- Я пасую, - сказал он.
      При таких картах невольно приходилось жертвовать первоначальной ставкой.
      Но потом ему шла приличная карта, и в конце концов он ушел, унося в кармане выигрыш в несколько долларов.
      На другой день Герствуд вернулся, ища развлечения и наживы. На этот раз он, на свою беду, получил при сдаче карт трех королей. Напротив него сидел молодой ирландец воинственного вида, из тех, что околачиваются в Таммани-холл. Ему досталась лучшая карта. Герствуд был удивлен настойчивостью, с какой его противник повышал ставки, и его хладнокровием. "Если этот субъект решился на блеф, он делает это очень искусно", - подумал Герствуд. Он начал сомневаться в своей карте, но внешне сохранял или старался сохранять полную невозмутимость, помогавшую ему в прежние времена обманывать иных психологов игорного стола, которые не руководствуются реальными данными, а предпочитают читать чужие мысли и угадывать настроения. Он не мог побороть в себе трусливую мысль, что карта у противника, возможно, лучше, чем у него, что тот будет упорствовать до конца и вытянет у него все до последнего доллара, если он сам вовремя не отступит. А все-таки почему не сорвать большой куш - ведь карта превосходная? Почему не повысить еще?
      - Ставлю еще три, - сказал молодой ирландец.
      - Пусть уж будут все пять, - отозвался Герствуд, пододвигая в банк стопочку фишек.
      - И еще столько же! - сказал его противник, в свою очередь, прибавляя в банк стопочку красных фишек.
      - Разрешите мне еще фишек, - попросил Герствуд, обращаясь к крупье, и протянул ему ассигнацию.
      Молодой ирландец насмешливо осклабился, когда Герствуд, получив фишки, покрыл ставку.
      - Еще пять! - сказал ирландец.
      У Герствуда на лбу выступила испарина. Игра все больше и больше втягивала его, и он зашел в ней слишком далеко, особенно если учесть состояние его финансов. В банке было уже шестьдесят долларов его кровных денег.
      По натуре Герствуд далеко не был трусом, но при мысли, что может сразу столько потерять, он почувствовал какую-то слабость во всем теле. В конце концов он сдался. Он больше не доверял своей хорошей карте.
      - Что у вас? - спросил он у партнера, закрывая игру.
      - Тройка и пара, - ответил тот, показывая карты. Руки Герствуда бессильно опустились.
      - А я уж думал, что поймал вас, - еле слышно пробормотал он.
      Молодой человек загреб все фишки, а Герствуд вышел из комнаты. Спускаясь по лестнице, он остановился и пересчитал деньги.
      - Триста сорок долларов, - прошептал он.
      Как много денег ушло у него с тех пор, как закрылся бар!
      Вернувшись домой, он принял твердое решение больше не играть в карты.
      Керри не забыла обещание миссис Вэнс навестить ее и попыталась еще раз воздействовать на Герствуда. Дело было в его внешности. В этот день, придя домой, он, по обыкновению, переоделся в старый костюм, в котором проводил теперь все время.
      - Ну, скажи, пожалуйста, зачем только ты надеваешь это старье? - спросила Керри.
      - А какой смысл носить дома хороший костюм? - вопросом же ответил Герствуд.
      - Мне кажется, что в приличном костюме ты и сам чувствовал бы себя лучше. И ведь к нам может кто-нибудь зайти, - добавила она.
      - Кто, например?
      - Да хотя бы миссис Вэнс.
      - Ей незачем видеть меня, - угрюмо отозвался Герствуд.
      Подобное отсутствие самолюбия и интереса к чему бы то ни было, кроме газет, вызвало в Керри возмущение, граничащее с ненавистью.
      "Вот так и сидит целыми днями! - подумала она. - "Ей незачем видеть меня!" Да как ему не стыдно?"
      Но наибольшую горечь Керри испытала в тот день, когда миссис Вэнс в самом деле зашла проведать свою бывшую приятельницу. Она ходила по магазинам и решила заглянуть к Керри. Поднявшись по довольно жалкой лестнице, она постучалась.
      К ее огорчению, Керри не оказалось дома. Герствуд отпер дверь, предполагая, что это она возвращается домой. При виде миссис Вэнс он растерялся. Потухшая было гордость снова вспыхнула в нем.
      - А, миссис Вэнс! - насилу произнес он. - Здравствуйте!
      - Здравствуйте! - отозвалась миссис Вэнс, не веря своим глазам.
      Она сразу заметила, как сильно он смутился. Он мялся, не зная, предложить ли гостье войти или нет, и та продолжала стоять в дверях.
      - Ваша супруга дома? - спросила она.
      - Нет, Керри куда-то вышла, - ответил он. - Вы, может быть, зайдете? Она скоро вернется.
      - Н-нет, я очень тороплюсь, - ответила миссис Вэнс, поняв, как изменилась жизнь ее друзей. - Я хотела заглянуть на минутку, так как была поблизости, но остаться я никак не могу. Пожалуйста, передайте вашей супруге, что я очень прошу ее навестить меня.
      - Передам, - сказал Герствуд, отступая назад. Он почувствовал большое облегчение, когда гостья ушла. Ему было так стыдно, что, усевшись в качалку, он слабо сжал переплетенные пальцы и задумался.
      Керри подходила к дому с противоположной стороны, и ей показалось, что она издали видит удаляющуюся миссис Вэнс. Но, как ни напрягала она зрение, она все же не была уверена в этом.
      - Кто-нибудь заходил к нам сейчас? - был первый вопрос, который она задала Герствуду.
      - Да, - с виноватым видом ответил он, - заходила миссис Вэнс.
      - И она видела тебя? - спросила Керри тоном, в котором выразилось все овладевшее ею отчаяние.
      Этот тон обжег Герствуда, как удар хлыста. Он насупился.
      - Если у нее есть глаза, то она меня видела, - ответил он. - Я открывал ей дверь.
      - О! - вырвалось у Керри, и она нервно сжала пальцы в кулак. - Она что-нибудь просила передать?
      - Нет, ничего, - ответил Герствуд. - Она не могла остаться, сказала, что у нее нет времени.
      - И ты показался ей в таком виде? - воскликнула Керри, отбросив свою обычную сдержанность.
      - Ну, и что же из этого? - в свою очередь, обозлился Герствуд. - Откуда я мог знать, что она вздумает прийти?
      - Ты прекрасно знал, что она может прийти! - сказала Керри. - Я тебя предупреждала, я говорила тебе, что она обещала зайти! Сколько раз я просила тебя надевать другой костюм! О, какой ужас!
      - Да оставь, пожалуйста! - проворчал Герствуд. - Что за беда? Ты все равно не можешь водить знакомство с нею: она слишком богата.
      - А кто тебе говорил, что я этого хочу? - вспылила Керри.
      - Ну, ты так ведешь себя: устраиваешь сцены из-за того, как я одет. Можно подумать, что я совершил...
      Керри не дала ему кончить.
      - Да, ты прав! Я не могла бы дружить с нею... даже если бы мне этого очень хотелось. Но кто в том виноват? Хорошо тебе, сидя тут в полном безделье, указывать, с кем мне водить знакомство и с кем не водить! Ты бы лучше пошел искать работу!
      Это было как гром среди ясного неба.
      - А тебе-то что за дело? - почти выкрикнул Герствуд, вставая. - Я плачу за квартиру, не так ли? Я доставляю...
      - Да, ты платишь за квартиру, - спокойно ответила Керри. - Послушать тебя, так можно подумать, что на свете только и радости, что сидеть здесь, в квартире! Вот уже три месяца, как ты сидишь тут, и за это время ты палец о палец не ударил, чтобы сделать хоть что-нибудь, - только суешься вечно не в свое дело на кухне! И зачем понадобилось тебе жениться на мне?
      - Я вовсе не женился на тебе! - огрызнулся Герствуд.
      - То есть как не женился? А что же в таком случае было в Монреале? - с изумлением спросила Керри.
      - Что бы там ни было, можешь забыть об этом, - ответил Герствуд. - Факт тот, что никакой женитьбы не было. Будто ты сама не знаешь!
      Несколько секунд Керри смотрела на него широко раскрытыми глазами. Она была уверена, что связана с Герствудом самым настоящим браком.
      - Зачем же ты лгал мне? - спросила она. - Зачем ты силой заставил меня бежать с тобой?
      Последние слова прозвучали почти как рыдание.
      - Заставил бежать! - повторил Герствуд, презрительно кривя губы. - Кто тебя заставлял?
      - О! - только вскрикнула Керри, не выдержав. - О! О! - снова вырвалось у нее из груди, и она выбежала в гостиную.
      А Герствуд был разгорячен и окончательно стряхнул с себя оцепенение. Это была для него изрядная встряска, моральная и физическая. Он потер лицо и растерянно оглянулся. Затем вышел и стал переодеваться.
      Из комнаты, где находилась Керри, не доносилось ни звука. Услышав, что Герствуд одевается, она подавила рыдания. У нее мелькнула тревожная мысль, что он уйдет и оставит ее без гроша; но мысль о том, что она может потерять его навсегда, не тревожила ее ни секунды. Она слышала, как он открывал шкаф, доставая с верхней полки шляпу, потом дверь хлопнула, и стало ясно, что он ушел.
      Керри сейчас же встала, глаза ее были сухи. Она выглянула в окно. Герствуд уже шагал по направлению к Шестой авеню.
      Он пошел по Тринадцатой улице, затем пересек Четырнадцатую и повернул к Юнион-сквер.
      - Искать работу, - беззвучно шептали его губы. - Искать работу. Она велит мне искать работу.
      Он пытался защищать себя от обвинения, которое бросал ему собственный разум, не перестававший твердить, что Керри совершенно права.
      "И принесло же эту миссис Вэнс! - сердился он. - Как она меня оглядела с головы до ног! Я прекрасно знаю, что она подумала".
      Он вспомнил те несколько случаев, когда видел миссис Вэнс на Семьдесят восьмой улице. У нее всегда был вид богатой дамы, и Герствуд в ее присутствии старался держать себя как человек того же круга. Подумать только, что теперь она застала его в таком виде!
      Герствуд страдальчески наморщил лоб.
      - О дьявол! - то и дело повторял он.
      Когда он уходил из дому, было уже четверть пятого. Он оставил Керри в слезах, и, значит, сегодня нечего было рассчитывать на обед.
      "Какого черта! - мысленно твердил он, стараясь скрыть от самого себя свой позор. - Не так уж я плох! Я еще не вышел в тираж!"
      Он оглянулся и, заметив, что находится неподалеку от крупных отелей, решил зайти в один из них и пообедать. Там он возьмет газеты и устроится как-нибудь поудобнее.
      Герствуд поднялся в роскошную гостиную отеля "Мортон", считавшегося в то время одной из лучших гостиниц Нью-Йорка, расположился в мягком кресле и принялся читать. Мысль, что средства его быстро тают и что он не вправе позволить себе такую роскошь, нисколько не смущала его сейчас. Подобно морфинисту, он мало-помалу становился рабом временного забвения. Что угодно, лишь бы облегчить боль в душе и побыть в уюте и покое! Без этого он уже не мог жить. К черту все думы о завтрашнем дне! "Завтра" было таким же страшным, как всякая беда. Он всеми силами пытался отогнать мысль, что вскоре останется без гроша, как мы гоним от себя мысль о неизбежности смерти, и это ему почти удавалось.
      Хорошо одетые посетители, проходившие по толстым коврам, заставили его перенестись мыслью в прошлое. Герствуду понравилась какая-то жившая в отеле молодая дама, которая играла в нише на рояле, и он пересел со своей газетой поближе.
      Обед обошелся ему в полтора доллара.
      В восемь часов вечера Герствуд покончил с едой. Он заметил, что посетители расходятся, а толпа искателей развлечений на улице становится гуще. Он тоже вышел на улицу, думая о том, куда бы пойти. Только не домой! Керри еще не легла спать. Нет, сейчас он ни за что не пойдет домой. Он проведет время так, как это может позволить себе человек независимый, сохранивший свое положение в обществе.
      Герствуд закурил сигару и остановился на ближайшем углу, где стояли группами десятки таких же праздношатающихся, как и он - агентов, скаковых маклеров, актеров - его собратьев по духу. Невольно вспомнился ему Чикаго. Сколько раз он проводил вечера за картами с друзьями...
      Его мысли вернулись к покеру.
      "В прошлый раз я сглупил, - подумал он, вспомнив о том, как проиграл шестьдесят долларов. - Напрасно сдался, в конце концов я бы запугал того парня. Просто я был не "в ударе", вот это и погубило меня".
      Он стал перебирать в уме разные возможности, которые открываются в игре, мысленно представляя себе, как бы он обыграл того или иного противника, если бы только блефовал посмелее.
      "Я достаточно опытен в игре и должен этим воспользоваться. Надо еще раз попытать сегодня счастья".
      Ему мерещились огромные ставки. Вдруг он выиграет сотню-другую долларов. Вот это была бы удача! Он знал многих, живших игрой в карты, и живших притом весьма недурно.
      "А у них было вначале не больше денег, чем у меня", - размышлял он.
      Герствуд отправился в один из ближайших игорных залов, чувствуя себя почти так же хорошо, как в былые дни. Сначала гнев на Керри, а потом хороший обед, коктейль и ароматная сигара заставили его забыть о своем плачевном состоянии, и на несколько часов он снова стал почти тем самым Герствудом, каким был когда-то.
      И все-таки это не был прежний Герствуд, это был человек, спорящий со своей совестью и влекомый миражем.
      Игорный зал ничем не отличался от того, в котором Герствуд побывал в прошлый раз. Разница была лишь в том, что этот помещался при несколько лучшем баре. Некоторое время Герствуд наблюдал за игрой, а потом и сам присоединился к ней. Как и в тот раз, сперва все шло довольно гладко. Герствуд несколько раз выигрывал, что подбадривало его, потом проигрывал, что еще больше его затягивало. Его охватил азарт. Он наслаждался риском и как-то, имея в руках совершенно ничтожную карту, решился на блеф, чтобы сорвать крупный куш.
      К величайшему удовольствию Герствуда, это ему удалось.
      Победа вскружила ему голову, и он решил, что сегодня счастье на его стороне. Никто не выиграл больше. Ему попалась посредственная карта, и он попробовал открыть "праздник". Но его партнерами были наблюдательные игроки, которые почти что читали его мысли.
      "У меня на руках тройка; буду держаться до конца", - подумал про себя один из них.
      Началось повышение ставок.
      - Ставлю еще десять, - заявил Герствуд.
      - Ответил, - сказал партнер.
      - Еще десять.
      - Ответил.
      - Еще десять.
      - Ответил.
      Дошло до того, что в банке набралось уже много денег, в том числе семьдесят пять долларов Герствуда. Его противник серьезно призадумался. "А вдруг, - мелькнула у него мысль, - у этого субъекта сильная карта?" Поэтому он решил открыться.
      - Что у вас? - спросил он.
      Герствуд открыл. Его карта была бита.
      Неприятное открытие, что он потерял одним махом семьдесят пять долларов, привело Герствуда в отчаяние.
      - Еще одну сдачу? - угрюмо предложил он.
      - Идет! - согласился партнер.
      Некоторые из игроков покинули свои места, и их сменили любопытные. Время шло, и вскоре часы пробили двенадцать. Герствуд выигрывал и проигрывал небольшие суммы. Он сильно устал и при самой последней сдаче проиграл еще двадцать долларов.
      На душе у него кошки скребли.
      Лишь в четверть второго вышел он из игорного зала. Пустые, холодные улицы, казалось, издевались над ним. Герствуд медленно направился домой, почти забыв о своей ссоре с Керри. Он поднялся по лестнице и вошел в квартиру с таким видом, словно ничего и не случилось. Он думал только о своем проигрыше.
      Присев на кровать, Герствуд пересчитал деньги. Теперь у него оставалось всего сто девяносто долларов и немного мелочи. Он спрятал деньги в карман и начал раздеваться.
      "Что это со мной в самом деле?" - растерянно подумал он.
      Утром Керри почти не разговаривала с ним, и Герствуд чувствовал, что ему лучше снова уйти из дому. Он сознавал, что скверно обошелся с Керри, но не мог заставить себя сделать первый шаг к примирению. Им овладело отчаяние. Несколько дней подряд он уходил из дому и вел жизнь джентльмена, вернее, жил так, как, по его представлениям, должен жить джентльмен, а это стоило денег. После такого времяпрепровождения он еще хуже чувствовал себя и физически и морально, не говоря уже о том, что содержимое его кошелька уменьшилось на тридцать долларов.
      Лишь тогда Герствуд как будто протрезвел и снова стал самим собой.
      - Сегодня должны прийти за квартирной платой, - сказала Керри.
      Это были ее первые слова за последние три дня.
      - Вот как? - удивился Герствуд.
      - Сегодня второе число, - подтвердила она.
      Герствуд нахмурил брови и с безнадежным чувством полез в карман за кошельком.
      - Ужасно много денег приходится платить за квартиру! - сказал он.
      Приближалась очередь последних ста долларов.
     
     
      37. ВОЛЯ ПРОБУЖДАЕТСЯ. СНОВА В ПОИСКАХ ВЫХОДА
     
      Нет смысла рассказывать шаг за шагом о том, как с течением времени дело дошло до последних пятидесяти долларов. При той легкости, с какой Герствуд обращался с деньгами, его семисот долларов хватило до июня. Но еще раньше, чем начать последнюю сотню, он стал поговаривать о приближающейся катастрофе.
      - Право, не понимаю, почему у нас так много уходит денег, - сказал он однажды, придравшись к сумме, израсходованной на мясо.
      - Я вовсе не нахожу, что мы много тратим, - возразила ему Керри.
      - Мои деньги почти на исходе, - продолжал он. - Понять не могу, на что только они ушли!
      - Ты хочешь сказать, что у тебя ушли все семьсот долларов? - воскликнула Керри.
      - Да, осталось всего лишь сто.
      У него был такой безутешный вид, что Керри испугалась. Она стала понимать, что и сама беспомощно плывет по течению. Впрочем, она все время чувствовала это.
      - Но, Джордж, почему же ты не поищешь работы? - воскликнула она. - Ты, наверное, мог бы что-нибудь найти!
      - Я искал, - ответил он. - Не могу же я заставить людей дать мне работу!
      Керри некоторое время пристально глядела на него и, наконец, сказала:
      - Что же ты намерен делать? Ведь ста долларов нам хватит ненадолго.
      - Не знаю, - ответил он. - Я могу только искать. Другого ничего не остается.
      От слов Герствуда Керри стало страшно. Что же теперь делать? Она часто вспоминала о театре, как о двери, через которую можно проникнуть в столь прельщавшую ее, сверкающую позолотой жизнь, и теперь, как и в свое время в Чикаго, она ухватилась за эту мысль. Необходимо что-то предпринять, и как можно скорее, если только Герствуд в самое ближайшее время не найдет работы. Ведь очень может быть, что ей опять придется начать борьбу за кусок хлеба, и на сей раз совсем одной.
      Керри раздумывала о том, как же, собственно, попадают на сцену. Поиски актерской работы в Чикаго убедили ее, что она выбрала тогда неправильный путь. Наверное, есть люди, которые тебя выслушают, испытают и дадут возможность показать свои способности.
      Как-то за завтраком, два дня спустя, Керри упомянула об афишах, извещающих о приезде в Америку Сары Бернар. Герствуд тоже знал об этом из газет.
      - Как люди попадают на сцену, Джордж? - самым невинным тоном спросила Керри.
      - Право, не знаю, - ответил он. - Надо полагать, что для этого существуют специальные театральные агентства.
      Керри прихлебывала кофе, не поднимая глаз от чашки.
      - И там подыскивают места желающим?
      - Да, я так думаю, - ответил он.
      Тут Герствуд вдруг обратил внимание на какую-то особую нотку в голосе Керри и тотчас спросил:
      - Неужели ты все еще подумываешь о сцене?
      - Нет, мне просто любопытно, - ответила она.
      Не отдавая себе в том ясного отчета, Герствуд был почему-то против подобной затеи. Ему не верилось, что Керри, за которой он имел возможность наблюдать в течение трех лет, способна сделать карьеру на сцене. Слишком уж она простодушна, слишком уступчива по натуре! В его представлении искусство требовало большей помпезности. Если Керри попытается попасть на сцену, она, того и гляди, очутится в лапах какого-нибудь мошенника-антрепренера и станет такой же, как "все они". Герствуд прекрасно знал, что он подразумевает под словами "все они". Керри недурна собой. Что ж, она, пожалуй, неплохо устроится. Но что тогда будет с ним?
      - На твоем месте я выкинул бы из головы всякую мысль о сцене. Это гораздо труднее, чем ты себе представляешь.
      Керри усмотрела в его словах пренебрежение к своим артистическим способностям.
      - Тогда, в Чикаго, ты говорил мне, что я играла очень хорошо, - возразила она.
      - Это верно, - согласился с ней Герствуд, заметив, что она собирается спорить. - Но Чикаго - это не Нью-Йорк.
      Керри ничего не ответила. Она была обижена.
      - Сцена очень хороша для первоклассных актеров, - продолжал Герствуд. - Но не для мелких сошек. А для того, чтобы пробиться и приобрести известность, нужно много времени.
      - Не знаю, не знаю... - задумчиво произнесла Керри, которую этот разговор немного взволновал.
      А Герствуду с внезапной ясностью представилось, что из всего этого может выйти. Теперь, когда его положение стало критическим и близится катастрофа, Керри всеми правдами и неправдами проберется на сцену, а его бросит на произвол судьбы. У Герствуда было ложное представление о моральных качествах Керри. И все потому, что он не понимал величия чувств. Он никогда не знал, что великим человек может быть и благодаря своим чувствам - не только уму. Что же касается любительского спектакля в масонской ложе, то он был слишком давно, и воспоминание об этом спектакле уже значительно поблекло. Герствуд слишком долго жил с этой женщиной, чтобы преклоняться перед нею.
      - А я знаю, - настаивал он. - На твоем месте я и думать не стал бы об этом. Да и вообще это не профессия для женщины.
      - Во всяком случае это лучше голода, - сказала Керри. - Если ты не хочешь, чтобы я пошла на сцену, почему ты не подыщешь себе какой-нибудь работы?
      На это у Герствуда не было ответа. Но к таким напоминаниям он уже привык.
      - Ах, оставь! - отмахнулся он.
      После этого разговора Керри все же втайне решила осуществить свою мечту. Герствуду до этого нет дела. Она не позволит ему вовлечь ее в нищету лишь потому, что ему так нравится. У нее, несомненно, есть талант. Она поступит в какой-нибудь театр и постепенно добьется успеха. Что он тогда скажет? Она уже вообразила, что выступает в каком-нибудь замечательном спектакле на Бродвее. Каждый вечер она входит в свою артистическую уборную и гримируется. По окончании спектакля, покидая театр, она видит множество экипажей, дожидающихся на улице. Ей, в сущности, сейчас было совершенно безразлично, станет она знаменитостью или нет. Только бы проникнуть на сцену, зарабатывать достаточно на жизнь, одеваться по своему вкусу, идти, куда хочешь, и делать, что хочешь, - о, как это было бы прекрасно! Весь день она не переставала думать об этом, и еще ярче казалась Керри красота этой жизни, когда она видела опустившегося Герствуда.
      Как ни странно, ее идея стала постепенно укореняться и в сознании Герствуда. Быстро таявшие деньги напоминали о том, что в скором времени он будет нуждаться в поддержке. Почему бы Керри и не помочь ему, пока он не найдет работы?
      Однажды он вернулся домой, поглощенный этой мыслью.
      - Я встретил сегодня Джона Дрэйка, - начал Герствуд. - Он осенью открывает здесь отель и обещает дать мне какое-нибудь место.
      - А кто это такой?
      - Он владелец отеля "Грэнд Пасифик" в Чикаго.
      - Вот как!
      - Я получал бы у него тысячи полторы в год.
      - Что ж, это было бы очень недурно, - сочувственно отозвалась Керри.
      - Только бы продержаться до осени, и опять все будет хорошо, - продолжал Герствуд. - Я снова установил связь с некоторыми старыми друзьями.
      Керри доверчиво проглотила эту басню. Ей искренне хотелось помочь Герствуду как-то пережить лето. Он стал таким растерянным и беспомощным.
      - Сколько у тебя осталось денег? - спросила она.
      - Всего пятьдесят долларов.
      - О боже! - вырвалось у Керри. - Что же мы будем делать? Через три недели снова надо будет платить за квартиру.
      Герствуд опустил голову на руки и тупо уставился в пол.
      - Может быть, ты поищешь что-нибудь в театрах? - мягко произнес он наконец.
      - Да, пожалуй, - согласилась Керри, обрадовавшись, что хоть кто-то одобрил ее идею.
      - А я возьмусь за любую работу, какая попадется, - добавил Герствуд, заметив, что Керри просияла от его слов. - Я наверняка что-нибудь найду.
      В один из ближайших дней Керри, после ухода Герствуда, убрала квартиру, принарядилась, насколько позволял ее скудный гардероб, и направилась к Бродвею. Она была еще плохо знакома с этой улицей, которая представлялась ей средоточием всего грандиозного и чудесного. Если здесь, на Бродвее, расположены театры, то где-нибудь поблизости должны быть и театральные агентства.
      Она решила зайти в театр на Медисон-сквер и узнать там, где находятся агентства. Это казалось ей наиболее разумным. Войдя в вестибюль, Керри обратилась к сидевшему за окошком кассиру.
      - Что? Театральные агентства? - повторил он, выглядывая из окошечка. - Право, не знаю. Но, может быть, вы найдете нужные вам сведения в "Рекламе". Там публикуются адреса подобных учреждений.
      - А что это такое? - спросила Керри. - Газета, журнал?
      - Газета, - ответил кассир, дивясь такому невежеству. - Вы достанете ее в любом киоске, - вежливо добавил он, разглядев, что перед ним хорошенькая женщина.
      Керри купила "Рекламу" и тут же у киоска принялась искать в ней адреса агентств. Это оказалось не так-то легко. До Тринадцатой улицы было далеко, но Керри все-таки отправилась домой, крепко зажав в руке драгоценную газету и жалея о потерянном времени.
      Герствуд уже успел вернуться и сидел на своем обычном месте.
      - Где ты была? - спросил он.
      - Я пыталась найти какое-нибудь театральное агентство.
      Он не решился расспрашивать, чем кончились ее поиски, но газета у нее в руках привлекла его внимание.
      - Что это у тебя?
      - "Реклама", - ответила Керри. - Мне сказали, что в этой газете я найду адреса театральных агентств.
      - И только ради этого ты ходила на Бродвей? Я и сам мог бы тебе сказать это.
      - Почему же ты не сказал? - спросила Керри, не поднимая глаз от газеты.
      - Ты меня не спрашивала, - ответил Герствуд.
      Взгляд Керри бесцельно скользил по мелкому шрифту. Сейчас она думала лишь о том, как равнодушен к ней этот человек. Все, что он делал и говорил, еще больше огорчало ее. В душе Керри росла жалость к себе. Слезы задрожали у нее на ресницах. Герствуд что-то почувствовал.
      - Дай-ка я посмотрю, - предложил он.
      Чтобы немного успокоиться, Керри ушла в другую комнату и не выходила, пока Герствуд просматривал объявления.
      Вскоре она вернулась в столовую. Герствуд что-то писал карандашом на старом конверте.
      - Вот тебе три адреса, - сказал он.
      Керри взяла у него конверт, на котором значились: миссис Бермудес, мистер Маркус Дженкс и третий - Перси Уэйл. Подумав, она тотчас же направилась к двери.
      - Пойду по адресам, - на ходу бросила она, даже не оглянувшись на Герствуда.
      А тот смотрел ей вслед со смутным ощущением стыда, в нем пробудились остатки мужской гордости, но тотчас исчезли. Посидев немного, Герствуд не вытерпел, встал и надел шляпу.
      "Надо погулять!" - решил он, чувствуя потребность куда-нибудь пойти.
      Он вышел на улицу и побрел куда глаза глядят.
      Керри же направилась по самому ближнему адресу - к миссис Бермудес. Контора занимала часть старинного особняка - две комнаты, видимо, раньше их использовали как запасную спальню и как переднюю. На двери одной из них красовалось: "Без доклада не входить".
      Керри вошла в приемную, где дожидались очереди несколько мужчин. Они сидели, почти не разговаривая. Вскоре дверь отворилась, и в приемную вышли две мужеподобные женщины в облегающих костюмах с белыми воротничками и манжетами. Следом за ними показалась дородная дама лет сорока пяти, со светлыми волосами и проницательным взглядом. Судя по внешности, она была довольно добродушна. По крайней мере, она улыбалась.
      - Так вы, пожалуйста, не забудьте, - сказала ей на прощание одна из женщин.
      - Нет, не забуду, - ответила дородная дама и тотчас добавила: - Погодите-ка, где вы будете в начале февраля?
      - В Питсбурге.
      - Хорошо, я вам напишу туда.
      - Отлично, - согласилась клиентка и вышла вместе со своей спутницей.
      В то же мгновение улыбка на лице полной дамы сменилась выражением сухой деловитости. Она оглядела присутствующих и остановила испытующий взгляд на Керри.
      - Ну, сударыня, чем могу вам служить? - спросила она.
      - Вы миссис Бермудес, не так ли?
      - Да.
      - Так вот, скажите мне, пожалуйста, - начала Керри, не зная, как приступить к делу, - вы устраиваете актеров на сцену?
      - Да.
      - Не могли бы вы подыскать что-нибудь для меня?
      - А у вас есть какой-нибудь опыт?
      - Очень незначительный, - призналась Керри.
      - В какой труппе вы играли?
      - О, ни в какой, - начала объяснять Керри. - Это был просто спектакль, устроенный...
      - А, понимаю! - прервала ее миссис Бермудес. - Нет, в данную минуту я ничего не могу вам предложить.
      У Керри вытянулось лицо.
      - Вам нужно сначала поработать в Нью-Йорке, - сказала в заключение "добродушная" миссис Бермудес. - Но я на всякий случай попрошу вас оставить нам свой адрес.
      Керри не двигалась с места, провожая взглядом дородную даму, поплывшую к себе в кабинет.
      - Где вы живете? - обратилась к Керри молодая девица, сидевшая за письменным столом, продолжая прерванный полной дамой разговор.
      - Я миссис Джордж Уилер, - сказала Керри, подходя к ней ближе.
      Девица записала имя и адрес и кивком дала понять, что больше от Керри ничего не требуется.
      Приблизительно то же самое произошло и в конторе мистера Дженкса, с той только разницей, что на прощание этот джентльмен сказал:
      - Если бы вы выступали в каком-нибудь из местных театров или у вас была программа с вашим именем, я мог бы что-нибудь для вас придумать.
      А в третьем месте ее сразу спросили:
      - Какого рода работу вы ищете?
      - Я вас не совсем понимаю, - сказала Керри.
      - Ну, где, например, хотели бы вы выступить: в комедии, в водевиле? Или, может быть, хористкой?
      - Я хотела бы получить роль в какой-нибудь пьесе, - ответила Керри.
      - Гм! - промычал театральный агент. - Это вам будет кое-что стоить.
      - Сколько? - спросила Керри, которая, как это ни смешно, никогда раньше не думала о подобной возможности.
      - А это предоставляется решить вам самой, - с лукавым видом ответил тот.
      Керри в изумлении уставилась на него. Она положительно не знала, как продолжать разговор.
      - А если бы я вам заплатила, вы устроили бы меня? - спросила она.
      - Обязательно! В противном случае вы получили бы свои деньги обратно.
      - Ах, вот как! - сказала Керри.
      Агенту было ясно, что он имеет дело с человеком совершенно неопытным, поэтому он продолжал:
      - Вам нужно оставить залог долларов в пятьдесят, не меньше. Никто не станет возиться с вами за меньшую сумму.
      Керри начала понимать.
      - Благодарю вас, - сказала она. - Я подумаю.
      И она направилась к двери, но вдруг, вспомнив о чем-то, остановилась.
      - А скоро вы могли бы подыскать для меня место? - спросила она.
      - Ну, на это трудно ответить! - отозвался агент. - Может пройти неделя, а то и месяц. Во всяком случае, вам была бы предоставлена первая подходящая вакансия.
      - Понимаю, - сказала Керри и, застенчиво улыбнувшись, вышла из конторы.
      Театральный агент несколько секунд смотрел ей вслед, потом произнес про себя:
      "Просто умора, как эти женщины стремятся на сцену!"
      Последнее предложение заставило Керри задуматься. "А вдруг у меня возьмут деньги и ничего не дадут взамен?" - подумала она. У нее были кое-какие драгоценности: колечко с бриллиантом, брошка и несколько безделушек. Если пойти в ломбард, то она, пожалуй, получит за все это пятьдесят долларов.
      Герствуд был уже дома. Он не думал, что Керри так долго будет бегать по конторам.
      - Ну, что слышно? - начал он, не решаясь прямо спросить, к чему привели ее поиски.
      - Я еще ничего не нашла, - сказала Керри, снимая перчатки. - Все они требуют денег и только тогда берутся достать место.
      - А сколько они просят? - поинтересовался Герствуд.
      - Пятьдесят долларов.
      - Однако и аппетиты же у них!
      - О, они не хуже других, - ответила Керри. - И даже нельзя знать заранее, достанут ли тебе работу после того, как ты дашь деньги.
      - Да, я не стал бы давать пятьдесят долларов за одни обещания! - сказал Герствуд, точно деньги были у него в руках и от него зависело решение вопроса.
      - Не знаю, - задумчиво произнесла Керри. - Пожалуй, попытаю счастья у кого-нибудь из антрепренеров.
      Герствуд спокойно выслушал это: до его сознания даже не дошло, как ужасен этот план. Он тихо раскачивался взад и вперед и грыз ногти. Все казалось ему приемлемым при создавшемся положении. Впоследствии он постарается исправить дело.
     
     
      38. В СТРАНЕ ГРЕЗ. КРУГОМ - СУРОВЫЙ МИР
     
      На следующий день Керри возобновила поиски. Она отправилась в "Казино", но оказалось, что поступить в хористки так же трудно, как найти работу где-либо в другом месте. Девушек со смазливыми личиками, годных для роли статисток, так же много, как и чернорабочих, умеющих орудовать киркой. К тому же она убедилась, что театры обращают внимание только на внешность тех, кто ищет работу. Мнение же последних о своих сценических способностях никого не интересует.
      - Могу я видеть мистера Грея? - обратилась Керри к угрюмому швейцару, охранявшему в "Казино" вход за кулисы.
      - Нет. Он сейчас занят.
      - А вы не скажете, когда я могла бы увидеть его?
      - Он вам назначил прийти сегодня?
      - Нет.
      - Тогда обратитесь к нему в канцелярию.
      - Боже мой! - вырвалось у Керри. - Где же находится его канцелярия?
      Швейцар сообщил ей номер комнаты.
      Керри понимала, что сейчас идти туда не стоило, поскольку мистера Грея все равно там не было. Оставалось лишь употребить свободное время на дальнейшие поиски.
      Но везде повторялась одна и та же история. Мистер Дэйли, например, принимал лишь тех, кто был в тот день назначен к нему на прием. Но Керри целый час прождала в грязной приемной, прежде чем услышала об этом от методичного и равнодушного секретаря:
      - Вам придется написать ему и попросить принять вас.
      Керри ушла ни с чем.
      В театре "Эмпайр" она наткнулась на уйму удивительно невнимательных и равнодушных людей. Повсюду пышная, мягкая мебель, роскошная отделка и неприступный тон.
      В "Лицее" она попала в один из тех маленьких кабинетов, утопающих в коврах и укрытых портьерами, где сразу чувствуешь "величие" восседающей там особы. Здесь все были одинаково высокомерны и кассир, и швейцар, и клерк - все одинаково кичились своими должностями.
      "Ну-с, склонись теперь пониже - да, да, как можно ниже! Рассказывай, что тебе надо. Говори быстро, отрывисто и без всякого там собственного достоинства. Если это нас не затруднит, мы так и быть посмотрим, что для тебя можно сделать!"
      Такова была атмосфера в "Лицее", но так же относились к подобного рода просителям и все антрепренеры города. Эти мелкие предприниматели чувствовали себя царьками в своих владениях.
      Керри устало поплелась домой, удрученная столь неудачным исходом своих попыток. Герствуд вечером выслушал все подробности ее утомительных и бесплодных поисков.
      - Мне так и не удалось никого повидать! - сказала она в заключение. - Я только ходила и ходила и дожидалась без конца.
      Герствуд молча глядел на Керри.
      - Очевидно, без знакомств никуда не проберешься, - с безутешным видом добавила она.
      Герствуд прекрасно видел все трудности ее начинания. И все же это вовсе не казалось ему столь ужасным. "Керри устала и огорчена, но это ничего. Теперь она отдохнет!" Глядя на мир из своей уютной качалки, он не мог остро ощущать всей горечи ее переживаний. Зачем так тревожиться? Завтра будет еще день.
      И вот наступило завтра, и снова завтра, и еще раз завтра.
      Наконец Керри удалось увидеть директора "Казино".
      - Загляните к нам в начале будущей недели, - сказал он. - Возможно, что у нас произойдут кое-какие перемены.
      Это был крупный мужчина, франтоватый и ожиревший от чрезмерного количества еды. На женщин он смотрел так, как любитель бегов смотрит на породистых лошадей. Эта молоденькая особа хороша и изящна; она пригодится даже в том случае, если не имеет никакого опыта. Кстати, один из владельцев театра недавно выразил недовольство тем, что среди кордебалета что-то мало хорошеньких.
      До "начала будущей недели" оставалось еще несколько дней. Между тем первое число приближалось, а с ним и срок уплаты за квартиру. Керри волновалась, как никогда раньше.
      - Ты в самом деле ищешь работу, когда уходишь из дому? - спросила она однажды утром Герствуда.
      - Разумеется, ищу! - обиженным тоном ответил тот, не слишком смущенный, впрочем, унизительностью подобного подозрения.
      - Тебе бы следовало взять пока первое попавшееся место, - сказала она. - Ведь скоро уже опять первое число.
      Керри была воплощенным отчаянием.
      Герствуд отложил газету и пошел переодеваться.
      "Да, конечно, надо искать работу, - подумал он. - Загляну-ка я на пивоваренный завод, может быть, там меня куда-нибудь пристроят! В крайнем случае придется, пожалуй, пойти в буфетчики".
      Снова повторилось то же паломничество, какое он неоднократно совершал и раньше. Один или два не слишком вежливых отказа - и вся решимость Герствуда, вернее, вся его бравада, исчезла.
      "Все это ни к чему, - решил он. - Я с таким же успехом могу идти домой".
      Теперь, когда деньги его были уже на исходе, Герствуд начал присматриваться к своей одежде и заметил, что даже его лучший костюм принимает довольно ветхий вид. Это очень огорчило его.
      Керри вернулась домой значительно позже Герствуда.
      - Я сегодня обошла несколько театров-варьете, - уныло сказала она. - Надо иметь готовый репертуар, без этого нигде не принимают.
      - А я видел кой-кого из местных пивоваров, - сказал Герствуд. - Один из них обещал устроить меня недели через две-три.
      Видя, что Керри так расстроена, Герствуд считал нужным хоть ложью прикрыть свою праздность: лень просила извинения у энергии.
      В понедельник Керри снова отправилась в "Казино".
      - Разве я предлагал вам прийти сегодня? - удивился директор, оглядывая стоящую перед ним просительницу.
      - Вы сказали: в начале будущей недели, - ответила Керри, пораженная его словами.
      - Вы когда-нибудь работали в театре? - почти сурово спросил он.
      Керри откровенно призналась в своей неопытности.
      Директор еще раз оглядел ее, продолжая возиться с какими-то бумагами. В душе он был очень доволен внешностью этой хорошенькой, взволнованной женщины.
      - Приходите в театр завтра утром, - сказал он.
      Сердце Керри подскочило от радости.
      - Хорошо, - с трудом произнесла она и, повернувшись, направилась к двери. Она видела, что этот человек готов дать ей работу.
      Неужели он действительно примет ее в труппу? О боже, возможно ли такое счастье!
      Грохот большого города, доносившийся сквозь открытые окна, сразу показался ей приятной музыкой.
      И, словно в ответ на ее мысли, раздался резкий голос, положивший конец сомнениям Керри.
      - Смотрите, приходите вовремя! - довольно грубо сказал директор. - Если опоздаете, останетесь за бортом.
      Керри поспешила выйти из кабинета. Ее радость была так велика, что теперь у нее пропало всякое желание упрекать Герствуда в безделье. У нее есть место! У нее есть место! Эти слова ликующей песнью раздавались в ее ушах.
      От избытка восторга ей даже захотелось поскорее поделиться радостной вестью с Герствудом. Но по мере приближения к дому она все больше и больше задумывалась над тем печальным обстоятельством, что она нашла работу в несколько недель, а он вот уже сколько месяцев околачивается без дела и ровно ничего не предпринимает.
      "Почему он не хочет работать? - открыто задала она себе вопрос. - Если я могла найти работу, то он подавно мог бы. В сущности, мне это далось без больших усилий".
      Она забывала о своей молодости и красоте. Охваченная восторженным настроением, она не учитывала препятствий, которые ставит на пути человека надвигающаяся старость. Таково, увы, всегда влияние удачи!
      Все же Керри не сумела сохранить свою тайну. Она старалась казаться спокойной и безразличной, но ее притворство было слишком очевидно.
      - Ну, - спросил Герствуд, заметив, что лицо Керри посветлело.
      - У меня есть место!
      - Вот как? - произнес Герствуд с явным облегчением.
      - Да!
      - А какое место? - спросил Герствуд, которому сразу показалось, что теперь, наверное, и он найдет что-нибудь хорошее.
      - Артистки кордебалета.
      - Это не в "Казино" ли, как ты мне говорила?
      - Да, - ответила Керри. - Я завтра же начинаю репетировать.
      Керри была так рада, что охотно пустилась в подробные объяснения.
      - А ты знаешь, сколько будешь получать? - спросил через некоторое время Герствуд.
      - Нет, мне не хотелось спрашивать, - ответила Керри. - Но они, кажется, платят долларов двенадцать или четырнадцать в неделю.
      - Да, я тоже так думаю, - подтвердил Герствуд.
      В этот день тревога, нависшая над маленькой квартиркой, несколько рассеялась, и это обстоятельство было ознаменовано вкусным обедом. Герствуд вышел побриться и вернулся с порядочным куском мяса для бифштекса.
      "Ну, завтра я тоже отправлюсь искать работу!" - подумал он и с ожившей надеждой поднял свои вечно потупленные глаза.
      Керри вовремя явилась на следующий день в театр, и ей предложили присоединиться к артисткам хора и кордебалета. Она увидела перед собой огромный, пустой, полутемный зал, роскошно отделанный в восточном вкусе и еще сохранивший всю пышность убранства и все запахи предыдущего вечера. Керри глядела вокруг, проникаясь восторгом и священным ужасом. Ведь это была сказка, ставшая явью. О, она приложит все усилия, чтобы оказаться достойной этого места! Здесь она чувствовала себя так далеко от всего обыденного, далеко от безработицы, неизвестности, нужды. Люди приезжают сюда в экипажах, разодетые, смотреть на таких, как она. Здесь средоточие веселья и яркого света. И она - частица всего этого. О, только бы ей удалось остаться здесь, как радостно потекли бы тогда ее дни!
      - Как вас зовут? - спросил режиссер, руководивший репетицией.
      - Маденда, - ответила Керри, мгновенно вспомнив имя, выбранное для нее Друз еще в Чикаго. - Керри Маденда.
      - Так вот, мисс Маденда, станьте вон туда! - весьма любезно, как показалось Керри, предложил ей режиссер.
      Затем он вызвал молодую особу, которая уже некоторое время состояла в труппе.
      - Мисс Кларк, вы будете в паре с мисс Маденда!
      Мисс Кларк сделала шаг вперед, и, таким образом, Керри узнала, где ей нужно стать.
      Репетиция началась. Вскоре Керри убедилась, что, хотя обучение актеров, в общем, и было похоже на то, как их учили в Чикаго, здесь режиссер вел себя совсем иначе. Ее и тогда поражала настойчивость и самоуверенность мистера Миллиса, теперешний же режиссер был не только настойчив, но и порядком груб. По мере того как репетиция подвигалась вперед, он становился все раздражительнее, вскипал из-за пустяков и орал во всю глотку. Было очевидно, что он с величайшим презрением относится ко всякому проявлению чувства собственного достоинства или скромности со стороны подчиненных ему молодых женщин.
      - Кларк! - кричал он, подразумевая, конечно, мисс Кларк. - Почему вы идете не в ногу?
      - По четыре направо! Направо! Направо, говорю я! Не спите же, черт вас возьми!
      Его голос переходил при этом в оглушительный рев.
      - Мейтленд! Мейтленд! - внезапно крикнул он.
      Маленькая, хорошо одетая девушка, волнуясь, выступила вперед. Сердце Керри наполнилось жалостью и страхом за нее.
      - Да, сэр! - сказала мисс Мейтленд.
      - Что у вас, уши заложило?
      - Нет, сэр!
      - Вы знаете, что значит, "колонна, налево"?
      - Да, сэр!
      - Почему же вы кидаетесь направо, когда я командую налево? Хотите испортить всю репетицию?
      - Я только...
      - Мне нет никакого дела до ваших "только"! Откройте уши шире!
      Керри уже не только жалела девушку, но и дрожала за себя.
      Еще одна молодая особа навлекла на себя гнев режиссера.
      - Стоп! - гаркнул он, вскидывая в отчаянии обе руки; вид у него был разъяренный.
      - Элверс! Что это у вас во рту? - закричал он.
      - Ничего, сэр! - ответила мисс Элверс, между тем как остальные девушки смущенно улыбались, нервно переступая с ноги на ногу.
      - Вы разговариваете во время репетиции?
      - Нет, сэр!
      - В таком случае не шевелите губами!.. А теперь все вместе еще раз!
      Пришла наконец и очередь Керри. Ее старание исполнять возможно лучше все, что требовалось, как раз и навлекло на нее беду.
      - Мейсон! - раздался голос режиссера. - Мисс Мейсон!
      Керри оглянулась, желая узнать, к кому это относится.
      Девушка, стоявшая позади, слегка подтолкнула Керри, но та все еще не понимала.
      - Вы! Вы! - рявкнул режиссер. - Оглохли вы, что ли?
      - О! - вырвалось у Керри.
      Она густо покраснела, и ноги у нее подкосились.
      - Разве ваша фамилия не Мейсон? - спросил режиссер.
      - Нет, сэр, меня зовут Маденда.
      - Так вот скажите, что такое делается с вашими ногами? Неужели вы совсем не умеете танцевать?
      - Умею, сэр! - ответила Керри, давно уже овладевшая этим искусством.
      - Почему же вы не танцуете? Почему вы волочите ноги, точно мертвая? Мне нужны девушки, в которых жизнь бьет ключом.
      Лицо Керри пылало. Губы ее слегка дрожали.
      - Слушаю, сэр! - сказала она.
      Три часа продолжались беспрестанные окрики раздражительного и неугомонного режиссера. Керри ушла из театра, утомленная физически, но слишком возбужденная, чтобы обращать на это внимание. Она хотела поскорее добраться домой, чтобы попрактиковаться в пируэтах, как это было ей ведено. Впредь она постарается ни в чем не ошибаться.
      Герствуда не было дома. "Очевидно, он отправился искать работу!" - догадалась Керри. Она лишь слегка закусила и сейчас же стала упражняться, окрыленная надеждами на освобождение от материальных забот.
      "И славы звон звучал в ее ушах..."
      Герствуд вернулся домой далеко не в том радостном настроении, в каком он покинул квартиру. Керри вынуждена была прервать упражнения и приняться за стряпню. Это вызвало в ней сильное раздражение. Разве мало ей работы? Неужели она будет одновременно играть в театре и заниматься хозяйством?
      "Нет, я на это не согласна, - решила она. - Как только я начну играть, ему придется обедать где-нибудь в другом месте!"
      Каждый день приносил новые заботы. Керри убедилась, что быть статисткой далеко не такая радость, как ей казалось. Узнала она также, что ей назначили всего двенадцать долларов в неделю. Через несколько дней она впервые узрела "сильных мира сего" - артистов и артисток, игравших первые роли. Сразу бросалось в глаза, что это привилегированные особы, к которым все относились с уважением. Она же ничто, просто ничто!
      А дома Керри ждал Герствуд, который не доставлял ей ничего, кроме огорчений. Он, по-видимому, и не думал искать работу. Тем не менее он позволял себе расспрашивать Керри о ее успехах в театре. Судя по тому, с какой настойчивостью он задавал ей одни и те же вопросы, можно было заподозрить, что он и в дальнейшем собирается жить на ее счет. И теперь, когда у Керри появились собственные средства существования, поведение Герствуда особенно раздражало ее. Этот человек готов был позариться на ее жалкие двенадцать долларов!
      - Ну, как дела, справляешься? - участливо спрашивал он.
      - О, вполне, - отвечала Керри.
      - Тебе не очень трудно?
      - Я думаю, что привыкну.
      И Герствуд снова углублялся в газету.
      - Я купил по дороге немного масла, - сказал он как-то, словно случайно вспомнив об этом. - Может быть, ты захочешь испечь печенье?
      Спокойствие, с каким этот человек относился к своему положению, изумляло Керри. Забрезжившая перед нею независимость сделала ее более смелой в своих наблюдениях, и у нее часто возникало желание высказать Герствуду несколько неприятных истин. И тем не менее она не могла разговаривать с ним так, как говорила в свое время с Друэ. Что-то в этом человеке всегда внушало ей особое уважение. Казалось, в нем еще таилась какая-то скрытая сила.
      Однажды, приблизительно через неделю после первой репетиции, выплыло то, что Керри давно уже ждала.
      Вернувшись домой и положив на стол мясо, Герствуд заметил:
      - Нам придется экономить. Ведь ты еще не скоро получишь жалованье?
      - Нет, - ответила Керри, возившаяся у плиты.
      - У меня осталось всего тринадцать долларов сверх квартирной платы, - добавил он.
      "Вот и начинается! - подумала Керри. - Теперь я должна буду отдавать свой заработок".
      Она вспомнила, что рассчитывала приобрести кое-какие вещи, в которых очень нуждалась. Ей почти нечего было надеть. Старая шляпка имела жалкий вид.
      "Разве может хватить моих двенадцати долларов на хозяйство и на квартиру? - думала она. - Мне одной с этим не справиться. Почему он не возьмется за какую-нибудь работу?"
      Настал наконец вечер первого представления. Керри даже не предложила Герствуду пойти посмотреть спектакль, да и у него самого не явилось подобного желания. Это было бы лишь ненужной тратой денег, а роль у Керри была ничтожная.
      В газетах уже появились объявления о премьере, повсюду были расклеены афиши с именами примадонны и других артистов. Керри была ничто.
      Как и в Чикаго, Керри охватил страх сцены, когда настало время выхода кордебалета. Но постепенно она пришла в себя. Явная и обидная незначительность ее роли отогнала прочь страх. Керри чувствовала себя каплей в море. Не все ли равно, как она будет держать себя? Хорошо еще, что ей не пришлось выйти в трико. Она была в числе двенадцати девушек, одетых в красивые золотистые юбочки, на дюйм не доходившие до колен.
      То стоя на месте, то расхаживая по сцене и время от времени присоединяя свой голос к общему хору, Керри имела возможность мельком наблюдать за публикой и понимала, что оперетта имеет большой успех. Зрители не скупились на аплодисменты, но Керри прекрасно видела, как плохо играют некоторые из признанных актрис.
      "Я сыграла бы несравненно лучше!" - не раз отмечала она про себя.
      И надо отдать Керри справедливость: она была права.
      Едва спектакль кончился, она быстро переоделась. Режиссер дал нагоняй нескольким девушкам, но Керри он не тронул, и она поняла, что удовлетворительно справилась со своей ролью. Ей хотелось поскорее уйти из театра; она почти никого там не знала, а "звезды" принялись сплетничать между собой.
      На улице перед театром вытянулся ряд экипажей, у подъезда толпились расфранченные юнцы. Керри сразу заметила, что к ней присматриваются. Стоило ей только мигнуть, и у нее оказался бы спутник. И тем не менее, когда она прошла мимо, не обращая на них внимания, один из ловеласов все же решил рискнуть.
      - Надеюсь, вы не собираетесь ехать домой одна? - сказал он.
      Но Керри только ускорила шаг и, дойдя до Шестой авеню, села в трамвай. Голова ее была так полна впечатлениями вечера, что она ни о чем, кроме театра, даже и думать не могла.
      В конце недели Керри как бы вскользь спросила Герствуда, желая хоть немного расшевелить в нем желание действовать:
      - Что слышно о месте, которое тебе обещали на пивоваренном заводе?
      - Там пока еще ничего нет, - ответил он. - Но я все-таки надеюсь, что это дело выгорит.
      Керри ничего не сказала. Мысль, что ей придется отдавать свой заработок, возмущала ее, но она чувствовала, что все идет к этому. Видя приближение кризиса, Герствуд решил сыграть на чувствах Керри. Он давно уже убедился в ее доброте и знал, как долго можно испытывать ее терпение.
      Правда, ему было немного стыдно, что приходится прибегать к подобным методам, он оправдывал себя тем, что, несомненно, скоро найдет какую-нибудь работу.
      Случай поговорить представился ему, когда наступил срок уплаты за квартиру.
      - Ну, вот, - сказал он, отсчитывая деньги. - Это почти все, что у меня осталось. Придется спешно подыскивать работу.
      Керри искоса взглянула на него, смутно подозревая, что за этим последует просьба.
      - Если бы я мог продержаться еще хоть немного, я, наверное, что-нибудь нашел бы. Дрэйк непременно откроет здесь отель в сентябре.
      - В самом деле? - протянула Керри, невольно подумав при этом, что до сентября оставался еще целый месяц.
      - Ты не могла бы поддержать меня до тех пор? - умоляющим тоном продолжал Герствуд. - Я уверен, что тогда сумею стать на ноги.
      - Конечно! - ответила Керри, с грустью думая о том, что судьба ставит ей ловушки на каждом шагу.
      - Мы как-нибудь проживем, если будем бережливы. А потом я тебе все верну.
      - О, я охотно помогу тебе! - повторила Керри, упрекая себя в черствости.
      Ей было совестно, что она заставляет его так унизительно просить, но все-таки желание употребить заработок на свои личные нужды вынудило ее к легкому протесту.
      - Почему ты не возьмешься за какую-нибудь работу, Джордж, хотя бы временную? - сказала она. - Не все ли равно, что делать? А потом ты, возможно, нашел бы что-нибудь получше.
      - Я возьмусь за любую работу, - сказал Герствуд, облегченно вздохнув, но невольно понурив голову от ее упрека. - Я согласился бы хоть канавы рыть! Ведь меня здесь никто не знает.
      - Ну, до этого дело еще не дошло! - воскликнула Керри, которой сразу стало жаль его. - Но ведь не может быть, чтобы не было какой-нибудь другой работы!
      - Я обязательно что-нибудь найду! - повторил Герствуд, стараясь придать себе решительный вид.
      И снова взялся за газету.
     
     
      39. СВЕТ И ТЕНИ. НА РАЗНЫХ ПУТЯХ
     
      Теперь в Герствуде еще больше окрепла уверенность, что поиски работы нужно начинать когда угодно, только не сегодня, - и это было единственным последствием принятого им решения. А в душе Керри все эти тридцать дней происходила непрерывная борьба. Необходимость приобрести себе приличное платье (уж не говоря о желании купить кое-какие украшения) становилась все острее, а между тем было ясно, что, сколько ни работай, она ничего не сможет потратить на себя. Потребность быть одетой прилично постепенно вытеснила ту жалость, которую она почувствовала к Герствуду, когда он просил поддержать его. Он не повторял этой просьбы, а желание становилось все настойчивее, и Керри все больше досадовала, что Герствуд ей мешает.
      Когда Герствуд дошел до последних десяти долларов, он решил оставить их себе, чтобы не зависеть от Керри в мелких расходах - на трамвай, на бритье и тому подобное. Поэтому, еще имея на руках эту небольшую сумму, он заявил, что у него больше ничего нет.
      - У меня в кармане пусто, - сказал он однажды. - Я сегодня уплатил за уголь, и теперь у меня осталось десять или пятнадцать центов.
      - У меня в кошельке есть немного денег.
      Герствуд взял их и отправился за банкой томатов. Керри смутно сознавала, что это было началом нового порядка. Герствуд взял из кошелька пятнадцать центов - ровно столько, сколько ему было нужно на покупку. С тех пор так и повелось, что он стал покупать всякого рода мелочи.
      Как-то утром Керри вдруг вспомнила, что вернется домой лишь к самому обеду.
      - У нас вышла вся мука, - обратилась она к Герствуду. - Ты бы сходил в лавку. Мяса тоже нет. Может, возьмем печенки и свиной грудинки?
      - Ничего не имею против, - отозвался Герствуд.
      - Тогда возьми полфунта или даже три четверти фунта того и другого, - распорядилась она.
      - Хватит и полфунта, - отозвался Герствуд.
      Керри открыла кошелек, достала оттуда полдоллара и положила на стол. Герствуд сделал вид, будто не замечает денег.
      Вскоре он отправился в лавку и купил муку, продававшуюся в кульках по три с половиной фунта, а также печенку и свиную грудинку. Все эти покупки он положил на кухонный стол вместе со сдачей. Керри заметила, что счет сходится в точности, и у нее сердце сжалось при мысли, что в конце концов этот человек ничего от нее не требует, кроме еды. И она подумала, что, быть может, слишком строго судит его. Пороков у Герствуда не было никаких. Может быть, он еще найдет себе работу.
      Но в тот же вечер, когда Керри входила в здание театра, мимо нее прошла одна из артисток кордебалета, нарядно одетая, с букетиком фиалок на груди и, очевидно, в прекрасном расположении духа. Она ласково улыбнулась Керри, показав красивые, ровные зубы. Керри ответила ей такою же улыбкой, невольно подумав при этом:
      "Она может позволить себе хорошо одеваться. И я могла бы быть такой же нарядной, если бы тратила все деньги на себя. А сейчас у меня нет даже приличного бантика к блузке".
      Выставив вперед ногу, Керри задумчиво поглядела на свою обувь.
      "Будь что будет, но в субботу я непременно куплю себе туфли!" - решила она.
      С ней подружилась одна из самых хорошеньких и милых девушек в труппе, которая почувствовала, что от Керри можно не ждать каверз. Это была веселая маленькая Манон, не признававшая суровых требований общества в вопросах морали, зато обладавшая отзывчивым сердцем и всегда готовая помочь другому.
      Кордебалету почти не разрешалось переговариваться, но все же девушкам иногда удавалось обменяться несколькими фразами.
      - Жарко сегодня, правда? - сказала маленькая актриса, обращаясь к Керри.
      Она была в розовом трико, с золотым шлемом на голове. В руке она держала сверкающий щит.
      - Да, жарко, - ответила Керри, радуясь тому, что хоть кто-нибудь захотел поболтать с нею.
      - Я прямо вся изжарилась, - продолжала девушка.
      Керри взглянула на ее очаровательное личико с большими голубыми глазами и заметила, что на лбу у девушки выступили мелкие капли пота.
      - Мне никогда еще не приходилось так маршировать, как в этой оперетте! - сказала девушка в золотом шлеме.
      - А вы и раньше играли? - спросила Керри, удивленная тем, что у этой крохотной особы уже есть кое-какой сценический опыт.
      - Очень много! А вы?
      - Нет, я впервые.
      - Вот как? А мне казалось, что я вас уже видела однажды, когда ставили "Друга королевы".
      - Нет, - покачала головой Керри.
      Их разговор был прерван громом оркестра и шипением магния, зажженного за боковыми кулисами. Кордебалет должен был быстро построиться для нового выхода. Другого случая поговорить им в этот день не представилось, но в следующий вечер, одеваясь для сцены, маленькая девушка снова очутилась возле Керри.
      - Я слышала, что наша труппа через месяц выезжает в турне, - сообщила она.
      - Неужели? - испугалась Керри.
      - Да. А вы поедете?
      - Не знаю. Вероятно, поеду, если меня возьмут.
      - О, конечно, возьмут! А я вот не поеду. Во время турне больше платить не будут, а в дороге все уходит на жизнь. Я никогда не уезжаю из Нью-Йорка: тут для меня вполне достаточно театров.
      - И вы всегда находите другое место?

К титульной странице
Вперед
Назад