - напр., „чурингах” у австралийцев, т. е. в деревянных продолговатых дощечках, на которых вытатуирован символический знак этой силы („тотемический знак"). Символом той же мысли, что данный человек причастен к „священному”, является и известная всем татуировка самих дикарей. Она означает, что он свят в силу причастности к священному, а потому его нельзя ни убивать, ни оскорблять, ни всячески обижать, тогда как по адресу чужеродца, непричастного к „священной” силе, „все дозволено”.

      Эта священная сила, воплотившаяся в человеке, и есть зародыш того, что позже получило название души. Она оживляет и одухотворяет все, к чему прикоснется. Отсюда - „душа” может быть и в камне, и в растении, и в животном. А, следовательно, все они могут стать „священными” и почитаемыми. Отсюда и выросла система одухотворения мира, известная под названием „анимизма”.

      Таковы в самых общих чертах первичные представления о божественной или священной силе.

      Раз таковы воззрения, то, естественно, задачей религии и является установление ряда правил и обрядов, направленных на то, чтобы не допускать смешения этих двух миров, а если таковое совершилось, то тем или иным образом обезвредить те страшные последствия, которые вытекают из этого смешения. Такова была цель религиозных обрядов сначала, таковой же остается она в значительной степени и до сих пор.

      Из чего это видно? и каковы формы этого стремления не допустить греховное смешение священного и нечистого?

      Об этом свидетельствует весь религиозный культ. Например, смешение может быть пространственным, т. е. нечистое может чисто пространственно соприкоснуться со священным. Поэтому религия говорит: „этого не должно быть”. Отсюда - около храмов, около священных предметов, в районе „священного” не допускается „мирское”, „нечистое”, „обычное”. Так, австралийцы, считающие женщин нечистыми, не подпускают их близко к местам, где хранятся „чуринги”, они даже не дозволяют им видеть их, чтобы не допустить смешения путем зрения. И во всех религиях места, где обитает „священное” (храмы, места молений, жертв и т. д.), отделены от обычного мирского пространства. Входя в них, нужно или снимать обувь (у магометан), шапку, умыться, нельзя кричать, торговать и вообще делать в них „мирские” дела. Это особый мир, где не должно быть ничего мирского. Поступки, непредосудительные в других местах, напр., обычный разговор, крик, торговля, смех, пляска и т. д., - здесь, в обиталище священного, становятся грехом, преступлением, святотатством. Они карались и жестоко караются до сих пор.

      Та же цель разъединить священное и мирское (нечистое) ведет и к делению времени на периоды священного (праздники, посты, шабаши) и периоды мирского. В период, посвященный „священному”, недопустимы занятия мирскими делами. Ибо иначе может быть смешение двух миров. Отсюда заповедь: „Помни день субботний, еже святити его. Шесть дней делай и сотвориши в них вся дела. День же седьмый, суббота, Господу Богу твоему”, существующая в различных формах во всех религиях. Отсюда - праздники как дни „священного", отсюда - посты, когда человек должен есть иную, необычную пищу, чтобы не смешать два мира и т. д. Высшим выражением этого стремления религии разграничить священное и мирское является аскетизм, сущность которого в том, что человек, посвятивший себя Богу, должен абсолютно отрешиться от мира, всего нечистого, всего обычного и порвать с ним абсолютно. Образно сказано это в Евангелии: "Кто хочет идти за мной, пусть оставит отца своего и матерь свою, отвержется себя и идет".

      Таковы виды запретительного религиозного культа, направленного на разъединение двух миров.

      Другие обряды религии направлены, наоборот, на то, чтобы приблизить человека к священному, сделать его причастным к нему, т. е. освятить и его самого прикосновением к „священной силе".

      Эта задача выполняется путем множества обрядов и таинств. Так, у тех же австралийцев каждый мальчик, прежде чем стать полноправным членом группы и „священной" личностью, должен пройти через ряд религиозных обрядов и церемоний (зародыш - крещение и миропомазание). Жрец, которому приписывается большая степень священности, должен подвергнуться сложному обряду посвящения (зародыш „священства"). Каждый из членов группы время от времени должен непосредственно освятиться путем ядения тела тотема или божественной силы. (Зародыш - причащение) и т. д.

      Из этого-то культа и вырос весь сложный ритуал развитых религий. Молитвы, жертвоприношения, служба, таинства и т. д. - что все это, как не обряды, направленные на приближение верующего к Божеству. Пока над ним не совершены они (наприм., крещение над новорожденным, венчание - над брачующимися, хиротония - над пастырями, причащение - над грешником и т. д.) - мы считаем его самого, или те или иные поступки - нечистыми, грешными.

      Не вдаваясь в дальнейшие подробности, не останавливаясь на вопросе: как и почему произошли такие верования*(Отсылаю читателя к прекрасной работе Дюркгейма, или же к своим статьям о ней, указанным выше.), я ограничусь сказанным в обрисовке первобытных верований по данным новейшей истории религий. Это введение было необходимо, чтобы пролить свет и понять формы первобытных верований зырян. К краткой обрисовке их и перехожу я сейчас.

      § 3.

      Спрашивается, сохранились ли у зырян какие-либо пережитки, напоминающие хоть отчасти указанные формы верований? Может ли что-либо в религиозно-магических воззрениях зырян, имеющихся теперь, напомнить нам, что и им не чужды были представления, подобные указанным?

      Весьма немногочисленные исследователи религии зырян почти не затрагивали совершенно эту сторону дела. И понятно почему: они собирали лишь сырой материал и не пытались совершенно осветить его со сравнительно-исторической точки зрения. Что зырянам свойственны были (и живы еще и теперь) анимистические воззрения, что был у них фетишизм, культ животных и растений, политеизм и т. д. - все это несомненно. В работах Жакова, Лыткина, Попова, Красова, Налимова и др. дано достаточно материала, подтверждающего это положение (См. указ. ст. „Пережитки анимизма у зырян”.).

      Но свойственна ли была зырянам стадия тотемизма в выше очерченном понимании, - этот вопрос еще не ставился. Мне думается, на этот вопрос придется ответить положительно. Таково мнение, полученное мною на почве личного изучения верований зырян. В пользу его же можно найти не мало материала и в работах указанных авторов, особенно в ст. В. П. Налимова (См. Налимов: „Zur Frage nach deu ursprunglichen Bezichungen der Geschlechter bei den Syrjanen" (Оттиск из Journal de la societe finnougrienne)), хотя они и не говорят совершенно о тотемизме.

      В нижеследующем попытаюсь кратко указать несколько фактов, подтверждающих данную гипотезу.

      Что зырянам не было чуждо деление явлений и вещей на мир „священного" и "нечистого", это подтверждается из представлений их о „вежа" (святом) и "сос" или "пеж” (нечистый). Теперь эти термины, конечно, обесцветились, стерлись, обеднели; но и то, что сохранилось до сих пор, говорит с достаточной ясностью о том, что эта „вежа" и „сос; по своей природе вполне тождественны указанным формам религиозных верований. Не трудно показать их тождество с указанной безличной силой - „мана”, и с делением мира на два отдела: „священного" и "нечистого", „Вежа” буквально означает «священное». Как и тотемическая сила, „вежа” безлично. Оно подобно заразе, которая может прикоснуться ко всему и освятить все. И теперь зыряне говорят: „вежа морт" (святой священный человек), „вежа ва” (святая вода), „вежа лун” (святой день), „вежа пу” (святое дерево), „вежа из” (священный камень) и т. д.

      Противоположностью „вежа" является “сос” или „пеж”, или еще „шева”. Они все означают «нечистое, скверное, мирское».

      Как и „вежа", все они безличны. Говорят о „сос паськом" (нечистое платье), о „пеж-гол” (нечистое животное, в частности - ящерица), о „пеж-морт” (нечистом человеке), о „сос ва” (нечистой воде) и т. д. А „шева” представляет из себя буквально заразу, которая может иметь любую форму, которую можно получить в воде, с ветра, прикосновением и т. д., и которая оскверняет и портит человека или животное, прикоснувшееся к нему.

      Коротко говоря и «вежа» и «пеж» или «сос" безличны, они везде и нигде, могут освятить или осквернить все к чему прикоснутся, могут воплотиться в любой вещи или предмете - (человеке, животном, воде, платье, камне и т. д.), одним словом, по своему очертанию представляют полное сходство с первобытными представлениями религиозной силы („священного”) и ее противоположности - нечистой силы (мира нечистого, мирского, обычного)

      Раз это сходство мы констатировали, то следует ожидать, что должны сохраниться и следы первобытного религиозного культа. Т. е. ряд обрядов, направленных на отделение этих областей друг от друга, и ряд обрядов, имеющих целью приблизить человека к „вежа”, к священному.

      Слабые следы такого положения дел, бывшего, по-видимому, когда-то нормой, действительно сохранились. Вот некоторые из фактов.

      Как и у австралийцев, у зырян женщина в периоды менструации считается нечистой („сос, пеж"). Раз так, то она может прикосновением осквернить все, к чему она прикоснется. И действительно, если такая женщина будет бреднем ловить рыбу в озере или реке, то вода, к которой она прикасается, становится „пеж”. То же делается и с неводом или с бреднем. Охотники не дозволяют ей прикасаться в этом случае к оружию, даже видеть его. И сам охотник, имевший половое общение с женщиной или женой, становится нечистым ("сос, пеж”) и должен пред охотой вымыться в бане. Иначе - не будет улова на охоте и может случиться с ним несчастие. Собака, к которой прикоснется такая женщина, также оскверняется, теряет чутье и становится совершенно негодной для охоты.

      Такая же участь постигает и все, к чему прикасается нечистое. Если такая женщина хочет печь хлеб, она должна предварительно пропустить чрез рубашку горячие угли, чтобы очистить себя этим путем. Иначе - хлеб осквернится, и всякий, кто съест его, может заболеть и даже умереть.

      Вот некоторые из обрядов, направленных на то же отделение «священного» от «нечистого». Число их можно было бы значительно увеличить. Так, опять таки, чтобы избегнуть этого смешения и неудачи, как его результата, перед охотой на медведя, охотники, по словам К. Ф. Жакова, варят особую сладкую кашу «юм» и оставляют ее на улице, перед лесной избушкой. Без этого обряда охота считается невозможной и будет неудачной.

      Пережитком этой же эпохи являются обычаи: освящать пиво или молоко, оскверненное упавшей мышью, заговаривать ногу, по которой прошла ящерица («пеж-гоп»), чтобы нога не стала гнить, и целый ряд аналогичных обрядов и обычаев.

      Все они направлены на достижение указанной цели, либо на обезвреживание путем религиозно-магических обрядов и заклинаний тех вредных эффектов, которые наступают при этом смешении.

      Ничем иным, как отзвуком тех же верований, является и представление о болезни, порче людей, животных, - их подмене, а говоря шире - и весь анимистически-фетишистический культ, достаточно сохранившийся и до сих пор.

      Болезнь, по древним воззрениям зырян, это результат колдовства и порчи. А само колдовство, как показали новейшие исследования, связано именно с тотемистическими религиозно-магическими воззрениями.

      Болезнь приписывалась зырянами тому, что в человека вошла «шева», т. е. нечто нечистое, безличное, что может иметь различную форму и что можно получить (проглотить, вдохнуть, прикоснуться) отовсюду. Достаточно для этого совершить нечто, что смешивает священное с нечистым. В итоге - болезнь и мучения. Также объясняется и порча собаки*(Подробности см. в моей статье и в ст. Жакова и Налимова.). Чтобы исцелить их, нужно проделать ряд обрядов, обезвреживающих вредные эффекты непозволительного смешения.

      Не имея в виду подробной разработки здесь религиозно-магических пережитков у зырян с этой точки зрения, я ограничусь этими немногими штрихами. Добавлю только, что, приняв эту гипотезу тотемизма, не очень трудно проследить и его дальнейший переход к анимизму, к культу животных и растений, объяснить верование во множественность душ («лов» и «орт»), формы заговора и колдовства и эволюцию верований о загробном мире.

      Здесь существует не мало фактов, которые с точки зрения чисто анимистических верований трудно объяснимы.

      Что же касается явлений «вежа» и «сос», то они совершенно необъяснимы с этой точки зрения. Этим, быть может, и объясняется, что исследователи до сих пор почти совершенно не обращали внимания на изучение тех представлений и фактов, которые связаны с этими терминами. Между тем, думается мне, в них-то и лежит, быть может, ключ к пониманию первобытной религии зырян.

      В виду этого было бы очень и очень желательно, если бы работники на местах (священники, учителя, фельдшера, учащиеся и т. д.) направили свое внимание на изучение воззрений, связанных с «вежа» и «сос» или «пеж».

      Время уходит, и каждый день все больше и больше выветривает немногие оставшиеся следы древней религии зырян. Скоро, вероятно, и эти немногие остатки совершенно исчезнут. Нужно помнить это и потому поскорее зафиксировать оставшиеся «осколки старых истин». Это долг местных работников культуры. Иначе будет поздно.

      Питирим Сорокин.

     

      Расцвет г. Вологды и завещание Вологодского гостя Фетиева как памятник былой культуры.

      В народных преданиях сохранилось сказание о цветущем состоянии города Вологды, о том, что Грозный царь „укрепил стеной град каменный со высокими со башнями, с неприступными бойницами”. Народные сказания упадок города приурочивают к проклятию, наложенному на Вологду царем Иваном Грозным:

      От того проклятья царского мать сыра земля тряхнулася,
      И в Насон-град гористоем стали быть блата топучия,
      Река быстра славна Вологда стала быть водой стоячею,
      Водой мутною, вонючею и покрылася вся тиною,
      Скверной зеленью да плесенью...

     
      Здесь мы имеем дело с обычным приемом народной фантазии, сводящей длительные исторические процессы к единоличному велению или распоряжению того или иного исторического деятеля. При этом иногда начальный момент исторического процесса приурочивается к исторической личности, в действительности проживавшей совсем в другое историческое время.

      Так, напр., северные былины говорят о „прозвителе-царе” Иване Васильевиче Грозном, в дяди которому дают олицетворение „земщины" — Никиту Ромодановича, а в сыновья этому Никите - личность, тоже пользующуюся любовью народной, но совсем из другой исторической эпохи - Добрыню Никитича. И при том еще уверяют, что Добрыня - „сколотный сын" народного героя Ильи Муровича.

      Исторические явления - Иван Грозный как представитель царского самодержавия с его тяжкими для народной воли атрибутами, Добрыня как представитель старого княжеского строя, когда около князя стояла и держала совет еще бессословная дружина, - переплетаются и чудесным образом народной фантазией водворяются в одну историческую эпоху - в эпоху расцвета царской власти, где они ставятся друг против друга и в известные отношения к борьбе между властью и народом, только что еще зачинавшейся во времена князей, современных Добрынь.

      И рассматривая внимательно эти народные сказания, мы можем извлечь из них только одно - отражение в народной мысли и народном творчестве одного исторического процесса, действительно имевшего место в русской истории.

      Точно также в народных мифах о цветущем состоянии города Вологды и о мгновенном упадке его под воздействием проклятия царя Ивана Грозного мы в праве выделить зерно действительно бывшего от того, что раскрашено неудержимой фантазией народных легенд.

      Был, стало быть, исторический период, когда Вологда не была тем захолустным углом, каким она представляется нам теперь, был и канул в вечность, как вчерашний день. Был ли?

      Исторические факты показывают, что народное предание и народная легенда не отклонились от истины. Старинные акты, свидетельствующее, так или иначе, о культуре пережитого прошлого, говорят нам, что в жизни Вологды бывали и иныя времена.

      К числу таких памятников прежней Вологодской культуры относится датированное 1684 годом духовное завещание гостя Гавриила Мартинова сына Фетиева, хранящееся в Вологодской Владимирской церкви.

      «Изустное письмо» гость Фетиев составил „будучи у Архангельского города на государеве службе". Из завещания не видно, в чем заключалась „государева служба" Вологодского гостя. По-видимому, эта служба и заключалась в торговле, как можно судить из слов завещания: "Жемчугу и запон и перстней и судов серебряных и иных заморских товаров и питей на нынешней ярмарке в покупке по цене на три тысячи рублев и в том числе жемчуг и запоны и перстни и суды серебряные у Архангельского города, а товары и питья в отпуску вверх к Вологде да на Вологде оставлено поехав к Архангельскому городу".

      Однако из других источников нам известно, что гостям поручалась организация сбора пятой деньги, т. е. подоходного 20%-ного налога с торговли и промыслов, следовательно, это были откупщики казенных доходов.

      Завещание твердо устанавливает, что из Вологды торговые дела и торговые связи тянулись во все стороны тогдашнего торгового мира. По крайней мере, в числе лиц, с которыми гостю Фетиеву приходилось вступать в отношения по торговле, мы видим и армянина Егупа Григорьева и гостя Томаса Келдермана и Каргопольцев Ивана Лобанова и других, и Нижегородца Ивана Путникова, и Ярославца Алексея Денисовского и стольника Ивана Голенищева-Кутузова.

      Широко раскинулись торговые сношения Вологодского гостя и вывели его на широкий простор тогдашней русской жизни. Пользуясь большим значением в торговом мире, гость становился серьезной политической единицей в государстве, и вот среди „приятелей", которым Фетиев считает нужным оставить на память о себе что-нибудь, мы видим и боярина Василия Васильевича Голицына, злосчастного „любимца" царевны Софьи, и боярина Ивана Михайловича Милославского, царского родича, и боярина Ивана Тимофеевича Кондырева, и кравчего князя Бориса Алексеевича Голицына, этого дядьку первых политических шагов Петра Великого, и окольничего Алексея Ивановича Ржевского, и думного дворянина Иева Демидовича Голохвастова.

      „Приятельство" с такими лицами, стоявшими, как известно из истории, „у трона" и вершившими судьбы тогдашней Руси, показывает, что Вологодский гость был близок к столице и что его капитал, его торговые отношения заводили его очень и очень высоко. Конечно, в ту пору не было такой глубокой пропасти между двором и народом, но, разумеется, не могло быть и такого положения, что в близкие отношения с придворным миром становился человек из медвежьего угла; по-видимому, Вологда в то время не была на положении захолустного города, а лежала на том пути, по которому катилось богатство торговых слоев русского народа.

      Если взять цены на некоторые предметы в то время, то нас поразят высокие оценки завещанных Фетиевым разным лицам вещей. Так, по вкладным книгам Михаило-Архангельского монастыря в Великом Устюге, конь XVI века оценивается в три, четыре, пять рублей. По-видимому, здесь речь идет об обыкновенном заурядном рабочем животном. В завещании Фетиева поражают цены на лошадей: жеребец 3-х лет да темно-серая кобыла оцениваются в 150 руб., немецкий большой вороной жеребец да кобыла немецкая большая каряя в 300 р., жеребец темно-серый да немецкая кобыла вороная в 300 руб., турецкий жеребец да бурая пушниковская кобыла в 150 руб., кобыла панья да жеребец пушниковский в 150 руб. И только один жеребец бурый оценен в 20 рублей.

      Здесь речь идет не об обыкновенном "животе", что ясно и из названий „немецкий", „турецкий". Вообще у гостя Гавриила Фетиева «завод» был особливо выдающегося качества, что видно и из распоряжения духовного завещания, касающегося „нынешнего привозу заморской птицы и скота". В числе этих птиц перечисляются: попугай да канарейка, шесть пав, гнездо лебедей, два оленя живых, один пороз, а другой кладеный, „нынешнего году привозу, из-за моря телята и попугаи и канарейки и гуси и утки и индейские и немецкие курицы, и домашние большие свиньи".

      По завещанию Фетиева представляется возможным составить себе представление о домашнем обиходе и домашней обстановке Вологодского гостя. Здесь мы попадаем в дом, полный „серебряной и оловянной и медной и всякой посуды и платья", здесь пред нами лежат «женские всякие жемчужные и серебряные кузни и всякий домашний завод и скот, сундуки а в них мягкая рухлядь: исподы лисьи, песцовые, беличьи, песцы деланные, одеяла песцовые, на кафтан сукно вишневое, мех лисий лапчатый, камка зеленая, шапка соболья с петлями жемчужными, на ней вершек суконный дикого цвета, полукафтанье камчатое красное с нашивкой, конские сбруи, чепраки и седла и узлы с оправой и сабли оправные и всякое оружие".

      Среди завещанных разным лицам вещей находятся 12 чарок серебряных вызолоченных медяных, 4 шандаля стенных под серебром, кружка серебряная гладкая, а в ней вызолочено, кружка серебряная чеканная с обе стороны позолочена, две братины чеканные серебряные, ларчик серебряный вызолочен кругом, солоница серебряная да кувшинец хрустальный, стакан серебряный с покрышкой, большой, золочен кругом, подскорь соболий шапочный, перстень золотой с винисой, перстень золотой с яхонтом лазоревым, перстень золотой с яхонтом в ковчежце, ожерелье жемчужное гурмышское в одно кольцо низано с каменьем лазоревым яхонтом, сундук зелен окованный белым железом, а в нем золото да охабни и ферези, погребец водки полуамная бочка рейнского.

      Зятю своему Льву Протопопову гость Фетиев завещал бесконечное количество платья: свыше 40 кафтанов разного рода - тут кафтан изуфяной черный, киндяшный черный, стамедный черный, объяринный черный, камчатый черный, черный атласный на белках с нашивкой шелковой, под камкой рудо-желтый китайский на соболях с аламами изумрудными и яхонтовыми, а около запан жемчуг, бархатный каричный на черных песцах а нашивка золотая и многие другие, по которым можно изучать и одежду того времени и материи.

      Трудно учесть по завещанию наличный капитал гостя Фетиева. В завещании указано денег на лицо 300 руб. у жены на Вологде да у Архангельского города 500 рублей да 400 золотых да товару на 3000 рублей у Архангельского городу да на Вологде на 500 рублей, всего 4700 рублей. Не надо забывать, что тогдашний рубль равнялся приблизительно 14-ти нынешним. Следовательно, наличный капитал Фетиева на наши деньги был равен 65,800 рублям, да в долгу за разными лицами было 5887 руб. 29 алтын 5 денег, т. е. около 83,000 рублей, не считая того, что было по книгам «на русских людях, а сколько на ком взять и тому свидетельствуют кабалы и книги, потому что то дело поустарело и многие люди заемщики оскудели».

      Кроме этого капитала Фетиев оставил огромное количество недвижимых имений - село Косково, Погорелое, Пятино, Гущино, Романово со всеми деревнями и пустошми, лавки, амбары, квасницы, дворы, огороды и сенные покосы в разных местах. При перечислении этих недвижимых имений пред нами, хотя и в неясных чертах, встает облик города Вологды. Коровина улица, Каменный ряд идучи из города к Вознесенью на левой стороне, Соляной ряд, Сытейная площадка, Суконный ряд, квасницы идучи из Никольских ворот на Золотуху, Спасские ворота, Ехаловы Кузнецы идучи из города, покосы из города идучи в Обухово, оброшные места пахотные и сенные покосы меж речек Чернавки и Содимки.

      Среди имущества Фетиева - капиталов, долгов и недвижимостей, - есть и крепостные - дворовые люди, которым он оставляет деньги или же относительно которых делает распоряжение - „дать волю и никому ими не поступаться", „жена отпустить", „записи и кабалы и всякие крепости, по чему они мне были крепки, выдать без задержания и отпустить их с двора с платьем и с рухлядью, у кого что есть, и дать отпускные письма». Отпуская на волю дворовых и даже оделяя их деньгами, относительно крестьян в селах Фетиев сделал одно распоряжение: «села свои с крестьянами и с их крестьянскими женами и с животами и со скотом зятю моему Льву Борисовичу и дочери моей Акилине».

      Таков был облик жизни Вологодского гостя Гавриила Фетиева, свидетельствующий о большом торговом значении края и города Вологды, избранного им местом своего пребывания. Не случайно Вологда была местом жительства гостя Фетиева. И из других источников мы знаем, что она лежала в то время на торговом пути из-за границы в Россию. Западная Европа и Москва были противоположными конечными пунктами этого пути, и путь шел через Архангельск, Вологду и Ярославль.

      Недаром Ярославль при царе Михаиле Романове по размерам торговых оборотов стоял на третьем месте после Москвы и Казани. Недаром грамоты Василия Шуйского адресованы „вологжанам, белозерцам, устюжанам, каргопольцам, сольвычегодцам, тотмичам, важанам, двинянам, костромичам, галичам, вятчанам и иных разных городов старостам и посадским людем". Север в царских грамотах того времени выделен, Север - нарочито упоминали, так как это был самый богатый край России.

      Со времени открытия англичанами торгового пути через Белое Море вся русская заграничная торговля шла через Архангельск. Северная Двина была самым бойким торговым путем, и нынешняя Архангельская и Вологодская губернии - местностями наиболее развитого денежного хозяйства" *(М. Н. Покровский «Очерк истории русской культуры», стр. 106).

      Путешествовавший по России в 1701 году голландский художник Корнелий де-Бруин видел Казань, Нижний Новгород, Владимир, но его они не поразили так, как Вологда. Ее он причисляет к главным городам страны и говорит, что „город этот, как известно, составляет украшение этой страны". Здесь он видел „торжище, наполненное всякими товарами"; Вологду он называет „местом, через которое проходят все товары, идущие из Архангельска, для отправки в пределы этой страны". При осмотре Вологды он нашел 3 или 4 склада для товаров «наших голландских купцов».

      Надо думать, что были склады и других иноземцев, так как по исчислению того же автора из 154 кораблей, ежегодно приходящих в Архангельск, 66 было английских и столько же голландских, 16 гамбургских.

      В Вологду при де-Бруине было направлено 700 душ шведских семейств с намерением поселиться здесь на житье, и 1700 из Нарвы, так что всего было размещено по домам жителей свыше 2700 человек. Вполне естественно, что такого количества постороннего населения не вынес бы маленький захудалый городок. Захудание Вологды началось позднее.

      Пока северный торговый путь шел через Устюг, Тотьму, Вологду из Архангельска в Москву, и пока шел через Вологду Сибирский торговый путь из Москвы на Ростов, Ярославль, Шуйский ям, Тотьму, Устюг, Лальский посад, Кай-город, Соль-Камскую, Верхотурье, Туринск, Тюмень, Тобольск - торговое значение Вологды было велико. Но как только первый путь пошел на Петербург, а второй по Волге через Казань, - её торговое значение пало, и она начала экономически хиреть и в общественном отношении, говоря словами народных преданий,

      покрылася вся тиною,
      Скверной зеленью со плесенью.

      Завещание гостя Фетиева является одним из памятников былой культуры и былого расцвета города Вологды. Скачать фото

      Вл. Трапезников.

     
      Василий Тимофеевич Попов и его Тотемская библиотека.

      I.

      В настоящее время, когда грозные события приковывают внимание всех нас к тяжелой и длительной войне - естественно является желание найти в прошлом источник надежды и бодрости, источник уверенности в лучшее будущее. Подобный взгляд назад, на нашу историю и ее деятелей, на ушедших туда, „откуда никто не приходит", культурных работников, созидавших нашу общественность и государственность, послужит лишним подтверждением того, что Россия не так уже бедна культурно, что у нас есть «собственные Платоны и быстрые разумом Невтоны", есть Ломоносовы, Ковалевские, Потанины и т. д. Я не буду говорить о всероссийских Невтонах и Платонах... Мне хочется остановить внимание читателя на одной личности, светлая память о которой хранится среди многих в Тотьме и Тотемском уезде.

      Ни географическое положение Тотьмы с её уездом, ни природа края, ни грустная история неоднократно разорявшегося и горевшего города - ничто не привлекало особенного внимания исследователей к нашим местам.

      И вот, среди этих, казалось бы, патриархальных мест и людей появляется деятель - общественник, деятель - самородок из простой крестьянской среды. Этот местный человек, проявлявший свои природные дарования, преимущественно, в земском деле при самом его возникновении, человек, привлекавший внимание посторонних к своему родному краю и к его истории - называется Василий Тимофеевич Попов.

      Датой рождения В. Т. приводится 1828 г., а место рождения - д. Тимофеевская Заячерицкого общества Спасской волости Тотемского уезда. Он, по происхождению „кокшар” (Т. е. житель Кокшеньги: так называется Северо-восточный угол Тотемского уезда, где находятся волости: Спасская, Шевденицкая, Заборская и Шебенгская, Веркокшенгская.), не получил никакого систематического образования; да и трудно было получить его в первой половине XIX века в провинциальной глуши Тотемского уезда. Единственное на уезд Тотемское уездное училище открылось в г. Тотьме в 1808 году (5 апреля) для детей духовенства и чиновников - в 90 верстах от родины Василия Тимофеевича. Первое же сельское училище в районе родного ему Спасского прихода было открыто лишь в 1841 году, т. е. когда В. Т. было уже 13 лет. Таким образом, единственным благоприятным условием его детства было „домашнее образование". В чем оно выражалось, мы узнаем из любопытного документа: „Представление удельного крестьянина Вологодской губернии Тотемского уезда Спасского прихода Василия Тимофеева Попова", поданного в комитет Грамотности при Вольно-Экономическом обществе в год освобождения крестьян от крепостной зависимости (1861 г.).

      „Детей отдают на выучку грамотным своим соседям, - говорится там - с платою от 1 руб. до 1 руб. 50 коп. серебром за каждого и в продолжении 3-4 зимних месяцев один грамотный выучивает от 4 до 6 мальчиков не только порядочно читать книги церковной и гражданской печати, но приучает частью и к письму *(Это «представление» опубликовано в газ. «Вологод. листок» № 639 за 1913 г.).

      В 1845 году (До 1845 г. о жизни В. Т. почти ничего не удалось найти за исключением одного сведения его родственников, что он служил помощником писаря у С. А. Бекриева, помещика (?) Вельского уезда Волог. губ.) мы находим В. Т. Попова в с. Турундаевском под г. Вологдой. Ему было уже 19 лет и он состоял писарем при известном голове Турундаевского отделения Александре Васильевиче Сорокине (ум. в 1895 году). Здесь он, по-видимому, обращает на себя внимание, т. к. награждается по докладу М-ра Императорского Двора в этом же году золотыми часами. Свидетельство об этой награде, как. и прочие все свидетельства и дипломы В. Т. Попова хранятся в рамках под стеклом в доме сына его Александра Васильевича в г. Тотьме.

      Далее мы встречаем В. Т. на его родине в Спасском приказе (1851 - 1861 г.г.), где в 1855 году 27 лет в качестве головы Спасского приказа он жалуется кафтаном с позументами по докладу Министра Уделов. В должности головы Спасского приказа В. Т. Попов начинает серьезно интересоваться своим родным краем. В 1857 году в Вологодских Губернских Ведомостях (№№ 20, 21, 23, 24) появляется ряд очерков его о Кокшенге под общим заглавием „Описание Кокшенги". За историческим введением автор описывает жителей Кокшенги, их характер, язык, обычаи, устройство жилища, пищу и ее приготовление, платье, свадебные обряды, занятия и промыслы, умственное и нравственное образование и развитие жителей. Этот первый опыт В. Т. следует признать вполне удовлетворительным, т. к. помимо точных исторических справок из Карамзина, он дает подробную этнографическую картину Кокшенги, любовно занося каждую мелочь (подробное описание одежды, цены на съестные продукты, ягоды и т. д.). На следующий год, т. е. в 1858 году в первой половине мая, В. Т. Попов командируется в Вельский уезд для временного исполнения должности головы Верховского Удельного приказа, в доме которого предполагалась остановка Императора Александра II во время поездки его из Вологды в Архангельск (на лошадях). Свою роль при встрече и самый приезд Императора В. Т. Попов описал в своем безыскусном рассказе: „Император Александр II в Вологодской губернии в 1858 году», помещенном в «Русской Старине» 1890 г. (т. LXVIII кн. 12).

      Результатом проезда Александра II было, как известно, дарование удельным крестьянам «личных и по имуществу прав, предоставленных прочим свободным сельским сословиям» (Высочайший указ 20 июня 1858 г., данный на пароходе «Гремящий», в Белом море). Благодарный удельный крестьянин В. Т. Попов тогда же склоняет население поставить памятник Царю Освободителю, а 30 лет спустя, когда уже был потомственным почетным гражданином г. Тотьмы, собирает по подписке 551 руб. 50 коп. на этот памятник, уже спроектированный Ремером (Вологодский губернский инженер-архитектор 90-х годов) для постановки в д. Сметанинской Вельского уезда (недалеко от Верховажья) **(По наведенным справкам в депозите Вельской Уездной Управы к 1 января 1916 года на этот предмет имеется 2771 руб. 63 коп. Сооружение же памятника, как ответила Управа, откладывается до окончания войны (бумага № 8908 16 декабря 1915 года)).

      В 1861 году, еще оставаясь головою Спасского приказа, В. Т. Попов уже награждается серебряной медалью «за усердие», при начальнике отделения поэте Тютчеве, а через год в 1862 году избирается в члены Императорского Вольно-экономического общества, по-видимому, за устройство народных чтений. В комитет Грамотности Вольно-экономического общества он пишет и упоминаемое выше «Представление», прося «учредить в отдаленных от городов местах продажу необходимых для народного образования книг». «Всего лучше - предлагал в 1861 году В. Т. - было бы открыть продажу книг по возможно дешевым ценам при сельских церквах и в каждом волостном управлении, например, в удельном ведомстве - в приказах, и в казенном - в волостных правлениях. Чтобы не затруднять комитет приисканием оборотного капитала, который при такой продаже должен быть значителен, я полагаю очень возможным устранить это обстоятельство следующим образом: при каждой церкви и в каждом волостном управлении находятся несколько десятков, иногда даже сотни рублей, которые лежат без употребления и переходят из года в год. Нельзя ли деньги эти обратить на покупку книг, через продажу которых и пополнить занятые суммы».

      В 1869 году 22 сентября в г. Тотьме открывается первое Земское Уездное Собрание, куда В. Т. Попов избирается гласным от Спасского сельского общества.

      В 1870 году уже существует Тотемская Земская Управа. С 1873 г. В. Т. Попов является председателем ее до 1892 г., а потом на 2 года выбирается членом Вологодской Губернской Управы и вновь возвращается председателем Тотемского Земства с 1894 года, каким и остается уже до дня своей смерти 19 августа 1899 года. Всего председателем Тотемской Земской Управы В. Т. Попов был 24 года.

      За этот период земской службы он проводит много культурных начинаний. Полный сил и энергии, упрямый в достижении намеченной цели кокшар, он умел склонять Земское Собрание на принятие довольно важных решений. Так, по его инициативе в 1879 году открывается Публичная земская библиотека, о которой он заботился всю жизнь не менее своей собственной. Еще ранее он энергично поддерживал на Земских Собраниях необходимость устройства Ремесленной школы, земледельческого и городского училищ, провел постановление о телеграфном сообщении Тотьмы с Вологдой, на что земство обязалось поставить необходимое число бревен для телеграфных столбов. В 1872 году при его же содействии открыта Учительская Семинария, для помещения которой отдан был в 1873 году дом, купленный у Кокорева земством. Первым почетным блюстителем и попечителем семинарии был В. Т. Попов и эту должность он нес в течение 16 лет. Бесплатное лечение мещан и крестьян в земской больнице, установление земских стипендий в местных учебных заведениях, и вообще всякие культурные постановления земства проводились при энергичной поддержке В. Т. Попова. Естественно поэтому, что В. Т. как популярный земец и общественный работник выбирается в почетные должности: мировым судьей (с 1873—1893 г.), членом отделения епархиального и уездного училищных советов, членом попечительского совета женской прогимназии, директором тюремного комитета, гласным городской думы и, как видели выше, почетным блюстителем и попечителем учительской семинарии (1874 г.). Наконец, в 1884 году он получает звание потомственного почетного гражданина (В должности председателя Земской Управы В. Т. Попов мечтал и об устройстве местного музея в г. Тотьме - о чем ясно свидетельствует письмо А. Иваницкого, помещенное в „Живой Старине" Отд. Этн. И. Р. Г. О. вып. 3 за 1891 г. стр. 193—195 г. („Письмо из Кадникова)).

      В 1886 году он печатает исторический очерк г. Тотьмы.

      В этой серьезной работе, названной скромно: „Гор. Тотьма", собрана масса исторических сведений, с точной датировкой и указанием на источники. Особенно удачно составлена первая половина этого труда; вторая половина несколько уступает в связности мысли и форме изложения первой, но все-таки, несмотря на некоторую недообработанность, содержит немало сырого и детального материала по истории города.

      „Город Тотьма" В. Т. Попова, как единственная и ценная работа по местному краю, пользуется высокой репутацией и среди людей науки. Из выступлений В. Т. Попова нельзя обойти молчанием организацию им в г. Тотьме „Местного комитета общества улучшения народного труда в память Царя Освободителя Александра II-го", о деятельности которого он давал подробные печатные отчеты. Его стараниями при «Комитете» была устроена „столярно-токарная мастерская" с ее просветительными целями (принимались лишь дети-сироты).

      Не смотря на всю кипучую общественную деятельность, В. Т. Попов находил время пополнять и расширять свои знания чтением многочисленных книг, составлял свою богатую библиотеку, приобретал старинные книги и относился к ним положительно с благоговением. Он считал своим долгом своевременно прочитывать все журналы: „Отечественные Записки", „Вестник Европы", „Русскую Мысль", „Русскую Старину" и др. Из каждой своей поездки в г. Вологду (на Губерн. Зем. Собрания) он привозил купленные там книги целыми коробами. Много книг им куплено у барона Гревениц (бывшего управляющего Волог. удельной конторы), имевшего значительную библиотеку. Почти накануне смерти он не перестает интересоваться вопросами истории. В 1899 году в Вологодских Губернских Ведомостях № 47 и несколько позднее в „Правительственном Вестнике" (№ 262) появляется его небольшая статья „Предания в Тотемском уезде о Ермаке - завоевателе Сибири" *(Мы встретили эту статью еще в „Вологод. епарх. ведомостях" за 1899 г. № 6 – по-видимому, перепечатанную), где он допускает мысль, что Ермак Тимофеевич был родом из Вожбальского сельского общества деревни „Слободы Тимошкиной" **(Портрет Ермака письма XVIII ст. часто встречался в Сибири и в Вологодской губернии до самого последнего времени. В г. Тотьме он имеется и до сих пор у вдовы Кусковой. Ермак изображен здесь рыцарем и в шляпе с пером (см. также у Срезневского)).

      Если прибавим ко всему сказанному, что В. Т. Попов был крайне религиозный человек, в нравственности же своей доходивший до пуританства - то мы можем составить себе некоторое представление об этой незаурядной и цельной натуре.

      В. Т. Попов скончался в 1899 г. - 19 августа в Ялте (71 года), куда был отправлен для лечения. Там покоится и прах его, в скромной могиле под каменным крестом, обнесенным решеткой.

      II.

      Перехожу теперь к библиотеке Василия Тимофеевича Попова, его детищу, которое он лелеял в течение всей жизни, не переставая пополнять ее старыми и новыми изданиями. Библиотека Попова привлекла внимание к себе не только при жизни его многих исследователей края, вольных и невольных жителей г. Тотьмы, но и после его смерти. Так, член СПБ. Академии наук Б. И. Срезневский в своем «Отчете отделению русского языка и словесности Императорской академии наук о поездке в Вологодскую губернию (май - июнь 1901 г.)» *(„Известия отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук" т. VII, кн. 2 и 4. 1902 г.) довольно лестно отзывается об этом частном „книжном собрании". "В Тотьме – пишет он - обращает на себя серьезное внимание богатая большая библиотека (около 2500 томов) местного замечательного деятеля, теперь покойного Василия Тимофеевича Попова. Библиотека В. Т. хорошо каталогизирована; опись ее распадается на 19 отделов, каждый из которых расположен в алфавитном порядке. Содержание библиотеки очень разнообразно; наиболее богат, конечно, отдел, касающийся Вологодского края; старопечатных книг нет совсем... Все перечисленное находится здесь в полной сохранности и свято оберегается детьми В. Т.".

      Нет сомнения, что библиотека в целом и теперь заслуживает серьезного внимания и изучения, не смотря на значительную утрату книг.

      Библиотека с таким количеством книг едва ли может быть заурядной в захолустном и отрезанном от культурных центров городе Тотьме*(Еще громадная библиотека (более 3000 томов), но иного характера и действительно сохранившаяся нацело - мне известна лично в с. Никольском, Кадниковского уезда (близ Кубенского озера). Она принадлежит дворянам Межаковым. Библиотека конца XVIII века. (См. кратко о ней: Лукомский „Вологда в ее старине" стр. 313, 1915 г.)). Если же ближе присмотримся к содержанию ее и к тем 18-ти отделам, по которым разнесены были самим В. Т. Поповым все книги, то еще более убедимся в почтенности „книжного собрания". Вот наличность книг в 1916 году:

      Наиболее богатый по числу книг Богословский отдел, что, конечно, отвечало религиозной настроенности В. Т. Попова. В этом отделе включены „книги по священному писанию, сочинения религиозно-нравственного содержания (или, как он называет „назидательного") молитвенники, путешествия по святым местам, описания монастырей и жития святых (преимущественно Вологодской губернии), проповеди и книги по церковной истории".

      Из наиболее старых и интересных стоит отметить:

      Духовный регламент Петра I, изд. 1747 г.

      Слова и речи Феофана Прокоповича, 1760 г. (3 части).

      Шевырева - Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь в 1847 г. (с 25-ю рисунк.) М. 1850 г. История Выговской Старообрядческой пустыни по рукописи Ив. Филиппова, изд. 1812 г.; Гион - Толкование на священное писание (8 томов); Голубинский - История русской церкви 1880 г. М. Ливанов. Раскольники и острожники, изд. 1872 г. (4 тома). О монастырях и святых Вологодской губернии книги Верюжского, Савваитова, Мордвинова, Н, Суворова. „Три челобитные справщика Саввы Романова и монахов Соловецкого монастыря (из истории старообрядчества) СПБ. 1862 г. Не безынтересны еще для Вологжан „Записки миссионера Вологодской епархии св. Иоанна Полянского" (оттиски из журнала „Братского Слова" за 1890—95 гг.), 4 выпуска, присланные автором с надписью: «Многоуважаемому Василию Тимофеевичу Попову в его великолепную библиотеку от автора, 7 октября 1895 г.» Записки написаны в полубеллетристической форме и довольно живо характеризует жизнь старообрядцев преимущественно юго-западной части Вологодской губернии.

      Второе место по обилию книг занимает „История", что также находит объяснение в заинтересованности В. Т. Попова историческими темами, в сфере которых, как видели, он пробовал свои силы.

      В отдел „История" отнесены В. Т. Поповым, кроме чисто исторических трудов, „биографии", книги по археологии, нумизматике, различные воспоминания.

      Вот некоторые из них:

      Засецкий. Исторические и топографические известия по древности России и частно о г. Вологде и его уезде и о состоянии оного поныне в 1777 г. М. 1780 г. (128 ст.).

      Анекдоты, касающиеся до Петра Великого, самодержца Всероссийского, с предположением краткой географии и политической истории о Российском государстве, первое на славянском языке, изданное в Венеции, а ныне вновь с пополнением и с предположением и поправлением, как самой истории, так и с предположением некоторых славяно-сербских слов на российский, с гравированными планами баталий и взятых крепостей, а на все великие действия медалями напечатана иждивением купцов Санкт-Петербургского Сергия Копнина и Иркутского Ивана Байбородина. СПБ 1774 г. (367 стр.).

      Соскин. История г. Сольвычегодска 1789 г.

      Бергман. История Петра Великого, 6 том. 1833 г.

      Булгарин. Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях (4 тома) СПБ. 1838 г.

      Бутурлин. История смутного времени в России в начале XVIII столетия. (3 тома) 1836—49 г. СПБ.

      Карамзин. История государства Российского, изд. Смирдина, 12 том. (1830—31 г. СПБ), всего имеется 3 издания «Истории» Карамзина - еще изд. Эйнейрлинга СПБ. 1842-44 гг. и 6-е Смирдина 1851 г. СПБ.

      Орлов. Дух Российских Государей Рюрикова Дома СПБ. 1818 г. (5 томов).

      Полевой. Взгляд на историю России.

      Терещенко. Быт русского народа 1848 г. (7 частей).

      Устрялов. Именитые люди Строгановы 1842 г. и т. п.

      По истории севера имеются, кроме упомянутых: Степановский. Вологодская старина. 1890 г. (591 стр.). Н. Суворов - Вологодский летописец 1874 г. и Устюжский летописец 1872 г. Пономарев. Сборник материалов для истории г. Лальска 1897 г. (от автора). Я уже не привожу некоторых работ по истории Запада (Бокль, Карлейль, Диккенс). Отмечу еще две книжки: не безызвестную Историю кабаков в России (в связи с историей русского народа) Прыжова 1868 г. (620 стр.) и В. Кельсиева „Пережитое и передуманное" 1868 г. – воспоминания изгнанника, близкого вологжанам.

      Интереснее следующий отдел «География» - довольно многочисленный. Сюда вошли различные „путешествия и учебники".

      Из «путешествий» отметим Араго - Воспоминания слепого. СПБ. 2 т. 1854—45 г. Радищев - „Путешествие из Петрограда в Москву" 1790 г. „Библиотека путешествий" 4 том. 1854 г. (изд. Плюшара). Латкин - Путешествие на Печору. 1844 г. Случевский. По северу России 1884—85 гг.

      История о странствованиях по всем краям земного шара, изд. Прево 1782 г. (22 тома).

      Первое морское путешествие Россиян, предпринято для решения географической задачи: соединяется ли Азия с Америкой и совершенное в 1727, 28 и 29 гг. под начальством флота капитана 1-го ранга Витуса Беринга и офицеров. СПБ. 1823 г. (126 стр. 15).

      Путешествие вокруг света в 1803 г. 1804, 05 и 06 гг. на корабле «Надежде» и «Неве» под начальством капитана Крузерштерна 1809 г. СПБ. 1 (388—XX) и 2 т. 1810 г.

      Шемелин. Журнал первого путешествия Россиян вокруг земного шара. СПБ. 1816—1818 гг.

      Из трудов по географии России и в частности Вологодской губ. занесены в список:

      Арсеньев. Начертание статистики Российского государства 1818 г. 2 тома.

      Иваницкий. Материалы по этнографии вологодской губернии (из трудов этнографич. Отд. Импер. Об-в любителей Е. А. Э. при Мин. Унив. 1890 года).

      Пушкарев. Описание Архангельской губ. и описание Вологодской губ. (обе 1846 г.).

      Услар. Военно-статистическое описание Вологодской губ. 1850 г.

      Пассек. Очерки России 1818 — 1842 гг. (5 книг).

      Максимов. Год на Севере 1864 г. Кроме того, за некоторые годы имеются: «Вестник Императ. Географ. Об-ва» (1851—52 гг.) 5 томов.

      Записки Русского Географическою Об-ва (1849, 50, 51, 52, 53 гг.) - 13 томов; попадаются книги и по географии вне Европейских стран (Африки и т. п.).

      Пятое место по численности книг занимает отдел «Земских изданий», который заполнен журналами, отчетами и сметами земств, почти исключительно Тотемского уезда и Вологодского губернского. В. Т. Попов, как было выше сказано, в течение 26 лет состоял то членом, то председателем соответствующих Земских Управ. Тотемские земские издания имеются с 1869 г. по 1897 г., а Вологодского Губернского Земства издания с 1870 г. по 1898 г.

      Шестое место принадлежит «Периодическим изданиям», куда занесены журналы: «Древняя и новая Россия», «Горный журнал», «Журнал М. В. Д.», «Русский Архив», «Отечественные Записки», «Русская Старина», «Сын Отечества», «Труды Вольно-Экономического О-ва».

      На седьмом месте поставим 12-й отдел «Повести и романы», куда включены рассказы, очерки и вообще отдельные беллетристические произведения: Арсеньева - «Охотничьи рассказы», Булгарина, Диккенса, Загоскина, Жорж Санд, Крестовского, Лажечникова и многие другие.

      Не забыта и «Сказка о славном и сильном витязе Еруслане Лазаревиче и о прекрасной супруге его княжне Василисе Вахрамеевне». М. 1879 г. Отдел этот в общем не интересен.

      Более цельное впечатление производит стоящий по каталогам рядом отдел «Литература», содержащий в себе полные собрания сочинений русских классических писателей, преимущественно в издании известного Смирдина, таковы; Батюшков (1834), Богданович (1848), Булгарин (1842), Екатерина II (1849 г.), Жуковский, Гоголь, Крылов, Капнист (1849 г.), Лермонтов (1847 г.), Ломоносов (1847 г.), Марлинский, князь Одоевский (1844 г.), Озеров (1847 г.), Пушкин (1855 г. изд. Анненкова), граф Растопчин (1853 г.), Салтыков (1857 г.), Тредиаковский (1849 г.), Херасков (1790 г.), Хмельницкий (1849 г.). В этом отделе также значатся: изд. гр. Безбородко (ред. Костомарова) - Памятники старинной русской литературы (сказания, легенды, повести, сказки, притчи). СПБ. 1860-62 гг. (4 тома).

      Сахаров - Сказания русского народа 1841 г. (8 книг).

      Труды Высочайше утвержденного Вольного Об-вa любителей русской словесности 1822—23 гг.; Альманах «Утренняя Заря» (1839 г.) СПБ. с прекрасными гравюрами,

      Отдел философии заключает в себе «политические науки», политическую экономию, даже «крестьянский вопрос», «торговлю», «финансовые науки» - одним словом, почти всю «экономику». О правильности подобного наименования книг «философия» говорить не приходится, но нам, кажется, В. Т. Попов как деятель-общественник, не получивший почти никакого образования, своеобразно «по-мужицки» понимал слово «философия» в смысле практического любомудрия древних.

      Среди всевозможных книг политико-экономического содержания случайно попадаются 2-3 книги метафизического содержания, вроде:

      Ертов. Мысли о происхождении миров (3 тома).

      Космос. Образование вселенной и развитие человечества от первого начала до нашего времени. Сост. по Керберу 1860 г. (3 тома).

      Гавриил. История философии 1868 г.

      Баймейстер. Логика. Метафизика, 1787 г.

      Разговоры о множестве миров г-на Фонтенелля, парижской академии наук секретаря. Перевод и примечания Антиоха Кантемира, изд. 2, СПБ. 1761 г.

      Зато значительно большая часть каталога «философии» заполнена политико-экономическими сочинениями: Бунге - Теория кредита. 1852 г., Беляева - Крестьяне на Руси. 1879 г., Васильчикова - о самоуправлении 1870 года, Вернадского - Очерк истории политической экономии 1858 г.. Кошкарова - Нужды русского народа 1880 года, Лохвицкого - Обзор современных конституций 1862—3 гг. Монтескье - Дух законов 1834 г., Новосельского - Социальные вопросы в России 1881 года, Спенсера - Изучение соц,иологии 1874 года, Толстого - История финансовых учреждений России 1848 года.

      Шиллинга - Естественное право или философия права М. 1862 г., перв. под редакцией Капустина. Здесь же находим Карнович - Замечательные богатства у частых лиц в России изд. 1874 год. (в том числе и Строгановых). Кокорев. Экономические провалы по воспоминаниям с 1837 г. (с надписью: «Милостивому Государю Василию Тимофеевичу Попову от автора 24 дек. 1888 год.») изд. 1887 г. (214 ст.). Материалы редакционных комиссий для составления положения о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости (1859—60 г. г. СПБ. изд. Берлин). 2 Письма Герцена к русскому послу в Лондон 1862 г. Смайльс - Бережливость 1876 г. Соколовский. Очерк развития сельской общины на севере России (изд. жур. "Знание"), Чернышевский - Критика философских предубеждений против общинного владения (изд. Современника), Столыпин Д. К вопросу философии права.

      Далее стоит отметить отдел «Законоведение», в котором, кроме заметных работ по криминалистике, Кистяковский - Исследование о смертной казни (1867 г.), Любавский - Русские уголовные процессы (1866— 68 гг.), Глазер - О влиянии суда на приговоры присяжных (1868 г.), Максимов - Свод учебных уставов (1867 г.), Таганцев - О преступлении против жизни по русскому праву (1870 г.) перечисляются различные манифесты, указы, уставы, инструкции; своды законов, справочники по судопроизводству, доклады и т. д.

      Что касается остальных девяти отделов, то они по численности книг уже значительно уступают разобранным выше, да и содержание книг также много уступает перечисленным.

      Так, в отделе «Медицина» отмечены переводные учебники по физиологии (Валентин 1851 г. Гуфеланд 1820 г.) различные целебники, специальные статьи Вологодских врачей: Ульриха, Орнатского, Бурцева, Уставы лечебных заведений и т. п.

      В отделе «Сельское хозяйство» значатся различные руководства по «садоводству, скотоводству, лесоводству, домоводству, ветеринарии», отчеты агрономов (Загорский и Щекотов); Здесь же приведены: Карелин. Общинное владение в России 1893 Г. Либих – Химия в приложении к земледелию. 1864 год. Бунаков - Сельскохозяйственный очерк Вологодской губернии 1858 г. Отдел «Педагогика», который не был забыт Василием Тимофеевичем, содержит между прочим Корфа: Русская начальная школа - 1870 г.; Локка - О воспитании детей 1760 год; Рачинского - Заметки о сельских школах 1883 г.; Спенсера - Воспитание умственное, физическое и нравственное 1877 г., Ушинского - Родное слово 1886 г. Остальное почти все состоит из отчетов народных учительских курсов школ; правила поступления в учебные заведения и пр...

      В отделе «Естественные науки» значится много иностранных авторов: Катрафарш — Превращения в мире животных 1859 г., Карнелиус. Переселяющиеся животные 1867 год, Лайель. Геологические доказательства древности человека 1864 год, Фогт - Геологические очерки 1864 г., Гофман - Руководство к минералогии 1853 г. Из русских авторов встречаются: Иваницкий. Список растений Вологодской губернии 1884 г. - первая серьезная флористическая работа по Вологодской губернии. Щеглов - Указатель открытий по Физике, Химии, Ест. истории и Психологии 1828 г. Из старых книг значится теперь ценная книга Сибилла. О переменах земли 1786 год. (414 ст.) СПБ.

      «Военное искусство» состоит в большей своей части из книг половины XIX ст., посвященных войнам: Отечественной, Русско-Турецкой и Австрийской кампании (Бутурлин, Лукьянович, Михайловский, Данилевский, Фукс).

      Отдел «Театр» содержит немногочисленные драматические произведения, обычно сильно устаревшие: Мещанские драмы - Коцебу, Растопчина. Аристона трагедия 1786 г. (первый раз представлена в Зимнем дворце в 1787 г.). Тут же приведены Грибоедовское «Горе от ума», Гётевский «Фауст».

      Отдел «Математика» включает отдельные книги и «учебники» по астрономии, навигации, механике и математике. Таковы напр. Зеленый - Лекции по астрономии (1843—44 гг.), Арифметика Курганова (1757 г.), Пуше - земля и небо (1866 с франц.), Безу — Курс арифметики 1866 г. Маленький отдел „Языкознание" заполнен словарями (Михельсон - франко-русский, церковно-русский и др.), учебниками немецкого и французского языка. Из серьезных работ здесь лишь две: Павский «Филологические наблюдения над составом русского языка» 1891 г. и Белорусов: „Об особенностях в языке жителей Вологодской губ. 1887 г.». Отдел „Разные печатные листы» ценен, конечно, по старинным памятникам, главным образом, различными манифестами, записками, Указами Правительствующего сената 1760—1818 г.г., рукописными листами и т. д., что не удалось видеть полностью, может быть, за утерянностью.

      Книг, посвященных Северному краю, по всем каталогам, В. Т. Попова можно насчитать более 400.

      Заканчивая описание библиотеки В. Т. Попова, приходится с грустью отметить, что после смерти собирателя замечательное книжное собрание гибло. Если в 1901 г. В. И. Срезневский отметил до 2500 томов, то уже через 15 лет библиотека уменьшилась на 1197 томов, куда-то исчезнувших. Особенно грустно было установить полное исчезновение газет и журналов, среди которых значились по каталогу В. Т. «Северная Пчела», «Сын Отечества» и др. Оставшаяся часть библиотеки В. Т., однако, теперь попала в надежные руки. Книги по Северному Краю из разных отделов приобрело Вологодское Общество изучения Северного Края, а остальные книги купило Тотемское Земство. На чрезвычайном земском собрании 29 февраля 1916 г. постановлено было по докладу нижеподписавшегося «приобресть библиотеку В. Т. Попова со шкафами за 400 руб.», что и приведено в исполнение.

      Н. Ильинский.

     
      Находки в геологических отложениях р. Старой Тотьмы.

      Почти ПО всему течению р. Старой Тотьмы, на протяжении около 40 верст, можно наблюдать выходы из-под наноса коренных пластов мергелей, известняков и песчаников, принадлежащих к свите пестро-цветной толщи пермских отложений p.p. Сухоны, С. Двины и их притоков. Обнажения этих пород были в свое время посещены Барботом де-Марни и, сравнительно недавно, проф. В. П. Амалицким. Последний, относя породы Старо-Тотемских обнажений к Пермскому возрасту, указывает на виденные им остатки организмов в известняках, среди которых нередко попадаются раковины Loxonema Altenburgensis. В позапрошлом, 1914 году, спускаясь по р. Старой Тотьме, я видел выходы названных пород и о своих беглых наблюдениях уже упоминал в своем кратком отчете за указанный год Императорскому Минералогическому Обществу. Наиболее интересным мне представлялось то обстоятельство, что среди рухляковых пород местами обрисовывались чечевицеобразные залегания песков и рыхлых песчаников, содержащих плотные конкреции песчаников различных размеров и формы. Залегания песков и песчаников напоминали чечевицы, обнаруженные проф. В. А. Амалицким на Малой Двине и оказавшиеся остатками русла Пермской реки. Возможность существования на месте старототемских чечевиц подобного русла древней реки для меня представилась более чем вероятной, и я принялся за отыскивание органических остатков в конкрециях чечевиц. Старания мои, правда, не увенчались успехом, но, будучи уверен в образовании конкреций среди песков при участии животных организмов, я произвел качественный анализ нескольких осколков этих конкреций, давший указание на присутствие в них фосфорной кислоты; чтобы проверить себя, такие же образчики я послал в Минералогическое отдел. Геологич. Музея И. А. Н. и через некоторое время был любезно извещен А. Е. Ферсманом, что в присланных мною образцах анализом обнаружено присутствие около 1% фосфорной кислоты. Имея в виду еще вернуться к более подробному обзору и изучению старототемских отложений, я просил, между прочим, побывать на Старой Тотьме жительствующего в г. Тотьме Н. В Ильинского, естественника и исследователя местного края, для сбора коллекции старототемских горных пород. Будучи командирован Вологодским Обществом Изучения Северного края для геоботанических исследований берегов Старой Тотьмы и её притоков текущих летом, Н. В. Ильинский*(Н. В. Ильинский собрал гербарий в бассейне р. Старой Тотьмы (300 видов) и геологические материалы (2 пуда). Отчет о его поездке будет Обществу представлен весной 1917 года. Редакция) собрал попутно значительную коллекцию геологических материалов. Просматривая эту коллекцию, с большим удовольствием я увидел то, чего я так тщетно искал два года тому назад - остатки костей животных, найденные Н. В. в песчаниках одной из чечевиц старототемских берегов. Кости, правда, плохой сохранности, обложенные и окатанные, но, по-видимому, можно установить принадлежность их ящерам довольно крупных размеров. В тех же песчаниках найдена была окатанная раковина пластинчато-жаберного. Окатанность говорит за вторичное отложение здесь этих животных остатков. М. Б. Едемский.

      16 августа 1916 г.

     
      Свадебные обычаи в Ново-Никольской вол. Грязовецкого у.

      В прежнее время родители согласия на брак не спрашивали у детей, а сами узнавали про невесту, какова она, работоспособна ли, принимали во внимание родовитость и посылали свата без ведома жениха. Нынче же брак происходит по взаимному согласию жениха и невесты. Сват посылается тогда, когда у жениха и у невесты все условлено. Иногда сват ходит от невесты к жениху, тогда называется не «сватом ходили» как от жениха, а «с навалом». Сватом выбирается ближайший родственник и его роль состоит в том, чтобы условиться в общих чертах о приданом и осведомить родителей невесты о богатстве жениха.

      Сват приходит в избу и садится на переднюю лавку, расставивши ноги шире, чтобы ему была удача. „У вас есть товар, а у нас покупатель, так давайте говорить об цене", вот слова, которыми обычно сват начинает свою речь. Но иногда сват скрывает цель своего прихода и ведет посторонний разговор, наблюдая за невестой. Если же когда жених совершенно не знает невесты, то ходит вместе со сватом. Если сват сговорится с родителями невесты, то родители невесты приглашают жениха и родителей его „невесту смотреть", т. е. осматривать наряды невесты. Если богатство невесты найдут удовлетворительным, то приглашают осматривать богатство жениха „места смотреть". В этих случаях не обходится без обмана: бывает, что и жених, и невеста кажут чужое „добро". Родители невесты, найдя богатство жениха недостаточным, отказывают тут же через свата. Про жениха, получившего отказ, говорят „получил поваренку в лоб". Если же богатство найдут достаточным и условия о приданом для себя не тяжелыми, то тут же окончательно уговариваются и назначают время свадьбы. Скрепляют это условие тем, что молятся Богу и выпивают водки, отчего и самый акт называется „помолились Богу", „невесту пропили". Иногда же его называют «покладкой». Тут же уговариваются насчет „неустойки". Залогом бывают деньги и вещи.

      Когда родители невесты приедут домой, то она спрашивает, причитая:

      Ты, родимая матушка,
      И корминец мой батюшко,
      Мое красное соунышко,
      Я об чем буду кучитцо,
      Со слезам буду кланетцо,
      Уж я буду вас спрашивать
      Про чужую ту сторону,
      Тамой што показалосё,
      Да што поглянулосё
      Али дом-от теремом
      Жених-от барином,
      Коровы ти рогатыя,
      Сусеки ти горбатые,
      Але народ то тароватый.

      Родители говорят, что богатство большое и жених хороший, и говорят, что ее пропили. На это невеста опять причитает:

      Уж я бедная горькая
      Видно много нагрубила,
      Много вам надосадила,
      Верно сусек хлеба выела

К титульной странице
Вперед
Назад