_____________________
66 Там же.
67 Там же, стр. 58.
68 Письма к А. А Шахматову от 4 октября 1898 г. Архив АН СССР. ф. 134. оп. 3, № 582.
69 «Записки», кн. 2, стр. 31.
70 Там же, стр. 37.
_____________________
Но такое «непочтение» оказывал Иваницкий не только местным властям. В письме к П. B. Шейну от 10 июля 1898 г., написанном в обычном для Иваницкого ироническом стиле, он «осмеливается замахнуться» на самого К. П. Победоносцева, обер-прокурора святейшего синода, и на официальный орган царского правительства – реакционнейшую газету «Правительственный вестник».
Приглашая Шейна приехать с Рижского взморья, где он отдыхал, в Петрозаводск, Иваницкий опасался, что другого удобного момента для их встречи может больше вообще не представится, и шутя добавлял:
«Или Вы надеетесь, что мы встретимся на какой-нибудь планете? Во-первых, мы можем быть назначены на разные планеты, во-вторых, и та единственная планета, которая по условиям своим оказывалась подходящей к нашей. Марс, теперь, по новейшим исследованиям, оказывается не таковою: каналы, говорят, – обман зрения, снег на полюсах – не замерзшая вода, а замерзшая углекислота, и пятна, которые предполагались морями из воды, оказываются морями, но из жидкой углекислоты. Вот так разочарования! Я впрочем этому не верю, тем более, что это было опубликовано в Правит. Вестнике и внушено вероятно Победоносцевым, в своих видах, конечно (разрядка наша – Н. Н.). – Так вот поразмыслите об этом, сидя на берегу балтийской лужи, которую тоже называют морем только по предписанию, затем плюньте в эту лужу и приезжайте в Петрозаводск» [71].
Н. А. Иваницкий являлся последовательным сторонником революционных демократов во взглядах на религию и духовенство. По своему мировоззрению он был материалистом, и потому совсем не случайно ему нравились люди, атеистически настроенные [72].
Иронизирование Иваницкого по поводу возможности «потусторонней» встречи с Шейном на одной из планет, содержащееся в только что приведенном отрывке письма, уже достаточно показательно для характеристики его умонастроения.
Это умонастроение довольно отчетливо вырисовывается и в свете других фактов.
... Вологда в студеную зиму 1870 – 1871 гг. Иваницкий живет в сырой и холодной комнате по Екатерининской улице и так живописует свое до крайности неприхотливое житье-бытье:
«В данном случае требовалось только законопатить щели и двери, а это я мог сделать сам Старая немецкая библия обречена была на конопатку. Все пятикнижие ушло в щели под печкой, в один угол забиты были пророки с псалтырем, в другом
_____________________
71 АРХИВ АН СССР, ф. 104, оп. 2, № 78.
72 «Записки», кн 2, стр. 17.
_____________________
цари иудейские и израильские, в третий Иов с притчами, в четвертый весь новый завет, переплетом же заставлена дыра в стекле»73.
Безусловно, произвести такую «кощунственную» расправу со священным писанием, на каком бы языке оно ни было напечатано, мог только человек глубоко антирелигиозный.
Не этим ли житьем-бытьем навеяно и одно из стихотворений Иваницкого, в котором не только слышатся минорные ноты разочарования собой и окружающей действительностью, но и звучат мотивы богоборчества и протеста.
Печальное, серое утро,
Нерадостный, пасмурный день;
На всем отпечаток унынья,
На всем безнадежности тень.
Живешь, как мокрица какая,
В забытом, сыром погребу,
И бога еще славословить
Велят за такую судьбу! [74]
Резко отрицательно относился Иваницкий и к служителям церковного культа. «Духовных отцов» он причислял к категории людей, которые под маской благочестия обманывают и обирают доверчивых прихожан.
Именно таким лицемером в рясе изображает Иваницкий «попа Ивана» в сатирическом стихотворении «Новый чудотворец».
Иоанн благочестивый
Посетил наш городок.
И стеклось к нему народу –
Глаз обнять толпы не мог.
Раздавал благословенья
Он десницею своей;
Деньги шуйцей брал; не лезли
Уж в карман они, ей, ей!
И у нас он два, три чуда
Мимоходом сотворил,
И на тройке уезжая,
Сам себе он говорил:
«Времена теперь иные!
Во Давидов град въезжал
На осле спаситель мира,
И народ его встречал.
А меня, попа Ивана,
Три кобылы волокут,
И везде ослы встречают
Да и денежки суют» [75].
Полетать этому «святоше», в котором нельзя не усмотреть портретного сходства с известным «чудотворцем» и «исцелителем» Иоанном Кронштадтским, Иваницкий изображает в «Записках» одного из вологодских дьяконов – О. Кострова, имевшего «без малого сажень роста», «ужасную растительность на голове» и голос, подобный «иерихонской трубе». У него было несколько детей и все с именами, начинающимися на букву А. По этому поводу Иваницкий насмешливо замечает: «Читатель не должен дивиться этому количеству азов. Не умри дьяконица случайно, когда она, можно сказать, только что начала производить на свет жеребчиков и кобыличек, у дьякона было бы по пятку детей на каждую букву азбуки» [76].
В тех же «Записках» говорится об одном из сыновей дьякона О. Кострова – Александре, который «манерами и хохотом, похожим на ржание лошади, изобличал свое звание». Ради карьеры, ради того, чтобы «выйти в люди», этот двадцати, летний детина завел сомнительное знакомство с восьмидесятилетней девицей Зубовой, отпрыском известной аристократической фамилии, и в конце концов преуспел: скромное место консисторского писца в Вологде он сменил на «видное место в Петербурге и если будет некогда министром почт и телеграфов, – добавляет Иваницкий, – это меня нисколько не удивит» [77].
Эту убийственную характеристику дьяковича автор «Записки» заключает словами: «Людям мыслящим и чувствующим жеребячья порода нравиться не может» [78].
«... Я поинтересовался спросить, – пишет Н. А. Иваницкий А. А. Шахматову из Одессы накануне отъезда в Уссурийский край, – посещают ли когда-нибудь] попы переселенческие] бараки? Оказалось никогда. Какое им дело! Если бы им разрешили придти сюда за сбором, они сбежались бы все, сколько их есть в Одессе. Таким обр[азом], – заключает он, – они везде верны самим себе, у Черного моря, как и у Белого» [79].
Самодержавный строй и все институты, поддерживающие его, были органически чужды и ненавистны Иваницкому.
Однако, подвергая их справедливой критике, он не делал из этого революционных выводов и, очевидно, не задумывался о будущем социальном устройстве России, хотя и страстно жаждал ее обновления.
Ограниченность и незрелость политического мировоззрения помешали Иваницкому включиться в активную революционную борьбу. По этим же причинам он не смог понять такого замечательного общественного деятеля, как Д. И. Писарев, которого он лично знал и глубоко уважал в ранней молодости [80].
Отдаленность Н. А. Иваницкого от «общества», его крайняя разборчивость в сближении с людьми, известная уединенность и сосредоточенность (ча-
_____________________
73 Там же, кн. 3 – 4, стр. 65.
74 «Стихотворения», стр. 101.
75 Там же, стр. 117.
76 «Записки», кн. 3 – 4, стр. 61.
77 Там же.
78 Там же.
79 Письмо Иваницкого к Шахматову 14 марта 1899. – Архив АН СССР, ф 134, on 3. № 582.
80 В 80 – 90-е годы Иваницкий заявлял, например, что «многие идеи Писарева не разделяет» и «что еще это вопрос, подлежащий обсуждению: принес ли Писарев своими сочинениями более пользы, чем вреда» («Записки», кн. 2, стр. 21 – 22).
_____________________
сто диктуемые характером научно-литературных занятий) дали повод Я. Кузьмину и И. Перфильеву назвать Иваницкого «большим индивидуалистом» [81].
Однако факты его биографии и свидетельства современников опровергают это глубоко ошибочное суждение.
Вот, например, как отзывался об Иваницком писатель А. В. Круглов: «Бессеребрянник, безусловно корректный, неприхотливый в жизни, покойный был любим всеми знавшими его, которые умели ему прощать горячность его натуры, не признававшей компромиссов и чуждой житейской дипломатичности» [82].
Другой близкий знакомый Н. А. Иваницкого Л. Н. Зверинцев писал, что «не перед каждым Николай Александрович открывал свою душу», и потому слыл за человека нелюдимого, «но, – добавлял он, – его немногие друзья никогда не позабудут чарующей прелести общения с этим высокоразвитым, наблюдательным человеком» [83].
Л. Н. Зверинцев подчеркивал, что «будучи крайне нелюдимым с людьми «из общества», покойный в то же время обладал редкой способностью сближаться с простыми людьми, с крестьянами» (разрядка наша – Н. Н.) [84].
Сказано точно и правдиво. Не индивидуалистом, а гуманистом, человеком большого и доброго сердца был Н. А. Иваницкий.
С огромной теплотой и задушевностью относился он к простому люду, искренне и глубоко сочувствовал его обездоленной судьбе.
«Меня всегда, – писал он, делясь впечатлениями о въезде в Тотьму в 1871 г., – поражал страшный контраст между этими несчастными хатами, в которых люди, конечно, уж не живут, а бедствуют, и великолепными церквами, колокольни которых видно иногда за десятки верст. Разумеется, храмы эти воздвигнуты не теми несчастными, которые жмутся и голодают в своих хатах, и не их предками, а купечеством, но все-таки на деньги, собранные по грошам с этих самых обитателей хат» [85].
И если в глазах местного начальства жители Тотемского, Устюгского и Сольвычегодского уездов выглядели «бунтовщиками», «разбойниками», «головорезами», «готовыми на все», то для Иваницкого они были в сущности трудолюбивыми, энергичными, предприимчивыми и сметливыми людьми [86].
_____________________
81 Я. Кузьмин и И. Перфильев. Предисловие к «Запискам» Н. А. Иваницкого. – «Север», кн. 2, стр. 16.
82 «Русские ведомости», 1899, № 350.
83 «Олонецкие губернские ведомости», 1899, № 92. 64 Там же.
86 «Записки», кн. 2, стр. 36. 86 «Материалы», стр. 6.
_____________________
В автобиографическом очерке «Мои слуги» [87] просто и задушевно он повествует о том, как однажды весенним вечером его внимание привлекли четверо крестьян, проходивших через город на отхожие промыслы. На них, пишет Иваницкий, «были белые армяки, подпоясанные пестрыми кушаками, меховые шапки и берестяные лапти». Брели они медленно, «гуськом», «едва волоча ноги, очевидно страшно утомленные».
Иваницкий разговорился с крестьянами, пригласил их к себе на квартиру отдохнуть и переночевать, угостил ужином, и дело кончилось тем, что одного из них – молодого парня по имени Лаврентий взял к себе в услужение.
Трогательной заботой, лаской и вниманием окружает Иваницкий молодого деревенского парня, следит за его воспитанием и развитием, обучает грамоте- И Лаврентий искренне привязывается к нему.
«Я увидел, – признается Иваницкий, – в его душе безграничный мир любви, беспредельной нежности и преданности, которых и предположить даже было невозможно в сердце деревенского мальчика».
Но проходит два года. Подчиняясь воле отца, Лаврентий решает уехать в деревню.
«Мне никогда не забыть этого холодного, пасмурного утра, – заканчивает Иваницкий свой очерк, – когда Лаврик, завязав в мешок и в котомку свое имущество, уходил от меня. Несколько раз бросал он свою поклажу на пол, садился к столу, охватив голову руками, обнимал меня потом и целовал и заливался слезами. Чтобы прекратить эти терзания, я ушел в кабинет и затворил за собою дверь.
Через минуту наружная дверь стукнула и все затихло. Я вышел в столовую, и меня охватило такое гнетущее чувство одиночества и тоски, что я сам заплакал» [88].
Чувством глубокой любви и уважения к трудовому человеку проникнуты страницы путевых записок Иваницкого «Из Вологды на Печору». Рассказывая о рабочих своей экспедиции – крестьянах Дмитрии Кореникове, Савелии с Печоры, Евводое (зырянине), он восхищается их отвагой, ловкостью, силой, выносливостью, терпением и видит в них воплощение «дивного свойства», присущего простому русскому народу: «взявшись раз за известное дело, идти к цели, не останавливаясь ни перед какими препятствиями; относиться к этим препятствиям не только с неустрашимостью, но даже с шуткою и сохранять во всех обстоятельствах самое райское расположение духа» [89].
Для характеристики Н, А. Иваницкого как че-
_____________________
87 «Вологжанин. Литературно-научный сборник», Вологда, 1895, стр. 181 – 214.
88 Там же, стр. 214.
89 «Из Вологды на Печору», стр. 10.
2 Н. А. Иваницкий
_____________________
ловека и общественного деятеля важным дополнением может служить его оригинальное поэтическое творчество.
Иваницкий – преимущественно поэт-лирик. Стихотворения его просты по форме, ясны и искренни по содержанию. Настроение, выраженное в них, во многом перекликается с настроением, господствовавшим в передовых кругах русского общества конца 70-х – 80-х годов – это, с одной стороны, глубокая неудовлетворенность окружающей действительностью, с другой – осознание бессилия что-либо предпринять для ее коренного изменения.
Жизнь представляется поэту непривлекательно-однообразной, утомительно скучной и часто олицетворяется в излюбленных романтиками образах унылого серого неба с редкими просветами радости, темной и глухой осенней ночи, угрюмой, холодной, неприветливо голой степи, мрачной кельи, тюрьмы... Чувство одиночества, тоски, разочарования пронизывает стихотворения «Вставала бледная заря», «Пустынными, забытыми полями», «Жизнь темна и мрачна и уныла», «С тоской гляжу я в тьму ночную», «В печальных сумерках осеннего заката» и некоторые другие.
В стихотворениях «Были мы дружны, но все мне казалось», «Без ветра волны темные роптали», «Слезы горячие, слезы святые твои» слышится отголосок глубокой личной драмы поэта, связанной с неразделенной любовью и горькой разлукой с любимой женщиной [90].
Вот одно из них:
Слезы гсоячие, слезы святые твои!
В ночи бессонные много их, много лилося.
Их никому на земле осушить не пришлося:
Были у каждого горе и слезы свои.
Я им не верил, смеялся над ними порой,
Жалкий! не зная, что скоро тебя я утрачу.
Ныне, в бессонные ночи, томимый тоской,
Слез тех следы, как святыню, целую и плачу [91].
Но как бы ни были сильны пессимистические мотивы в лирике Иваницкого, его поэзия в целом не носит упаднический характер. Поэт умел находить в себе достаточную силу воли, чтобы преодолевать мрачные настроения, порожденные «гнетом враждебных обстоятельств» (Добролюбов), и за пошлостью и пустотой житейской видеть смысл жизни, верить в человека, в его призвание и лучшее будущее.
Сегодня мрачный день; и долго я смотрел
В окно на серые изорванные тучи.
Как осень, жизнь мрачна, но люди так живучи,
И дух упрямства в них так глубоко засел.
Мне дали серый день, я дал себе работу,
И с нею этот мрак меня не угнетет.
О лучших, светлых днях в уме моем забота,
И верой в лучшее мой дух теперь живет.
Пусть гибнут слабые, но крепких много, много,
Хоть прячутся они угрюмо по углам;
Идут они своей нерадостной дорогой,
Но все ж идут, на зло холодным небесам [92].
Спокойно-созерцательным восприятием жизни в здоровым оптимизмом веет от другого стихотворения «Наш приют»:
Гонимый темнотой ненастной,
Войди ты в тихий наш приют;
В нем два отшельника живут.
Живут хоть скромно, но согласно,
И не волнуясь, не спеша,
Один зовется разум ясный.
Другой же – добрая душа.
В житейских бурях и волненье
Коль не успел утратить ты
О лучшем будущем мечты
И воли, и свободы мненья.
Тебе мы скажем: в добрый час!
Сложи здесь в уголок сомненья
И можешь гостем быть у нас [93].
Что поэтическое творчество Иваницкого не чуждалось общественного и социально-политического содержания, особенно наглядно видно на небольшой группе его сатирических произведений, эпиграмм и стихов.
Помимо приведенного нами антиклерикального стихотворения о попе Иване («Иоанн благочестивый»), к сатирической группе можно отнести балладу «Граф Адольф Полье» и стихотворения «В Новороссии», «По Двинскому побережью» (об Архангельске), «С милой рай и в шалаше», «Ты долгие годы учился».
Из эпиграмм – «По прочтении стихотворений Я. П. Полонского» и «Н.А.Г.» («Ты говоришь: как пленный лев») – наиболее примечательной является первая, в которой Иваницкий выступает противником безыдейной, так называемой «чистой поэзии»:
Твои стихи – как озеро пресное.
Раскинулись в песчаных берегах;
Бредешь, бредешь, и плоская мыслишка
Мелькнет поют, как рыбка на волнах.
А где поглубже, там между камнями
Зеленый рак грозит тебе клешнями [94]|.
Под влиянием некрасовской поэзии написано стихотворение Иваницкого «Над сырою печальной равниной», изображающее одну из типичных картин деревенской жизни:
_____________________
90 К большому сожалению, при публикации «Записок» Н. А. Иваницкого редакция «Севера» сочла необходимым исключить из них все то, что представляло, как она указывала, «узкосемейный интерес», лишив таким образом читателей и исследователей возможности ознакомиться с некоторыми, быть может, существенными сторонами биографии поэта.
91 «Стихотворения», стр. 87.
92 Там же, стр. 29.
93 Там же, стр. 23.
94 Там же, стр. 123.
_____________________
Над сырого печальной равниной
Дождь холодный весь день моросит.
К деревнюшке над речкой бурливой
В одноколке урядник спешит.
Он прозяб и промок и бранится;
Не легко достается ему
Этa служба собачья; теперь вот
Надо взять человека в тюрьму.
Но уж поздно: мужик удавился,
Бездыханный на лавке лежит,
И жена молодая над трупом
Что есть мочи с утра голосит.
Мать-старуха насчет погребенья
Сторговаться не может с попом
– «Ну пошла! Надоело мне с дурой
Толковать целый час под дождем» [95].
Довольно отчетливое звучание в поэзии Иваницкого получает патриотическая тема. Образом родной земли для него являлся Вологодский край с его, как писал поэт, свинцовым небосклоном, моховыми болотами, серыми деревеньками, тощими крестьянскими полями, тряскими проселками и вековыми лесными дебрями.
Иваницкий любил этот бедный и суровый край русского Севера [96] Любил страстно, горячо, большой и верной сыновней любовью. И эту большую свою любовь он вдохновенно передал в одном из своих стихотворений:
Любимый уголок страны моей родной!
Как часто по тебе я плачу на чужбине!
Как часто я во сне и на яву мечтой
Переношусь к моей оставленной святыне.
За бедность горькую тебя я полюбил.
За то, что ты пригрел меня во дни несчастья.
И твой простой привет всегда дороже был
Мне страстных ласк любви и жаркого участья.
О, если б мог ты знать, как жажду я порой
Под сумрачную сень лесов твоих укрыться,
Забыть прошедшее, как сон души больной,
И с жизнию твоей своею жизнью слиться[97].
Но любить родину для Иваницкого означало, прежде всего, бескорыстно и честно служить ей. Высшим призванием, гуманным и патриотическим долгом всей своей жизни он считал работу на народ и для народа, «для трудящихся, для всех забытых, скромных, одиноких» [98].
В стихотворении, посвященном Я. К. Гроту, поэт писал:
«Минутный призрак – жизнь земная».
Но тот велик тем боле был,
Кто своему роддому краю
Минуту эту посвятил.
Кто жизнь свою лишь понимает
Как жизнь упорного труда,
_____________________
95 Там же, стр. 68.
96 В письме к П. В. Шейну он, например, писал: «Я прожил 10 лет в Петербурге (имеется в виду 1858 – 1868 гг.- Н. Н) и не мог к нему привыкнуть, потом много ездил и лучше Вологодской губ. не знаю» – Архив АН СССР, ф. 104, оп. 2, № 78.
97 «Стихотворения», стр. 108.
98 См стихотворения «Я собирал цветы мои». – «Север», кн. 2, стр. 14.
_____________________
И чья минута оставляет
Следы на долгие года [99]
Именно таким человеком, посвятившим всего себя родному краю и понимавшим свою жизнь «как жизнь упорного труда», был сам Н. А. Иваницкий,
3
К записи произведений устного народно-поэтического творчества Вологодской губернии Н, А. Иваницкий приступил в самом начале 30-х годов XIX века. К этому времени русская фольклористика сделала уже значительные успехи как в области собирания и публикации фольклора, так и в области его теоретического осмысления.
Наряду с классическими сборниками песен, былин, сказок, пословиц, причитаний [100], появились специальные исследования Ф. И. Буслаева, О. Ф. Миллера, Л. Н. Майкова, А. Н. Веселовского.
Большой вклад в развитие отечественной фольклористики внесли революционные демократы. Требование, чтобы произведения народного творчества записывались и печатались с максимальней точностью так, как поет или рассказывает их сам народ, впервые выдвинутое, обоснованное и настойчиво проводимое Белинским, получило всеобщее признание в русской науке и стало обязательным для любого подлинно фольклорного издания.
Неоценимое значение для поступательного движения науки имело также высказывание Добролюбова о необходимости при записывании фольклорных текстов передавать «всю обстановку, как чисто внешнюю, так и более внутреннюю, нравственную», при которой они исполнялись [101].
Взгляды революционных демократов на народную поэзию как на одно из важных средств познания жизни трудового народа, его истории, социальных устремлений, эстетических вкусов и идеалов; их методологические принципы, положенные в основу собирания и изучения произведений устного творчества, оказали чрезвычайно плодотворное воздействие на деятельность многих собирателей и исследователей фольклора.
_____________________
99 «Стихотворения», стр. 130. Пересылая это стихотворение Я. К. Гроту, Иваницкий признавался, что «оно может быть не так красиво по форме, но написано от души и выражает мое искреннее убеждение». – Письмо к Я. К Гроту от 2 мая 1892 г. Архив АН СССР, ф. 137, оп. 3, № 374.
100 См., например, «Народные русские сказки» А. Н. Афанасьева (1855 – 1864), «Великорусские сказки» И. А. Худякова (1860 – 1862), «Народные песни, собранные П. В. Киреевским» (1862 – 1874), «Песни, собранные П. Н. Рыбниковым» (1861 – 1867), «Пословицы русского народа» В. И. Даля (1862), «Русские народные песни» П. В. Шейна (1870), «Причитания Северного края» Е. Барсова (1872), «Онежские былины» А. Ф. Гильфердинга (1873) и др.
101 Н. А. Добролюбов. Полное собрание сочинений в 6 томах, т. 1, 1934, стр. 433.
_____________________
Со второй половины 40-х годов роль научно-организационного центра всей фольклорно-этно-графической работы в России выполняло Русское географическое общество, основанное в Петербурге в 1845 г. Его программы, инструкции и труды, касающиеся изучения разнообразных сторон духовной и материальной жизни народа, во многом стимулировали и развитие местного научного краеведения.
Интерес к фольклору Вологодской губернии со стороны отдельных представителей русской общественности ясно наметился уже в 30-е годы XIX в.
Первый, кто заговорил о широком бытовании на территории Вологодской губернии «остатков русской самобытной народности», был издатель «Телескопа», критик, журналист и этнограф Н. И. Надеждин. «Здесь, – писал он по личным впечатлениям [102], – сохраняются до сих пор во всей своей чистоте древние предания, поверья, обычаи, забавы, игрища; особенно в Устюге, кажется, живешь еще в блаженные времена русских сказок» [103].
Начало публикации вологодского фольклора положил И, П. Сахаров. В «Сказаниях русского народа» (1837 г.) он обнародовал описание свадебного обряда Вологодской губернии, а в «Песнях русского народа» (1837 – 1839 гг.) сделал два сообщения – об играх Яренского уезда и о праздновании «Поляны» в Вологде [104].
В 1841 г. редактор-издатель «Москвитянина» М. П. Погодин напечатал шесть песен историко-бытового содержания, присланных из Вологды П. И. Савваитовым [105], и причитания невесты Вологодской губернии, записанные Н. И. Иваницким [106]
В том же году в журнале «Отечественные за-
_____________________
102 Известно, что в 1836 г. Н. И. Надеждин за непечатание в «Телескопе» «Философического письма» П. Я. Чаадаева был выслан в Усть-Сысольск, где находился до 1838 г.
103 «Вологодская губерния». – «Энциклопедический лексикон», т. XII, СПб, 1838, стр. 416.
104 См. краткий обзор дореволюционного собирания и изучения вологодского фольклора в статье С. И. Минц и Н. И. Савушкиной «Народное устное поэтическое творчество Вологодской области» (сб.: «Сказки и песни Вологодской области», стр. 6 – 22).
105 «Москвитянин», 1841, ч. II, № 3 и ч. III, № 5.
106 Там же, ч. IV, № 12. Публикация записи Н. И. Иваницкого есть прямой результат поездки М. П. Погодина в Вологду в 1841 г. и встречи его там с собирателем. «Г. Иваницкий, – сообщает в своих «Путевых записках» Погодин, – учитель русской словесности, принес несколько народных песен, и между прочим одну бывальщину (курсив Погодина – Н. Н.) из времен Иоанна Васильевича Грозного. (Так называют здесь исторические песни)» («Москвитяиин», 1842, ч. IV, № 8, стр. 283). В «Путевых записках» приводятся также две баллады – о пребывании Ивана Грозного в Вологде («Что на славной реке Вологде») и о князе Михаиле («От поехау кнезь Михаиле»), заимствованные Погодиным из просмотренного им на месте рукописного собрания П. И. Савваитова (Там же, стр. 251 – 252 и 275-279).
_____________________
писки» появилось несколько народных песен, собранных Ф. Д. Студитским, и вышел его небольшой, но ценный сборник «Народные песни Вологодской и Олонецкой губерний», тепло встреченный В. Г. Белинским [107].
В конце 40-х годов вологодский фольклор попадает в поле зрения С. П. Шевырева, который записывает отдельные образцы его (две песни, предание и несколько пословиц) на пути следования в Кирилло-Белозерский монастырь [108], а также используется, правда весьма ограниченно, в книге А. Терещенко «Быт русского народа» (СПб., 1848).
Из других работ, построенных на привлечении живых записей фольклора Вологодской губернии и опубликованных в центральной прессе, назовем следующие: П. С. Воронов, «Вельские свадебные обряды и причеты» («Этнографический сборник» 1862, вып. 5); В. Александров, «Вологодская свадьба» («Библиотека для чтения» 1863, №№ 5, 6); его же «Деревенское веселье в Вологодской губернии. Этнографические материалы» («Современник», 1864, т. С III); Н. Пр-ского (Н. С. Преображенского) «Баня, игрище, слушанье» («Современник», 1864, № 10).
Для развития местного краеведения и, в частности, собирательской деятельности, существенное значение имела неофициальная часть «Вологодских губернских ведомостей», начавшая выходить в 1838 г.
Наряду со старинными документами, заметками, статьями по истории, археологии, метеорологии, естествознанию, в неофициальной части «Ведомостей» печатались материалы по этнографии, фольклору и языку населения Вологодской губернии – поверья, предания, обычаи, обряды, загадки, прибаутки, песни, детские игры, местные слова и выражения [109].
Приток таких материалов в редакцию особенно увеличился в 50 – 60-е годы – в период общественного подъема в России, и значительно сократился в последующее десятилетие с тем, однако, чтобы к концу 70-х гг. вновь пойти по восходящей кривой. Это возрождение фольклорно-этнографической работы в губернии в известной мере было связано с деятельностью нового редактора неофициальной части «Ведомостей» Н. А. Полиевктова (1844 – 1910).
Но прежде, чем говорить о его деятельности,
_____________________
107 В. Г. Белинский. Пелное собрание сочинений, т. V, М., 1954, стр. 477.
108 С. П. Шевырев. Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь в 1847 году, М., 1850.
109 См.: И. К. Степановский. Вологодские губернские ведомости в период 50-летнего их существования 1838 – 1888. Указатель статей и заметок, относящихся к Вологодской губернии, помещенных в неофициальной части. В. Г. В 1887, №№ 43 – 48, 50, 52, 1888» №№ 2, 3, 5, 6 – 9 и отдельно: Вологда, 1888.
_____________________
сделаем несколько общих замечаний о фольклорных материалах Вологодской губернии, появившихся в центральной и местной прессе до 1880 г. В количественном отношении этот материал не велик и не равноценен по своему качеству. С наибольшей полнотой, тщательностью и научной осведомленностью он представлен в сборнике Ф, Д. Студитского, подборке свадебных причитаний Н. И. Иваницкого, статьях В. Александрова и Н. Преображенского, т. е. в работах, пронизанных, как совершенно справедливо подметили С. И. Минц и Н. И. Савушкина, передовой демократической идеологией [110] Не безынтересны также материалы по свадебной обрядности в записи учителей В. Е. и Е. В. Кичиных, М. Бартенева и др., напечатанные в «Вологодских губернских ведомостях» в 50 – 70-е годы.
Однако сплошь и рядом фольклорные тексты носят фрагментарный и случайный характер. По ним никак нельзя составить ни общей картины бытования фольклора на территории Вологодской губернии и ее отдельных уездов, ни тем более представить его жанровый состав.
Итак, стремясь привлечь местных корреспондентов к активному участию в неофициальной части «Вологодских губернских ведомостей» и тем самым сделать ее содержательной и интересной, Н. А.. Полиевктов составил для них программу под названием «Несколько слов о характере и значении местной корреспонденции для неофициальной части губернских ведомостей» [111].
В ней он утверждал, что неофициальная часть газеты должна иметь своей целью «возможно полное, всестороннее ознакомление как с природою губернии, так и с типическими чертами ее населения». Автор программы нацеливал корреспондентов на составление «местно-описательных» статей, на «наглядную, добросовестную передачу существующих факторов и явлений». Составление таких описательных статей может быть доступно почти каждому грамотному человеку и требует от него главным образом «только желания взяться за дело».
В следующем году Н. А. Полиевктов обнародовал новую статью «Указания на характер корреспонденции, желательных для неофициальной части Вологодских губернских ведомостей» [112], где повторил основные положения своей прежней программы 1879 г. и перепечатал «программы Русского географического общества и ученых специалистов:
_____________________
100 С. И. Минц и Н. И. Савушкина. Народное устное поэтическое творчество Вологодской области, стр. 7 – 8, 11 – 13.
111 Вологодские губернские ведомости, 1879, № 19.
112 Вологодские губернские ведомости, 1880, № 57 – 59, 61, 65, 67 – 78 и отдельно под заглавием: «Руководство к собиранию корреспондентских сообщений в редакцию неофициальной части Вологодских губернских ведомостей», Вологда, 1880.
_____________________
по этнографии, антропологии, общинному землевладению, кустарной производительности и сельских школ» [113].
Усилия Н. А. Полиевктова, как видно, не прошли даром. Его призыв был подхвачен Ф. А. Арсеньевым, М. М. Куклиным, П. А. Обнорским, А. А. Шустиковым, И. К. Степановским и другими, предоставившими свои фольклорные записи в распоряжение редакции «Ведомостей». Не прошел он незамеченным и для Н. А. Иваницкого, всегда живо и глубоко интересовавшегося народной жизнью, развитием родного края.
Песни, сказки, пословицы Иваницкому часто приходилось слышать в деревнях во время ботанических путешествий по различным уездам Вологодской губернии.
Но пристальное внимание на народное творчество и, в частности, на песни он обратил только в 1881 г. Несколько песен, доставленных ему из села Кубенского, поразили его своей «оригинальной прелестью», и он занес их в тетрадь с тем, однако, чтобы при случае передать их лицу, специально занимающемуся собиранием фольклора. Осенью 1881 г. к этим песням присоединились другие, записанные уже самим Иваницким со слов своего приятеля М. М. Куклина. учителя русского языка Вологодского городского училища, этнографа и детского писателя. Однако принять на себя инициативу собирания песен и других произведений народного творчества родного края Иваницкий решился лишь в конце 1882 г., когда познакомился с известными вологодскими кружевницами Д. Ф. и С. П. Брянцевыми. По словам собирателя, Брянцевы много лет прожили в деревне и сохранили в своей «поистине изумительной памяти неистощимый запас народных песен и пословиц».
Анфия Федоровна Брянцева (мать) происходила из духовного звания. Молодость провела в селе Несвойском (Вологодской губернии и уезда). Выйдя замуж за чиновника Брянцева, поселилась в Вологде. В 1882 г. ей было 70 лет. «Несмотря на то, – замечает Иваницкий, – она поражала необыкновенной живостью характера; работала без устали целые дни и еще пела». К тому же она отличалась «недюжинным умом и замечательной памятью».
Дочь ее, Софья Петровна, оставшаяся в девицах, превосходила свою мать и в том и в другом отношении. Запись от Брянцевых Иваницкий производил всю осень и начало зимы 1882 г., появляясь в их доме по вечерам, когда, по словам собирателя, Анфия Федоровна сидела обыкновенно за своими «сколками».
_____________________
113 В числе перепечатанных по разделу «Этнография» оказалась чисто фольклорная программа («Просьба») П. В. Шейна 1874 г., имеющая специально разработанные рубрики: «Что записывать? Как записывать? От кого записывать?».
_____________________
В 1883 г., переселившись из Вологды в Никольск, Иваницкий еще долго поддерживал письменную связь с Софьей Петровной, ставшей его задушевной приятельницей и хранительницей некоторых рукописей.
Энергичная работа, проведенная главным образом с этими замечательными исполнительницами народного творчества, дала возможность Иваницкому в чрезвычайно короткий срок подготовить и уже в декабре 1882 г. отослать в Русское географическое общество свой первый рукописный сборник. Сборник заключал: сказок 13, перегудок 19, загадок 110, заклинаний 18, пословиц и поговорок 1139, песен 441 (из них: шуточных 26, повествовательных 14, любовных 114, игровых 71, бытовых 164, свадебных 52) [114].
В предисловии к сборнику составитель указал, что около 3/4 общего количества песен и 9/10 пословиц и поговорок он лично записал от Брянцевых, остальное отчасти было собрано им по деревням, отчасти – сообщено М, М. Куклиным, В. П. Черняевым и Д. М. Кичановым и только несколько песен заимствованы из печатных источников.
«Настоящий мой сборник, – писал в конце предисловия Иваницкий, – лишь первый выпуск собрания вологодских песен, сказок и проч. Материала имеется в виду еще много, так что надеюсь сообщить следующий выпуск в непродолжительном времени».
К сожалению, рукопись Иваницкого в целостном виде по неизвестным причинам издана не была. Лишь часть материалов из нее – и то с некоторыми искажениями, пропусками и опечатками, на что неоднократно указывал собиратель, – была напечатана в 1883 – 1884 гг. в «Вологодских губернских ведомостях» (переп.: «Вологодский статистический сборник», тт. III, IV, Вологда, 1883, 1885), а именно 361 песня [115], 90 загадок, 1026 пословиц и поговорок [116].
К публикуемым материалам Иваницкий предпослал небольшую заметку, в которой выразил надежду, что его пример и приглашение к участию в собирании произведений народного творчества найдут отголосок в среде земляков-вологжан.
К 1887 г. Иваницкий на основе старых и вновь собранных материалов составляет второй, но уже чисто песенный сборник, который направляет в полное распоряжение Я. К. Гроту. Сборник делится на два тома и содержит 631 песенный текст.
Подобно первому сборнику, основой сборника 1887 г. также служат песни, записанные от Брян-
_____________________
114 Материалы перечисляются в последовательности их расположения в сборнике.
115 В «Ведомостях» и в «Статистическом сборнике» песни классифицированы по тем же рубрикам, что и в рукописи.
116 Значительно позднее 17 перегудок опубликовал В. И Ламанский в «Живой старине» (1898, вып. 2, стр. 237 – 242).
_____________________
цевых (их более половины); остальные Иваницкий записал от различных деревенских певцов и певиц в Вологодском и других уездах, а также воспользовался, как он говорит, небольшими коллекциями песен, напечатанных в «Вологодских губернских ведомостях» разными лицами в разные годы, проверяя их с имеющимися у него дубликатами тех же песен [117].
«Моя коллекция песен, – предупреждает составитель, – вовсе не претендует на название систематического сборника, обработанного научно. Это сырой материал, не более, со временем я надеюсь представить его в надлежащем виде, теперь же этого сделать еще нельзя, так как песни все прибывают, и включать в сборник их приходится не по отделам, а просто вписывать одна за другой по времени поступления» [118].
Ознакомившись по журналу «Русская мысль» с обращением П. В. Шейна к «просвещенным людям провинции» о необходимости собирания песен времен крепостной зависимости, Иваницкий 10 мая 1887 г. направляет к нему письмо, в котором между прочим сообщает:
«Надо сказать, что я давно уже занимаюсь исследованием вологодской флоры, исколесил всю губернию и, собирая растения, не упускал случая записывать и песни и местные словечки, таким образом и выросли сборник и словарь, и я очутился в положении отца, обремененного семейством.,. С главным своим детищем – списком растений – я справляюсь, и оно развивается нормально, сборники же песен, пословиц и загадок и словарь – это, так сказать, побочные дети; они растут и пристроить их надо, а сил или, вернее, времени не хватает... Я все подыскивал какого-нибудь специалиста по части народной поэзии, чтобы списаться с ним, увидеться, если возможно, и показать свой сборник, но тщетно. Может быть, Вы в этом случае подадите добрый совет? Ваше имя мне давно знакомо (у меня есть Ваш сборник белорусских песен), но я не знал, живы ли Вы и где живете?» [119].
Шейн не замедлил ответом своему корреспонденту, предложив стать обязательным вкладчиком подготовляемого им обширного великорусского сборника. Иваницкий охотно согласился на это; он также посоветовал Шейну воспользоваться его рукописными материалами, пересланными Я. К. Гроту.
«Вообще я постараюсь, – писал Иваницкий 22 февраля 1888 г., – чтобы со временем все, что есть у меня, было бы и у Вас, и прошу Вас раз и навсегда распоряжаться тем материалом, который
_____________________
117 Н. А. Иваницкий. Предисловие к сб. «Русские народные песни Вологодской губернии» (рукопись). – Архив АН СССР, ф. 104, оп. 1, № 87.
118 Там же
119 Архив АН СССР, ф. 104, оп. 2, № 78.
_____________________
я Вам стану посылать, по Вашему усмотрению» [120].
Из двух рукописных сборников Иваницкого: «Гротовского» (1887) и вновь присланного лично Шейну с пометкой «1891 г.» [121], Шейн, воспользовавшись преимущественно первым, отобрал для «Великорусса» 305 песен, из них 216 свадебных песен и причитаний [122].
В 1890 г. часть своих записей Иваницкий опубликовал также в «Материалах по этнографии Вологодской губернии» [123].
«Материалы» и песенный сборник 1891 г. составили последний, заключительный этап деятельности Иваницкого как собирателя народного творчества.
По содержанию «Материалы» делятся на два больших отдела: первый отдел – собственно этнографический, в котором фольклорные произведения представлены главным образом в качестве иллюстраций (отдельные песни и фрагменты из них, пословицы, поговорки, описание свадебного обряда я т. п.); второй – преимущественно фольклорный, включающий 33 заговора, 55 сказок и легенд, 51 песню и некоторый другой материал.
По тщательности отбора фольклорно-этнографических фактов, их достоверности, широте и глубине освещения «Материалы» Иваницкого явились для Вологодской губернии тем же, чем «Материалы» П. С. Ефименко для соседней Архангельской губернии [124].
В них достаточно четко обозначилась демократическая струя, отразились передовые воззрения собирателя на народ и народное творчество, о чем мы говорили выше в главе второй.
Сборник 1891 г. состоит исключительно из песен,
_____________________
220 Там же.
121 Оба сборника сохранились в фонде П. В. Шейна в Архиве АН СССР.
122 П. В. Шейн. Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т. п., т. 1, вып. 1 – 2, СПб, 1898 – 1900. Отзываясь о первом выпуске «Великорусса» в письме к Шейну от 12 февраля 1898 г., Иваницкий указывал на большое количество опечаток и «очень досадные» недосмотры, обнаруженные им при чтении своих песен (Архив АН СССР, ф. 104, оп. 2, № 74). Свадебные причеты и песни Иваницкого, вошедшие во второй выпуск упомянутого сборника, набирались прямо с рукописи 1887 г., что гарантировало точность и безошибочность их публикации. Помимо «Великорусса» Шейна, 209 песен Иваницкого вошли в собрание А. И. Соболевского «Великорусские народные песни» (тт. I – VII, СПб. 1825 – 1902), однако с той разницей, что все они явились простой перепечаткой из «Вологодского статистического сборника» 1883 – 1885 гг.
123 Здесь же см. Мотивы к русским народным песням Вологодской губ., записанные М. М. Куклиным и приложенные к 51 песне Иваницкого.
124 П. С. Ефименко. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии, ч. 1. Описание внешнего и внутреннего быта, ч. II. Народная словесность. – «Известия Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии», т. XXX, вып. 1 – 2, М., 1877 – 1878.
_____________________
в подавляющем большинстве своем заимствованных из прежних собраний 1882 и 1887 г., а также вновь записанных Иваницким и его немногими ( корреспондентами в период между 1887 – 1891 гг. Все тексты в сборнике систематизированы и представлены в такой последовательности: любовные песни (156 номеров), бытовые песни (199), игровые песни (99), свадебные причеты (202), свадебные песни (44), сатирические песни (49), повествовательные песни (17), перегудки (27).
Как не трудно заметить, хотя порядок следования рубрик здесь изменен по сравнению со сборником 1882 г., названия их почти все остались прежними, за исключением «шуточных» песен, которые стали именоваться «сатирическими», да «перегудок», ранее фигурировавших на правах самостоятельного отдела.
К 90-м годам относится окончательное оформление Иваницким еще двух небольших рукописных сборников: одного по пословицам и поговоркам (2078 номеров, из них записанных в Вологодской губернии 2012) и другого по загадкам (251 номер) [125]. Материал первого сборника располагается в алфавитном порядке, второго – без определенной системы.
Таким образом, можно утверждать, что самым богатым отделом всего фольклорного собрания Иваницкого является отдел песен.
Большое внимание, которое уделял Иваницкий народной песне, не являлось для него случайным. В какой-то степени оно могло быть объяснимо его личными эстетическими вкусами, увлечениями, наклонностями.
Однако главное, что привлекало Иваницкого в народной песне – это ее общественная, социальная сторона. В песне он видел прежде всего отражение внутренней, духовной жизни народа, его нравственных качеств. Песня движется и изменяется, как движется и изменяется сама народная жизнь. Новое время рождает новые песни.
Разделяя мнение современников об увядании, деградации старинной песни [126], Иваницкий, тем не менее, резко расходился со многими из них по вопросу определения художественной ценности новой народной песни, утверждая, что склад этой песни «вообще не дурен, иногда песня составлена так правильно, стих так гармоничен и мера слов в нем до того оригинальна, что нельзя не подивиться, вспомнив, что песня сложена крестьянской
_____________________
125 Сборники хранятся в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР.
126 «Старая песня, – говорит собиратель, – выключена народом из своего репертуара, исключая свадебных причетов и свадебных же песен, и сохранилась только в памяти старых людей, но память изменяет и песен во всей неприкосновенности остается немного» (Предисловие к рукоп. сборнику песен 1887 г.) – Архив АН СССР, ф. 104, оп. 1.
_____________________
девицей, не только не имеющей понятия о версификации, но и совершенно неграмотной» [127].
На возникновение нового в народной поэзии Иваницкий смотрел как на вполне закономерный и естественный творческий процесс, достойный того, чтобы его наблюдать, фиксировать и изучать. Вот почему наряду со старинными традиционными песнями и на равных правах с ними он записывал и заносил в свое собрание песни новой и новейшей формации, в том числе и частушку.
Принято считать, что первый, кто поставил вопрос о частушке как о новом жанре, был Г. И. Успенский (см. его очерк «Новые народные песни», 1889) [128].
Для литературы, печатного слова это действительно было так. Но, как показывают архивные данные, незадолго до Г. И. Успенского, о частушке, как о новом жанре народной поэзии, со всей определенностью высказывался Иваницкий. Пытаясь определить термин «частушка», он писал:
«Частушкой зовется песня, которая поется не на голос, не протяжно, а часто, почти речитативом. Частушки составляются обыкновенно из отдельных стихов или строф, не имеющих между собой связи, потому они не имеют ни начала и ни конца. Но размер стихов всегда одинаков» [129].
Черты передового мировоззрения Иваницкого достаточно явственно проступают как в самостоятельно разработанной им системе классификации песен (которую мы сохраняем в настоящем издании) [130], так и в ее заполнении.
Любовные песни. Образование этого отдела прямо вытекает из идейных предпосылок, содержащихся в полемических высказываниях Иваницкого. В «Материалах по этнографии Вологодской губернии» (стр. 57 – 58) он отвергает как «совершенно ложное» мнение о том, что будто «нежные чувства в крестьянской среде развиты мало, что парни не влюбляются искренне и девушки любят молодых людей тоже, так сказать, поверхностно, поэтому принуждение со стороны родителей выйти замуж за нелюбимого человека не действует гибельно на нравственную сторону принуждаемой, как это бывает в среде людей других сословий, что девушка скоро забывает предмет своей любви, мирится с обстановкой в нелюбимом доме и привыкает к навязанному ей насильно человеку; то же самое и относительно молодого человека».
Стоит, говорит Иваницкий, заглянуть в любой
_____________________
127 Там же.
128 О. В Орлов. Русская частушка дооктябрьского -периода. – Автореферат, М., 1954, стр. 4.
129 Предисловие к рукоп. сборнику 1887 г. – Архив АН СССР, ф. 104, оп. 1, № 87.
130 Напомним, что система предусматривает группировку песен по следующим семи рубрикам: любовные песни, бытовые песни, игровые песни, свадебные песни и причеты, сатирические песни, повествовательные песни, перегудки.
_____________________
сборник народных песен, особенно в отдел песен любовных, отличающихся нежностью и глубиной чувства, чтобы убедиться, что такие «прекрасные песни могли вылиться только из сердца, преисполненного искреннею любовью».
Песни, составляющие настоящий отдел «любовных», замечательно точно передают характерные черты русской народной лирики и как нельзя лучше подтверждают правоту высказываний собирателя. Действительно, такие песни, как «Расскажи-ка ты, девушка милая» (№ 30), «Полно, солнышко, из-за лесу светить» (№ 77) и многие другие, могли вылиться «только из сердца, преисполненного искреннею любовию».
Бытовые песни. Термин «бытовые песни» Иваницкий понимал чрезвычайно широко. К ним он относил прежде всего так называемые семейные песни, затем песни рекрутские, солдатские, затюремные, разбойничьи, фабричные, ямщицкие и некоторые другие, тематически связанные с внешним бытом народа. В рубрику бытовых песен собиратель также включал плясовые припевки и большинство частушек.
В количественном отношении раздел бытовых песен весьма обширный. В нем представлены как традиционные старинные народные песни, нередко в замечательных вариантах («Научить ли тебя, Ваня», № 155 и другие), так и песни, возникшие в сравнительно недавнее время.
Из последних необходимо отметить группу рекрутских песен, с большой художественной силой и правдивостью изображающих рекрутский набор и связанные с ним переживания парня – рекрута, его семьи и любимой (например, «Ночешная ноченька», № 243; «На заре то было на утрянной», № 245; «Я несчастный уродился», № 248; «Красна» рябинушка», М° 255; «Полно ветру буйноваться», № 256). В песне «Черт возьми, какая скука» (№ 253) довольно четко выписаны местные и бытовые подробности: рекрутов привозят «в город Вологду», «прямо к Гусеву во двор», спаивают вином, утром под наблюдением старост ведут «во приемную», где «ставят под мерку», сбривают «русые кудри» и т. д.
Вообще, локальные мотивы в бытовых песнях проступают довольно явственно не только в рекрутских, но и в целом ряде других текстов (см., например, № 186, 191, 300, 301, 325, 358, 364). Во многих из них отражается текущая жизнь народа в ее сложном и противоречивом развитии. Игровые песни, К сожалению, собиратель не указал бытовое применение игровых песен, но совершенно очевидно, что все они есть не что
_____________________
131 В «Материалах» (стр. 69 – 71) даны описания только двух «посиденочных» игр с песенным сопровождением – «овин горит, с женитьбой» и «пшону сеяли» у извлеченные Иваницким из статьи Ф. Кульчинского» (Вологодские губернские ведомости, 1883, № 14).
_____________________
иное, как разновидность или собственно игровых песен или «частых» (плясовых), употреблявшихся при разных формах игры.
Судя по содержанию, среди игровых песен можно различить величальные припевки («Затыню, затыню», № 365; «Дуня бела, румяна», № 366, и другие), исполнявшиеся девушками при появлении молодцев на «гулянке» (посиделках и т. п.), наборные (например, «Что со вечера цепочка горит», № 373; «Раскололся сырой дуб», № 374; «Уж ты, девушка обманчивая», N° 375), собственно игровые (сюжетные), в том числе так называемые «Заяньки», к которым Иваницкий относил песни №№ 410 – 432, и, наконец, разборные («Как по лугу, лугу», № 437; «Просим, Маша, душа наша», № 438, и другие).
Некоторые из записанных Иваницким игровых песен принадлежат к весьма старинным и уже встречаются в сборниках XVIII в. (например, «Груня, Груня, Груня, Груня», № 441).
Свадебные причеты и песни, собранные Иваницким, примыкают к богатой по образности северо-русской поэтической традиции. Они свидетельствуют о жизненности и замечательной сохранности свадебного обряда в Вологодской губернии в последней четверти XIX в. В плачах-импровизациях запечатлены такие моменты свадебного действия, как «пропивание невесты», «девишник», мытье невесты в бане («теплой паруше»), прощание невесты с «девьей красотой» и т. п.
Сатирические песни – яркий и острый отдел собрания Иваницкого. песни обличают, высмеивают и осуждают как общечеловеческие слабости и пороки, так и отдельные отрицательные явления в народном быту и общественной жизни.
Обращает на себя внимание подборка песен с антицерковным, антиклерикальным содержанием – «Против солнца на восток» (№ 516), «Как во городе во Казани» (№ 518), «Как проходит дорогая мимо кельи» (№ 529), «Как повидалась Анюша» (№ 520) и некоторые другие, которые, очевидно, и имел в виду Иваницкий, когда утверждал: «В народных песнях духовенство фигурирует с весьма непривлекательной стороны» [132].
Поп, монах (чернец), монахиня (черничка) – вот отрицательные персонажи подобных песен.
Можно с уверенностью сказать, что в создании сатирических произведений на Севере России и, в частности, в Вологодской губернии, большое участие принимали скоморохи, с которыми церковь вела упорную и длительную борьбу. Сохранился любопытный документ от 1657 г. – память митрополичьих дел приставу Матвею Лобанову о запрещении скоморохам и медвежьим поводчикам под угрозой «наказания без пощады и во отлучении от
_____________________
132 Материалы, стр. 8.
_____________________
церкви божий» промышлять играми в Устюжском и Сольвычегодском уездах [133]
Очевидно, некоторые из сатирических песен (например, «Шила – вышивала», № 515) являются продуктом творчества этих бродячих народных певцов древней Руси.
В песнях «Погляжу в окошко» (№ 529), «Возьму козла за рога» (№ 530) и многих других объектом сатирического изображения выступает ленивая, привередливая, нерадивая жена – барыня, глупый мужик или парень и т. д.
Песни «Мы опустим песню в ход» (№ 555) и «Прилуцкие ребятницы» (№ 556) – явно местного происхождения: в них в сатирическом свете выставляются тонко подмеченные, характерные черты жителей отдельных населенных пунктов Вологодской губернии.
Повествовательные песни. Под этой рубрикой Иваницкий объединил народные баллады и исторические песни – произведения, повествующие о легендарных или исторических лицах и событиях русского прошлого: о князе Михаиле и его погубленной жене, о князе Волконском и Ванюше-ключнике, о любви молодца к королевне, о графе Аракчееве и др.
Почти все песни, составляющие этот раздел, отличаются хорошей сохранностью и полнотой.
Небольшое число повествовательных песен, которые удалось собрать Иваницкому, очевидно, свидетельствует о том, что этот жанр в последней четверти XIX в. не имел той распространенности в Вологодской губернии, как, например, песни любовные или бытовые.
Перегудки. Термин этот появился уже в рукописном сборнике Иваницкого 1882 г, К перегудкам собиратель относил тогда вообще сказки в стихах и «маленькие сказочки в прозе».
В дальнейшем границы термина, очевидно, уточнились и сузились, вследствие чего «маленькие сказочки в прозе» были вовсе исключены из раздела перегудок сборника 1891 г. Отнеся перегудки к песенному жанру, Иваницкий тем не менее полагал, что в этом жанре они занимают крайнее положение, являясь непосредственной переходной ступенью к устным рассказам (сказкам, легендам, побывальщинам),
Собственно то, что Иваницкий называет перегудками, у других собирателей (например, у Шейна в «Великоруссе») именуется детскими песнями и относится к разделу детского фольклора.
Система классификации песен, разработанная и принятая Иваницким, заключая в себе ряд положительных моментов, все же не может быть зачислена в разряд научных и совершенных. Впрочем, это относится не только к системе Иваницкого, но и ко всем без исключения существующим систе-
_____________________
133 Прибавление к Вологодским губернским ведомостям, 1839, № 33.
_____________________
мам, которых – не без преувеличения будет сказано – столько, сколько собирателей – издателей.
В основу группировки песен Иваницкий положил два признака – «содержание и употребление».
Само собой разумеется, что прикрепление той или иной группы песен к определенной рубрике представляло значительные трудности и в основном зависело как от результата наблюдений самого собирателя за их бытованием, так и от его субъективных взглядов и вкусов. Поэтому нет ничего удивительного в том, что отдельные песни Иваницкий переключил из одного отдела в другой, пытаясь найти для них наиболее подходящее место. Так, например, песни № 371, 406, 438, 445 и № 408, 428, 444, 446, 453, стоящие в сборнике 1882 г. соответственно под рубриками «бытовые» и «любовные», в сборнике 1891 г. отнесены к «игровым», и т. д.
Вообще представляется весьма сложным делом провести четкую и последовательную грань между целыми группами песен бытовых и любовных, любовных и игровых, бытовых и сатирических и т. д., так как одну и ту же песню можно отнести к тому или иному отделу в зависимости от того, под каким углом зрения на нее посмотреть.
От этого существенного недостатка не свободна ни одна из систем классификации песен, и система Иваницкого в этом отношении не представляет исключения. Однако для нас она дорога тем, что является проявлением самостоятельной творческой мысли собирателя и, как мы видели, связана с его передовым общественно-политическим мировоззрением.
Собирая народные песни, Иваницкий не столько интересовался отдельными мастерами-исполнителями и их репертуаром, сколько общим состоянием песенной традиции в Вологодской губернии и ее уездах. Запись наиболее полного, устойчивого и проверенного текста составляла одну из задач его собирательской практики.
«С самого начала работы, – рассказывает Иваницкий, – я принял за правило записывать все без разбора, даже маленькие обрывки песен, иногда один первый стих или два-три из середины, и вот почему. Встретившись с личностью, знающею и поющею деревенские песни, я сперва представлял ей волю диктовать или петь мне песни по ее выбору. Когда весь запас истощался, я вытаскивал тетрадку с отрывками и спрашивал: а такая-то или такая-то песня знакома? Очень часто оказывалось, что песня известна и записывалась по данному первому стиху или восполнялось недостающее окончание; в конце концов мною прочитывались те, в которых были очевидные искажения или путаница (напр., две даже три песни сбиты в одну, что зачастую случается)» [134]
_____________________
134 Из Предисловия к рукописному сборнику 1887 г. – Архив АН СССР, ф. 104, оп. 1, № 87.
_____________________
При такой постановке вопроса для Иваницкого прежде всего было важно знать, где записан или бытует тот или иной текст песни. И потому не случайно в паспортных данных именно эта сторона отмечалась им с наибольшей последовательностью, тогда как имена певцов-исполнителей, как правило, не назывались (последнее, однако, было свойственно не только Иваницкому, но и многим собирателям того времени).
Сказки и легенды. Насколько нам известно, Иваницкий собрал и записал 56 сказок и легенд, из которых только одна новеллистическая сказка не попала в печать по нескромности содержания и сохранилась в архиве Всесоюзного географического общества («Дуня,..») [135].
В сущности, «Материалы» Иваницкого (1890 г.) представили первое значительное собрание произведений сказочно-легендарного эпоса Вологодской губернии.
В работе по собиранию сказок и легенд деятельно помогали Иваницкому учитель М. М. Куклин и историк А. К. Мерцалов
Из мастеров-сказочников в «Материалах» названы три – это крестьяне Василий Кореников (Вологодский уезд), Николай Васильянов и Александр Жижин (оба из Кадниковского уезда).
С. В. Савченко отметил, что не все сказки и легенды Иваницкого равноценны по записи [136]. И действительно, в одних текстах сохраняются особенности местного говора, в других имеется значительное количество литературных форм и оборотов.
Из всего сборника С. В. Савченко особенно выделяет три сказки: «Сказка про царя и про Михайлу Трунщикова» (№ 629), «Сказка об Илье Муромце» (№ 632) и «Два брата» (№ 653).
Однако, как нам кажется, не эти сказки определяют самое ценное в собрании Иваницкого.
К замечательному явлению его собрания мы прежде всего относим цикл антибарских и антипоповских сказок, изобилующих резкими и энергичными выражениями и рисующих подлинное отношение трудового крестьянства к представителям господствующих классов. Таковы, например, сказки «Петушок» (№ 642), «Мальчик с пальчик» (N° 643), «Мужик и барин» (№ 645), «Хитрый мужик» (№ 646) и другие.
_____________________
135 Распространенное и до сих пор удерживающееся в литературе мнение о том, что в архиве ВГО из 13 сказок и легенд Иваницкого, дошедших до нас в рукописи, пять нигде не были напечатаны – ошибочно. Ошибки произошли из-за того, что Д. К. Зеленин в книге «Описание рукописей ученого архива Русского географического общества» (вып. 1., Пгр., 1916, стр. 240 – 241) к числу неопубликованных отнес сказки, которые на самом деле вошли в «Материалы», но под другими названиями.
136 С. В. Савченко. Русская народная сказка. История собирания и изучения. Киев, 1914, стр. 159.
_____________________
К ним примыкают некоторые легенды – «Сказка о Нестерке» (№ 657), «Разбогатевший мужик и нищие» (№ 659), «Илья пророк и Никола угодник» (№ 660), в которых за внешне религиозной оболочкой проглядывает стихийно материалистическое мировоззрение народа. В отличие от представлений христианской церкви, бог и святые в легендах выступают в облике простых смертных, со многими присущими человеку недостатками: завистью, жадностью, трусостью и т. п. В легенде «Разбогатевший мужик и нищие» мужик даже избивает недогадливого бога палкой и вся сцена наказания выглядит весьма комичной.
Пословицы и поговорки в своей основной массе носят общерусский традиционный характер: в какой-то части они повторяют материалы классического сборника В. И. Даля «Пословицы русского народа» (М., 1862), в какой-то части варьируют и дополняют их. Однако в коллекции Иваницкого встречаются пословицы и поговорки чисто местного, вологодского происхождения, например: «Завыла кубенским волком», «Не отдавай меня, матушка, [137] ни на Ихалицу, ни на Уваровицу, отдай меня, родимая, на Устье Толшемское, – хотя есть нечего, да жить весело».