Немилая,
Распрягай-ко коней да расседлывай».
77.
«Девку сватайте!» — Да не сватали,
Да женихи-ти ведь её, ой, да не брали.
Женихи-ти да её не брали,
Да запросватал да братец, ой, да батюшка.
Запросватал да братец-батюшка,
Да он за вора-то за, ой, разбойничка.
Он за вора-то, за разбойничка,
Да за ночного он помета... ой, метальщичка.
За ночного-то пометальщичка,
Да он со вечера-то, то коня, ой, коня кормил.
Он со вечера-то коня кормил,
Да со полу-то ночи с двора, он с двора сводил.
Со полуночи с двора, он с двора сводил,
Да молодой он жене, ой, наказывал.
Молодой жене наказывал:
«Да сиди, жена, ты до белой зари.
Сиди, жена, до белой зари,
Да всю лучинушку ты, ой, в угарки жги.
Вою лучинушку ты в угарки жги,
Да своего ты мужа, ой, с гулянья жди.
Своего ты мужа с гулянья жди».
Да еще стук-брячит, ой, колечушко,
Еще стук-брячит колечушко,
Да о чугунное-то, ой, крылечушко,
О чугунное-то крылечушко.
«Да отворяй ты, жена, ой, воротечка,
Отворяй ты, жена, ой, воротечка,
Да пропущай ты мужа, ой, разбойничка.
Пропущай-то мужа-разбойничка,
Да выпрягай ты коня, ой, томлёного.
Выпрягай ты коня томлёного,
Да трои сутки-ти, ой, не кормлёного.
Трои сутки-ти не кормлёного.
Да вынимай-ка платье, ой, кровлёное.
Вынимай ты платье кровлёное:
Да рубашонка-то, ой, брата-батюшки.
Рубашонка-то брата-батюшки,
Да алая ленточка, ой, родной сестры.
Ала ленточка родной, родной-то сестры,
Да сходи вымой ты на быстру, ой, на быстру реку».
78.
Из-за лесу, лесу темного,
Из-за белого березничка,
Из-за частого осинничка
Выходила красна девица
На Дунай-реку умыватися.
Умылася, умывшися набелилася,
Небелившись, нарумянилась,
Нарумянившись, призадумалась,
Призадумавшись, слово молвила:
«Ах, талан ли мой, талан такой,
Или участь моя горькая,
На роду ли мне написано,
На делу ли мне досталося,
В лесу ли лесу не было,
Срубить ли мне было нечего,
В людях ли мне людей не было,
Любить ли мне было некого!
Как просватал сударь батюшка
Что за вора за разбойника,
За плута за мошенника.
Со вечера вор коня седлал,
Со полуночи вор со двора съезжал,
Ко белу свету вор домой приезжал.
Воскрикнул он громким голосом:
«Встречай меня, молода жена,
Примай коня томного,
Сымай платье кровяное».
Убралась млада, на Дунай пошла,
На Дунай пошла платье мыть.
Всё платье перемыла,
Осталася рубашечка брата милого,
Брата милого, любимого.
Скорые ноги подломилися,
Белые руки опустилися,
Ясны очи помутилися,
Из глаз слезы покатилися.
Пришла домой да расплакалася.
«Ах ты свет да моя ладо милое!
Начто ты губил брата милого,
Брата милого, родимого?»
«Не я губил — губила ночь темная осенняя.
Не виноват я в том, жена ты моя, —
Была его встреча первая,
Встреча первая молодецкая».
79.
Собиралась красна девка
Ох, и все за — ох, за барина замуж.
Все за барина замуж...
Ох, и как попала красна девка
Ох, и за разбойника ж замуж.
За разбойника ж да замуж...
Ох, как с вечера он, разбойник,
Аи, собирался да на разбой.
Собирался на разбой...
Эх, как по питерской по дорожке
Он двенадцать коней вел.
Он двенадцать коней вел...
На тринадцатом на конику
Сам разбойник-вор сидел.
Сам разбойник-вор сидел...
Эх, а навстречу да разбойничку
Ишел парень молодой.
Ишел парень молодой...
Ой, этот парень, аи, сам барин,
Моей жинке да родный брат.
Моей жинке да родной брат...
Ох, он со мною повстречался,
Ох, я начал его душить.
Я начал его душить...
Ох, задушемши да загублемши,
Тепло платье снял да с него.
Тепло платье с него снял...
Снямши платье, снявши тепло,
Да в платочек завязал.
Да в платочек завязал...
Ох, и подъезжай только я к дому,
И стучусь к жене в окно.
И стучусь к жене в окно...
Ох, и отворяй-ка, жена, двери,
Ох, и спускай, ах, да моих коней.
Спускай-ка моих коней...
Ох, и на-ка тебе ж вот подарок,
Ох, не развертывай, положь.
Не развертывай, положь...
Развернула, посмотрела —
Платье брата своего.
80.
Как со вечера разбойник
Он коня свово поил,
Со полуночи разбойник
Он овсом его кормил.
А поутру он разбойник
Он оседлывал коня.
Молодой своей хозяюшке наказывает:
«Ты не спи-ка, не дремли,
Под окошечком сиди».
Я сидела и глядела
Вдоль по улице в конец:
Вот не идет ли мой миленький,
Не воротится ль назад.
Гляжу — миленький идет,
Девяти коней ведет.
На девятом, на вороном,
Сам разбойничек сидит.
Подъезжает ко двору,
Трижды тростью в ворота:
«Отворяй, жена, ворота,
Пускай молодца на двор,
За мной гонятся в погонь
Отец с матерью родной.
Еще на тебе подарок,
Не развертывай при мне!»
Не стерпела, развернула —
Не устояла на ногах.
«Уж ты вор ли, плут, мошенник,
Зачем брата зарезал,
Ты зачем брата зарезал,
Свово шурина сгубил?»
— Я за то его зарезал,
Перва встреча встретилась:
Я на первой да на встрече
Отцу с матерью не спущу,
С плеч головушку снесу,
А другою-то я встречей
Я чужого пропущу,
Я чужого да другого,
Всё товарища свово.
Я рукой ему махал,
Головой ему качал:
«Не попадайся, брат и шурин,
Ты на первой на пути».
— Ты скажи теперь, разбойник,
Где они теперь лежат?
— Родный батюшка-то лежит под грушицей,
А родная матушка под яблонкой,
А родной братец лежит под вишенкой,
А сестрица под сырым дубом.
Ты скажи-ка, скажи, молодая жена,
Уж и чья же эта разлисья шуба?
— Разлисья-то шуба моей матушки.
— Ты скажи-ка, скажи, молодая жена,
Уж и чей это волчий тулуп?
— Как и волчий тулуп мово батюшки.
— Ты скажи-ка, скажи, молодая жена,
Уж и эта развостра сабля?
— Развостра сабля мово братца.
— Ты скажи-ка, скажи, молодая жена,
Уж и чья это разруса коса?
-Разруса коса моей сестры.
Ты возьми-ка, возьми, муж-разбойничек,
Муж-разбойничек, душегубничек,
Ты возьми, возьми развостру саблю,
Ты сруби -ка мне буйну голову,
Ты забрось-ка ее во синё море,
Как синё море разволнуется,
Так тебе, вору, быть убитому.
МОЛОДЕЦ УБИВАЕТ ЦЕЛОВАЛЬНИКА
81.
Мила матушка своему сыну наказывала:
«Дитё ли ты мое, дитятко, чадо милое мое!
Послушай, дитятко, наказа моего:
Не ходи ты, мое дитятко, поздно во царев кабак, —
Во царевом кабаке сидят твои недруги
И большие неприятели твои;
Хотят, мое дитятко, поймать тебя,
Поймать тебя хотят — зарезати;
Буйну твою головушку хотят отрезати,
Белую твою грудушку хотят взрезати,
Накрыть хотят белой грудью твои очи ясные,
Вынуть хотят из тебя, дитятко, ретиво сердце».
Подпоясал добрый молодец саблю острую,
Побежал он, добрый молодец, во царев кабак.
Прибежал добрый молодец во царев кабак,
Не застал он там неприятелей,
Стращат он бурмистров, целовальничков:
«Гой ты гой еси, целовальничек, скажи правду-истину,
Кто меня в кабаке изгубить хотел?»
Таит целовальник разбойников и не сказывает.
Разгоралося у молодца ретиво сердце,
Не стерпя сердца, срубил целовальничку буйну голову;
Сказал им молодец таковы слова:
«А ищите меня, доброго молодца, за быстрым
Днестром».
ЛЮБОВНЫЕ И ДОБРАЧНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
МОЛОДЕЦ И КОРОЛЕВНА
82.
Изошел я Волгу-матушку из конца в конец,
Исплавал я синё море из краю в край,
Не нашел я лучше, краше Кремля-города.
Ой, зашел я, молодец, к королю в Литву.
Ой, за то меня король любил-жаловал,
Посадил же молодца в верны клюшнички.
Он допьяна, молодец, напивается,
Во хмелю-то он негоже похваляется,
Он и хвалится его мизирной дочерью.
За досаду королю показалося,
Он выходит, король, на красен крылец,
Он вскричал громким своим голосом:
«Ище есть ли у меня такие мастеры,
А по-вашему, по-русскому, грозен палач!
Ище скоро бы он ехал во чисто поле,
И сохи-то бы ставил дубовые,
Переклады бы клал кленовые,
И петли бы вешал шелковые;
Не водите молодца Кремлем-городом,
А ведите молодца позадь гуменья!»
Увидала его королева дочь:
«Поведите его Кремлем-городом,
Кремлем-городом, славой доброю!»
83.
Что гулял молодец по Украине,
Загулял молодец &;lt;к&;gt; королю в Литву.
Он служил королю верой-правдою,
Он в-очью, за-очью неизменною.
Что король молодца любил, жаловал;
Королевна любила паче короля,
Пили, ели с королевной с одного блюда,
Цветно платьице носили одные парчи.
Загулял молодец во трактирный дом:
Еще пьет молодец зелено вино,
Запивает молодец пивом пьяным,
Заедает молодец белым сахаром.
Во хмелю он, добрый молодец, похваляется:
«Я живу с королевной красной девицей;
Пили, ели с королевной с одного блюда,
Цветное платьице носили одные парчи!»
Еще лихи на молодца друзья, братья;
Они скоро доносили самому королю.
Что король на добра молодца прогневался,
Посадил добра молодца во темницу,
Еще призвал два плотничных мастера:
«Вы подите во далече чисто поле,
Вы поставьте два столбичка дубовые,
Перекладинку кладите вы кленовую,
Вы вяжите две петелки шелковые,
Вы ведите добра молодца во чисто поле!»
Добрый молодец во петелке качается,
Королевна скорой смертию кончается.
84.
Молодец у короля на вестях служил[1] [На вестях служить — выполнять разные поручения]
Что король-то его любил, жаловал,
Королевна его при себе держала.
Еще стал молодец упиватися,
При хмелю удалой похвалятися:
«Много было хожено, погуляно,
И в красне в хорошее [1] [В красне в хороше — в красивых хороших нарядах] похоже,
Много красных девушек целовано.
Поцелована дочь прекрасная,
Дочь прекрасная королевская».
За досаду королю показалося,
За досадушку таку за великую,
Закричал тут король на своих верных слуг:
«Ах вы, слуги мои, слуги, слуги верные,
Слуги верные и неизменные!
Вы подите далече в чисто поле,
Уж вы ройте ямы глыбокие,
Становите столбы дубовые,
Перекладинку кладите кленовую,
Вы повесьте петли шелковые,
Вы повесьте добра молодца».
Молодец палачам по рублю сулит:
«Не ведите меня позад горницы,
Поведите меня вдоль по улице,
Чтоб увидела дочь прекрасная,
Дочь прекрасная королевична».
Попросилася дочь у батюшки:
«Ты пусти, пусти, родной батюшка,
Молодецкой смерти поглядети».
Молодец на петлях качается —
Королевна под релью кончается.
85.
Король-то молодца крепко возлюбил, многим жаловал.
«Не ходи-ко, молодец, по честным пирам».
Короля молодец не послушался,
Взял он допьяна вина накушался,
Еще пьян молодец порасхвастался:
«Уж я днем служу королю литовскому
Верой-правдою, слугом верною,
Ночью спать хожу к душечке королевичне».
Как стемнел король, как есть темна ночь,
А сревел тут грозный, как есть лютый зверь:
«Уж вы, пановья, вы, улановья,
Вы, борзы поганые татаровья,
Вы берите подлеца за белы руки да за златы персты,
А ведите его во чисто поле,
А срубите там ему буйну голову
И представьте саблю кровавую
Против этих окошек против царских,
Против тех палат белокаменных».
Говорит тут молодец таковы слова:
«Уж вы, пановья, вы, улановья,
Вы, борзы поганые татаровья,
А ведите-ка меня по той улице,
Где живет душа Елена-королевична».
Заиграл тут молодец в гуселышки яровчаты,
Еще бросилась Елена по поясу в окошечко.
Говорит тут Елена таковы слова:
«Уж вы, пановья, &;lt;вы, улановья,
Вы, борзы поганые татаровья&;gt;[1] [В рукописи после «пановья» следует «и т.д.», то есть строки повторяются]
Вы берите за него денег сто рублей,
Еще мало вам того — целу тысячу».
Палачи на деньги не уконулись,
А свели тут молодца во чисто поле,
А срубили там ему буйну голову
И представили саблю кровавую
Против тех окошек против царских,
Против тех палат белокаменных.
Говорит тут Елена таковы слова:
«Уж вы, пановья, вы, улановья,
Вы, борзы &;lt;поганые татаровья&;gt;,
Уж вы, няньки, служанки мои верные,
Омывайте-ка меня побелешенько,
Одёвайте-ка меня поскорешенько».
А брала тут Елена саблю вострую,
А сошла она во чисто поле,
А срубила там себе буйную голову,
А представила саблю кровавую
Против тех окошек против царскиих,
Против тех палат белокаменных.
«Где пала головушка гусиная,
Тут падет головка белой лебеди,
Пусть проклятый князь глаза выпучит».
86.
Гулял молодец по Украине.
Ровно тридцать лет и три года,
Загулял молодец к королю в Литву.
Король молодца любил, жаловал,
Королевна не могла наглядеться
На его красоту молодецкую.
Как стал молодец упиватися,
Буйными словами похвалятися:
«Уж попито, братцы, поедено,
В красне, в хороше похожено,
С одного плеча платья поношено,
Королевну за ручку повожено,
С королевной на перинушке полёжано».
Уж как злы, лихи на молодца свои братья,
Доносили на молодца самому королю:
«Ты гой еси, наш батюшка, грозный король,
Не знаешь про то дело, не ведаешь —
Живет королевна с добрым молодцем».
Король на молодца вдруг прогневался,
Закричал, завопил громким голосом:
«Как есть ли у меня слуги верные?
Вы возьмите удалого добра молодца,
Посадите его в тёмную темницу,
А сами подите во чисто поле.
Вы ройте две ямы глубокие
И вы ставьте два столбичка высокие,
Перекладинку положите кленовую,
Вы петельку повесьте шелковую.
Поведите удалого добра молодца.
Не водите вы его вдоль по улице,
Поведите вы его позади дворца,
Не увидала бы королевишна».
На первую ступень ступил молодец:
«Прости, прости, мой отец и мать!»
На другую ступень ступил молодец:
«Прости, прости, весь род-племя!»
На третью ступень ступил молодец:
«Прости, мой свет, королевишна!»
Далеко королевна голос слышала,
Бежала во свой во высок терем,
Брала она свои золотые ключи,
Отпирала шкатулку серебряну,
Вынимала два ножичка булатные,
Порола свои груди белые.
Молодец в чистом поле качается,
Королевишна на ноженьках кончается...
Пришел к ней скоро родной батюшка,
Не успел король лише взозрити,
Увидел убиту королевишну,
И он бил свои руки о дубовый стол:
«Ах, свет ты моя, дочь любезная!
Для чего мне заранее не поведала,
Что жила во любви с добрым молодцем?
Уж я бы доброго молодца пожаловал,
От смерти б добра молодца помиловал».
Закричал, завопил громким голосом:
«Уж есть ли у меня слуги верные?
Пошлите ко мне двух грозных палачей,
Рубили бы головы доносчикам,
Кто доносил на королевишну».
87.
Ездил молодец из земли в землю,
Гулял удалой из орды в орду,
Загулял молодец к королю в Литву,
К королю в Литву-де ко прусскому.
Да того молодца-де король во любви держал,
Да тут молодец с королем за одним столом сидел,
Да ведь пил он ел с одной ложечки,
С одного-де стаканца да водочку кушали.
Того было времени прошло три года,
Да слюбился молодец с королевскою дочерью,
Да ничего-то про это король не ведает.
Да донесли королю вести нехорошие:
— Аи ты король земли прусские!
Да ты котора молодца во люби держишь,
Да ты с которым молодцом сидишь за одним столом,
Да ты пьешь, еси да с одной ложечки,
А с одного стаканца винца кушаешь,
Тот живет молодец с твоей дочерью,
Он творит любовь ведь третий год.
Эти королю были речи не понравились,
Приказал вести молодца во чисто поле,
Да на то ли болото Куликово,
Да на то ли на место на лобное,
Да на ту ведь на плаху на липову,
Да отрубить молодцу буйну голову.
Повели молодца палачи во чисто поле,
Мимо-те ведь ведут палаты королевские.
Тут возмолился молодец палачам немилосливым:
— Аи вы братцы палачи немилосливы!
Не водите молодца вы по задворкам,
Да мимо ту ли палату королевскую.
Да вы ведите меня молодца по подоконью,
Да мимо эту спальню-ту теплую,
Где-ка мы спали с девицей королевичной.
Повели молодца по подоконью,
Да мимо те ли палаты королевские,
Да мимо эту спальнюю теплую,
Где-ка спал молодец с девицей королевичной.
Да он запел песню новую,
Да он новую песню хорошую:
— Да хорошо у меня, молодца, было пожито,
Да хорошо было цветное платье изношено,
Да приупито было у молодца, приуедено,
Да и в красни в хороши приухожено,
Да и в зеленом-то саду приугуляно,
Да под яблонью на кроваточке было приуспано,
Да и у королевской дочери
На белой груди было у девицы улёжано.
Как услыхала девица-королевична,
Что повели молодца палачи во чисто поле,
Да во то ли болото Куликово,
Да на ту ведь на плаху на липову,
Да хотят отрубить ему буйную голову,—
Сама отворяла красно окошко косевчато,
Брала в руки булатные вострые ножичек,
Ставила она тупым концом да во окошечко,
А вострыим себе да в белу грудь,
Говорила она таково слово:
— Да куда полетел млад ясен сокол,
Да туда полетай-ко лебедушка белая,
Да ты прежде лети ясна сокола.
Тут-то она сама себя и зарезала.
Да отрубили палачи молодцу буйну голову,
Да донесли королю-де прусскому,
Да дошли ему ведь вести нехорошие,
Что его-то любимая дочь сама себя зарезала,
Да еще прежде дородня добра молодца.
Тут говорит-де король таково слово:
— Кабы знал я это, ведал ведь,
Что моя любима дочь ведь зарежется,
Да я бы не приказал вести молодца во чисто поле,
Да на то на болото Куликово,
Да на ту ли на плаху на липову,
Да не рубить бы ему буйну голову.
Пусть бы лучше жил молодец с моей дочерью,
Да пусть бы жил-де век да и по веку.
Теперь я весь потерял белый свет из ясных очей,
Я лишился милой дочери любимые.
88.
Изошел я всеё землю Святорусскую,
Я сине море исплавал из края в край,
Из самого из устья до вершиночки,
Я зашел, загулял к самому королю,
К самому королю ко литонскому.
А за то меня король любил-жаловал,
Посадил меня король во верны клюшники:
Я сидел у него ровно тридцать лет,
Служил королю верой-правдою.
Никто про то не знает и не ведает,
Только знает один маленький детинушка,
Один маленький детинушка, коваренный;
Он дошел, донес, собака, самому королю:
«Ой ты гой еси, наш батюшка, литонской король!
Ничего, сударь, не знаешь и не ведаешь;
Твой-то клюшничек допьяна напивается,
Во хмелю клюшник негоже похваляется,
Похваляется мизирной твоей дочерью».
За досаду королю показалося;
Выходил тут король на красен крылец,
Восклицал он, возгаркнул громким голосом:
«Ище есть ли у меня таки мастер,
А по-нашему, по-русскому, грозен палач!
Он бы ехал далече во чисто поле,
Делал бы релюшки высокие,
Становил бы он столбики дубовые,
Перекладинки клал бы дубовые,
А петельки вязал бы шелковые,
Он бы вел мого клюшника к повешанью,
Не водил бы он Кремлем-городом,
Провел бы он позадь города!»
Молодец молодцу крепко кланялся:
«Ой ты гой еси, наш батюшка, грозен палач!
Дай ты мне, молодцу, звоньчаты гусли,
Перед смертью молодцу наигратися!
Не води ты меня, добрый молодец, позадь города,
Проведи ты меня Кремлем-городом,
Мимо тех ли палат королевниных».
Он повел молодца Кремлем-городом,
Мимо светленькой светлицы королевниной.
Он и стал тут наигрышки наигрывать:
«Бывало, меня король любил-жаловал,
А нынче на меня скоро прогневался —
Ведет-то молодца ко повешанью!»
Услыхала его мала дочь мизиная,
Выходила она на красен крылец,
Воскричала она своим громким голосом:
«Ой ты гой еси, наш батюшка, литонской король!
Ты за что на клюшничка прогневался?
Я сама-то, красна девица, пойду ко повешанью!»
Услыхал-то ее батюшка, литонской король:
«Еще Бог его прощает, сударь жалует!»
89.
Вот ходил ли я, молодчик, по чистом я полю,
Я бил, я побивал я гусей-лебедей.
Застрелил ли я, удалый, сизого голубя.
Опоздал ли я, молодчик, идтить-ехати.
Во всем городе воротички были заперты,
Караульщички молоденьки, они крепко спят,
Что одна ли не спала ли красная девушка,
Она такая Перекраса-королевишна.
Вынимала из комода золоты ключи,
Успущала добра молодца, все наказывала:
«Ты двором иди, молодчик, не закашляйся,
К новым сеням подходи, не застукайся!
Не услышал бы родимый сударь-батюшка,
Не сказал бы он родимой моей матушке.
Ты на утро ли, молодчик, не напейся пьян,
Во хмелю-та, разудалый, не похвастайся!»
Как на утро-та молодчик напивался пьян,
Во хмелю-та разудалый похваляться стал:
«Как вечор ли я, молодец, в гостях гостил
Я у такой ли Перекрасы-королевишны».
Что поутру про удалого дозналися.
Призывал король молодчика во палатушки:
«Ты скажи, скажи, молодчик, где в гостях гостил?
Я за то тебя, удалого, пожалую!
Я пожалую молодчика палатушками,
Вот такими ли палатами — на трех столбах.
Я сострою тебе релюшки точеные,
Я повешу тебе петельку шелковую!»
Уж как добрый молодец стал качатися,
Перекраса во саду стала кончатися.
90.
Как на соловья не зима бы да не студёная,
Не морозы бы да ведь крещенские,
Не летал бы я соловей по мхам, по болотищам,
И по частыим да наволочищам.
А как на молодца да не служба б государева,
Не наборы ведь солдатские,
Не ходил бы молодец по чужой дальней
по сторонушке,
А по той по свирской по Украине,
Вот пошел молодец из земли в землю,
А зашел молодец к королю в Литву:
«Аи ты, батюшко, да король польский!
Ты прими молодца во слуги-рабы,
Во слуги-рабы прими, да хоть во конюхи».
Я во конюхах-то жил да цело три годы,
Не ходил молодец во царёв кабак,
И не пил молодец меду сладкого,
И не пил молодец пива пьяного,
Не закусывал да белым сахаром.
Меня Бог, добра молодца, миловал,
А король молодца да любил-жаловал.
Тут пожаловал молодца во стольнички.
Я во стольничках-то жил да цело три годы,
Не ходил молодец во царёв кабак,
А не пил молодец меду сладкого,
И не пил молодец пива пьяного,
Не закусывал да белым сахаром.
Меня Бог, добра молодца, миловал,
А король молодца да любил-жаловал,
А пожаловал-то молодца во ключники.
Я во ключниках-то жил да цело три годы,
Не ходил молодец во царёв кабак,
А не пил молодец меду сладкого,
И не пил молодец пива пьяного,
Не закусывал да белым сахаром.
Как у того короля политовского
Была дочь Настасья красивая.
«Государь ты мой, да король-батюшко!
Ты дай-ко мне к кровати кроватничка».
Испроговорит король политовский:
«Выбирай себе к кровати кроватничка:
Хоть из князей-то иль из бояров,
Иль из сильныих могучиих богатырей,
Или из тех ли поганых татаринов».
Испроговорит Настасья королевична:
«Мне не надо к кровати кроватничка
Мне не из князей-то, не из бояров,
Не из сильныих могучиих богатырей,
А ты дай-ко мне к кровати кроватничка
Своего ты любимого ключничка».
Я в кроватничках жил да цело три годы.
Тут зашел молодец во царёв кабак,
А напился молодец меду сладкого,
А напился молодец пива пьяного,
А он сам говорит таково слово:
«Я служил королю всех двенадцать лет:
Перво три годы служил я да во конюхах,
Друго три годы служил я да во стольниках,
Третье три годы служил я да во ключничках,
Четверто три годы служил я да во постельничках.
Я тесовоей кроваточки не складывал,
Я пуховоей перинки не растряхивал,
Круто-складного зголовьица не складывал,
Соболина одеяльца не натягивал,
А я спал-то со Настасьей королевичной,
А я спал у ей да на правой руки,
Часто я бывал да на белой груди».
Тут схватили удалого молодца,
Повели в тюрьму да богадельную.
Через три дни молодцу решеньицо
Отрубить-то ему буйну голову.
Испроговорит удалый добрый молодец:
«Аи же вы, палачи политовские!
Вы берите с меня золотой казны,
А вы только берите, сколько надобно,
Вы ведите меня мимо окошечек королевичныих».
Закричал удалый добрый молодец:
«Ты прости, прости, Настасья королевична!
А ведут меня-то на дощечку да на липову,
Отрубить-то мне да буйну голову!»
Тут проговорит Настасья королевична:
«Аи же вы, палачи политовские!
Вы спустите сего удалого молодца,
Вы берите с меня золотой казны,
А вы только берите, сколько надобно,
Вы возьмите татарина хоть мертвого,
А хоть мертвого, да еще мерзлого,
Отрубите ему да буйну голову,
Донесите королю политовскому,
Что за его поступки неумильные
А отрублена ему буйна голова».
Тут проговорит Настасья королевична:
«Аи же ты, удалый добрый молодец!
А есть ли дома у тебя отец и мать,
Есть ли у тебя да молода жена,
А есть ли у тебя да малы детушки?»
Тут проговорит удалый добрый молодец:
«Есть у меня дома отец и мать,
Есть у меня и молода жена,
Есть у меня и малы детушки!»
Тут проговорит Настасья королевична:
«Ты возьми-ко мои золоты ключи,
Отмыкай мои кованы ларцы,
Ты бери себе да золотой казны.
Ты только бери, сколько надобно,
Чтобы было довольно твоим
да малым детушкам!»
А тут век про Настасью старину скажут,
Синему морю на тишину,
А вам всем добрым людям на послушание.
КОРОЛЕВНА ВПУСТИЛА К СЕБЕ ДОБРА МОЛОДЦА, ОБМАНУВ МАТЬ
91.
Передрог, перезяб добрый молодец,
За стеною стоючи белокаменной,
Красну девицу дожидаючи,
Что прекрасную Елену, дочь королевскую.
Что со сна-то пробуждалася красная девица,
Что прекрасная Елена, дочь королевская,
Она брала со столику золотые ключи,
Она пошла к широким воротам железныим,
Отпирала ворота,
Принимала молодца за белые руки,
Вела его во высок терем,
Вела да приказывала:
«Ты иди, мой миленький, потихонечку,
Говори, мил-сердечный друг, полегонечку,
Чтобы не слыхали наши солдаты
И все наши караульщики,
Не пробуди со сна мою матушку!»
Как со сна-то ее матушка просыпалася:
«Ты дитё ль мое, дитятко,
Ты дитё ль мое, чадо милое,
Ты прекрасная Елена, дочь королевская!
Ты кого называешь милыим,
Ты кого величаешь «мил-сердечный друг»?»
«Ах государыня моя матушка!
Нехорош-то мне сон виделся:
Будто ты, моя матушка, переставилася,
Над тобою горят свечи воску ярого,
Над тобою поют всё попы, дьяконы:
Я тебя называла милыим,
И тебя величала «мил-сердечный друг»!»
МОЛОДЕЦ И КНЯЖНА
92.
«Где ты, мой друг, убираешься,
Убираешься, снаряжаешься ? »
«Я поеду гулять, молодец,
По зеленым лугам по муравчатым».
Захватили молодца жары жаркие, всё петровские,
Лютые морозы всё крещенские,
Глубокие снежочки всё рождественски,
Захватили молодца-то во чистом поле,
Во чистом поле, по-близ города.
Как во городе все воротики позатворены,
Все немецкими замками позамкнутые,
А над ними-то караульные казачушки порасставлены,
Караульные казачушки они крепко спят.
Как кричал молодец громким голосом — не докликался,
Соловьем свистал — даром свист пропал,
Часовые-то казачушки не пробудилися.
Услыхала его красная девица,
Дочь отецкая, княженецкая,
Надевала она сапожечки на босы ножечки,
Кунью шубочку нараспашечку,
Брала в руки красна девица золоты ключи,
Отмыкала замочки немецкие,
Отворяла ворота железные.
Она брала молодца за белы руки,
Повела его красна девица во высок терем,
Посадила молодца за дубовый стол,
За скатерти за шелковые,
За яствица за сахарные,
За поилица разнопьяные.
Она брала золотой поднос во праву руку,
Наливала она зелена вина, зелья лютого,
Подносила красна девица добру молодцу,
А подносила, всё приказывала:
«Когда любишь меня, то ты всю выпьешь,
А как я тебя люблю, рассказывать нельзя».
«Я люблю тебя, красну девушку раздушаночку,
Но боюсь тебя, как змею лютую.
Ты сведешь меня с света белого,
Как свела ты моего братца родного,
Что того ли было сына-королевича».
КНЯЗЬ ДМИТРИЙ И ДОМНА
93.
Еще сватался Митрий-от по три года,
Князь Васильевич да по три осени.
На четвертый год да только свадьбе быть,
Только свадьбе быть, только к венцу пойти,
Ай к венцу пойти да обвенчатися.
Зазвонили честну ранну заутреню,
Еще ту Христовску да Воскресенскую,
Воскресенскую да Вознесенскую.
Чтой пошел князь Митрий ко заутрене,
Он ко той ли ранней к Воскресенския,
К Воскресенския да к Вознесенския.
Чтой бросалась Домнушка по плеч в окно,
Фалелеевна ровно по поясу:
— Аи не этот ли Митрий князь Васильевич?
Чтой сказали про Митрия — хорош, пригож,
Он хорош, пригож да в свете лучше нет;
Он сутул, горбат да наперед покляп,
И ноги кривы у его, глаза косы,
Русы кудри у Митрия онежские,
Еще речь у него да самоедская,
Еще тут ведь Митрию во слух пало,
Щой Васильевичу за беду стало,
Чтой за ту пало насмешку за великую.
Воротился Митрий от заутрени,
Приходил он к Настасьюшке к Васильевны:
— Уж ты гой еси, сестричушка любимая!
Соберем-ко мы пир, да все девичий стол.
Попроси ты Домну Фалелеевну
На почестей пир, да на девичий стол
Хлеба, соли исть да сладка меду пить.
Ты скажи, что Митрия-князя в доме нет,
Чтой Васильевича да не случилося:
Он ушел ведь в лес теперь полесовать,
За лисицами да за куницами,
Он за разныма за мелкима за птицами.
Щой первы послы к Домны на двор пришли.
— Добро жаловать, Домна Фалелеевна,
Еще к нашей Настасье к Васильевны
На почестей пир, да на девичий стол
Хлеба, соли исть да сладка меду пить!
Еще Митрия-то князя в доме нет.
Чтой первы послы да со двора сошли,
Аи вторы послы к Домны на двор пришли:
— Отпусти ты, Софьюшка Никулична,
Свою дочерь Домну Фалелеевну
На почестей пир, да на девичий стол,
Хлеба, соли исть да сладка меду пить!
Еще Митрия-то князя в доме нет,
Чтой Васильевича не случилося,
Не случилося, не пригодилося:
Он ушел ведь в лес да все полесовать,
За лисицами да за куницами,
Он за разныма за мелкима за птицами.
Чтой третьи послы к Домны на двор пришли:
— Добро жаловать, Домна Фалелеевна,
Еще к нашей к Настасье все к Васильевны
Хлеба, соли исть да сладка меду пить!
Не спущает ей Софьюшка Никулична:
— Не ходи уж ты, Домна Фалелеевна,
На почестей пир, да на девичий стол.
Я ночесь мало спала, да во сне видела:
Со белой груди скатился чуденной крест,
На правой руки распаялся все злачен перстень.
Не послушалась Домна Фалелеевна.
Умывалась Домнушка белешенько,
Одевалась Домна наряднешенько,
Приходила к Настасьюшке к Васильевны
На почестей пир, да на девичий стол.
Вдруг зашла она в палаты белокаменны,
Открывала дубовы да двери на-пяту,
Она крест кладет да по-писаному
И поклон ведет да по-ученому,
Поклонилася на все четыре стороны.
А сидит тут Митрий во большом углу,
Князь Васильевич да во честном месте:
— Добро жаловать, Домна Фалелеевна,
Ко сутулому да ко горбатому,
Все к ногам кривым, к моим глазам косым,
Ко кудрям моим да все к онежскиим,
К поговорюшке да к самоедския —
Хлеба, соли исть да сладка меду пить!
Ты садись, проходи да за дубовой стол.
Воспроговорит Домна Фалелеевна:
— Отпусти-тко меня, Митрий князь Васильевич!
Я с правой руки забыла там злачен перстень,
Мы которым с тобой будем обручатися.
Воспроговорит Митрий князь Васильевич:
-Ты где хошь ходи, только моей слыви!
Тут пошла ведь Домна Фалелеевна
Что из тех она палат да белокаменных,
Заходила она в кузницу железную,
Чтой ковала два ножичка булатныих,
Уходила с ними Домна во чисто поле,
Становила Фалелеевна во сыру землю
Что вострыма концами во белы груди,
Да сама тут ведь Домна приговаривала:
— Не достанься, мое да тело белое,
Ты сутулому, да ты горбатому!
Аи достанься, мое да тело белое,
Лучше матушки да ты сырой земли!
94.
Еще сватался Митрий-князь
Да на Домны Фалилеевны
Он по три года, по три зимы,
От дверей не отходучи,
Да от ворот не отъедучи.
Да как пошел, пошел Митрий-князь
Да он ко ранной заутрени,
Да к честной ранной воскресенское.
Увидала его Домнушка,
Да Домна Фалилеевна:
«Да ево Митрий идё, кутыра идё,
Да как кутыра-то боярская,
Да как сова заозерская.
Голова-то у Митрия —
Да как котел пивоваренный,
Глаза ти у Митрия —
Да как две кошки ордастые.
Да как брови у Митрия —
Да как собаки горластые».
А пошел, пошел Митрий-князь,
Да как пошел, пошел Михайлович
Да ко родимой своей сестрицы,
Да ко Ульяны Михайловны:
«Уж ты ой еси, сестрица,
Да ты Ульяна Михайловна!
Да собирай-ка беседушку,
Да созови красных девушек
Да молодых-то молодушек,
Да созови сходи Домнушку,
Да как Домну Фалилеевну,
Созови на беседушку,
Да скажи: «Митрия-то дома нет»,
А скажи: «Михайловича дома нет;
Да он ушел за охотами,
Он за утками, за гусями,
Да он за белыма лебедями».
Да пошла, пошла сестрица,
Да Ульяна Михайловна,
Да собирала беседушку,
Да созвала красных девушек
Да молодых-то молодушек;
Да позвала она ведь Домнушку,
Да как Домну ту Фалилеевну:
«Да ты пойдем, пойдем, Домна, к нам,
Да ты пойдем на беседушку,
Да посидеть с красныма девушками
Да с молодыми молодушками».
Посылает ей матенка:
«Да ты поди, поди, Домнушка,
Да ты Домна Фалилеевна,
Да ты поди на беседушку,
Да посидеть с красныма девушками».
Говорила тут Домнушка,
Да как Домна Фалилеевна:
«Ты кормилица матенка!
Не посол идет — обман за мной».
Да говорила тут сестрица,
Да как Ульяна Михайловна:
«Да ты пойдем, пойдем, Домна, к нам,
Да та пойдем, Фалилеевна,
Да у нас Митрия-то дома нет,
У нас Михайловича дома нет;
Он ушел за охотами,
Да он за утками, за гусями,
Да он за белыма лебедями».
Да как пошла, пошла Домнушка
Да посидеть на беседушку,
Да посидеть с красныма девушками
Да с молодыми молодушками.
Да идет, идет Домнушка,
Да идет Фалилеевна.
У ворот стоят приворотнички,
У дверей стоят притворнички,
Да сохватали тут Домнушку,
Да сохватали Фалилеевну,
Да ей за белые ручушки,
Да злачены перстни серебряные,
Подводили ей к Митрию,
Да подводили к Михайловичу.
Еще Митрий-князь за столом стоит,
Да со веема князьям, боярами.
Да наливает он чару вина,
Наливает зеленого,
Да подавает он Домнушке,
Да подавает Фалилеевны:
«Да выпей, выпей, выпей, Домнушка,
Да выпей, выпей, Фалилеевна,
Да от кутыры боярское,
Да от совы ты заозерское,
От котла-то пивоваренного,
Да ты от кошки ордастое,
Да от собаки горластое».
Говорила тут Домнушка,
Да говорила Фалилеевна:
«Да ты спусти, спусти, Митрий-князь,
Да ты спусти, спусти, Михайлович,
Да ко кормилице матенке,
Да как сходить к ней за платьицем:
Да перво платье рукобитное,
Да второ платье обрученное,
Да третье платье подвенечное».
Да не спускает ей Митрий-князь
Да как сходить ей ко матенке,
Да как сходить ей за платьицем, —
Да перво платье рукобитное,
Да второ платье обрученное,
Да третье платье подвенечное.
Да говорила как Домнушка,
Да говорила Фалилеевна:
«Уж ты ой еси, Митрий-князь!
Да та спусти на могилочку
Да ко родителю батюшку
Да просить благословеньица;
Да уж мы с тем благословеньицем
Да будем жить красоватися,
Будем гулять-прохлаждатися».
А спустил, спустил Митрий-князь,
Да как спустил, спустил Михайлович
Да ко родителю батюшку
Да сходить на могилочку,
Да попросить благословеньица:
«Да уж мы с тем благословеньицем
Да будем жить красоватися,
Будем гулять-прохлаждатися».
Пошла, пошла Домнушка,
Как пошла Фалилеевна,
Да пошла на могилочку.
Да брала с собой два ножичка,
Да как два друга будто милые.
Да первой ножичек наставила
Против сердца ретивого,
Да второй ножичек наставила
Да противо горла ревливого,
Да сама она себе тут смерть придала.
95.
Как идет-то Димитрий-князь ко заутрени;
Увидала его в окно Домна Фалелеевна,
Закричала она громким голосом:
«Ох вы мои нянюшки-мамушки!
Уж не этот ли Димитрий-князь,
Уж не этот ли жених-ат мой?
Он идет ко заутрени, он сутул-горбат,
У него нос курнос, косые глаза,
У него-то зубы, что соломенны пукли,
А ногами-то он загребает
И весь-то снег по улице заметает».
Как услыхал туто Димитрий-князь
Насмешку своей невесты Домны Фалелеевны,
Он пришел домой от заутрени
И пошел ко своей сестре ко Олене Степановне:
«Ты сестрица моя, Оленушка!
Ты сделай для девиц пир
И позови же туто Домну Фалелеевну».
«Ты любезный, родимый мой братец,
И я все для тебя могу сделать».
Стала сестра его готовиться
И за своими подругами стала посылать послов,
Послала посла к Домне Фалелеевне.
Уж как первый посол, он на двор взошел,
И он шляпы не скинул, не поклонился:
«Вы пожалуйте, Домна Фалелеевна,
Ко нашей ко Олене Степановне
Хлеба-соли к ней кушати».
«Не пойду я, не подумаю:
У Оленушки братец холост-неженат».
Другой посол на крыльцо взошел,
Он шляпы не скинул, не поклонился:
«Вы пожалуйте, Домна Фалелеевна,
Ко нашей ко Олене Степановне
Хлеба-соли кушать».
«Не пойду я, не подумаю:
У Оленушки братец холост-неженат».
Уж как третий посол, он в горницу взошел,
Шляпу скинул, поклонился:
«Вы пожалуйте, Домна Фалелеевна,
Ко нашей ко Олене ко Степановне
Хлеба-соли кушати:
Она без вас хлеб-соль не кушает
И белого лебедя на столе не разрушивает».
«Не пойду я, не подумаю:
У Оленушки братец холост-неженат».
Услыхала ее родимая матушка:
«Ты поди, мое дитятко,
Ты поди, мое чадо милое».
«Государыня моя, родимая матушка!
Нехорош мне нынешнюю ночь сон виделся:
Бархатная моя юбка вся изодраная
И золот-то мой перстень распаян лежит».
«Ты дите ль мое, дитятко!
Уж как нынче снам не веруют».
Уж как тут Домна Фалелеевна
Убралася - снарядилася
И пошла ко Олене ко Степановне.
Как встречает Олена Степановна
Домну Фалелеевну,
Посадила Домну Фалелеевну по конец стола,
Ниже всех подруженек.
Уж не сами-то двери растворялися,
Растворял двери Димитрий-князь.
Как возговорит Домна Фалелеевна:
«Ох ты Димитрий-князь!
Уж как ты сутул-горбат,
У тебя нос курнос, косые глаза,