Венки, венки - прощальный дар города И. А. Милютину
В переживаемое сумрачное время, не дающее на поприщах общественной деятельности выдающихся лиц, приходится возможно усерднее и чаще вести речь о подвигах сошедших со сцены жизни тружеников и радетелей об общем благе на благоговейную память их современников, а новому поколению, сверх того, и для воспитания в себе жажды подвигов и иных проявлений любви к родному.
Ф. Кадобнов. «Краткий очерк...».
Вечером небо, долго мучавшее землю засухой, разразилось таким отчаянным грохотом, что черепане, днем и ночью жившие ожиданием дождя, вздрогнули, испуганно перекрестившись: «Чур меня, чур!». Дождь падал отвесно, лишь на земле разбегался по ее неровностям. Падал с крыш, позванивал в пустых ведрах. Бегали по лужам пацаны, улыбались взрослые. Лишь Иван Андреевич не разделял их радости: он лежал в доме над Шексной, торжественный и безмолвный, окруженный горящими свечами. Их неверный свет отражался на милютинских наградах: орден св. Владимира III и IV степеней, орден св. Анны II степени, орден св. Станислава I и II степеней, золотые медали с лентами святого Станислава и святой Анны. Бесшумно входили люди и вносили венки — Череповецкому городскому голове, Почётному мировому судье, Губернскому земскому гласному, члену Новгородского Статистического комитета, Почетному члену Российского общества покровителей животных, сотруднику Императорского Вольного Экономического общества, Почетному попечителю Череповецкого реального училища и проч. и проч. Юный служка следил за свечами, мягко обходя озабоченных родных усопшего. Он ещё не ушёл от них, ибо сказано: «Аминь аминь, глаголю вам, яко грядёт час, и ныне есть, когда мёртвые услышат глас Сына Божия и, услышавши, оживут». Так говорил Иисус Христос.
А в Череповце шел дождь, спасительный и тихий. На пустынных улицах плакали трехцветные флаги повязанные черным крепом.
Венки, венки -
прощальный дар города И. А. Милютину
Спустя два года верный друг Ивана Андреевича, его бессменный секретарь, Ф. И. Кадобнов скажет горькие слова: « Теперь уже Иван Андреевич отошел к Праведному Судии, и дума до сих пор ни в одном из своих заседании, после его смерти, не обмолвилась ни одним словом об увековечении памяти о нем в грядущих поколениях осязательным наглядным образом».
Действительно, желание увековечить память о Милютине у городского общества превратилось в дежурную идею, постоянно греющую им души. Заложенная для этих целей сумма переходила из года в год из одного городского бюджета в другой, пока не исчезла в горниле военно-революционных страстей. Но задолго до этих событии Кадобнов предложил черепанам идею, как потратить деньги по назначению Вот эти предложения вкратце.
Город провожает И. А.
Милютина
Город приобретает «дом-колыбель», как выразился Ф. И. Кадобнов, затем первую контору Милютиных. Внутри «дома-колыбели» устраивает музей «из предметов обихода обоих братьев», собирает в нем «все пожалованное ему (Милютину. - Р.Б.) Высочайшими Особами, все поднесенное ему во время празднования юбилеев и пожалованные грамоты и знаки отличия», также переносит «из зала думы портреты его, а портрет, сооруженный в память 25-летия, вделать в мраморный постамент, в котором по ту и другую сторону портрета вставить могущие получиться фотографические карточки бывших сподвижников его гласных думы, начиная с 1861 года и кончая настоящим составом гласных. ( ) По стенам развесить первоначальный план города и последующие». И еще, добавляет Кадобнов, «в каменном флигеле сосредоточить все портреты, поднесенные городу, пьедестал с бокалом и флагом Американцев все заслуживающие внимания акты и бумаги и затем поместить городской архив, который для будущего поколения и историка будет составлять громадную ценность. «Гичку», подаренную его Императорским Высочеством Великим Князем Алексеем Александровичем, и модели судов Мариинской системы поставить в особом надворном здании и во дворе развести сквер для детей. (...) Вот это был бы, по моему разумению достойный памятник И. А. Милютину, «великому гражданину земли русской», и к нему бы «не заросла народная тропа», и укрепилось бы понятие: «Череповец и Милютин» — «Милютин и Череповец», из коих одно не мыслится без другого».
Но предложение Кадобнова так света и не увидело. И Череповец остался без Милютина. Лишь в 1928 году о нем вспомнил пролетарский писатель Максим Горький. Вспомнил для того, чтобы объяснить своего несчастного Фому Гордеева: «Из таких, как Фома (...) отлетали «белые вороны», как Савва Морозов, на средства которого издавалась ленинская «Искра», как пермский пароходчик Н. А. Мешков, снабжавший средствами партию эсеров, калужский заводчик Гончаров, москвич Н. Шмит и еще многие. Отсюда же выходили и такие же культурные деятели, как череповецкий городской голова Милютин и целый ряд московских, а также провинциальных купцов, весьма умело и много поработавших в области науки, искусства и т.д.».
Приятно, конечно, что имя Ивана Андреевича с положительным знаком пришло на память «буревестника революции», да ещё в такой момент, когда побеждённый НЭП погружался в историю и, кажется, безвозвратно. Но череповецкий городской голова не только никогда не испытывал ни малейшего интереса к экстремизму, но, напротив, всегда оставался верен привычным для него идеям христианской монархии. Недаром Милютины, и старшие и младшие, когда в 1905 году пришла пора определить себя в политике (Россия впервые легально становилась многопартийной), предпочли партию «Союза 17 октября» — «октябристов».
25 декабря в зале череповецкой Думы в 7 часов вечера под председательством И. А. Милютина состоялось первое организационное собрание членов местного отделения «Союза». А через два месяца, 8 февраля 1906 года, в Москве череповецкие делегаты присутствовали на первом Всероссийском съезде «Союза». Съезд хотел проявить инициативу в объединении всех партий. Среди тринадцати новых легальных политических партий к «Союзу 17 октября» ближе всего стояли «Партия правого порядка» — праволиберальная и «Партия мирного обновления», сложившаяся из правых кадетов и левых октябристов. Ещё три партии крупного капитала — «Торгово-промышленная», «Прогрессивная экономическая» и «Всероссийский торгово-промышленный союз» — могли бы составить компанию «октябристам».
Съезд получился представительным — около 500 делегатов. Девиз его можно представить примерно так: Россия во главе с царём, с его «Манифестом 17 октября», с народом и с Государственной Думой, но без всякого уклонения в крайние стороны как налево, так и направо. «Октябристы», а они представляли либеральное крыло буржуазно-помещичьего движения, поддерживают жёсткие меры правительства с условием, что вслед за этим последует реализация действенных экономических реформ. А самодержавие, связанное с народом нравственными узами, по мнению «октябристов», должно уравновесить влияние бюрократии самоуправлением на местах. Съезд высказал одно любопытное мнение, которое стоит привести так, как оно было записано наблюдателем: «... все давай сейчас, совсем забывая, что мы имеем дело с объектом в 140 миллионов жителей, разноплеменных, находящихся в различных условиях жизни. Предпринятый новый строй государства устанавливается не на расчищенном поле, а на поле жизни этих миллионов, из которых каждая единица имеет свои корни в исторически образовавшейся почве». Как видим, идеологи «октябристов» не призывали «мир разрушать до основания», а уже затем строить мир новый. Нет, они предлагают идею привлекательную, правда, старую, как мир: каждый вправе сам распорядиться своей судьбой. Жаль только, что способов решения существует бесчисленное множество.
В разработчиках идей у «Союза» недостатка не было. Граф Гейден, Шипов, братья Гучковы, барон Корф... — имена все известные. Пётр Александрович Гейден, как депутат первой Государственной Думы, которая и просуществовала-то всего два с небольшим месяца, на её единственной сессии сумел выступить 190 раз; Шипов не вынес конкуренции с Гучковыми — ушёл из «Союза»; три брата Гучковы стали самыми влиятельными лидерами «Союза 17 октября» (участие в англо-бурской войне на стороне буров в Южной Африке, где они, кстати сказать, проявили себя как храбрые воины, окружало их ореолом борцов за свободу и достоинство человека). И вот ирония судьбы: младшему из них (а двое других были близнецами), Александру Ивановичу, сторонику конституционной монархии, пришлось принимать отречение Николая II. Вместе с ними Иван Андреевич мог бы, смело и не лукавя, сказать словами горьковского купца Якова Маякина: «Нам дело дорого ради самого дела, ради любви нашей к устройству жизни...».
Немало их было — «устроителей жизни» в конце XIX века. Всё известные славные купеческие имена. Рябушинские, Пётр Щукин, Павел и Сергей Третьяковы, Фёдор Плюшкин из Валдая, самарский городской голова Пётр Алабин... — продолжать можно до бесконечности. Люди эти, естественно, отличались друг от друга и по темпераменту, и по своим пристрастиям, и по взглядам на жизненные проблемы (интересно, что очень многие из них вышли из старообрядцев), в одном они были едины — Россия может и должна быть богатой и великой. У известного публициста того времени Александра Амфитеатрова, называвшего свою журналистику «типическим обобщением наблюдений», в Москве вышла замечательная книга, но с немного странным названием — «Недавние люди». Впрочем, дело не в названии. Попробуйте, уважаемый читатель, в этом небольшом отрывке из амфитеатровской книги узнать того, о ком идёт речь: «Своим собственным коммерческим делом он распоряжался мастерски. Приёмы ведения коммерческого дела он отчасти переносил и в дела общественные. (...) (Он) был не из тех, кто гоняется за дешевою, но громкою и рекламного филантропией. Он и в благотворительности был прежде всего делец и практик. Бестолкового швыряния деньгами, как своими, так и общественными, на дела, скрывающиеся под маскою благотворительности, он терпеть не мог. Он не понимал грошовой милостыни, крохотных подачек... (...) Девизом (его) филантропии было: уж помогать так помогать! Так помогать, чтоб человека сразу на ноги поставить».
Конечно же, речь идёт о Милютине, скажете вы, и будете совершенно правы, ибо за этими словами стоят все нами названные, а более не названные люди. Впрочем, автор посвятил эти строки Н. А. Алексееву, московскому городскому голове и в то же время талантливейшему купцу. Он погиб на своём рабочем месте от руки безумца. Пройдёт совсем немного времени, и погибнут они все — устроители жизни, когда идеи действительно победят, уничтожив массу народа, но от этого не перестанут быть идеями. Время Милютиных кончалось.
... На Воскресенском проспекте висели намокшие уведомления:
«Череповецкая Городская Дума с прискорбием извещает о кончине незабвенного Городского Головы Ивана Андреевича Милютина и покорнейше просит пожаловать на вынос тела его из дачного дома 8 июля 1907 года в 8 часов утра в церковь Благовещения Пресвятые Богородицы на заупокойную литургию. Погребение последует на Покровском кладбище. Г. Череповец. 1907 г.».
К утру похоронного дня небо выплакало всю свою влагу и открыло дорогу солнечному свету. Южная сторона проспекта к 8 часам заполнилась народом, торжественным и скорбным. От Воскресенского собора до Крестовской улицы выстроилась процессия с траурными венками.
Растягивались на всю длину улицы «птенцы милютинские» — александровцы, реалисты, семинаристы, гимназистки со своими наставницами в белых шляпках и в тёмных платьях, учащиеся профессионального, городского, начального и приходских училищ. Тихо было, когда вынесли тело, и тихо поплыл гроб к Благовещенской церкви. За ним шли мещане и дворяне, мастеровые и торговцы, служащие Городского банка и страховых обществ, Окружного суда и двух Общественных собраний, и служители двух Управ, земской и городской, сегодня объединённые одним общим горем. Шли люди, для которых Иван Андреевич долгие годы был столь близким и привычным, столь необходимым и неизменным, что уход его ещё не казался бесповоротным. 16 лет назад они вернули его, когда Милютин подал в отставку: «Не могу дальше продолжать службу обществу в звании Городского Головы с тою пользой, какую я должен приносить по моему понятию. Положение моё и годы мои не изменились в благоприятную сторону, поэтому я нахожу уместным и считаю своим долгом сложить с себя это почётное звание, которым меня удостаивало общество в продолжении 28 лет сряду. И. Милютин». Но тогда веровавшие в него сограждане не дали ему такой возможности — уйти. Он остался с ними...
И вот ушёл навсегда. Тело на руках несли к Благовещенской церкви через весь Воскресенский проспект. В храме, с устройства коего Милютин начал свое общественное служение, заканчивался земной путь Ивана Андреевича. Три брата, три сына его, — Андрей, Василий и Иван, — стояли рядом, вслушиваясь в звуки заупокойной литургии. Они приняли наследство отца, но по частям: Андрея Иванович изберут скоро, как и отца, городским головой, а в созданной Василием Ивановичем вместе с сестрой Марией сельскохозяйственной школе молодые крестьяне обучались культурному ведению работ в полях, огородах, пасеках и садах.
Литургия имела своё продолжение в коротких литиях на Торговой площади у Новых рядов, у Мариинской женской гимназии, у здания Думы, у реального училища, у Городского училища... Шествие сопровождал сводный хор, исполнявший «Святый Боже». Упокоился Иван Андреевич Милютин рядом со своей супругой. Она ждала его 40 лет, с 1867 года. Упокоился, и навечно остался в памяти народной — для человека, жившего одной жизнью с согражданами, нет смерти.
Подготовка и издание книги осуществлены Управлением по делам культуры мэрии г. Череповца и Гуманитарным институтом Череповецкого государственного университета в рамках совместной программы «Традиции в контексте русской культуры»
Риммер Эльвира Петровна,
Бородулин Марк Анатольевич
Отв. редактор А. В. Чернов
Оригинал-макет изготовлен при участии РИО Гуманитарного института ЧГУ
ЛР № 020890 от 26.05.94 г.
Компьютерная верстка — А. Б. Мартынов, Е. Э. Кострико
Сдано в набор 15.09.98. Подписано в печать 10.10.98. Формат 60x84/g. Бумага писчая. Гарнитура Академия. Печать офсетная. Усл. печ. л. 10. Тираж 200 экз. Заказ 2461.
РИО Гуманитарного института ЧГУ, 162600, Череповец, Советский пр., 8, ЧГУ (оф. 701). Отпечатано с оригинал-макета ТОО ПФ «Полиграфист», 160001, г. Вологда, ул. Челюскинцев, 3.