Работа была кончена. Все сено было спасено.
      Но тревога еще не успела улечься. Колхозники беспокойно переглядывались молча, точно силясь вспомнить, - что такое ими еще недоделано?
      18
      В это время раздался негромкий сухой звук - плят! - и ослепительно сверкнула молния. Почти сразу же за ней ударил и раскатился оглушительный гром. Все вдруг задвигались, закричали и побежали по дорге. Кто был при лошадях, садился верхом и мчался в деревню. На дороге стоял Гешкин грузовик, и Гешка сзывал к нему всех аастыми гудками. В одну минуту в кузов грузовика залезли мужчины и женщины. Они наклонялись через борт и, схватив за руки ребят, втаскивали их к себе в кузов. Наконец Гешка дал последний гудок - и машина, битком набитая колхозниками, с шумом тронулась в деревню.
      Грузовик укатил, и в лугах настала зловещая тишина. Слышался только отчаянный голос Егорки: "Бобик! Бобик!"
      Напуганный близко ударившей молнией и страшным грохотом грома, щенок забился куда-тов кусты. Егорка не захотел оставить его одного и не поехал со всеми на машине.
      - Бобик! Бобик! - несся его тоненький голос из рустов. Но Бобик не показывался.
      Все больше и больше темнело. Вдруг опять сверкнула молния и раскатился оглушительный гром. Жуть взяла Егорку.
      "Вот брошу его тут, - подумал он про щенка, - и пускай его волки съедят!"
      19
      Но сразу же стало стыдно этой злой мысли.
      "Он ведь маленький, глупый еще... Напугался дурашка".
      Егорка прошел весь кустарник и остановился на опушке.
      "Вернуться? Еще раз обыскать все кусты?"
      Но тут вдруг в траве зашевелилось что-то черное, длинное. Егорка даже вздрогнул: "Гадюка?.. - ивдруг понял: - Да ведь это же Бобкин хвост!"
      Щенок сейчас же был вытащен за хвост из-под куста и получил строгий выговор от хозяина. Медлить, однако, было нельзя: уже ударили первые тяжелые капли дождя. В невысоком, жидком кустарнике нечего было и думать спрятаться. Егорка огляделся - и с Бобиком под мышкой помчался к скидре.
      В одну минуту он выкопал себе в сене с подветренной стороны скирды норку и спрятался в ней с Бобиком. И пора было: дождь хлынул как из бочки. Зачастили молнии, гром сливался с громом в сплошной грохот.
      Бобик повизгивал от страха и жался к Егорке. А у Егорки страх совсем пропал: в этом превосходном укрытии от дождя и ветра с несмышленышем-щенком на коленях он чувствовал себя совсем большим и спокойным. Ведь он должен был заботиться о маленьком, как это делают взрослые.
      - Ну что дрожишь, дурашка? - ласковым голосом говорил он Бобику, гладя его по шелковистой спинке. - Плохо тебе разве тут? Что вздрагиваешь? Грома боишься? Да ведь он же вон уж куда укатился.
      И правда: гром стал тише, гроза удалялась. Но ливень был такой, что за сплошной стеной воды потерялись даже ближние кусты. Всюду стояли лужи, из них выскакивали большие пузыри и тут же лопались. По канавке, сделанной плугом, бежал быстрый ручеек. Ветер со всей силы налетал на скирду, но ничего не мог ей сделать и только гнул гибкую водяную стену ливня.
      тучу пронесло неожиданно быстро. Разом кончился ливень. Опять стало светло и на небе ослепительно за сверкало солнце. Дышать было легко и радостно. И все кругом - трава, кусты, сено в скирде, - все сияло неисчислимыми звездочками дождевых капель.
      По дороге из деревни, разбрызгивая лужи, мчался грузовик. Поравнявшись со кирдой, он сотановился. Геша открыл дверцы кабины и крикнул Егорке:
      - Ты куда ж это запропастился? Сам Анатолий Веденеевич забеспокоился. "Поезжай, - говорит, - привези братишку". Я говорю: "Бензин только зря тратить, - не пропадет Егорка, не маленький". Так и есть: ишь ведь, даже не вымок нисколько.
      - Я под скирдой сидел, - сказал Егорка, подхватил Бобика и полез к брату в кабинку.
      20
      Председателя колхоза Егорка встретил вечером того же дня, после ужина. Анатолий Веденеевиы о чем-то беседовал на крыльце справления с конюхом - дедом Савелием.
      - Эге, Бригадирыч! - крикнул он Егорке, завиде вего издали. - А ну, топай сюда!
      И когда Егорка подошел, сказал, образщаясь к деду Савелию:
      - Молодец он у меня нынче: весь народ собрал на помочь, на сеновницы-то. Наградить надо парня. Возьмешь его нынче в ночное?
      оЕхать с делом Савелием в ночное считалось у ребят большим счастьем. Можно было и верхом прокатиться и сказки послушать: дед был мастер сказки рассказывать.
      - Что ж не взять, - согласился дед Савелий и подмигнулб председателю, - он у нас наездник лихой, с седла не свалится: поскольку седел у нас и в заводе нет.
      егорка помчался домой.
      - Мам! - крикнул он еще с порога избы. - Дай шубачок. Я с дедушком Савелием в ночное, - председатель велел!
      - Еще чего выдумал! - рассердилась мать. - Наряд тебе председатель дал! Утром на рыбалку, теперь в ночное, - отдыхать-то когда же?
      - Дак ведь на рыбалку-то я же вчера ходил... - начал было Егорка, и осекся.
      Помощь неожиданно пришла от отца:
      - Ишь ведь, вчера, думаешь? Длинен же для тебя день выдался. А все заботы да хлопоты. И соснул ты среди дня, - вот и разбил сутки надвое. Ну, ничего, - пусти его, мать, в ночное. Это ему премия за утреннюю рыбку да за сеноввницы. Он у костерка поспит. дедушка Савелий за ним присмотрит.
      Поворчала мать, поворчала, - потом все-таки дала полубубок, да краюху хлеба, да молока бутылку.
      21
      Солнце уже село в далекий лес, когда Егорка прибежал в конюшню. Дед Савелий положил полушубок на спину невысокой лошаденке мышиной масти и посадил на него Егорку. Выпущенные из конюшни кони, хорошо зная дорогу, сами побежали на берег озера, где для них был огорожен большой выпас.
      Дед и Егор ехали сзади и степенно беседовали. Они уже выехали за околицу, когда их с обиженным лаем догнал Бобик.
      - Верный у тебя дружок, - успехнулся дед. - Вырастишь - добрым сторожем тебе будет.
      - А то как же! - с важностью сказал Егорка. - Чай волкодава ращу.
      Подъехав к выпасу, дед и Егорка слезли с лошадей и закрыли за собой ворота.; Через пять минут на песке у берега озера весело затрещал, запылал костер, а за ним и другой рядом. Один разжег дед, другой - Егорка. Но Егоркин костер очень быстро догорел: он был нарочно сложен из сухих вересковых веток и еловых лап. Они разом вспыхивали, отчаянно дымили и живо гасли.
      На месте догоревшего костра дед уложил Егорку: сырой после дождя песок здесь хорошо прокалился, и Егорке было тепло лежать на нем. В другой костер дед подложил толстые сухие поленья, чтобы горели всю ночь.
      Ночь обступила небольшой круг, освещенный костром, - точно шатром из темноты прикрыла его. Над дальним лесом гасла заря. Тихо было кругом, - только позванивали колокольцы да изредка приглушенно ржали лошади. Над озером овставал густой туман.
      22
      Лежа на своем полушубке, Егорка задумчиво смотрел в костер. Там рассыпались и вспыхивали золотые, как зорька, угли. Столбушкой поднимался над ними густой белый дым.
      - Расскажи чего-нибудь, дедушка Савелий, - попросил Егорка.
      дед молча набил трубку, достал палочкой из костра золотой уголек, положил его в трубку и придавил своим большим корявым пальцем. Раскурил табак и не спеша начал:
      - Расскажу тебе, сынок, про одну малую травку. А ты слушай да смекай, об чем тут речь.
      Была в одном колхозе луговина, или, сказать, пожня. Много разных трав росло, и все самые для скотинки едомые, самые что ни на есть кормовистые. Была тут и Тимофеева трава, и Мятлик, и Пырей, и Костер-трава, и Ежэа, и Лисохвост. И еще был малый Колосок - так себе травка, простая былиночка: ни красы от него, ни проку. Ну, хоть он и невелик был ростом, высокие травы на него не обижались.
      - Пусть растет, - говорили Тимофеева трава и Лисохвост, покачивая своими мягкими щеточками, похожими на ламповыое ежикои. - Так приятно смотреть на малышей.
      - Маленько он похож на меня, - гооврил Мятлик. - И листочки у него узенькие и прическа метелочкой. Обождите, он еще покажет себя.
      А жесткий Пырей и Костер-трава на него осерчали.
      - Какой с него прок! - говорили они. - Только под ногами у нас путается да нашу пожню бесславит. Наше сено человеку по колено, а этот малыш, что Ландыш.
      - Как есть Ландыш, - добавляла колючая Ежа. - Только без запаха. Какой с него толк?
      Пришел сенокос, застрекотала на пожне сенокосилка, - полегли травы на землю и стали сеном.
      Свезли то сено колхозники в район, сдали гносударству, от государства благодарность получили:
      - Спасибо, колхознички. на удивленье у вас сено приятное. Прямо хоть из него духи делай - "Душистое сено".
      Накормили тем сеном колхозники лошадей да коров; жуют лошади да коровы - не нажуются, нюхают - не нанюхаются.
      Набили тем сеном колхозники сенники себе и спят на них - не нахвалятся: уж больно дух от того сена легкий да приятный, уж больно сны на тех сенниках сладкие снятся!
      А все от того колоска от малого: как скосили его, так и взялся от него дух, что от того Ландыша весной.
      Вот ты и примечай, сынок: где не лугу тот простенький Колосок имеется, где ему среди высоких трав хорошо расти, - там сено будет самолучшее, славное будет сенцо, духовитое. А нет на лугу Душистого Колоска- простой малой Душицы-травки - и нет от сена того духа, нет от него людям той радости...
      Дед Савелий кончил попыхивать своей трубкой, вынул ее изо рта и взглянул на Егорку.
      Подперев голову рукой, Егорка крепко пал. дед Савелий встал и плотно прикрыл его свободной полой полушубка.
      Подбежал Бобик; он долго гонял на берегу лягушек и притомился.
      - Ну, волкодав, - посмеиваясь сказал дед, - садись карауль хозяина. Такая уж твоя собачья должность.
      Бобик весело замахал хвостом в ответ, как будто соглашаясь бодро нести всю ночь караульную службу. Но когда дед, поправив поленья в костре, опять перевел на него глаза, щенок тоже спал, прикорннув к ногам Егорки.
      - Нахлопотались, - прошептал дед Савелий. - Малыши-Ландыши...
      И опять запыхал своей трубкой.
      О С Е Н Ь
      ПЕРВАЯ ТЕЛЕГРАММА ИЗ ЛЕСУ
      Исчезли все певчие птицы в ярких и пестрых нарядах. Как они отправлялись в путь, мы не видели, потому что они отлетают ночью.
      Многие птицы предпочитают утешествовать по ночам: так безопасней. в темноте их не трогают сокола, ястреба и другие хищники, которые выбрались из лесов и ждут их на пути. А дорогу на юг перелетные птицы найдут и в темную ночь.
      На Великом Морском пути показались стаи водяных птиц: уток, нырков, гусей, куликов. Крылатые путники делают остановки на тех же местах, что и весной.
      Желтеет листва в лесу. Зайчиха принесла еще шестерых зайчат. Это последние в нынешнем году зайчата - листопадники.
      На тинистых берегах заливов кто-то по ночам ставит крестики. Крестиками и точечками усеяна вся тина. Мы сделали себе шалашку на берегу заливчика и хотим посмотреть, кто это шалит.
      ЛЕСНЫЕ ПРОИСШЕСТВИЯ
      ПРОЩАЛЬНАЯ ПЕСЕНКА
      Уж сильно поредела на березах листва. Сиротливо качается на голой ветке давно покинутый хозяевами домик - скворешня.
      Вдруг - что такое? - подлетели два скворца. Самочка скользнула в скворешню, деловито копошится в ней. Самец сел на веточку, посидел, поглядел по сторонам... и запел! Но тихонько запел, будто про себя.
      Вот кончил. Самочка вылетела из скворешни, - скорей назад, к стае. И он за ней. Пора, пора: не сегодня завтра - в путь далекий.
      Простились с домиком, где летом вывели ребят.
      Они его не забудут, и весной опять поселятся в нем.
      ПУТЕШЕСТВИЕ ВПЛАВЬ
      В лугах никнет к земле умирающая трава.
      Уже ушел в свое далекое путешествие знаменитый скороход коростель-дергач.
      На Великом Морском пути показались нырцы и гагары. Они ныряют и ловят рыбу под водой.
      На крылья они подимаются редко. Плывут и плывут. Вплавь перебираются через озера и заливы.
      Им не надо даже приподниматься над водой, чтобы с размаху погрузить свое тело в воду, как это делают утки. Их тело так устроено, что стоит только им опустить голову и сильно гребнуть перепончатыми ногами-веслами, как они уже уходят вглубь. Под водой гагары и нырцы чувствуют себя как дома. Ни один крылатый хищник не станет их там прелсдеовать. Плавают они с таокй быстротой, что догоняют даже рыб. А летают гораздо хуже быстрокрылых хищных птиц.
      Зачем же им подвергать себя опасности и подниматься на крылья? Они совершают свое далекое путешествие вплавь, где только комжно.
      ПУТЁМ-ДОРОГОЮ
      Каждый день, каждую ночь отправляются в путь крылатые сттранники. летят не спеша, потихоньку, с долгими остановками - не то что весной. Видно, не хочется им расставаться с родиной.
      Порядок перелета обратный: теперь первыми летят яркие, пестрые птицы, последними трогаются те, что прилетали весной первыми, зяблики, жаворонки, чайки. У многих птиц вперед летят молодые; у зябликов - самки раньше самцов. Кто посильней и выносливей, дольше задерживается.
      Большинство летит прямо на юг - во Францию, Италию, Испанию, на Средиземное море, в Африку. некоторые - на восток; через Урал, через Сибирь в Индию. Тысячи километров мелькают внизу.
      ГОТОВЯТСЯ К ЗИМЕ
      Мороз не велик, а зевать не велит: как грянет - разом землю и воду скует дльдом. Где тогда еды себе достанешь? Куда спрячешься?
      В лесу каждый готовится к зиме по-своему.
      Кому положено, улетел от голода и холода на крыльях. Кто остался, торопится набить свои кладовые, заготовляет запасы пищи впрок. Особенно усердно таскают ее короткохвостые мышки-полевки. Многие из них вырыли себе зимние норы прямо в стогах и под хлебными скирдами и каждую ночь воруют зерно.
      К норе ведут пять или шесть дорожек, каждая дорожка - в свой вход. Под землей - спальня и несколько кладовых.
      Зимой полевки собираются спать только в самые сильные морозы. Поэтому они делают большие запасы хлеба. В некоторых норах собрано уже по четыре-пять килограммов отборного зерна.
      Маленькие грызуны обворовывают хлебные поля. Надо оберегать от них урожай.
      ЗАПАСЫ ОВОЩЕЙ
      Короткоухая водяная крыса летом жила на даче, у самой речки. Там у нее была одна жилая комната под землей. Ход из комнаты вел косо вниз - прямо в воду.
      Теперь водяная крыса устроила себе хорошую, теплую зимнюю квартиру далеко от воды, на кочковатом лугу. В квартиру ведут подземные ходы-переходы по сто шагов вдлиной и больше.
      Спальня выстлана мягкой, теплой травой и помещается под самой большой кочкой.
      Кладовая соединена со спальней особыми ходами.
      В кладовой сложены в строгом порядке - по сортам - похищенные и перетащенные крысой с полей и огородов хлебные зерна, горох, луковицы, бобы и картофель.
      БЕЛКИНА СУШИЛЬНЯ
      Белка отвела под кладовую одно из своих круглых гнезд на деревьях. Там у нее сложены лесные орешки и шишки.
      Кроме того, белка собрала грибы - маслята и березовики. Их она насадила на обломанные сучочки сосен и сушит впрок. Зимой она будет бродить по ветвям и подкрепляться сушеными грибами.
      ЖИВЫЕ КЛАДОВЫЕ
      Удивительную кладовую нашла для своей личинки оса-наездник. У нее быстрые крылья, зоркие глаза под загнутыми кверху усиками. Очень тонкая талия отделяет ее грудь от брюшка, а на конце брюшка - длинное, прямое и тонкое, как игла, жало. Летом оса-наездник отыскала большую толстую гусеницу бабочки, напала на нее, оседлала и вонзила в ее кожу острое жало. Жалом она просверлила в теле гусеницы дырочку и в эту дырочку опустила свое яичко.
      Оса улетела, а гусеница скоро оправилась от страха. Опять стала она есть листья и, когда подошла осень, выткала себе кокон и окуклилась. Вот туто-то, в куколке, и вышла из яичка личинка осы-наездника. Ей тепло, спокойно внутри крепкого кокона и пищи хватит на целый год.
      Когда опять придет лето, кокон гусеницы откроется, но вылетит из него не бабочка, а поджарая, жесткотелая, черно-желто-красная оса-наездник. Это наш друг. Ведь она-то и уничтожает этих вредных гусениц.
      ОПЯТЬ ЛЕТО?
      То вхолод, ветер ледяной, то вдруг солнышко выглянет, и станут дни теплые, тихие. И тогда кажется: неожиданно лето вернулось.
      Из-под травы цветы выглянули, желтые одуванчики, первоцветы. В воздухе порхают бабочки, комары-толкуны кружатся легкими столбиками. Выскочит откуда-то птичка-малышка, крошечный бойкий подкоренник, дрыгнет хвостиком и запоет - да так задорно, так звонко!
      А с высокой ели тихонько и грустно - точно капельки падают в воду - жалостно прозвенит нежная песенка запоздалой пеночки-теньковки: "Те-тень-ка! Те-тень-ка!"
      И забудешь, что зима скоро.
      ГОРОДСКИЕ НОВОСТИ
      ДЕРЗКИЙ НАЛЁТ
      В Ленинграде, на Исаакиевской площади, среди бела дня, на глазах у прохожих совершен дерзкий налет.
      С площади поднялась стая гллубей. В это время с купола Исаакиевского собора сорвался крупный сокол-сапсан и ударил по крайнему голубю. Пух закружился в воздухе.
      Прохожие видели, как перепуганная стая метнулась под крышу большого дома, а сапсан, держа в когтях убитую жертву, тяжело поднялся на купол собора.
      Пролетный путь больших соколов проходит на нашим городом.
      Крылатые зищники любят устраивать свои гнезда на куполах и колокольнях: отсюда им удобно высматривать добычу.
      НОЧНАЯ ТРЕВОГА
      Почти каждую ночь на окраинах города - тревога.
      Заслышав шум на дворе, люди соскакивают с крователей, высовывают головы в окна. Что такое, что случилось?
      Внизу, во дворе, громко хлопают крыльями птицы, гогочут гуси, кричат утки. Уж не напал ли на них хорек, не пробралась ли во двор лисица?
      Но какие же лисы и хорьки в каменном городе, за чугунными воротами домов?
      Хозяева осматривают двор, осматривают птичники. Все в порядке. Никого нет, никто не мог пробраться за крепкие замки и засовы. Просто, верно, дурной сон прислинсля птицам. Вот они уже и успокоаиваются.
      Люди ложатся в постели, засыпают спокойно.
      А через час - опять гогот и кряканье. Переполох, тревога. Что такое? Что там опять?
      Открой окно, притаись и слушай. В черном небе мерцают золотые искры звезд. Все тихо.
      Но вот словно чья-то неуловимая тень скользит вверху, по очериди затмевая золотые небесные огоньки. Слышится легкий прерывистый свист. Неясные голоса звучат с высокого ночного неба.
      Мгновенно просыопаются дворовые утки и гуси. давно, казалось, забывшие волю, птицы в смутном порыве бьют крыльями по воздуху. Они приподнимаются на лапках, вытягивают шеи, кричат, кричат горестно и тоскливо. С высокого черного неба им отвечают призывом вольные, дикие сестры. Над каменными домами, над железными крышами тянут стая за стаей крылатые странники. Свистят утиные крылья. Звенит гортанная перекличка диких гусей и казарок:
      - Го! го! го! В дорогу, в дорогу!
      - От холода и голода! В дорогу, в дорогу!
      Замирает вдали звонкий гогот перелетных, а в глубине каменного двора мечутся давно отвыкшие от полета домашние гуси и утки.
      80 ТЫСЯЧ ДЕРЕВЬЕВ И КУСТОВ
      Юные садоводы-любители активно участвуют в "Неделе сада".
      За последние дни плодово-ягодная станция распределила по городу 5000 саженцев яблони, смородины, крыжовника и различных декоративных растений. В садах, парках, скверах, на площадях и улицах Ленинграда идет осенняя посадка деревьев и кустов. Город озеленяется кленами, дубами, березой, кустами сирени и жимолости. Осенью высажено юннатами свыше 80 тысяч деревьев и кустов.
      ПРЯЧУТСЯ...
      Холодно становится, холодно!
      прошло красное лето...
      Стынет кровь, вялыми становятся движения: одолевает дремота.,
      Хвостатый тритон все лето прожил в пруду, ни разу не вылезал из него. Теперь вскарабкался наберег, побрел в лес. Нашел гнилой пень, скользнул под кору, свернулся там в клубочек.
      Лягушки, наоборот, скачут с берега в пруд. Ныряют на дно, забиваются поглубже в тину, в ил. Змеи, ящерицы прячутся под корни, зарываются в теплый мох. Рыбы стаями громоздятся в омутах, в глубоких подводных ямах.
      Забравлись в щелочки, скважинки коры, в трещины стен и заборов бабочки, мухзи, комары, жуки. Муравьи закупорили все ворота, все входы-выходы своего высокого стовратого города. Забрались в самую глубину его, жмутся там в кучи, потесней, - застывают так.
      Голодно становится, голодно!
      Холод не так страшен тем животным, у которых кровь горячая, - зверям, птицам. Лишь бы пища была: поел - словно печечку в себе затопил. Но с холодом приходит и голод.
      Скрылись бабочки, мухи, комары, - и нечего стало есть летучим мышам. Они прячутся в дупла, в пещеры, в расселины скал, под крышу на чердаках. Повисают там вниз головой, прицепившись за что-нибудь коготками задних лапок. Запахиваются, как плащом, своими крыльями, - засыпают.
      Скрылись лягушки, жабы, ящерицы, змеи, улитки. Спрятался еж в свое травяное гнездо под корнями. Барсук реже выходит из норы.
      БЕЗ ПРОПЕЛЛЕРА
      В эти дни над городом летают странные маленьткие аэропланы.
      Прохожие останавливаются посреди улицы, задирают головы и с удивлением следят за мадленными кругами воздушной эскадрильи. Они спрашивают друг друга:
      - Вы видите?..
      - Вижу, вижу.
      - Как странно: почему не слышно шума пропеллеров?
      - Может быть, слишком высоко? Поглядите, какие они маленькие.
      - И опустятся - все равно не услышите.
      - Почему это?
      - Потому что пропеллеров у них нет.
      - Как так - нет? Это что же - система такая новая? Как называется? - Орлы!
      - Вы шутите! Какие же в Ленинграде орлы!
      - А вот такие - беркуты. Пролет у них сейчас: к югу тянут.
      - Вот оно что! Ну, теперь сам вижу: птицы кружат; не сказали б, так бы и думал: аэропланы. ДО чего похожи! Хоть бы раз крылом взмахнули...
      СПЕШИТЕ ВИДЕТЬ
      На Неве, у моста Лейтенанта Шмидта, у Петропавловской крепости и в других местах, неделями держатся дикие утки самых удивительных форм и расцветок.
      тут и черные, как ворон, синьки, и горбоносые, с белым на крыле, турпаны, и пестрые морянки с хвостами, как спицы, и яркие многоцветные гоголи.
      Они нисколько не боятся городского шума.
      Они не боятся даже, когда прямо на них мчится черный буксир, разрезая воду железным своим носом. Они ныряют - и снова показываются над водой за несколько десятков метров от прежнего места.
      Все эти утки-нырки - путники на Великом Морском пути. Два раза в год они гостят в ленинграде - весной и осенью.
      Когда по Неве пойдет лед с Ладожского озера, они исчезнут.
      УГРИ ОТПРАВЛЯЮТСЯ В ПОСЛЕДНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
      Осень на земле. Осень и под водой. Холодает вода.
      Старые угри уходят в свое последнее путешествие.
      Из Невы в Финский залив, через Балтийское море и Немецкое море идут они в глубокий Атлантический океан.
      Ни один из них не вернется в реку, где провел всю жизнь. Все найдут себе могилу в океане на глубине тысячи метров.
      Но прежде чем умереть, они вымечут икру. Там, в глубине, не так холодно, как можно подумать: там семь градусов тепла. Там из каждой икринки скоро выйдет крошечный, прозрачный, как стеклышко, малек угря - лептоцефал. Миллиардными стадами лептоцефалы отправятся в далекое путешествие. ОИ через три года они войдут в устье Невы. Тут они вырастут и превратятся в угрей.
      ХВОСТЫ
      Прилетела Муха к Человеку и говорит:
      - Ты хозяин над всеми зверями, ты все можешь сделать. Сделай мне хвост.
      - А зачем тебе хвост? - говорит Человек.
      - А затем мне хвост, - говорит Муха, - зачем он у всех зверей, - для красоты.
      - Я таких зверей не знаю, у которых хвост - для красоты. А ты и без хвоста хорошо живешь.
      Расердилась Муха и давай Человеку надоедать: то на сладкое блюдо сядет, то на нос ему перелетит, то у одного уха жужжит, то у другого. Надоела, сил нет! Человек ей и говорит:
      - Ну, ладно! Лети ты, Муха, в лес, на реку, в поле. Если найдешь там зверя, птицу или гада, у которого хвост для красоты только привешен, можешь его хвост себе взять. Я разрешаю.
      Обрадовалась Муха и вылетела в окошко.
      Летит она садом и видит: по листу Слизняк ползет. Подлетела Мужа к Слизняку и кричит:
      - Отдай мне твой хвост, Слизняк! Он у тебя для красоты.
      - Что ты, что ты! - говорит Слизняк. - У меня и хвоста-то нет: это ведь брюхо мое. Я его сжимаю да разжимаю, - только так и ползаю. Я - брюхоног.
      Муха видит: ошиблась, - и полетела дальше.
      Прилетела к речке, а в речке Рыба и Рак - оба с хвостами. Муха к Рыбе:
      - Отдай мне твой хвост! Он у тебя для красоты.
      - Совсем не для красоты, - отвечает Рыба. - Хвост у меня - руль. Видишь: надо мне направо повернуть - я хвост вправо поворачиваю; надо налево - я влево хвост кладу. не могу я тебе свой хвост отдать.
      Муха к Раку:
      - Отдай мне твой хвост, Рак!
      - не могу отдать, - отвечает Рак. - Ножки у меня слабые, тонкие, я ими грести не могу. А хвост у меня широкий и сильный. ЯЧ как шлепну хвостом по воде, так меня и подбросит. Шлеп, шлеп - и плыву, куда мне надо. Хвост у меня вместо весла.
      Полетела Муха дальше. Прилетела в лес, видит: на суку Дятел сидит. Муха к нему:
      - Отдай мне твой хвост, Дятел! Он у тебя для крсоты только.
      - Вот чудачка! - говорит Дятел. - А как же я деревья-то добить буду, еду себе искать, гнезда для детей устраивать?
      - А ты - носом, - говорит Муха.
      - Носом-то носом, - отвечает Дятел, - да ведь и без хвоста не обойдешься. Вот гляди, как я долблю.
      Уперся Дятел крепким, жестким своим хвостом в кору, размахнулся всем телом, да как стукнет носом по суку - только щепки полетели!
      Муха видит: верно, на хвост Дятел садится, когда долбит, - нельзя ему без хвоста.Хвост ему подпоркой служипт. Полетела дальше. Видит: Оленюха в кустах со своими оленятами. И у Оленюхи хвостик - маленький, пушистый, беленький хвостик. Муха как зажужжит:
      - Отдай мне твой хвостик, Оленюха!
      Оленюха испугалась.
      - Что ты, что ты! - говорит. - Если я отдам тебе свой хвостик, так мои оленятки пропадут.
      - Оелняткам-то зачем твой хвост? - удивилась Муха.
      - А как же, - говорит Оленюха. - Вот погонится за нами Волк. Я в лес кинусь - прятаться. И олентяки за мной. Только им меня не видно между деревьями. А я им белым хвостиком машу, как платочком: сюда бегите, сюда! Они видят: беленькое впереди мелькает, - бегут за мной! Так все и убежим от Волка.
      Нечего делать, полетела Муха дальше.
      Полетела дальше и увидала Лисицу. Эх, и хвост у Лисицы! Пышный да рыжий, красивый-красивый!
      "Ну, - думает Муха, - уж этот-то хвост мой будет".
      Подлетела к Лисице и кричит:
      - Отдавай хвост!
      - Что ты, Муха! - отвечает Лисица. - Да без хвоста я пропаду. Погонятся за мной собаки, живо меня бесхвостую поймают. А хвостом я их обману.
      - Как же ты, - спрашивает Муха, обманешь их хвостом?
      - А как станут меня собаки настигать, я хвостом верть! верть! - туда - сюда! - хвост вправо, сама влево. Собаки увидят, что хвост мой вправо метнулся, и кинутся вправо. ЖДа пока разберут, что ошиблись, - я уж далеко.
      Видит Муха: у всех зверей хвост для дела, нет лишних хвостов ни в лесу, ни в реке. Нечего делать, полетела Муха домой. Сама думает:
      "Пристану к Человеку, буду ему надоедать, пока он мне хвост не сделает".
      Человек сидел у окошка, смотрел во двор.
      Муха ему на нос села. Человек бац себя по носу! А Муха уж емоу на лоб пересела! Человек бац по лбу, - а Муха уж опять на носу!
      - Отстань ты от меня, Муха! - взмолился Человек.
      - Не отстану, - жужжит Муха. - Зачем надо мной посмеляся, свободных хвостов искать послал? Я у всех зверей спрашивала, - у всех зверей хвост для дела.
      Человек видит: не отвязаться ему от Мухи, вон какая надоедливая.
      Подумал и говорит:
      - Муха, МУх-а, в он Корова на дворе. Спроси у нее, зачем ей хвост?
      - Ну, ладно, - говорит Муха, - спрошу еще у Коровы. А если и Корова не отдаст мне хвоста, сживу тебя, Человек , со свету.
      Вылетела Муха в окошко, села Корове на спину и давай жужжать, выспрашивать:
      - Корова, корова, зачем тебе хвост? Корова, Корова, зачем тебе хвост?
      Корова молчала, молчала, а потом как хлестнет себе хвостом по спине - и пришлепнула Муху.
      Упала Муха на землю, - дух вон, и ножки кверху.
      А Человек и говорит из окошка:
      - Так тебе, Муха, и надо: не присмтавай к людям, не приставй к зверям. Надоеда.
      ГЛУПЫЕ ВОПРОСЫ
      Тихо в комнате. Отец с утра сел за стол. Пишет. Вдруг распахнулась дверь, вбежала его маленькая дочь:
      - Мама ушла. Мне одной скучно. Можно, я буду у тебя играть?
      - Хорошо. Только тихор. Садись вон у окна. И не мешай мне.
      Взяла стул, взобралась на него с ногами и рпассматривает книжку с картинками. Но книжка старая, давно знакомые картинки. Из раскрытого окна видны берег реки, опушка леса.
      Книжка летит на пол. Дочь уже на подоконнике. - Пчичку вижу, - говорит она через минуту тихонечко, будто про себя.
      - Птичку, - поправляет отец, не поднимая головы от бумаги. - Какую птичку?
      - Да просто птичка маленькая.
      - "Просто птичек" не бывает.
      - Нет бывает. Вот такие.
      - Какого цвета?
      - Какого?.. Птичьего цвета: серенькая да беленькая. В реке на камушке сидит. И еще другая. По берегу бежит. Смотри, смотри, кланяется. А та ей с камушка хвостиком кивает.
      - Мне отсюда не видно. А другая какого цвета?
      - Песочненького. И с галстучком.
      - Песочного цвета, с черным галстуком и кланяется, - это зуек. А та, на камушке, хвостиком кивает, - эта плиска, трясогузка. У каждой птицы свде имя.
      - Я знаюб. Вон сорока-белобока из леса вылетела, по земле скачет. Хвостатая какая. Отчего такой хвост?
      - Ну, как - отчего? Что ты спрашиваешь?
      - Не знаешь? А отчего зуек кланяется, а плиска хвостиком кивает? Это они здороваются?
      - Какие пустяки! Разве птицы здороваются?
      - А вон еще птицы. Белые-белые! Большие.
      - Ну, чайки.
      - Да, да... Они рыбку из воды клюют. А зачем они белые?
      - Какие глупые вопросы! Я сказал тебе: не мешай мне, а ты все время со мной разговариваешь. Ступай отсюда. Займись своими игрушками. Ступай, ступай, нечего!
      Дочь надула губки, всхлипнула. Но ослушаться не посмела, ушла.
      Отец вдруг положил перо. посмотрел в окно и крепко задумался.
      А вечером, когда дочь пришла поцеловать его на ночь, он сказал ей:
      - Ты прости меня, пожалуйста, что я утром назвал твои вопросы глупыми. Они совсем не глупые. Я подумал, и теперь могу тебе рассказать три сказки.
      - Расскажи, расскажи! - обрадовалась дочь.
      И она ловко вскарабкалась к нему на колени.
      ОТЧЕГО У СОРОКИ ТАКОЙ ХВОСТ?
      - Первая сказка, - сказал отец.
      - "Жила-была птица. Спросишь, какая? Да никакая. Просто п т и ц а, и все тут! И имени у нее не было, одно название - п т и ц а. И жила она знаешь где? У человека в голове. Один раз человек открыл рот, хотел зевнуть. Она - порх, и вылетела.
      Смотрит, - день весенний, веселый. небо голубое-голубое, на нем солнце, мелые облака. Простору сколько!
      Внизу стоит лес - кудрявый, густой, тенистый. Уютный такой. А ниже леса - река. Вода бежит, блещет, по берегам кусточки зеленые, песок золотой горит.
      "Ах! - думает птичка. - Красота какая! Весело как!"
      Весело-то весело, а кушать надо.
      Видит: мухи, комары кругом летают.
      Замахала крылышками, погналась за ними. А крылышки у нее ни длинны, ни коротки, ни круглы, ни остры, - средненькие.
      Машет крылышками, за мухами, комарами гоняется, а поймать не может.
      Вдруг мчится стриж. Вперед пронесся, круг дал, да назад, да вниз, да вверх, вправо, влево, - да всех мух, комаров и переловил.
      - Вот, - говорит, - как летать надо, чтобы мух, комаров ловить. Вот какие крылья для этого надо, видела?
      Посмотрела птица: у него крылья длинные-длинные. Сложит их, - под ними и хвоста не видно. Узкие крылья, острые, как кривые ножницы, если их растопырить.
      "Ну, так я в лес полечу, - думает птица. - Там себе что-нибудь промыслю".
      Прилетела в лес, а там - чаща. Крылья за ветки задевают, хвост она поворачивать не успевает.
      А хвост у нее ни длинен, ни короток, ни широк, ни узок, - средненький.
      Выскочила из чащи сорока, хохочет:
      - Да разве с таким хвостом в лесу леоать? Тут во какой хвост надо, видела?
      И подняла свой хвост. А хвост у сороки длинней самой сороки.
      - Крылышки тебе поменьше бы надо, покруглей, а хвоста прибавить, чтобы верть - и повернула, верть - и в другую сторону. В чаще-то и все так. Дернула хвостом, и нет ее.
      "Ну, - думает птица, - начит, на реку мне лететь надо. Там промыслю".
      И полетела".
      - Тут первой сказке конец, а тебе ответ - отчего у сороки такой хвост.
      КОМУ ЗУЁК КЛАНЯЕТСЯ, А ПЛИСКА ХВОСТОМ КИВАЕТ?
      - Вторая сказка, - говорит отец.
      - "Прилетела птица на реку. Села на обрыве и видит: по песку, у самой волны, бегает зуек. Побежит-побежит - и станет. А станет - сейчас кланяться начнет. И кланяется, и кланяется.
      А на камушке в воде сидит тоненькая плиска. И все хвостиком кивает, все кивает хвостиком.
      Птица думает:
      "Кому это они кланяются? Уж не мне ли?"
      Вдруг - жжип! - со свистом пронесся над ней чеглок-соколок. И пропал.
      Звек и плиска кричат птице:
      - Счастье твое, что ты смирнехонько сидела! А то увидел бы тебя чеглок-соколок и унес бы в когтях. Пискнуть бы не успела.
      Птица удивилась:
      - А почему бы он меня увидел, если б я двигалась?
      - Да потому, что ты на земле сидишь, кругом тебя одни камни, тихо все, не шевелится. А кто шевельнется, того сразу заметно.
      - Так чего же вы-то кланяетесь, вы чего киваете?
      - А мы у волны живем. Волна колышется, и мы колышемся. Нам так надо. Станем смирно, а кругом все движется, все качается, - сразу нас заметно".
      - Тут второй сказке конец, а тебе ответ, - кому зуек кланяется, а плиска хвостиком кивает.
      - И третья сказка, - сказал отец.
      ПОЧЕМУ ЧАЙКИ БЕЛЫЕ?
      - "Птица думает:
      "В воздухе мне не прожить, в лесу не прожить, и на реке, выходит, тоже не прожить: я прятаться не умею. Кто бы меня защитил?"
      И видит: летит-плывет над рекой белая чайка.
      Вдруг чайка крылья сложила и пала в воду. Пала в воду, крыльями над спиной взмахнула и опять на воздух поднялась.
      А во рту у нее - рыбка.
      Тут еще и еще со всех сторон налетели белые чайки. Стали над рекой кружиться, падать, подниматься, - из воды рыбок таскать.
      "Вот славно, - думает птица. - Пристану к чайкам. И сыта буду и цела буду: чайки большие, чайки сильные, они меня от чеглока-соколка защитят".
      Полетела к белым чайкам:
      - Примите меня в артель!
      Посмотрели на нее белые чайки и говорят:
      - Не годишься ты в нашу артель. Как ты своим носом рыбку будешь ловить? У нас, видишь, носы крепкие, острые. А твой нос ни крепок, ни мягок, ни тупой, ни остренький, - средненький.
      - Ничего, как-нибудь, - говорит птица.
      - И серенькая ты, - говорят белые чайки. - Даже и не поймешь, какого цвета. А мы, видишь, белые.
      - А почему вы белые? - спрашивает птица.
      - Нам другими быть нельзя, - отвечают белые чайки. - Первое дело, рыбки из воды нас видеть не должны, - а то разве их поймаешь? Рыбки снизу смотрят, - над ними потолок белый. Речной потолок. А над ним - небо, на нем облака белые. Нас, белых, над белым под белым рыбкам не видно.
      Второе дело, мы дружной артелью рыбку ловим. Разлетимся в разные стороны, и каждая высматривает рыбку. Рыба стадами ходит. Вот мы и глядим друг за дружкой издали, из глаз не выпускаем. Вот сложила подружка крылья, - пала на воду. Ага, значит, рыбка там!
      И все мы к счастливой подружке спешим, все рядом ловить принимаемся.
      Издали мы друг на дружку сбоку смотрим. И нам друг дружку хорошо видать: ведь белые мы, заметные на воде и над берегом. А тебя, серенькую, нам не усмотреть: ты над берегом полетишь, - не видно, мимо леса - не видно и под небом - не видно. Уж на что у чеглока-соколка глаза вострые, и тот тебя не приметил. А кого не видно, для нас того и нет.
      - А как же я? - спрашивает птица.
      - Да тебя и вовсе нет, - отвечают белые чайки. - ты кругом средненькая. Ты выдуманная. Таким под солнцем места нет. Посмотри-ка на себя в воду.
      Посмотрела птица вниз. Там, в тихой реке, все как в зеркале: и белые чайки кружат, и зуек кланяется, и плиска хвостом кивает, и сорока прилетела - на кусту сидит, и стриж в небе мчится. А ее - птицы - нет.
      - И лети-ка ты, - говорит чайка, - назад, откуда взялась!
      Делать нечего, - полетела птица назад, к своему человеку.
      Человек этот как раз спал, - рот разинул.
      Птица и впорхнула ему в голову.
      Человек глотнул, вздохнул, проснулся и говорит:
      - Вот сон какой приснился! Будто жила-была птица..."
      - И тут третьей сказке конец, а тебе ответ, - почему чайки белые.
      КУЗЯ ДВУХВОСТЫЙ
      Сергейке очень хотелось поймать какую-нибудь птичку, особенно кузю - большую белощекую синицу. Уж очень они - кузи - веселые, бойкие, смелые.
      Клетка у Сергейки была, а западню ему дали товарищи. На три дня дали. И в перввый же день Сергейке попался в западню кузя.
      Сергейка понес его домой и стал пересаживать из западни в клетку. Но кузя так бился, дрался и клевался, что Сергейка ненарочно выдрал у него несколько перьев из хвоста. И стал кузя двухвостый: сзади торчат перья вилочкой, а посередине ничего нет.
      Сергейка подумал: "Куда мне двухвостого! Мальчишки засмеют, скажут: "Общипанный, в суп его надо".
      И решил кузю выпустить и наловить других птиц. Два дня оставалось еще у него.
      А кузя прыгает себе с жердочки на жердочку, перевертывается вниз головой, как обезьяна, и долбит своим крепким клювиком зерна. Солнце в комнату заглянет, он запоет:
      - Зин-зи-вер, зин-зи-вер"! - так весело, звонко. Будто никогда и на воле не был, всегда жил в клетке.
      Сергейка стал его выгонять из клетки, - кузя как крикнет:
      - Пинь-пинь-черр! - как зашипит на него!
      Пришлось выставить клетку в окно и открыть дверцу.
      Улетел кузя. Сергейка опять западню поставил.
      Утром приходит и еще издали видит: захлопнута западня, кто-то попался. Подошел, - а в западне кузя сидит. Да не какой-нибудь, а тот самый: двухвостый!
      - Кузенька! - взмолился Сергейка. - Ты же мне мешаешь других птиц ловить. Один только день и остался мне ловить их.
      Он взял западню с кузей и пошел прочь от дома. Шел-шел, пришел в середину леса и там выпустил кузю. Кузя крикнул:
      - Пинь-пинь-черр! - и скрылся в чаще.
      Сергейка вернулся домой и опять поставил западню.
      На другой день приходит, - опять кузя двухвостый в западне!
      - Пинь-пинь-черр!
      Чуть не расплакался Сергейка. Выгнал кузю и отнес западню хозяевам.
      Прошло несколько дней. Сергейка скучал и уже стал думать: "Зачем я кузю выгнал? Хотя и двухвостый, а какой веселый".
      Вдруг за окном:
      - Пинь-пинь-черр!
      Сергейка открыл окно, и кузя сейчас же влетел в избу. Прилепился к потолку, перелетел на стену, увидал таракашку, тюкнул его носом и съел.
      И стал кузя жить в избе у Сергейки. Захочет, - в клетку залетит, зернышек поклюет, выкупается в ванночке и опять вылетит: Сергейка клетку не закрывал. Захочет, - по всей избе летает, тараканов ищет.
      Склевал всех тараканов, крикнул: "Пинь-пинь-черр!" - и улетел.
      ПЛАВУНЧИК
      Преудивительная у нас водится птичка. Называется - плавунчик.
      Где бы вы ни жили летом - на Волге, на Кавказе или в жарких степях Казахстана, под Ленинградом, под московй или на Камчатке, - всюду вы можете этих птичек встретить. И всегда неожиданно. А назавтра придете туда, где их видели, - их уж нет.
      Ищите их на море, в озере, на реке, в пруду. Даже если около вашего дома оесть просто большая яма, - и тут вам могут попасться на глаза плавунчики. Была бы в яме вода.
      Птички эти - из куликов. Кулики - стройные такиен птицы, на очень длинных ногах и с очень длинным носом. Живут больше по болотам, по берегам рек, озер. Но они не плавают, не ныряют: только бегают у воды по берегу и кланяются, кланяются носом до земли. Носом они достают себе еду в тине, в иле, под камешками или в траве.
      Кулики-то плавунчики - кулики, да у них, как говорит мой сынишка, все шиворот-навыворот. Носик у них не такой уж длинный, ножки тоже. И редко увидишь их на берегу: они все плавают.
      Спросите, на кого плавунчики похожи? Как их узнать, если встретишь?
      Узнать их очень легко. Ростом плавунчики примерно со скворца. Похожи они на те нарядные цветные поплавки, что покупают молодые удильщики в магазинах. Особенно похожи, когда сидят на воде: сидят и танцуют на волнах, как поплавки. Сами белые, и серые, и красноватенькие - пестро расписаны.
      И всегда их целая стайка. Народ они очень дружный. Одиночку редко-редко встретишь. Они все в компании.
      Сынишка мой, когда в прошлом году в первый раз их увидел, очень удивился.
      Пришел домой и говорит:
      - Что за птиц таких я видел, - просто не пойму. Идешь - все птицы от тебя удирают, разлетаются. А эти и не думают. Плавают у самого берега. Я подхожу - они не только не улетают, даже отплыть подальше не хотят. Кувыркаются головой под воду, как маленькие уточки. Ни минуты не посидят спокойно: кружатся жуками на воде. А то в чехарду начнут играть: прыгают друг через друга, перепархивают - и опять на воду садятся.

К титульной странице
Вперед
Назад