К. Н. Батюшков. Исследования и материалы(9)

      Я давно уже отказался не вмешиваться ни в какие разговоры, ибо их, сколь я заметил, ведут или дураки или о дурачестве; а теперь в состоянии отказаться не входить ни в какие общества, ибо или я один дурак, или все люди, их составляющие. Не думай, чтобы это заставляло говорить оскорбленное мое от них самолюбие. Нет, именно их вонючие курения, другому бы вскружившие уже голову, именно то, что я вижу и слышу, раздирает мою душу. Скоро настанет или страшный суд, или метаморфозия рода человеческого в род скотов. Два бывшие со мною приключения пусть послужат тебе доказательством, как самая наружность нынешних людей оподлена: у Шишк<ова> [Шишков Александр Семенович (1754 - 1841) - президент Российской академии, один из руководителей «Беседы любителей русского слова». «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» (1803) вызвало бурную полемику и сделало Шишкова главой антикарамзинской партии в литературе.] я одному из членов славенофилизма приказывал подать мне стакан воды, почитая его лакеем; в доме Держ<авина> у одного из его юных поклонников спросил: куда у них на двор ходят? почитая его тоже лакеем. Из таких фигур, из таких тварей я вижу общества, советы и суды о произведениях ума и вкуса, - и произведения эти их достойны:
      Любя 6 ее хотел, но был не в силах стрясть...
      Подай его сюда, чтоб я употребила...
      Не в силах бога морь напрящь вожжей возница...
      Прийми его, княжна, прийми ты благосклонней,
      Язык любови мне совсем есть посторонний.
      Не станут ли у тебя волосы дыбом, когда скажу, что эти стихи из Расиновой Федры [Осенью 1809 года Гнедич по просьбе Державина читал его перевод трагедии Расина «Федра». Державин делал перевод по подстрочнику своей племянницы Е. Н. Львовой и закончил 27 августа 1809 года.], переведенной Державиным; и 50 человек слушателей, перед которыми я, несчастной, должен был читать всю трагедию, все единогласно провозгласили, что нет ни одного стиха в переводе, который бы не превосходил силою и красотою оригинала. Не хочешь ли, друг, сделать мне компании бежать со света! Ты, может быть, не веришь мне? Долго и я не верил ушам своим и не знал, где я?.. Наконец, новое чтение его уже оригинальной трагедии Василий Темный [Трагедия Г.Р Державина «Темный» (1809).] привело меня в такое состояние, что я уже ничему не мог удивляться и желал бы забыть все, что слышал и видел; но безбожный Василий сряду уже две ночи мне снится - ужасно! мой друг, ужасно! А каким словом изображу я чувства мои при следующих суждениях: Ломоносова стихи воняют рыбою, Мерзляк<ов> [Мерзляков Алексей Федорович (1778 - 1830) - поэт и критик, профессор Московского университета. К нему и его творчеству и Батюшков, и Гнедич относились весьма скептически. Это проявилось и в сниженно-карикатурном изображении Мерзлякова в «Видении на брегах Леты» Батюшкова: «маленькая тень», «поэт-философ-педагог, который задушил Вергилья», «болтун», «педант» и т.д.] выше Ломоносова, Димитриев выше Ломоносова, Гомер не годится в ученики для Коцебу. [Коцебу, Август, Фридрих, Фердинанд фон (1761 - 1819) - немецкий писатель, автор сентиментальных романов и пьес, издатель журналов. Находился на русской службе и жил в России в 1781 -1783 и 1800 - 1802 годах. Убит К. Зандом.]
      Я непременно еду в Малороссию и вряд ли оттуда возвращуся, а того времени хоть ты утешай меня твоими дружескими письмами. Некоторых строк письма твоего от 26 окт<ября> [Письмо Батюшкова неизвестно.] я ничему не приписывал, кроме обыкновенному припадку уединенной жизни, и какое эти строки имели надо мною действие, посылаю тебе тот листок письма, чтоб ты мог видеть. Почернивши, хотел было засыпать, но благодеющий дух всунул мне в руку чернильницу, чтоб вовсе вымарать их. На другие статьи писем твоих буду отвечать в следующем письме, а это по необходимости прерываю, но заклинаю тебя дружбою выкупать Шаховского только с Ежовою [Ежова Екатерина Ивановна (1778 - 1836) - комическая актриса, подруга А. А. Шаховского.] вместе - бога ради! Прекрасная чета: он - фигура, раздутая завистию, она - иссушенная злостию после приговора судьи, - он (конец письма утерян).

      Ответ на письмо Батюшкова от 23 ноября 1809 года, начинавшееся следующим образом: «Ох ты, голова моя ипохондрихиухихическая, не писала бы ты лучше писем в своих припадках. Мне и без них тошно: пощади меня. Голова ты, голова! Сказать Оленину, что я сочинил «Видение». Какие имел ты на это права? <...> Но я тебя прощаю от души; прости и мне некие глупости - вперед или назад» (II, 112).

      5
      Генв<аря> 13. 1810.
      Вот тебе Видение. [В том же письме Батюшков просил Гнедича вернуть ему экземпляр «Видения на брегах Леты»: «Спасибо за «Видение»; я душевно рад, что оно тебе понравилось. Пришли его назад, ибо по чести у меня начерно ниже строчки нет. Я сжег нарочно, чтоб после прочитать на свежий ум и переправить. Пришли не замедля» (II, 115).] Поправь две рифмы, мною подчеркнутые. Да смотри - не очень открыто. Ведь дураки сердиты, а Мер<зляков> [См. о нем прим. к письму 4.] не из умных. - Один приезжий из Москвы сказывал мне, как там разбирали твои мечтания, напечатанные в «Вестнике Европы» [Видимо, имеется в виду «Воспоминание», напечатанное в «Вестнике Европы» (1809. № 21) под названием «Воспоминания 1807 года».] - и Петин [Петин Иван Александрович (1789 - 1813) - офицер, друг Батюшкова, погиб в Лейпцигском сражении. В письме Гнедичу от 1 февраля 1810 года Батюшков отвечал по поводу упреков в адрес Петина: «Петин читал твое письмо и помирал со смеху. Жихарев (ибо это он тебе говорил) врет; Петин смеялся не над стихами, а над предметом их, который (между нами сказано будь) весь в веснушках» (II, 119). Возможно, имеются в виду содержавшиеся в тексте стихотворения, помещенном в «Вестнике Европы», намеки на пребывание Батюшкова в Риге и его любовь к дочери негоцианта Мюгеля. При включении в «Опыты» эта часть текста была исключена.] туда же; а еще бывший приятель; жаль, что и приятели с дураками глупеют. Если увидишь Радищева - напомни ему, пожалуйста, что я жив и в Петербурге. Да жив ли он - я что-то сомневаюсь. Спросись его, если увидишься. Не говори и не читай (если с тобою) никому Илиады; первое потому, что в данном тебе экземпляре много дурного [Видимо, имеется в виду 8 песнь «Илиады»], а более - что ты в столице Галамитофилов: если долго пробудешь в Москве, то я могу прислать тебе 8-ю песнь с окончанием для твоих замечаний. Засвидетельствуй мое почтение Катерине Федоровне. [Катерина Федоровна Муравьева (1771 - 1848) - вдова М. Н. Муравьева.] Да пиши, пожалуйста -будь здоров.
      Твой Г.
      P.S.
      Говорят, что в Москве дешев батист, а здесь хороший бывший по 5-ти ру<блей>, теперь 15-ть. Если там дешевле и если ты богат, купи мне на полдюжины платков; что будет стоить, я вышлю в Москву же. Кланяется тебе Капнистова Гиневра! [Трагедия Капниста «Гиневра» (1809). Посылая рукопись трагедии в Петербург А. Н. Оленину, Капнист писал ему 15 декабря 1809 года: «Прошу собрать обыкновенный мой Ареопаг, а именно: господ Оленина, Озерова, Энкеля, Шаховского, Марина, Крылова, Языкова, Гнедича с товарищи как мужского, так и женского пола, и, прочитав мою трагедию, с должным подобострастием похерить как угодно, и тогда при письме моем, при сем прилагаемом, представить Александру Львовичу <Нарышкину> и постараться, чтоб она сыграна была лучшими актерами» (Капнист В. В. Собр. соч.: В 2 т. М.; Л., 1960. Т. 2. С. 457). Трагедия была признана Олениным неудачной, видимо, это и имеет в виду Гнедич. Текст трагедии неизвестен.] -бедная!..
      Уста Сем<еновой> часто произносят твое имя - а (кстати (франц.))Юноша некий, переводчик Федры [Вероятно, Лобанов Михаил Евстафиевич (1787 - 1846) - драматург, поэт-переводчик. См. о нем в письме Батюшкова Гнедичу от 11 мая 1811 года (II, 169).], о котором я писал к тебе, - сделал меньшой Сем<еновой> [Младшая Семенова - сестра знаменитой трагической актрисы Екатерины Семеновны Семеновой (1786 - 1849), Нимфодора Семеновна Семенова (в замужестве Лестрелен) (1787 или 1788 - 1876) -оперная и драматическая актриса. О Е. С. Семеновой см. прим. к письму 1.] декларацию в любви, и опять из моей элегии стихами. [Вероятно, недатированная «Элегия» Гнедича.] Он ее обессмертит!
      Данилова умерла! [Данилова - сценическое имя Марии Перфильевой (1793 -1810), талантливой актрисы, умершей в семнадцатилетнем возрасте. «Стихи на смерть Даниловой» Гнедича напечатаны в «Вестнике Европы» (Ч. 51. № 10. С. 124-125). Несколько раньше (Ч. 50. № 7. С. 189) в «Вестнике Европы» появились и «Стихи на смерть <...> Даниловой...» Батюшкова.] Да ты ее не знал? Весь город скорбит - как будто о смерти Екат<ерины> Великой. И Данилова в своем роде великая! Ты ничего не видел, если не видел ее. Я пишу ей стихи - уже поэтому она будет бессмертною!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! больше негде ставить.

      Ответ на письмо Батюшкова от конца декабря 1809 года. Батюшков в это время собирался из Вологды в Москву и просил Гнедича писать на московский адрес: «Итак, если в течение двух недель не получишь писем от меня, то адресуй в Москву на имя К. Ф. Муравьевой, Батюшкову, в Арбатской части, на Никитинской улице, в приходе Георгия на Всполье, № 237» (II, 115).

      6
      <начало 1810>
      ....<Ни>лова [См. о ней прим. к письму 4.] говорила о каком-то твоем прозаико-стихотворном письме. Как ни говори, а выдумка прекрасная и остроумная, что я и Полозов [См. о нем прим. к письму 1.] выучили наизусть Заиру Мижакова [Межаков Павел Александрович (1788 - 1865) - вологодский помещик, литератор, переводчик. Знакомый Гнедича и Батюшкова. Возможно, имеется в виду коллективный перевод «Заиры», в котором участвовали Гнедич, Лобанов, Полозов, Жихарев, Шаховской. Пьеса была представлена 18 октября 1809 года. Батюшков упоминает ее в письме от конца ноября 1809 года.] -много чести нашей памяти и особливо Полозова, который и не видел, какими буквами писана Заира Мужикова. Правда, что он посягает на Львову. [Батюшков писал Гнедичу 26 января 1811 года из Вологды: «Хочешь ли новостей? Межаков женится на племяннице Брянчанинова!» (II, 155). О которой Львовой идет речь, неясно, возможно, что это Елизавета Николаевна Львова (1788 - 1864).] А Вера хороша? Не посягнуть ли? Мы бы выплодили Гиневру. Благослови! Врал бы более, да поздно, боюсь опустить почту. Сегодня получил твое, сегодня и отвечаю. Прости, любезный Константин. Услади письмом; опиши все: и Ликей, и соборища, и сонмы, и Фарисеев, и Саддукеев. [Имеются в виду московские литературные собрания.] Прощай.
      Твой весь Г.
      Извини, что на измаранной бумаге - это мнился быть каталог для великой княгини Ек<атерины> [См. о ней прим. к письму 2.] русским писателям, мною по ее препоручению делаемой.

      Окончание письма Гнедича. Начало письма не сохранилось. Отрывок не датирован, вероятно, относится к началу 1810 года, когда Батюшков жил в Москве в доме Е.Ф. Муравьевой, а Гнедич в Петербурге.

      7
      С.П.бург. Фев<раль>, <1810>
      Нескоро отвечаю потому, что ожидал ответа Гагар<ина>, вместо которого увидел его самого; но сегодни же он и назад отъезжает. [Речь идет о проекте Батюшкова, решившего через И. А. Гагарина и великую княгиню Екатерину Павловну хлопотать о месте в иностранной коллегии. Об этом своем плане Батюшков писал Гнедичу из Москвы 16 января 1810 года: «Тверь от меня близко, то есть 150 верст. Если б я съездил туда с 1-й песнею Тасса? Если б вел<икая> княг<иня> приняла ее милостиво? Если б она дала мне письмо к министру иностранных дел, с тем чтоб меня поместили на первое открывшееся место в иностранной коллегии?.. Как думаешь?..» (II, 118). Не получая ответа от Гнедича, Батюшков повторяет свою просьбу в письмах от 1 и 9 февраля 1810 года (II, 119, 120). Выехать в Тверь он собирался на первой неделе поста (II, 123).] Поезжай в Тверь, адресуйся к нему, он все, что может, сделает. Намерений твоих я нимало не охуждаю и употребил с своей стороны все, чтобы им споспешествовать; да начнется успех их там, чтоб ты приехал в Петербург. Тебе должно служить. Гагарин не находит никакого затруднения в исполнении твоих намерений. Дай боже - поезжай - да будет Локсий Фив [Локсий Фив - скорее всего, литературный персонаж.] кондуктором.
      Сердит на тебя за поправку в стихах; люблю веселить сердце вином, а не воспламенять; как на смех мою фамилию всю, а свою первоначальные буквы; разве забыл, что я после Дон-Коррада нигде не подписываюсь. [Послания Гнедича «К Б<атюшкову>» и Батюшкова «Ответ Г<неди>чу» были опубликованы в «Вестнике Европы» (1810, № 3). Юношеский роман Гнедича «Дон Коррадо де Геррера, или Дух мщения и варварства гишпанцев» (1803). Автор писал в предисловии к нему: «Первое перо Вольтера, Шекспира и Шиллера конечно было не без слабостей; так почему ж не простить их молодому русскому автору - Николаю Гнедичу?» Написанный в духе А. Радклиф, роман вызвал многочисленные насмешки критиков. После этого Гнедич избегал ставить полную подпись под своими произведениями.] Однако ж поблагодари Жуковского за снисхождение. Совесть меня мучит за Парижскую красавицу [Парижская красавица - старшая дочь А. С. Муравьевой-Апостол, Елизавета Ивановна (1794 — 1814). Батюшков называл ее «парижской красотой», так как она получила образование в Париже (См.: Батюшков К. Н. Соч.: В Зт. СПб., 1886. Т. III. С. 634. Далее ссылки на примечания даются с указанием тома и страницы).]; я писал к тебе об ней хулу. Ты подумал, что я не знаю толку. Не думай этого, а припиши чему хочешь обман мой - хоть к единоглазию моему - она красавица, но не парижская - скромность в ней необычайна.
      Она не чувствует, она того не знает,
      Что красота ее достойна олтарей.
      Она божественна - я ничего лучше не видел. (Фраза зачеркнута.) Ни за что не соглашусь в третий раз смотреть на нее - а уже насмотрелся. Печать твоя такова, какую может выдумать и ею печатать один Батюшков [Речь идет о новой печати Батюшкова. В письме Гнедичу от 9 февраля он спрашивал: «Как находишь мою печать?» (II, 121). Комментируя это письмо, Л. Н. Майков приводит сообщение П. А. Ефремова: «На этом письме печати не сохранилось, но на конвертах других писем этого же времени встречаются две разные печати: 1-я - с изображением Амура, целующего Психею, и 2-я - с надписью: (Подлинная; печать моя; действительно моя печать (греч.).)» (III, 693).]; Нилова и Конст<антин> Полторацкий [Полторацкий Константин Матвеевич (1784 - 1858) - впоследствии ярославский губернатор.] помирали со смеху. Хорош и эпиграф. Ниловы сознают свою вину и будут писать к тебе; хотели мне отдать письмо. Не поверю тому, что ты говоришь о Крюковском [Крюковский Матвей Васильевич (1781 - 1811) - драматург, автор трагедий «Пожарский, или Освобожденная Москва» и «Елисавета, дочь Ярослава».], доколе сам не вложу перстов в главу <?> его. Распря языка, истинно богатая материя, но побереги себя на предь. [В письме Н. И. Гнедичу от 9 февраля Батюшков рассказывал: «Какову мысль мне подал Жуковский! Именно — писать поэму: «Распрю нового языка с старым», на образец «Лютрена» Буало, но четырехстопными стихами. Как думаешь? В силах ли я сладить с таким богатым сюжетом? Напиши свое мнение» (II, 121).] Наконец славенофилы прочли Лету - и кто бы ты думал более всех взбешен? Державин. Ты сам виноват, Леонид [Леонид Николаевич Львов (1784 - 1847) - старший сын Н. А. Львова. Близкий знакомый Батюшкова.] читал ему. Шишков молчит. И это не добрый знак. Языков знает всю наизусть и сам всем читает. [Языков Дмитрий Иванович (1773 - 1845) - писатель.] Все это вышло не из моих рук. Но отчего Державин сердится? Надеюсь, ты понимаешь. Леонид рассказывал, как ты с ним искал Бороздина. Это стоит того, как Капнист искал Улисса в Сибири. [Капнист искал Улисса в Сибири — видимо, речь идет о Бороздине. Возможно, однако, что Гнедич намекает на сочинения В. В. Капниста, в которых подвергался пересмотру маршрут Одиссея и композиция «Одиссеи». Статьи «О восстановлении первых шести песней Одиссеи в первобытном их порядке» и «Мнение, что Улисс странствовал не в Средиземном, но в Черном и Азовском морях» печатаются соответственно в 1817 и 1819 годах, но могли быть известны Гнедичу и в рукописи.] Поклонись Бороздину - скажи, я слушал <?> его письма и что ему самому должно побывать в Пет<ербурге>, его ждут - ждут. Да видишь ли ты Радищева? [Радищев Н. А. См. о нем прим. к письму 1.] Ты мне ничего не скажешь об нем. Ермолаев [Ермолаев Александр Иванович (1780 - 1828) - художник, археолог.] едет отсюда в конце этой недели; чрез него я отмщу тебе за некоторые поправки в стихах моих, за Оду на старость, за Пальцы и с ним пришлю тебе книмеры - т.е. сапоги. Ты поезжай в Тверь на первой неделе поста, в самое свободное время от мирских сует. Гагарин сегодни, т.е. в понедельник не едет <?>; государь оставил его на обед; завтра же выйдет. Давно ли ты принялся за Тасса или только в Москве. Леонид мне сказывал, что ты сидишь за ним, или это для одной только Твери?
      Еще - еще видел! Еще я зрел красу в том самом виде, в каком она представлялась императору. Что я видел?...
      Перед ней
      То зябнул я душей,
      То телом весь потел;
      То таял салом я,
      То камнем каменел -
      Однако ж остался не в последнем положении. - Ермолаев вздумал все блинные дни здесь отпраздновать и ехать на первой неделе поста. И для того я решил ускорить моим мщением за Оду на старость и проч. Посылаю тебе конец 8-й песни Илиады и несколько куплетцов самоделковых стихов, и еще пришлю с сапогами через Ермолаева, и еще пришлю, если случится оказия, ибо на почте более 2-х пудов принимать не велено. Полозов потому не пишет к тебе, что служит у военного губернатора и с 5-ти часов утра до 12-ти ночи неотступно при нем занят. Я предполагаю, что Ермолаев, проезжая чрез Тверь, там тебя уже застанет; а ты для удобнейшего отыскания дай свой адрес на заставе.
      Будь здоров -
      Твой Г.

      Ответ на письма Батюшкова от 1 и 9 февраля 1810 года.

      8
      4 Июня <1810 г.>
      Что же, любезный Константин, ты дал слово вчера вечером быть у меня да и обманул; или, может быть, забыл квартиру мою; я живу на Петровке у Рождества в Сталешниках против Каретного ряду дом князя Ивана Гагарина. Пожалуйста, не обмани, так как вчера - я весь вечер дома.
      Твой Н. Гнедич.
      Июня 4.

      Записка относится к 1810 году, когда Батюшков и Гнедич находились в Москве. Гнедич - проездом в Полтавскую губернию.

      9
      С. П. бург. Сентября 2. <1810.>
      Я проснулся - и в Петербурге; только этот сон в своей кратковременности столько вместил разнообразных приключений, что я, сам им не веря, взял от некоторых людей свидетельства в истинне случившегося со мною; кроме сих письменных свидетельств есть и другие, доказывающие ясно правоту дела; синяя полоса по телу моему убедит всякого, что через меня переехала коляска с четырьмя конями; шишка на голове, что я летел в Днепр торчь головою; а распоронный мой чемодан всякому скажет, что в нем осталась половина только его внутренностей, а половину в Гатчине добрый человек вырезал - спасибо за честность! Верно этот благодетель читал Шиллеровых Разбойников, Траг<едию>, где говорится, что у человека не надобно всего отнимать, а только половину, - а ты бранишь Шиллера! Я видел Капниста, жил в раю его около трех недель. [В. В. Капнист пишет несколько писем, в которых содержались просьбы о помощи Гнедичу. B. C. Томару он просит похлопотать за Гнедича перед А. К. Разумовским: «Судьба русской Илиады теперь совершенно в руках его сиятельства графа Алексея Кирилловича. Господин Гнедич служит под его начальством. Ежели его сиятельству угодно будет представить сии две песни государю и попросить, чтоб для ободрения столь превосходным дарованием отличающегося переводчика дано было ему пристойное за сей труд жалованье, то, без сумнения, такое ходатайство его будет иметь желанный успех; а нам доставит прекрасный перевод первой поэмы бессмертного отца стихотворства» (Капнист В. В. Собр. соч.: В 2 т. Т. 2. С. 462). С этой же целью Капнист пишет и к неизвестному Н. К. (Там же. С. 462-463), и к самому А. К. Разумовскому (Там же. С. 461). Все три письма датированы 16 августа 1810 года, видимо, около этого времени Гнедич выехал из Обуховки в Петербург] Немудрено, живя в таком месте, писать хорошие стихи. Он возил меня ко всем братьям его. Вот чудачи: у первого дети не едят мяса; у второго дети в двадцать пять лет до сих пор некрещены; а третий, пристрастясь ко всему аглинскому, женился на агличанке, оставил прелестное местоположение на горах и поселился на гнусном болотном острове, чтобы воображать, что он живет на острову великобританском. [Имеется в виду Петр Васильевич Капнист, брат В. В. Капниста, с которым он был очень близок. В воспоминаниях дочери Капниста С. В. Скалой рассказывалось о поездке его в Англию: «Петр Васильевич, будучи совершенным красавцем и узнав, что он замечен государыней, не внимая мольбам и убеждениям друга и брата своего Василия Васильевича, бросил службу и, можно сказать, бежал из России в Англию. Там он оставался несколько лет и наконец возвратился в Малороссию с женою, прелестной англичанкой, не знавшей ни слова по-русски». «Бегство» Капниста за границу относилось к концу 1770-х годов (Капнист В. В. Собр. соч.: В 2т. Т. I. С. 709). Неясно, кого из других братьев Капниста имел в виду Гнедич.]
      В один из моих приездов в город Ахтырку [Ахтырка — ныне районный центр в Сумской области.] по делам судебным, остановяся на квартире, заночевал. В пятом часу утра за стеною комнаты слышу я тоны декламации; вообрази мое удивление и радость. В Ахтырке найти человека декламирующего - стало быть, имеющего о чем-нибудь понятие! Вслушиваюсь в слова: Как боги ветр послав, пловцов возвеселяют - стихи моей Илиады! Я был в - ты сам вообразишь в чем я был, пока не узнал по голосу Бороздина. [См. о нем прим. к письму 1.] Кто бы из нас в Петербурге мог поверить прежде, что Бороздин будет свидетелем на моей духовной, которую совершил я в Ахтыркском суде. О сем и о других моих с ним чудесных встречах в Малороссии взял я от него свидетельство за подписанием его и за свидетельством посторонних благородных особ. Капнист на тебя сериозно сердится. Ты у него испрашивал позволения прислать к нему сочинения свои и после того не только не присылал, но и не писал к нему. [Капнист в конце 1810 года писал Батюшкову: «...Вы обещали прислать мне сочинения покойного Михаила Никитича. Прошу сдержать ваше слово. Ежели б вы прислали мне все ваши сочинения, вы бы чрезмерно меня одолжили. В таком случае, хотя с накладом для вас, я бы предложил вам размену» (Капнист, т. II. С. 465-466).] От Абрама Ильича [Абрам Ильич Гревенс (1760 - 1827) - муж старшей сестры поэта, Анны Николаевны Гревенс, урожденной Батюшковой (1780 -1808).] услышал я, что ты был болен - и будешь, если не телом, то душою; праздность и бездействие есть мать всего и, между прочим, болезней. Приезжай в Петербург, а здесь еще и Ниловы, и Самарина, и Гнедич, тебя любящие и жалеющие о праздных днях, которые проводишь ты бог весть где. Живя в деревне, ты скоро напишешь Гиневру [Имеется в виду трагедия Капниста (см. письмо от 13 января и прим. к нему).]. Приезжай и примемся за дело. Абрам Ильич препоручил мне написать, что он из Москвы до сих пор не получает какой-то бумаги. Великая княжна проживет здесь только до октября месяца. У меня есть сливное варенье и турецкой табак; приезжай, пока не выел и не выкурил, или пиши скорее. Переписываешься ли ты с Жуковским? Целуя тебя - поклоны сестрам.
      Т.<вой> Г.<недич>

      Осенью 1810 года Гнедич ездил в Малороссию, письмо написано по возвращении в Петербург.

      10
      Окт<ября> 16. С. П. бург. <1810>
      Я бы желал писать к тебе, любезный друг, так же весело и так много; доказать тебе, что я точно жив, несмотря на то что Могилевской губернии на реке Двине под городом Суражем в 1-м часу ночи коляска в шесть лошадей через меня переехала, чему есть и окулярные свидетели; уверить тебя в истине каждого происшествия; доказать тебе, что ты сущий ленивец и что красоты девицы Бровковой ты ни на яву, ни во сне вообразить себе не можешь и проч. и проч. Но три уже недели продолжается у меня жесточайшая глазная болезнь. Читатели Дитерота, не понимая с ним вместе причин простых вещей, называют их чудесами и не верят чудесам; следовательно, и тебе покажется невероятно, что глазная болезнь моя так была мучительна, что я несколько суток не мог говорить. [Батюшков не поверил сообщению Гнедича о его приключениях: «...Ты лжешь, как француз, путешествующий по России. Как! По тебе проехала коляска, и ты жив (???), у тебя вырезали чемодан и оставили тебе половину (???), ты летел в Днепр вверх ногами и, вопреки силе тяготения, не разломал себе черепа <...> (???) Если это не чудеса, то я более чудес не знаю» (II, 143-144). В этом же письме Батюшков спрашивал: «Не видал ли ты у Капниста-стихотворца одну девушку, по имени девицу Бравко? Каковы у нее глаза? Не правда ли, что она похожа на нимфу, на младшую грацию. «Да ты почему это знаешь?» Я во сне ее видел, то есть и я чудеса умею делать» (II, 144).] Я уже поздравлял себя слепцом и думал: божественный Омир, одним несчастием с тобой я буду равен, но кажется, что уже и в этом не сравнюся с ним. Однако же с слезами еще пишу письмо это. Я начинал думать, что ты посвятил себя вечному безмолвию; но из отзыва твоего, не весьма поспешного, ясно увидел, что ты посвятил себя совершенной праздности, ибо имеешь время читать Дидерота и вычислять, сколько нужно тебе в сутки минут для исполнения нужд естественных. [Батюшков в письме подробно расписывает свои ежедневные занятия, называя время, которое он тратит на каждое из них (II, 144—145).] Ты во сне прочел надпись познай себя и на яву применил ее к своей лености, и кинул Тасса для того, чтобы переводить Песни Песней? [В том же письме Батюшков сообщает, что окончил перевод «Песни песней» и предлагает его Гнедичу. Объясняя причины, побудившие его избрать для перевода драматическую форму, Батюшков писал: «Я избрал для «Песни песней» драматическую форму; прав или нет - не знаю, рассуди сам. Одним словом, я сделал эклогу, затем что мог совладать с этим словом, затем, что слог лирический мне неприличен, затем что я прочитал (вчера во сне) Пифагорову надпись на храме: «Познай себя» - и применил ее к способности писать стихи» (II, 146).] Бедность ума человеческого, потворствующего страстям своим! Неужели ты думаешь, что друзья твои и все умные люди, перевод твой читавшие, тебя обманывали? Ты обманываешь сам себя. Променяет ли хоть один толковый человек все твои песни песней и оды на одну строфу Торквата?
      Сзывает жителей подземныя страны трубы медяной рев гортанью сатаны - Свод звукнул от него и мгла поколебалась. [Видимо, строки из недошедшего отрывка перевода поэмы Тассо.] Несчастный - познай себя! Читай учение Иисуса, а не Дидерота: ты узнаешь, что проклят открывающий талант свой. [Гнедич ссылается на евангельскую притчу о рабе, зарывшем в землю талант (Еванг. Матф., 25, 14-30).] Если не уважаешь советов дружеских, так побойся бога. И Самарина, и Аленин, и Ниловы, и все, кто читал перевод твой, ругают тебя достойно за то, что ты хочешь кинуть. Но этого быть не может, ты меня мистифицируешь. Твоя персидская идиллия [Персидская идиллия — такой подзаголовок имело стихотворение Батюшкова «Источник» (вольная обработка прозаической идиллии Парни). Вместе со стихотворениями «Счастливец», «На смерть Лауры» было напечатано в «Вестнике Европы» (1810. М» 17. С. 55-56).] и другие напечатанные с нею пиэсы, песни песней также, ничего более не говорят, кроме того, что ты имеешь превосходное дарование для поэзии; но такие предметы ниже тебя. Замечания на песни песней прислать теперь не могу; но ты ни прав, ни виноват, что избрал драматическую форму, ибо она избрана уже Вольтером. [Имеется в виду переложение Вольтером библейской «Песни песней». Батюшковское переложение, которое он послал Гнедичу с письмом от 30 октября, до нас не дошло.] Переведи волшебницу Теокритову [Идиллия Феокрита «Колдуньи» или «Колдунья», представляющая собой развернутый монолог героини.]: это лучше. Песни песней лицами в них действующими не могут сделать никакой иллюзии, кроме красотою стихов.
      Да почему ты знаешь о Бровковой? Я вскружил себе голову, думая? Не от Ивана ли Матве<евича> Муравьева [Муравьев-Апостол Иван Матвеевич (1762, по др. сведениям -1765, 1767, 1768 - 1851) -дипломат, государственный деятель, писатель, близкий знакомый Батюшкова и Гнедича. Батюшков спрашивал Гнедича о нем, и, узнав о его решении служить по дипломатической части, в письме от января 1811 года написал: «Я не удивляюсь И. М. <Муравье>ву: он совершенный Алкивиад и готов в Афинах, в Спарте и у Даков жить весело...» (II, 154). Батюшков намекает на историю Алкивиада, который после изгнания из Афин вынужден был жить у прежних своих врагов, принимавших его очень тепло.] через письмо? А он теперь здесь; и приехал с тем, чтобы служить, и служить по дипломатике; вот тебе случай прелестнейший. Богиню на розовом листке ловят в столицах. [В письме от 30 сентября 1810 года Батюшков писал: «Впрочем, скажу тебе откровенно, что мне здесь очень скучно, что я желаю вступить в службу, что мне нужно переменить образ жизни, и что же? Я, подобно одному восточному мудрецу, ожидаю какой-то богини, от какой-то звезды — богини, летающей на розовом листке, т<о> е<сть> в ожидании будущих благ я вижу сны» (II, 146).] Кати. - Приостановиться тебе у меня можно дней на несколько; но жить, хотя бы желалось и по приятности жить с тобою, и по выгодам жизни, но не позволяют обстоятельства; ибо у меня бывают тайные театральные школы с людьми, которые не хотят иметь тому свидетелей, хотя свидетельства о сем весьма ясны, ибо С<еменова> в Гермионе [Гермиона - героиня трагедии Расина «Андромаха».] превзошла Жорж [Французская актриса М. Х. Веймер (1787 - 1867), с 1808 по 1812 годы выступавшая в Москве и Петербурге.]. Табак, мною привезенный, отнял у меня Гагарин и Пушкин [Пушкин - Мусин-Пушкин Василий Валентинович (1775 - 1836), граф.]; а я, начавши выходить (ибо за болезнию сижу дома), достану и пришлю тебе непременно. Зачем ты не пишешь к Баранову [Баранов Дмитрий Осипович (1773 — 1834) — родственник Батюшкова, впоследствии обер-прокурор в сенате, сенатор. В молодости занимался литературой (член «Беседы»). Член Российской академии.]; а еще думаешь, что умеешь жить в свете? Он на тебя суриозно сердит. Елизавета Николаевна Львова вышла замуж - за - Львова Федора Петровича!!!!!!! [Львов Федор Петрович (1766 — 1836) - двоюродный брат Н. А. Львова, литератор. После смерти первой супруги, Н. И. Березиной, в 1810 году женился на Е. Н. Львовой (1788 - 1864), дочери Н. А. Львова и племяннице Державина.] Пишешь ли ты к Жуковскому? Что значит: Озеров провожал солнце за горизонт? [Батюшков писал Гнедичу от 30 сентября: «1/4 часа смотрю на закат солнечный. Это время, скажешь ты, потерянное. - Неправда! Озеров всегда провожал солнце за горизонт, а он лучше моего пишет стихи, а он деятельнее и меня, и тебя» (II, 145). Озеров Владислав Александрович (1769 — 1816) — драматург.] Час, в который у тебя варит желудок, и полчаса, посвящаемые тобою для воспоминания обо мне, и несколько минут, определенных тобою для нужд естественных, лучше определи ты для того, чтобы чаще писать ко мне; а я до того записался, что глаза затекли слезами.
      Весь твой в слезах.
      Приписка сбоку: Сегодня Танкреда играют в комнатах у импер<атрицы> Марии Федоровны. [Мария Федоровна - вдовствующая императрица.]

      Ответ на письмо Батюшкова от 30 сентября 1810 года.

      11
      С. П. бург. Генв<аря> 9. 1811.
      Не понимаю - или ты хочешь отплатить мне равною хартиею, но по лености своей до сих пор еще не изготовил; или ты испытываешь заботливость дружбы моей; или ты болен? Ничему более не могу приписать твоего несносного молчания. Вот уже и новый год, с которым тебя поздравляю, а ты мне не отвечаешь на прошлоголетние письма. Неужели ты в Москве!?? Если так, то пришли мне и это письмо обратно; с него я начну эпоху вовсего неписания к тебе ни прозою, ни говором, а чтобы и тебе вперед не затрудняться, пиша ко мне и спрашивая, что такое говор, то знай, что сие слово сотворено г. Захаровым [Захаров Иван Семенович (1754 — 1816) - сенатор, переводчик, сторонник Шишкова, председатель 4-го разряда «Беседы».], дабы заменить прозу. Это первые подвиги Афинея - или ныне называемой Беседы. [«Ликей», «Афиней» или «Атеней» - первоначальные варианты названия «Беседы любителей русского слова».] Да зачем ты ко мне не пишешь, несносный Константин? Несноснейший, потому что и ни к кому не пишешь и оставляешь меня волнующегось думами. Если не хочешь писать ко мне, так пиши к кому-нибудь, лишь бы я знал, где ты и что ты. Или еще лучше, когда не хочешь писать ко мне, то в письмах называй меня другим именем и воображай, что пишешь к другому, но только на пакете не наделай напрасных хлопот почталиону.
      Не удивляйся, что до сих пор не имеешь от А<нны> Пет<ровны> [Анна Петровна — Квашнина-Самарина. См. о ней прим. к письму 2.] писем - она по шею в хлопотах и, как знаешь, весьма неприятных. Для первой еще почты она начала к тебе письмо, исписала кругом лист - и до сих пор не соберется с духом кончить. О, души женские - ты знаешь их, - но у Сам<ариной> душа необыкновенная. Сколько раз миллионов воображал я о тебе на вечерах Ниловских? Истинные люди. Жаль, что ты не тут.
      Наш театр - большой, каменный [Большой каменный театр, построенный в 1783 году Л. Ф. Тишбейном и перестроенный в 1802 - 1804 годах Томо де Томоном (1760 - 1813). Восстановлен в 1818 году А. Модюи.] - вспыхнул на воздух, et площадь ubi театр fuit (И площадь, где театр был (лат.).). А несчастный Томо архитектор, чертом побужденный, взлез на полусгорелые стены созерцать руины и размышлять о тленности мира сего и о том, можно ли что-нибудь из развалин вновь создать, и, погрузясь в сладкую меланхолию, рухнулся со стеною и, от высот до основания катяся и по ней, и под ней, и меж ней, немного измял себе и голову, и руки, и ребра, и ноги. Браков мне вчера сказал, что если Томо сегодня не умрет, то будет жив!
      Много бы еще писал к тебе и не совсем скучного, но не хочу по трем причинам. Если ты болен - от чего сохрани боже, - то читать не станешь. Если ты гневишься, ?o???є? ???? ???? (Гнев впал в душу (греч.).) [«Илиада», песнь IV, стих 436.], то презришь моими словами. Если же ты в Москве, то жалею, что и столько писал. Правда ли, что Кач<еновский> с Жуковс<ким> разошлись по журналу? [«Вестник Европы» возглавлялся Жуковским в 1808 - 1809 годах. В 1809 - 1810 годах во главе журнала вместе с ним находился М. Т. Каченовский. С 1811 журнал редактировался одним Каченовским.] Бога ради, пиши или вели хоть Филиппу [Филипп - слуга Батюшкова, упоминающийся в его письмах (II, 155).] уведомить меня, что с вами делается.
      Целую тебя, каналию, и сам сержусь на тебя и не пришлю тебе 9-й песни.
      Твой Г.
      На обороте письма адрес: Его благородию Милостивому государю моему Константину Николаевичу Батюшкову в Череповец.

      Видимо, Батюшков не получал своевременно писем Гнедича, так как в это время он жил не в Хантонове под Череповцом, а в Вологде. Он был действительно болен. В письме Гнедичу от января 1811 года он сообщал: «Я насилу пишу тебе: лихорадка меня замучила» (II, 154). Болезнь отступила только в конце января (II, 154).

      12
      С. П. бург. Март 21. 1811.
      Боже мой! Какое неравенство дается людям в дарованиях? Я лет десять стараюсь ославяниться. т.е. вникаю в свойства и красоты и богатства славенского языка, но еще весьма далек, хотя ты и льстишь мне, от цели моих желаний; ты, напротив, чрез несколько месяцев житья в Москве так хорошо успел в желаемом, и сбылось писание: овому талант, овому же два. Однакож Самар<иной>, которую я весьма люблю за душевные свойства, не можно знать моих успехов в ославянении, ибо я никаких ей стихов не читал своих, зная, что они ей не по нраву [В споре между Гнедичем и Батюшковым Самарина была на стороне последнего (II, 156).], а труды мои по ее бумагам ничего не могли показать, кроме моего усердия к пользе ее. Спасибо за совет поставлять мне за честь облизывать тарелки там, где Дмит<риев> [Дмитриев Иван Иванович (1760 - 1837) - поэт.] обедает. Он попечитель общества, Шишков [См. о нем прим. к письму 4.] председатель, Шихматов [Ширинский-Шихматов Сергей Александрович (1783 - 1837) -поэт, активный член «Беседы». Наряду с Шишковым и Хвостовым он стал предметом остроумных нападок карамзинистов.] член, а я должен поставлять себе в честь с Штаневич<ем> быть сотрудником общества. [Гнедичу было предложено сотрудничать в «Беседе любителей русского слова». Батюшков довольно иронически отнесся к негодованию Гнедича: «...кажется, что ты виноват. Чем? - Тем, что выписался. Тебе сделали честь. — Как честь? — А вот как: в ликее есть Штаневич, но есть и Шишков, есть Шихматов, но есть и Державин, есть Хвостов, но и Дмитриев там же! Чего же более? - Нет! Я не хочу быть на одной доске с таким-то вралем! Тем более, что я буду трудиться по предписанию устава! Прекрасный ответ! Но разве нельзя ничего не делать и быть членом всех академий?» (II, 156—157). Штаневич - Станевич Евстафий Иванович (1775 - 1835) - поэт, сотрудник «Беседы».] Не что делать, а что бы ты сделал, будучи на моем месте? Спрашивал я тебя, желая узнать из образа твоих мыслей, равно ли бы мы в сем случае поступили с тобою? И не досказал тебе, какой финал с моей стороны сделан сей драматической сцене, с тем намерением, чтобы ты сам отгадал его, соображаясь с моим характером. Но вижу, что он тебе неизвестен, ибо ты мне советуешь кончить эти глупости, в ту же минуту мною оконченные удалением от беснующагось. Он жаловался на меня министру, и, как сказывал мне Уваров [Уваров Сергей Семенович (1786 - 1855) - граф, участник «Арзамаса». В 1810 - 1821 годах попечитель Санкт-Петербургского учебного округа, позднее президент Академии наук, в 1833 — 1849 годах министр просвещения.], сам им обвинен. [Отказ Гнедича от участия в «Беседе» был вызван не только несогласием с эстетической и литературной программой ее организаторов, но и тем, что ему было предложено стать не членом, а членом-сотрудником и отводилось 9-е место в списке. Державин пытался смягчить обиду Гнедича, написав ему письмо, где называл его «членом» и ставил его имя на 5-е место в списке (Альтшуллер, с. 91). Разрыв между Державиным и Гнедичем закончился публичным скандалом в доме Б. Голицына. Батюшков знал о происшедшем из других источников, поэтому в письме от 13 марта упреки Гнедичу предваряются фразой: «Голицына я не видал, может быть, и не увижу» (II, 156). Гнедич рассказывал о разрыве в письме к В. В. Капнисту от 25 августа 1811 года (Г. Р. Державин. Сочинения. 2-е акад. издание. СПб., 1876. Т. 6. С. 232-233). В ответ на сообщение Гнедича о жалобе Державина министру Батюшков писал: «Что же касается до поступка нашего Лирика, то я его считаю за пифийское исступление; ему все простительно, затем что он написал «Ирода» и «Фелицу» (две пиесы, которые дают право дурачиться), затем, что ему 60 лет, затем что он истиный гений и ... не смею сказать - враль!» (II, 157).] Никакой сатиры не видел я и не слышал, чтобы она была, и быть не может от людей, об коих ты пишешь. Горч<аков>, встречаясь с Шахов<ским> только в обществе, вряд ли успеет там писать сатиры. [Батюшков спрашивал Гнедича в письме от 13 марта: «Я <...> слышал, что у вас в Питере написана новая сатира, весьма колкая, на Карамзина, Пушкина <Василия Львовича> и - твоего друга, то есть меня. <...>. Пришли мне ее непременно: я хочу над собой сделать моральный опыт, то есть увериться, могу ли я быть хладнокровен к насмешке. Называют двух авторов: Горчакова и Шаховского» (II, 157). Горчаков Дмитрий Петрович (1758 - 1824) - поэт-сатирик, член «Беседы». Возможно, имеется в виду сатирическая поэма А. Шаховского «Расхищенные шубы». Первая песнь ее была напечатана в «Чтениях в Беседе любителей русского слова» (1811. Кн. 3).] Это газеты Кузнецкого мосту.
      Можно ли мне защищаться, когда на твоей стороне вся Москва и даже Самарина (вовсе не удивляюсь), а на моей два или три благоразумных человека, с которыми случилось читать, но не которым я следовал в мнении, а они мне; ибо и я умею мыслить и имею довольно характера, чтобы не позволять себя надувать чужим умом. Вы нас закричите! При том же я часто видел, что споры клонятся у иных не к тому, чтобы открыть истину, а чтобы сделать торжествующими свои заблуждения. Дело не о словах, а о вкусе, о роде поэзии - он, как я и поздравлял тебя, нравится всей Москве!
      Sur son jugement seul un homme say? appug?
      A 1'univers seduit oppose son estime.
      (Человек положился только на свое суждение
      И противопоставляет соблазненному человечеству свое уважение (франц.).)
      Как бы то ни было, но я писал к человеку, которого я люблю, мои мысли; а что принял такой тон, так это от откровенности моего характера, самому мне весьма иногда вредной. Что ты бранил Перуанца и каешься [13 марта 1811 года Батюшков писал о стихотворении Гнедича «Перуанец к испанцу»: «Я отдал «Перувианца» Жуковскому <...>. Он хотел тебе прислать поправки. Мне же начало показалось растянуто, нечисто и сухо, но последние 30 стихов докажут всякому, что ты мог бы написать трагедию» (II, 157). Отвечая на критический разбор Гнедича переведенного Батюшковым отрывка из поэмы Парни «Иснель и Аслега» под названием «Сон воинов», Батюшков не только отстаивает серьезность и значительность «легкой поэзии», но выступает против самой методологии разбора: «Что же касается до твоих насмешек, то они забавны: этак можно и «Перуанца» выворотить наизнанку. Измождая, тигры, варвары, пей кровь, грызи зубами и прочее, конечно, очень смешно. <...> Я бранил «Перуанца» теперь каюсь» (II, 159).], в этом ты прав, ибо увидел, что в нем нет по крайней мере ничего бестолкового. Но я и покаявшись, пойму ли: как меч скользит по влаге вод? (И что за влага? влажность воды - или влага есть свойство водяной материи, в поэзии ни к чему годное. (Прим. Гнедича.)) [Имеется в виду «Сон воинов». В журнальной публикации под заглавием: Сон ратников. Вольный перевод из поэмы: «Иснель и Аслега» («Вестник Европы». 1811. № 3. С. 178-180) были строфы с рефреном: «Мой меч скользит по влаге вод». Батюшков согласился с Гнедичем по поводу этой фразы, но в целом критику не принял (II, 161-162). Публикуя «Сон воинов» в «Опытах в стихах и прозе» (1817), Батюшков исключил строфы с рефреном «Мой меч скользит...» из текста. Спустя 6 лет поэт признал критику Гнедича справедливой.] Увижу ли, с усерднейшим расположением, во всей пиэсе что другое, кроме воображения, не управляемого ни вкусом, ни рассудком, изыскивающего одно необыкновенное, черное и страшное; не изображения, списанные с природы, достойной описания, не образы, возвышающие душу или услаждающие чувства, но пугалища для воображения больных и смех для воображения здоровых. Может быть, в этом и состоит цель, или, как ты говоришь, тоны северной поэзии. Ноель [Ноель М. (1755 - 1841) - французский литератор, профессор Парижского университета, на авторитет которого и высокую оценку им. Парни ссылается Батюшков (II, 157-158).] хвалит ее? И кого же взял в оправдание? Ноель, компилятор книгопродавцев, Ноель, креатура слабогузого Делиля [Делиль Ж. (1738 - 1813) - французский поэт и переводчик, автор дидактических и описательных произведений.], наполнивший свои листки притворностью Делиля, пакостями Мишо [Мишо Ж. (1767 - 1839) - французский историк-роялист, автор сатирической поэмы «Весна изгнанника».], Легуве [Легуве Г. (1764 — 1812) — французский поэт, наиболее известна поэма «Достоинство женщин» (1800 - 1801), где описывались героини античности, Жанна д'Арк, возлюбленные французских королей.] и других школярей Делилевых, а не взявший ни одного стиха из Берениси, Бажазета и Les freres ennimis (Братья-враги (франц.)) [Перечисляются трагедии Расина: «Береника» (1670), «Баязет» (1672), «Фиваида, или Братья-враги» (1664).], в которых есть рассказ образцовый в словесности французской?! Ноель тебя уверил! О Коридон, Коридон, ты мне жалок. Ни Ноель, ни Жуков<ский>, ни Самарина, ни ты не уверите ни одного благоразумного человека, что цель и тоны северной вашей поэзии основаны на том, в чем состоит истинная поэзия греческая или еврейская, китайская или цыганская, все равно. У всех народов она имеет одну основу и одну цель: простое изображение того, что достойно изображения, и чем какой народ ближе подошел к верности сего изображения, тем его поэзия более нравится во всех веках, всем народам; здравый вкус неизменен. Это не мода, угождающая любимыми фразами нежному слуху Делии, страшными картинами - черному воображению Мелодора; Делии умрут, а другие будут иметь новые любимые фразы; у Мелодоров свет ума прояснит воображение; и все поэзии северной пни и кочки, завывания и рыкания, тучи и туманы останутся в туманах. Но
      Он слышит псов домашних лай
      И зрит отцов поля и домы.
      [Строки из стихотворения «Сон воинов».]
      Поелику это есть природа знакомая и любезная как северному, так и полуденному жителю, то и тот и другой всегда найдут эти два стиха прекрасными, если только станет у них терпения прочесть начало пиэсы, в котором они находятся.
      Ты целые пиэсы писывал такими стихами и в этом роде. Но что город, то норов; и вследствие сего избран тобою новый род. Парни есть твой образец легкого рода (этот род весьма труден?). А разве хорошее во всяком другом роде легко? Легко писать было Парни сон ратников, но Шолье [Шолье Г. (1636 - 1720) - французский поэт, представитель «легкой поэзии».] писал не так и не то. Но и самый Шолье есть ли занятие дарования, сделавшего себе честь переводом из Тассо... Да, я хочу делать то, что мне угодно, что мне нравится! Я пишу легкие стихи потому, что они мне не стоят никакого труда, что я ставлю слова без приличия, картины без разбору, что в них ненадобно мне, как Расину, над одним полустишием ломать головы по суткам?! Что ж мне на это отвечать? Я остаюсь глуп с моею дружбою. Знай, однако же, любезный друг, что мои мысли не суть суждения какого-либо пристрастного человека, а мои собственные, и не вовлекут меня в раскаяние... (конец письма не сохранился).

      Ответ на письмо Батюшкова от 13 марта 1811 года из Москвы. Гнедич нападает на Батюшкова за увлечение поэзией «легкого рода» Шолье, Парни, перелагающего Оссиана. В ответном письме Батюшков так сформулировал основной пафос письма Гнедича: «Одиножды положив на суде, что я родился для отличных дел, для стихотворений эпических, важных, для исправления государственных должностей, для бессмертия, наконец, ты, любезный друг, решил и подписал, что я враль, ибо перевожу Парни» (II, 161). Здесь расхождения между классицистической ориентацией Гнедича и тяготением Батюшкова к романтической эстетике проявились наиболее явственно.

      В публикации М. Г. Альтшуллера это письмо рассматривается, как сохранившееся не полностью (Альтшуллер, с. 91). Но отсутствие подписи скорее говорит о раздражении Гнедича. Это подтверждается тем, что ответное письмо Батюшкова начиналось с иронического повторения восклицания Гнедича: «Боже мой!» и далее следовало: «Что за письмо! Ни конца, ни начала...» (II, 161).

      13
      <Конец апреля - начало мая 1811 г.>
      Так как я с первою почтою тебе отвечаю, то ничего не пишу об Оленине, с которым виделся я вчера только в доме гр. Строганова. [Строганов Александр Сергеевич (1733 - 1811) - граф, покровитель и знаток искусств, в 1800 — 1811 годах президент Академии Художеств.] Старик Гомер довел старика Строг<анова> до того, что он кидался мне на шею; графиня Строг<анова> молодая [Возможно, Софья Владимировна Строганова, в девичестве Голицына (1774 - 1845), жена сына А. С. Строганова, Павла Александревича.] прогнала графа Мейстера [Мейстер Я.-Г. (1744 - 1826) - швейцарец по происхождению, французский писатель (упоминается в письме Батюшкова к А. И. Тургеневу от 30 июля 1818 года). Но, возможно, речь идет об одном из братьев, графов де Мейстер (де Местр), Жозефе (1754 - 1821) или Ксавье (1764 - 1852).], который начал было читать по-французски то место, которое читал я им в своем переводе. Басни Крылова доводят женщин до колик. В среду у Стр<огановых> публичное чтение. Здесь кружатся головы, или это действие моды, или афинская звезда взошла над нашею страною. В рассуждении места скажу тебе, что человек с твоими способностями и с твоими связями всегда и везде получит место - а <нрзб.> нигде и никогда его не находила. Сам будучи уверен, как Оленин [См. о нем прим. к письму 1.] тебя любит, ты сомневаешься в нем.
      Я буду ждать поправок Перуанца, сделанных Жуковским; а за известие, что его издание продается в Петербурге, благодарю. Зачем твоего ничего нет в вышедших двух частях. [Имеется в виду «Собрание русских стихотворений», издававшееся в это время Жуковским (II, 159). Отвечая на вопрос Гнедича о том, почему в этом издании нет стихов Батюшкова, тот писал: «...В первом томе помещена одна песня к Мальвине, некогда напечатанная в «Лицее» у Мартынова и которую я вовсе забыл. <...>. В четвертом будет моя элегия из Тибулла, в пятом «Мечта» <...> «Воспоминания», «Счастливец» и другие безделки» (II, 163).] Это для меня загадка. Ты, кажется, в ладу с Жуков<ским>, а хотя бы и нет; он не Держа<вин>, который пишучи о поэзии рассуждение, привел в пример о гимнах мой гимн Минерве, а после приключения - вымарал его. [Гнедич имеет в виду «Рассуждение о лирической поэзии» Державина, из которого после ссоры с ним автор исключил стихи Гнедича.] Кстати - скажи Жуков<скому>, что грех не поместить в его собрание такой превосходной вещи, как Бенитцкого Дифирамб Бахусу, напечатанной в Цвет-<нике> 1809 в марте. [Бенитцкий А. П. (см. прим. 13 к письму 2). Видимо, имеется в виду его произведение «Возвращение Бахуса из Индии. Дифирамб». - «Цветник» (1809. № 3. С. 293).] У нас же и нет Дифирамбов, а это и единственный и прекрасный - чрезвычайный! Я слышу, что у Какошкина [Кокошкин Федор Федорович (1773 - 1838) - поэт и переводчик, директор Московского театра, председатель «Общества любителей российской словесности».] заводится публичное чтение? Что делает Глинка? [Глинка - видимо, Сергей Николаевич Глинка (1776 - 1847) -писатель, переводчик, мемуарист, издатель журнала «Русский вестник».] Где Радищев [Радищев (см. прим. к письму 1).] в вытянутом фраке? Скажи ему без зазрения - квит за квит - что он мне должен и много одолжит, если вышлет - ибо крайняя miseria (нужда (франц.)). Будь здоров и весел.
      Твой Г.
      В хижине, при свете утренней зари пастырь свиней и Улисс, раек давши огонь, уготовляли снедь; как псы с радостным визгом познали Телемака и не лаяли на притекшего. Узрел Улисс ласки псов и услышал топот ног идущего, и быстро так вещал Евмею: Евмей, верно пришел к тебе друг или ближний, ибо псы не лают, но ласкаются вокруг него, и я услышал топот идущего. Еще не окончил он речи, как возлюбленный сын его вошел в хижину; восскочивший пастырь оцепенел, и из рук его упали сосуды, в коих он премешивал сладкое вино; он кинулся на встречу ирою, лобызал главу его, его очи и обе руки и слезы градом лилися. Одиссея. [«Одиссея», песнь XVI, ст. 1-20. Встреча Одиссея с Телемаком.] Отчего это делается, что многие поэты и философы, историки и ораторы с глубочайшим познанием красноречия, с дерзким употреблением оборотов, с искусственным набором пышных и новомодных слов - не достигли до того могущества над умом и сердцем людей, каким всех народов увлекает Гомер, между тем как в этом рассказе, составленном из слов низких и наипростейших, где ничего не подобрано, рассказано, как говорят матросы и свинопасы, никаких искусственных фигур и оборотов, отчего в этом рассказе вселена Венера, меня восхищающая - меня? Целые народы и тысячелетия (по крайней мере в оригинале). Верно не оттого, что это писано по-гречески. - Я бы написал тебе целую диссертацию если б не воображал, что может быть будет напрасно.

      Ответ на письмо Батюшкова от 13 марта 1811 года из Москвы.

      14
      С. П. бург. Окт<ябрь.> 3, <1812>
      Нет, любезный друг, из Москвы я не получил письма твоего и только сегодня, получив письмо твое от 4 сент<ября> из Владимира, узнал я, что ты жив; ибо слыша по слухам, что ты вступил будто в ополчение [Вновь вступить в армию Батюшкову удалось только 29 марта 1813 года.], считал тебя мертвым и счастливейшим меня. Но, видно, что мы оба родились для такого времени, в которое живые завидуют мертвым - и как не завидовать смерти Николая Оленина [Николай Алексеевич Оленин, старший сын А. Н. Оленина, погиб под Бородином 26 августа 1812 года.] - мертвые-то сраму не имут. Несчастные Оленины имели письма от Архаровой. [Архарова Екатерина Александровна, урожденная Римская-Корсакова (1755 - 1836) - жена генерала от инфантерии Ивана Петровича Архарова.] Грусть Алек<сея> Н<иколаевича> мне гораздо кажется мучительнее, нежели Ел<изаветы> Марк<овны> [Елизавета Марковна - Оленина, урожденная Полторацкая (1768 - 1838), жена А. Н. Оленина.]; после того как ты их видел, они оба прожили пятьдесят лет; она от слез, а он от безмолвной грусти - истаяли; зная душу его, ты поверишь, что он сильнее поражен нынешними обстоятельствами, нежели смертию сына. Однако ж, ты сделал бы им благодеяние, если б хоть строку написал о Петре [Петр Алексеевич Оленин был болен и находился во Владимире. Батюшков писал Гнедичу: «...Петру, слава Богу, полегче. Он здесь под присмотром Архаровых, которые его с своим домашним лекарем проводят до Нижнего. <...>. Кажется, что Петр будет здоров совершенно» (II, 230). Здесь же он спрашивал, не приедет ли кто-нибудь из Олениных в Нижний Новгород. Действительно, А. Н. Оленин приезжал к Петру в Нижний Новгород.]; ехать в Нижний не думаю, чтоб они были в состоянии, и особенно в такое время; они хотели кого-либо отправить. Государь принял большое участие в потере Оленина, и в горькое утешение пожаловал Алексея камерпажем. Они насчет Петра немного успокоены письмами Архаровой. Вскоре по твоем отъезде я получил прилагаемое при сем письмо. О тебе присылал у меня спрашивать какой-то генерал Прево. Блудов [Блудов Дмитрий Николаевич (1785 - 1864) - литератор, член <Арзамаса», впоследствии крупный государственный деятель.] на днях едет в Швецию советником посольства; Северин [Северин Дмитрий Петрович (1792 - 1865) - дипломат, литератор, автор мелких стихотворений и переводов, член «Арзамаса».] при посольстве едет в Гипшанию; и в Сицилию назначен не граф Пушкин [См. о нем прим. к письму 10.], а Мачениго. [Мачениго - Моцениго Егор (Георгий) Дмитриевич (1764 -1839) - граф, русский посланник в Неаполе.] Ты несколько счастливее теперь, нежели я - ты с родными и с умными людьми делишь все - а я с Мальвиной, с Мустафою и Мирзою, ее чадами [Мальвина - собака Гнедича.], из которых последних для тебя выкармливаю, если даст бог нам свидеться, на что я не теряю надежды. Скоро Наполеон заплатит за свое любопытство видеть Москву — это слова Бенигсена [Беннигсен Леонтий Леонтьевич (1745 - 1826) - генерал от кавалерии, в Отечественную войну 1812 года советник при Главной квартире 1-й Западной армии. С августа 1812 начальник Главного штаба русских армий.] в письме его к графу Орлову. [Вероятно, Михаил Федорович Орлов (1788 - 1842) - граф, генерал.] Подай Господи, подай Господи, подай Господи!
      Чтобы не упустить сегоднишней почты, я отвечаю на письмо, не увидясь с Олениными, и потому ничего не пишу о послед<ст>вии прочтения ими письма твоего. Из дружбы и из человеколюбия пиши ко мне. Прощай, мой любезный Константин - обнимаю тебя. Засвидетельствуй мое почтение Катерине Федоровне [Катерина Федоровна - Муравьева. См. прим. к письму 5.] и Ивану Матвеевичу. [Иван Матвеевич - Муравьев-Апостол. См. прим. к письму 10.] О Катерине Федоровне приходила у меня спрашивать Анна Ивановна, у нее жившая. Прощай, мой любезный друг.
      Твой Н. Г.

      Ответ на письмо Батюшкова от 7 сентября 1812 года из Владимира (Гнедич ошибочно называет дату письма). Батюшков сообщал в нем: «Я писал тебе из Москвы о несчастии двух Олениных: о смерти бедного Николая и о жестокой болезни Петра» (II, 230).

      15
      Письмо Н. И. Гнедича сестре Батюшкова Александре Николаевне.
      С.П.бург. Декаб<ря> 28. 1813.
      Милостивая Государыня
      Александра Николаевна!
      Поздравляя вас с наступающим новым годом и желая от всего сердца всех благ, спешу вас утешить с полученным мною третьего дни письмом Константина Николаевича; к Николаю Львовичу [Николай Львович - Батюшков (1752 - 1817) - отец К. Н. Батюшкова.] я также отправляю. В рассуждении отправления к нему денег генер<ал> Бахметев [Бахметев Алексей Николаевич (1774 - 1841) - генерал, участник войн со шведами и Наполеоном, в 1815 году Батюшков был его адъютантом.] мне прожужжал уши; вот на чем основываясь, я считал его в нужде, но вышло на поверку не так. Однако ж я полученные от Павла Ал<ексеевича> [Шипилов Павел Алексеевич (1784. - 1856) - муж сестры Батюшкова Елизаветы Николаевны.] 900 р. отправил через Бахметева. А об отправлении к нему 1000 р., из суммы под залог имения Павл<а> Ал<ексеевича>, которую обещали мне выдать тотчас после нового года - я уже буду ждать, как вы скажете? Неужели Варвара Николаевна [Сестра Батюшкова.] до сих пор больна? Имели ли вы письма от Катерины Федоровны? [Катерина Федоровна - Муравьева. См. прим. к письму 5.] Она хотела звать вас сюда. Это бы было одно из лучших дел в ее жизни, которое дать ей выполнить, я уверен, вы бы не отказались.
      С совершенным почтением и преданностию честь имею быть всегда вашим покорным слугою
      Н. Гнедич.