401. В. Д.
ОЛСУФЬЕВУ
Июль 1821. <Теплиц>
Не забыл ли я у вас ключа от моих
дверей. Сделайте одолжение, посмотрите в вашей
комнате на столе.
К. Б.
Не угодно ли Вам ссудить меня
французскими романами вашими на завтрашний один
день.
402. Н. И. ГНЕДИЧУ
21 июля/3 августа 1821.
Если бы меня закидали
эпиграммами при появлении моей книги, если бы
явно напали на нее, даже на меня лично, то я, как
автор, как гражданин, не столько бы был вправе
негодовать. Негодую, ибо вижу систему зла и
способ вредить верный, ибо он под личиною.
Теперь приступлю к моей просьбе.
При сем найдешь объявление, которое немедленно
прошу напечатать во всех журналах. Но я нахожусь
в службе и не могу, и не должен ничего делать, даже
как автор, без согласия начальства. Прошу тебя,
любезный и почтенный друг, узнать сперва через
людей верных, найдут ли приличными все выражения
моего объявления. Даю тебе право вычеркнуть,
уничтожить лишнее, но прибавлять ничего не
должен.
Мое свидание с Блудовым было
коротко. Храни Бог тебя и думать, чтобы он водил
моим пером! Мною руководствовать трудно. До него
было написано объявление. Я его не благодарил
даже за копье, которое он переломил в честь моих
бедных шести стишков.
Признателен к тем, кои
заступаются за честь мою, к тому, кто Sail de 1'homme
d'honneur distinguer le poete [328] [Может отличить поэта от
человека чести (фр.).]. Но что могу заключить о
бедном Грече, о добром Грече? Как ему не совестно?
Воейков знает одну чернильницу, но музы
отвратили от него лице. В зле нет остроумия.
Наносить вред и писать приятно -
дело невозможное. Я уважал его талант, но...
Скажи им, что мой прадед был не
Анакреон, а бригадир при Петре Первом, человек
нрава крутого и твердый духом. Я родился не на
берегах Двины, и Плетаев, мой Плутарх, кажется,
сам не из Афин. Плетаевы у нас сделают Абдеру.
Скажи, бога ради, зачем не пишет он биографии
Державина? Он перевел Анакреона - следственно, он
- прелюбодей; он славил вино, следственно -
пьяница; он хвалил борцов и кулачные бои, ergo [329]
[следовательно (лат.).] - буян; он написал оду
"Бог", ergo - безбожник. Такой способ очень
легок. Фундамент прочный, и всякое дело мастера
боится. А у нас ли не мастера на Парнасе!
Доколе во мне искра жизни, не
буду безмолвным Пасквином или Марфорием.
Вступаюсь за честь мою: и тебе даю все способы
оправдать меня пред публикой. Бог с ним, с
Плетаевым! Не желаю ему, ниже Сынам отечества,
никакого зла. Дай бог, чтобы журнал их процветал и
карман тучнел. Живу далеко от сплетен, служу царю,
а не парнасским страстям.
Из письма моего прочитай что
заблагорассудишь людям разноперым. Каждому свое.
Поручаю его Василию Дмитриевичу Олсуфьеву,
который тебе отдаст его в руки или доставит через
верного человека. Он человек умный,
рассудительный и добрый; знакомство с ним будет
тебе приятно. Прости, любезный! Не отвечай на это
письмо, но сделай по нем, в его смысле, и как можно
выгоднее для меня во всех отношениях. Когда
увидимся? - Бог знает; но Он же знает, сколько я
тебя люблю и достоин твоей дружбы. Константин
Батюшков.
Извини мое маранье: пишу ночью и
устал до смерти.
Гг. Издателям Сына Отечества и
других русских журналов.
Августа 3-го н. ст. 1821 г. Чужие
краи.
Прошу вас покорнейше известить
ваших читателей, что я не принимал, не принимаю и
не буду принимать ни малейшего участия в издании
журнала "Сын Отечества". Равномерно прошу
объявить, что стихи под названием: "К друзьям
из Рима" и другие, могущие быть или писанные,
или печатанные под моим именем, не мои, кроме
эпитафии, без моего позволения помещенной в
"Сыне Отечества". Дабы впредь избежать и
тени подозрения, объявляю, что я в бытность мою в
чужих краях ничего не писал и ничего не буду
печатать с моим именем. Оставляю поле
словесности не без признательности к тем
соотечествен-|НИкам, кои, единственно в надежде
лучшего, удостоили 1ободрить мои слабые
начинания. Обещаю даже не читать (критики на мою
книгу: она мне бесполезна, ибо я совер-Ршенно и,
вероятно, навсегда покинул перо автора.
Константин Батюшков.
403. Н. И. ГНЕДИЧУ
26 августа 1821. Теплиц
Около двух лет я не писал к тебе
и почти не писал к родным по многим причинам, из
коих отдаление было главною. И от тебя писем
вовсе не имел. Но это обоюдное молчание, без
сомнения, не изменило ни тебя, ни меня, и ты не
осудишь меня за то, что прерываю его просьбою.
Объяснюсь ниже. Сперва должен тебе сказать, что
было к ней поводом.
Книга моя, которой ты был
издателем в 1816 году, есть почти твое дитя. Со
времени ее появления в свет я в бытность мою в
России ничего не писал. Отправляясь в Неаполь, я
дал себе слово оставить литературу, по крайней
мере в отношении публики, и сдержал его. Знаю мой
талант, знаю мои силы и никогда, благодаря Бога,
не ослеплен был ни самонадеянием, ни самолюбием,
ниже успехами. Знаю нашу словесность и всех ее
действующих лиц и масок. Насчет первых не имел ни
пристрастий личных, ниже предрассудков.
Повторяю: успех мой был в 1816 году. Тогда все
журналисты, не исключая ни одного, осыпали меня
похвалами - не заслуженными, без сомнения. Но - они
хвалили. Прошло шесть лет. Не было примера ни в
какой словесности, чтобы по истечении шести лет
снова начали хвалить живого автора, который в
стихах, может быть, имеет одно достоинство - в
выражении; в прозе - одно приличие слога и
ясность. Заслуга, в других землях маловажная и у
нас самих не достойная похвал энтузиастических.
Полагаясь на шестилетнее молчание, полагал, что
моя книга, распроданная, заглохла, забыта.
Случилось иначе.
Гг. издатели "Сына
Отечества" (какое название для журнала!)
объявили, что я буду украшать их издание моими
стихами.
Напечатали без моего ведома
эпитафию, написанную мною по просьбе матери.
Назову лицо: по просьбе покойной г-жи Малышевой,
женщины, которую я любил и уважал и которая, может
быть, не захотела бы видеть в печати, в журнале,
стихи, напоминающие ей о потере дочери. Я, по
крайней мере, не осмелился бы напечатать этой
безделки без ее позволения.
Наконец, какой-то Плетаев
написал под моим именем послание из Рима к моим
друзьям (к каким, спрашиваю, знает ли он их?) и
издатели "Сына Отечества" поместили его в
своем журнале (см. "Сын Отечества", 1821 г.,
часть 68, с. 35).
Эту замысловатость я узнал в
Теплице шесть месяцев спустя от трех русских,
узнал с истинным, глубоким негодованием. Можно
обмануть публику, но меня - трудно. Честолюбие
зорко.
Делаю два предположения: 1-е
совершенно в пользу Плетаева. Он написал сии
стихи - скажут мне те, кои захотят надо мною
издеваться, - из усердия к вам, и в доказательство
покажут мне еще надпись к моему портрету, им
недавно соплетенную. Он писал ее как будто от
лица Виона, Мимнерма, Мосха, Тибулла... Но сии
господа умерли назад тому около двух тысяч лет
или более! А писать от лица живого, писать к
друзьям (если есть друзья), к людям живым...
Напрасно привожу на память все случаи
иностранных литератур: подобного не знаю. Нет
ничего глупее и злее. Вижу ясно злость,
недоброжелательство, одно лукавое
недоброжелательство! Вот мое 2-е предположение, и
от него не отступаюсь. Какое недоброжелательство
от человека вам лично не знакомого? Не знаю; но
оно явно и гласно. Чем мог заслужить его?.. Если г.
Плетаев накропал стихи под моим именем, то зачем
было издателям "Сына Отечества" печатать их?
Нет, не нахожу выражения для
моего негодования: оно умрет в моем сердце, когда
я умру. Но удар нанесен. Вот следствие: я отныне
писать ничего не буду и сдержу слово. Может быть,
во мне была искра таланта; может быть, я мог бы со
временем написать что-нибудь достойное публики,
скажу с позволительной гордостью, достойное и
меня, ибо мне 33 года, и шесть лет молчания меня
сделали не бессмысленнее, но зрелее. Сделалось
иначе. Буду бесчестным человеком, если когда
что-нибудь напечатаю с моим именем. Этого мало:
обруганный хвалами, решился не возвращаться в
Россию, ибо страшусь людей, которые, не взирая на
то, что я проливал мою кровь на поле чести, что и
теперь служу мною обожаемому монарху, вредят мне
заочно столь недостойным и низким средством.
404. Н. А. МЕЛЬГУНОВУ
<Лето - осень 1821. Теплый, или
Дрезден>
Сделайте одолжение, ссудите
меня всеми частями русской прозы, на короткое
время. Я имею нужду нечто отыскать.
405. Е. Ф. МУРАВЬЕВОЙ
Дрезден 14/26 сентября 1821
Я писал к Вам недавно чрез почту,
почтенная тетушка, и спешу еще уведомить вас о
себе. Воды Теплица не принесли мне очевидной
пользы. Может быть, чрез некоторое время
почувствую облегчение. Здесь в Дрездене я
намерен прожить несколько недель и дождаться,
если могу, вашего ответа на сие письмо. Отсюда к
зиме отправлюсь далее, ибо не без причины боюсь
здешней зимы.
Прошу Вас усерднейше, почтенная
Катерина Федоровна, исполнить мою просьбу. Она
состоит в том, чтобы Вы немедленно через Ливио,
или чрез Раля, переслали мой доход. Если деньги
сии, за половину текущего года еще не прибыли к
Вам из моих деревень, то доставьте мне в счет оных
три тысячи рублей посредством одного из
упомянутых банкиров. Вексель прикажите прямо
адресовать на М. Bassenge et сотр.: a Dresde, впрочем, лучше
обойтись без векселя. Пусть банкиры
Петерб<ургские> просто велят Бассанжу
заплатить мне три тысячи по курсу. Таким образом
будет без дальних хлопот: это мое желание.
Недавно, чрез г. Олсуфьева, я
писал к Н. И. Уткину и просил его вручить вам
табакерку, братцам также безделки и сестре Юлии.
Здорова ли она? О ней также не имею известия
никакого.
Послали ли мне деньги в июне, т.
е. доход с деревень за первую половину текущего
года? Может быть, они пришли в Рим, но без меня.
Надеюсь, по крайней мере, что пришли.
Кончу мое не длинное письмо, но
исполненное для вас искренних усердных желаний.
Прошу вас сохранить мне в совершенстве вашу
добрую дружбу и милости. Любезный братец, обнимаю
душевно. Простите, любезная тетушка, будьте
уверены в чувстве моей вечной глубочайшей
преданности.
К. Батюшков
406. А. Я. ИТАЛИЙСКОМУ
18/30 сентября 1821. Дрезден
Ваше превосходительство
милостивый государь! Я имел честь писать в
последний раз к вашему превосходительству из
Теплицы, где пользовался ваннами в течение
нескольких недель. Теперь нахожусь в Дрездене,
чтобы пережить дождливую погоду и потом уже
отправиться во Францию. Если ваше
превосходительство удостоите меня сообщением
каких-либо приказаний, то покорнейше прошу
адресовать их в Дрезден на имя банкира Bassenge et
сотр., который доставит мне оные на моем пути во
Францию.
До сих пор не видя улучшения
моего здоровья и не имея в виду верной надежды
восстановить его, долгом поставляю возобновить
пред вами, милостивый государь, мою единственную
постоянную просьбу об исходатайствовании мне
совершенного увольнения от службы. Считаться в
оной, не будучи полезным и не имея в виду никакой
цели для будущего, мне было всегда мучительно, а
теперь - более, нежели прежде. Я вручил мою судьбу
вашему превосходительству с полною,
неограниченною надеждою на ваше правосудие.
Осмеливаюсь надеяться, что вы, милостивый
государь, примете милостиво и великодушно
возобновление моей всепокорной просьбы.
Имею честь быть с глубочайшим
почитанием вашего превосходительства
всепокорнейший слуга Константин Батюшков.
P. S. Я вручаю сие письмо г.
Нарышкину, сопутствующему г. Демидова, прося
доставить оное вашему превосходительству лично
или чрез посредство графа Воронцова во
Флоренции. К. Б
407. В. Д. ОЛСУФЬЕВУ
9 октября 1821 г. Дрезден
Письмо ваше из Вены я имел
удовольствие получить, любезнейший Василий
Дмитриевич, и теперь пользуюсь отъездом г.
Лаптева, чтобы принесть вам мою искреннюю
признательность за покупку венской коляски. Она
прибыла в Теплиц, и я в ней приехал в Дрезден.
Надеюсь, что благополучно довезет меня и во
Францию, куда намерен отправиться на зиму. Здесь
отдыхаю от ванн в ожидании денег и писем из
Петербурга. Но какой отдых?! Я окружен лекарем,
хирургом, шпанскими мухами и целой аптекой.
Климат здешний немногим лучше петербургского;
дожди беспрестанные, и солнца не видим. Я был в
Праге три недели по отъезде вашем и сожалел
душевно, что ванны препятствовали мне быть с вами
во время пребывания высокого путешественника,
которому, прошу вас покорнейше, при случае
принесть новое свидетельство моей
признательности и преданности неограниченной.
Милостивой Г<осударыне> г<рафине>, вашей
матушке, сестрице и брату прошу напомнить и
сохранить мне доброе место в вашей памяти.
Весь ваш К. Батюшков.
200 гульденов нашел в письме
исправно. Надеюсь, что вы отдадите скоро
Г<недичу> - письмо, которое вам вручил, и не
забудете моей просьбы о брате. При случае пишите
в Дрезден на мое имя чрез посольство... Письма
отсюда мне доставят исправно.
408. К. В. НЕССЕЛЬРОДЕ
Drezde le 12/24 decembre 1821
Monsieur le Comte! Avant que de soumettre a la justice de
Votre Excellence ma tres humble priere, je prendrai la liberte d'appeller votre attention
sur les raisons qui me 1'ont dictee, ainsi que ma conduite precedente.
Une serie d'indispositions bien graves pendant un sejour
proionge a Naples m'ont force a solliciter plusieurs fois aupres de mon chef monsieur le
comte de Stackelberg la permission de me rendre aux eaux en Allemagne. Mais monsieur le
comte de Stackelberg n'a voulu jamais me 1'ac-corder avant que d'avoir obtenu, me
disait-il, un employe pour me remplacer dans mes fonctions de copiste. Cependant, le
mauvais etat de ma sante empirant de jour en jour, je fus oblige d'insinuer iterativement
a mon chef, que ma position seule vis-a-vis de !ui, dans 1'etat de souffrance ou j'etais,
me forfeit a desirer ma demission du service. Le comte de Stackelberg me fit sentir alors
qu'une demande pareille, vu les circonstances, seroit consideree comme intempestive par le
Mmistere Imperial, et je fus oblige de me resigner a mon sort. A 1'arrivee du baron de
Harm a Naples et d'un autre employe pour me remplacer, mon chef me fit la proposition
d'accompagner le baron de Hahn dans son voyage a Rome, comme devant preceder toute la
legation. II me conseilla en meme temps de m'ouvrir a monsieur d'ltalinsky sur ce que je
desirais devenir dans le cas que le depart de la mission fut encore retardee par des
circonstances imprevues. Le jour meme de mon arrivee a Rome monsieur d'ltalinsky me
pro-posa de rester aupres de lui, en m'observant conformement a ce qui me fut objecte par
le comte de Stackelberg, qu'une demande de demission pour un employe quelconque aux
legations d'Italic ne pouvait etre soufferte pendant la presente conjoncture, mais qu'il
ne manquerait pas d'y avoir egard a la premiere occasion favorable.
Agrege a la mission de Rome, je ne cessai pas de
renouvel-ler mon instante priere aupres de mon nouveau chef, jusqu'a ce qu'il cut enfin la
bonte de solliciter pour moi un conge et la permission de me rendre aux eaux; en me
faisant part de 1'adhesion du ministere, monsieur d'ltalinsky m'assura positivement que
j'aurai dans peu ma demission; ce-pendant, plusieurs lettres que j'ai eu 1'honneur de lui
adres-ser a 1'effet de lui rappeler sa promesse sont restees sans reponse.
Me trouvant par consequent dans une position precaire, et
ne pouvant ni continuer mes voyages, ni rentrer en Russie, avant que d'avoir eu quelques
donnees sur mon sort, je me fais un devoir de recourir a la justice de votre excellence.
Veuillez bien, monsieur le comte, prendre en consideration ma patience a toute epreuve, et
j'ose le dire meme, le zele avec lequel j'ai servi sous les ordres de mon tres respectable
chef, monsieur le comte de Stackelberg. Je ne desire que ma demission.
C'est 1'unique grace que je vous prie, Monsieur le Compte,
de vouloir bien solliciter en ma faveur des bontes inepuisables de Sa Majeste 1'Empereur,
et c'est a cet effet que j'ai 1'honneur de placer sous vos auspices ma tres humble requete
ci-an-nexee.
Veuillez bien croire, Monsieur le Comte, que je saurai
conserver dans ma retraite, avec le souvenir de mes devoirs passes, celui d une profonde
reconnaissance pour 1 interet que vous avez eu la bonte de me rnarquer a plusieurs
reprises, ainsi que pour tout ce que, dans 1'occasion presente, vous daignerez faire en ma
faveur.
Je suis avec respect, Monsieur le Comte, de votre
excellence le tres humble et tres obeissant serviteur Batuchkof [330] [Господин
граф! Прежде, чем вынести на суд Вашего
превосходительства мою смиренную просьбу, я
позволю себе обратить Ваше внимание на причины,
продиктовавшие ее мне, а также на мои
предшествующие действия... Ряд тяжелых
недомоганий, перенесенных мной во время моего
продолжительного пребывания в Неаполе, вынудил
меня многократно просить у моего начальника
господина графа Стакельберга разрешения
отправиться на воды в Германию. Но господин граф
Стакельберг не пожелал дать мне такое
разрешение, прежде чем, как он сказал, не будет
иметь в своем распоряжении сотрудника, который
возьмет на себя мои функции копииста. В то же
время, поскольку состояние моего здоровья
ухудшалось день ото дня, я был вынужден повторно
заметить своему начальнику, что необходимость
быть его единственным сотрудником при столь
болезненном состоянии заставляет меня желать
увольнения от службы. Граф Стакельберг тогда дал
мне понять, что в существующих обстоятельствах
подобная просьба будет сочтена неуместной в
министерстве Его Императорского Величества, и
мне пришлось предаться моей судьбе. С прибытием в
Неаполь барона Гана и другого служащего, который
должен был заменить меня, мой начальник
предложил мне сопровождать в Рим барона Гана,
предшествуя тем самым отбытию из Неаполя всей
миссии. Он посоветовал мне также открыть
господину Италийскому свои пожелания на тот
случай, если отбытие миссии будет отложено из-за
каких-то непредвиденных обстоятельств. В день
моего прибытия в Рим господин Италийский
предложил мне остаться при нем и заметил,
подтверждая возражения, сделанные мне графом
Стакельбергом, что в нынешней обстановке просьба
об отставке служащего одной из итальянских
миссий не может быть удовлетворена, но что он не
замедлит принять ее во внимание при первом же
удобном случае
Причисленный к миссии в Риме, я
не переставал возобновлять свою просьбу перед
новым начальником, пока он не оказал мне милость,
выхлопотав для меня отпуск и разрешение
отправиться на воды. Уведомив меня о согласии
министерства, господин Италийский дал
положительные заверения, что я вскоре получу
отставку, в то же время многочисленные письма, в
которых я имел честь напомнить ему о его
обещании, оставались без ответа.
В результате я оказался в
затруднительном положении и не имею возможности
ни продолжать свои странствия, ни возвратиться в
Россию, не получив сведений о своей судьбе Я
вменяю себе в обязанность прибегнуть к суду
вашего превосходительства. Соизвольте принять
во внимание, господин граф, непоколебимое
терпение и я бы даже сказал рвение, с которым я
служил под началом высокочтимого господина
графа Стакельберга Я не желаю иного, кроме
отставки. Это единственная милость, которую я
прошу Вас, господин граф, исхлопотать мне из
неистощимых щедрот Его Императорского
Величества и единственно с этой целью я имею
честь просить Вашего покровительства моему
ходатайству, которое я прилагаю.
Извольте поверить, господин
граф, что я сумею сохранить в моем уединении,
наряду с памятью о моей прошлой службе, чувство
глубокой признательности за то внимание, которым
Вы многократно меня удостаивали, равно как и за
все, что Вы соблаговолите сделать для меня в
нынешних обстоятельствах.
С глубоким почтением остаюсь
Вашего превосходительства смиреннейшим и
покорнейшим слугой
Батюшков.].
Дрезден. 12/24 декабря 1821
409. АЛЕКСАНДРУ I
Дрезден. Декабря 12/24 1821
Ваше Императорское Величество!
Всемилостивейший Государь
В начале 1818 года моя
всеподданнейшая просьба о принятии меня в службу
по дипломатической части была удостоена
Высокого внимания Вашего Императорского
Величества; осмеливаюсь ныне повергнуть к стопам
Вашим, Государь Всемилостивейший, усерднейшую
молитву об увольнении меня в отставку по причине
болезни, которой ниже самое время не принесло
очевидной пользы.
Желаю восстановить мои силы, ибо
дерзаю надеяться, по мере слабых достоинств, еще
быть полезным на службе Вашей. Сие искреннее
желание сохраню в благодарном сердце моем, в
ожидании мне нового назначения по Воле Монаршей.
Вашего Императорского
Величества
Верноподданный
Константин Батюшков.
410. Е. Ф. МУРАВЬЕВОЙ
Дрезден 13/26 декабря 1821
Я замедлил отвечать на
последнее письмо ваше, почтеннейшая тетушка,
признаюсь в моей вине, которой нелегко найти
законную отговорку. Здесь целый день, могу
сказать, мой, ибо я даже и с соотечественниками
вижусь очень редко. После искреннего признания
надеюсь, что Вы не протолкуете мое молчание в
дурную сторону. Молчу ли, пишу ли, я все тот же в
отношении к Вам, и никто этого больше Вас знать не
может. Приношу душевные поздравления с
наступающим Новым годом, желаю, чтобы он для Вас
исполнен был благополучия. Сожалею от всего
сердца, что братцы не с вами, но, с другой стороны,
признаюсь вам, что несказанно обрадовался о
вступлении Никиты в службу. Я ему всегда
советовал или путешествовать для поправления
своего здоровья, или служить. Надеюсь, что он
нынешний раз будет счастливее по крайней мере.
Очень бы хотелось увидеть Сашу в колете. Доживу
ли до этого благополучия, и скоро ли он будет
офицером? Признаюсь вам, мне давно хочется
воротиться в Россию. Поздравьте П<авла>
Л<ьвовича> от меня с Новым годом и С<офью>
А<стафьевну> также. Первого с новым званием, а
Н<иколаю> М<ихайловичу> и всем прочим
попеняйте, что меня забыли en faveur de mon Sosie [331] [ради
моего двойника (фр.).]. Вексель на 3000 я получил.
Вышлите другой в такую же сумму по присылке из
деревень. Может быть, меня найдете еще в Дрездене.
Впрочем, банкир Бассенж доставит мне его
исправно. Отпишите от меня П. Ал. Шип<илову>,
чтобы он сбавил то, что без моего позволения
наложил на деревню. Мне это усердие неприятно,
хотя в этом и вижу новый знак его дружбы.
Поклонитесь от меня collect!vement [332] [всем вместе (фр.).]
моим сестрам. Благодарю Вас искренне за новости,
которыми удостоили. Не могу платить тою же
монетою, ибо я никого почти не вижу и ничего не
знаю. Кроме того, что мое здоровье во всех
отношениях не исправляется. Молю провидение,
чтобы Ваше было в хорошем состоянии. Прошу Вас,
сохраните меня в памяти Вашей и будьте уверены в
чувстве моей неограниченной преданности
навсегда и везде равной. Весь Ваш
К<онстантин>.
Получили ли вы чрез Уткина мои
посылки? И что Юлия моя делает? Je commence a me reconsilier avec
son nom, et je desire bien sincerement, que sa figure et son esprit pour le moment
n'aillent pas jurer avec le litre [333] [Я начинаю примиряться с ее
именем и искренне желаю, чтобы ее облик и дух с
ним гармонировали (фр.).].
Пишите, бога ради, Дружинину о
брате. Простите великодушно мои просьбы, если они
беспокойны, по крайней- мере, очень редки. В этом
случае я желал бы, чтобы многие на меня были
похожи.
Если можно, пришлите мне в
генваре мой доход за текущую половину car je suis habitus
a manger mon blev en herbe [334] [так я привык проживать свои
доходы заранее (фр.).].
411. Е. Ф. МУРАВЬЕВОЙ
Дрезден 12 ф<евраля> н. с. 1822
Я писал к Вам несколько раз,
почтенная тетушка, и не имею ни строчки в ответ.
Ничего не желаю другого, как одно слово, что Вы
здоровы; Вы, братцы и маленький брат, о котором я
начинаю беспокоиться. Повторив мою просьбу,
приступаю ко другой. Спросите у Павла Львовича, в
каком положении находится дело по имению брата и
сестры. Пусть скажет он без лицеприятия к лицам,
нам равно любезным, и, если что не так, мы поищем
вместе способа исправить. Вот о чем я забыл
спросить Вас в предыдущих моих письмах. Мое
здоровье по-старому. Не могу ни жаловаться, ни
хвастать им. Желаю усердно, чтоб Ваше было лучше.
Берегите себя и любите меня. Вам преданный
К.
412. К. В. НЕССЕЛЬРОДЕ
Drezden le 1/13 febrier 1822
Monsieur le comte! C'est avec le sentiment de la plus vive
et la plus profonde reconnaissance que j'ai appris 1'interet que Sa Majeste a daigne me
marquer, ainsi que sa volonte supreme a mon egard. Je me sens bien malheureux de ne
pouvoir etre utile au service de notre Auguste Maitre, au point qu'il m'est permis de le
desirer, mais j'y apporterai comme par le passe un devouement sans bornes et un honneur
sans reproche.
La justice que votre excellence se plait a me rendre, en ne
doutant seulement pas de mes sentiments, m'est flatteuse au dela de toute expression. Je
la prie d'agreer ici un nouvel hommage de ma reconnaissance et du profound respect, avec
lesquels j'ai 1'honneur d'etre, monsieur le comte, de votre excellence le tres humble et
tres obeissant serviteur Batuchkof [335] [Господин граф! С чувством
самой живой и самой глубокой признательности
узнал я о внимании, которым соизволил удостоить
меня Его Величество, и о его священной воле на мой
счет. Я чувствую себя глубоко несчастным, не имея
возможности быть полезным в службе нашего
Августейшего Монарха в той мере, в какой мне
дозволено этого желать, но я неизменно сохраню
неограниченную преданность и незапятнанную
честь.
Справедливость, которую Ваше
превосходительство соизволили отдать мне, не
усомнившись в моих чувствах, превыше всяких слов
лестна для меня. Прошу Вас принять новое
свидетельство моего почтения и глубокого
уважения, с которым имею честь остаться Вашего
превосходительства смиреннейшим и покорнейшим
слугой Батюшковым.].
Дрезден. 1/13 февраля 1822
413. К. В. НЕССЕЛЬРОДЕ
S.-Petersbourg le 18 avril 1822
Monsieur le Comte! Ayant profile de 1'autorisalion
even-luelle que volre excellence a bien voulu m'annoncer par Sa leltre du 14 janvier, j'ai
cherche a mettre quelque ordre a mes affaires, et je comptai retirer plus d'un avantage de
mon ar-rivee, en poursuivanl la carriere de mon service sous les auspices du Ministere.
Mais 1'elal de ma sante reclamant de nouveau 1'usage des eaux thermales et celui des bains
de mer, je prends la liberte de sollicker des bontes de votre excellence la permission de
me rendre au Caucase et en Tauride. J'ose esperer, monsieur le comte, que vous dagnerez
m'obtenir pour cela 1'agrement de Sa Majeste 1'Empereur, la conservation temporaire des
bienfaits que je dois a son inepuisable munificence, et des letlres de recommandation pour
les autorites preposees aux pays que je vais visiler. Heureux si la belle saison et des
climats salubres me donnent enfin les forces necessaires pour reprendre une activite que
j'ai cherie, et pour justifier les bontes dont vous daignez me combler.
Je suis avec respect, Monsieur le Comte, de votre
excellence le tres humble et tres obeissant serviteur C. Batuchkov [336] [Господин
Граф! Получив разрешение, которое вы
соблаговолили объявить мне в письме от 14 января,
я попытался привести свои дела в некоторый
порядок и рассчитывал воспользоваться своим
возвращением для продолжения службы под
покровительством министерства. Но, поскольку
состояние моего здоровья вновь заставляет меня
прибегнуть к термальным водам и морским
купаниям, я позволяю себе искать от щедрот вашего
превосходительства разрешения отправиться на
Кавказ и в Тавриду. Дерзаю надеяться, господин
граф, что вы соизволите снискать для меня
согласие Его Императорского Величества на
временное сохранение тех благодеяний, которыми я
обязан его неистощимому великодушию, и
рекомендательные письма к должностным лицам в
краях, которые я намерен посетить. Буду счастлив,
если хорошая погода и целебный климат придадут
мне, наконец, силы, необходимые для того, чтобы
возобновить деятельность, которой я столь
дорожил, и оправдать благодеяние, которыми вы
изволили меня удостоить.
Остаюсь, господин Граф, с
уважением вашим покорнейшим и смиреннейшим
слугой К. Батюшковым (фр.).].
18 апреля 1822 Петербург
414. Н. И. ПЕРОВСКОМУ
Марта 1823. Симферополь
Милостивый государь Николай
Иванович. Прилагаю при сем письмо к моему родному
брату, которое прошу покорнейше доставить ему
чрез посредство А. Н. Оленина или Н. Муравьева.
Умирая, не дерзаю просить Государя Императора
дать ему воспитание до зрелого его возраста вне
России, преимущественно в Англии. Но это мое
последнее желание.
Уношу с собою признательность к
Вашему превосходительству и к попечениям г.
Мильгаузена. Будьте счастливы оба с теми людьми,
которые мне желали добра. Желание бесполезное,
ибо я давно и неминуемо обречен моему року.
Прикажите похоронить мое тело
не под горою, но на горе. Заклинаю воинов, всех
христиан и добрых людей не оскорблять моей
могилы.
Желаю, чтобы родственники мои
заплатили служанке, ходившей за мною во время
болезни, три тысячи рублей; коляску продать в
пользу бедных колонистов, если есть такие;
заплатить за меня по счетам хозяину около трех
тысяч рублей; вещи, после меня оставшиеся, отдать
родственникам, белье и платье сжечь или нищим;
человека Павла, принадлежавшего К. Ф. Муравьевой,
отправить к ней; бывшему моему крепостному
человеку Якову дать в награждение три тысячи
рублей.
При сем прилагаю письмо к брату
моему Н. Муравьеву, записку к гг. Андерсон и
Моберлей, вышесказанное мое письмо к родному
брату моему, и более ничего руки моей не оставляю.
Константин Батюшков.
P. S. Имею получить с деревень
моих около шести тысяч рублей и жалованья около
пяти. Будет достаточно на издержки по сему
письму.
415. К. А. ЛЕОНЕНКОВОЙ
17 мая 1823. Петербург
Я был не всегда слеп и не всегда
глух. По крайней мере, позволено мне угадывать то,
что Вы для меня делали. Примите за то мою
признательность. С того дня, когда я полмертвый
пришел проститься с вами на Кавказе, я остался
вам верен, верен посреди страданий. Меня уже нет
на свете. Желаю, чтобы память моя была вам не
равнодушною. Я вас любил. Будьте счастливы, но не
забывайте никогда Константина Батюшкова.
416. А. ПОТАПОВУ
28 ноября <1823?>
Милостивый государь! Вашим
именем я был оскорблен в бытность мою в
Симферополе; вы лично меня оскорбили в бытность
мою на Аптекарском острову; именем Антона
Потапова я был оскорблен во время моего
жительства в Спасском переулке, где я был под
присмотром, оскорблен за женщину, которую мы
знаем, каждый со своей стороны. Мое здоровье
исчезает. Я вам предлагаю поединок. Если бы она
мне досталась, то вы не оставили бы меня в покое
обладать ею, ни я вас - клянуся богом - никогда не
оставлю. Еще силы у меня есть, но может быть, буду
слабее от страданий физических. Прошу вас именем
чести, вашей собственной славы не отказываться
от поединка. Я могу быть несчастлив, но есть
друзья, которые поручиться готовы, что вы будете
иметь дело с честным человеком. Константин
Батюшков.
417. К. В. НЕССЕЛЬРОДЕ
13 декабря <1823. Петербург>
Ваше сиятельство, милостивый
Государь Граф, г. Доктор Килиан Вашим именем
предпринял мое лечение, и я долгом поставил
повиноваться его советам, доколе они были
сообразны с рассудком. Видя, что я упорствую
принять лекарство из его рук, он начал
употреблять силу: велел кликнуть людей и хотел
меня заставить проглотить лекарство, которое я
не должен был принять в ту минуту, измученный уже
лихорадкою, приключившеюся мне от ванны. Грубое,
скажу более, неистовое поведение г. Килиана
принуждает меня просить вас, Милостивый Государь
Граф, избавить меня от его посещений. Опыт научил
меня вверять святому Провидению попечение о моем
здравии телесном и Господу Богу врачевание моей
души.
Никогда не осмелился бы я
обременить Вас моею просьбою, если бы г. Килиан,
при всякой грубости, им -мне наносимой, не
ссылался прямо на имя Вашего Сиятельства. Тем это
было мне прискорбнее, что Вам, милостивый
Государь Граф, известны чувства глубокого
почитания и совершенной преданности, с коими
имею честь быть вашего сиятельства покорнейший
слуга К. Батюшков.
418. АЛЕКСАНДРУ I
11 апреля 1824. Петербург
Ваше Императорское величество,
Всемилостивейший Государь. Поставляю долгом
прибегнуть к Вашему Императорскому Величеству с
всеподданнейшею просьбою, которая заключается в
том, чтобы Вы, Государь Император, позволили мне
немедленно удалиться в монастырь на Бело-Озеро
или в Соловецкий. В день моего вступления за
пределы мира я желаю быть посвящен в сан
монашеский, и на то прошу Всеподданнейше Ваше
Императорское Величество дать благоизволение
Ваше. У Православного алтаря Христа Бога нашего я
надеюсь забыть и забуду два года страданий: там
стану памятовать только монаршую милость, о
которой Вас умоляю, Государь Всемилостивейший!
Вашего Императорского
Величества верноподданный
Константин Батюшков.
419. Е. Г. ПУШКИНОЙ
11 марта <1826>. Зонненштеин
Sonnestein, le 11 mars.
Votre lettre a ete dictee par mes bourreaux et par des
charlatans: je n'y attache nul interet. J'attends ici la reponse de Sa Majeste 1'Empereur,
qui sera digne de lui. Tant pis pour tous, tant pis pour monsieur de Canicof, si je ne
sortais d'ici qu'avec une sante ruinee. Un seul mot de monsieur de Canicof, et c'est
toujours a lui que je me fais un devoir de recourir, peut prevenir bien des maux ou bien
m'egarer. Ici les bains sont des tortures, la medecine du poison, les medecins des
scelerats. C'est ce que je vous ai dit plusieurs fois, madame. Toutefois, ce n'est plus a
vous a me donner des conseils. Je ne releve que de 1'Empereur, m'etant adresse a lui, que
de monsieur Canicoff, qui est notre ministre a Dresde; tout ce convent!cule infame n'est
d'aucune autorite pour moi. Votre fille sera ma femme, et je serai toujours votre ami
fidele, votre parent et votre serviteur tres devoue Batuchkov [337] [Ваше письмо
было продиктовано моими палачами и шарлатанами,
и я не придаю ему никакого значения. Я жду здесь
ответа Его Императорского Величества, который
будет его достоин. Тем хуже для всех, тем хуже для
господина Ханыкова, если я могу выйти отсюда
только с расстроенным здоровьем. Одно слово
господина Ханыкова, а именно к нему я считаю
своим долгом прибегнуть, может предотвратить зло
или подвергнуть меня ему. Здешние ванны - пытки,
лекарство - яд, врачи - преступники. Я говорил это
вам, мадам, много раз. Во всяком случае не вам
теперь давать мне советы. Я подчиняюсь только
Императору, к которому обратился, и господину
Ханыкову, нашему посланнику в Дрездене. Весь этот
мелкий и отвратительный заговор не может
обладать надо мной никакой властью. Ваша дочь
будет моей женой, а я всегда буду вашим верным
другом, родственником и преданным вам Батюшковым
(фр.).].
420. В. А. ЖУКОВСКОМУ
28 марта <1826.> Дрезден
Середа.
Я решился отвечать тебе на твои
два письма, полученные мною после твоего
посещения, одно от 20-го марта, другое от 27-го сими
строками. Выбитый по щекам, замученный и
проклятый вместе с Мартином Лютером на машине
Зоннештейна безумным Нессельродом, имею одно
утешение в Боге и дружбе таких людей, как ты,
Жуковский. Надеюсь, что Нессельрод будет наказан,
как убийца. Я ему никогда не прощу, ни я, ни Бог
правосудный, ни добрые, ни честные люди. Утешь
своим посещением: ожидаю тебя нетерпеливо на сей
каторге, где погибает ежедневно Батюшков.
421. В. В. ХАНЫКОВУ
18 mai <1826>. Zonnenstein
Monsieur 1'envoye, trois ans passes, je me suis adresse a
Votre Excellence pour obtenir par Votre entremise ma demission du service. Je m'adresse a
Vous, Monsieur 1'En-voye, avec la meme priere. - Afin de lever tout obstacle premedite, je
reclame ma demission du service imperial, у ayant droit a titre de noblesse. Fatigue de
la persecution de S. M. L'EMPEREUR ALEXANDRE, je souscris, je m'y engage par serment, que
je ne me ferai jamais moine, que je renonce au mariage avec une Sujette de S<a>
M<ajeste>, et que je ne rentrerai jamais en Russie. Pourquoi me fai-tes vous retenir
a Sonnestein? Laissez-moi au moins la triste prerogative des proscrits, celle d'etre
errant en Europe. Je suis avec respect de votre excellence le tres humble, tres devoue
serviteur Batuchkoff. [338] [Господин посол, прошло три года,
как я обращался к Вашему превосходительству,
чтобы через Ваше посредничество получить
увольнение от службы. Обращаюсь к Вам, Господин
посол, с тою же просьбой. Чтобы избежать
каких-либо предумышленных препятствий, я требую
увольнения от службы императору, на что имею
право как дворянин. Устав от преследований Его
Величества, Императора Александра, я даю
подписку, я связываю себя клятвой в том, что
никогда не уйду в монастырь, в том, что
отказываюсь от брака с подданной Его Величества
и что никогда не вернусь в Россию. Зачем вы
удерживаете меня в Зонненштейне? Оставьте мне, по
крайней мере, грустную привилегию изгнанников
блуждать по Европе. Остаюсь с почтением
смиренным и покорным слугой вашей светлости
Батюшков (фр.).]
18 мая <1826>. Зонненштейн
422. ЛОРДУ БЕЙРОНУ
В Англию
Прошу вас, Милорд, прислать мне
учителя английского языка, когда я буду обитать
снова в Москве, в сем доме. Желаю читать Ваши
сочинения в подлиннике. Молитесь невесте моей.
Константин Батюшков.
423. А. Г. ГРЕВЕНС
<1849. Вологда?>
8 июля Город Тула
Любезный мой друг Анна
Григорьевна! Радуюсь сердечно, что получил от вас
хотя одно письмо из Петербурга. По желанию вашему
скажу, что время без вас провожу в великой скуке,
страдаю беспрестанно от насморка. Здесь дожди
беспрестанные. Однако, невзирая на сию атмосферу,
требуйте от Модеста, чтоб он любил свою родину
Тулу, яко истый грек, и вспоминал с
благодарностью вечную трапезу под тению домовых
смоковниц и олив. Просите вашу маменьку прислать
мне духов, деньги на покупку может занять на мое
имя у Ивана Андреича Крылова. Он знает, как я
честно плачу то, что беру взаймы. Прошу Елисавету
Петровну не показывать моих новых стихов
"Подражание Горацию" Александру Петровичу
Брянчанинову, ибо он презирает мой бедный талант,
обитая, яко Аполлон, посреди столь великих
стихотворцев, в граде св. Петра. Обнимите за меня
любезных сестриц Юлию Николаевну и Елиса-вету
Григориевну. В деревне я буду вспоминать вас и
ожидать вас повсюду. Верный ваш друг Константин
Батюшков.
424. М. Г. ГРЕВЕНСУ
<1849. Вологда>
Августа 21-го, Град Тула.
Любезный друг мой Модест
Григорьевич! Мы радуемся, что ты получил
исцеление от болезни, любезный друг, и желаем
тебе искренно совершенного здравия и бодрости.
Прошу поклониться от меня любезной твоей
маменьке Елизавете Петровне и сестрицам Анне
Григорьевне и Елизавете Григорьевне. Няня Мария
Ивановна тебе кланяется усердно и желает
здравия, а я желаю, чтоб ты писал в Петербурге
прозу и стихи, которые могут понравиться
Александру Петровичу Брянчанинову, яко самому
Аполлону. Прощай, любезный друг, будь здоров и
помни Константина Батюшкова.
425. А. Г. ГРЕВЕНС
<май 1850? Вологда>
Любезный друг мой Анна
Григориевна! Извините меня, что я не отвечал вам
на три письма ваши с великого поста. Благодарю
вас сердечно за поздравление ваше с днем
воскресения Иисуса Христа и с днем моих именин.
Мы обретаемся в деревне под
беспрестанным дождем. Мало имели веселых дней.
Желаю вам лучшей погоды под петербургским
небосклоном. В моих прогулках по рощам, вам
знакомым, я нахожу древесную кору с прелестными
изображениями великой мастерицы природы и с нее
снимаю слабые сколки для моего утешения. Молвлю
вам с удовольствием, что братец ваш Леонид
здравствует и вас помнит и называет. Прошу вас
поклониться сестре вашей Елизавете Григориевне
от меня и Леонида.
Будьте уверены в моей к вам
постоянной дружбе и молитесь Провидению усердно.
Верный ваш доброжелатель К. Б.
426. А. Г. ГРЕВЕНС
24-го ноября. <Вологда>
Любезный мой друг Анна
Григорьевна. Я пишу к вам из моего угла в день
именин великой Императрицы Катерины второй,
поистине разумной и хитрой монархини, желая вам
провесть оный день в удовольствии, но паче в
совершенном здравии. Лето, по обыкновению моему,
я провел в чаду городовом; рисовал в беседке
птичек, сообразно с книжкой немецкой,
рисовальной, вашего братца Модеста. Сии рисунки
вручу вашей матушке Елисавете Петровне с
усердною просьбою доставить Вам и любезной
сестрице вашей Елизавете Григорьевне. Желаю
получить в награду ваши рисуночки: они должны
быть драгоценны. Если возвратитесь сюда поздно,
то, верно, меня здесь не застанете. Поздравляю вас
с новой зимою и белым снегом; кстати, прошу вас
доставить мне новое издание "Шуб" к(нязя) А.
А. Шаховского, спасителя от зимней скуки,
утешителя от мразов, вьюги и сиповатого Борея.
Сами совершите - прошу вас - рисунки к сей
бессмертной поэме, достойные вашего дарования и
стихов великого стихотворца "Шуб". Поэма
"Шубы расхищены" есть одна поэма, которую я
позволяю себе читать во все времена года. Братец
ваш Леонид здравствует. Прощайте, будьте уверены
в моей к вам вечной дружбе. Константин Батюшков.
427. П. И. БЕЛЕЦКОМУ
28 сентября <1853>. Вологда
Льстивое письмо Ваше я получил,
любезный Петр Иванович, при беспрестанном чтении
моем на память у окна вологодской конторы
народной басни Крылова "Лисица и Ворона". За
письмо Ваше я благодарен, равномерно за
подарочек портретом NanoAeoHa: ему молюсь ежедневно;
pago debiti miei [339] [плачу свои долги (ит.)]. Да царствует
он снова во Франции, Испании и Португалии,
неразделимой и вечной империи французской, его
обожающей и его почтенное семейство! Да будет он
победитель Пером, яко братия Его, великие Цари
Бурбоны! Да будет меч Его победитель над
варварством, ограда Христианских народов,
утешение человечества. Читая мои прогулки в
Академии художеств, я желаю с Вами увидеть там
портрет благодетеля вселенной Наполеона,
живописи наших русских мастеров, достойный их
пресловутой кисти, которая да не боится брюзги
Старожилова Великие океаны, покорные Франции, и
земли ее с гражданами счастливыми благословят
сей образ великого императора Наполеона. В
ожидании сей новой моей прогулки в Академию
художеств, которую приглашаю вас самих описать, и
пожелав вам возможных благ, пребуду верный вам
доброжелатель Константин Батюшков.
ДОПОЛНЕНИЯ
428. Д. Н. БЛУДОВУ
(конец июня 1814 г. Стокгольм)
Вы удивитесь, любезнейший
Дмитрий Николаевич, что Батюшков здесь, в
Стокгольме. Я желаю нетерпеливо Вас видеть и пишу
к Вам в страхе и надежде; мне сказывали, что Вы
едете в Петер (бург), и я боюсь, что письмо мое Вас
не застанет.
Простите мне, что я сам не могу
быть у Вас: я так устал от дороги, что насилу стою
на ногах. Завтра, если сегодня не буду иметь
удовольствие Вас видеть, завтра я буду к Вам.
Теперь простите усталую голову Вашего
преданнейшего
Const Батюшкова Hotel de Berstrade, Plandis
Chevaliers.
429. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ
(Июль - август 1816 Москва)
ОПРАВДАНИЕ
Вчера я был в бане поутру, затем
у Дружинина, с которым провозился часа четыре,
обедал наизусть, а ввечеру хотел снова в баню, но
дождь помешал. Нога, одна нога болит, и чем
кончится, не знаю. Благодарю тебя за дружбу: я ее
чувствую. Кажется, Скюдери примется путем. Если
ты не уедешь завтра, то в 12 часов я буду у тебя,
имею кой-что сказать. Если уедешь, то пришли мне
плодов - по предписанию Скюдери. Крайне одолжишь.
Стихов не упущу с рук. Брани как хочешь, а я все
стал поправлять как умею.
<Приписка В. Л. Пушкина>
Не сердись,
Помирись
С господином
Константином!
Ему, друг
Недосуг.
в хлопотах
он, несчастный!
а в глазах
Боль ужасна *
Я здоров!
Все не споро,
Буду скоро
Без штанов **
<приписка Батюшкова> одну
ошибку поправил, а боле
не могу поправить некоторые
рифмы.
* Он было написал боль ужасной.
** Каково? ожидай его.