Носовой в нее - бах! бах! - двустволка у него. Да куда там! Умудрись-ка, попади ей в головенку. Головенка-то и вся меньше спичечного коробка. Он живо все свои последние патроны расстрелял, а гоглюшка по-прежнему нас по всему плесу водит.
      Пересели: теперь тот, что в веслах видел, на носу устроился, - тоже он с двустволкой. А отсраелявшийся в весла сел.
      Опять пальба пошла: бах! бах! да бах! бах! - и все мимо!
      А жара. У гребца рубаха к телу прилипла: взмок.
      И второй стрелок все свои патроны кончил.
      - Ну, теперь ты, - мне говорят.
      Думаю: "Ладно! Возьму пониже, покажу им, как стрелять-то надо".
      - Только, - говорю им, - я отсюда, с кормы. Мне так сподручней.
      Приладился половчей, - как раз она тут и выскочила. И даже спинку маленькоо показала.
      Я приложился, под нее взял - ббах! Да сам видел: раньше выстрела она под воду ушла. Дробь так дорожкой и прошла над ней по воде.
      Ах ты, шут!
      Скорей патрон переложил и жду: где теперь объявится? И оба товарища глядят, с воды глаз не сводят.
      А вода - ну чистое зеркало! Ни морщинки нигде. Время-то уж подходило к полудню, ветерок улегся.
      Глядим в шесть глаз.
      Проходит минута, другая, третья... Кто их знает, сколько их прошло: на часы-то ведь не глядели. А только и так понятно: что-то уж больно долго нет гоглюшки.
      А уж не показаться ей нам никак невовзможно: по самой середине плеса мы... До любого берега или там тресты добрых полкилометра. Никакой гагаре не донырнуть. А у ней еще крыло подбито.
      И кружим мы по плесу, и кружим, - все глаза проглядели.
      нет гоглюшки!
      А ведь и быть того не может, чтобы нигде не было. Врешь, где-нибудь полжна же быть! Глядим.
      Еще время проходит, - ее все нет.
      Товарищи мои молчат.
      Потом один говорит:
      - Давайте рассуждать спокойно.
      Первое: проглядеть ее на такой глади мы втроем не могли? Не могли: раньше ведь каждый раз видели, как голову высовывала.
      До берега она донырнуть не могла? Не могла.
      Утонуть утка живая или мертвая не может? Никогда не тонет. Разве камень ей на шею привязать. Так где ж она?
      Другой говорит,
      о- Дело ясно: стреляли мы в нее, стреляли - и так дробью ее начинили, что ко дну пошла. Дробь-то свинцовая - тяжелей камня.
      Посмеялись.
      Жкрко, - у меня в горле пересохло.
      - Вы, - товарищзам говорю, - глаз с воды не спускайте. Я напьюсь только.
      ружье положил, сам через борт перегнулся.
      Перегнулся за борт - и чуть не крякнул!.. И пить не стал: сразу расхотелось... Выпрямился.
      - Давай, - говорю, - ребятки, греби к берегу. Обманула нас гоглюшка, - ушла от троих охотников. Так уже, значит, жить ей да жить.
      Куда там! Они, конечно дело, и слышать ничего не желают. Нам, говорят, стыд и срам подранка бросать. Да и нельзя так домой, не узнавши, куда она подевалась. Спать не будем от такого вопроса.
      Мне что? Я молчу.
      Хватило у них терпенья ещю с полчаса дожидаться.
      Наконец один и говорит:
      - Ну, - говорит, - если уж столько времени не показалась, - значит, ушла. А уж как ушла, - совершенно даже непонятно.
      Меня смех разбирает, только виду не подаю.
      - А может, - говорю, никуда не ушла? Может, еще покарулисть желаете?
      - Да нет, - говорят, - чего уж там.
      - Дгомой, куда же больше?
      - Так, - говорю, - охотнички дорогие. Выходит, с носом?
      Переглянулись между собой и в стороны глаза отвели.
      - Выходит, что так, - признались.
      - Ну, гребите.
      У берега подвел я лодку прямо к тресте.
      - Ну, а теперь, - говорю, - глядите, как эта водоплавающая нас - умных - провела.
      Сейчас весло кладу, за борт свешиваюсь - и вот вам, пожалуйста, двумя руками поднимаю оттуда живую гоглюшку!
      У охотников моих глаза на лоб. Я гоглюшку всю оглядел, вижу - крыло у нее маленько только попорчено.
      - Ничего, - говорю, - срастется, только крепче будет. Поживет еще, полетает. Нашего брата, охотника, не раз еще в задор введет.
      И пустил гоглюшку в тресту.
      Она - нырк! - и пропала.
      Товарищи мои:
      - Ахти! Ахти! Как можно такую добычу из рук выпускать?
      И за ружья.
      Забыли, что ружья у них пустые.
      Так и ушла гоглюшка в тресту.
      Навещал я ее после, - с неделю прожила тут, пока не зажило крыло.
      Тогда улетела.
      Сами скажите: ну как такую умницу не пожалеть было, не отпустить на вольную волюшку?
      Ведь пока мы ее по всему плесу искали, она сама к нам поднырнула, под бортом притулилась - да вместе с нами и плавала. Куда мы, туда и она.
      Не наклонись я за борт - воды испить, - так бы нам и не догадаться, где она посреди озера от нас схоронилась.
      А и сказал бы кто, - не поверили бы, пожалуй.
      ХРАБРЫЙ ВАНЯ
      Да что я все про птиц да про птиц!
      В прятки ведь и зверь рыскучий и гад ползучий умеют играть. Спросите-ка вот нашего Ваню, - того самого, что зайца, косого-то Саньку, тогда напугался, - он знает.
      С того случая, с зайца-то, его девочнки Храбрым Ваней прозвали. задразнили парнишку. А он возьми да и пойди храбрость свою доказывать.
      Есть у нас в лесу место, куда ребята не ходят, - опасаются. Сырое место: тут ручей бежит и весной разливается, затопляет лес. Кочки, осока, желтые цветы, просто сказать - болото. Прозывается - Гаденьячье. И не зря: как ни пойдешь, всегда тут две-три гадюки увидишь. Любят они это место.
      Ваня и расхвастался:
      - Один пойду на Гаденячье, один всех гадов побью!
      И верно: пошел. Тросточку себе вырезал, расщепил с одного конца и пошел.
      Уж не знаю, долго ли он там бродил, нет ли, только сам я его там и застал.
      - Глянь, - говорит, - дедушка: я двух гадов убил. Храбрый я?
      правильно: две гадюки у него битые, - перед собой на палочках несет. Одна серая с черной зигзагой на спине, другая как есть вся черная, только брюхо серебром отливает. Эта у нас самая опасная считается: сильный у нее в зубах яд.
      - Как же, - говорю, - ты нехрабрый, Ваня. Эких страшненьких забил.
      - Я, - говорит, - их прутом, прутом. А они все шевелстся. Умаялся очень.
      - Дак что ж, Ваня, давай сядем, - отдохнешь. Домой вместе пойдем.
      Уселись на кочки один против другого. Добычу свою он на куст повесил.
      - А что, - спрашивает, - дедушка, коли б гад меня за ногу хватил, умер бы я?
      - Чтоб умирали у нас, - говорю, - от гадюсьего яда - что-то не слыхать. А поболеть бы ты шибко поболел, - это уж верно. И вот зря ты, Ваня, сюда босиком пожаловал, - сапоги бы надо обуть. Через сапог гадючьим зубом не достать до тела.
      - Я, - говорит, - нарочно так, дедушка: пускай все видят, что не робкого десятка. Я еще и штаны закатал. Тут только спустил. Ты не сказывай.
      - Мне что? Я не скажу.
      - Штаны, вишь, у меня долгие - до самых пальцев. И столстые горазд. Через такие штаны разве гад возьмет?
      - Пожалуй, что и не возьмет. Да ведь снизу может, - под штатину-то.
      Не успел я это договорить, гляжу, - что такое с Ваней моим сделалось? Разом вся кровь с лица сбежала, посерел весь, глаза остеклянели, - сейчас закатятся...
      Я - к нему. Опустился перед ним на коленки:
      - Ваня, Ванюшка! Что с тобой? Ваня, приди в себя. А он мертвыми губами:
      - Мне под... под шта... штан... - выговорить не может. Шепчет: - Склизкий... Гад...
      Глянул я ему на ноги, - под одной штатиной у него шевелится что-то. Ну, так и есть: гад заполз!
      Сказать правду, и я тут растерялся: что делать?
      Хватить парнишку палкой по ноге?
      Гад его же и куснет.
      За хвост оттудова вытащить?
      Хвоста уж и не видоно. Уж под коленкой у него топорщится.
      - ВАняшка, - кричу, - Вань! Да ты брыкнись что есть соилы, может и вылетит. Брыкнись!
      Ваня мой ни жив ни мертв.
      - Да ну, Вань!Ну!..
      Ваня мой на спину повалился - да как взбрыкнет!..
      Я наклонившись стоял, - отскочить не успел.
      И прямо в лицо мне плюхнуло - холодное, мокрое, мягкое!
      И отскочило.
      Я за щеку схватился.
      Глядь, на земле между нами, - кто бы, вы думали?.. - здоровенная лягушка на спине барахтается.
      Ах, чтоб тебе неладно было!
      И вот, - хотите верьте, хотите нет, - перевернулась на брюхо, прыг-прыг да прямо Ване на босу ногу и опять под штанину хочет, - так вверх и лезет!
      Тут уж Ваня опомнился, - как поддаст ее! Кувырком через кочки улетела.
      И, скажи ты на милось, не иначе это, как от нас же и пряталась. Нашла себе норку.
      Так вот какие прятки на свете бывают.
      ТАЙНА НОЧНОГО ЛЕСА
      (Рассказ юнната)
      Здорово мне захотелось добыть белую куропатку. В наших местах это редкая дичь. Подпускают они близко, да всегда так неожиданно срываются, что каждый раз вздрогнешь, и пока сообразишоь, что да как, они уже далеко. Ну и смажешь, конечно.
      А вот Кузя-пвстушонок нет-нет да и принесет из лесу, где лошадей пасет, две-три штуки. И ружье-то у него - бердана какая-то допотопная, вся в дырьях, на двадцать шагов с подбегом бьет. А вот поди ж ты!
      Все-таки я у него выпытал, как это он ухитряется.
      Оказывается, он их ночью бьет. Разведет на мшарнике костер и спрячется рядом в кусты... И белые куропатки целым выводком приходят к костру. Тут уж, конечно, не шутка в них, в пеших-то, попасть в десяти шагах.
      Мне и расхотелось добывать: другое совсем в голову пришло. Я же ведь не просто охотник, а естествоиспытатель. Орнитолог - специалист по птицам.
      "Почему это, - думаю, - другие лесные куры - глухарь, рябчик - никогда к костру не летят, а куропатка идет? Зачем?"
      Что насекомых непреодолимо влечет к себе свет в ночи, всем известно. Я сам ловил бабочек на велосипедный фонарь. Они летят прямо на огонь, и если бы не стекло, тут им и крышка: сожглись бы. Но ведь на то они и насекомые - животные неразумные!
      А куроптки что будут делать, когда подойдут к костру? Неужто, зачарованные пламенем, тоже кинутся в него, погибнут, как бабочки?
      Или, может быть, куропатки подойдут к костру и чинно рассядутся вокруг него всем семейством? И папаша с мамашей будут объяснять детям на своем удивительном курино-собачьем языке:
      - Ко-ко-ко, - дескать, - хэто, детушки, огонь! К нему не подходите, - обожжет!
      Или, может быть, совсем не красота пламени на них действует, а просто они приходят погреться у костра?
      Ведь кто его знает, какие неожиданные тайны можно подсмотреть ночью в лесу у костра! То есть не сидя у костра, а вот, как Кузя, со стороны.
      В том-то и дело, что охотник, когда разложит огонь, сам около него сидит - на свету. Всем лесным глазам его видно, а он - как слепой: ничего не знает, что вокруг него в темноте творится.
      И я решил во что бы то ни стало узнать: чем это таким привлекает куропаток огонь? С помощью Кузи, конечно.
      Мы пошли в лес с вечера. И сразу нам повезло.
      Встретили колхозников на моховом болоте. Они шли с большими корзинами клюквы за спиной. Не успели дойти до нас, - вдруг у них из-под ног с криком вырвался старый куропач, а за ним и воесь его выводок.
      Кузя хотел даже, на счастье, пальнуть в стадо, да я удержал его:
      - Брось бы! Что ты, не понимаешь? Распугаем сейчас, они ночою не придут. Пока не подсмотрим, чем они у костра занимаются, о ружье забудь. Понятно?
      - Тоже мне! - рассердился Кузя.; - Командир нашелся!
      - Обожди еще, может быть, они сами в костер бросятся, сами зажарятся. Готовое жаркое получишь.
      Кузя сразу повеселел:
      - А и правда! Чего заряд даром тратить?
      Теперь мы знали, что выводок здесь есть. И, конечно, приметили, куда он переместился. В угол болота перелетел. Там, на опушке леса, мы и собрали груду сушья и смолья.
      Поужинали всухомятку.
      Наконец наступила ночь. Черная, прохладная, настоящая августовская ночь с Млечным Путем и падающими звездами,. - все как полагается. Мы раздожили костер и засели в кустах, шагах в пяти друг от друга; Кузя левее, я правее.
      Сушняк пылает ярко; поблизости каждая кочечка, каждая мшинка на ней видна. Но я нарочно отвернулся, стал смотрнеть на лес позади: какой он при огне? Ведь сразу куропатки не придут же! Кузя говорил - другой раз часами ждет.
      Вдруг члышу сзади тихонько так:
      - Эрр-рэк-кэк, ор! Го-кок-ко! Гау!
      Быстро оборачиваюсь: идут! Куропатки!
      Гуськом идут. Одна, другая, третья...
      Не успел сосчитать - ббах! - слева.
      Дернул-таки Кузя из своей берданы! Не выдержал!
      Одна куропатка упала. Остальные, конечно, сорвались и с треском и кудахтаньем в один миг исчезли в темноте. - Спятил! - кричу на Кузьку. - Котлетку из тебя сделаю!
      Только сучья в лесу затрещали: удрал Кузя.
      не гнаться же за ним в темноте!
      Подобрал я убитую куропатку и тут же решил, что Кузьке ее не отдам: пускай чувстувет. Раскидал костер, огонь затоптал.
      А что больше делать? Вторая раз куропатки не придут - не дуры.
      Хорошо, что Кузька на другой день не попадался мне на глаза: злой я ходил, ух! Подумать только, теперь уж я, быть может, знал бы такую интересную тайну ночного леса! Первый на всем свете узнал бы ее.
      Мысль, зачем приходят куропатки к костру, все не выходила у меня из головы. Наконец я решился пойти один на болото - караулить. Три дня выжидал, чтобы куропатки забыли, как Кузя грохнул, и пошел на то же место. Все так же сделал, как тогда. Забрался в кусты и жду.
      Не очень-то весело одному в лесу черной осенней ночью. Я зарядил ружье разрывной пулей: не от страха, конечно, а мало ли что может случиться! Может, медведь из лесу выйдет. Что ж мне - шапкой от него отбиваться?
      Долго я сидел - ждал. Законченел совсем. "Пойду, - решил. - Все равно тоылку никакого не будет".
      Взглянул подальше, где уж свет от костра слабее.
      Что такое?
      Чьи-то большие желтые меховые туфли передвигаются между кочками! Крадутся к костру...
      А ног не видно.
      Я, конечно, нисколько не струсил. Присмотрелся, а это белые куропатки идут! От костра они желтыми кажутся. Впереди, видно, старый куропач идет, ппапаша: большой очень, краснобровый. Сзади маленькие поспевают. Папаша влез на кочку, головку назад повернул и говорит так вполголоса:
      - Эрр-рэк-кэк-кэк, ор!
      Потом какие-то звуки вроде слов:
      - Ковар-рство, ковар-рство, гау!
      Из темноты ему мяукнуло:
      - Ми-у! Ми-у! - Очень нежно. Наверно, самочка.
      И тут из-за кочек выскочило все семейство, штук пятнадцать. Куропач прыгнул с кочки, пошел к костру, и все за ним гуськом.
      А он опять:
      - Коваррство! ор!
      Я подумал: "Улетят сейчас!"
      Вдруг - ббах! - и нет куропаток...
      Что такое? Кто это? Не сразу даже сообразил, что сам же я и выстрелил...
      И даже одной куропатки мне не досталось, как после Кузиного выстрела. Ведь я пулей саданул - и промазал, конечно.
      Так до сих пор и не знаю, что куропатки делают ночью у костра. А как хотелось бы знать! Может, у кого из вас хватит выдержки подсмотреть? А, ребята?
      ЕГОРКИНЫ ЗАБОТЫ
      1
      - Егорка! Егорушка! - сквозь глубокий сон дошел до Егорки настойчивый голос матери. И еще что-то говорила мать, но Егорка в ответ только мычал, как теленок, пока не услышал свлво "рабылка".
      Тут он сразу вспомнил, что просил мать разбудить его еще затемно, чтобы идти удить рыбу.
      Егорка вскочил и протер глаза.
      В окошко чуть брезжил рассвет.
      В небе было еще совсем темно. Храпел старший брат; тикали на стене ходики.
      не прошло и пяти минут, как Егорка вышел на крылечко, надел на шею холстяную, всю в рыбьей чешуе торбочку, подхватил удочки и вышел на улицу.
      Только за ним хлопнула калитка, из-под крыльца вылез Бобик - лопоухий щенок непонятной породы, на толстых кривых ножках, - потянулся, зевнул, озабоченно понехал Егоркин след и помчался за ним.
      В большой избе правления колхоза горело электричество.
      "Гляди-ко, - подумал Егорка. - Анатолий-то Веденеич тоже уж поднялся. Зайду-ка проведать".
      Он прислонил удочки к крыше и вошел в избу.
      Преседатель колхоза "Красная заря" Анатолий Веденеевич положил толстый карандаш на бумагу, где что-то подсчитывал, и пднял голову.
      - Эге! Егору Бригадирычу! Что больно рано поднялсоя?
      - На рыбалку собрался, - важным голосом ответил Егорка. - А вы, видать, так и не ложились?
      - Да, вишь, дела много, время-то горячее, сам знаешь - сенокос, - сказал Анатолий Веденеевич, потягивая и разминая отекшие руки. Он любил потолковать о колхозных делах с ребятами, особенно с сыном бригадира - Егоркой.
      - А что сенокос? - сказал Егорка. - Отец говорил - сегодня последний луг кончает на сенокосилке.
      - То-то вот и оно, подхватил председатель. - Свалить-то недолго, а вот высушить... Сотни центнеров скошенной травы еще остались нак лугах колхоза. Ну как дождь зарядит! Сено - ведь это наши коровушки, - продолжал председателоь. - Их надо обеспечить кормом. Сам понимаешь: в сенокос день год кормит. Каждую сенинку надо сберечь, просушить да в скирды убрать. И еще неизвестно, как погода простоит. Давай-ка вот поглядим с тобой, что барометр говорит.
      С этими словами председатель встал из-за стола и подошел к висевшему на снене круглому аппарату, похожему на небольшие стенные часы. Только стрелка на этом аппарате была одна, и на белом кругу под стеклом были надписи: "Буря" - "Осадки" - "Переменно" - "Ясно" - "Великая сушь". Сейчас стрелка показывала прямо вверх, на середину слова "Переменно".
      Председатель легонько стукнул согнутым пальцем по стеклу аппарата.
      Черная стрелка вдруг сорвалась с места и скакнула налево вниз, стала против слова "Осадки".
      - Падает! - ужаснулся председатель.
      Егорка не совсем понимал, что значит слово "осадки", но он знал, что по этому аппарату как-то узнажют, какая будет погода. И понял, что дело неладно.
      Преседатель сразу забыл про Егорку, подошел к телефону и стал быстро накручивать ручку:
      - Алло! Алло! Станция? Станция?Живенько дай-ка бригадира второй бригады. А? Ну да, в Заозерье.
      В это время с крыльца послышался визг. Кто-то сильно скреб в дверь когтями.
      "Бобик", - сообразил Егорка и, не простившись с председателем, выскочил на крыльцо.
      2
      Бобик очень обрадовался Егорке, подскочил и лизнул его прямо в нос.
      - Ах ты, горем ой! - притворно рассердился Егорка, утираясь рукавом. - Ну, куда со мной навязался? Рыбу мне пугать?
      Егорка взял удочки на плечо и стал поспешно спускаться к озеру. Бобик, задрав хвост, побежал вперед.
      над водой стоял густой туман.
      Поеживаясь от холода и сырости, Егорка зазмотал удочки, насаддил на крючки червяков, - червяки у него были в кармашке на борбе. Поплевал на них. Одну удочку положил рядом с собой поверх куста, а другую взял в руки и закинул подальше от берега.
      Егорка был заправский рыбак. Все, что ни делал он, делал плавно, не торопясь, как взрослый.
      С каждой минутой становилось все светлее: туман, клубясь, поднимался над озером и таял. Егорка поглядывал на поплавки. Они неподвижно лежали на спокойной воде. Потом вдруг поплавок той удочки, которую Егорка держал в руках, тихонько задрожал, задергался, немножко погрузился в воду и опять выскочил.
      "Плотица клюет", - решил Егорка.
      Он подождал, пока поплавок опять задергался, и неожиданноп одсек: резко рванул удилище кверху. На конце лески серебром замелькала в воздухе светлая рыбка с красноватыми плавниками - плотва.
      Егорка качнул удилище на себя, но в руки ему пришел пустой крючок: рыбка сорвалась и шлепнулась обратно в воду.
      - У, бумажные губы! - рассердился Егорка.
      Едва он успел насадить червяка и снова закинуть удочку, как поплавок нырнул под воду. На этот раз Егорка вытащил порядочного окунька. потом неожиданно ушел под воду поплавок удочки, лежавшей на кусте. Егорка поспешно положил свое удилище на землю и схватил удочку с куста. На крючке оказался крупный полосатый окунь.
      Егорке повезло: этой зарей рыба клевала необыкновенно весело. Ему даже пришлось отказаться от ловли двумя удочками, - не успевал он снять добычу с одной, как поплавок другой исчезал под водой. идно, в этом моесте подошла, на его счастье, к берегу стая голодных окуней. Прошло всего с полчаса, а Егорка натаскал уже полную торбочку.
      Тут за кустами послышался чей-то негромкий разговор, и из тумана вышла большая лодка - неводник. Старик и молодой парень из соседнего раболовецкого колхоза разматывали на ней невод. Сеть бесшумно сползала за борт. Над ней всплывали на воде легкие деревянные кружки.
      - Клев на уду, - пожелал Егорке старик. - Как успехи?
      - Благодарствую, - важно сказал Егорка. - Берет помаленьку.
      - Вот ты и примечай, - продолжал старик прерванный разговор с парнем: - и лягуши из озера на берег скачут. Опять же во всех костях у меня нынче ломота, а уж это самая верная примета: быть ненастью.
      Как услышал эти слова Егорка, сердце у него упало. "Дождь, - подумал он. - А сено-то как? Ведь не убрано?!" Егорка живо стал сматывать удочки. "А Бобик где?" - тут только вспомнил он о своем друге.
      - Бобик! Бобик! - закричал он.
      Щенок вылез из-под опрокинутой на берегу лодки.
      - Бежим скорей!
      И Егорка помчался на гору в деревню. Щенок с лаем опередил его.
      3
      Когда Егорка поднялся на гору, он увидел встающее из лесу солнышко. Но тут его оглушил громкий рев стада. Пастухи выгоняли коров на пастбище. Коровы в колходе "Красная заря" замечательные: все одна к одной, крупные, черной масти, с большими белыми пятнами на боках, спине и морде - чистокровные холмогорки.
      "Чено - это наши коровушки", - вспомнились Егорке слова председателя.
      Теперь Екгорка по-настоящзему испугался: неужто и вправду польет дождь и колхозники не успеют убрать сено? Но в эту минуту Бобик, поджав хвост и отчаянно визжа, кинулся Егорке под ноги, сразу три коровы, громко фыркая и опустив к земле головы, нацелились на щенка рогами. Егорка подхватил Бобика под мышку и грозно закричал:
      - НО! Но! Куда?! Встрем на маленького?!
      Коровы немножко подумали и шарахнулись в сторону. Так с Бобиком под мышкой и пришлось Егорке идти до дому: коровы не любят собак, они могли поднять щенка на рога.
      4
      Отца Егорка не застал дома: отец был бригадиром и всегда вставал раньше всех в деревне.
      В избе громко говорило радио: передавали "последние известия", потом утьреннюю гимнастику. Старший брат - колхозный шофер - и сестра - заведующая колхозным огородом - только еще умывались, а мать возилась у печки. Егорка передал ей торбочку с рыбой.
      - Ай да сынок, - сказала мать улыбаясь, - всех накормил.
      Сестра помогла матери очистить рыбу, и через десять минут на сковороде шипели Егоркины окуни и плотицы.
      - Давеча Никанорыч-рыбак говорил, - сказал Егорка, садясь за стол, - ненастье будет. Как бы сена не загибли.
      - Слыхали, - отозвался брат-шофер. - Веденеич заходил, предупреждал. Да авось раньше ночи дождя не будет, управимся.
      После завтрака мать укладывала Егорку спать. Но Егорке казалось: заснешь, а тут дождь польет. Как же без него, без Егорки-то?
      Он отказался ложиться, сказал, что совсем не хочет спать.
      - Ладно уж, - согласилась мать. - Тогда на вот, сбегай наперед снеси отцу завтрак.
      И она подала Егорке теплый, завернутый в чистое полотенце пирог-рыбник и бутылку молока.
      5
      Минут через десять колхозная бригада в полном составе вышла из деревни. Егорка с Бобиком проводил мать до Сенькиной речки, а там свернул по тропке - к отцу в Дальний лог. До этого места было неблизко: километра три. Но Егорка добежал туда быстро. А Бобик еще и мышковал по дороге. Найдет мышиную норку, сунет в нее нос и нюхает: там вкусно пахнет мышкой. А где увидит в траве мышку, кинется на нее обеими передними ногами сразу, как это делает лиса. Да ведь гоупый еще, разлапистый, - где ему шуструю мышку поймать!
      6
      Скоро Егорка услышал стрекотание машины и увидел отца на пароконной сенокосилке. Отец сидел на высоком сиденье и помахивал кнутом на лошадей. А сзади него две длинные стальные гребенки - одна неподвижная, а другая скользящая по ней то вправо, то влево - оставляли за собой, как машинка для стрижки головы, гряду скошенной травы. Отец остановил коней и взял у Егорки принесенный завтрак.
      Егорке очень хотелось сесть на моесто отца и покосить машиной.
      - Тять! - сказал он смущенно. - Ты бы сел под кустик завтракать-то... Вишь, рыбы-то я какой тебе наловил. Вкусная! А я бы пока маленько покосил. Хоть бы один ряд...
      - Рыбка отменно вкусная. Спасибо тебе. А на машину-то не заглядывайся. Молод еще на ткких ездить, подрасти надо.
      Егорка подумал про себя: "Рыбу ловить, так я им не молод... Жалко, что ли, на машину-то пустить?"
      Увидев, что Егорка надулся, отец сказал:
      - Чего набычился-то? Беги вон к матери в бригаду, она тебе даст на конных граблях поработать. Сейчас последний лужок кончаю. К обеду сам подъеду.
      Услыхав про конные грабли, Егорка повеселел. Он взял у отца полотенце, в котором принес ему пирог, и пустую бутылку из-под молока, лихо свистнул Бобику и побежал назад, к Сенькиной речке.
      7
      Широкие луга за Сенькиной речкой напоминали издали болото: они были сплошь в копенках сена, как в кочках. Женщины разбрасывали эти копенки и ворошили сено граблями: сушили его на ветру и на солнышке. Мать Егорки работала тут же на конных граблях: сгребала уже высушенное сено в новые копны. Она охотно пустила Егорку на свое место и присматривала только, чтобы он аккуратно подбирал сено. Но Егорка и так работал на совесть. Он подъезжал к началу прокоса, опускал рычагом полукружья железных граблей и пускал лошадь шагом по прокосу, поминутнно оглядываясь назад. Когда большие грабли набирались полные сена, он быстро поднимал рычаг - и на лугу оставалась копенка сена,, а Егорка, снова опустив рычаг, ехал дальше.
      Бобик в это время носился по прокосу, совался всем в ноги, расшвыривал своими ногами сено, всем мешал и был ужасно доволен, когда кто-нибудь из работавших на лугу мальчиков бросался его ловить.
      Солнце стояло уже высоко в безоблачном небе. Работать становилось все жарче и жарче, и Егорка очень обрадовался, когда подъехал отец и стал собирать свою бригаду на обед.
      - А вы, ребята, - обратился он к собравшимся парнишкам, - распрягите коней да сведите выкупайте их, пока мы обедаем. Да, глядите, не гоните коней: не горячите их.
      8
      Екорке повезло: не каждый день доставалось на его долю такое счастье, как ехать с ребятами купать лошадей. Он быстро выпряг из граблей молодую крутобокую кобылку Звездочку, попрыгал около нее, ухватившись за холку, пока ему, наконец, не удалось взобраться на нее верхом. Егорка был лихой наездник, хотя никогда еще не ездил в седле. Широко расставив ноги, он бил пятками по крутым бокам лошади, как по барабану, и покрикивал на нее, как богатырь в былине:
      - Но! Но! Волчья сыть, травяной мешок!
      кобылка добродушно потряхивала ушами и шла шагом.
      Кругом Егорки, также без седел, ехали и другие ребята. Но когда подъехали к озеру, они, как по уговору, погнали своих коней в воду. Первым доскакал долговязый Володька. Его высокий рыжий конь был уже по брюхо в воде, когда Егоркина кобылка подъезжала к берегу. И как Егорка ни понукал ее, дергая за повод и шлепая по бокам голыми пятками, добрая лошадка остановилась на берегу, сперва опустила голову, понюхала воду, фыркнула раза три и только тогда потихоньку вошла в озеро.
      Бобик с визгом носился по берегу, но в воду за Егоркой пойти побоялся. Впрочем, он скоро нашел себе интересное занятие: напал на прилетевших на берег ворон и с громким лаем начал их гонять с места на место.
      Пока лошади нюхали воду, ребята успели скинуть с себя рубашки и штаны, остались в одних трусах. Весело перекликаясь, они гнали лошадей все дальше от берега. Лошадям была приятна прохладная вода озера. Они охотно зашли в воду по брюхо, по грудь и поплыли.
      Вдруг дружный хохот ызаставил Егорку оглянуться. Оказывается, это долговязый Вододька насмешил всех. Поторопившись, чтобы всех обогнать, он не снял с себя одежду. Когда лошадь поплыла, он встал ногами ей на спину. Вдруг он поскользнулся, мелькнул в воздухе руками и ногами - и плашмя шлепнулся в воду.
      Это никтого не напугало, потому что все деревенские ребята плавали, как лягушата, и утонуть Володька не мог. Просто неожиданно нырнул и выплыл.
      Егорка соскользнул со спины своей кобылки в воду и, одной рукой держась за повод, поплыл с ней рядом. Однако долго сидеть в воде не пришлось: ребята знали, что родители ждут их в поле с обедом. Одна за другой почерневшие от воды лошади выходили на берег, фыркали и отряхивались. Ребята натягивали на себя рубахи и, прихватив штанишки, помогали друг другу забраться на лошадей. Въехав на гору, ребята соскакивали с лошадей, стреноживали их и бежали в поле обедать.
      9
      Был полдень. Солнце стояло прямо над головой. На небе по-прежнему не было ни одного облака. Не было ни малейшего ветерка. От раскаленной земли струилась в воздухе марь.
      Бригада расположилась обедать в тени кучки берез среди поля. Освеженные ыкупаньем ребята присоединились к взрослым.
      Старики уже кончали обедать, когда на дороге показалась велосипедистка с туго набитой сумкой на боку - кольцевой письмоносец Нина.
      Бобик с лаем помчался ей навстречу и чуть не попал под колесо.
      Нина соскочила с велосипеда и повела его рядом с собой.
      Все вышыли на дорогу, окружили ее. Нина порылась в сумке и раздала колхозникам псьма, а бригадиру вручила целую пачку газет. Поболтав немножко с колхозницами, она вскочила на велосипед, дала звонок и так быстро покатила в другую деревню колхоза, в Заозерье, что Бобик не мог за ней угнаться.
      Егоркин отец развернул газету и только было принялся читать вслух "Последние известия", как на дороге раздался быстрый топот копыт. Через минуту подъехал Анатолий Веденеевич. Он осадил коня около деревьев и торопливо заговорил:
      - Ну-ка, товарищи, кончай чтение, живо берись за работу! Барометр еще упал - показывает прямо на "Бурю". не иначе как через час-другой дождь хлынет. У тебя сколько еще незаскиродованного сена осталось? - обратился он к Егоркиному отцу и оглядел с коня широкие луга. на них вдали возвышались большие темные скирды сена, а ближе стояли копны и кое-где лежало разбросанное для просушки сено.
      - Да к вечеру, поди, как-нибудь уберемся, - нерешительно ответил бригадир.
      - Какой тут вечер! - закричал председатель. - Через два часа, а то и через час, может туча нагрянуть. Я в Заозерье, во вторую бригаду, а тут чтоб в час управиться! Иди обюъяви: всех с работы снимаю, всем грабли в руки дай. Или постой: нечего тебе отлучаться...
      тут взгляд председателя упал на Егорку.
      - Вот Егор Бригадирыч сбегает в деревню. С огорода всех снимешь, с птицефермы. Трактористы картошку окучивают, в кузне кто работает, - им скажешь, шоферу скажешь, да и конюху в деревне делать тоже нечего, живо чтоб лошадей сюда пригнал. Вмем будешь говорить: "Председатель велел". Ну, беги: одна нога тут, другая - там!
      Через минуту место под березами опустело: бригада рассыпалась по полю, председатель ускакал, а Егорка с Бобиком мчался в гору к деревне, гордый полученным им важным поручением.
      10
      Дорога в деревню шла краем картофельного поля. На поле фыркал и стучал трактор. На нем работали двое трактористов: они окучивали картофель.
      Кабы не было у Егорки такого срочного и ответственного поручения, его не оторвать бы от этого места: уж очень интересно работала машина. Трактор тащил за собой доску с пятью большими блестящими ножами. У каждого из ножей были крыльца. Двигаясь вперед, ножи резали землю в межгрядье и своими крыльцами отваливали ее в обе стороны на грядки.
      Машина окучивала сразу пять грядок. Впереди трактора грядки были чуть воидны, позади окучника они поднимались ровными высокими холмиками.
      Когда трактор подошел к доргге, Егорка окликнул трактористов и передал им наказ председателя.
      - Вот еще, - сказал один тракторист, помладше. - Не обязаны мы за колхозников работать. Мы свой план выполняем.
      Сердце у Егорки так и упало. Как же быть? Ему не выполнить приказа председателя! И зачем его, а не отца, послал Анатолий Веденеевич собирать народ?
      Но пожилой тракторист остановил молодого.
      - Постой, постой, - сказал он. - Не горячись. Не знаешь разве, что пердседателям дано право в таких слуаях снимать с работы и нас, работников МТС? Все равно как на корабле перед бурей.
      Он остановил трактор, и оба тракториста слезли на землю. Убедившись, что они пошли в луга, Егорка побежал дальше.
      11
      На склоне горы у самой деревни раскинулся большой колхозный огород. Заведовала им Егоркина сестра. С ней работало еще несколько девушек, и вокруг них вились, как мухи, девочки всего колхоза. На огороде как раз посмевала вкусная, необыкновенно крупная и сладкая земляника виктория.
      Егорка передал сестре слова председателя. Пока девушки кончали работу, Егорка успел угоститься прямо с грядок сочной викторией. Одну большую ягоду он предложил Бобику, но щенок, к удивлению Егорки, понюхал ее и не стал есть.
      - Урод какой! - сказал Егорка. - Мышей ест, а вкусную такую ягоду бросает. Мыши тебе слаще земляники? Вот чудилка-то!
      Когда девушки пошли в луга, Егорка побежал в кузницу.
      12
      Кузнец с двумя подручными чинил и приводил в порядок жнейку и сноповязалку. У Егорки глаза разбежались при виде этих машин. Скорей бы уж наступала уборка хлебо! Тогда все эти новенькие машины выйдут в поле и поднимут на нем веселую трескотню. Может быть, ему удастся самому поработать на какой-нибудь изз них. Разглядывая машины, Егорка чуть бюыло не забыл поручение председателя. Спохватившись, он сказал кузнецу:
      - Дядя Осип, идите скорей пособлять с сеном. Скоро буря будет.
      Кузнец посмотрел на небо и сказал спокойным голосом:
      - Тоже выдумал! Какая там буря! На небе ни облачка.
      - Верное слово, сам Анатошлий Веденеевич говорил.
      - А он откуда знает?
      - Он по стрелке. Стрелка совсем вниз упала. "Бурю" показывает.
      - Вот оно что! Машинка-то, пожалуй, не соврет. Ну-ка ребята, - обратился кузнец к подручным, снимая в себя фартук, - ложи струменты по местам - в луга пойдем.
      13
      Из кузницы Егорка побежал на птицеферму. Он не стал забегать во двор фермы. Там расхаживали важные белые петухи с высокими красными гребешками и большими красными бородами, белые, с такими же красными гребнями, курицы - и копошились маленькие желтенькие цыплята. Опасно было заходить туда с Бобиком: глупый щенок мог кинуться на птиц. Егорка просто передал заведующей птицефермой тете Даше наказ председателя. Она сейчас же собрала всех своих работниц.
      14
      Грузовик, на котором работал брат, стоял у скотного двора. Брат геша лежал под ним на спине и что-то чинил. Егорка подбежал к машине, сел перед ней на корточки и возбужденно сообщил брату:
      - Неша! Председатель сказал - сейчас буря будет. Велел всем бежать пособлять с сеном.
      - Буря? - удивился Геша. - Плохо наше дело! Сейчас кончу.
      Еще немного постучав инструментами, он вылез из-под машины, отряхнулся и бросил инструменты под сиденье в кабине.
      - Садись, прокачу, - предложил он брату, заводя мотор.
      егорке стоило большого усилия отказаться от такого соблазна, - но ведь он еще не сказал конюху. Гешка залез в кабину, дал гудок и покатил по дороге под гору.
      егорка долго смотрел, как вьется за машиной пыль. Наконец его внимание привлек Бобик. Он громко лаял на лошадей. Больше десятка их собралось в тень под широкий навес у конюшни. Они прятались тамм от палящего солнца. Сами стояли неподвижно и только лениво потряхивали гривами и отмахивались хвостами от мух.
      Около лошадей хлопотал высокий стари к. Это и был колхозный конюх - дед Савелий. Он осматривал, нет ли царапин на шеях и холках лошадей.
      15
      - Цыц, Бобик! - крикнул на щенка Егорка, подходя. - Дедушка Савелий, председатель наказал всех коней в поле гнать!
      - Что так? - удивился старик, с сомнением глядя на чистое небо. - Неужто дождя скоро ждать?
      - Ой, дедушка, ливень будет! Я сам видел в правлении, как стрелка на машинке аж под самую "Бурю" прыгнула, - приврал Егорка.
      - Ах ты, напасть 4какая! Посиди, сынок, минутку, сейчас справлюсь, только домой загляну - старухе сказать.
      - А на лошади дашь проехать? - поспешил спросить Егорка.
      - Да уж как же, сынок, вместе с тобой и поедем.
      Удивительно был счастливый этот день для Егорки: разные удовольствия так на него и сыпались. Дед ушел, а Егорка подозвал к себе Бобика, усадил его рядом с собой на землю в тени от крыши и конбшни. Бобик набегался и очень устал. Он с удовольствием растянулся на холодке и начал сладко, аппетитно похевывать. При этом он жмурил глаза, раскрывал рот до ушей и высовывал розовый, стружкой язык. Глядя на своего дружка, и Егорка стал позевывать. Потом потянулся. Потом положил голову на теплое розовое брюшко Бобика.
      дед Савелий вернулся к лошадям очень скоро. Егорка крепко спал, слегка похрапывая.
      - Сморило паренька, - улыбаясь сказал дед. - Ишь ведь, какая жарынь-то. Не стану его будить, замаялся, пусть отдохнет.
      Дед пошел к лошадям, взгромоздился верхом на одну из них и погнал остальных перед собой с горки.
      Как раз в это время появились первые признаки приближающегося ненастья. несколько маленьких белых облачков, неподвижно стоявших высоко в небе, незаметно растаяли. Солнце немилосердно жгло. Воздух стал тяжелым, в нем глохли все звуки. Замолкли кузнечики в траве. Низко над землей пролетели несколько ласточек, - и, неизвестно куда, потерялись. Курицы не клевали зерен, только тщательно смазывали свои перья жирком из копчика. Ворона, прилетевшая на скотный двор, уселась на плетень, раскрыла клюв да так и осталась сидеть, сонно прикрыв веки.
      От стены конюшни неслось тихое похрапывание Егорки.
      16
      Солнце медленно спускалось по небу. Ясная даль затуманилась, и вдали над озером обозначилась темная туча. Она стала медленно расти; похоже было, что кто-то за два конца поднимает над горизонтом одеяло. Чем выше вставала туча, тем ярче, ослепительнее сверкало солнце. Еще немного спустившись вниз, оно отодвинуло тень от конбшни и осветило веснушчатые щеки и нос Егорки. Егорка почувствовал его сквозь закрытые веки.
      В эжту минуту ему приснилось, что трактористы решительно отказались идти в луга и, сердито крича, направили прямо в глаза Егорке яркий свет фар. Будто была ночь, и резкий свет ломил Егорке глаза, как студеная вода родника ломит зубы. Будто он побежал от трактористов в деревню, но и здесь никто не хотел идти помогать убирать сено; все прятались от Егорки по избам и направляли ему в глаза ослепительный свет от окошек.
      Наконец Егорка проснулся и сел. Он очень удивился, увидев себя под стеной конюшни, и не сразу вспомнил, как это он сюда попал. против него сидел Бобик, умильно смотрел на него и вилял хвостом. Егорка встал, размялся, но и тут еще не сразу сообразил, как было дело. Саоме худшее, - что он теперь никак не мог разобрать, исаполнил ли он наказ председателя до своего сна или только трактористов послал в луга, пришел сюда, да тут и свалился.
      Но вдруг он заметил на небе тучу и увидел, что под навесом нет ни одной лошади.
      С высокой крыши колхозного клуба радиогромкоговоритель что-то хрипло кричал, надсаживаясь, простуженным голосом.
      тут Егорка понял вдруг, что он проспал долго, и ужасно рассердился на Бобика.
      - Это ты меня заснул?! - крикнул он, кинувшись к щенку. - Зевака несчастный!
      Хотел со зла наподдать щенку ногой, но Бобик увернулся, Егорка полетел на землю и больно зашиб себе коленку. От обиды и боли нижняя губа Егорки задрожала, подбородок задергался и из глаз хлынули слезы. Егорка заревел - да так со слезами п обежал по дороге в луга.
      А деревня как вымерла, и не было в ней ни одного человека, чтобы расспросить Егорку, что у него за горе, и утешить его.
      17
      Добежав до горки, откуда открывался широкий вид на луга, Егорка остановился и с удивлением протер кулаком глаза.
      Луга уже не напоминали издали кочковатое болото. Частые кочки-копенки исчезли с них, взамен их выросли большие редкие скирды-зароды.
      Одна - последняя скирда - еще не была готова. Со всех сторон колхозники подгоняли к ней лошадей; лошади волокли за собой копны сена. Егорка уже раньше видел, как это делается, и потому не удивлялся, что копна сама собой едет по лугу за лошадью. Он знал, что под копну подкладывают жерди и обвязывают ее веревкой.
      На невысокой пока еще скирде стояли восемь парней. Снизу мужчины и женщины на вилах подавали им сено из подвезенных копен. Парни наверху принимали охапки сена и крепко уминали его ногами. Скирда быстро росла вверх.
      Но не ждала и туча. Она заходила из-за озера, и рваные края ее быстро приближались к солнцу.
      Егорка овидел, как по дороге из Заозерья примчался Анатолий Веденеевич на своем высоком рыжем коне. Он показывал на что-то рукой и отдавал приказания громким голосом. Но слов Егорка на таком расстоянии не мог разобрать. Он припустил дальше и через несколько минут подбежал к скирде. В горячке работы никто не заметил ни его, ни бежавшего за ним Бобика. Работа здесь была не по плечу маленькому Егорке. Он успел только помочь одной девочке подвезти к скирде последнюю копенку сена.
      Туча между тем уже скрыла под собой солнце.На луга набежала тень, и с каждой минутой кругом становилось овсе темнее. Казалось, среди бела дня настает ночь. Но колхозники уже вершили последнюю скирду. Они прикрыли ее сверху сеном поплоше и ветками, которые принесли ребята из ближнего кустарника. Председатель крикнул, чтобы почаще покрыли сверху жердинами.
      Внезапно из-пгод тучи рванул ветер. Оставшиеся на земле клочья сена взметнулись на воздух. Но повредить плотно-плотно утоптанной и прикрытой сверху скирде не мог даже этот вихрь. Видно было, что председатеоль обо всем заранее подумал, обо всем позаботился. Пока парни слезали сверху, один из колхозников уже опахивал скирду неизвестно откуда взявшимся плугом; делал вокруг нее канавку для стока воды.

К титульной странице
Вперед
Назад