2. Неолиберальные теории
Среди перечисленных направлений экономической теории наибольшим научным авторитетом обладает неолиберализм. Центральной фигурой итальянского неолиберализма был и остается Луиджи Эйнауди. Выступления Эйнауди в 1946 и 1947 гг. по проекту конституции республики "составили ядро наиболее четких либеральных тезисов, включенных в конституцию" 9 [Barberis G. Il pensiero di Einaudi // Mondo Economico. 1984. № 2. P. 59 – 60]. Среди близких сотрудников и сторонников "линии Эйнауди" были такие известные экономисты-либералы, как Г. Дель Веккьо, К. Брешиани-Туррони, М. Фанно. Д. Меникелла, Э. Корбино занимали посты министра финансов и управляющего Банком Италии, так же как сам Л. Эйнауди, вершиной политической деятельности которого стал пост президента Итальянской Республики. Основной круг интересов Л. Эйнауди – государственные финансы, денежное обращение, экономика ряда отраслей, история экономических учений. Позиция Эйнауди недвусмысленна – он сторонник максимальной свободы рыночных отношений. Согласно Эйнауди, рынок задает экономике план "снизу". Конечно, возможны ошибки, но "ни одна из них не имеет решающего значения для национальной экономики в целом, и существует серьезная вероятность, что ошибки одних будут компенсированы успехами большинства" 10 [Einaudi L. Di Ezio Vanoni e del suo piano. 1956. In Prediche inutili. Torino, 1962. P. 108].
Определяя свое отношение к коренным проблемам современного мира, Л. Эйнауди писал: "Есть два принципа, противопоставляемые один другому при обсуждении любых политических, социальных, материальных или духовных проблем человечества. Это идея свободы человеческой личности и идея кооперации или солидарности и взаимозависимости людей, живущих в обществе. Люди, все люди чувствуют значение этих двух принципов, и однажды им кажется важнее первый, в другой раз – второй". И далее он продолжает: "Либералы и социалисты сходятся в том, что чувствуют уважение к человеческой личности, или – скажем проще – к человеку. Либералы ничего не добавляют к слову "человек", и социалисты обвиняют их в том, что они защищают лишь один тип человека, а именно "буржуазного" человека. Социалисты несколько расплывчато хотят освободить другую разновидность человека, а именно "пролетария", от экономического рабства и обвиняют либералов в том, что те хотят только "формальной" и "юридической" свободы и игнорируют основную свободу, которой будто бы является "экономическая". Если хорошо вдуматься, различие между теми и другими относится не к принципу свободы, но к принципу равенства", который является чем-то другим и должен обсуждаться сам по себе" 11 [Цит. по: Кин Ц.И. Италия на рубеже веков: Из истории общественно-политической мысли. М., 1980. С. 199, 162 – 163].
"Наследие Эйнауди" для современных неолибералов в Италии не источник тоски по минувшему, а скорее комплекс программных установок на будущее. Жерардо Бианко, лидер парламентской группы ХДП в 80-е годы, заявлял: "Мы должны восстановить идеи правительств 50-х годов, периода экономического роста. Необходимо ограничение роли так называемого государства всеобщего благоденствия и увеличение инвестиций" 12 [A Survey of Italy // Economist. 1983. № 7299. P. 17].
Главными "мозговыми центрами" итальянского неолиберализма в настоящее время являются католический университет Святого Сердца в Милане, частный Университет экономических наук Л. Боккони также в Милане, экономические факультеты Неаполитанского, Падуанского, Флорентийского университетов (в последнем из них в течение долгих лет преподавал Л. Эйнауди). Видную роль играют Исследовательский центр Конфедерации итальянских промышленников (Конфиндустрии), Исследовательский центр экономического прогнозирования "Прометеа", созданный в 1974 г. в Болонье (так называемая болонская школа экономической теории), Центр исследований экономической политики при Итальянской республиканской партии. Финансирование многих исследований осуществляется также через частные научные фонды: Фонд Дж. Аньелли, Фонд А. Оливетти, Фонд Л. Эйнауди и др.
Признанным главой неолиберального направления в Италии в 70 – 80-е годы являлся Франко Маттеи, президент Фонда Эйнауди в Риме и Центра Эйнауди в Турине. Журнал "Мондо экономико" назвал Ф. Маттеи человеком, которому принадлежит заслуга в организации практически всех инициатив по распространению в Италии неолиберальных идей" 13 [Mondo economico. 1983. N 24. P. 44].
Ф. Маттеи считал, что итальянские неолибералы волей-неволей должны учитывать реальности своей страны, где государственное вмешательство вплетено в ткань всей экономической жизни. Аналогичный подход поддерживал видный теоретик неолиберализма Дж. Маццокки. В подготовленном докладе "Неолиберальная стратегия" содержался типичный для итальянского неолиберализма призыв "отделить те функции, которые по природе своей являются общественными, от тех, которые являются по природе своей индивидуальными" 14 [Ibid. 1981. № 43. P. 79].
Своеобразным катализатором консолидации сил неоконсервативного лагеря послужила представительная конференция приверженцев данной школы в 1977 г. в Турине под эгидой Фонда Дж. Аньелли. В качестве лозунга этого форума были избраны слова: "Свобода экономическая и свобода политическая – реформа предприятия и реформа государства", что явно перекликалось с заголовками наиболее известных книг главы монетаристской школы в США М. Фридмена – "Капитализм и свобода", "Свобода выбора" и т.п. Но в этой формулировке итальянских неолибералов содержалась и определенная установка, задача на будущее.
В построениях рассматриваемой школы государство – это и традиционный "ночной сторож", охраняющий свободу капиталистического рынка, и "дорожный регулировщик", призванный решительно вмешиваться в случае угрозы катастрофы. При этом, однако, подчеркивается, что следует избегать порочного круга, когда государство, вмешиваясь, "вновь и вновь зовет государство на помощь". Не всегда, когда несовершенство рынка очевидно, необходимо государственное вмешательство. "Необходимо проверить с осторожностью и последовательностью, не будет ли несовершенство государственного механизма еще большим, чем несовершенство рыночного механизма, который хотят исправить" 15 [Ibid. 1983. № 24. P. 47].
Профессор Римского университета Марио Таламона писал: "Приоритеты отдаются задаче пересмотра роли государства. Но общее понимание либерализации экономики не сводится к банальному и экстремистскому "дерегулированию" везде и по любому поводу. Корректировка механизма государственных расходов, например, связана с определением и систематическим проведением разграничения... между социальным страхованием и вспомоществованием. Отказ от государственного вторжения касается главным образом чрезмерных его проявлений, прежде всего дирижизма и бюрократизма" 16 [Ibid. 1984. № 14. P. 56].
Открыто полемизируя с наиболее одиозными выступлениями англосаксонских неоконсерваторов, один из лидеров итальянского неолиберализма, Дж. Маццокки, подчеркивал, что было бы абсолютно неправильно объявлять все в сфере экономики, исходящее от государства, плохим, так же как нельзя признавать и все его действия благотворными 17 [Pubblico e private in economia (relazione Mazzocchi) // Mondo economico. 1981. № 43. P. 76 – 77, 79].
Категорические возражения неолибералов вызывает чрезмерная государственная активность в социальной сфере. В качестве примера крайней неэффективности государственного вмешательства итальянские ученые любят ссылаться на провалы в деле построения в стране "общества всеобщего благоденствия".
Преподаватель Католического университета Милана В. Чезарео приводит интересное наблюдение: англосаксонский термин "государство всеобщего благоденствия" принято переводить на итальянский язык двояко: во-первых, как stato del benessere, что подразумевает по смыслу "общество изобилия и богатства". Имеется в виду, что в таком обществе производство способно удовлетворить спрос масс по широкому спектру разнообразных и всевозрастающих потребностей. Во-вторых, переводят данный термин и как stato assistenziale, т.е. "государство, оказывающее благотворительность", вкладывая в это понятие резко негативный смысл. Подразумевается, что такое общество живет в условиях постоянного государственного вмешательства. При этом государство в различных формах не только оказывает поддержку тем членам общества, которые попали в трудное положение, но и помогает определенным секторам самой социально-экономической, производственной и политической системы 18 [Stato e senso dello stato in Italia. Atti del 51? corso di aggiornamento culturale dell'Universlta Cattolica. Milano, 1981. P. 178] * [Известные итальянские экономисты Дж. Галли и А. Наннеи назвали эту систему "ассистенциональным капитализмом". По их определению, "основной критерий ассистенционального капитализма – распределение национального дохода в зависимости не от величины реального вклада в его создание, а от степени поддержки политической системы... Он способствует образованию огромного торгово-спекулятивного капитала, паразитирующего за счет промышленного, рост которого сковывается" (Galli G., Nannei A. Il capitalismo assistenziale. Milano, 1976. P. 201)].
Итальянские неолибералы предпочитают толковать "общество всеобщего благоденствия" как "ассистенциональное государство". Критикуя все формы "ассистенционализма", включая и неоправданное покровительство отдельным капиталистическим предприятиям, главное внимание неолибералы сосредоточили на разоблачении "чрезмерности" социальной государственной политики.
Определенное обобщение этого явления содержится в теории двух рынков – политического и экономического, выдвинутой М. Сальватти. Политический рынок имеет в такой стране, как Италия, исключительное значение, поскольку государство только через бюджет распоряжается ресурсами, равными примерно 50% ВВП. Это "превратило политическую систему в жизненно важную сферу для всех организованных групп. Многие из них проявляют себя исключительно в этой области. В результате оказывается, что правила, согласно которым на политическом рынке происходит распределение ресурсов, соответствуют в большей мере складывающимся между организованными группами отношениям в политической среде, отношениям между партиями, чем усилению демократических начал в экономике" 19 [Stato e senso dello stato oggi in Italia. Milano, 1981. P. 150. 542].
Сторонник неоконсервативного подхода к экономическим проблемам Барбара Ди Бернардо, сотрудница Падуанского университета, достаточно подробно характеризует кредо итальянских неолибералов, указывая на активизацию рынка как на способ уничтожения механизма защиты корпоративных интересов социальных групп. Возвращение различных интересов на рынок, столкновение их ведет к уничтожению политического посредничества, что в результате "приводит к сопоставлению интересов социальных групп именно на рынке, где критерием для каждого является то, что он может предложить. Иными словами, реактивизация рынка разрушает замкнутость и разделение между социальными группами и в долгосрочной перспективе восстанавливает классовое деление, сжимает многообразие потребностей и восстанавливает власть требований, диктуемых производством" 20 [Di Bernardo B. Crisi del capitalismo о crisi della democrazia: Riflassioni in margine a un recente contributo // Economia e politeca industriale. 1983. № 37. P. 5– 17] * [Изложенные доводы по существу являются повторением вслед за М. Фридменом его утверждения о том, что рынок в отличие от политической демократии обеспечивает полное пропорциональное представительство и способен обеспечить не только проведение в жизнь воли большинства, но и защиту интересов меньшинства, поскольку на рынке все выступают как равные индивиды].
Следует отметить, что в Италии относительно малое развитие получил монетаризм. Видный теоретик монетаризма Дж. Вачаго в конце 70-х годов заметил, что "в действительности монетаризм получил не слишком большое развитие в Италии и сегодня невозможно выделить итальянскую "школу" монетаристов..." 21 [Vaciago G. И monetarismo In Italia // Mondo economico. 1979. № 16. P. 45]. Работы монетаристского толка в Италии посвящены скорее текущим проблемам страны, чем чисто теоретическим исследованиям.
В докладе, посвященном состоянию кредитной и финансовой системы Италии, группой видных экспертов-монетаристов – М. Монти, Фр. Чезарини, К. Сконьямильо – проводится мысль о необходимости сойти с "финансового пути стимулирования экономического роста, которым следовали в прошлом, перейти к финансовой политике, в большей степени направленной на эффективное накопление капитала, чем на максимизацию объема инвестиций" 22 [Report oil the Italian Credit and Financial System / Ed. by M. Monti, F. Cesarini, С Scognamiglio. Roma, 1983. P. 157]. Рост эффективности же в системе неолиберальных построений отождествляется со следованием императивам рынка. Отсюда конкретные рекомендации: увеличение степени конкуренции на рынках, где оперируют институты, входящие в кредитную и финансовую систему, сокращение государственного вмешательства, изменение роли Центрального банка страны, превращение его в самостоятельный центр экономической власти, независимый от правительства.
3. Теоретические концепции государственного экономического "активизма"
История развития итальянских концепций государственного регулирования экономики и развитие социал-реформизма тесно переплетены между собой. Сторонники и того и другого направления исходят из постулата о возникновении в стране в послевоенный период принципиально новой общественной системы, получившей в Италии наименование неокапитализма.
В работах ряда авторов 50-х годов (Ф. Брамбилли, Ф. Арчибуджи, Ф. Момильяно, Ф. Вито и др.) обосновывалась идея о том, что технический прогресс создает принципиально новую ситуацию на предприятиях и в обществе в целом. В "неокапиталистическом" обществе возможны отношения сотрудничества между руководителями производства и рабочими как участниками единого технологического процесса. В такой системе не остается места для традиционного классового конфликта. "Интеграция рабочих" в промышленную систему и "совместная ответственность" рабочего и менеджера – таковы характерные черты "неокапитализма" на предприятии. Лидер социалистов Р. Ломбарди в тот же период утверждал, что переход контроля над производством от традиционных собственников капитала к клану профессиональных менеджеров стал основной особенностью нового капитализма 23 [Покровский A.H. Италия: современные тенденции в экономике. М., 1970. С.184].
В масштабах же общества "неокапитализм" характеризуется ростом управляемости социальных и экономических процессов. Главной формой такого регулирования стало в Италии экономическое программирование.
Итальянские неолибералы также не отрицали полностью полезность экономического программирования и государственного вмешательства в экономику. Приняв активное участие в дискуссиях по данному вопросу, консерваторы-неолибералы стремились утвердить идеи такого типа программирования, который в наибольшей степени отвечал их традиционным ценностям. В Италии такой подход получил наименование "индикативное программирование". Теоретическое его обоснование содержалось в работах Г. Папи, Ф. Ди Феницио, Г. Ди Нарди и др. 24 [Papi G. Teoria della condolta economica dello stato. Milano, 1964; Di Fenizio F. Le leggi dell'economia. Roma, 1962] По мысли Г. Папи, государственное вмешательство должно носить характер "страхования индивидуумов от рисков". При этом прямое вторжение правительства в экономическую жизнь (огосударствление производственных предприятий, например) нежелательно. Эти идеи развивает Ф. Ди Феницио, утверждая, что планирование экономики призвано не обеспечивать структурную перестройку хозяйства, а поддерживать рациональное развитие системы. Для этого в рамках программирования происходит координация использования традиционных инструментов государственной экономической политики. Задача плана – выявить те ориентиры, двигаясь в направлении которых рыночная экономика будет действовать с наибольшей эффективностью 25 [L'economia italiana dal 1945 a oggi // A cura di A. Graziani. Il Milano, 1979. P. 349].
Сторонники индикативного программирования вели активную разработку экономико-математических моделей итальянского народного хозяйства. Комиссия во главе с Г. Папи представила модель на базе регрессионного анализа и концепций Харрода – Домара, состоящую из 13 уравнений, отразивших динамику ряда макроэкономических показателей. Заметный вклад внесли в эту работу М. Арчелли, А. Предетти, поставившие во главу угла изучение экономики с помощью инструментов производственных функций и межотраслевых балансов 26 [Arcelli M. La Cobba-Douglas strumonto per la programmazione. Roma, 1963; Predetti A. Letture economiche. Milano, 1961].
Резкая активизация сторонников реформизма и государственного регулирования в Италии происходит на рубеже 50 – 60-х годов, когда отчетливо выявились негативные последствия стихийного экономического роста эпохи "итальянского чуда". По словам С. Ломбардини, "индикативное планирование оказалось неспособным разрешить фундаментальные проблемы итальянской экономики" 27 [Lombardini S. Programmazione i idee, esperienze, problemi. Torino, 1967. P. 78].
Поиск ответа на назревшие вопросы велся теоретиками данного направления в области так называемого нормативного программирования. В сложившихся условиях с дирижистскими рекомендациями выступила даже небольшая группа экспертов, стоявших в целом на консервативных позициях. К их числу принадлежали как уже упоминавшиеся выше С. Ломбардини, М. Арчелли, Б. Андреатта, так и П. Сарачено, Л. Ленти и др. Так, Л. Ленти подчеркивал в своих работах, что государственная экономическая программа не должна решать лишь проблемы, возникшие стихийно. Она призвана ставить новые цели развития и указывать пути их достижения 28 [L'economia italiana: 1945 – 1970 / A cure di A. Gvaziani. Bologna, 1972. P. 345].
Видный деятель ХДП и экономический эксперт П. Сарачено писал в этой связи: "Рынок из высшего регулятора системы должен превратиться в институт, который используется экономической политикой для достижения своих целей" 29 [Saraceno P. Le Stato e Г economia. Roma, 1963. P. 57]. Для Сарачено рынок продолжает играть фундаментальную роль в качестве гаранта эффективного распределения и использования ресурсов. Но рыночные импульсы нуждаются в серьезной корректировке в соответствии с планом, чтобы решать структурные проблемы итальянской экономики* [Паскуале Сарачено явился одним из основателей концепции нормативного программирования в Италии. Ему принадлежат труды по этой проблеме: Iniziativa privata ed azione pubblica nei piani di sviluppo economico. Roma, 1959; Fini ed oblettive dell'azione economica pubblica. Roma, 1962; L'Italia Verso la piena occupazione. Milano, 1963].
Подробная систематическая разработка методов нормативного программирования содержалась в работах В. Маррамы, в частности в книге "Проблемы и техника экономического планирования", изданной в 1962 г. в Болонье. Маррама писал: "Подлинный выбор должен быть сделан не столько между наличием плана и отсутствием планирования, сколько между государственным планом и серией частных планов, которые могут активно влиять на общее направление развития" 30 [Marrama V. Problemi e tecniche della pianificazione economica. Bologna, 1962. P. 179]. Маррама намечал стадии и формы составления "глобального" общеэкономического плана и указывал на необходимость редуцирования макроэкономической программы до уровня отдельных предприятий, призванных воплощать эту программу в конкретных действиях.
Еще более широкое признание необходимости перехода от плана-прогноза к плану-программе было сделано теоретиками реформистского направления. Существенное влияние на их поиск оказал тот факт, что республиканская конституция Италии еще с 1949 г. включает в себя знаменитую 41-ю статью, провозгласившую: "Законом устанавливаются программы и соответствующий контроль, с тем чтобы можно было направлять и контролировать частную и государственную экономическую деятельность в общественных интересах" 31 [Цит. по: Покровский А. И., Туган-Барановская М.М. Теория и практика государственно-монополистического программирования капиталистической экономики. М., 1973. С. 25]. Право окончательного решения о принятии или отклонении программы принадлежит в Италии парламенту, что обеспечивает в определенной степени возможность более широкого демократического участия прогрессивных сил в ее выработке 32 [Chiarelli R. Gli organi della pianificazione economica. Giuffre editore, 1973. P. 95]. Программирование на базе общеэкономических моделей получило в Италии наименование "глобального" (в отличие от составлявшихся и ранее "частичных"– отраслевых и региональных – программ).
Стимулирующее влияние на разработку идей нормативного программирования оказало также быстрое расширение государственного предпринимательского сектора в Италии. Государственная промышленность и инфраструктура создавали, казалось, естественную базу для проведения в жизнь государственных экономических планов. К разработке государственных программ широко привлекались близкие к социал-реформизму экономические эксперты. Активную работу в Национальной комиссии по экономическому программированию вели П. Силос-Лабини и Дж. Фуа 33 [Fua G., Sylos Labini P. Idee per la programmazione. Bari, 1963; Fua G. Lo Stato ed il rispannio private. Torino, 1961; Sylos Labini P. Economie capitalistiche ed economie planificate. Bari, 1960]; Дж. Руффоло занимал пост генерального секретаря по программированию при министерстве бюджета и экономического программирования.
Резкое обострение конкурентной борьбы на мировом рынке в сочетании с потребностью в структурной перестройке экономики в 70 – 80-е годы вызвало переориентацию экономического курса. Как с точки зрения деятелей неолиберального направления, так и по оценкам социалистов, ключевой проблемой стал рост экономической эффективности, трактуемый как повышение конкурентоспособности и прибыли предприятия.
Итальянская пресса имела все основания констатировать, что "в 80-е годы идеологи ИСП сделали недвусмысленный выбор... Большинство лидеров партии пришли к выводу о том, что необходимо требовать дальнейшего сокращения вмешательства государства в экономическую жизнь" 34 [Espresso. 1982. № 35. P. 102].
В выступлениях ведущих экономических экспертов – социалистов Ф. Форте, Д. Амато, Б. Колле, Дж. Руффало, Ф. Чиккито – уделялось большое внимание "фундаментальной роли рынка в деле эффективного распределения и использования ресурсов", утверждалось, что "национализация Италии больше не нужна"* [Эта линия была закреплена в документах очередного съезда ИСП в 1981 г., призвавшего к построению в стране "общества благосостояния" путем обращения к "новому социальному реформизму" в рамках капиталистической системы, а не к созданию принципиально нового общественного строя (см.: Лагуткина О.В. Трактовка итальянскими социал-реформистами проблем построения нового общества // Вестник МГУ. Экономика. 1984. № 4. С. 53 –55)].
Эта точка зрения подтверждалась накопленным негативным опытом "глобального" программирования экономики. По словам специалиста по экономическому программированию Дж. Палмы, после многочисленных попыток программирования "сбалансированного роста" итальянские плановики убедились в том, что составляемые ими документы во все большей степени превращаются лишь в платформы для создания правительства. Они теряют свой нормативный характер как для государственных, так и для частных предприятий. На свет появился феномен "безоружного" плана 35 [Palma G. Economia pubblica e programmazione. Napoli, 1980. P. 111, 112].
"Ныне ясно, что программирование представляет собой центр или, точнее, метод выработки, формулирования наиболее общего направления национальной политики. В процессе разработки программ определяются цели развития, вырабатывается генеральный подход к развитию национального сообщества" 36 [Ibid. P. 117]. В результате центр тяжести в деле программирования сместился к составлению ежегодных правительственных заявлений ("Докладов по прогнозу и экономическому программированию"), которые носят характер "деклараций о намерениях".
Данному сдвигу пытались противостоять лишь отдельные экономические теоретики социал-реформистского направления. Так, П. Гареньяни предлагает опереться в анализе долгосрочных тенденций экономического развития на труды Д. Рикардо 37 [Garegnani P. Valore e domanda effettiva. Torino, 1979. P. 15 – 16, 95 – 96]. Это ставит Гареньяни в ряд с такими западными учеными, как, например, М. Моришима в Японии, Дж. Робинсон и П. Сраффа в Англии (последний был итальянцем по происхождению). Однако неорикардианство или посткейнсианство не стали в Италии в настоящее время серьезной альтернативной экономической программой ни в теории, ни на практике. Компенсировать эту слабость левого социал-реформизма стремился известный экономист-неокейнсианец Э. Тарантелли 38 [См., например: Tarantelli E. Se inflazione non cala paghinole imprese // La Repubblica. 1981.8.IV]. Однако его попытки сформулировать "еврокейнсианскую" альтернативу консерватизму успеха также не имели.
Сам Э. Тарантелли подчеркивал, что залог победы над инфляцией состоит в тесном сотрудничестве с профсоюзами в деле осуществления политики доходов. Необходимый путь – централизованное согласование изменения цены рабочей силы. Изучая развитие инфляционного процесса в ведущих индустриальных странах, Э. Тарантелли писал: "Мой основной вывод заключается в том, что выход из инфляции достигается с минимальными издержками с точки зрения безработицы и с наиболее заметными результатами в тех странах, где достигнута наибольшая степень неокорпоративизма" 39 [Tutte le strade portano al neocorporatismo? // Politica ed economia. 1983. № 5. P. 13 - 14].
Надежды на выдвижение "альтернативной экономической программы" Тарантелли связывал прежде всего с международной координацией хозяйственной политики. Центром такой гармонизации экономического курса должен был бы стать аппарат ЕС. Координация валютно-финансовой, денежной, бюджетной политики позволила бы Западной Европе проводить самостоятельный новый курс в стиле левого кейнсианства 40 [Politica ed economia. 1985. № 2] * [По словам английского экономиста X. Мэттфелдта, "во многих своих аспектах план Тарантелли напоминает предложения самого Кейнса, внесенные им в 1941 г., по реорганизации валютной системы" (Politica ed economia. 1985. N 2)].
Практическое применение "схема Тарантелли" нашла лишь в пересмотре методов расчета индексации цены рабочей силы. Снижение темпа инфляции в Италии было достигнуто во многом именно благодаря увязке индексации с "программируемой инфляцией". Однако реальной альтернативой неолиберализму эти концепции не стали.
Глава 26
СКАНДИНАВСКИЕ СТРАНЫ:
РЕФОРМИЗМ И ЭВОЛЮЦИЯ ШВЕДСКОЙ ШКОЛЫ
В послевоенный период экономическая стратегия Скандинавских стран формировалась под воздействием доминирующей в них шведской экономической школы (теперь ее чаще называют стокгольмской). Бертиль Улин (Один), Гуннар Мюрдаль, Эрик Лундберг еще до Кейнса обосновали целесообразность использования экономических рычагов (цена, деньги, процент, кредит, инвестиции) для регулирования процесса воспроизводства. Представители стокгольмской школы использовали идеи неоклассического синтеза, отдающего приоритет косвенным методам государственного вмешательства в экономику. Шведский экономист Бенгт Рюден считает, что "экономисты в Швеции в этом веке имели большее влияние, чем экономисты в других странах Западной Европы 1 [Veckans aff?rer. 1979. № 31. S. 56].
Научно-исследовательские институты, различные советы и координационные центры, существующие в Скандинавии, призваны создавать практические модели экономического и социального развития, давать рекомендации правительствам, активно содействовать выработке программ и прогнозов. К их числу относятся Институт экономических исследований при Высшей коммерческой школе в Стокгольме, Конъюнктурный институт, Институт мировой экономики и Институт социальных исследований при Стокгольмском университете, Институт планирования в Осло и др.
По масштабам экономических исследований Швеция и в известной мере Норвегия занимают одно из первых мест в мире. Основное внимание уделяется долгосрочному прогнозированию развития как экономики страны в целом, так и отдельных отраслей, конъюнктуре на внешних рынках; управлению производством, решению практических задач повышения рентабельности предприятий, системам управления концернов; учету и прогнозированию темпов роста производительности труда, цен на сырье, спроса на рабочую силу; методике комплексного анализа экономических процессов с применением ЭВМ; совершенствованию статистических исследований.
Современная стокгольмская школа объединяет ученых с различными политическими взглядами и экономическими воззрениями. Но при исследовании новых явлений в развитии капитализма и государственного регулирования все они практически исходят из концепции "смешанной экономики". В трактовке скандинавских авторов смешанная экономика – это "комбинация частной и государственной деятельности с широким спектром воздействия государства на экономические и социальные процессы в условиях, благоприятных для частной инициативы" 2 [Dagens Nyheter. 1973.10.IV]. Особенно подчеркиваются типичные для Скандинавских стран черты такой системы: сравнительно небольшие масштабы государственного предпринимательства при наличии развитого государственного сектора в сфере распределения, потребления и услуг.
При характеристике скандинавской экономической системы смешанного типа шведские экономисты Эрик Вестерлинд и Руне Бекман выделяют значительный общественный сектор (под которым может пониматься: доля центрального правительства и коммун – местных органов власти – в производстве товаров и услуг, в занятости трудовых ресурсов, доля государственного потребления и инвестиций в ВНП, доля государства в доходах, мобилизация политико-экономических средств в целях регулирования экономики). По мнению названных авторов, смешанная экономика основана на обширном рыночном секторе, где частные предприятия, потребители и организации, хотя и подвергаются воздействию государственного регулирования, самостоятельно решают вопросы производства, инвестирования, потребления и т.п. 3 [Westerlind E., Beckman R. Sveriges economi. Struktur och utvecklingstendenser. Stockholm, 1974. S. 84 – 87].
Директор стокгольмского Института мировой экономики, автор многочисленных трудов в области экономической теории Ассар Линдбек в 70-х годах стал одним из главных защитников смешанной экономики, где государство оберегает рыночную экономику 4 [Veckans aff?rer. 1979. № 33. S. 59]. Он считает, что шведская смешанная система характеризуется "ярко выраженной децентрализацией рыночной экономики с преобладанием частного предпринимательства в производстве, дополненного значительным государственным сектором услуг и... политикой распределения, временами также... политикой стабилизации. Под децентрализованной рыночной экономикой понимается то, что решения по вопросам потребления принимаются домашними хозяйствами, а по вопросам производства, капиталовложений и цен – предприятиями (а не государственными властями или отраслевыми организациями)... Если применить идеологический термин для характеристики послевоенной шведской экономики, то лучше всего подошел бы западногерманский термин "социальное рыночное хозяйство" 5 [Blandekonomi p? villov?gar? Stockholm, 1972. S. 25].
Один из наиболее видных представителей неолиберального направления, Бертиль Улин, допускал вмешательство государства в экономику лишь при сохранении принципа "конкуренции на равных условиях". По его мнению, цель государственной политики – создавать ресурсы, а не только их перераспределять. Б. Улин видел главные недостатки экономической политики социал-демократических правительств в концентрации государственной власти в руках правящей партии и поощрении "коллективных форм предпринимательства", в существующей системе налогообложения и т.д.
В то же время всемирно известный экономист Гуннар Мюрдаль считал государство сознательным и эффективным инструментом современного общества, которое способно преодолеть стихию капиталистического рынка. Основные меры государственного контроля должны лежать в налоговой области. По мнению Г. Мюрдаля, вмешательство государства преобразует стихийное капиталистическое рыночное хозяйство в новую регулируемую экономику, которая свободна от противоречий и недостатков старого строя.
Крупный шведский экономист Эрик Лундберг, выступая в целом против государственного регулирования экономики, в то же время придавал большое значение взаимодействию "конъюнктуры и экономической политики".
В Норвегии концепции "смешанной экономики" придерживаются неокейнсианцы Рагнар Фриш – директор Института планирования в Осло, У. Аукруст – автор различных послевоенных планов и моделей экономического развития, а также неолибералы Б. Кейльхау, Э. Петерсен и др.
В Дании неокейнсианцы представлены такими видными экономистами, как П.Н. Андерсен, П. Видинг. В своих работах они обосновывают необходимость использования финансовых рычагов и стимулирования деятельности средних и мелких предприятий путем установления государственного контроля над ценами.
Самым значительным и именитым представителем шведского институционализма, который выдвинулся в последние десятилетия на фоне обострения противоречий капитализма, подрывающих авторитет господствующих экономических школ, явился Г. Мюрдаль. Его методологические подходы и рекомендации изложены в ряде работ, в том числе в книге "Вместо мемуаров. Критические эссе о политической экономии" (1973) и в статье "Блестящие перспективы экономических исследований" (1977). Он же рассмотрел проблемы стагфляции, ее генезис и место в разработке экономической политики правительств, установил связь стагфляции с дефицитностью платежных балансов и государственных бюджетов, выдвинул идею о влиянии на конъюнктуру взаимодействия "ожиданий" предстоящих изменений цен и их реальной динамики. Эта идея была поддержана на специальном симпозиуме в Швеции.
Большое значение в развитии макроэкономической теории стокгольмской школы придается экономическим исследованиям. Первые шаги по созданию макроэкономической модели Швеции в стокгольмской школе были предприняты в 1970 г. под руководством Ассара Линдбека и Эрика Рюиста. С 1972 г. во главе разработки модели Юхан А. Любек и Франц А. Эттлин. В проекте многие шведские (в том числе Эрик Лундберг) и иностранные ученые (Франко Модильяни и Лоренс Клейн). В 1979 г. Институт экономических исследований опубликовал модель Швеции Стокгольмского эконометрического проекта (сокращенно СТЭП-1) 6 [Lybeck J. An Analysis of the STEP I Econometric Model of Sweden. Stockholm, 1979].
Задачи модели, содержащей 361 уравнение, – анализ экономической политики и краткосрочные (на 2 – 3 года) прогнозы. Модель должна объяснять основные переменные: ВНП, потребление, инвестиции, внешнюю торговлю, инфляцию, безработицу, заработную плату, платежный баланс, валютный курс и т.п. В основе модели лежит предпосылка о первостепенном значении различий между подверженными иностранной конкуренции и защищенными секторами в условиях открытой экономики. Кроме этих двух секторов выделяются еще пять: центральное правительство, местные органы власти, а также регулируемые сектора: сельское хозяйство, строительство, жилищное строительство. Как и в большинстве других эконометрических макромоделей, в центре внимания находится спрос, т.е. модель построена на кейнсианской основе. Факторы предложения носят экзогенный характер. Однако обратная связь со стороны предложения с компонентами спроса играет здесь важную роль, особенно воздействие цен на спрос.
Можно выделить три характерные черты модели. Во-первых, модель создана для открытой экономики. Во-вторых, формирование цен следует "скандинавской модели инфляции", также известной как модель ЭФО 7 [Edgren G., Fax?n K.-O., Odhner C.-E. Wage Formation and the Economy. L., 1973]. В ней импортируемая инфляция (реализуется через импорт, а также в экспортных и подверженных конкуренции импорта отраслях) играет решающую роль в определении цен. В-третьих, рост заработной платы зависит не от уровня безработицы, как предписывает стандартная "кривая Филлипса", а от изменений в безработице.
С середины 70-х годов все большее внимание представителей стокгольмской школы стало привлекать изучение причин экономических трудностей в Скандинавских странах. Характерной в этом отношении можно считать статью Э. Лундберга "Подъем и падение шведской экономической модели" в книге, посвященной анализу экономического положения в странах Западной Европы 8 [Europe's Economy in Crisis / Ed. by R. Dahrendorf. L., 1982]. Э. Лундберг отмечал, что при наличии общих тенденций в развитии Скандинавских стран каждая из них обладает спецификой. Дания имеет медленно развивающуюся экономику, находящуюся в состоянии неравновесия: пассивный платежный баланс заставил правительство проводить жесткую рестрикционную политику, что повлекло за собой рост безработицы. Экономика Норвегии с ее высокой занятостью получила мощный импульс благодаря своим новым нефтяным ресурсам.
Швеция, напротив, встретилась с серьезными экономическими диспропорциями после 1974 г. Резко изменился как экономический, так и социально-политический климат в стране. Все это привело, по мнению автора, к исчезновению старой социально-экономической "шведской модели", которая хорошо действовала в послевоенные десятилетия. С середины 70-х годов темпы экономического роста в Швеции серьезно замедлились. Причины носили как циклический, так и структурный характер. Кризис затянулся на три года, а оживление было кратковременным, что за последние 100 лет наблюдалось впервые. Государство использовало ранее уже опробованные меры кейнсианского типа, которые на этот раз не дали результата. Неконкурентоспособность шведских товаров вследствие высоких издержек привела к сокращению экспорта, доли продаж на внутреннем рынке, кризису, невысокой прибыльности и сокращению инвестиций. Этому способствовал завышенный курс шведской кроны. Э. Лундберг считал, что экономика Швеции всегда хорошо функционировала, когда крона имела заниженный курс.
Циклический спад был усилен серьезными структурными кризисами: отраслевыми, ценовыми и на рынке труда. По мнению Э. Лундберга, наиболее важное структурное изменение – огромный рост государственного сектора. Сокращение и стагнация частного сектора экономики были компенсированы быстрым расширением государственного потребления, что привело к повышению доли государственных расходов в ВНП с 40% в 1970 г. до 68% в 1981 г. Буржуазное правительство было вынуждено национализировать предприятия в таком объеме, о котором и не мечтали социал-демократы за 44 года их пребывания у власти. Сочетание высоких налоговых ставок, процентных ставок и инфляции привело к резкому падению инвестиционной активности. Большой дефицит государственного бюджета принял черты структурной диспропорции.
Концепция "шведской модели" имеет несколько значений. В узком смысле под этой концепцией понимались условия шведского рынка труда, отражавшего способность организаций предпринимателей и профсоюзов заключать приемлемые для обеих сторон трудовые соглашения при обязательстве воздерживаться от трудовых конфликтов. В широком смысле "шведская модель" подразумевала также такие тенденции развития общества, как прогрессивное социальное развитие, включая высокий уровень занятости, уравнивание доходов и быстрое расширение системы социального страхования и остальной части государственного сектора, сопровождаемое ростом прямых и косвенных налогов. Эта модель успешно функционировала на разработанной профсоюзными экономистами в 60-х годах модели ЭФО, увязывавшей динамику реальной заработной платы (после вычета налогов) и динамику цен под углом зрения повышения конкурентоспособности шведских товаров и регулирования прироста затрат на единицу рабочей силы при условии равновесия платежного баланса. Это экономическое ядро "шведской модели" предусматривало удовлетворяющую предпринимателей норму прибыли. Достаточно высокие прибыли в промышленности считались необходимым условием для роста инвестиций и производительности труда, что вело к росту реальной заработной платы (на 4% ежегодно в 60-х годах). Этому способствовала рестрикционная в целом денежная и налоговая политика.
Условия в 70-х годах резко изменились. Высокие темпы инфляции, большие дефициты платежного баланса и государственного бюджета, рост государственных расходов и высокий уровень налогообложения, падение занятости и инвестиций в промышленности, усилившаяся политическая нестабильность привели к тому, что модель ЭФО перестала работать. Проводившаяся кейнсианскими методами экономическая политика стала неэффективной в новых условиях, что было признано всеми. Однако не было единства по вопросу о том, какую политику следовало проводить.
Э. Лундберг был настроен весьма критически по отношению к монетаризму, которому он предрекал скорый крах. Он считал неверным, что цены, заработная плата и рынки быстро придут в равновесие, стоит только государству проводить политику стабилизации и управлять денежной массой. Э. Лундберг отмечал, что "цинизм некоторых монетаристов заходит так далеко, что они утверждают: если и возникает безработица, то она в основном добровольная" 9 [Veckans aff?rer. 1983. № 1. S. 90].
Э. Лундберг рассматривал и современные хозяйственные кризисы. В книге "Экономические кризисы раньше и теперь" он отмечал существование в 70-х – начале 80-х годов ряда неблагоприятных факторов в отличие от конца 30-х и 40-х годов. Ранее при кризисе имелись большие возможности для подъема. Не было проблем с государственными финансами и платежным балансом, и свобода действий была значительной как для финансовой, так и для денежной политики.
К началу 80-х годов возможности для экспансивной политики почти полностью исчезли. Крупный структурный дефицит государственного бюджета и его финансирование сдерживали через процентную ставку и инфляцию рост инвестиций. Одновременно длительная стагфляция и слабая инвестиционная активность привели к тому, что значительная часть основного капитала оказалась устаревшей и ошибочно направленной. Поэтому тот резерв имевшихся неиспользованных мощностей, который ранее вел к быстрому росту производства и производительности труда при появлении спроса, стал сравнительно небольшим. "Таким образом резервов ресурсов и производительности сейчас не хватит для "скачка" шведской экономики", – считал Э. Лундберг 10 [Ibid. 1983. № 30. S. 29].
Экономическая теория традиционно оказывала сильное воздействие на политику Швеции. В период пребывания у власти буржуазных партий в 1976 – 1982 гг. многие экономисты оказались в правительстве. Например, ученый-экономист Ларе Вулин занимал пост заместителя министра экономики.
С конца 70-х годов ряд экономистов, высказывавших ранее симпатии к социал-демократии, перешли в оппозицию к ней. "Они отошли от основ официальной политики рабочего движения и напали на "священных коров"", – отмечал журнал "Векканс афферер" 11 [Ibid. 1979. № 31. S. 56]. Так, Ассар Линдбек, считавшийся в начале 70-х годов крупнейшим социал-демократическим экономистом, стал одним из наиболее резких критиков концепции "фондов трудящихся" Рудольфа Мейднера. По мнению А. Линдбека, "фонды трудящихся" могут привести к власти чиновников, что представляет угрозу как для рыночной экономики, так и для парламентской демократии. Гуннар Мюрдаль выступил в 1978 г. с критикой прогрессивного подоходного налога.
Вопрос о политической ориентации экономистов обострился в 1978 г., когда экономист социал-демократ Вилли Бергстрем в своем труде "Экономисты и рабочее движение", опубликованном в связи со столетием Общества политэкономов, заявил о том, что шведские политэкономы в целом были противниками рабочего движения. В четырех крупных вопросах они выступили против предложений рабочего движения (т.е. социал-демократов): по политике в отношении безработицы в 30-х годах, в отношении послевоенной программы рабочего движения, в ходе дебатов по дополнительной пенсии и по предложению профсоюзов о "фондах трудящихся". Б. Улин и А. Линдбек подвергли критике выступление В. Бергстрема, а А. Линдбек даже вышел из Общества политэкономов.
Профсоюзный экономист Пер-Улоф Эдин выразил согласие с мнением В. Бергстрема: "Большинство экономистов консервативны в духе Кейнса. Когда они вмешиваются в экономику, то почти всегда это делается с консервативных позиций. Это стало еще отчетливее видно после Милтона Фридмена" 12 [Ibid. S. 57].
Новая консервативная волна затронула ведущих шведских экономистов, обострила противоречия в научной среде. Вместе с тем успешное экономическое развитие начиная с 1983 г. привело к ослаблению дискуссий по текущим экономическим проблемам. Все же опыт кризисных 70-х годов еще долго оставался предметом анализа экономистов шведской школы.
Глава 27
ЯПОНИЯ: КОНЦЕПЦИИ СТРУКТУРНОГО РАЗВИТИЯ
И ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО ЛИДЕРСТВА
В первые послевоенные десятилетия государственно-монополистическое регулирование в Японии не ограничивалось централизованным воздействием государства на макроэкономические параметры в неокейнсианском духе. В сфере прямого вмешательства государства находились рыночный механизм, рыночные структуры, отдельные предприятия. Япония применяла свои особые методы контроля над рынком, отличные от других стран. Среди них – практика администрируемых картелей, с помощью которых государство оказывало воздействие на процессы внутриотраслевой конкуренции, институт "административного руководства" с его методами непосредственного вмешательства в деятельность корпораций в сфере материального производства и в сфере кредита. Сложились особые, исторически обусловленные формы переплетения управленческо-организационной структуры корпораций с государственным административным аппаратом.
Повышенная активность государства не гарантировала экономической стабильности. Эффективность таких средств политики, как система санкций и лицензий, административное руководство, на рубеже 60 – 70-х годов стала ослабевать. Практика прямого административного вмешательства оказалась несовместимой с требованиями открытой экономики. Возрастающая неустойчивость экономики, выдвижение новых целей побуждали к изменению форм хозяйственного регулирования и перестройке государственно-монополистической организаций.
Конкретно речь шла о том, чтобы ограничить излишний "интервенционизм" в экономической политике, отказаться от наиболее жестких форм государственного контроля и усилить конкурентное начало. В этом усматривался путь к решению задачи "технизации" и интенсификации экономики, укрепления внутренних и внешних позиций японского государственно-регулируемого капитализма и повышения "вклада страны в международное экономическое сообщество".
В особых условиях, сложившихся в результате продолжительного циклического и структурного кризисов 70-х годов, творческий потенциал японской экономической мысли был мобилизован для решения кардинальной проблемы – разработки новой модели управления и организации народного хозяйства, более приспособленной к потребностям "новой эпохи экономического роста" на современном этапе НТР и интернационализации хозяйственных связей. Глобальная экономическая стратегия, направленная на "технизацию" и интенсификацию японской экономики, создание принципиально новой технико-технологической базы, предполагала перестройку хозяйственных механизмов, ломку сложившейся в послевоенный период (на основе кейнсианских методологических принципов) системы государственно-корпоративного регулирования, изменение жестких форм административного контроля и других методов управления экономикой.
Вопрос о том, какие экономические теории должны лечь в основу новой модели народнохозяйственной организации, вызывает споры в научных и деловых кругах, является предметом острой идеологической и политической борьбы. Какие методы хозяйственного регулирования в данных конкретных условиях обеспечивают наиболее полное использование потенциала экономического роста, какие хозяйственные механизмы в наибольшей степени стимулируют технический прогресс: целенаправленная деятельность государства (дискреционная политика) и его вмешательство в хозяйственные процессы или "свободный рыночный механизм", ориентация на стихийные силы, саморегулирование экономики?
В Японии заимствование "западных" знаний, использование иностранного опыта пустило глубокие корни, стало почти традиционным. Современное развитие японской экономической науки выражается пока еще не столько в генерации новых идей, сколько в адаптации достижений разных течений экономической мысли Запада к реальностям японской экономики. Многолетние фундаментальные эмпирические статистико-экономические изыскания, проводившиеся коллективом ученых Института экономических исследований при университете Хитоцубаси, завершенные в 70-х годах, не получили пока теоретического обобщения 1 [Тринадцатитомное издание под редакцией профессоров К. Окава, М. Синохара, М. Умэмура "Экономическая статистика за столетний период, начиная с 1868 г." (Тёки кэйдзай токэй – суйкей то бунеэки, 1868 – 1969). Т. 1 – 14. Токио, 1965 – 1979].
Несмотря на это, многие теоретические изыскания японских экономистов имеют и самостоятельное научное значение. Японские модификации западногерманских и американских доктрин, ориентированные на решение специфических проблем японской экономики, представляют немалый научный интерес.
Характерной чертой послевоенного периода было особое внимание, уделяемое в Японии экономико-математическим исследованиям. Японская наука выдвинула таких крупных ученых, как М. Моришима, X. Удзава, Ё. Синкай, К. Инада, Т. Нэгиси, Ф. Никайдо, и других, внесших существенный вклад в решение ряда теоретических задач. В заслугу японским ученым ставится уточнение, совершенствование разработанных за рубежом математических моделей, важных для получения некоторых количественных аспектов воспроизводства, их скрупулезный анализ, изучение частных проблем. Японские ученые внесли крупный вклад в обогащение методологии и инструментария исследований.
Ведущие представители японской экономической мысли выражают неудовлетворенность качественным уровнем отечественной экономической науки, ее научными итогами. Они констатируют отсутствие в стране собственных глобальных концепций, имеющих всеобщее значение, а также фундаментально новых идей и обращают внимание на необходимость стимулирования творческого начала в развитии экономических исследований. Так, профессор Токийского университета К. Хамада считает, что главным направлением исследований должно стать изучение фундаментальных закономерностей японской экономики: это создает основу для рождения теорий, акцентирующих внимание на аспектах, которые игнорируются исследователями Запада 2 [Экономисуто. 1981.16.VI. С. 33. 7].
Современные попытки сформулировать самостоятельные концепции свидетельствуют о достижении японской экономической наукой периода зрелости, о становлении японской школы как особого направления буржуазной политической экономии.
Следует выделить два основных уровня в развитии японской экономической науки: академический, который отличает математизация, абстрактный характер исследований, и административный, непосредственно связанный с теорией и практикой государственно-монополистического регулирования.
На административном уровне исследовательская деятельность сосредоточена в главных центрах японской системы макроэкономического регулирования. С разных сторон разрабатывая государственную экономическую политику, центры согласовывают свои решения по коренным вопросам теории и практики государственного регулирования с предпринимательской федерацией "Кэйданрэн" – основным "штабом" корпораций. Такими центрами являются министерство финансов и Центральный японский банк, Управление экономического планирования (УЭП), министерство внешней торговли и промышленности (МВТП). 70-е и 80-е годы характеризовались высокой активностью научной деятельности на административном уровне. Значение экономической науки для обоснования экономической политики быстро возрастает.
В полемике между представителями ведущих направлений японской экономической мысли по вопросу о выборе макроэкономических концепций, пригодных для претворения в жизнь новой экономической стратегии, выявились различные позиции.
1. Японские модификации кейнсианства
Японское кейнсианство защищает активную дискреционную политику правительства, т.е. государственное вмешательство в экономику на макроуровне и на уровне отраслей. Идеологами современного кейнсианства в Японии выступают видные ученые О. Симомура, X. Канамори, Т. Утида и др.
50-е и 60-е годы были периодом становления и бурного развития в Японии кейнсианства. Его конкретная модификация определялась потребностями быстро развивающейся страны на стадии интенсивной индустриализации.
Теоретик высоких темпов роста профессор О. Симомура, чья доктрина лежала в основе государственного плана "удвоения национального дохода в 1961 – 1970 гг.", доказывал необходимость централизованного воздействия на определенные стратегически важные параметры, главным образом на процессы накопления капитала, средствами кредитно-бюджетной политики. Доктрина О. Симомуры (экономического советника премьер-министра X. Икэды в 1960 – 1964 гг.) представляла первую самостоятельную попытку приложить теорию Дж. Кейнса к анализу проблем воспроизводства в Японии* [Идеи О. Симомуры изложены в его работах: Нихон кэйдзай но сэйтереку (Потенциал роста японской экономики). Токио, 1959; Нихон кэйдзай сэйтерон (По поводу экономического роста Японии). Токио, 1962; Матакуси но Нихон кэйдзайрон (Мои взгляды на экономический рост). Токио, 1966; Кэйдзай дайкоку Нихон-но сэнтаку (Выбор экономической державы Японии). Токио, 1971, и др.].
О. Симомура сосредоточил внимание на мероприятиях по стимулированию частных капиталовложений с помощью «дешевого» кредита, выступив со своей концепцией низкого процента. У него накопление капитала – основной объект государственного регулирования. Решающую роль в капиталистической экономике О. Симомура приписывал не эффективному спросу, как это делал Дж. М. Кейнс, а предложению, предвосхитив в известном смысле современную "экономику предложения". Симомура доказывал возможность высоких и устойчивых темпов экономического роста с помощью "активной" политики. Доктрина О. Симомуры, ориентированная на расширение сфер государственного вмешательства, сыграла важную роль в применении в Японии экономического программирования.
В Японии кейнсианская парадигма трансформировалась в политику «приоритета», придаваемого росту в ущерб всем другим потребностям и социальным нуждам. Абсолютизация роста привела к тому, что Япония в 60-х годах оставалась на последнем месте среди развитых стран по расходам на социальное обеспечение, которые составляли менее 9% государственных расходов.
Односторонние рекомендации О. Симомуры стали предметом длительной дискуссии в научных кругах японской общественности.
На новом этапе социально-экономического развития, после энергетического кризиса 70-х годов, в японском кейнсианстве выявились две полярно противоположные позиции. О. Симомура выступил уже в качестве адепта теории "нулевого роста".
Он доказывал, что при ограничении предложения нефти нельзя допускать экономический рост, что "нулевой рост" – необходимое условие для поддержания стабильного равновесия экономики.
Суть его новой позиции состояла в том, что проблема приспособления к условиям воспроизводства 70-х и 80-х годов и обеспечения экономической стабильности должна решаться путем сдерживания роста заработной платы, главным образом с помощью такого вспомогательного I инструмента, как политика доходов 3 [Симомура О. Нихон кэйдзай-но сэцудо (Параметры японской экономики). Токио, 1981. С. 226]. Рост заработной платы не должен затрагивать капиталистические прибыли. Другими словами, он рекомендовал прибегать к ограничению заработной платы и противодействовать стремлению рабочего класса повысить свой жизненный уровень, хотя доля заработной платы во вновь созданной стоимости в Японии остается самой низкой из развитых стран* [В 60-х годах доля заработной платы в новой стоимости в обрабатывающей промышленности Японии составляла в среднем лишь 35,5%, в 70-х – 38,7% (рассчитано по: Кэйдзай ёран за соответствующие годы)]. О. Симомура повторяет широко распространенный тезис, согласно которому спрос на труд является функцией реальной заработной платы, и объявляет сдерживание роста заработной платы одним из важнейших средств решения проблемы экономического роста и занятости 4 [См. там же. С. 228]. В середине 70-х годов О. Симомура рекомендовал меры "жесткой экономии" и решительно выступал против политики стабилизации потребительских цен.
Положениям О. Симомуры о том, что японская экономика даже при условии активной политики в ближайшие годы не сможет отойти от нулевого роста, директор Японского центра экономических исследований, бывший вице-директор Института экономических исследований УЭП профессор X. Канамори противопоставляет свой тезис о необходимости полного использования скрытого потенциала роста с помощью "активной" политики стимулирования эффективного спроса средствами бюджетной политики. Возможности кейнсианской политики далеко не исчерпаны, доказывает X. Канамори. Тот факт, что в Японии высокая конъюнктура после энергетического кризиса долго не восстанавливалась и возник большой бюджетный дефицит, X. Канамори объяснял отнюдь не несостоятельностью кейнсианской доктрины, как это утверждали противники кейнсианства, а непоследовательностью ее применения на практике, несвоевременностью принимаемых мер. Реальное сокращение инвестиций в общественные работы в 1974 – 1975 гг. противоречило тому, что Дж. М. Кейнс называл политикой эффективного спроса. Поэтому возникла проблема снижения загрузки предприятий, безработица. Экономическая политика 70-х годов отошла от кейнсианской модели.
Ускорение темпов технического прогресса повышает волну "нововведений", связанных с новым этапом научно-технической революции, который X. Канамори называет "третьей промышленной революцией". Благодаря этому сохраняются внутренние стимулы расширения и модернизации производства. С помощью "активной" политики расширения совокупного спроса, доказывает он, можно вернуть экономику на путь роста и реализовать в течение ближайших двух-трех лет ежегодный прирост ВНП в 5 – 5,5% в год вместо 4%, намеченных правительством; в последнем случае потенциал роста не был полностью использован 5 [Экономисуто. 1984.24.1. С. 10– 16]. Канамори назвал свои предложения кейнсианской моделью в подлинном смысле слова. Главным носителем кейнсианских идей в аппарате макроэкономического регулирования является министерство внешней торговли и промышленности, однозначно делающее выбор в пользу "активной политики".
2. Японский вариант неолиберализма
В Японии неолиберализм выступает против существующей практики административного руководства и любого другого вмешательства государства в рыночный механизм и ориентирует преимущественно на спонтанное развитие, саморегулирование экономики.
Здесь среди антикейнсианских течений на первый план выдвигается "ордолиберализм" – японский вариант идеологии неолиберализма, близкий идеям западногерманской школы "ордо" и Ф. Хайека о "правовом государстве", а также заимствующий многое у американского консервативного либерализма (М. Фридмен и др.).
В Японии утверждение неолиберализма, популяризация принципов ограниченного вмешательства государства в экономическую деятельность в значительной мере обязаны инициативам деловых кругов, заинтересованных в перестройке государственно-монополистической организации.
В качестве идеолога неолиберализма в Японии выступает профессор университета Рикке Т. Нисияма – один из авторов двухтомного издания "Прогресс либерализма", подготовленного исследовательским органом финансовых кругов – Советом по изучению японской экономики (Никкэйте). Т. Нисияма – автор первого тома этого издания – "Принципы либерализма" (1978) * [Т. Нисияма стал первым японцем, избранным в 1980 г. на очередной двухлетний срок председателем Международной ассоциации неолибералов (коллоквиума), созданной в 1947 г. по призыву Ф. Хайека в Монтпелеране (Швейцария) при участии известных ученых М. Фридмена, Р. Стиглера и др.].
В доктрине Т. Нисиямы на первый план выдвигается задача защиты индивидуальных "свобод", укрепления государственных устоев и создания определенного "порядка" как условия функционирования рыночной экономики, "порядка" как равновесия, спонтанно возникающего в "свободной экономике" 6 [Тоё кэйдзай. 1980.17.VI. С. 51]. Отсюда само наименование ориентированной на "закон и порядок" доктрины Т. Нисиямы "ордолиберализм" (от слова "орднунг" – порядок, строй). Функции государства помимо создания институциональных основ, формирования хозяйственного строя и контроля за соблюдением установленных законом юридических норм сводятся главным образом к поддержанию конкурентных отношений.
Такой подход мало отличает неолиберализм, выступающий в Японии в обличье ордолиберализма, от других течений современного консерватизма. Расхождения касаются преимущественно вопроса о масштабах и сферах вмешательства государства в экономику.
Оценивая кейнсианскую политику в целом как неэффективную, Т. Нисияма не отрицает ее отдельных .положительных аспектов, в частности в области отраслевого регулирования. Предпочтение отдается, однако, активности хозяйствующих субъектов.
Вместо кейнсианских рецептов "активной политики" неолибералы предлагают положиться в первую очередь на спонтанный рыночный механизм, предпринимательскую инициативу, "жизнеспособность" предприятий, их адаптивность к меняющимся условиям воспроизводства. Но, рассуждая о спонтанности "свободной экономики", Т. Нисияма не говорит о мерах защиты конкуренции, о борьбе с монополистическими тенденциями, т.е. исходит из посылки о "конкурентном порядке" в условиях монополистической практики цен.
Вся ответственность за нарушение рыночной функции возлагается им не на монополии, а на профсоюзы и государство. Нисияма обрушивается на так называемую монополию профсоюзов, которые своими постоянными требованиями повышения заработной платы "разрушают порядок", "вскармливают зло", и призывает к жесткому курсу в отношении их практики 7 [См. там же. С. 50 – 53]. Наряду с этим он требует снятия всех ограничений с деятельности корпораций.
Как доказывает Т. Нисияма, причина того, что японская экономика в некоторой степени утратила свой динамизм, состоит в том, что частный сектор скован в своих действиях главным образом из-за вмешательства правительства. Прямое вмешательство государства в экономическую деятельность Нисияма ограничивает определенной сферой, теми областями, где активность государства необходимо связана с ликвидацией отрицательных последствий функционирования капиталистической экономики (загрязнение среды и пр.), а также с обеспечением положительного воздействия на воспроизводственный процесс, имея в виду традиционное предоставление общественных услуг и создание производственной и социальной инфраструктуры экономики. Деятельность государства вне этой сферы, доказывает Т. Нисияма, наносит громадный общественный ущерб.
Нисияма выступает против тотального огосударствления общественных услуг и предлагает ограничить деятельность государственного сектора рамками нерентабельных отраслей, необходимых для процесса воспроизводства.
Острие доктрины Нисиямы направлено против существующей практики государственного регулирования социальных отношений, против политики "общественного благосостояния", с помощью которой в 70-х годах делались попытки ослабить противоречия японской социально-экономической системы, в первую очередь смягчить проблему платежеспособного спроса. Государственная помощь беднейшим слоям населения объявляется им "унижающей достоинство индивидов" и ослабляющей стимулы к труду.
Конкретно речь идет о том, чтобы сократить ассигнования на социальные нужды, отменить систему государственных пособий для престарелых и неимущих, не способных собственными силами поддержать свое существование. Под предлогом защиты "свобод", "свободного предпринимательства" ведется наступление на послевоенные завоевания трудящихся и социальную политику государства. Несмотря на все попытки Нисиямы отмежеваться от неоконсерватизма, его ордолиберализм имеет ультраконсервативное содержание.
Все течения современного консерватизма придают решающее значение денежно-финансовой политике и предлагают использовать фискальные меры для стимулирования прибылей и накопления. Нисияма требует ослабления прогрессивности налоговой системы, снижения максимальных ставок налогообложения самых высоких доходов и налога на корпорации, с одной стороны, и более интенсивного обложения налогами доходов средних слоев – с другой. Наиболее эффективным средством стимулирования сбережений и активизации инвестиционной деятельности корпораций и необходимым условием для развертывания в Японии "третьей промышленной революции" объявляется "смелое и решительное снижение налогов на юридические лица (корпорации) и радикальные реформы" 8 [См. там же. С. 54].
В Японии обращение к малопопулярным до сих пор идеям неолиберализма отражает попытки выработать доктрины, в большей степени соответствующие новой глобальной стратегии – курсу на развертывание в Японии НТР и еще более активное использование достижений науки и техники для укрепления внутренних и внешних позиций японского капитализма. В деловых и политических кругах неолиберальная доктрина рассматривается как обеспечивающая наиболее эффективные механизмы ускорения научно-технического прогресса, главным образом благодаря более широкому использованию таких экономических рычагов, как конкуренция. Считается, что кейнсианство недооценивало фактор экономического прогресса.
Влияние неолиберальных концепций заметно усилилось в органах макроэкономического регулирования (Управление экономического планирования и др.) и среди лидеров правых партий. Японский неолиберализм получил организационное оформление в создании новой правоцентристской консервативной партии "Неолиберальный клуб" (1976), образованной политическими деятелями, отколовшимися от правящей либерально-демократической партии.
3. Влияние монетаризма