Когда пришла война,
Слова военной сводки
Печатала она.
Я помню, как, газету
Близ сердца положив,
Отец, в шинель одетый,
Шел Родине служить.
Вернется ли назад он?
...Восьмушку отрывал,
Щепотку самосада
В газетку насыпал...
И больше не курилась
Она в избе у нас:
Читалась да копилась,
А после пригодилась
Для праздника как раз:
Чтоб жизнь была светлее,
Чтоб мрак сломить не мог,
Газетами оклеим
Свой дымный потолок.
Все к лучшему на свете!
Покуда пашет мать,
По буковкам в газете
Я выучусь читать.
И новую страницу,
Где о победе весть,
Повешу под божницу,
Украшу всем, что есть...
И снова «Новый Север»,
Не изменив себе, –
О пахоте, о севе,
О жатве-молотьбе.
...Спустя десятилетье,
Бескрыленький еще,
Появится в газете
Мой первенец-стишок.
Ему на рифмах шатких
Не взмыть бы в мир большой
Без стартовой площадки
Районки дорогой...
Газета сменит имя.
Я ринусь в города.
Но все-таки родными
Мы будем навсегда.
Совсем не для рекламы
Я это говорю:
Ищу в посылках мамы
Не что-нибудь – «Зарю».
Читаю поскорее
И прячу про запас:
Она меня согреет
В любой недобрый час
Названиями речек,
Фамилией родной,
Высокой человечьей
Заботою земной...
1980
* * *
Ах, Париж!..
Не зря гостила:
Модно – не под ремешком, –
Вольно! – серая холстина
С шеи дб полу – мешком...
Дорого, да не дороже
Дорогих! Зато – наряд!
На тебя профан-прохожий
Оборачивает взгляд.
Гордая идешь. С усмешкой
Гения среди невежд.
Нравится большая слежка
Глаз – ценителей одежд.
Все глядят – и я не рыжа:
Погляжу! И даже вслед
Обернусь...
На «крик Парижа» –
Эхом – быль из детских лет.
...Наволочку сняв с подобия
Подушонки (ватный пласт),
Мать, на пожне день отробив,
Ночью что-то шьет на нас.
Поутру, сияя взглядом,
Мама вырядит меня
В платьице. («Гляди, как ладно!
Длинно? Так не на три дня
Сшито! Вырастешь – и впору
Будет! В портне суровом
В садик выходишь, и в школу
Побежишь – куда с добром!»)
Садик-ясельная няня
Сквозь ребячий шум и гам
На меня с презреньем глянет...
(Показалось? Или – впрямь?)
И вчерашняя подружка,
Рот от пальца опростав,
Возопит: – Пришла старушка!
Дайте ей ради Христа! –
Оглянусь, не понимая,
На двери: старушка где?
Не поверив, что сама я –
На безжалостном суде...
Глубоко сглонув обиду,
Облюбую уголок
Потемнее. И не выйду
С хороводом на лужок.
Вызвав нянину досаду
(«Будешь слушаться, аль нет?»)
Я за общий стол не сяду
Ни на завтрак, ни в обед.
Подобрав рукой оборку
С бледно-розовой каймой,
Проберусь я по задворкам
Поздно вечером домой.
И сниму я это платье,
И в горячке упаду,
И ни разу больше в садик –
Хоть убейте! – не пойду.
...А ведь платье-то красиво,
Если в нем теперь не я...
Ах, какое вам спасибо,
Чужедальние края!
1978
* * *
Учитель! И сердце на миг обомрет,
Чтоб втрое сильнее забиться...
Он двери откроет, к столу подойдет,
Негромко предложит садиться.
Глазенки вчерашних еще дошколят
С вопросом, с сомненьем, с признаньем,
Как сильный прожектор, его озарят
Единым – любви! – ожиданьем.
А их ожидают труды и бои.
И каждый в мечтах – победитель!
В кого они вырастут, дети твои, –
Лишь ты это знаешь, учитель!
Торжественным праздником пахнут цветы.
Под солнцем, на новенькой парте
Тетради еще первозданно чисты:
Ученье и знанье – на старте.
1974
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА ПУШКИНСКОМУ ПРАЗДНИКУ ПОЭЗИИ
Каяться – не каяться?
Думаю-гадаю.
Рифмы заплетаются,
Ритмы наседают.
С исповедью грустною –
Не к кому придется:
Кто-то посочувствует,
Кто-то посмеется.
Кто-то верным Пущиным –
К другу сквозь метели...
Грусть моя запущенная,
Ей не дни – недели.
(Друже, не подтрунивай,
Погоди, ей-богу...)
Первого июня я
Вышла в путь-дорогу.
Мама – под черемухой.
Доченька – в окошке.
Чемодан мой легонький,
Легки и сапожки.
Вырвалась – радехонька!
Побежала ходко:
Перевоз ранехонько,
Так успеть бы в лодку!
Солнце светит бережно,
Не палит впустую.
Вдоль речного бережка
Жму версту шестую.
Только вижу издали –
Или берег прячет? –
В ручьевине-пристани
Лодка не маячит.
Добежала – нетути
Ни в кустах, ни дале...
Неужели это мы,
Ноги, опоздали?
Села. Жду на взгорышке.
Запаслась терпеньем.
Вот и Красно Солнышко –
Перевозчик Веня:
– Лодка изломалась, дак,
Перевозу нету.
Ты куда собралась-то?
– В Котлас. На «ракету».
– Тоже не обрадую:
Не придет и эта.
Где-то возле Ракулы
Лопнула «ракета»:
Теплоход «Олекма», вишь,
К ней пристал, громада.
А она – такой малыш!
Много ли и надо?
...Слушаю – не слушаю,
Только понимаю:
Самое бы лучшее –
Воротиться к маме.
Самое бы лучшее –
Не момент зачуркать
(«Пригласили! К Пушкину!»),
А – обнять дочурку:
Полежав распластанно
На земле, побегав,
Простудилась, ластонька,
А тоска – не лекарь.
Среди ночи-немочи –
Вся в жару бредовом –
Вспомнит моя девочка
Дорогое слово:
– Мама! –
Как спасение.
А в ответ из мрака
Только взвоет где-нибудь
Черная собака.
Старенькую бабушку
Всполошит...
Не дело!
А сама бы рядышком –
Обняла, согрела!
Нашептала сказку бы,
Подала малину,
Обрала бы ласково
Страхов паутину...
Где там! За красотами
На чужое поле –
К Сороти от Содонги
Еду – не грешно ли?
Разве что ревнители,
Не учтя причины,
Скажут: – Несравнимые
Это величины!
А промеж подружками
Что за пересуды!
Не нужна я Пушкину
И нужна не буду.
Пушкин – явно столп, а мы
В одиночку мелки.
Собираться толпами
И ходить по стрелке
Вдоль реликтовых аллей
Полюбили – верно!
С юбилея в юбилей
Прыгаем примерно.
Дышим воздухом, каким
Гении дышали,
Пьем из пушкинской реки,
Словно причащаясь,
Зажигаем свет в очах
Вдохновенный, вроде,
Даже что-то сгоряча
На листках выводим,
Произносим даже вслух
Что-нибудь с трибуны,
И никак бессмертный дух
Нас не в силах сдунуть.
Устыдиться не хотим,
Вскачь конвейер пущен:
Кто в чести да во плоти,
Тот себе и Пушкин.
Строки впрок употребя,
Сгинь! Но самый храбрый
Уж святые на себя –
Глядь! – примерил лавры.
А другой – еще храбрей –
Деловой молодчик
В дом, где свойский брадобрей,
Тот венок волочит
И велит постричь-побрить,
Перекрасить ( – Серый!)
И к мозгам (к куриным!)
( – Цыть!)
Подогнать размеры...
Впрочем, что же это я
Занялась абстрактом?
Раз дорога не твоя,
Вороти обратно!
Не особенно скорбя,
(Нет, так и не надо!)
Обойдется без тебя
Пишущих бригада.
При себе оставишь стих,
Гласу чести внемля,
И трибунное для них
Удлинится время.
Под родимою ольхой
Просидишь кургузо, –
На тебя махнет рукой
И своя-то Муза.
Уж позор иль не позор –
Петь свои пенаты,
Но кивнут на кругозор
Как на «узковатый»...
И встаю, стыдя себя
За свою замшелость,
И, слабинку истребя,
Обретаю смелость;
Изломался перевоз?
Не пришла «ракета»?
Это делу не вопрос –
На «Заре» доеду.
Не беда, что до «Зари» –
Километров двадцать:
Раз-два-три да раз-два-три –
Мне ль дорог бояться?
Комары, объединясь
В воинство густое,
Не дадут присесть; упасть –
Заедят в застое!
...Справа – берег меловой
Крутизны стоячей
Прямиком над головой –
Солнца шар горячий.
Жарит, – эка сатана, –
Сверху. Дальше – пуще.
Плещет матушка-Двина
Возле ног бегущих.
Перепрыгнуты ручьи,
Переплыты речки...
Ладно, ноги, дострочим:
Пристань – в недалечке!
Торопились мы не зря:
К самому приходу
Белоснежная «Заря»
Всколыхнула воду.
Запустила в свой салон,
Приняла в сиденье
И прислала сладкий сон
Для отдохновенья.
Свесив голову к плечу,
Сну отдавшись то есть,
В брызгах, в радугах лечу
В Котлас-град – на поезд.
Вот и станция-вокзал,
И кассирша в кассе
Воспаленные глаза
Вздела без участья.
– Поезд? Только что ушел!
Где ж вы раньше были? –
Взгляд убийственно-тяжел,
И слова как шилья.
– А другие поезда?
– А другие завтра. –
И пошла, пошла с поста
Кассы Клеопатра.
Я потерянно молчу,
Но, спустя минуту,
Вдоль по Котласу мечусь,
Словно птица в путах:
Самолеты не летят,
Поезда не ходят –
Удержать меня хотят,
Сговорившись, вроде.
Может, впрямь какой секрет?
...Одурев от бега,
Прозреваю – в граде нет
Места для ночлега:
Только сидя на скамье
Иль у стенки стоя,
Ночевать придется мне...
Знать, того и стою.
Превращусь в подпорку стен.
На ночь – не на век же!
...А в Михайловском, меж тем,
Вселят в Дом приезжих,
Чтобы он не пустовал
Ни кроватью лишней,
Вместо тех, кто опоздал,
Вовремя прибывших...
Худо, Пушкин! Я сдаюсь.
Все мечтанья блекнут.
У причала застаю
Теплоход «Олекму».
Он, как лебедь, выгнул грудь –
Отдает швартовы:
Рад-готов в обратный путь.
...Ну и я – готова.
На заре другого дня
По росе искристой
Вот он выпустил меня
На родную пристань.
Утро – словно на заказ:
Добрая погодка!
И попутная как раз
Погодилась лодка.
И с приветом подошел,
И – чего уж лучше! –
К дому пожнями повел
Бригадир-попутчик.
Жеребенок лугом в мах –
Золотая челка!
В зацветающих цветах
Загудала пчелка.
Недостигнутая цель
Позабыта...
– Здрасьте!
И дочурка на крыльце
Обмерла от счастья.
Я вплету в ее вихор
С ленточкой знакомой
Нашу радость, птичий хор,
Аромат черемух.
Друг на друга поглядим,
Засмеемся обе
И себя не отдадим
Никакой хворобе.
То ли дело – благодать! –
Дома, возле речки,
Сядем Пушкина читать
На родном крылечке.
В эту книгу влюблена
И малышка-дочка:
...Вот царевича в волнах
Закачала бочка.
Вот поймал старик-рыбак
Рыбку золотую.
Вот Людмила, сняв колпак
С Карлы, с ним воюет.
Вот к царю пришла беда,
А к царице – больше!
Вот улыбчивый Балда
Черту море морщит.
Черта выудит Балда –
И пойдет потеха!
И не надо никуда
Ни идти, ни ехать.
Сам ступил под сень крылец,
Сам у нас в избушке –
И мечтатель, и мудрец,
И повеса Пушкин!
Весел он. Чего ж еще?
Стоп, повествованье!
...И да будет мне прощен
Грех «непочитанья»!
1970
* * *
По-весеннему свеж и влажен,
Этот ветер весенним не был:
Он играл, а над ним, на страже,
Громоздилось декабрьское небо.
Громоздилось семиэтажно,
Нависало свирепым снегом...
Теплый ветер, тугой и влажный,
Не оглядывался на небо.
Он уверить хотел как будто
Всех, навстречу ему идущих:
«Ну и что ж, что всего минуты
Для меня у зимы отпущены!
Все равно я пропах весною,
Талым лугом, лесною прелью,
Ожиданьем тепла и зноя...
Я – весенний! Вы мне поверьте!»
Он поникшую прядь взъерошит,
В небеса запрокинет лико...
И падет на него, как коршун,
Разъяренный декабрь-владыка.
Ветер кинется в рукопашный!
Но неравные силы слишком:
На прощанье вздохнув протяжно,
Хрустнет ветер, замрет ледышкой...
1970
НОВОМУ ГОДУ
Старый – в грозе и ливне –
Плачет: навек прощай!
Новый – в морозном инее
Мальчик – сильней стращай!
Влажную ткань в железную
Жесть преврати, чтоб звон!
Бревна в избе чтоб треснули,
Мерзлых спугнув ворон!
Елки в лесу чтоб в куржеве
Все – с головы до пят!
Новою Новый стужею
Щедр, потому – богат.
Все, что задето тлением,
Вымерзнет до живья.
Будет живому пение
Майского соловья.
Будет жара июльская,
Градусы – за январь!
Так поговорка русская
Напримечала встарь.
1970
* * *
Единственный в вазе
Цветочек-цветок.
Единственный за день
Звоночек-звонок.
А мне и не надо
Букетов больших!
А я и не рада
Звонкам от чужих!
Возьму тебя в руку,
Цветочек-цветок.
Прижму тебя к уху,
Звоночек-звонок, –
Печали-тревоги
Следа не найти:
Весна на пороге
И жизнь впереди.
1976 – 1980
* * *
День за днем, за делом дело,
Нам долдонят, мы долдонь...
Как давно я не глядела
На живой – в печи – огонь!
Как давно не прибегала
В дом – под звездами в ночи!
Как давно не поджигала
Пук березовых лучин!
Но сбылось-таки, случилось,
Получилось, привелось:
Прибежал ось-прикатилось,
Распогнитилось-зажглось.
Всё дрова – ольха и пихта,
Всё горит – кора и сор!
Жито-быто – позабыто:
Не живала до сих пор!
1991
* * *
Д. Т.
Такую напиши картину:
Мрак душит дымную лучину,
Но все ж бросает свет она
На роспись мерзлого окна
Да на убожество кровати,
Где, в забытьи минутном, Мати
Полулежит-полусидит
(И спать нельзя, и сон долит),
И голове ее – неловко...
С ней рядом детская головка
В жару пылает возле бок,
И студит мать ее висок
Своей ладонью...
А другая
Рука – на зыбке: баю-баю.
И без насквозь-ладонь-гвоздей
Неразделима зыбка с ней.
Не размышляй над ликом Матери:
Его не видно: мрак и дым.
Картину назови «Распятием».
Распятье окрести «Святым».
1974
* * *
...Ay нас корова
Хорошо доила,
В стаде чинно-строго
Передом ходила.
Передом ходила,
Невредимо к дому
Стадо выводила
Из лесной урёмы.
Из лесной урёмы –
Моровой трясины!
На подходе к дому
Зычно голосила.
Зыкала-трубила:
«Оставляй работу!
Оставляй работу –
Растворяй ворота!
Отворяй ворота,
Пропускай к теляти,
Одному теляти
Хватит тосковати!
Хватит тосковати –
Воротилась мати,
Воротилась мати –
Молока давати!
Торопись, хозяйка, –
Со травой в охапке,
Со травой в охапке,
С теплым пойлом в кадке!
Глаженый-белёный
Надевай повойник,
Надевай повойник
Да бери подойник!»
...К мамину сапожку
Прилипает кошка:
Намекает кошка,
Что обсохла плошка.
По одной да по две –
Вот и куры в сборе:
И для них – подспорье
Молоко коровье!
Ученик-братишка
Оставляет книжку
И берет платишко,
Чтобы мух покышкать:
Погонять кусачих
От боков Пеструхи
Да взглянуть, как скачут
В наш подойник струйки:
Как сначала – мало,
А потом как много
Вдруг заприбывало
Молока парного...
И отцу, что пашет –
Парит поле наше,
Платом брат помашет,
Что пора шабашить!
...На крутую горку
С родника водицы
Я несу ведерко,
Чтоб отцу умыться,
Чтоб отцу – умыться,
Огурцу – политься,
Чтоб над самоваром
Пару заклубиться...
1991
* * *
Полюшко брани –
ГДЕ-ТО...
а тут –
Топятся бани!
Маки цветут!
Маки махровы,
Бани белы,
Мама здорова,
Мы удалы:
Трав белопенных
Кипень кругом!
Носимся с сеном!
Скачем верхом!
С кручи ныряем
В глубь-голубень,
В зное сгораем
За трудодень.
Голод не тетка,
Дело не зверь, –
Лишь бы погодка
Всё, как теперь:
Выкосим травы,
Смечем стога...
Батьки и братья,
Бейте врага!
Мы вам поможем,
Братья, отцы,
Сеном и рожью,
Шерстью с овцы,
Льном – на портянки!
Щавелем – в щи!
...Копны как танки...
Стать бы большим,
Взять бы гранату
Да пулемет!..
– Охти, ребята,
Туча идет! –
Бьются-стреляют
ГДЕ-ТО...
А тут:
Вилы мелькают,
Грабли снуют.
Вновь – без обеда
И допоздна.
Где ты, победа?
Что не видна?
1994
* * *
Поутру раненько
Грязь тропинки –
Вырезным пряником
С-под ботинка!
(Ох, давно пряника
Не видала!
До войны тятенька
Даст, бывало...
Не придет ласковый:
Захоронен!
Хлеб – и тот на-скупо:
Не из зерен,
Из цветков клеверных,
Из мякины
Горек, чёрн хлебушек,
Только кинуть.)
...Не идти в школу бы!
Для Оляшки –
Облаков колобы
Да олашки!
Молоком розлитым
Да сметанным –
Хоть макай! – озеро
Под туманом.
Хоть лижи – сахарный,
Сентябристый
Иней пал н&; поле:
Хрусткий, чистый!
Вдоль реки пб лугу
Ученице
Не идти в школу бы!..
Но – бежится!
Книжкам-толковникам,
Что в портфельке,
Сыпнет шиповника –
«Карамельки»,
Сунет тяжёлую
Гроздь рябины,
Репину жёлтую –
Хвостик длинный,
«Стручьям гороховым
Место дайте,
Без еды плохо вам –
Всё съедайте!
Далеко школа-то, –
Говорит им, –
Не житьё – впроголодь,
Лучше сытым.
Всё прочту, выучусь...
Вместо тяти
Из беды выручу
Маму, братьев.
Санику, Ванику,
Никол аше
Накуплю пряников
Настоящих.
А себе с мамою,
Как при тяте,
Алые самые
Справлю платья...»
Мать в дневник вечером
Глянет зорко...
И глядеть нечего:
Весь в пятерках!
1993
* * *
Время – еле за полноченьку,
Поднимает мати доченьку:
«Дома, дочи, жить – не в городе,
Посмотри-ко, солнце – воно где:
Уж и в росах приумылося,
И в озерах отразилося,
И само себе понравилось,
Страдовать-робить отправилось:
Обогрело елки-сосенки,
Жито, клевер, сенокосики,
Выше-дальше поднимается,
К нашим грядкам подбирается.
А у нас с тобой на грядках-то
Неполадков-непорядков-то!
Молочай, осот, пырей-нахал
Сплошняком-дурниной вымахал,
Заглушил ростки картовные...
У нас девушка – пословная!
Она сор-корень повырубит,
Молочай-осот повыгубит,
В бороньбе-рыхленье видя толк,
Ублажит картовных дитяток!
Я тебе бы подсобила бы,
Кабы время, дочи, было бы:
Жду-пожду, а все не видно вот
Выходного ни единого!
И сегодня надо к осеку,
Как и всем другим колхозникам –
Лес от поля отгораживать,
Скот в посевы не поваживать».
На плече – топор, во рту – кусок,
Побежала к новинам в лесок:
В комариное становище,
Оводиное токовище,
По болоту – до колен в воде;
Во деревне жить – не в городе!
Отмываю сон с зевотою,
За урок берусь с охотою:
От начала мне до кончика –
С прибороздком три загончика.
Три загона с прибороздочком...
Прибороздок призарос дичком.
Ухватил он меня за руки –
Не до вас, обеды-завтраки!
Не до вас, венки-букетики,
Друг-подружкины секретики!
Не журчи, в реке купание, –
Здравствуй, мамино задание!
...И умом не поперечила:
Как склонилась, так до вечера.
Осторожно на сторонушке
Попевали жаворонушки.
Ветер вспыхивал – опахивал,
Комаров-слепней отмахивал.
Соль-потиночка родилася –
На песок сама катилася.
Солнце зй лес – разогнулась я,
Вкруг себя пооглянулася.
Ой, не рано солнце село, но
Всё мое заданье сделано!
Ко мне мама – с молоком в ставке:
С похвалой-жальбой на языке:
«Приумаялась, небось, дочка?
Над тобой, гляди, уж звездочка!
Само время отдохнуть – поспать,
Ведь и завтра будет день опять,
А со днём – работа-милушка:
Много выросло травы в ложках!
Бригадир велел косить-возить,
Чистить ямы да силос грузить.
И тебе коса – налажена!..»
Я перечить – не поважена.
1987
* * *
– Все болезни – от простуды! –
Это мама говорит.
Я оспаривать не буду,
Вам – никто не запретит.
По деревне ветры дуют,
Вьюги водят перепляс.
Помню маму не седую,
Не такую, как сейчас:
...Бродит конь, понуря морду,
То с угора, то в угор.
У коня плечо натёрто,
В одноколке – мерзлый торф.
Колдыбает одноколка,
Колотовье колотя.
Дома плачет горько, долго
На сыром тряпье дитя:
Уж не первую недельку
В доме хлеба – ни куска.
И соломенная стелька
Лезет вон из-под носка.
Вылезает, проклятая...
Широко разинув пасть,
Первый снег сапог хватает
И глотает, не давясь.
Пальцы холода не чуют,
Пяты стынут на ходу.
«День отроблю, ночь ночую,
Поутру на суд пойду».
Будто крепкого хватила, –
Опалило на момент,
Как – в уме восстановила –
Был налоговый агент.
Как прошел из угла в угол,
Хромом новеньким скрипя,
Карандашик сунул в руку,
Понукая, торопя:
«Распишись под этой «птичкой»
И вон там еще... и тут:
Завтра сдашь в сельпо яички,
А нето пойдешь под суд».
Вынь да выложь честь по чести –
Мясо, шкуру от телка,
Три кило овечьей шерсти,
Триста литров молока.
Объясни ему, попробуй, –
На тебя вниманья – нуль!
Что не телится корова:
Худо кормим, – не докуль!
Остарела, отдоила!
...За долги уже у двух
Вдов – свели кормилиц силой...
Ждет и нашу тот обух.
Подпоясана фуфайка
Измочаленной верьвой...
Ах, хозяйка, ты хозяйка,
Что ж глядит хозяин твой?
Где он бродит, рот раззявя?
Что он мыслит, обормот?!
...На войну ушел хозяин.
На войне – который год.
Худо бьется, хорошо ли, –
Суждено ему упасть,
Защищая нашу долю,
Нашу землю, нашу власть.
...Трогай, Синько! Надо, Синько!..
Вожжи корчатся в руке.
Убежавшая слезинка
Примерзает ко щеке.
Не сегодня ей оттаять,
Испариться без следа...
Нынче мать у нас – седая,
Не такая, как тогда:
Торф не возит. В долг не просит.
От двенадцати рублей,
Что по пенсии приносят,
Стало жить повеселей.
Верит в новые посулы:
Не война ведь, не война!
...Только что ее шатнуло,
Словно ветром, от окна?.
Мимо маминых окошек,
Руки-в-брюки, грудь вперед
(Словно нет других дорожек!)
Снова тот агент идет, –
Сытый-пьяный. Не скучает!
Глазки весело косят:
Как же – пенсию вручают
Не двенадцать – шестьдесят!
Ядрено штанов суконце!
Хром по-старому скрипит...
А для мамы стынет солнце!
И всю ночь она не спит:
Ноют ноги – будто рвут их!
Начинает сердце ныть...
Всё, конечно, от простуды.
Баню, что ли, истопить?
1966
* * *
Пожила, слава Богу:
Верст на сотню окрест
Лошадь знала дорогу
Напрямик и в объезд.
По снегам ли, по листьям,
В хомуте ль, под седлом,
То галопом, то рысью
Век – из дому да в дом,
Век – запряжка-распряжка,
«Ну, пошла! – Тпру, постой!»
Твердо знала коняжка
Долг и азимут свой.
Знала добрых хозяев
И соседушек их,
Отродясь не кусала
Ни своих, ни чужих,
Не пускали – не лезла,
Только слово скажи!
Лишне – в зубы железо:
Шевеленья вожжи
Иль поводьев – хватало
Ездока понимать,
И не шли в погонялы
Кнут да «мать-перемать».
А случалось в дороге
Ездоку занемочь –
Без приказа к подмоге
Лошадь мчалась сквозь ночь...
Но случилось иное,
Не случилось – стряслось:
Вдруг хозяином к коням
Ярь вломилась и злость.
Заложили, взнуздали,
Крутанули вожжу,
Свистнул кнут – и погнали
В непроглядную жуть.
По распуте-метели,
На худом колесе...
Вешки брезжили еле
И пропали совсем.
Переждать, воротиться –
Нет терпенья: – Эгей!
Было – грязь по ступицу,
Стало – снег до грудей.
Был галоп, стала поступь,
Очи выстегал снег,
Не попали на росстань.
Проморгали ночлег.
Исходившая пиром,
Задубела спина,
Но – удар за ударом:
– Но, проклятая! Н-на! –
Плётка, глотка устала,
Сводит стужею рот,
А «проклятая» встала,
И – ни взад, ни вперед.
Опустила понуро
Морду, веки смежив..,.
И горячий окурок
Об нее потушив,
Об нее – кнутовище
Поломав: «Пропади!
Сдохни! Сами отыщем,
Что хотели найти!» –
Запахнули тулупы,
Ледяным кулаком
Ткнули лошади в зубы,
Пнули в бок сапогом
И ушли.
Навсегда ли?
Не воротятся ли,
Если – не разнуздали?
Если – не распрягли?
Люди так не уходят,
Коль не ищут конца:
Не ослабивши потяг.
Не подавши сенца.
...Лошадь знала дорогу:
Чуть направо – и вспять.
Но понуро и строго
Продолжала стоять,
Ждать: опомнятся – кликнут.
Изнемогут – придут,
А иначе – погибнут,
Без нее – пропадут.
Только разблагорожен
Сей ездок...
– И-го-го! –
Благородная лошадь,
Уходи – без него.
1989
* * *
Поддалась всеобщим уговорам,
И уж не в мечтах, а наяву
Мать моя на поезде, на скором,
Первый раз приехала в Москву.
И великой радости не пряча,
И седин родимой не щадя,
Я с восторгом, вовсе не телячьим,
Повела ее по площадям.
Сердца мира, город русской славы!
Помыслами связанная с ней,
Мне казалось, я имею право
Называть Москву мою – моей.
И с каким-то редким вдохновеньем
Я тянула маму без конца
К величавым памятникам древним,
К современным сказочным дворцам.
...В сапогах – братишкиных обносках,
В пиджачишке – с моего плеча –
Шла она по шумным перекресткам,
Тяжело подборами стуча.
Шла покорно, слушала, молчала,
Отражалась в тысяче витрин,
Из которых каждая кричала:
– На, примерь! Попробуй! Посмотри!
Но туда, как в комнату чужую,
Мать не оборачивала взгляд:
Торопилась в очередь большую,
В ту, где люди к Ленину стоят.
Долгим взглядом, чуточку согретым,
У вождя надумала спросить:
«Тесно тут народушку, в Москве-то,
А в колхозе – некому косить.
Я до жалоб сроду не повадна!
Может, стала к старости глупа,
Но неужто, Ленин, это ладно:
На корню гниют у нас хлеба,
Березняк идет на луговины,
Зарастают елкой новины,
И живет народ – из половины,
Виноватый ходит – без вины.
Али, может, чем и виноваты?
Ты бы сам приехал, посмотрел:
Робят – однорукий да горбатый,
А ведь так ли надо по страде?»
Смотрит на меня оторопело:
Сзади напирает детвора.
– Так ведь я – не просто... я – по делу! –
– К Мавзолею – очередь. Пора. –
...Выпила под вечер чаю кружку,
Как чужая, будто бы не мать,
И легла на белую подушку,
В непривычно мягкую кровать.
Но и тут, волнуя и тревожа,
К ней пришли непрошенные сны:
Снились ненакормленные лошади,
Снились недоубранные льны,
Снились ей некошеные пожни,
Дождевые тучи-облака
И подойник: высохший, порожний,
Позабывший запах молока.
А проснулась – и затосковала.
На уме одно: домой, домой!
...Я осталась. Я иду с вокзала.
Как ты поугрюмел, город мой!
1962
* * *
Сегодняшней деревне –
Совсем не до стихов:
В деревне – обострены;
Проблемы пастухов.
Средь лета – напопятную –
Что вздумал, дуролом!
И плата-то богата,
И конь-то под седлом,
И лето-то сухое, –
Не то, что в прошлый год!
И гнуса нет: спокоен,
Послушен слову скот,
Лишь дай, пастух, поляну
Да светлую реку...
Нет, запил, окаянный,
Неймется вахлаку!
Знакомо, не впервые, –
Иначе свет не мил! –
На все на трудовые
Бутылок накупил,
Да духу не хватило
Посуду опростать:
Считай, что из могилы
Свезли к врачам – спасать.
А сын его, подпасок,
Беря пример с отца,
До пуговки набрался
Остатнего винца,
Товарища порезал:
Хмельного – не унять!
И угодил, повеса,
В милицию опять.
Их мать-жена, доярка,
Не старая на вид,
От ихнего подарка
На резвых не стоит:
Тож выпила, наверно,
Чтоб душеньку спасти,
И нынче ей до фермы,
Похоже, не дойти...
Среди родных просторов,
Садова голова,
Я зря ищу для хора
Распевные слова.
Куда звучнее сводных
Прославленных хоров
Симфония голодных
Недоенных коров.
В такой большой запарке -
Кому нужны стихи?!
Пойду-ка я в доярки.
Наймусь-ка в пастухи.
1980
* * *
Из «Восхода» активист –
И умен, и сноровист:
Семь работ одновременно
Выполняет – во, артист!
Что глядеть на силачей
Или, там, на циркачей?
Наш силач куда сильнее,
Наш ловкач куда ловчей!
Он у нас и конюшит,
Он и ферму сторожит
(Днем и ночью, между прочим),
Он у нас и пастушит!
Да и как не пастушить,
Да и как не сторожить? –
Дело к пенсии подходит,
Надо часом дорожить,
Кто сегодня не поймет,
Что, имея семь работ,
Денег всемеро получишь,
Втрое – пенсия пойдет?
Но поймет не всяк дурак,
Семь работ спроворить как.
Наш, идейный, догадался:
Он на выдумки мастак!
Нарубил в лесу жердей
И к усадебке своей
Общим трактором доставил...
Славно! все, как у людей.
Грядки, личный сенокос
Огорожей спас-обнес,
А лошадок из конюшни
На колхозный – кыш! – овес.
А коров – на клевера:
И у них еда добра!
(Скот – колхозный, корм – колхозный:
Философия мудра.)
Руки в брюки – сам домой:
Разговаривать с женой,
Стог метать, ограду красить,
Мясо делать, пиво квасить...
Дома дела – боже мой!
Шевелись, пока живой.
Постучал в окно сосед:
– Ты, хозяин, дома, нет?
Иль не видишь, иль не смотришь,
Сколько скот наделал бед?
Кони ходят, где хотят!
Мнут коровы все подряд!
Отвечай, коли приставлен! –
Отвечает: – Пусть едят.
На меня не кипятись,
А хотишь спокойну жизнь,
Не болей за все деревни,
А, как я, огородись. –
Возмущается дедок,
Тянет на ногу сапог,
К председателю хромает:
– Это что ж это, милок? –
До того старик затейный –
Можно со смеху упасть:
– Аль сменен устав партейный?
Аль у нас другая власть? –
Головой трясет и ропщет,
Возмущается чудак:
– Мы привыкли жить за общим
Огородом! Как же так?!
Ты б виновных поприжал...
Председатель смех сдержал:
– У меня, дедок, – пожар! –
Я и то не разоряюсь.
Всё! Поехал-побежал! –
... Побежал – не на пожар:
Водку пить у гаража
С тем «идейным» сообща.
(Из его же и ковша!)
Сваты-браты, кореша:
Ты им, дедко, не мешай,
А коли узрел задачу,
Сам ее и разрешай!
1975
* * *
– А зачем, – говорит брат, –
Груз забот на себя брать,
Если только Москва – мозг,
Остальная страна – хвост?
Не пристало: в хвосте – мысль!
Завелась – хвостану: – Брысь!
Наше: «виль-виль» да «мах-мах»!
Знать да думать – на кой прах?
От заботы висок – сед,
Ляг с заботой – и сна нет.
От заботы и лоб – лыс,
А на кой мне такой риск?
– Стой-постой, – говорю, – брат,
На себя, на страну врать!
Успокоился он – ой!
Дали волю – мели, пой,
Будто впрямь, как в раю, спишь,
Мускулишками жив лишь,
«Жигуленком» от бед скрыт,
Поросенком-козой сыт.
А река, где мазут сплошь,
Так она – не твоя, что ж!
И пескарь, что, сомлев, всплыл,
Видно, был отродясь хил,
И тебе все равно, мол,
Кто в речонке взрывал тол,
Чтоб щурёнков – рукой брать...
Я не верю тебе, брат!
Мой рабочий, мой класс – ас,
Я не верю, что ты – пас
До всего, что – не рубль в горсть!
– Человек на земле – гость.
А земля для него – стол...
Что ж творить, если стол гол?
Съели «НА», поползли «ПОД» –
Под призывное «вперед!»
Указатель – Москвы перст.
– До Москвы – десять сот вёрст!
– Десять сот – не велик путь:
В телефонишко верть-круть
И – вались вековой лес
К человечьим стопам – весь!
– Рубишь – силой слепых рук, –
На котором сидишь, – сук!
А своя голова где?
– А своя – для других дел:
На своей шевельну мех,
Плескану первача – эх! –
И без дум, без забот – спать...
Нас таких по стране – рать!
И не вешаем мы нос:
Нам велели – не с нас спрос,
Что на месте тайги – голь.
Было б чем заглушить боль –
Всё повыгубим – на-ять!
Али нам привыкать – стать?
– Бель-березу – в топляк, в гниль...
– Мелочевка! Хотя – быль.
Но у хлеба без крох – как?
И не нищие мы пока:
Всё при нас – голова, хвост!
Вот за это давай тост.
Есть копейка – скорей трать!
Жизнь проходит – чего ждать?
1989
* * *
Какая буйная крапива
На месте бывшего села,
Где чья-то молодость любила,
Где чья-то старость отошла.
Какое скопище комарье!
Какая прорва пауков
Без ваших рук, Иван да Марья,
Без ваших кос и топоров.