Современные экономические реформы и связанные с ними многочисленные проблемы заставляют обращаться к опыту прошлого. В 20-е годы в Советской России была сделана попытка частично возродить принципы рыночной экономики в рамках новой экономической политики. Нэп продолжался недолго, но оставил заметный след в истории страны. В данной статье на основе документов Вологодского областного архива новейшей политической истории рассматривается одна из важных сторон нэпа — налоговая политика Советского государства в деревне и отношение к ней властей и крестьянства Череповецкой губернии[1].
Документы содержатся в фонде Череповецкого губернского комитета ВКП(б), почти все снабжены грифами «секретно» и «совершенно секретно», так как сведения, связанные с финансовой политикой, составляли государственную тайну. В том, что они оказались в делах партийного комитета, нет ничего удивительного. Ведь именно партийные органы фактически руководили всей хозяйственной жизнью. Их вмешательство простиралось до того, что в 1922 году сбор продналога в Череповецкой губернии был осуществлен почти исключительно силами партийных ячеек[2].
Налоговые органы страдали от недостатка работников, но положение усугублялось еще и тем, что знатоков налогового дела заменяли коммунистами, зачастую не имевшими специальных знаний. Народный комиссариат финансов бил тревогу, называя подобные действия «безусловно вредными», отмечал, что таких качеств партийных работников, как «инициатива, подвижность и преданность делу» еще недостаточно, чтобы ориентироваться в сложной финансовой практике[3]. Однако в годы нэпа продолжалось формирование партийной номенклатуры, и в 1924 году заведующий Череповецким губфинотделом как о само собой разумеющемся просит губком РКП(б) подыскать сильных партийных работников на должности заведующих трех уездных финотделов[4].
Первым шагом на пути нэпа, как известно, стала замена продразверстки продовольственным налогом. В 1921/22 хозяйственном году продналог состоял из 18 продуктов и по сути дела имел реквизиционный характер[5]. Чуть ли не ежедневно губпродкомиссар отчитывался перед Наркомпродом телеграммами специальной налоговой серии, сообщая, сколько собрано хлеба, зернофуража, яиц, масла животного, шерсти, кожи, овчины, масличных семян, картофеля, сена и т. д.
Хотя в целом по стране продналог был установлен ниже продразверстки[6], для многих череповецких крестьян он оказался непосильным, так как центральные органы накладывали его на губернию без точных экономических обоснований. «Подрыв хозяйства от такого взимания продналога, безусловно, имеется»,— сообщалось в сводке уполномоченного губотдела ГПУ от 6 декабря 1922 года[7].
В другой информации ГПУ сообщалось, что у крестьян губернии настроение спокойное, «волнений, брожений не замечается. Но признать его удовлетворительным нельзя. Причина недовольства кроется в тяжести налогов. Крестьяне-бедняки и частью середняки в начале кампании охотно сдавали налог, но не всегда были в состоянии выполнить его полностью из-за недостатка хлеба. Наибольшее недовольство отмечается в северных волостях Кирилловского уезда. Сильно нервируют крестьян различные виды налогов, которые, пожалуй, не так и тяжелы, но, непрестанно следуя друг за другом, вызывают повсеместный ропот и недовольство»[8].
К неплательщикам налога применяли судебные преследования. В Белозерском уезде в январе 1923 года под стражей оказались 53 человека, осужденные за недоимки на срок 6 месяцев. Конечно, репрессии дискредитировали новую экономическую политику, что вызывало беспокойство у уездного комитета партии. По его инициативе специальная комиссия рассмотрела имущественное положение осужденных и нашла, что 28 из них «в полном смысле нищета или обездоленные жители преклонных лет, с физическими недостатками, коих не в интересах Соввласти держать под стражей в уисправдоме, ибо извлечь из них что-либо невозможно»[9]. Вызывал сомнения и большой размер недоимок у некоторых крестьян (до 77 пудов хлеба)[10]. Комиссия предложила освободить из-под стражи 28 человек и обращала внимание на то, что работники упродкома поспешили отдать людей под суд, не разобравшись в их имущественном положении.
Народные суды оказались в сложной ситуации. По закону они должны были сурово карать неплательщиков, имеющих землю, а с другой стороны, тем самым они подрывали опору советской власти — беднейшие слои крестьянства. Очутившись между двух огней, местные судебные работники просили разъяснений и предлагали продкомитетам не доводить дело в отношении беднейших несостоятельных крестьян до суда, ограничившись административными мерами. По поводу белозерского случая член уездного суда Малышев писал в губернский суд: «Лично мой взгляд — сама по себе раскладка продналога была скороспелой и отчасти неправильной, сам же по себе продналог велик»[11].
Усиливать давление на крестьян было опасно. Бюро Череповецкого губкома РКП(б) 4 февраля 1923 года признало положение беднейшего и середняцкого крестьянства крайне тяжелым и сочло дальнейшее усиление нажима на него с целью безусловного выполнения продналога невозможным по соображениям хозяйственного и политического характера. Налоговое бремя предлагалось переложить на «кулацкие слои деревни»[12].
Классовый подход вскоре сделался основным принципом в налогообложении. По приказу Череповецкого губернского продовольственного комитета хозяйства разбивались на три категории: 1) мощные, но уклоняющиеся от продналога, 2) средней мощности, для которых налог без отсрочки являлся непосильным, 3) маломощные, для которых налог совершенно непосилен. Для первой группы не допускалось никаких послаблений; для второй допускалась отсрочка, если немедленное взыскание всего налога наносило непоправимый вред хозяйству; третья группа хозяйств могла ограничиться таким размером выплаты налога, который не подрывал их основ.
Налоговая реформа 1923 года объединила продовольственный и другие виды налогов и сборов в единый сельскохозяйственный налог. Он исчислялся и выражался в натуральных единицах (в пудах ржи или пшеницы), взимался же частично натурой, частично деньгами, причем крестьянину предоставлялось право уплачивать деньгами и натуральную часть налога.
В июне 1923 года налоговая комиссия Череповецкого губисполкома представила доклад о контрольных цифрах единого сельскохозяйственного налога на 1923/24 хозяйственный год. Доклад интересен подробными выкладками по исчислению налога, анализом экономического положения крестьянских хозяйств.
Центр определил три контрольные цифры: количество пашни в губернии — 345 000 десятин, покосов — 492 000 десятин[13] и производную от них — налог в 2 793 000 пудов или ржаных единиц (в 1922/23 году задание составляло 1 500 000 ржаных единиц)[14].
Комиссия подвергла сомнению точность первых двух цифр и реальность выполнения задания.. «На нашей обязанности лежит всесторонне выявить, что получится с хозяйством губернии, если путем налога будут извлечены из него указанные центром 2 793 000 пудов, не перейдем ли мы тогда границу обложения, не вызовет ли это крушение крестьянского хозяйства и не разрушит ли самих источников дохода»[15],— отмечалось в докладе.
Комиссия обратилась к дореволюционному опыту, когда имелись хорошо разработанные статистические материалы по налоговому делу. В ее докладе отмечалось, что в 1913 году в России при 100-рублевом национальном доходе на душу населения совокупная сумма обложения составляла 11,23 процента. По мнению комиссии, царское правительство выжимало из народа максимум возможного. В Череповецкой губернии в 1922/23 хозяйственном году доход на душу населения был ниже дореволюционного и составлял 69 рублей 24 копейки. В связи с этим комиссия предлагала снизить размер налога и процент обложения.
«Теперь Череповецкая губерния реально обеднела,— отмечали авторы доклада.— Промышленность добывающая и обрабатывающая еле дышит. Торговли оптовой совсем нет, а мелкая только что начинает возрождаться. Сельское хозяйство, основа богатства губернии, переживает тяжелый кризис»[16].
В докладе приводились расчеты доходов от полеводства, покосов, животноводства, подсобных промыслов. Валовой доход от животноводства и покосов рассчитывался по размеру площади под культурами, по средней урожайности, средним ценам на продукцию по статистике с 1906 по 1913 годы. При расчете валового дохода от животноводства учитывались число коров, средняя удойность, бюджеты крестьянских хозяйств, стоимость молока, количество овец, цены на шерсть, количество мяса. Доход от промыслов определялся приближенно. В сумме на доход от полеводства падало 34,9 процента, от покосов — 27,5, от животноводства — 20,2 и от подсобных промыслов — 17,4 процента. Годовой душевой доходный бюджет сельского налогоплательщика составил 47 рублей 30 копеек, то есть по сравнению с довоенным упал почти на 32 процента.
Говоря о бюджете крестьянских хозяйств, комиссия указывала, опираясь на результаты обследования: чтобы уплатить налоги за предыдущие годы, крестьяне были вынуждены сократить многие статьи расхода и прежде всего расходы на питание членов семьи и прокорм скота. Но и при этом не все могли выплатить налог, о чем свидетельствовало число судебных преследований за неплатежи в 1922/23 хозяйственном году: «Считая средний состав семьи в 5 человек и зная, что судебная репрессия настигает не одного только домохозяина, но и всех прочих домочадцев, мы должны сказать, что число всех граждан, так или иначе затронутых судом, было не менее 1/5 всего населения. Все судьи единогласно утверждают, что прошлогодний налог был непосилен для населения»[17].
Расчеты, проведенные комиссией, показали, что выполнение контрольных заданий центра возможно при налоге с крестьян в 11,56 процента, что превышало как довоенный уровень налогообложения, так и размер налога в 1922/23 хозяйственном году. Даже при налоговой ставке в 10 процентов общая сумма сельхозналога составила бы 2 516 972 рубля 30 копеек. В пересчете на рожь по цене 1 рубль 15 копеек за пуд это составляло 2 188 671 пуд. Данная цифра комиссии представлялась также завышенной в связи с тем, что урожайность зерновых в губернии из-за плохих погодных условий ожидалась средней, не выше 4 разряда. По мнению комиссии, реальной являлась ставка налога в 8,3 процента. Тогда сельскохозяйственный налог в переводе на рожь составил бы 1 647 690 пудов (на 1 145 310 пудов меньше директивы центра)[18].
Череповецкий губком РКП(б) поддержал ходатайство губисполкома о снижении налога, направив письмо в ЦК РКП(б). Было еще одно ходатайство, поддержанное губкомом партии,— о снижении разряда урожайности с пятого на третий, так как положение с урожаем озимых и яровых хлебов складывалось катастрофическое[19]. Ответов на письма губкома не обнаружено, но из документов, относящихся к декабрю 1923 года, видно, что разряд урожайности был понижен до третьего ввиду стихийного бедствия — полного недорода хлеба[20].
С 1924 года сельскохозяйственный налог стал взиматься в денежной форме. Перед налоговым аппаратом была поставлена задача обеспечить поступление необходимых денежных средств. К неплательщикам разрешалось применять в широком масштабе опись и продажу имущества, привлечение к суду[21]. При этом государство из года в год усиливало дифференциацию налоговых платежей, повышало прогрессию ставок налога и расширяло льготы бедноте, малоимущим хозяйствам и колхозам. Если в 1923/24 хозяйственном году от сельхозналога в целом по стране было освобождено 2 процента всех крестьянских хозяйств, то в 1924/25 этот процент повысился до 20, а в 1925/26 - до 25[22].
Аналогичная политика проводилась и в Череповецком крае. «Ввиду того, что положение бедняцких хозяйств Череповецкой губернии чрезвычайно тяжело, и потому уплата недоимки сельхозналога может быть связана для многих из них с полнейшим разорением, что нежелательно и чрезвычайно невыгодно как с экономической, так и с политической стороны»,— отмечал губфинотдел[23].
О настроениях крестьян Череповецкой губернии в этот период рассказывают секретные информационные сводки губотдела ГПУ. В них отмечено, что уменьшилось количество жалоб на неправильное исчисление объектов обложения, финработники приобрели опыт и сумели избежать массы ошибок. «Единый сельхозналог проходит вполне удовлетворительно, среди населения пользуется популярностью,— пишет информатор,— тем более, что в нынешнем году разряд урожайности был доведен до отдельных районов, а в некоторых местах и до отдельных деревень»[24].
Отношение крестьян к налоговой политике государства во многом зависело от их имущественного положения. Из донесений губотдела ГПУ: «Крестьяне Николо-Торжской волости Кирилловского уезда, главным образом середняки и кулаки, относятся к Соввласти враждебно. Причиной недовольства послужил единый сельхозналог, тяжесть которого якобы всецело возложена на них. В силу этого на бедняков смотрят враждебно и говорят, что Соввласть, предоставляя много льгот бедняцкому крестьянству, хочет сделать и нас такими же бедняками»[25].
«Отмечается доброжелательное отношение к Соввласти бедняков Вогнемской волости Кирилловского уезда, чему послужила скидка сельхозналога и предоставленные льготы. По всей губернии отмечается недовольство крестьян обложением скота, причем высказывают свое предположение: Соввласть стремится сделать всех бедняками и разрушить сельское хозяйство. Налог платить хотя и не отказываются, но нередко можно встретить неплательщиков, действительно не имеющих средств для оплаты»[26].
Несмотря на все несовершенства и ярко выраженный классовый подход, налоговая политика в годы нэпа была крупным шагом вперед по сравнению с периодом продразверстки. Она стимулировала рост производства, позволяла крестьянам улучшить свое материальное положение. Так, по отчету Череповецкого губисполкома, в 1924/25 хозяйственном году по сравнению с предыдущим годом количество коров, нетелей и лошадей увеличилось на 19 440 голов[27]. По всем уездам губернии расширились посевные площади. «В 1924/25 году мы замечаем отрадное явление в сельском хозяйстве,— говорилось в том же отчете,— посевная площадь перешагнула на 2,4 процента за пределы и нормы довоенных размеров... Изменение посевных площадей является ответом на новую экономическую политику со стороны крестьянства, который выразился прежде всего в их увеличении. Только техническая слабость крестьянского хозяйства не дает возможности урожайности идти в ногу с ростом посевных площадей, но и здесь можно констатировать сдвиг в сторону повышения урожаев и соотношения полевых культур. Все это вместе взятое говорит за восстановительную тенденцию сельского хозяйства»[28].
Справедливость данных выводов подтвердил сбор сельхозналога в 1924/25 хозяйственном году. Для Череповецкой губернии он составил 1 610 000 рублей. Почти вся эта сумма была собрана[29].
В конце 20-х годов началось свертывание нэпа. Было усилено индивидуальное обложение сельскохозяйственным налогом и введены твердые задания по хлебозаготовкам для зажиточной части деревни. Эти меры применялись и в отношении середняков, не желавших вступать в колхозы. Налог из средства изъятия части дохода становится средством уничтожения индивидуального хозяйства — основы существования крестьянской семьи.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Череповецкая губерния, была образована в 1918 году из пяти уездов Новгородской губернии: Белозерского, Кирилловского, Тихвинского, Устюженского, Череповецкого.
2 ВОАНПИ. Ф. 1930. Оп. 6. Д. 13. Л. 234в.
3 Там же. Д. 14. Л. 21, 47.
4 Там же. Оп. 7. Д. 7. Л. 182.
5 История социалистической экономики СССР. Т. 2. М., 1976. С. 36.
6 Там же. С. 35.
7 ВОАНПИ. Ф. 1930. Оп. 6. Д. 14. Л. 48.
8 Там же. Л. 986.
9 Там же. Д. 13. Л. 111а.
10 Пуд =-16,38 кг.
11 ВОАНПИ. Ф. 1930. Оп. 6: Д. 13. Л. 110.
12 Там же. Д. 14. Л. 85.
13 Десятина =1,09 га.
14 ВОАНПИ. Ф. 1930. Оп. 6. Д. 13. Л. 188. Там же. Л. 277.
16 Там же. Л. 277а.
17 Там же. Л. 279. 13 Там же. Л. 280.
19 Там же. Д. 14. Л. 99.
20 Там же. Л. 537.
21 Там же. Оп. 7. Д. 7. Л. 128-130.
22 История социалистической экономики СССР. Т. 2. С. 126.
23 ВОАНПИ. Ф. 1930. Оп. 7. Д. 7. Л. 108.
24 Там же. Л. 728.
25 Там же. Л. 547.
26 Там же. Л. 759.
27 Там же. Д. 6а. Л. 58.
28 Там же. Л. 123.
29 Там же. Л. 60.