А. Рыбаков. Вологодская икона(5)

      Пошехонье (древнерусский топоним, обозначающий земли по реке Шексне) органично включается в структуру региональных культурно-исторических связей Северной Руси[1][1. Территория Северной Руси (Русского Севера) в настоящее время обычно определяется в границах Карелии, Обонежья, побережья Белого моря на севере, Белозерья, бассейна Шексны, нижнего течения Мологи на западе, бассейна Двины, Пинеги, Мезени и Вычегды на востоке и южной границы бывшей Вологодской губернии на юге. См.: Ключевский, с. 298, 352; Соловьев, с. 405; Бернштам 1978, с. 9—10; Мачинский, Мачинская, с. 44—45]. Наиболее тесно оно было связано с Белозерьем. Истоки этой связи относятся к древности и были обусловлены естественной причиной: река Шексна служила важнейшим путем с Волги на Север через Белоозеро к Студеному и Варяжскому морям.
      С присоединением Белоозера и Углича к Москве в XIV веке на землях Пошехонья появляются владения великого князя московского, московского митрополичьего дома и ростовские владычные волости и уезды. Многие земли принадлежали монастырям, как местным, так и московским, а также потомкам былых удельных князей. Это дробление белозерско-пошехонского края на небольшие феодальные владения, которые к тому же часто меняли своих владельцев, значительно усложняло картину экономической и культурной жизни населения. Владельцы уделов и вотчин старались в меру своих возможностей укрепить принадлежавшие им села и деревни, содействовать их росту и развитию, возводили здесь новые и поддерживали старые храмы, заказывали для них иконы, украшали иконы ризами, приобретали драгоценные пелены и одежды, церковные сосуды. Несмотря на то, что в XIV—XVII веках по этому краю много раз прокатывались волны военных неурядиц, а три из них — московско-новгородская война в XIV — начале XV века, борьба за московский престол в середине XV столетия и польско-литовское нашествие начала XVII века — прошлись по Пошехонью и Белозерью огненным валом, все же наиболее ценные произведения бережно хранились в многочисленных монастырях, пустынях, приходских и господских церквах, в усадьбах и крестьянских избах. Благодаря этому с открытием исторической и художественной ценности русской иконы пошехонские, моложские и белозерские села и города в XIX — начале XX века стали неиссякаемым источником древностей, которые перекупщиками-офенями поставлялись отсюда богатым любителям-коллекционерам, в старообрядческие общины и зарождавшиеся музеи.
      Эта своеобразная историческая судьба художественного наследия края сыграла негативную роль для его изучения, выявления особенностей и определения места в наследии Древней Руси.

Икона Преп. Феодосии и Афанасий, с видом Воскресенского Череповецкого монастыря
Конец XIX в. ЧерМО

Воскресенский собор в Череповце.
1721-1752
Фото 1993

      Как правило, сделки купли-продажи древностей в XIX — начале XX века совершались втайне, редко было известно происхождение икон, попадавших в коллекции и музеи. Но если произведения основных школ иконописи (новгородской, московской, псковской и т.п.) коллекционеры и первые исследователи икон еще как-то научились определять, то огромный массив иконописи, поступавший с Севера, заносился в весьма неопределенные рубрики монастырских, новгородских или северных писем. Рассредоточенные таким образом и ставшие анонимными иконы из старинных иконостасов, древние монастырские художественные комплексы растворились среди тысяч безадресных сокровищ у коллекционеров Москвы, Петербурга, Ярославля, Новгорода, Киева. Выявление их региональных особенностей стало невозможно, да оно тогда никого особенно и не интересовало.
      В 1970—1980-е годы реставраторами Всероссийского художественного центра имени академика И.Э.Грабаря и Вологодской реставрационной мастерской проделана большая работа по реставрации происходящих с территории Пошехонья и Белозерья икон из крупнейшего собрания, хранящегося в Череповецком краеведческом музее. Кроме того, специалистами Музея древнерусского искусства имени Андрея Рублева и Государственной Третьяковской галереи вывезены и раскрыты произведения живописи XIV— XVI веков из северных районов Калининской и Ярославской областей, примыкающих к Пошехонью и проливающих дополнительный свет на исторические процессы художественной жизни этого края.
      О возникновении Воскресенского Череповецкого монастыря легенда рассказывает так. Плыл как-то по Шексне за своим торговым интересом один московский купец. Вдруг среди бела дня солнце скрылось за черные тучи и стало темно, как в самую глухую непроглядную ночь. Ладья села на мель. Ужас охватил всех, кто был на судне. И вдруг яркие лучи света брызнули из-за горы, поросшей лесом. Судно купца снялось с мели и направилось туда, куда указывали лучи, — в устье небольшой реки, впадавшей в Шексну. Там купец вышел на берег и взошел на гору. Снова сияло солнце и пели птицы. Дивный вид представился его взору: могучие леса и прекрасные луга расстилались перед ним, в серебристом сиянии словно застыли светлые речные воды. Очарованный купец дал обет вернуться в эти края. Он вернулся через год и поставил на горе у слияния Шексны и Ягорбы часовню во имя Воскресения. А потом сюда пришли два монаха и основали Воскресенский монастырь. Одним из этих монахов был тот самый московский купец[2][2. Афетов Л.В. Исторический очерк бывшего Череповецкого Воскресенского монастыря и его земляных владений. Череповец, 1895.— Рукопись. ЧКМ, Р —550, л. 5-5 об.].
      Воскресенский монастырь находился в ведении московского митрополита. Подобно другим северным обителям, он постепенно устраивался, обзаводился землями, селами и деревнями. С годами возле него выросло большое торговое село Федосьево, образовалась подмонастырская слобода. Они и явились историческими предшественниками города Череповца, который был учрежден здесь в 1777 году[3][3. Об истории города Череповца и его окрестностей см.: Шулятиков; Виноградов; Рыбаков А.А. 1981].
      Точных известий о времени основания Воскресенского Череповецкого монастыря не имеется. Впервые он упоминается в жалованной грамоте белозерского князя Михаила Андреевича 1449 года. По преданию, основателями его были инок Троице-Сергиева монастыря Феодосий и Афанасий Железный Посох. О последнем известно, что он умер в 1392 году. На основе анализа древнего монастырского синодика и летописных известий один из первых историографов Череповецкого монастыря Л.В.Афетов пришел к выводу, что, вероятнее всего, он был основан около 1362 года.

Воскресенский собор в Череповце. 1721-1752
Cathedral of the Resurrection in Cherepovets (built 1721/52)

      Монастырь неоднократно подвергался «разорению» и пожарам. Почти полностью выгорели монастырские строения в 1610 году, когда он был захвачен и разграблен польско-литовским отрядом. При этом нападении была перебита почти вся братия вместе с архимандритом Моисеем Арцыбашевым, сильно пострадали и окрестные села. Отряды интервентов грабили беззащитный монастырь еще дважды — в 1613 и 1618 годах. По писцовой книге 1626 года в «вотчине великого государя святейшего патриарха Филарета Никитича Московского и всея Руси» от всех построек оставалась одна теплая Троицкая церковь с приделом Сергия Радонежского.
      Строения подмонастырской слободы, где жили монастырские слуги, белое духовенство и рыбаки, обслуживавшие владычные ёзы (рыбные ловли), лепились по склонам к западу от монастырской ограды, по устюженской дороге. Село Федосьево находилось от монастыря примерно в полутора километрах, за небольшим лесом. В селе было несколько улиц и переулков, располагавшихся вокруг торга у Благовещенской церкви. Жившие здесь монастырские крестьяне кроме обработки земли занимались ремеслами и торговлей. Среди них были кузнецы, плотники, иконописцы. Большой популярностью пользовались в округе ярмарки, проходившие в Федосьеве — Сергиевская, Федосьевская, Афанасьевская. На них съезжались не только жители окрестных деревень, но и близлежащих уездов. Торговали лошадьми, коровьим маслом, льном, холстами, шерстью, обувью, хлебом и другими товарами. Со всех торгующих собиралась пошлина в пользу обители, составлявшая существенную статью монастырского дохода.
      В 1721 году игумен Гавриил заложил фундамент каменного собора. Вскоре выяснилось, что церковь заложена «не в меру» велика, продолжать строительство монастырю оказалось не под силу, средств не было. Игумен Мирон в 1732 году обращался за денежной помощью к императрице Анне Иоанновне, но, по-видимому, ожидаемого «вспоможения» не получил. Лишь в 1752 году строительство каменной церкви в монастыре было завершено. Освящение храма состоялось в 1756 году, когда был готов иконостас («строение» крестьянина села Федосьева Ивана Семенова). Церковь получила наименование Воскресенской, а прежняя деревянная была переименована в Воздвиженскую.

Иконостас Благовещенской церкви в Череповце
Фото конца 19 в.

      В 1764 году Воскресенский Череповецкий монастырь был упразднен, братия разведена по разным вологодским обителям, а церкви превращены в приходские. После учреждения города Череповца Воскресенская церковь стала городским собором и сохранилась до наших дней.
      Уже в жалованной грамоте князя Михаила Андреевича Белозерского 1449 года на деревню Матуринскую Воскресенский монастырь именуется митрополичьим, а с 1589 он относится к пошехонским владениям патриарха Московского и всея Руси. Поставляя ко двору московских митрополитов и патриархов шекснинскую и белозерскую рыбу, монастырь пользовался благосклонным вниманием московских владык и бояр и получал от них вклады и дары как деньгами, так и землями, ценными вещами, книгами и иконами. В подмонастырской слободе и в селе Федосьеве жили монастырские ремесленники и иконописцы, которые обслуживали не только обитель, но и жителей близлежащих и дальних окрестностей. К сожалению, неоднократные пожары в XVI — XVIII веках, польско-литовское нашествие 1610 —1618 годов, ликвидация монастыря в 1764 году и последнее разорение Воскресенского собора в 1930-е годы почти полностью уничтожили ценности, хранившиеся в его храмах и ризницах. Лишь единичные произведения книжного дела и иконописи, документов монастырского архива сохранились в составе собраний некоторых коллекционеров XIX века, поступивших затем в музейные фонды, как правило, уже с утраченной легендой.
      По письменным источникам, в самом монастыре и в селе Федосьеве существовала устойчивая традиция иконописания. Л.В.Афетов отмечает, что некоторые из его архимандритов были искусными иконописцами[4][4. Афетов Л.В. Указ. соч., с. 39 об.]. В актовых материалах XVII — XVIII веков упоминаются имена федосьевских иконописцев Василия Семенова, Василия Наумова (1660), Ивана Никифорова (1702), писавших иконы по контрактам священников Воскресенского собора Стефана Петрова и Луки Петрова[5][5. Архимандрит Воскресенского монастыря Исайя в первой половине XVII века написал икону Сергия Шухтовского Чудотворца (Амвросий, с. 669—670); Иоанн Никифоров в 1723 году написал икону преподобного Филиппа Ирапского и Корнилия Комельского в молении Троице (Антоний, иеромонах, с. 13); священник упраздненного Череповецкого монастыря Стефан Петров в 1779 году писал иконы в Покровскую церковь с. Дементьева по контракту с помещицей М.В.Панфиловой (ГАВО, ф. 496, оп. 3, д. 87, л. 282). Священник того же Воскресенского собора Лука Петров в 1791—1796 годах исполнил иконы для иконостаса церкви преподобного Кирилла в Кирилло-Белозерском монастыре, работал в технике масляной живописи (Лелекова 1989, с. 179)].
      Древнейшим памятником живописи, относящимся к первым десятилетиям существования Воскресенского монастыря «на Череповси», является, по-видимому, выносная двухсторонняя икона с изображением Николы и Богоматери Петровской[6][6. Икона происходит из дореволюционной коллекции Череповецкого музея, в которую поступали предметы старины из местных церквей, в том числе из Воскресенского собора; в формировании коллекции принимал участие Е.В.Барсов]. Первоначальная живопись находилась под несколькими позднейшими записями, не сохранилась и древняя рукоять. Изображение Николы датируется концом XIV — началом XV века. Образ святого отличается высоким мастерством исполнения, ставящим его в один ряд с шедеврами древнерусского искусства. Мастер изобразил Николу как мудрого философа, познавшего тайны бытия и живущего напряженной интеллектуальной жизнью. В его трактовке Никола предстает аристократом духа, умным и тонким проповедником открывшейся ему истины. Утонченный рисунок лика и рук, изысканные пропорции фигуры, темно-коричневый санкирь личного письма, крупная черная подпись с характерными стилистическими признаками указывают на то, что, по-видимому, это произведение принадлежит кисти мастера, хорошо знакомого с византийскими образцами палеологовской эпохи, но сформировавшегося и работавшего на Севере под влиянием художественных традиций Ростова Великого и Твери[7][7. Тверь активно поддерживала контакты с греческим миром в XIV веке, особенно в первой трети столетия, а тверской Федоровский монастырь в то время, по мнению Г.В.Попова, был греко-русским, если не целиком греческим (Попов, Рындина, с. 22—24)]. Изображение Богоматери на другой стороне написано местным иконописцем в начале XVI века.

К. М. Бухарина (1894-1964)
Хранитель и исследователь фондов Череповецкого краеведческого музея

К.К.Морозов (1902-1980).
Директор Череповецкого краеведческого музея в 1928-1968, собиратель музейных фондов
K.K.Morozov (1902-1980). Director of Cherepovets Museum of Local Studies (1928-1968)

      Из той же дореволюционной коллекции Череповецкого музея происходит двухсторонний выносной крест, датируемый началом XVI века. На его лицевой стороне в круглых клеймах написаны Спас, Богоматерь, Иоанн Предтеча и два архангела, на обороте — Никола, Георгий, Димитрий Солунский, Иоаким и Анна. Ветви креста украшены на одной стороне растительным узором, на другой — геометрическим, выполненным белилами по коричневому полю. Полуфигуры святых представлены на светло-желтом фоне лимонного оттенка, колорит клейм основан на звучных, но вместе с тем сглаженных сочетаниях прозрачных киноварных и лазоревых тонов с охрами и баканом. Жесткие графичные белильные движки на вохрении с легкой подрумянкой, плоскостная силуэтная манера письма сближают это произведение с живописью Богоматери Петровской на выносной иконе и свидетельствуют о сложении к началу XVI столетия в Пошехонье местной традиции[8][8. Близкий по иконографии и характеру письма выносной крест имеется в собрании Гос. Эрмитажа, куда он вывезен из погоста Лядины Каргопольского района. В ГЭ крест датируется концом XV — началом XVI века (Сто икон из фондов Эрмитажа, № 13, с. 37—38). В древности путь в Каргополье из Низовой Руси был только один — по реке Шексне].
      В XV— XVI веках на землях Среднего и Верхнего Пошехонья возникло много небольших монастырей-пустынь. Одни из них прекращали свое существование со смертью их основателей, другие исчезли в результате «литовского разорения» начала XVII столетия. Часть пошехонских пустынь была ликвидирована при утверждении «штатов» 1764 года, остальные же дожили до тотальной ликвидации 1920-х годов. Только приписными к Воскресенскому Череповецкому монастырю в конце XVII века числилось 7 пустынь.
      Братия малых пустынь всегда жила скромнее, в более стесненных условиях, чем монашество крупных обителей. Тем не менее наряду с белым (приходским) духовенством, а иногда и в большей степени, затерянные в бескрайних лесах и болотах северные пустыни, как малые звезды, поддерживали свет духовного горения, распространяли среди местного населения основы христианской культуры и нравственности. Сосредоточивая в своих стенах книги, иконы, произведения пластики и декоративного искусства и используя их в повседневной богослужебной практике, в которой принимало участие и местное население, монастыри становились своеобразными катализаторами художественного процесса на Севере. Как уже отмечалось, среди монашествующих в пустынях встречались и иконописцы, писавшие иконы по преимуществу для внутреннего обихода. Так, сохранилось известие, что в Филиппо-Ирапской пустыни на реке Андоге (в 60 километрах от Череповца) в XVI веке писал иконы старец Феодосий[9][9. В подписи на надгробной иконе Филиппа Ирапского, хранящейся в Череповецком музее, сообщается, что по смерти преподобного его образ написал старец Феодосий и положил на гроб (ЧКМ, инв. 280/Х). По-видимому, при Филиппо-Ирапской пустыни работал в конце XVIII века и мастер житийной иконы Филиппа Ирапского (деревня Вахонькино, из Пречистенской церкви которой вывезена икона, расположена под стенами Филиппо-Ирапской пустыни)].

Подпись на фоне в ковчеге иконы
Св. Николай
Конец 14 - начало 15 в.

В певучих поэтических линиях фигур деисусного чина 1517 года из Троицкой церкви Филиппо-Ирапской пустыни живо ощущается та особенная теплота и задушевная человечность образов, которые были свойственны искусству среднерусских областей. При этом краски светлого желтого фона, голубых и красных одежд архангелов наложены таким тонким прозрачным слоем, что невооруженным глазом просматривается фактура левкаса и заметны границы мазков кисти. Характерной чертой произведений местных мастеров этого времени становится окраска полей иконы золотистой охрой почти на всю ширину, иногда с добавлением каймы цвета красной охры особого теплого оттенка.
Группа местных икон, датируемых концом XIV — началом XV века, происходит с территории Нижнего Пошехонья (Никола, в житии из Каргача, Спас Нерукотворный из с. Новленского (Нового), Богоматерь Одигитрия из собрания С. П. Рябушинского, все в ГТГ)[10][10. Об этих иконах см.: СР.; Антонова 1967, с. 10, № 10; Вздорнов 1975, с. 131-139]. Они раскрывают раннюю фазу развития верхневолжско-пошехонской художественной традиции. Памятники живописи вологодской части Пошехонья представлены иконами, находящимися ныне в основном в собрании Череповецкого музея.

Успенская церковь в селе Нелазском. 1694
Фото 1990-х
Church of the Dormition in the village of Nelazskoye (built 1694).
Photo: 1990s

За последние годы раскрыт целый ряд памятников живописи Среднего и Верхнего Пошехонья, дающих представление о развитии художественного творчества местных изографов в XV — XVII веках и о его специфических чертах. Среди них иконы Спас в силах XV века, деисусный чин 1517 года из Троицкой церкви Филиппо-Ирапской пустыни, деисусный чин и местный образ Воскресение начала XVI века из Покровской Долгослободской церкви, местные иконы Чудо о Флоре и Лавре и Св. Параскева Пятница XVI века из Пасмуровской часовни, а также икона Св. Димитрий Солунский начала XVI века из Череповецкого музея, Богоматерь Иерусалимская начала XVI века из Вологодской картинной галереи, иконы из иконостаса Никольской церкви 1673 года в селе Дмитриево.

Филиппо-Ирапская пустынь (основана около 1509)
Фото начала XX в.

      Творчество крестьян-иконописцев монастырского села Федосьева представляет большой торжественный образ Чудо о Флоре и Лавре, написанный по заказу местного жителя иконописцем Исаакием Григорьевым в 1603 году. Важность момента вручения власти над стадом Флору и Лавру архангелом Михаилом традиционно подчеркивается симметричностью композиции, светлым теплым колоритом. Но увеличенное изобразительное поле иконы автор по-крестьянски добросовестно обрабатывает декорированными формами горок и архитектурной кулисы, увеличивает количество лошадей в стаде и стремится ввести разнообразие в характеристику их поведения и связи с окружающим миром. В колорите преобладают блеклые голубые и оранжевые тона на охристом фоне, оживленные энергичными всплесками сочных белильных моделировок и темными, почти черными, силуэтами фигур и окон здания на фоне. Мягкость и деликатность плавей в исполнении ликов и риз контрастирует с конструктивной жесткостью в решении горок и архитектуры, предвосхищая экспрессию «сочетания несочетаемого» в искусстве XVII века.
      Иконографические и стилистические особенности живописи Пошехонья свидетельствуют о ее прямой преемственной связи с искусством Ростова Великого. Вместе с тем, находясь на стыке сфер влияния художественных школ Ростова, Твери и Новгорода, а также крестьянского искусства Поморья, живопись Пошехонья впитала в себя лирическое изящество ростовской иконографии, лаконичность и графичность моделировки формы тверских мастеров и экономную бережливость в расходовании материалов изографов Севера. Художественное влияние Великого Новгорода сказывалось в середине — второй половине XVI века, проявившись в тяжеловатых чеканных формах, плотном кроющем красочном слое, в сдержанности мрачноватого колорита. XVII век привнес в искусство пошехонских мастеров новые сюжеты, интерес к витиеватой повествовательно-сти, усилению экспрессивного начала в композиционном и цветовом решении иконы, при сохранении, впрочем, традиционных технологических приемов (Никола, в житии из Михайловской церкви, София Премудрость Слова Божия из Никольской Дмитриевской церкви, обе XVII века).
      Мастер иконы Преп.Филипп Ирапский, в житии конца XVIII века, скупыми, даже лапидарными, средствами рисуя среду, в которой живет и творит чудеса преподобный, создает образ идеального, ясного и организованного мира, интуитивно воспроизводя своеобразно трактованные идеалы классицизма. В этом его мире тоже голубое небо, белые храмы, зеленые деревья и синие воды, но, в отличие от мира реального, в нем нет места ничему мрачному и трагическому, а если такое и случается, то оно немедленно устраняется чудесным вмешательством высших сил. Кисть иконописца прославляет не торжество духа над плотью, а гармонию мира духовного и мира земного, воспевает праздник жизни[11][11. Возможно, икона была написана в связи с возобновлением Филиппо-Ирапской пустыни в 1792 году (пустынь была упразднена согласно «штатам» 1764 года). Кисти этого же мастера принадлежат еще две раскрытые иконы в собрании Череповецкого музея — Св.Георгий, в житии (инв. 1051/2) из д. Вахонькино, близ Филиппо-Ирапской пустыни и Страшный суд (инв. 1336/1) из с. Едома, в 40 км от Череповца].

Авторская подпись на нижнем поле иконы Чудо о Флоре и Лавре
Работы Исаакия Григорьева
1603. ЧерМО

Вторая половина XVIII столетия стала временем нового подъема в творчестве череповецких иконописцев и живописцев. Их искусство в этот период развивалось по двум основным направлениям — одни мастера решительно порвали с иконописной традицией и принялись за освоение приемов новой пространственной масляной живописи, как священник Воскресенского собора Лука Петров, другие же пытались, следуя духу времени, сочетать привычную технику иконописи (темперу) с элементами пространственной живописи. Результаты получались удивительные: с одной стороны, их искусство вполне соответствовало изменившимся вкусам крестьянства и посада, произведения привлекали праздничностью формы и занимательностью содержания, а с другой — низводя святых с небесных высот и помещая их в обстановку, приближенную к реальному бытию, они невольно содействовали снижению духовного напряжения религиозного чувства.

Икона
Преп. Филипп Ирапский.
1669 (под записью XIX в.)
ЧерМО

Обозревая сложный конгломерат художественного наследия Пошехонья XIV—XVIII веков, можно отметить, что при всем внешнем разнообразии формального строя отдельных произведений пошехонская иконопись составляет довольно цельное и заметное явление в художественной культуре Северной Руси, внутренне объединенное и оплодотворенное той традиционной народной культурой, теми народными представлениями о красоте, пользе и совершенстве, которые складывались веками.