Память о том, что было раньше, – достояние императора; он по своей воле изменяет летопись страны и каждый день указывает народу на ту историческую правду, которая согласуется с требованием момента. Вот таким образом Минин и Пожарский
– герои, забытые на протяжении двух веков – вдруг были обнаружены и вошли в моду при нашествии Наполеона. В этот момент правительство разрешило патриотический энтузиазм.
Однако эта безмерная власть вредит сама себе; Россия не будет терпеть ее вечно: дух восстания бродит в армии. Я согласен с императором, что русские слишком много путешествуют; нация начинает стремиться к просвещению: таможня не может остановить идеи, армия не уничтожит их, препятствия не остановят их; они пройдут и под землей: идеи носятся в воздухе, они повсюду, и они меняют мир*.
______________________
* После того, как это было написано, император разрешил поездку в Париж толпам русских. Может быть, он хочет излечить, их от мечтаний, показав им вблизи Францию, которая представляется ему вулканом революций, страной, способной навсегда отвратить русских от политических реформ: он ошибается. – Прим. авт.
______________________
Из всего сказанного следует, что будущее, столь блистательное в мечтах русских, зависит не от них, что они не имеют своих идей и что судьба этого народа подражателей решится народами, имеющими собственные идеи: если на Западе утихнут страсти, если установится союз правительств и подданных, жадная надежда славян на господство станет химерой.
Надо ли повторять вам, что я говорю без злобы, что описывая вещи, не обвиняю людей, что выводы, которые я извлекаю из некоторых пугающих меня фактов, я стараюсь добавлять лишь по необходимости? я меньше обвиняю, чем рассказываю.
Я уехал из Парижа с убеждением, что тесный, союз Франции и России один мог бы упрочить положение в Европе. Но, увидев русских вблизи и поняв истинный дух их правительства, я почувствовал, что Россия отделена от остального цивилизованного мира могущественным политическим интересом, опирающимся на религиозный фанатизм, и я считаю, что Франция должна искать поддержки у наций, чьи интересы согласуются с ее собственными. Союз нельзя основать на стремлениях, противных нуждам страны.
У кого в Европе есть общие потребности? У французов и немцев, и у народов, естественно предназначенных быть спутниками этих двух великих нации. Судьбы цивилизации – постепенной, искренней и разумной – решатся в сердце Европы: все, что содействует ускорению достижения полного согласия немецкой и французской политики, – благодетельно; все, что задерживает этот союз, каковы бы ни были причины отсрочки – пагубно.
Разразится война между философией и верой, политикой и религией, между протестантской и католической церквями; и от знамени, которое поднимет Франция в этой колоссальной борьбе, зависит судьба мира, церкви и, прежде всего, самой Франции.
Доказательством того, что система альянса, к которому я стремлюсь, необходима, послужит то, что придет время, и у нас не будет иного выбора.
Как иностранец, а тем более иностранец, который пишет, я был осыпан вежливыми уверениями русских; но их обязательность ограничивается обещаниями; никто не дал мне возможности заглянуть внутрь вещей. Множество тайн остались для меня непроницаемыми.
Даже проведя в стране год, я не продвинулся бы вперед; неудобства зимы казались мне тем более страшными, что жители уверяли меня, как они мало от них страдают. Они ни во что не ставят оледеневшие конечности, замерзшие лица. Я мог бы рассказать вам о многих несчастных случаях, происходивших даже со светскими дамами, иностранными или русскими. Раз обморозившись, человек всю жизнь испытывает последствия этого. Даже если бы речь шла только о неизлечимой невралгии, опасность все равно велика: я не хочу напрасно подвергаться этим болезням и скучным предосторожностям, необходимым для избежания их. К тому же в этой империи глубокой тишины, громадных пустынных пространств, голых деревень, одиноких городов, настороженных лиц, неискреннее выражение которых заставляет считать само общество бессмысленным, меня охватывает тоска: я бегу от сплина также, как и от холода. Что бы ни говорили, а каждый, кто хочет провести зиму в Петербурге, должен забыть на шесть месяцев о природе и жить как заключенный среди людей, лишенных естественности.
Уверяю вас, что я провел в России ужасное лето, потому что смог понять лишь очень незначительную часть того, что видел. Я надеялся прийти к каким-то решениям, но только ставлю перед вами проблемы.
Главная тайна, которую я, к сожалению, не смог постичь – это слабое влияние религии. Несмотря на политическое порабощение православной церкви, не должна ли она была бы, по крайней мере, сохранить некоторый нравственный авторитет в народе? У нее его вовсе нет. Чем объясняется ничтожность церкви, которой все вроде бы благоприятствует? Вот вопрос. Свойство ли это православной веры – оставаться в таком застое, удовлетворяясь внешними знаками уважения? Или такой результат неизбежен всюду, где духовная власть попадает в абсолютную» зависимость от светской? Я полагаю, что так. Но я хотел бы иметь возможность доказать это документами и фактами. Однако я изложу в нескольких словах результаты наблюдений, сделанных мной в отношениях русского духовенства с верующими.
Я видел в России христианскую церковь, на которую никто не нападает, которую все уважают, по крайней мере внешне; церковь, которой все благоприятствует в утверждении ее нравственного авторитета. И однако эта церковь не имеет никакой власти над сердцами, она порождает только ложь и суеверие.
В странах, где религия совсем не уважается, она не отвечает ни за что. Но здесь, – где весь престиж абсолютной, власти помогает священникам в исполнении их обязанностей; где на веру не покушаются ни устно, ни письменно; где религиозные обряды, так сказать, возведены в ранг государственного закона; где обычаи помогают вере, как у нас они противоречат ей, – здесь можно упрекать, церковь за ее бесплодность. Эта церковь мертва. И однако, судя по тому, что происходит в Польше, она может и преследовать. В то же время она лишена высоких добродетелей и великих талантов для того, чтобы завоевывать благодаря силе мысли. Одним словом, русской церкви недостает того, чего и всей стране – свободы, без которой уходят жизненные силы и исчезает свет.
Западная Европа не знает всего, что вносит в русскую политику религиозная нетерпимость. Единство православной веры исчезло после долгих и тайных преследований: католическая Европа знает, что в России больше нет униатов, но знает ли она, ослепленная блеском своей философии, что такое униаты?
Вот один факт, который покажет вам опасность, ожидающую в России тех, кто высказывает суждения о православной вере и ее слабом нравственном влиянии.
Несколько лет назад некий образованный человек, заметный в московском свете, благородный по происхождению и характеру, но, к несчастью для себя, полный любви к правде (страсти, повсюду опасной, но здесь смертельной), решился напечатать, что католическая религия более благоприятна для развития умов, прогресса искусств, чем православная. Он думал так, как и я, и он осмелился сказать это – непростительное преступление для русского. «Жизнь католического священника, – писал он в своей книге, – жизнь сверхъестественная или, по меньшей мере, каковой должна быть – есть добровольная и ежедневная жертва низкими побуждениями человеческой природы, жертва, непрестанно возлагаемая на алтарь веры, доказывающая самым недоверчивым, что человек не подчинен полностью материальным силам, что он может приобрести высшее могущество, избегнув законов физического мира». Далее он добавляет: «Благодаря изменениям, произведенным временем, католическая вера не может применять свои возможности, только как делая добро». Одним словом, он утверждает, что католицизм не определял судьбы славянских народов, потому что только он включает одновременно возвышенный энтузиазм, совершенное, милосердие и чистый разум. Он подтверждает свое мнение множеством документов и старается показать превосходство независимой религии, то есть всемирной, над местными, то есть зависящими от политики. Короче, он высказывает мысль, которую я не перестаю защищать всеми силами.
Только в недостатках русских женщин этот писатель не обвиняет православную религию.
Он утверждает, что если они легкомысленны; если они не смогли сохранить влияние в семье, хотя иметь его – долг христианской жены и матери, то потому, что никогда не получали подлинного религиозного воспитания.
Эта книга, избегнув, – не знаю уж каким чудом или благодаря каким уловкам, – цензуры, взбудоражила Россию: Петербург и Москва громко выражали ярость и тревогу. Наконец, сознание верующих возмутилось настолько, что от одного края империи до другого все требовали наказания этому неосторожному защитнику матери христианских церквей, что не мешало презирать смелого автора как новатора, ибо... – и это одна из многих непоследовательностей человеческого разума, который почти всегда в раздоре с самим собой в тех комедиях, что разыгрываются в этом мире – лозунг всех сектантов и раскольников в том, что надо уважать религию, в которой родились: истина, прочно забытая Лютером и Кальвином, которые сделали в религии то, что многие республиканские герои хотели бы сделать в политике: они использовали ее власть в своих целях. Наконец, недостаточно кнута, Сибири, галер, шахт, крепостей, пустынь во всей России, чтобы обезопасить Москву и православие от амбиций Рима, которым служит безбожное учение человека, изменившего Богу и своей стране.
С беспокойством ждали приговора, который решит судьбу столь великого преступника, но решение задерживалось. Все уже отчаялись в высшем правосудии, когда император с милостивым бесстрастием объявил, что повода к наказанию нет, преступника тоже нет; но есть сумасшедший, которого надо запереть, и добавил, что больной будет поручен заботам врачей.
Это решение было немедленно выполнено, и столь сурово, что мнимый сумасшедший решил оправдать издевательский приговор единовластного главы церкви и государства. Мученик правды был близок к потере рассудка, отрицаемого у него решением свыше. Сегодня, по прошествии трехлетнего строго соблюдаемого режима, столь же унизительного, как и жестокого, несчастный богослов только начинает немного пользоваться свободой. Но – не чудо ли! – теперь он сам сомневается в своем рассудке и, веря словам императора, признает себя безумным!.. О глубины человеческих несчастий!.. В России слово государя, осуждающее человека, равносильно папскому отлучению от церкви в средние века!!..'
Мнимый сумасшедший теперь может, как говорят, общаться с некоторыми друзьями. Во время моего пребывания в Москве мне предлагали навестить его в его уединении; страх удержал меня и даже жалость, потому что мое любопытство показалось бы ему оскорбительным. Мне не сказали, какая кара постигла цензоров, пропустивших книгу.
Это самый недавний пример того, как вопросы совести обсуждаются в России. И я в последний раз спрашиваю вас: имеет ли право путешественник, столь несчастный, или счастливый, что узнал подобные факты, оставить их без внимания? То, что вы знаете точно, осветит вам то, что вы только предполагаете» и придет убеждение, что вы обязаны вынести все эти вещи на суд мира, если вы это можете.
Я говорю без личной ненависти, но и без страха, и говорю все без исключения; я даже пренебрегаю опасностью навести скуку.
Страна, которую я мельком видел, мрачна и монотонна столь же, сколь другие, описанные мной, были яркими и разнообразными. Рисовать точную картину – значит, отказаться от стремления нравиться. В России жизнь столь же бесцветна, сколь весела в Андалузии; русский народ угрюм, испанский – полон огня. В Испании отсутствие политической свободы компенсируется личной независимостью, не существующей в такой степени больше нигде и дающей изумительные результаты в то время как в России первая столь же неизвестна, как и вторая. Испанец движим любовью, русский – расчётом; испанец рассказывает все, а когда нечего рассказывать – выдумывает; русский все скрывает, а когда нечего скрыть – он молчит ради молчания, без расчета, просто по привычке. Испания опустошается бандитами, но они грабят только на больших дорогах; дороги России безопасны, зато неизбежно грабят дома. Испания полна памятников и руин самых разных веков; Россия начинается вчера, ее история богата лишь обещаниями. Испания покрыта горами, которые изменяют ландшафт на каждом шагу путешественника; пейзаж России – бескрайняя равнина. Солнце озаряет Севилью, оживляет все на Пиренеях; густой туман скрывает отдаленные пейзажи Петербурга, остающиеся тусклыми даже в самые прекрасные летние вечера. Две страны во всем противоположны друг другу, как день и ночь, огонь и лед, юг и север.
Нужно жить в этой пустыне без покоя, в этой тюрьме без отдыха, которая именуется Россией, чтобы почувствовать всю свободу, предоставленную народам в других странах Европы, каков бы ни был принятый там образ правления. Повторим вновь: в России свобода отсутствует во всем, за исключением, как мне говорили, торговли в Одессе. Император, благодаря способности к предвидению, не любит дух независимости, который царит в этом городе, обязанном процветанием знаниям и честности одного француза*. И это единственное место во всей обширной империи, где можно искренне благословлять царство свободы.
Когда ваш сын вздумает роптать на Францию, воспользуйтесь моим рецептом, скажите ему: «Поезжайте в Россию». Это путешествие полезно для любого иностранца; каждый, близко увидевший эту страну, будет рад жить в любом другом месте. Всегда полезно знать, что существует общество, в котором немыслимо счастье, ибо по самой своей природе человек не может быть счастлив без свободы.
Такое напоминание сделает человека снисходительнее, и, возвратясь к своему очагу, путешественник сможет сказать о своей стране то, что умный человек говорит о себе: «Оценивая себя, я скромен,
но сравнивая – горд».
М. В. Строганов
«О РАЗНЫХ КУШАНЬЯХ И ПРОБКАХ»
(Что едят и пьют герои «Евгения Онегина»)**
В последнее время появилось много разных книг с рецептами русской кухни. И какую книгу ни возьми, везде найдешь одно и то же: везде автор, только дойдет до блинов, – сразу же вспомнит Пушкина: «Они хранили в жизни мирной...», а дойдет до ухи, и снова тут же: «Помните, у Пушкина в «Евгении Онегине»:
Москва Онегина встречает
Своей спесивой суетой.
Своими девами прельщает,
Стерляжьей потчует ухой»1.
______________________
* Г-ну герцогу де Ришелье, министру Людовика XVIII. – Прим. авт.
** В работе использованы материалы, собранные совместно с Н. А. Емец.
1 Ковалев В. М., Могильный Н. П. Русская кухня: традиции и обычаи. – М., 1990. – С.86, 126. Другие «пушкинские» страницы в этой книге: 38, 130, 202, 215.
______________________
И не важно, что читателю трудновато будет вспомнить эти строки – их нет в окончательном тексте «Путешествия Онегина», они остались в черновых рукописях. Важно, что автор мог блеснуть, сославшись (в который раз!) на русского гения, который о чем только ни писал! Но бывает и еще лучше: возьмет автор и напишет нечто вроде поваренной книги, а чтобы ее купили, скажет, что все это – блюда, которые любил Пушкин, которые готовились в Михайловском...1
Нет, мы так делать не будем. Мы не кулинары, да и не стоит стряпать на старый манер – не получится. Лучше мы еще раз прочитаем строки «Евгения Онегина» и попытаемся прокомментировать их.
Думаете, мы знаем, что ел Евгений Онегин в Петербурге? Да, скажете вы, знаем: .
Пред ним roast-beef окровавленный,
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
И Стразбурга пирог нетленный
Меж сыром Лимбургским живым
И ананасом золотым2.
А вот и нет. Если мы наивно полагаем, что коли эти блюда перечислены, то простого называния их достаточно, – то это неверно. Ю. М. Лотман, например, полагал, что «кровавый ростбиф» – блюдо «английской кухни», модная новинка в меню конца 1810-х – начала 1820-х гг.3 К сожалению, все это неточно. Дело в том, что ростбиф вошел в русскую кухню уже во второй половине XVIII века и быстро был приспособлен к отечественным нравам и вкусам. «Это английское блюдо приготовляется из ссека вола. Надобно полежать оному несколько дней, чтобы отмякло, после чего жарить на вертеле часа четыре или пять, поливая соленою водою. Подавать с
______________________
1 Такова книга «В старину едали деды...», вышедшая без выходных данных в Пушкинских Торах в 1991 году.
2 Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 16 т. – [Л.], 1937. – Т.VI. – СП. Далее цитаты даются по этому изданию с указанием тома и страницы в тексте.
3 Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: Комментарий. - Л., 1983. -С.143.
______________________
соком, который стекал во время жарения в подставленную сковороду, сняв с оного жир. Зимою надобно это замаривать дней восемь. Можно подавать сию говядину с соусом», – так написано в книге, вышедшей в 1796 году1 Так что «модной новинкой» был не сам ростбиф, а то, что его готовили принципиально на английский манер, ведь при жарении его в течение четырех – пяти часов он уже «кровавым» не будет. Вот почему Пушкин и пишет его не по-русски, и добавляет: окровавленный. Скажи он просто «ростбиф», мы бы так и поняли, как в книжке 1796 года написано...
Слово «трюфли» мы тоже ведь не понимаем. Нет, это не просто изысканные грибы. Ведь и «в европейской части России встречался белый или польский трюфель, но он был не так вкусен и ароматен, как заграничный»2. «Самым лучшим в гастрономическом отношении считается Tuba- melanosporum, особенно распространенный в Средней и Южной Франции и обладающий самым сильным ароматом»3. Вот почему он у Пушкина – «французской кухни лучший цвет»...
Таким образом, все, что ест Онегин в ресторане Talon, либо прямо привезено из-за границы, как трюфли, «Стразбурга пирог нетленный», т.е. паштет из гусиной печени в консервированном вида, «сыр Лимбургский»4 и ананас, либо приготовлено по иностранным рецептам, как ростбиф, а потом к этому ряду присоединится и бифштекс, причем и это блюдо будет у Пушкина обозначено по-английски: beef-steaks (VI, 21). Единственное блюдо, упомянутое в обеде у Talon, которое хорошо знала русская кухня, – дао котлеты:
Еще бокалов жажда просит
Залить горячий жир котлет... (VI, 11).
Вот один из рецептов приготовления фарша для них: «Из всякого скотского и птичьего мяса Делаются фарши. Возьми
______________________
1 Словарь поваренный, приспешничий, кондитерский и дистилаторский. - М., 1796. - 4.5. - С.208.
1 Энциклопедический словарь Сост. Ф. А, Брокгауз, И.А-Эфрон. – СПб.. 1891. -Т.22. - С.726.
3 Там же. - С.727.
4 «Лотман Ю. М. Указ. соч. - С. 143.
______________________
по желанию без костей, изруби оное сечкою мелко, намочи белого хлеба в молоке или в каком-нибудь бульоне, положи в оный яиц и смешай все вместе; приправь зелени, мускатного цвета или иных специй, тогда будет фарш готов»1. Нам ведь достаточно трудно представить себе, как это кулинары прошлого обходились без мясорубки и как они ухитрялись-таки мелко изрубить мясо сечкой. Но, очевидно, вкус котлет от этого принципиально не менялся.
Однако котлеты, повторим, едва ли не единственное «не иностранное» блюдо в меню Онегина. Все остальное – от закусок до десерта – ярко окрашено в «иностранные» тона. Это «англизированное» меню Онегина стоит, таким образом, в одном ряду с его туалетом («Как dandy лондонский одет» – VI, 6), его поведением («Как Child-Harold, угрюмый, томный В гостиных появлялся он» – VI, 21) и чтением Адама Смита (VI, 8) и определяет, в итоге, окраску его «болезни», его «недуга»:
Недуг, которого причину
Давно бы отыскать пора,
Подобный английскому сплину... (VI, 21).
Было бы все-таки неверно думать, что болезнь Онегина – английская. Ведь тут же у Пушкина продолжено:
Короле: русская хандра
Им овладела понемногу (VI, 21).
Значит, болезнь только похожа, «подобна» английской, хотя неверно считать, что она сугубо национальна, ибо так болеют и англичане... Пушкин возводит «преждевременную старость души» (ХШ, 52) в ранг общеевропейского диагноза, ведь и сам Байрон «весь создан был навыворот; постепенности в нем не было, он вдруг созрел и возмужал – пропели замолчал; и первые звуки его уже ему не возвратились...» (XIII, 99).
Так тянется ниточка от обеда Онегина, от roast-beef а и
_____________________
1 [Друковцев С. В.] Экономические наставления дворянам, крестьянам, поварам и поварихам, сочинена главой провиантской канцелярии, прокурором и вольного экономического общества членом Сергеем Друковцевым. – М., 1773. – С.60.
_____________________
beef-steaks'a к проблеме характера героя, к проблематике всего произведения в целом...
Но вот перед нами второй обед, уже не в Петербурге, а в деревне. Онегин приехал на именинный обед Татьяны, его усадили прямо против героини, которая, конечно же, разволновалась.
Конечно, не один Евгений
Смятенье Тани видеть мог;
Но целью взоров и суждений
В то время жирный был пирог
(К несчастию, пересоленый);
Да вот в бутылке засмоленой,
Между жарким и блан-манже,
Цимлянское несут уже (VI, 111).
Спасибо пирогу: он хотя и появился только для того, чтобы отвлечь внимание гостей от «страги-нервических явлений» Татьяны, но явился-то именно он, а не другое какое блюдо. Что ж это был за пирог?
Ясно, что это был пирог не с ягодной начинкой, ведь он «пересоленый» и «жирный». И скорее всего, это была кулебяка, наиболее популярный пирог, подаваемый в парадных случаях не с Двумя и тремя, а с большим числом начинок. «Для оных
<пирогов> употребляется обыкновенное кислое тесто. Надлежит оное по приготовлении раскатать скалкою, положить какую-нибудь из нижеописанных начинок; загнуть сперва края раскатанной лепешки тестяной с длинного бока и на середине. Сложив, за-щипить, а йотом загнуть края с узких сторон, сладить к прежним и, также защипав, посадить в печь»1. А теперь – рецепты начинок:
«Кулебяка с семгою: крутая каша смасливается постным маслом и накладывается толстым слоем, поверх оной покрывается тонкими ломтиками соленой семги2.
_____________________
1 Словарь поваренный, приспешничий, кондитерский и дистила-торский. - 4.5. -С.87.
2 У Лариных было нечто подобное; в черновиках «целью взоров
<и>*суждений В то время был большой пирог <Нрзб.> с рыбою соленой» (VI, -$01).
_____________________
Кулебяка постная с луком: лук обжаривать в масле и употреблять в начинку...»1.
У Лариных пирог подавали в середине обеда, потому что потом упоминается жаркое, а, как известно, «в обеде из двух кушаний обыкновенно первым подают суп, а вторым жаркое, если же обед состоит из многих кушаний, то жарким называют последнее подаваемое жареное; к нему обыкновенно подается и салат. Никакое жаркое не следует солить, пока не кончили его жарить, потому что соль, попавшая на мясо, извлекает из него сок (так же как и из котлет), а задача хорошего жаркого состоит в том, чтобы сохранить сок»2.
Ну, уж жаркое-то мы знаем, решите вы. И снова будете неправы. Лучше послушайте: «Хотя всяк и знает как мясо жарить, однако ж я захотел упомянуть всякое мясо. Живность и дичь надлежит прежде за сутки намочить в пресном молоке или воде, дабы кровь вся вышла, а мясо от этого белее и вкуснее будет, шпигуется свиным салом по пристойности, жарится на вертеле, обмазывается дичь черным лимонным соком. К жаркому дают разный салат, спаржу, цикорий, оливки, огурцы разные в рейнском уксусе, осетринную черную зернистую икру, соленые сливы и лимоны...»3.
Может быть, несколько проще обстоит дело с блан-мднже. Можно, конечно» ограничиться указанием на то, что это «сладкое блюдо из миндального молока»4, но, наверное, лучше привести и его рецепт: «Возьми оленьего рога, свари оный в воде, процеди и застуди; положи в кастрюлю молока, толченого сладкого миндаля, застуженный рог, корицы. Взвари оное и процеди сквозь сито в форму, а после, как застынет, выложи на блюдо»*.
Зачем нужны эти комментарии? Мы с вами не найдем «оленьего рогу», осетринную зернистую икру, но рецепты все
_____________________
1 Словарь поваренный, приспешничнй, кондитерский и дистила-торский. - 4.5. -С.88.
2 Энциклопедический словарь /Сост. Ф. А. Брокгауз, И.А. Эфрон. – Т.22. - С.726.
3 [Друковцев С. В.] Указ. соч. – С.76.
4 Лотман Ю. М. Указ. соч. - С.282.
5 [Друковцев С. В.] Указ. соч. – С.75.
_____________________
же нужны: мы понимаем, прочитав их, что все это Прасковья Ларина готовила у себя в деревне сама. Она недаром жаловалась, что у нее «доходу мало» (VI, 150), поэтому выписывать разные дорогие «лимбургские сыры» не могла, да, наверное, и вкуса в них не понимала. Зато пирог и жаркое, приготовленные руками крепостных девок под чутким наблюдением помещицы, были ей вполне доступны. Правда, на сей раз пирог оказался пересоленным. «Простая русская семья» Лариных и ест простые русские блюда, и хотя блан-манже слово нерусское, но уже настолько привычное, что писать его по- . иностранному, как roast-beef и beef-steaks, необходимости нет.
Онегин и Ларины расподоблены, так сказать, по всем статьям. Ничто не забыто и не упущено Пушкиным. Даже вино.
В свое время М. А. Цявловский дал достаточно подробную сводку всех вин, упоминаемых в произведениях Пушкина*. Мы не будем этого повторять и обратим внимание только на один факт.
Когда Онегин приехал в деревню, он не пожелал близко сходиться со своими соседями, поэтому они решили:
Сосед наш неуч; сумасбродит;
Он фармазон; он пьет одно
Стаканом красное вино;
Он дамам к ручке не подходит... (VI, 33)
Можно подумать, что соседи обвиняют Онегина в пьянстве. Но так ли это? Ведь и сами они пьют. Но что? В доме своего дяди Онегин нашел в шкафу
... наливок целый строй,
Кувшины с яблочной водой
Да календарь осьмого года... (VI, 32)
А когда Онегин с Ленским посетили Лариных, им подавали нечто подобное, и, возвращаясь, Онегин замечает:
Боюсь: брусничная вода
Мне не наделала б вреда (VI, 53).
Наливки, яблочная вода, брусничная вода – все это вина домашнего изготовления. Красное вино, которое пьет Оне-
_____________________
1 Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 6 т. – М.-А, 1931. – Т.6. - С.79.
_____________________
гин, – привозное, заграничное. Оказывается, не в пьянстве обвиняют Онегина соседи, а в том, ™ что – «не по средствам живет», «сумасбродит»1.
Но сначала обратимся к деревенским жителям. Известно, что для изготовления брусничных и других ягодных «вод» рекомендуется заквашивать их дрожжами, хмелем, а после того как перебродит, разбавлять водкой по вкусу. Таким образом, боязнь Онегина, как бы «брусничная вода» ему «не наделала б вреда», объясняется именно наличием в напитке дрожжей. Вкус брожения ему непривычен и, очевидно, неприятен...
Итак, как же готовить брусничную воду? Нужно «взять четверик брусники, из которого половину положить в горшок, поставить в печь на ночь, чтобы парилась, на другой день вынув из печи, потереть сквозь сито, положить в бочонок; а на другую половину четверика, которая не парена, налить три ведра воды и дать стоять на погребу; из чего чрез двенадцать дней будет брусничная вода»2. Получившийся напиток можно разбавлять французской водкой. Так же, кстати, приготовлялась и яблочная вода.
Но если вы подумали, что французскую водку все-таки придется привезти из Франции, то вы ошиблись. Она приготовлялась здесь же, в имении: «Возьми дрожжей, виноградного вина, налей куб, двои; потом вторично. Оное пропусти через куб, будет французская водка, называемая коньяк»*. Русская же водка делалась не на виноградном спирту, а на пшеничном: «Взять четверть пшена, разварить в котле, и положивши в кадку, разводить теплою водою, положить дрожжей и три фунта квашеного теста, когда вскиснет, положить в куб и двоить»4.
_____________________
1 Это отмечено уже Ю. М. Лотманом (указ. соч. – С.180 – 181), но считаем нелишним повторить и дополнить эти соображения. П. П. Дудочкин указывал также, что о склонности дяди Онегина к алкогольным напиткам свидетельствуют и слова «мух давил» (VI, 32) (см.: Временник Пушкинской комиссии. 1981. - Л., 1985. -С.166-167).
2 Новейшая и полная поваренная книга. – М.,1790. - Ч.П. - С.127.
3 Там же. - С.128.
4 Там же. - С.130.
_____________________
Широко были распространены в быту поместных дворян и наливки, они были значительно крепче: «Взять самых спелых ягод вишен, вычистив из них косточки, положить тело в чистую ветошку и в станке сок весь выдавить, положить в бутыль столько морсу, сколько и французской водки, а косточки истолокши, туда же положить; потом положить на всякий штоф по золотнику толченой корицы, дать стоять шесть недель, и всякий день болтать, а после слить, из гущи 1 же, выжав сок, разварить с сахаром по желанию»1.
Если же случай был особо парадный, как, например, именины, то одной наливкой, конечно, не обходились: выставлялись на стол и покупные вина, хотя и не заграничные. Лариных на именинах Татьяны, как мы помним,
Между жарким и блан-манже
Цимлянское несут уже (VI, 111).
Все-таки не из Франции, все-таки подешевле. Впрочем, вино типа шампанского можно было приготовить и дома: «Взять на ведро березового чистого соку полтора ведра молодого белого французского вина, все вместе смешать, а бутылки выполоскать французскою водкою, все оное уливать в эти бутылки, на каждую бутылку класть по чайной ложке кремор-тартари, закупоривать накрепко, обтянуть пробку проволокою и засмолить, поставить в песок; чем дольше стоять будет, тем лучше»2. Однако здесь уже потребовалось все-таки французское белое вино. Соседи же Онегина, кажется, про него и не слыхали, ведь они полагали, что тот пьет красное вино, т.е. из распространенных в пушкинскую эпоху – лафит или бордо.
Но пьет ли Онегин красные вина? Уже в ресторане Talon, едва он вошел,
... и пробка в потолок,
Вина кометы брызнул ток (VI, 11)3
В деревне Онегин не изменяет себе:
_____________________
1 Там же. - С.129.
2 Там же. - С.132.
3 Шампанские вина урожая 1811 года; см.: Кузнецов Н. Вино кометы //Пушкин и его современники. - Л., 1930. - Вып. XXXVIII-XXXDC. -С.71-75.
_____________________
Обед довольно прихотливый.
Бутылка светлого вина... (VI, 89)1.
Вот Онегин ожидает Ленского:
Вдовы Клико или Моэта
Благословенное вино
В бутылке мерзлой для поэта
На стел тотчас принесено.
Оно сверкает Ипокреной;
Оно своей игрой и пеной
(Подобием того-сего)
Меня пленяло... (VI, 92).
Вот обед друзей окончен:
Камин чуть дышит. Дым из трубок
В трубу уходит. Светлый кубок
Ещё шипит среди стола (VI, 93).
Итак – Онегин не пьет красных вин, более того, хотя мы и не можем утверждать это бесспорно, но даже «бутылка светлого вина» – это скорее всего тоже шампанское, если учитывать, что и во всех других случаях Онегин пьет его. Пристрастие же Онегина к шампанским винам Пушкин подчеркивает настойчиво: вслед за тем, как он описал, что Онегин приготовил для Ленского шампанское, он тут же замечает о себе:
Но изменяет пеной шумной
Оно желудку моему
И я Бордо благоразумный
Уж нынче предпочел ему.
К Аи я больше не способен;
Аи любовнице подобен
Блестящей, ветреной, живой,
И своенравной, и пустой...
Но ты, Бордо, подобен другу,
Который, в горе и в беде,
Товарищ завсегда, везде,
Готов нам оказать услугу,
Иль тихий разделить досуг.
Да здравствует Бордо, наш друг! (VI, 92).
_____________________
1 В черновиках было менее определенное: «Бутылка старого вина» (VI. 372).
_____________________
Оппозиция автор/Онегин дублируется, так сказать, оппозицией Аи/Бордо, шампанское (илибелое вино)/красное вино...
Нет, если бы соседи знали, что Онегин пьет даже не красное вино, а еще более дорогое шампанское, причем лучших сортов, их мнение об Онегине как «опаснейшем чудаке» стало бы еще тверже...
Так вот снова, в который раз Пушкин разводит Онегина и поместных дворян по разные стороны бытовых укладов. Ой» не только не понимают, они никогда понять не смогут друг друга. Если уж красные вине – это сумасбродство, то что говорить о белых, шампанских?! '
Но на этом противопоставление не закончилось. Каждое лыко должно быть в строку. Если еще что герои пьют, то и здесь будет оппозиция.
Пьют. Пьют безалкогольные напитки Квас, чай, кофе. Что пьют Ларины? Что пьет Онегин? Ответ однозначный, каждый помнит, что в доме Лариных «квас как воздух был потребен» (VI, 47) – это одна из «привычек милой старины».
Вот как рекомендовали готовить квасы (из многих образцов мы выбрали красный и белый квасы, наиболее распространенные). Красный квас: «Взять яшного солода четверик, ржаного столько ж, муки ржаной два четверика; а заварить на горячей воде, потом положить в корчаги, поставить в печь, которую замазать глиною, а после поутру вынуть из печи и положить в кадку, налить кипятком котла два» мерою в шесть ведер, заквасить квасною гущею, положить мяты пучка два»1. Белый к в ас, или так называемые кислые шти: «Возьми по желанию меруяшного свежего солоду, еще такую ж меру ржаного солоду,
Крупичатой по одному четверику
Пшеничной
Аржаной
ситной
гречневой свежей муки
Все оное в чашу смешай вместе, облей варом горячей воды, разбивай комья веслом три часа, как простынет, положи
_________________
1 Новейшая и полная поваренная книга. – С. 122.
_________________
хороших свежих дрожжей три столовых ложки, свежей мяты, закрой чан крепко; как покажется белая пена, тогда мешай чаще; не давать много перекисать, сливай в бочку, положа еще довольно немецкой мяты, поставь в лед»1.
Онегин, разумеется» квас не пьет. Но – чай или кофе? С. В. Друковцев отмечал, что «в России перед недавнем временем кофий и чай никто употреблять не хотел; а ныне ко оному много привыкли даже, что и пахотные крестьяне, будучи в разнозчиках, вкус находить начали»1.
«Находят вкус» в этих напитках и герои романа. Но Онегин у себя дома пьет только кофе:
В седьмом часу вставал он летом
И отправлялся налегке
К бегущей под горой реке;
Певцу Польвары подражая,
Сей Геллеспонт переплывал,
Потом свой кофе выпивал,
Плохой журнал перебирая,
И одевался... (VI, 89).
Онегин не такой уж слепой подражатель Байрона, «певца Гюльнары». Но то что 6ы пьет кофе, – не дань ли это опять англизированному образу жизни? Ведь и далее, когда Татьяна посещает дом Онегина, Анисья, показывая «барский кабинет», говорит: «Здесь почивал он, кофей кушал» (VI, 146).
Ларины же у себя дома, напротив того, пьют чаи и угощают гостей только чаем. Татьяне по утрам
... Филипьевна седая
Приносит на подносе чай (VI, 68).
В обычные дни, когда в доме Лариных
Под вечер иногда сходилась
Соседей добрая семья,
Нецеремонные друзья,
И потужить, и позлословить
И посмеяться кой о чем.
Прикажут Ольге чай готовить,
_________________
1 [Друковцев СВ.] Указ. соч. - С.43.
2 Там же.
_________________
Там ужин, там и спать пора,
И гости едут со двора (VI, 46 – 47).
Точно так же в один из вечеров, когда Татьяна ждала Онегина и
Прелестным пальчиком писала
На отуманенном стекле
Заветный вензель О да Б, –
в это время
... на столе блистая,
Шипел вечерний самовар,
Китайской чайник Нагревая;
Под ним клубился легкой пар.
Разлитый Ольгиной рукою,
По чашкам темною струею
Уже душистый чай бежал,
И сливки мальчик подавал (VI, 70).
Чай, наконец, пьют и на именинах Татьяны:
Но чай несут; девицы чинно
Едва за блюдечки взялись,
Вдруг из-за двери в зале длинной
Фагот и флейта раздались.
Обрадовав музыки громом,
Оставя чашку чаю с ромом,
Парис окружных городков,
Подходит к Ольге Петушков (VI, 114).
Итак, к чаю подаются сливки, ром (это для мужчин), варенье. Ведь когда Ленский впервые привез Онегина к Лариным, то «обряд известный угощенья» состоял в том, что
Несут на блюдечках варенья,
На столик ставят вощаной
Кувшин с брусничною водой (VI, 52).
Интересно заметить, что первоначально обряд этот был иным:
Обряд известный угощенья
Несут на блюдечках варенья
Бутыль с брусничною водой
(варианты: Крыжовник, <нрзб.> Арб<уз>
И доморощенный Арбуз)
Арбуз и перс<ик> золотой
(вариант: И блюдо с дыней золотой) (VI, 305).
Пушкин, однако, убирает и арбуз, и персик, и дыню: в северных губерниях, где и жим Ларина, это приходилось покупать, а наша хозяйка была не склонна к этому... Она обходилась домашними заготовками (сначала было: «Несут домашные варенья»), и варенье, натурально, варила сама.
Девки в ее саду собирают, очевидно, малину, ибо, хотя в черновиках есть и «алый барбарис», и «малина», и «кружовник» (VI, 329), мы склонны полагать, что барбарис отклонен как не растущий в северной широте, где проживает наша хозяйка, а «кружовник» – по причине своей мелкорослости: низко наклонившись, внятно петь не будешь, и так или иначе сможешь съесть «барскую ягоду»... Итак, малина.
«Два рода оной имеем мы в наших садах, белую и алую; в варенье употребляется последняя в рассуждении красивого своего цвету и сильнейшего аромату...
1. Взять сахару весом ровно против малины, уверить оной, пока будет прясться, и тогда с огня снять.
2. Когда сироп перестанет кипеть, всыпать в него малину и немного приварить. Остудив малину, уполовною ложкою вливая, складывать в банку, а сироп уварить еще гуще. Налить на ягоды. Банки закрыть бумажными кружками»1.
Поскольку сахар был неочищенный, то его требовалось очищать: «Надо взять яичный белок, побить его с водою, положив сахару, варить, поливая холодной водою до тех пор, как сахар разойдется, снимая хорошенько пену; отставь от огня и процеди сквозь белую салфетку или сито; после употребляй его во что заблагорассудишь»1. Впрочем, у Лариных варенье готовили и на меду, черновиках романа сказано: «Несут варенье медовое» (VI, 305).
Прасковья Ларина присматривала за готовкой сама, как сама же следила и за соленьем грибов:
_________________
1 Словарь поваренный, приспешничай, кондитерский и дистилаторский. – Ч. II. -С.176.
2 Новейшая и полная поваренная книга. - Ч.П. – С.5.
_________________
Она езжала по работам,
Солила на зиму грибы (VI, 46).
Для соленья в пушкинскую пору, отбирались волнушки, рыжики, грузди. И вот как их солили: «Перемыв грузди, в кадочку или горшок сыплют соли, кладут слой груздей, опять пересыпают солью, снова слой груздей и так далее до наполнения посудины. Можно к пересыпке слоев примешивать перцу, имбирю и гвоздики. Наполнив посудину, накладывают деревянным горшком и придавливают гнетом». Нет, его не Париж, это Русь, rus! Это не трюфли, это грузди.
Пушкин сначала хотел показать первую встречу Онегина с Прасковьей Лариной иной:
Ах знаешь Ларина про<ста>
Но очень милая старушка
Ее <?> бр<усничная вода>
Мне не наделала вреда
(вариант: Мне полюбилась) (VI, 306),
Но потом этот более мягкий вариант он заменяет на противопоставление вкусов: никакого сходства вкусов быть уже не может.
Так выстраиваются два ряда яств:
roast-beef,beef-steaks2 – /жаркое
трюфли / соленые грибы
«Стразбурга пирог / «жирный... пирог»,
нетленный» возможно, с соленой рыбой
_________________
1 Там же. - С.420.
2 В черновиках иностранных блэд было значительно больше, рядом с «<roast>beef'oM» названы также «volauvent и vinaigrette»; сравн. также варианты: «Двойной бекас и vinaigrette», «И рябчик и двойной бекас», «Котлеты я двойной бекас» (VI, 228). Пушкин сначала хотел «вврвари-зировать» стол Онегина, потом ему показалось, что и названного уже вполне достаточно.
Упоминаемый здесь валовая (volauvent) – это «пирог из свернутого слоеного теста, заправленный мясными или рыбными кнедликамя, грибами и т.д.» (PetitLarousseIllustrt. -Parts, 1980; cp.sSokbtaff N. Nouvean DtcUonnaire Fiancab-Russe et Russe-ftancats. - Parts, 1911; Международные словари для средних учебных заведений. Часть французско-русская. – СПб., 1907. – С.626), a «vinaigrette» – это не винегрет, а скорее салат либо просто особый соус (первоначальное значение слова).
_________________
ананас / малина
шампанское / наливки, брусничная и яблочные воды
кофе / квас и чай
Получается, что на уровне бытовых реалий герои никогда не могут встретиться и .понять друг друга; один – англизирован, другие же – воплощённая Русь.
Но это быт. В сфере идей все гораздо сложнее. Соленые грибы перемешиваются с Ричардсоном, варенья соседствуют с Руссо, итак до бесконечности. С другой стороны, «анахорет» Онегин в деревне «в седьмом часу вставал он летом», потом –
Прогулки, чтенье, сон глубокой,
Лесная тень, журчанье струй,
Порой белянки черноокой
Младой В свежий поцелуй,
Узде послушный конь ретивый... (VI, 89).
И все это – рядом с «бутылкой светлого вина». Вроде бы и рядовая жизнь рядового русского барина, но все и немного по-другому... Культура быта и культура духа связаны между собой, конечно, но они не определяют друг друга, взаимодействие их гораздо менее однонаправленно, нежели хотелось бы нам для простоты и ясности анализа. Впрочем, и так ясно, что Пушкин не для наших анализов писал свой роман.
М. А. Любавин
ГЛАВНОЕ БОГАТСТВО БЕДНОГО ГРАФА
По праву рождения Федор Петрович Толстой (1783 – 1873) получил и дворянское достоинство, и графский титул. Но как и у большинства Толстых, высокое звание его не было подкреплено состоянием. Отец Толстого, порой удивлявший даже своих, начальников честностью и бескорыстием, не оставил сыну ничего, достойного именоваться термином «наследственное имущество». Во всяком случае, уже на склоне лет, составляя духовное завещание, Федор Петрович начинает его с констатации: «Не имея родового недвижимого имущества... » Таким образом, юный Толстой от рождения был предназначен к казенной службе. Высокое происхождение открывало ему прекрасные перспективы военного или статского поприща, но отнюдь не систематического художественного образования. Как совершенно справедливо писала впоследствии дочь художника М. Ф. Каменская, отдать графа, рожденного художником, в Академию Художеств «было почти равносильно тому, как отдать его в мальчишки к сапожнику или в науку к портняжке»2. По воспоминаниям Толстого, большинство родственников отшатнулись от него, когда он вступил на «неблагородную» дорогу художника, они видели в этом бесчестье фамилии.
Тем не менее, граф Федор Толстой прожил жизнь русского профессионального интеллигента, одного из первых представителей этого круга, имевшего «благородных» предков. Безусловно, графа Толстого нельзя равнять с профессорами Академии Художеств, Московского университета или Царскосельского лицея, которые, как правило, вели свой род от попа, дьячка, мещанина, а то даже и крестьянина. Принадлежность к высшему слою первого сословия империи дала возможность Толстому в молодости без особых сложностей получить весьма порядочное образование сначала в Иезуитском коллегиуме в Полоцке, а затем в Морском кадетском корпусе в Петербурге. Происхождение определило и великолепный круг знакомств офицера, ставшего художником: от юношей лучших фамилий, которым после 14 декабря была суждена каторга, до высших сановников империи и царствующих особ, для которых он был графом, наделенным талантом художника, а отнюдь не художником, получившим дворянство за свой талант, чего в России в те времена и не бывало. Благосклонность царствующих особ, по-видимому, кроме всего прочего, способствовала тому, что фамилия участника тайных декабристских Союзов Спасения и Благоденствия, члена и председателя Коренного совета, к тому же еще управляющего масонской ложей «Избранного
_________________
1 ОР ГПБ, ф.379 (Ф. П. Корнилов), д.474, л.1.
2 Исторический вестник. – 1894. – №1. – С.37.
_________________
Михаила и председателя ставшего после 14 декабря сомнительным «Общества учреждения училищ» по методе взаимного обучения по высочайшему повелению не попала в приговор, а на многие годы оказалась погребенной в составленном для Николая I «Алфавите декабристов». Высокое происхождение существенно облегчило и чиновную карьеру художника. В 1828 г. Толстой стал вице-президентом Академии Художеств, чем был весьма обижен старый профессор И. П. Мартос, проведший всю жизнь в стенах Академии и уже исполнявший эту должность. И тем не менее, графа Толстого с невольно обиженным им профессором Мартосом и другими художниками, профессорами и адъюнктами различных дисциплин и предметов роднило одно очень важное обстоятельство – все они были профессиональными интеллигентами и, по понятиям своего времени, не имели за душой ничего. Для Толстого, как и его коллег, интеллектуальная деятельность была единственным источником существования. И в этом его отличие не только от президента Академий Художеств А. Н. Оленина или министра просвещения графа А. К. Разумовского, которые были людьми образованными, интеллигентными, но существовавшими на доходы от своих имений, но даже и от Пушкина, имевшего помимо «деревеньки на Парнасе» и вполне прозаические души в псковском и нижегородском имениях; Толстой же существовал исключительно на гонорары за свои произведения (иногда в форме царских подарков) и жалованье, которое он получал как служащий Эрмитажа, или Академии Художеств.
Прожив большую часть жизни в казенной квартире от Академии, Толстой не оставил наследникам даже самого плохонького домика, не упоминаются в его завещании какие дабо ценные бумаги или драгоценности. Единственной материальной ценностью, удостоенной внесения в завещание, оказалась купленная на имя жены дача в пяти верстах от Выборга, за которую было «заплачено И тысяч рублей серебром». Основное место в завещании занимает коллекция «литографических видов Италии, Швейцарии, Венеции, Рима, Англии, Франции, Испании и Германии»1, а также путевые записки художника. В посмертной же описи вещей художника – десятки его произведений: статуи, модели, рисунки, альбомы и т.п. Третьим пунктом в завещании Толстого представлена его библиотека, - которую следовало продать, а вырученную сумму разделить между дочерями.
Библиотека Ф. П. Толстого, вернее, ее каталог, хранящийся в архиве Русского музея в Петербурге2, неоднократно попадала в поле зрения исследователей, которые обычно упоминают о ней в подтверждение тезиса об обширном и разностороннем круге интересов ее владельца. Однако сейчас, когда уже стала аксиомой мысль о важности исследования библиотеки для характеристики ее владельца, об уникальности тех сведений, которые библиотека может сообщить о нем, подтверждая или опровергая свидетельства современников о человеке прошлого и о самом прошлом, представляется целесообразным вновь вернуться к книжному собранию такой недюжинной личности, как граф Федор Петрович Толстой.
Прежде всего, о времени составления каталога. Он не датирован, но приблизительно установить дату его составления вполне возможно. Это позволяет сделать запись в каталоге об «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина. В исторический раздел его под №№ 45 – 53 внесены восемь томов второго издания, вышедшие в 1818 г., и девятый том, поступивший в продажу в мае 1821 года. Следовательно, самой ранней датой составления каталога может быть май 1821 года. С другой стороны, десятый и одиннадцатый тома «Истории ...», рассылавшиеся подписчикам с начала марта 1824 г., внесены в каталог уже после его составления как дополнительные. Таким образом, март 1824 г. можно считать самой-поздней датой составления каталога. Но при этом надо. иметь в виду, что во второй половине 1823 г. десятый и одиннадцатый тома уже ожидались и Толстой должен был
_________________
1 ОР ГПБ, ф.379 (Ф. П. Корнилов), д.474, л.2.
2 Государственный Русский музей (ГРМ), научный архив, ф. №4, ед. хр. №32.
_________________
зарезервировать для них свободные номера.. Кроме того, есть достаточные основания датировать составление каталога именно 1821 годом. Об этом свидетельствует расположение книг в том же историческом разделе, где сначала идут книги по древней истории, затем в хронологии выхода в свет – книги по русской истории, за ними – книги по истории отдельных государств Европы, а потом уже вперемешку издания, вышедшие в России в 1820 – 21 годах: «Всеобщая древняя и новая история» аббата Миллота (Милло), напечатанная И. В. Глазуновым в 1820 году, «Всеобщий памятник достопамятнейших происшествий» Я. Орлова, напечатанный в типографии С. Селивановского в 1820 году, и «Руководство к познанию всеобщей политической истории» Кайданова из типографии Н. Греча (1821). Это дает основания считать наиболее вероятной датой составления каталога середину 1821 года; О книге Кайданова, например, известно, что 7 сентября 1821 г. автор доносил министру просвещения об окончании «тиснения его сочинения, состоящего из трех томов»1, а 16 октября директор Лицея препровождает семь подносных экземпляров членам императорской фамилии к министру Голицину2. Таким образом, можно уверенно считать, что в октябре 1821 года Толстой уже закончил внесение в каталог книг, которыми он владел к началу его составления. Толстой аккуратно заносит в каталог новые поступления, и 10-й, 11-й тома Карамзина были из числа последних, отмеченных в нем. Нельзя.однозначно сказать, почему на грани 1824-го и 1825-го годов ведение каталога прервалось. Но скорее всего дело в том, что, заводя каталог, он не предвидел бурного роста своей библиотеки и, тем более, развития своих книжных интересов. Поэтому если в некоторых разделах каталога еще хватало свободного места для новых поступлений, в других (например, в разделе «История») его уже не было, и новые книги записывались на вкладных листочках, что аккуратному труженику искусств, видимо, претило. Кроме того, вполне возможно, что Толстой был недоволен
_________________
1 ЛГИА, ф.734, оп.1, д.15, л.77.
2 ЛГИА, ф.734, оп.1, д. 15, л.81.
_________________
принятой в каталоге классификацией, при которой множество самых разных книг приходилось заносить в раздел «Смесь». Никаких оснований предполагать причиной прекращения ведения каталога события 14 декабря, как это иногда утверждается, нет. Однако каталог 1821 года ни в коем случае не был последним описанием библиотеки: в духовном завещании, составленном в 1860 г., Толстой недвусмысленно говорит о каталоге, существовавшем во время составления завещания: «Библиотеку же мою по каталогу поручаю душеприказчикам моим оценить и продать...»1
* * *
Первым в каталоге своей библиотеки Ф. П. Толстой поставил раздел «Математика», куда вошли книги по математике, навигации, кораблестроению, химии, минералогии. Среди них «Эвклидовы Геометрии» («Елемёнты геометрии, то есть первые основания науки о измерении протяжения, состоящие из осьми Евклидовых книг, изъясненные новым способом удобопонятнейшим юношеству»). Книга, как гласит ее титульный лист, переведена и издана «тщанием и трудами Николая Курганова, Капитана и морского шляхетного кадетского корпуса учителя математических и навигацких наук» в 1769 году. Далее следует 10 книг в одном томе «Эвклидовых стихий», переведенных с греческого также в Морском кадетском корпусе и тоже вышедших из его типографии, но уже в 1789 г. вторым изданием, затем идут «Теоретический и практический курс чистой математики» Е. Войтеховского ( – М., 1787), «Практическая геометрия» Степана Назарова в двух томах, которая выходила в Петербурге в типографии Сухопутного кадетского корпуса двумя книгами дважды: первый раз в 1760 – 61 гг., второй раз в 1768 г. (1-я часть) и в 1772 г. (2-я часть). И, наконец, два учебника Э. Безу – «Основы геометрии» и «Плоская сферическая тригонометрия», переведенных воспитанниками Морского шляхетного кадетского корпуса. Завершают раздел «Таблицы логарифмов», дату и место выхода которых Толстой в каталоге не указал. Все книги раздела «Математика» идут под
_________________
1 ОР ГПБ, ф.379, д.474, л.2.
_________________
№№ 1 – 11 , это говорит о том, что к моменту составления каталога они уже были в библиотеке. Все они, кроме книг Войтеховского1, изданы в Петербурге, причем лишь одна «Практическая геометрия» Назарова не связана с Морским корпусом, в который Федор Толстой поступил летом 1798 года. Можно с уверенностью предположить, что это учебники, по которым он учился еще в корпусе. С тех пор книг по математике в библиотеке не прибавилось, и говорить об особом интересе Толстого к этой науке каталог оснований не дает. Но вместе с тем не следует забывать, что бывший моряк даже в тяжелые годы своей жизни с этими книгами не расстался, и, по-видимому, не только из сентиментальных воспоминаний молодости. Вполне возможно, что уже в зрелом возрасте Толстой обращался к ним, овладевая прикладными для художника науками. Впрочем, по воспоминаниям его дочери Е. Ф. Юнге, даже в годы самого тяжелого безденежья молодому графу случалось вместо еды тратить деньги на" книги, находя при этом понимание опекавшей его старой нянюшки2. Правда, покупал отставной офицер в это время в основном книги по искусству, но, как увидим впоследствии, составляя каталог своей библиотеки, первое место отвел для раздела «Математика». С Морским корпусом, несомненно, связаны и некоторые другие книги из этого раздела каталога, как, например, «Бугерово новое сочинение о навигации» в переводе все того же Н. Г. Курганова, напечатанное «з тиснением» в типографии Морского корпуса в 1790 году. Далее в этом разделе идут книги, изданные не позднее 1818 года, по химии, минералогии и другим наукам, интерес к которым обусловлен практическими потребностями Толстого-художника. Как вспоминал впоследствии Федор Петрович, когда в 1810 году он был определен в Монетный департамент «по медальерской части», «окроме художественной части этого искусства» он изучил и техническую часть, т.к. считал, что художник-медальер должен знать все, «что необходимо, чтобы произвесть отбиваемые из металлов
_________________
1 На титульном листе – Войтяховский.
2 Юнге Е. Ф. Воспоминания. [-М, 1914]. - С.100.
_________________
медали». Такая дотошность художника не могла не отразиться на составе его библиотеки. Однако каталог библиотеки не дает оснований полагать, что Толстой стремился стать специалистом по изготовлению медалей; скорее всего, знакомство с технической стороной дела было нужно ему для лучшего понимания реальных, возможностей техники в воплощении замысла художника. А в этом вопросе он не знал компромисса. Известно, что Толстой в течение многих лет сам резал в металле матрицы своих медалей. Обычно это делали технические работники Монетного двора, но Толстой не хотел доверять эту работу посторонним, т.к. они могли исказить и обезличить созданное им произведение.
Всего в разделе «Математика», который правильнее было бы назвать «Точные науки», 36 томов (23 названия) книг на русском языке, изданных в 1763 – 1818 годах.
Значительно обширнее раздел «История и география». Он начинается с десятитомной «Древней истории об египтянах, о карфагенянах, об ассирианах, о вавилонянах, о мидянах, персах, о македонянах и о греках» Роллена (перевод В. Тредиаковского. – СПб., 1749) и книги также Роллена «Римская история...» в переводе В; Тредиаковского.. Это 16-томное издание, вышедшее в Петербурге в 1761 – 67 гг., в библиотеке Толстого представлено в восьми переплетах по два тома в каждом. Далее, идут Тацит, Иосиф Флавий («Древности иудейские», 1795 и «О войне Иудейской», 1786), книги по истории древней Армении, учебники («начальные основания») по истории Англии, Франции, Дании, изданные в России в конце XVIII в. Если предположить, что издания XVIII в. являются кадетскими учебниками Толстого, как и учебники в разделе «Математика», то следует констатировать его интерес и к этому предмету. Несомшлицлм же является интерес собирателя библиотеки к истории во время составления каталога. Об этом говорят уже упоминавшиеся 4 тома «Всеобщей древней и новой истории» аббата Милло, 12 томов «Всеобщего памятника достопамятнейших происшествий» Я. Орлова, 3 тома «Руководства к познанию всеобщей политической истории» И. Кайданова, увидевшие свет в 1820 – 21 гг., и ряд книг по истории Европы.
В этом же разделе фигурируют и книги по русской истории: «История Государства Российского» Карамзина с I по XI том, 12 томов «Истории Российской» кн. Щербатова, 4 тома «Истории Российской...» Татищева (1766 – 1784)1 и «Сибирская история» Фишера. Всего в разделе значится 161 том,'(НО в это число не вошли X и XI тома карамзинской «Истории», вышедшие в 1824 году. Большинство книг этого раздела на русском языке, но есть и на французском. Книги на французском языке посвящены в основном истории. Книги, в нашем понимании относящиеся к географии, Толстой заносил в раздел «Смесь».
Следующий раздел своей библиотеки Толстой назвал «Мифология и все, что касается до художеств». Сюда он включал иногда и сочинения, которые современный библиограф отнес бы к историческим, но преобладают все же искусствоведческие книги на французском языке. Характерно, что этот раздел особенно бурно пополнялся после составления каталога. Трудно сказать, сколько книг по этой теме было в собрании первоначально, но в основной том каталога занесено всего 74 номера, а последующие №№ 75 – 261 вписаны на вкладных листочках. При этом Федор Петрович допустил ошибку: после № 121 сразу идет № 222. Таким образом, фактически общее число томов этого раздела составляет не 261, а 161. Пополнение происходило как за счет вновь выходящих книг, так и старыми изданиями.
В особый раздел выделил Толстой 23 тома (77 названий) книг, «пожалованных Ея И. В. Государыней Империатрицей Елизаветою Алексеевною». Их также можно было отнести к разделу «Мифология и все, что касается до художеств»: два трехтомника Винкельмана, посвященные искусству и скульптуре, мифологический словарь, словарь изящных искусств и та Книги в основном на французском языке, но есть и на итальянском. После выхода из военной службы Толстой пережил весьма трудное время и, не имея иных средств
_________________
1 Рукопись V тома этого труда Татищева отыскалась только в XIX в. и была напечатана в 1848 году.
_________________
существования, около двух лет жил трудами своих рук как профессиональный художник-прикладник. В 1806 г. по докладу Н. Н. Новосильцева он был принят в Эрмитаж, что дало скромные (1500 р. асе. в год), но гарантированные средства к жизни. В 1809 г. Толстой представил несколько восковых барельефов императрицам Марии Федоровне и Елизавете Алексеевне1 и от каждой получил по бриллиантовому перстню. Пожалование же художнику небольшой библиотеки по искусству имеет менее официальный, более дружеский оттенок, что подтверждает свидетельства современников о благосклонном отношении Елизаветы Алексеевны к художнику, который ее, в свою очередь, боготворил.
Отдельный раздел библиотеки составляли словари. Здесь, под заголовком «Лексиконы», преобладали словари лингвистические. Однако были и издания другого характера, например «Словарь русских суеверий» ( – СПб., 1782). Справочником, или даже учебником стихосложения, а не словарем, в нашем понимании, был и «Словарь древней и новой поэзии» Н. Остолопова ( – СПб., 1821), также внесенный Толстым в «Лексиконы». Всего в этом разделе 91 том, к которым следует добавить 7 книг, записанных на вкладном листке без обозначения номеров. Многие лингвистические словари имеют карандашную пометку «у детей», которая недвусмысленно говорит о характере пользования этими книгами в семье Толстого.
Следующим в каталоге показан раздел «Литература» (241 том). Начинается он двадцатью томами «Древней российской вивлиофики» Новикова. Наличие этого издания весьма характерно для Толстого-собирателя. Здесь, как и в других разделах библиотеки, он стремится собрать не только интересовавшие его произведения отдельных авторов, но и фундаментальные, антологические издания, дававшие общее представление о предмете. В этом отношении Толстой, несмотря на ограниченность средств, был собирателем серьезным и основательным. Вслед за «Вивлиофикой» в каталог внесены шесть томов «Полного собрания, сочинений»
_________________
1 Новицкий А. П. Биография графа Ф. П. Толстого. – М., 1903. – С.22.
_________________