Как бы ни оставалась одинаково неизменной его любовь и почитание божественного, его воззрения, а сообразно им и настроения относительно мира видимого подвержены постоянной перемене, правда лишь формальной. Среди множества фальшивых идей, в которые он погружается, всегда есть такие, которые овладевают им особенно сильно и оказывают самое существенное влияние на его душевное состояние. По прошествии более долгого или более короткого времени, спустя дни, недели или даже месяцы этот круг идей уступает место другому, иногда близкому, иногда совершенно далекому, покуда и он в свою очередь не вытеснится новым. Характер бредовых картин, в которых в это время его умственная деятельность участвует и за пределы которых она не может выйти, определяется то внешними случайностями, то внутренними причинами. Их обычно очень трудно отыскать даже с некоторой долей очевидности. Так, в Зонненштейне он принимал себя то за очень бедного, то за очень богатого и знатного человека и под конец объявил себя даже графом Хоэнлоэ; им овладевали то подавленность, то возбуждение. Точно так же убеждение в том, что он Бог, уступала постепенно место другим. Впрочем, он слишком мал сам по себе и слишком велика игра его болезни, чтобы он мог хоть с какой-то последовательностью претворить одну из своих идей в отношении своей личности. Он называет себя Богом, но считает ненавистных ему сестер все еще своими сестрами; он называет себя могущественным, но всегда просит чужой помощи против своих мучителей и т. д.
О большинстве вещей, которые лежат вне сферы его болезненных представлений, главным образом о своих насущных потребностях, он говорит обычно спокойно и почти с рассудительностью душевно здорового человека. Его образ жизни крайне прост. Три раза в день он пьет чай, утром, в обед и вечером, и довольствуется при этом 30 сухарями и несколькими ломтиками хлеба. Он воздерживается от других продуктов, отведать которые ему неоднократно предлагали, упорно утверждая, что-де Бог предписал ему жить именно так. Между тем, если бы позволили, то вино он пил бы с удовольствием. Большую часть дня он проводит в уединении в своей комнате, лежа на кушетке, обычно без всяких других занятий, кроме тех, что дает ему сила воображения. Иногда, особенно вечерними часами, он изготавливает из воска фигурки. Они удаются ему иногда довольно хорошо и всегда характеризуют его душевное настроение на момент их создания. Нынешние его восковые изображения связаны исключительно с религиозными образами. Обычно они недолго сохраняют свой первоначальный облик, он изменяет в них что-то и через некоторое время уничтожает совсем, чтобы использовать воск для других фигурок. Он заботится о том, чтобы иметь возможность двигаться. В ясные солнечные дни он любит по меньшей мере три часа провести под открытым небом во дворе, прохаживаясь взад и вперед. Что касается тела и белья, то он очень чистоплотен; зато мало заботится о порядке и приятности своей прочей одежды. Когда он вытянувшись лежит на своей кушетке, у него вид страдальца, когда он прогуливается во дворе, выражение лица у него мрачное и неприветливое.
Никогда не бывает он дружелюбен, редко вежлив и то недолго. Черты его лица всегда выдают в нем человека ума и не позволяют заподозрить душевной болезни, ежели он пребывает в спокойном настроении. Глаза его тогда ясны и разумны. Бессмысленнейшие высказывания он часто может произносить с достоинством душевно здорового человека. Тело его уже давно очень исхудало, но осталось чрезвычайно гибким и подвижным; все живет и двигается в нем при малейшем волнении. Его походка легка и благородна. В силе ему не откажешь, но за всеми более или менее значительными душевными бурями сразу же, как это уже было упомянуто раньше, следует ужасная усталость. Его лицо почти всегда бледно; нос легко краснеет и остается иногда в течение нескольких дней устойчиво красным, если состояние возбуждения длится так долго. В это время чрезвычайно усиливается и деятельность слюнных желез, тогда он часто плюется и пена брызжет изо рта, когда он говорит. На физическую боль он почти никогда не жалуется. Иногда, но очень редко, он говорит: «Я нездоров». О роде своих болей он никогда не распространяется подробнее. В Зонненштейне он почти ежедневно страдал от головных болей и болей в груди. Этого теперь больше нет. Единственное, на что он в первое время нашего пребывания в Москве еще часто жаловался, – это на дурной запах, явление, которое часто наблюдается у истеричных женщин. Причины его он искал не в себе, утверждая, что это его враги намеренно распространили в его комнате вонь или осквернили его чай, чтобы его помучить и досадить ему. Его аппетит всегда хорош; он спит долго и очень спокойно; его естественные отправления происходят без исключения так регулярно, как только можно желать от больного, который наотрез отказывается принимать какие-либо лекарства.
Суть болезни
Из всего изложенного выше, на мой взгляд, следует, что суть душевной болезни Батюшкова состоит в неограниченном господстве силы воображения (imagina-tio) над прочими силами его души. В результате все они затормаживаются и подавляются, так что разум не в состоянии осознать абсурдность и безосновательность тех представлений и образов, которые проходят перед ним непрерывной пестрой чередой, и сила суждения не может более отличать истинное от неистинного. Он живет только мечтами, это грезы наяву. Болезненные порождения силы своего воображения он почитает за действительность, они определяют его действия и суждения, они успокаивают или будоражат его в зависимости от их свойства, одним словом – он живет в них. Грезы и явь настолько слились для него воедино, что он принимает явления и сцены, которые представляет ему живая сила воображения в ночных снах, за истинные события. Потому в утренние часы, когда воспоминание о них наиболее живо, он чаще всего находится в состоянии душевного возбуждения, которое, наступая, часто усиливается до буйства.
Противоречий больной не терпит. И это вполне естественно. В случае с таким больным говорят не о человеке, а о болезни, или, что в данном случае равнозначно, о силе воображения, которая никогда не утихает, а, пожалуй, только возбуждается к большей активности. Между тем очевидно, что действительность и иллюзии (или самообман) не совершенно одинаковы по силе воздействия. Кроме некоторых других фактов, за это говорит то обстоятельство, что действительные оскорбления (например, примененные к нему средства принуждения) производили на больного более глубокое впечатление, нежели воображаемые; первые он не забывал почти никогда, вторые, как правило, забывал легко. Судя по его поведению, он хорошо отличает личности, которых он действительно видит вокруг себя, от тех, которых рисует ему больная фантазия, хотя при этом он совершенно не обращает внимания на принятые в обществе условия, рвет все узы дружбы и родства и полагает, что царь, слуги, его брат и сестры вступили в тесный союз, чтобы подвергать его недостойным мучениям.
Не стоит и говорить, что столь тяжелая хроническая болезнь постепенно парализует все душевные силы. Больной сам не раз говорил в Зонненштейне: «Я не глупец, у меня забрали память, но мой разум еще со мной». Однако именно память, как та самая душевная сила, которая более всего связана со всеми физическими функциями, как раз кажется все еще регулярнейшим образом – хотя уже и в меньшей мере – выполняющей свои обязанности. Правда, она также подчинена деспотизму силы воображения и с трудом покидает круг, который та ей предписывает, но в этом кругу она трудолюбиво подбирает этой художнице краски из давно минувших времен для украшения разнообразнейших и пестрейших фантасмагорий. Слабость памяти еще не упраздняет свободы и самостоятельности разума; эта слабость осознается больным, как это бывает у старых людей, у коих все прочие душевные силы незаметно для них приходят в состояние печального угасания.
Ежели попытаться найти в медицине место для этой формы болезни, разнообразнейшие симптомы которой можно определить как истинный и сильнейший образец душевного расстройства, то ее следовало бы назвать помешательством с переменчивыми идеями или более кратко – сумасшествием. Приступы мании случаются часто, временами к ним еще присоединяются меланхолические настроения; но ни то, ни другое не составляет истинного характера болезни, все это лишь симптоматические явления основного недуга. Мнение больного, что он есть божество – не совсем то, что медицина преимущественно понимает под идеей фикс, которую следует рассматривать как нечто большее, чем простое заблуждение разума. В нашем случае об идее фикс не может идти речь как о самодовлеющей душевной силе. Скорее, это явление можно было бы рассматривать как фиксацию или стабилизацию силы воображения.
Причины и развитие болезни
Несмотря на то, что данное описание должно лишь дополнить присланное ранее врачом господином Пирницем, и несмотря на то, что история причин болезни прямо не относится к делу, я полагал бы нелишним рассмотреть их еще раз, отчасти потому, что мне кажутся недостаточными имеющиеся у меня в распоряжении сведения. Кроме того, в России распространяются относительно этих причин очень разные и почти сплошь неуместные слухи и предположения.
Мне не придется опираться на необоснованные предположения, чтобы разузнать условия возникновения болезни: я буду говорить лишь о том, что больной сам непосредственно подтверждает. Здесь не будет обсуждаться вопрос о возможной упаследоваппости недуга от отца, матери или еще кого-либо из ближайших предков по восходящей линии, страдавших подобной болезнью или проявлявших явную предрасположенность к ней. Хотя сведения об этом необходимо иметь, я не буду уделять им много внимания, потому что легче найти доказательства наследственного характера болезни в самом больном и я без труда нахожу их.
Если указанная болезнь или предрасположенность к ней врожденные, то болезненные симптомы должны отчетливо проявляться еще у здорового человека. Так оно и было; они проявлялись настолько недвусмысленно, что не остались не замеченными несчастным – он сам неоднократно предсказывал печальное будущее, навстречу которому шел.
Батюшков обладал богатым, но несчастливо устроенным умом. С самого начала сила воображения была у него преобладающей, она захватывала его; он оставил доказательства тому повсюду в своих сочинениях. К этому добавлялось глубокое и нежное чувство ко всему великому, доброму и прекрасному, которое и давало поэтическое направление деятельности воображения. Я бы сказал, что у Батюшкова был поэтический прав, но не поэтический ум. К Батюшкову в несколько ограниченном смысле можно применить слова Фридриха Шлегеля о близком во многих отношениях к русскому поэту, хотя, впрочем, намного его превосходящем Торквато Тассо: «В целом он принадлежит более к поэтам, которые отображают лишь самих себя и свои прекраснейшие чувства, вместо того чтобы суметь ясно воспринимать мир, растворив и забыв в нем себя». Такие натуры обычно оказываются в жизни очень поэтичными – именно потому, что они не могут не быть поэтами. Практичными и дельными они никогда не станут. Поэтический ум – одновременно субъект и объект поэзии; поэтический ум не в состоянии изменять свои взгляды, он переносит все в свою поэзию и поэтому может быть только субъективным; у него мало поэтических мыслей, но он богат поэтическими образами и чувствами.
Если, например, глухонемой Масье, как упоминал сам Батюшков, благодарность называл «памятью сердца», а Андрей Тургенев так говорил о загробной жизни: «Там не нужна больше вера и там нет больше места надежде», то это поэтические мысли, которых Батюшков – в этом я твердо уверен – никогда не смог бы иметь в голове. Бедность мыслей у него столь же велика, как и богатство образов: иногда в одном и том же стихотворении одна и та же мысль повторяется в трех или даже четырех разных выражениях, следующих друг за другом. Я могу сослаться здесь, к примеру, на во всех отношениях характерное элегическое стихотворение «Умирающий Тасс» с повторяющимися жалобами Тассо. Однако так же и в своих прозаических произведениях, насколько я их знаю, я находил подтверждение своему подозрению. Искреннее чувство и живая сила воображения, которая его питает, делает их приятными для чтения, но пищи для ума они не дают. Содержащиеся в них мысли кажутся не следствием продолжительного спокойного раздумья, а первоначальными чувствами, которые автор пытается осознать и которые он затем преображает в мысли или создает впечатление, что он мыслит. Поэтому так же невозможно запомнить содержание его сочинений, как и осознать его. Такие стихотворения, как «Тень друга» и некоторые другие, сразу доказывают, с какой живостью работала его фантазия, как даже тогда, когда разум еще контролировал ее, она создавала волшебные образы из реальных явлений.
Речь идет здесь об очень талантливом человеке, и, разумеется, приведенное выше и кажущееся жестким справедливое суждение, даже подвергнувшись самой строгой критике, может быть оправдано. Ведь я говорю языком медицины как врач, лечащий больного, поэтому мне позволена жесткость.
Поскольку такие натуры крайне субъективны или всегда сосредоточены на себе, они очень легко приходят в состояние разлада с окружающим миром; можно наслаждаться задушевными беседами с ними, если суметь проникнуть в их круг и приспособиться к ним, но нельзя находиться с ними долго, чтобы не принести им в жертву собственную личность. Чрезвычайная чувствительность, живая сила воображения, резкое своеобразие делают их крайне раздражительными и обидчивыми и заставляют находить в невиннейших вещах враждебные противоречия, с которыми они не умеют в душе примиряться. Все, что их касается, затрагивает сразу же глубочайшим образом все их существо и уже не регулируется рассудком. Недостаток внутреннего единства проявляется повсюду, в том числе и в поэтическом творчестве. В зависимости от обстоятельств они то крайне старательны, то крайне вялы; они всегда подвержены игре внешних случайностей и своих собственных, всегда разных настроений. Они могут целыми часами заниматься мелочами, настоящими пустяками, на" которые серьезный, практичный человек не затратил бы и минуты. В отношении самих себя они почти постоянно ошибаются, то переоценивая меру своих сил, то сомневаясь в собственных способностях, настроения подавленности и возбуждения сменяют друг друга очень быстро; оба эти настроения для них пагубны, и тем не менее они почти всегда отдаются чрезмерности то одного, то другого. Слабохарактерные, они никогда не имеют твердой точки зрения на явления внешнего мира, ибо находятся вне его. Время и пространство в конце концов теряют для них свой истинный смысл, тогда они уже больше не живут в настоящем и в каком-то определенном месте, где они находятся на самом деле, а в будущем, вдали. Вечное беспокойство, не знающая перерывов тоска все время гонят их туда, где, как они полагают, находится на земле Небо, и поэтому их больное желание никогда не достигает цели. Туда, где они думают спастись, они несут свой, созданный ими самими мир, который ни в чем не сходен с действительно существующим. «Мир совершенен там, куда не приходит человек со своими страданиями», как говорит Шиллер, но они в своем безумии винят мир во всех своих мучениях, причина коих в них самих.
Батюшков всегда чувствовал себя несчастным, но во всей его жизни не находится ни одного трагического происшествия, которое могло бы сделать безумным человека с твердым рассудком. Если какое-либо душевное качество склонно к полному отрицанию порядка в его привычных проявлениях, то оно как раз таково, ибо ни одна сила не злоупотребляет так позволенным ей господством для мрачнейшего и сильнейшего деспотизма, как сила воображения. Обиженное честолюбие, отверженная любовь, одним словом, все страдания таких натур, каждое из которых их раздражительность превращает в болезни, становятся случайными причинами ускорения печального кризиса. Измученная душа, которая всюду чувствует себя израненной и отвергнутой, все больше уходит от всего внешнего внутрь себя – отдается без сопротивления в руки ее собственного врага, которого она считает единственным еще оставшимся другом и который поэтому может теперь без помех и отдыха работать над ее разрушением. Так часами может больной, а он теперь таковым уже является, в праздном покое разглядывать кончики своих пальцев и предаваться бессмысленной игре и жуткому произволу силы воображения. Вскоре наступит неизбежный этап развития болезни, зародыш которой присутствовал уже при рождении и требовал лишь благоприятных обстоятельств, чтобы буйно разрастись. И этот этап будет означать уже полную деградацию. Тассо, которого Батюшков почитал как святого, без сомнения, шел к гибели тем же самым путем. Петрарка, напротив, сумел овладеть своей умственной деятельностью, несмотря на душевные бури, которыми наградил поэта жар его страсти, он любил, но сочинял не только с помощью чувств и силы воображения. Если у религиозных фанатиков, которых также следует отнести к этой категории, болезнь не всегда достигает полного развития, то основная причина, пожалуй, в том, что их умственная деятельность принимает практическое направление – у нее есть цель, и она не обращена враждебно против них самих. Наличие развитой силы воображения определяет и более позднюю стадию болезни. Как сначала сам больной играл со своим воображением, так оно теперь играет с ним: он слышит голоса, ему являются видения, он верит, что за ним со всех сторон наблюдают тайные гонители, и т. д.
В большинстве, а предположительно – во всех случаях душевного расстройства (хотя пока невозможно это установить с точностью) болезнь вызывается и поддерживается также всеми действующими физическими причинами. Они присутствуют и в том случае, о котором здесь преимущественно идет речь. Собственно говоря, более чем вероятно, что геморрой и подагра, которые сами по себе уже служат причиной наиболее затяжных душевных расстройств, сыграли и здесь свою тайную роль Все ближайшие родственники нашего больного по мужской линии страдали сильнейшей подагрой, он сам в свое время уже почувствовал ее признаки и часто говаривал, что, вероятно, и ему не избежать этих страданий. Лица, наследующие подагру, страдают также от целого ряда разных, часто заразных, болезней, которые обычно развиваются уже тогда, когда подагра принимает хроническую форму. Вполне закономерно, что такие люди уже в цветущем возрасте начинают страдать ипохондрией, к этому присоединяется предрасположенность к ревматизму и геморрою. Возможно, что и чесотка, которой был поражен наш больной вскоре после битвы под Лейпцигом и от которой он по его собственному требованию был быстро вылечен, существенно повлияла на дальнейшее развитие душевного расстройства, хотя непосредственно после этого никаких ощутимых отрицательных последствий не было. Для организма, где в зародыше дремлет какая-либо врожденная или приобретенная предрасположенность к безумию, могут иметь огромнейшее значение даже незначительные остатки старой болезни.
О природе болей лица, которыми долго страдал больной, я, к сожалению, не смог узнать ничего достоверного; между тем вполне вероятно, что эти боли были уже предвестниками или, более того, разновидностью симптоматической болезни, причины которой скрывались в средоточии многих болезней – в подчревной области. А если не принимать боли в лице серьезно в расчет, то они, по крайней мере, подтверждают, что все болезни у него имеют общее направление – к голове. Геморроем он страдал лишь один раз, в Зонненштейне, о чем я навел точные справки. Однако его влияние должно было сильно отразиться на состоянии больного, так как он сам, все свои страдания приписывающий внешним причинам и воображаемым издевательствам, иногда не осознавал их природы. Известно, что подавленные или не надлежащим образом пролеченные геморрой, воспаление уха, болезни глаз, сердцебиение, смятение, ломота в ногах, вялость и т. д. часто непосредственно не связаны с подагрой, а регулярно чередуются с другими пароксизмами.
Болезненные физические ощущения теснейшим образом переплетаются у него с болезненной душевной деятельностью; они облекают зрительные иллюзии в образы воображаемых врагов, шум в ушах превращается в их голоса и проч.; отсюда следуют жалобы, что ему сжигают и электризуют голову и глаза, раздробляют ноги, дают пощечины, суют отраву в нос и в рот. Он даже иногда хромал и растирал себе бедра. Нос, как уже упоминалось, у него легко краснеет, и всегда тем больше, чем мрачнее его настроение, – знак, который обычно сопровождает артрито-геморроидальные осложнения. Поэтому весной и осенью наступает ухудшение, и, пожалуй, верно, что меланхолическое настроение, которое обычно всегда овладевало им, как мне сказали, с наступлением весны, следует рассматривать как действие активной и стремящейся к развитию склонности к подагре. Одним словом, можно найти много симптомов, подтверждающих это, и ни одного-единственного, который бы этому противоречил. Таким образом, не остается сомнения, что сильнейшие приступы, которые должен был переносить больной в первые дни нашей поездки, как уже было упомянуто выше, имели геморроидальную природу и что страдания, передаваемые выражением лица и жестами больного при каждом изменении позы, были вызваны геморроидальными узлами. Именно они стали причиной сильных и резких болей при движении соответствующих частей тела.
Прогноз
Я не хочу лишь сравнивать друг с другом благоприятные и неблагоприятные симптомы, которые сопутствуют этой форме болезни, чтобы решить, возможно и вероятно ли излечение; если вышеизложенная история болезни исходит из неверных предположений, а я так не полагаю, поскольку в основе ее реальные факты, то уже только из них одних с достаточной ясностью следует, что эту связанную душу мог бы освободить от оков только Спаситель Мира , который исполнит поэтические мечты больного воображения в том краю, где, как говорит Тургенев, нет больше надежд. Несчастный поэт предчувствовал болезнь раньше, чем она наступила, и не мог задержать развитие оной. И вот она пришла, ярко выраженная, во всем своем ужасе, длится уже несколько лет, и он так слился с ней, что с крайним упорством противится любой попытке упорядоченного воздействия на его недуг, которое в свою очередь ставит своей целью подавить это упрямство, развитое им до искусства. Болезнь в действительности уже давно перешла ту границу, до которой лечение еще возможно и эффективно, – я не говорю «было», ибо оно было невозможно с самого начала. Между тем улучшение могло наступить со временем, а именно в случае, если бы делались попытки лечить целительными силами природы, регулярная работа кишечника наладилась бы и подагра не отражалась бы во внешних частях организма. Опасаться, однако, следует органических изменений, которые уже имеют место и которые невозможно устранить. Как ни ужасна эта болезнь сама по себе, возможно и еще большее ухудшение: к нынешним симптомам может добавиться эпилепсия. Судорожная лихорадка, сотрясающая все его тело вибрирующими волнами, как только он впадает в сильную ярость, заставляет бояться худшего. Сохрани его Господи от этого!
Можно предположить, что благодаря стечению непредвиденных благоприятных обстоятельств, вопреки ожиданиям будет постепенно достигнуто выздоровление, что это, по моему мнению, совершенно немыслимое событие, случится. Однако можно ли верить, что тот человек, который жил в наиблагоприятнейших внешних условиях, был уважаем в своем отечестве, любим друзьями и родственниками, делал славную карьеру с блестящими перспективами на будущее, одним словом, человек, который имел все, что делает жизнь светлой и приятной, и при этом постоянно чувствовал себя несчастным, – можно ли верить, хочу я сказать, что этот самый человек будет эту самую жизнь в куда более неблагоприятных условиях спокойно терпеть, что с ясной рассудительностью будет он воспринимать мир в его простой, но благородной сути, покорно умерять чрезмерные претензии к нему, что он сам мужественно укротит терзающие его мысли о многолетнем лишении духовной свободы и самостоятельности? Гораздо более вероятно, что вскоре наступит ухудшение или что он сам перед полным распадом насильственно окончит свое жалкое земное существование. Он чужд земному миру, никто не сможет сделать его более здоровым, чем он был в свои лучшие дни, никто не вылечит его. Что же остается? Как филантроп я должен желать того, чему должен препятствовать как врач.
Лечение
Пожалуй, можно было бы не спорить о подборе лекарств, применения которых требует эта форма болезни, поскольку показания вытекают из истории болезни. Первое место заняла бы сера, за ней должны бы следовать легкорастворимые экстракты, умеренные соли и т. д. и т п. Но исключительная вспыльчивость больного, которая иногда без всяких видимых причин влечет за собой крайне бурные вспышки гнева и заставляет всегда превратно истолковывать искреннейшие доказательства участия и любви, показывает нежелательность только медикаментозного лечения. Его невозможно было бы осуществить без мер принуждения, а, применяя их, больному можно навредить более, нежели ему смогли бы помочь самые лучшие лекарства, даже если они соответствуют всем показаниям. Поэтому я был вынужден ограничить мое вмешательство прямым и косвенным психическим лечебным курсом. Можно полагать, что при этой форме болезни преимущественное влияние на больного должна оказывать постоянная или частая смена его внешнего окружения, переключающая болезненную деятельность души на что-то реальное и отвлекающая ее от фантасмагорий. Но период, когда еще можно было бы ожидать благоприятного результата от такого переключения, уже давно пройден его болезнью, а с ним исчезла и возможность счастливого ее исхода. Болезнь есть и останется при любых обстоятельствах победительницей. Она входит в круг реальной жизни, которая существует теперь лишь для того, чтобы дать пищу уму и фантазии больного, и с силой ввергает его в свой ужасный мир, неизбежно оставляя в состоянии еще большего душевного смятения и волнения. В этом меня убедил опыт.
Неприятные физические чувства, которые обычно сильнее прочих, вырывают душу из ее мира грез, и именно поэтому их часто намеренно вызывают косвенно психическим лечением; но в данном случае они могут повлечь за собой бурную душевную реакцию, за которой последует ухудшение. А ведь ничто, что касается непосредственно духа, не должно идти во вред. Так же как воспаленные глаза сторонятся света, воспаленная сила воображения боится – и да простят мне здесь это материалистическое сравнение – любого вторжения в мир ее образов как чего-то вызывающего боль. Поэтому больной любит уединение, поэтому он не хочет никого видеть, ни с кем говорить, поэтому он беспрестанно требует покоя и страшится любой перемены, поэтому он не терпит в своей комнате ничего, в чем не нуждается в данный момент, даже одежду. И покой – это действительно то, что ему прежде всего идет во благо. Когда он был еще здоров (или за такового почитался), покой был для него смертельным ядом, а при нынешнем полном развитии болезни он стал самым полезным лекарством. Чем реже случаются у больного приступы гнева и раздражения, тем благоприятнее это для его состояния, это единственное, чего можно добиться. Именно поэтому я пытался держать его в изоляции как можно дольше, оберегая его от всяких внешних перемен и удаляя все, что способно усилить его раздражительность. Какую-то семью, которая также жила в доме, попросили съехать; во всей квартире, расположенной в довольно глухой местности на окраине города, неизменно очень спокойно и тихо. Он видит лишь людей, которых он привык видеть, разговоров с ним они также тщательно избегают, так как во время беседы говорит лишь он один, и чем больше делает это, тем больше возбуждается. Он наслаждается полной свободой, гуляя по двору когда и сколько он того желает, и ему не показывают вида, что за ним наблюдают. Его желания, касающиеся почти всегда исключительно жизненных потребностей, тотчас же удовлетворяются.
Несмотря на такой простой способ терапии, удалось во многом улучшить его состояние; существенную роль при этом играет, пожалуй, и его простая пища. Жалобы на головную боль, которые обычно повторялись почти ежедневно, прекратились, так же как и жалобы на дурной запах, резь в глазах и т. д. Иногда проходили целые недели, когда он больше не разговаривал громко в своей комнате сам с собой или лицами, которые, как ему казалось, там присутствуют. В Зонненштейне он часто ночью покидал свое ложе и сильно буйствовал в комнате. Теперь его сон абсолютно спокоен и свеж, и это несмотря на огромное влияние, которое оказывают грезы на его больную душевную жизнь, и это важно; истинная душевная болезнь характеризуется еще и большой интенсивностью. И если бы действующей без отдыха силе воображения удалось не поддаваться всякого рода внешним болезненным обстоятельствам, она сумела бы их изобретательно создавать и совершенствовать в самой себе. Первым и непременным условием существенного улучшения является деятельность; однако что это за деятельность? Мне не нужно говорить, что такой больной не в состоянии понять книгу, следить за развитием мысли или продолжающейся нитью рассказа. Чередование живописных местностей в первой половине нашей поездки, правда, занимало больного приятным для него образом, но, с другой стороны, подпитывало его болезнь, ибо поставляло новую пищу его воображению. А оно, уже пресыщенное, все больше нуждалось в выходе наружу или, чтобы сказать точнее, в разрядке с помощью какого-либо продуктивного занятия, например, черчения, рисования и т. д.
Предложений заняться чем-нибудь было сделано больному предостаточно, но до сих пор ничего не удалось. В Зонненштейне он однажды по собственному желанию некоторое время рисовал с образцовым, даже чрезмерным усердием; он заменял рисованием даже столь необходимое для него физическое движение, что иногда приводило к недомоганиям из-за застоя крови, которые и вынудили прекратить эту деятельность. Если бы больной был хоть в какой-то степени общителен, то можно было бы, показав ему специально отобранные гравюры и картины, пробудить в нем вкус к искусству, дать определенное направление силе воображения и тем самым непосредственно питать разум мыслями. Ведь деспотизм воображения на самом деле основывается не только на его собственной силе, но более того, как почти каждое тираническое господство, на слабости противодействующих сил. Поэтому одновременно нужно ослаблять одно и усиливать другое. Целесообразное телесное лечение должно было бы поддерживаться психическим. Благое желание!
Дабы настроить его на спокойный лад и обратить к тонким чувствам, были предприняты две попытки, связанные с музыкой. О моей игре на фортепиано в отдаленной комнате он отозвался неодобрительно, однако совсем не горячился. Вторая попытка представляла собой вокальное пение без музыкального сопровождения: хор из девяти человек пропел некоторые церковные песнопения, ибо у больного восприимчивы сейчас только религиозные чувства. Так как я желал, чтобы он мог понимать слова, и поскольку у него не хватало терпения и собранности для восприятия связного текста, то, по моему совету, для него были выбраны произведения, которые он хорошо знал и в которых все время повторялись одни и те же слова, как, например, известное «Господи помилуй» и т. п. Больной продолжал спокойно лежать на кушетке и, прислушиваясь, повернул лицо в сторону, откуда доносились звуки; ни тогда, ни позднее он не упомянул об этом ни единым словом, хотя обычно он говорит обо всем, что его хотя бы в некоторой степени неприятно трогало. Из его уст никогда не исходит одобрение или похвала. Тем не менее я считаю эту попытку удачной и повторил бы ее, если бы для исполнения моего намерения не возникли внешние препятствия. Более глубокое впечатление произвела бы, без сомнения, гармонь, которой, к сожалению, нет в моем распоряжении. Поскольку ветреная погода плохо влияет на больного, я намереваюсь, чтобы ослабить ее воздействие, расположить в нижней части дома эолову арфу. Может быть, и ветер сделает добро. Мелочи возбуждают больного, и мелочи иногда его успокаивают.
Москва, февраль 1829 года.
Перевод А.В. Овчинниковой
Информационный спонсор – радиостанция «Эхо Москвы»
Леонид Николаевич Майков
БАТЮШКОВ, ЕГО ЖИЗНЬ И СОЧИНЕНИЯ
Серия «Литературная мастерская»
Редактор О. Булаева Компьютерная верстка и дизайн Г. Егорова
Книга подготовлена при участии ЭА. Гареевой
ИД № 03974 от 12.02.01 г.
Подписано в печать 05.04.01. Формат 84x108/32 Печать офсетная. Гарнитура «Times NR Суг МТ». УСЛ-ПСЧ.Л. 27,72
Тираж 3000 экз. Заказ № 1340.
Издательство «Аграф»
тел. (095) 189-17-22, 189-17-35
129344, Москва, Енисейская ул., 2
E-mail: agraf.ltd@ru.net http://www.ru.net/-agraf.ltd
Отпечатано в полном соответствии с качеством
предоставленных диапозитивов на ГИПП «Вятка»
610033, г. Киров, ул. Московская, 122
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Первое (единственное прижизненное) издание сочинений К.Н. Батюшкова было подготовлено им самим и вышло в свет в 1817 г.; виньетку к нему рисовал старший друг поэта – меценат А.Н. Оленин.
2 РГАЛИ, ф. № 195, оп.1, ед. хр. 3990.
3 Грот Я. К. Очерк жизни и поэзии Батюшкова // Сборник отделения русского языка и словесности императорской Академии наук. – СПб., 1888. – Т. 43. – №1. – С. 1-2.
4 Пыпин А.Н. Накануне Пушкина//Вестник Европы. – СПб., 1887. – Кн. 9 (сент.), с. 309
5 Карамзин. История Государства Российского, VIII, прим. 129; Архив ист.-юрид. свед. О России. Калачова, III, отд. 2, с. 46; Акты Археогр. Экспед., II, с. 233, 275, IV, с. 283; кн. Долгоруков. Российская родословная книга, IV. Эти указания, равно как и сведения о поземельных владениях Батюшковых и о службе предков поэта, сообщены нам А.П. Барсуковым, который извлек их из дела департамента герольдии 1854 г., № 356.
6 Сочинения К.Н. Батюшкова, изд. 1885-1887 гг., т. III, с. 567
7 Именной список всем бывшим и ныне находящимся в сухопутном шляхетном корпусе штаб- обер-офицерам и кадетам. СПб., 1761. Ч. 1, с. 249.
8 Рус. Архив, 1880, ч. II, с. 108.
9 Именной список господам депутатам, выбранным в комиссию о составлении проекта нового уложения, по 1 января 1768. М., с. 17; Сб. Имп. Рос. Ист. Общ., т. IV, с. 67
10 А. Барсуков. Рассказы из новой русской истории. СПб., 1885. Статья: «Батюшков и Опочинин (попытка дворянской оппозиции в Царствование Екатерины II)».
11 Петербургский Некрополь, сост. В. Сайтов (приложение к Рус. Архиву, 1883г.), с. 15.
12 Соч.,т. 1,с. 255
13 «Сын Отечества» 1816 г., ч. 30, № 23, с. 165. Письмо к издателю, за подписью NN. В примечании под письмом сказано, что оно написано одним из бывших питомцев Жакино по просьбе товарищей. Дальнейшие сведения о пансионе Жакино взяты из журнала Nordisches Archiv, 1803 г., апрель, с. 77-81. Журнал этот издавался I. Хр. Каффкой в Риге
14 Этот Иван Сиряков известен следующими литературными трудами: 1) Разговор Людвига XVI с Французами, в царстве мертвых. СПб., 1799; 2) Генриада. Эпическая поэма г. Вольтера, вновь переведенная. 1803; 3) Поход Игоря против Половцов. СПб., 1803 (перевод в стихах русского склада); 4) Муза, или Собеседник любителей древнего и нового стихотворства и вообще словесности. 1802 (периодическое издание, которого вышла только одна январская книжка, вся состоящая, вероятно, из сочинений и переводов самого издателя); 5) Генриада. Эпическая поэма, переведенная и вновь исправленная. СПб., 1822 (с обширным предисловием переводчика, содержащим в себе теоретическое рассуждение об эпической поэме). Вероятно, к сделанному Сиряковым переводу «Генриады» относится эпиграмма Батюшкова (Соч., т. I, с. 93).
15 Собственное показание Батюшкова, приведенное со слов Г.А. Гревепса в статье Н.О. Бунакова – в «Москвитянине» 1856 г.
16 Воспоминание декабриста о пережитом и перечувствованном. 1805-1850. А. Беляева. Ч. I. СПб., 1882, с. 50. Ср.: Воспоминания А.С. Гангеблова в Рус. Архиве, 1886, кн. III, с. 183.
17 Губернский служебник 1777-1796 гг., сост. кн. Н. Туркистано-вым, с. 17. Впоследствии Варвара Николаевна Батюшкова вышла замуж за брата Павла Аполлоновича, Аркадия.
18 «Нечто о морали, основанной на философии и религии».
19 Соч., т. II, с. 128.
20 Биография М.Н. Муравьева в «Галатее», 1830, ч. 13, с. 67.
21 Соч., т. III, с. 305.
22 Соч., т. III, с. 82
23 Там же, с.72
24 Кошанский был хороший знаток древних языков и умел понимать красоту античной поэзии. Он, между прочим, издал в 1811 г. книгу «Цветы греческой поэзии», в которой помещены переводы из Виова и Мосха и 6-я песнь «Одиссеи» (эпизод о Навсикае).
25 Поли. собр. соч. М.Н. Муравьева, т. III, с. 124.
26 Соч.,т. II, с. 369
27 Там же, с. 128.
28 Соч., т. II, с. 78.
29 Соч., т. Ill, с. 68.
30 Формулярный список К.Н. Батюшкова из архива Имп. Публ. Библиотеки
31 Соч., т. III, с. 64-65.
32 Небо, которому хотелось моего счастья,
Вложило в глубину моего сердца
Лень и беззаботность (фр.).
33 Соч., т. III, с. 67.
34 Записки Н.Н. Муравьева. Рус. Архив, 1885, № 10, с. 258
35 Соч., т. II, с. 127.
36 Там же, т. I, с. 24-25
37 Соч., т. III, с. 76
38 Н.А. Львов, большой приятель М.Н. Муравьева, умер в 1803 году. С сыном его, Леонидом Николаевичем, Батюшков находился в приятельских отношениях с ранней молодости.
39 Елизавета Корнильевна Нилова, рожденная Бороздина, известна своими переводами; несколько сведений о ней находится в примечаниях Я.К. Грота к академическому изданию сочинений Державина, а также в письмах князя П.Д. Цицианова к В.Н. Зиновьеву (Рус. Архив, 1873, ст. 2109). Отец Е.К. Ниловой, К.М. Бороздин, был отличный артиллерийский генерал, участник Семилетней войны, замеченный по своим способностям еще Петром Великим (Энциклопедический лексикон Плюшара, т. VI). Племянник Е.К. Ниловой, сын ее брата Константин Матвеевич Бороздин, известный своим археологическим путешествием по России в начале нынешнего столетия, принадлежал к числу ранних и близких знакомых Батюшкова.
40 О М.И. и П.М. Ниловых см.: Сочинения Державина, 1-е акад. изд., т. II, с. 184 – 186; Дневник чиновника С.П. Жихарева – Отеч. Записки, 1855, т. CI, с. 390; Де-Пуле. Отец и сын – Рус. Вестн., 1875, № 7, с. 80-81; Грибоедовская Москва. Письма М.А. Волковой. – Вестн. Евр., 1874, № 8, с. 616
41 Соч., т. III, с. 37.
42 Там же, с. 85
Я любил Темир,
Как дышат,
Чтобы жить (фр.).
43 Соч., т. HI, с. 35.
44 Там же, с. 70.
45 П.Ф. Карабанов. Статс-дамы и фрейлины Высочайшего двора. – Рус. Старина, 1871, т. IV, с.403.
46 Сочинения Державина, 1-е акад. изд., т. IV, письмо № 1026.
47 Сочинения Державина, 1-е акад. изд., т. IV, письмо № 1034
48 Соч., т. Ill, с. 66.
49 Соч., т. III, с. 47
50 Соч., т. II, с. 243
51 Соч., т. Н, с. 120
52 Об этом свидетельствует С.П. Жихарев со слов Гнедича (Дневник чиновника. – Отеч. Записки, 1855, т. СП, с. 376).
53 С.-Петерб. Журнал, 1798, ч. II, с. 122
54 Например, «Северный Вестник», 1804, ч. 1, с. 63, 114, 231 и т. д.
55 Списки эти печатались в адрес-календарях начиная с 1804 г., но едва ли в полном виде: имени Батюшкова нет ни в одном из списков, а между тем, как увидим далее, достоверно известно, что он был членом Вольного Общества, например, в 1812 году
56 Рассуждение о старом и новом слоге. СПб., 1803, с. 30
57 «Северный Вестник», 1804, ч. I, с. 37, 38. Шишков серьезно отвечал на шутку Языкова, причем объяснял, что сравнение принадлежит не ему, а Эйлеру, который в своих «Письмах о физике к одной немецкой принцессе» объяснял логические понятия кругами (см. Прибавление к сочинению, называемому: Рассуждение о старом и новом слоге российского языка. СПб., 1804, с. 74). Шишков долго не мог простить Языкову его полемику (см. второй «Словарь достоп. людей Русской земли» Д. Бантыша-Каменского, т, III, с. 587).
58 Книжка 2-я, с. 136-144.
59 «Сев. Вестник», 1805, ч. V, с. 61.
60 Первая часть этой поэмы появилась в печати только в 1804 г., в журнале «Друг просвещения», ч. III.
61 Повесть эта напечатана в Периодическом издании Вольного Общества любителей словесности, наук и художеств 1804 г., без имени автора; но принадлежность ее Востокову засвидетельствована «Сев. Вестником» того же года, ч. II, с. 120. Востоков начал заниматься теорией русского стихосложения очень рано, но его исследование об этом предмете было напечатано только в 1812 г. в Санкт-Петербургском Вестнике (ч. II, который издавало тогда Вольное Общество). Здесь (с. 55-59) Востоков повторяет и отчасти развивает мысли Радищева, приведенные нами в тексте. Рассмотрев подробно особенности «русского размера», он замечает: «Теперь предстоит вопрос: заслуживает ли русский размер употреблен быть в новейшей поэзии? Утвердительным уже ответом на сей вопрос можно почесть благосклонный прием разных произведений новейшей литературы, писанных русскими стихами. Сии и дальнейшие опыты всего лучше покажут достоинства русского размера и к какому роду стихотворений может он быть пригоден» (с. 280). В 1815 году, во время споров о русском гекзаметре по поводу предпринятого Гнедичем перевода «Илиады», С.С. Уваров также ссылался на рассуждения Радищева, «о котором российские музы не без сожаления вспоминают» (см. «Ответ В.В. Капнисту на письмо его об экзаметре в 17-й книге Чтений в «Беседе любителей русского слова», с. 58-61).
62 «Сев. Вестник», 1804, ч. I, с. 65.
63 Соч., т. III, с. 63.
64 «Сев. Вестник», 1804, ч. И, с. 111. Эта статья «Вестника» подала повод к ответу, который появился в издававшемся в Риге журнале пастора Гейдеке: Russische Merkur, 1805, № 2, с. 49-64. Статья немецкого журнала защищает не только слог Карамзина, но и образ его мыслей. В московских литературных кружках ее приняли с большим сочувствием (С.П. Жихарев. Записки современника. I. Дневник студента, с. 289-294).
65 Дневник чиновника, С.П. Жихарева. – «Отеч. Записки», 1855, т. CI, с. 392; Н.И. Греч. Записки о моей жизни, с. 210
66 С.П. Жихарев. Записки современника. I. Дневник студента, с. 319, 321
67 П.Н. Тихапов. Николай Иванович Гнедич. СПб., 1884, с. 8
68 Соч., т. II, с. 361.
69 Елизавета Марковна Оленина была рожденная Полторацкая, а один из братьев ее, Петр Маркович, был женат на Екатерине Ивановне Вульф, двоюродной племяннице М.Н. Муравьева и И.М. Муравьева-Апостола, дочери Анны Федоровны Вульф, рожденной Муравьевой (Рус. Архив, 1884, кн. 6, с. 330).
70 Литературные воспоминания А.В. (графа С.С. Уварова). -«Современник», 1851, т. 27, с. 39.
71 Полное собрание сочинений С.Т. Аксакова, т. III, с. 262
72 Вигель. Воспоминания, ч. IV, с. 137
73 Литературные Воспоминания А.В. – «Современник», 1851, т. 27, с. 39
74 Вигель. Воспоминания, ч. IV, с. 137-138
75 Литературные воспоминания А.В. – «Современник», 1851, т- 27, с. 40
76 О художественном стиле и характере этих иллюстраций, воспроизведенных в первых двух томах первого академического издания сочинений Державина, см. прекрасные замечания Ф.И. Буслаева в его статье: «Новые иллюстрированные издания» в сборнике: Мои досуги. М., 1886, т. II.
77 Соч., т. III, с. 11
78 Арапов. Летопись русского театра, с. 167. (Слова в скобках вставлены авторами. – Ред.)
79 Соч. Державина, 1-е акад. изд., т. VI, с. 163, 164. О внимании императора Александра к Озерову см.: Арапов. Летопись русского театра, с. 168
80 Арапов. Летопись русского театра, с. 172.
81 Соч., т. III, с. 10,11
82 Соч. Державина, 1-е акад. изд., т. VI, с. 164; т. VIII, с. 881-882.
83 «Сев. Вестник», 1805, ч. VIII, с. 265 (отчет о первом представлении «Фингал»).
84 Соч. Державина, 1-е акад. изд., т. III, с. 386-387
85 С.Т. Аксаков. Воспоминание об А.С. Шишкове. Поли. собр. соч., т. III, с. 209-210
86 Кроме статьи С.Т. Аксакова, об отношениях Шишкова к Озерову см. в Полном собрании сочинений кн. П. Вяземского, т. VII, с. 206. Любопытен также рассказ С.П. Жихарева о литературном вечере у Шишкова, где И.С. Захаров, его приятель и литературный единомышленник, вступился за старые трагедии (Дневник чиновника – в «Отеч. Записках», 1855, т. CI, с. 195).
87 Рус. Архив, 1869, с. 142.
88 С.М. Соловьев. Император Александр. СПб., 1877, с. 102
89 Богданович. История царствования императора Александра и России в его время, т. II, с. 165
90 Из записок С.Н. Глинки (от 1802 до 1812 годов). – Рус. Вестник, 1865, № 7, с. 226.
91 Даты заимствованы из послужного списка Батюшкова в архиве Имп. Публ. Библиотеки.
92 Соч., т. ш, с. 4-5
93 Соч.,т. II,с. 191-192
94 О военных действиях в кампанию 1807 г. см.: Богданович. История императора Александра, т. II, гл. XX; об участии в них Батюшкова сведения взяты из его формулярного списка в архиве Имп. Публ. Библиотеки
95 Соч., т. I, с. 87
96 А. С. Стурдза. Беседа любителей русского слова и Арзамас. – «Москвитянин», 1851, ч. VI, с. 15
97 Соч., т. I, с. 88
98 Соч,т. III, с. 12-14
99 Там же, с. 13-14. «Все наши попытки собрать в Риге сведения о негоцианте Мюгеле и его семействе оказались безуспешными. Меня окружают цветами, меня балуют, как ребенка... Хозяин дома, господин Мюгель, самый богатый купец в Риге. Его дочка прелестна, мать добра, как ангел, они развлекают меня и музицируют для меня» (фр.).
100 Там же, т. I, с. 88.
101 Похождения лифляндца в Петербурге (Э. Ленца). – Рус. Архив, 1878, кн. I, с. 449
102 Соч., т. I, с. 65-66
103 Соч., т, I, с. 89. Что стихотворение намекает на любовь поэта именно к девице Мюгель, видно в особенности из первоначальной редакции этой пьесы, где говорится о «светлой Двине» (см.: Соч., т. 1, с. 831).
104 Соч., т. III, с. 16
105 Там же
106 Это единственное сохранившееся письмо Гнедича к Батюшкову. Оно уцелело в бумагах Ал.Н. Батюшковой. Что письмо писано не в Ригу, а в деревню, видно из приписки. Указание, что письмо, посланное из Петербурга 19 июля, уже не застало Батюшкова в Риге, определяет приблизительно время отъезда его из этого города
107 Соч., т. Ill, с. 5; Жихарев. Дневник чиновника. – «Отеч. Записки», 1855, т. CI, с. 140; Сайтов. Петербургский некрополь, с. 134. И.П. Тургенев умер 28 февраля 1807 г. и похоронен в Алек-сандро-Невской лавре
108 Сообщено И.Н. Батюшковым
109 Соч., т. III, с. 16
110 Смутный намек на эти клеветы находится в послании к Гнедичу 1808 г. (Соч., т. I, с. 45).
111 Сведения из формулярного списка Батюшкова в архиве Имп. Публ. Библиотеки
112 Соч. т. III, с. 26
113 Соч., т. III, с. 26.
114 Рус. Архив, 1869, с. 137
115 Рус. Архив, 1875, кн. III, с. 363: письмо Озерова к Жуковскому
116 Поли. собр. соч. М.Н. Муравьева, т. I, с. 173
117 Соч., т. I, с. 26-27.
118 На это есть указание в позднейшем послании Капниста к Батюшкову (Соч. Капниста, изд. Смирдина, с. 485). Но что совет относится ко времени не позже 1807 г., видно из одного письма Батюшкова 1807 г. (Соч., т. III, с. 8).
119 Соч.,т. I, с. 51
120 Липранди. Замечания на Воспоминания Ф.Ф. Вигеля. М., 1874, с. 21
121 Соч., т. II, с. 195; т. III, с. 21
122 Соч., т. I, с. 91
123 Соч., т. III, с. 26
124 Там же, с. 29
125 Соч., т. III, с. 31, 33. «Госпожа Чоглокова здесь, я хожу к ней время от времени, она очень любезна.
<.. .> Мадам Чоглокова, которую я часто вижу, чуть было не вскружила мне голову, но все это миновало и не имеет в себе ничего опасного» (фр.).
126 Там же, с. 123
127 Соч., т. III, с. 24-25
128 Соч.,т. Ш,с.31.
129 Все, кто был мне дорог, перешли Коцит (фр.)
130 Соч.,т. Ill, с. 37
131 Там же, с. 28, 67
132 Соч., т. III, с. 223. Посвящая несколько строк К.Н. Батюшкову как помещику, мы заимствуем данные для того из его писем к сестре и притом не ограничиваемся только письмами
133 Соч., т. III, с. 31,91,119,186, 223, 233,245, 292, 380, 386, 580
134 Там же, с. 31,42, 181,186, 381,471,472
135 Там же, с. 286, 579
136 Там же, с. 92, 95, 225 и др
137 Соч., т. III, с. 65
138 Там же, с. 334, 395
139 Полн. собр. соч. Муравьева, т. I, с. 92
140 Соч., т. III, с. 180
141 Соч., т. Ill, с. 477; ср. с. 479 и 564
142 Там же, с. 181 и др
143 Там же, с. 40, 45, 46 и др