Каримов А. Э. Докуда топор и соха ходили(3)

      Петровские реформы, особенно вначале, были следствием неотложных потребностей управления страной в условиях войны.

      * * *

      Первые опыты петровского кадастра относятся к 1698-1701 гг. - периоду строительства военного флота на воронежских верфях. В это время по поручению царя проводятся обследования лесных массивов под Воронежем в поисках корабельных лесов. Эти материалы12 [Мы обнаружили, видимо, первый из документов петровского лесного кадастра «Книги ... лесов, описанных капитаном Иваном Верховским по Северному Донцу (1698-1701)». РГА ВМФ. Ф. 177. Оп. 1. Д. 7. С. 88], отложившиеся в фондах «Царского шатра» архива ВМФ в Петербурге, представляют собой описания, близкие по технике к писцовым описаниям земельных угодий, с тем различием, что вместо пашни и сенокоса столь же точно и подробно описываются лесные угодья.
      Прослеживается четкая и определенная преемственность со средневековой традицией управления ресурсами. Первые опыты управления лесами показывают, что молодая администрация Петра I использовала опыт ведения писцовых книг, традицию писцовых обследований сельскохозяйственных земель, практиковавшуюся в Поместном приказе, для решения новой задачи - обследования и инвентаризации корабельных лесов. Офицеры и чиновники Петра I в это время - полная аналогия писцов и подьячих Поместного приказа. В одном случае лица, посланные в Воронежский уезд для описания ясеневых лесов, называются в указе «подьячими»13 [РГА ВМФ. Ф. 175. Оп. 1. Д. 13. О посылке подьячих в Воронежский уезд для осмотра и описи ясеневых лесов]. Как и последние, они получали специальные инструкции царя (ср. Писцовый наказ) и наделялись широкими полномочиями Структура самих описаний до крайности похожа на описания писцовых книг, только опись организована не по владельцам, а по сплавным рекам. Терминология, единицы измерения и профессиональная лексика практически аналогична принятой в писцовых книгах: «лес пашенный, вдоль верста, поперег же полверсты».
      Первые обследования лесов - это отдельные, фрагментарные исследования, предназначенные для решения конкретных практических задач снабжения верфей по мере надобности. Обследованиям подвергались отдельные лесные массивы, наиболее пригодные для заготовки леса для воронежских верфей. В это время еще не встает вопрос о систематических обследованиях лесных угодий и о ведении регулярного лесного кадастра.
      Материалы 1720-х гг., относящиеся к периоду создания Балтийского флота, описывают корабельные леса более полно и подробно. Эти документы, также отложившиеся в архиве ВМФ, свидетельствуют о первых попытках создания регулярного лесного кадастра. Создание и содержание регулярного флота требовало учета и регулярных переписей лесных ресурсов. В это время предпринимается ряд однотипных обследований лесных массивов по рекам Новгородской губернии, в окрестностях Петербурга, на островах в дельте Невы14 [РГА ВМФ. Ф. 223. Оп. 1. Д. 234. Опись сосновым и березовым лесам, осмотренным в 1723 г. на острове Даго с означением размеров деревьев и сортов леса]. Эти обследования носят планомерный характер и предпринимаются по единой программе. В 20-е годы была предпринята, очевидно, и первая попытка планомерного систематического исследования лесов Европейской России. В документах Адмиралтейства содержится, в частности, переписка о копировании и рассылке в уездные воеводские канцелярии «описных вальдмейстерских книг 1722-1723 гг.» - описании заповедных корабельных лесов15 [РГА ВМФ. Ф. 138. Оп. 1. Д. 280. Об отправке в Боровскую воеводскую канцелярию копий с описных вальдмейстерских книг 1722-1723 гг. об охране заповедных лесов для руководства в вопросе сохранения лесов]. Можно предполагать, что достаточно большая часть лесов Европейской России была так или иначе описана в это время. Очевидно, в архивах могут быть обнаружены неизвестные материалы описаний корабельных лесов, вальдмейстерские книги.
      Надо обратить особое внимание на то, что адмиралтейские съемки лесов были одними из наиболее ранних регулярных географических предприятий в России. Морские геодезисты положили начало географическим и картографическим исследованиям страны. Указ Сената «О посылке учеников С.-Петербургской (морской) академии для сочинения ландкарт», положивший начало планомерным съемочно-картографическим работам в стране свидетельствует, что Адмиралтейство считалось бесспорным обладателем «know-how» топографических съемок и статистических описаний страны. Профессор Морской академии Форверсон (Farquharson) готовил официальные инструкции петровским геодезистам, составлявшим топографические карты различных частей России под общим руководством секретаря Сената Кирилова в рамках общей программы картографирования России. Можно заключить, что лесные съемки сыграли ключевую роль для развития географической практики в России XVIII в.
      Второе десятилетие XVIII в. - это время разработки общей программы географического и картографического изучения России для повышения эффективности управления страной и усиления контроля над регионами. Описания корабельных лесов этого времени совпадают с выходом «Генерального регламента» 1720 г., в котором в главе «О Ландкартах и чертежах государевых» формулируется основная цель картографического изучения Империи: «... и дабы каждый коллегиум о состоянии государства и о принадлежащих к оному провинциях подлинную ведомость и известие получить мог, того ради надлежит в каждой Коллегии иметь генеральные и партикулярные ландкарты (или чертежи) ... имянно описать все границы, реки, городы, местечки, церъкви, деревни, леса и протчая» (Гнучева, 1946). Описания лесов входили составной частью в эту общую программу повышения эффективности управления и контроля правительства над территорией16 [Рис. 1 - пример ландкарт (общетопографических карт), составлявшихся в рамках этой программы] (рис. 1).

Рис. 1. Ландкарта Нижегородского уезда 1779 г.

      Лесные съемки начинаются 14 марта 1720 г., через 14 дней после выхода Генерального регламента (Гнучева, 1946, с. 21). Они были первоочередной, и, очевидной это время наиболее важной для правительства попыткой реализации этой программы. Нет необходимости перечислять последующие известные и многочисленные предприятия по географическому изучению России, проходившие в ее рамках.
      В 20-е годы XVIII в. заканчивается введение особого порядка пользования лесами, определенного еще указом 1703 г., который фактически означает введение государственной собственности на леса, подчинение лесопользования интересам Адмиралтейства и осуществление крупных государственных проектов, как национализация лесов17 [О введении в 20-е годы особого порядка управления лесами мы писали статье, основываясь, главным образом, на документах Адмиралтейского делопроизводства РГА ВМФ (Каримов, 1999). Б.Н. Миронов (1999) приходит к этому выводу независимо, основываясь на корпусе гражданских источников и юридической практике данного периода]. Адмиралтейство становится верховным распорядителем ресурсами высококачественного леса. Об этом свидетельствуют изученные нами материалы дел о позволении рубить лес (независимо от его принадлежности) для строительства Московского шоссе18 [РГА ВМФ, Ф. 212. Указы III отд. Д. 5, «О позволении рубить лес для починки и постройки "Московской першпективной дороги" - во всех дачах, чьи ни не были». С. 52 об.], переписка Адмиралтейства с Синодом о подчинении монастырских крестьян офицерам флота, посланным для обследования лесов19 [Там же. Д. 74, «По испрошению у Духовного Синода Послушного указа в Новгород, в Архиерейский приказ ... о подчинении крестьян в вотчинах архиерейских, монастырских и церковных капитану Дубровину, командированному для осмотра и описи корабельных лесов». С. 27]. Вводится ряд ограничений и запретов, в частности, рубить леса, годные для корабельного строения, на расстоянии 20 верст от малых рек и 50 - от больших. Это коснулсь не только государственных, но и монастырских, частных и общинных лесов: владельцам было запрещено вырубать свой лес без санкции лесных чиновников Адмиралтейства, которые должны были удостоверить его непригодность для флота. Историк Министерства государственных имуществ Л. Захаров20 [РГИА. Ф. 381. Оп. 47. Д. 526] определенно указывает, что частные владельцы получили право свободно распоряжаться принадлежащими им лесами только указом Екатерины II в 1782 г. Особый порядок управления лесами Европейской России, без преувеличения, носил характер национализации, если пользоваться современным языком.
      К началу 1730-х гг. лесной кадастр и государственное управление лесами приобретает сложившуюся форму. Начинается планомерное изучение лесных ресурсов Европейской России согласно общей правительственной программе, сложившейся в предыдущее десятилетие. Предпринимаются первые работы по картографированию корабельных лесов. В это время лесной кадастр рассматривался правительством не просто как вспомогательное средство для организации снабжения военного флота, а как важный институт «на службе государства», пользуясь выражением историка европейского кадастра R. Kain (1992). Нами обследованы рукописные описания корабельных лесов 1730-1740 гг. из архива ВМФ и обнаружено их соответствие в ряде случаев картам корабельных лесов из фондов ОР БАН (Отдел рукописей Библиотеки Академии наук). Как следует из текстов описаний и подписей к картам корабельных лесов, авторами съемок, наряду с офицерами Адмиралтейства, были геодезисты, чья деятельность тесно связана с Академией наук и ее Географическим департаментом21 [Напр., см. РГА ВМФ. Ф. 138. Оп. 1. Д. 68, «Об отправке геодезиста Зубова для описания кедрового леса и составления карты Яренского уезда Вологодской губернии» (рис. 5, 6)] (рис. 2, 3).


Рис. 2. Указ Сената о посылке геодезиста Зубова для описания лесов Яренского уезда Вологодской губернии	Рис. 3. Описание корабельных лесов Яренского уезда Вологодской губернии, составленное геодезистом Зубовым. 1738-1739 гг.

      Хотя материалы лесных съемок не отражены непосредственно в общегеографических атласах того времени, они отложились в фондах ОР БАН, там же, где и ряд общегеографических съемок петровских геодезистов, использовавшихся при работе над атласами. Можно говорить об использовании материалов лесного кадастра в общегеографических целях Сенатом и Географическим департаментом. В ряде случаев карты (и соответствующие описания) корабельных лесов составляются для территорий, на которые за несколько лет до этого петровскими геодезистами были составлены общетопографические карты, что показывает близость интересов сенатских геодезистов и Адмиралтейства, наличие координации и единой программы картографического изучения России. Важную роль в этой программе играла Морская Академия в Петербурге22 [Однако Академия наук не принимала участия в это время в выработке программ картографирования и изучения лесных ресурсов].
      К 1732 г. относятся первые общегосударственные инструкции об охране лесов, разработанные Адмиралтейством. Фактически эта деятельность далеко выходит за рамки ведомственного кадастра. В том же году Адмиралтейством при участии Морской Академии был подготовлен общегосударственный Устав о лесах.
      Заслуживает внимания тот факт, что материалы лесных съемок удивительно подробны и точны. Вызывает изумление относительное обилие карт и статистических материалов в различных архивах. Принимая во внимание, что крупномасштабное картографирование в России только входило в практику, можно представить, насколько важными представлялись съемки лесов. Можно представить себе и размах планов Адмиралтейства и самого «мореплавателя и плотника» Петра I. Разведанные запасы корабельных лесов во много раз превосходили объем реальных рубок и известные сейчас действительные масштабы строительства военных судов.
      Не останавливаясь на детально изученных приемах лесных съемок, заметим, что их технические основы были заимствованы из западноевропейской картографии. Цели петровского кадастра (создание военного флота и управление лесами) напоминают принципы французского лесного кадастра Кольбера, сходным образом управлявшего лесными имениями короля23 [См. Готье (1906), с. 210-212]. Однако, если Французский лесной кадастр ведал только имениями короля, то в России все европейские леса почти на столетие отошли государству после проведения описанной национализации, которая не находит соответствия ни в одной из западноевропейских стран.
      К 1750-1760 гг. в лесной кадастр прочно входит картографическая составляющая. В 1740-е гг. предпринимается еще ряд обследований, продолжают совершенствоваться государственные правила об охране лесов. К концу этого периода относится разделение охраняемых лесов на три категории: корабельные леса (рис. 4, 5), леса, приписанные к горным заводам (рис. 6), находящиеся в ведении Берг-коллегии и леса засечных черт (рис. 7) (с продвижением границы на юг эта категория лесов вскоре утрачивает свое значение). Вводятся правила эксплуатации лесов, на ряде изученных нами карт показаны элементы лесооборота24 [См. Рис. 7. Литерами А, В, С, D показаны участки ежегодного лесооборта]. Однако подавляющее большинство лесов остаются в ведении флота, который продолжает их картографическое и статистическое изучение.

Рис. 4. Карта мачтовых лесов Арзамасского уезда. 1-я пол. XVIII в.

Рис. 5. Карта корабельных лесов Нижегородского уезда. 1736 г.

      К 1790-м гг. массивы строевых лесов были описаны и картографированы офицерами Адмиралтейства. Каждый дуб, липа или ель были «сочтены и измерены». В это время были изготовлены сотни крупномасштабных карт и планов, сопровождавшихся табличными ведомостями, по которым впоследствии были составлены сводные ведомости и атласы. Такие исследования проходили даже в тех районах, в которых никогда впоследствии не проводилось больших коммерческих рубок. К концу XVIII в. при передаче управления лесами в ведение Министерства финансов, в Лесном департаменте числится 4549 адмиралтейских лесных карт губерний и уездов и атласы восьми губерний: Петербургской, Херсонской, Таврической, Новогородской, Ярославской, Казанской, Вологодской и Олонецкой25 [РГИА. Ф. 387. Оп. 47. Д. 454]. Кроме того, в 30-60 годы было проведено множество описаний и составлено несколько десятков карт на лесные дачи северо-западных и северных губернии. В это время был создан наиболее известный из лесных атласов обзорный «Генеральный атлас... всякого рода лесам» из Эрмитажного собрания ОР РНБ. В этом атласе показана Линдуловская лесная роща - первая из весьма немногочисленных плантаций корабельных лесов, заложенная под Петербургом в 1734 г.


Рис. 6. Карта лесов Новопавловского завода (Алтай) 1770 г.	Рис. 7. Карта засечной черты. 1-я пол. XVIII в.

      К концу рассматриваемого периода лесной кадастр прочно закрепляется в государственной практике, складывается та форма лесного кадастра и тот порядок управления лесами, который с незначительными изменениями просуществовал до второй половины XIX в. и даже до современного периода. Передача управления лесами из Адмиралтейства в Министерство финансов и, позднее, в Министерство государственных имуществ практически не повлияла на содержание лесного кадастра. Инициированный, как и большинство видов географической практики петровской эпохи, конкретными практическими потребностями государственного и военного строительства, лесной кадастр постепнно приобретает роль самостоятельного государственного учреждения.
      Петровский лесной кадастр служит иллюстрацией изменения характера государства и формирования авторитарной бюрократической империи. Это особенно проявляется при сравнении с английским опытом изучения и управления лесами.
      Отметим, прежде всего, что английская традиция кадастров отводит ведущую роль в управлении природными ресурсами местной инициативе. Это особенно касается земельного кадастра и оценки земель. Организация землеустройства, оценка земель и раскладка земельного налога являлась прерогативой общины, а не государственных чиновников. Весь массив кадастровых карт, составленных в ходе Парламентских огораживаний и Tithe Commutation - это карты отдельных владений и приходов. История английского земельного кадастра не знает централизованных съемок, подобных, к примеру, съемкам Генерального межевания.
      К эпизодическому вмешательству государства в управление землями общественное мнение относилось с нескрываемым подозрением, видя в этом покушение на свободы личности и прерогативы общины. Переписи и обследования, периодически предпринимавшиеся центральным правительством, в глазах англичан символизировали попытку установить контроль за жизнью и собственностью свободных людей. Это было справедливо для Средневековья, для Нового времени, и даже для второй половины XX в. Следующая пространная цитата взята из материалов Министерства сельского хозяйства Великобритании от декабря 1942 г., когда под угрозой вторжения, голода и блокады, в разгар «битвы за Атлантику»26 [В ходе которой Гитлер рассчитывал подорвать морской импорт Англии, без которого она не могла бы продолжать войну], правительство планирует и стремится объяснить общественному мнению необходимость проведения на островах метрополии Национального обследования ферм. Правительство осознавало, что даже в этих условиях сохранялось предубеждение перед переписью, символизирующей в глазах общества вмешательство государства в дела фермеров. В документах цитируется средневековая хроника, рассказывающая об истории создания «Книги Страшного Суда» - переписи Англии, предпринятой Вильгельмом Завоевателем в 1085 г.
      «After this the King had a large meeting and very deep conversation with his Council about this land, how it was occupied and by what so&;gt;'&;lt; of men. Then sent he his men all over England into each shire commit' sioning them to find out, how many hundreds of hides were there in the shire, what land the King himself had and what stock was upon the lan or what dues he ought to have by the year from the shire. Also he con1' missioned them to record in writing: How much land his archbishop-had and diocesan bishops and his abbots and his earls and – though may be prolix and tendous - what or how much each man had who was an occupier of land in England, either in land or in stock, and how much money it was worth. So very narrowly indeed did he commission them to trace it out that there was no one single hide nor a yard of land, may moreover (it is shameful to tell though he thought it no shame to do it) not even an ox nor a cow nor a swine was there left that was not set down in his writh. And all the recorded particulars were afterwards brought to him».27 [[Гуль, 1950]. Замечательно негодование хрониста, который считает перепись столь постыдным делом, что даже от завоевателя трудно было ждать такой низости. «После этого Король собрал Совет об этих землях, как они были заняты, и кто был тот человек, занявший их. Затем он послал своего человека обойти всю Англию и каждое ее графство, чтобы узнать, сколько земель содержится в каждом, сколько земель находится во владении Короля и каков резерв земель и какой доход он должен иметь с каждого графства. Король уполномочил своих представителей делать письменную запись о том, сколько земель было во владении архиепископов, епархиальных епископов, аббатов и графов, т.е. какой землей владел каждый человек в графстве, и сколько денег она стоила. Так уполномочил он их (стыдно сказать, что ему даже не казалось это постыдным) не пропускать ни один ярд земли, ни вола, ни коровы, ни свиньи, не сделав о них записи. Все зарегистрированные подробные сведения были впоследствии принесены ему»].
      Лесные ресурсы в Англии имели значительно большее значение для военной мощи государства, чем в России, в соответствии с более существенной ролью военно-морского флота. Однако в управлении лесами и снабжении флота государство придерживается совершенно иной политики. Существовало три основные источника управления лесом: закупки лесов на континенте, закупки леса у частных владельцев в Англии и заготовка в государственных лесах (Albion, 1926). Особое внимание к изучению и сохранению лесов проявлялось в периоды обострения европейской политики, когда импорт континентальных лесов оказывался под угрозой.
      Так, в период наполеоновских войн страна оказалась отрезана от традиционных лесных рынков, что поставило под угрозу строительство новых военных кораблей. Парламент, флот и уполномоченные Лесного департамента, Министерства сельского хозяйства предприняли немедленные меры по созданию лесных плантаций и охране существующих лесных массивов для замены импорта28 [[17] First report of the Surveyor General of His Magesty's Land Revenue, 1 дек. 1796. С. 6. Fourth report of the Surveyor General, апрель 1809. С. 186]. Один из парламентских актов, касающийся лесного массива New Forest так мотивировал необходимость сохранения лесов: «...лесные массивы, не только в New Forest, но и во всем королевстве в целом, за последние годы значительно уменьшились и ухудшились, и названный лес, который мог бы быть весьма полезен и удобен для снабжения военного флота Его Величества, находится под угрозой уничтожения, если не будет взят энергичный курс на восстановление и сохранение растущего здесь строевого леса». Акт 1812 г., касающийся лесного массива Alice Holt Forest, указывал на трудности закупки леса за границей и у частных владельцев в Англии, и предлагал создать достаточный запас леса для снабжения лесом королевства. Ряд парламентских актов признавал важность разведения лесных плантаций, и действительно, некоторое количество лесов было выращено. Так, в лесном массиве New Forest существовали плантации 1700, 1756, 1775, 1808-17, 1830, 1847-62, 1852-1862 гг. Но в целом эти усилия не привели к проведению координированной и неизменной политики разведения, охраны и картографирования лесов, т.к. традиция управления лесами и земельными угодьями базировалась на частной инициативе и торговле, а не на государственной инициативе. Россия и Англия развивали разные, но одинаково эффективные пути удовлетворения запросов военного флота.
      Лесной кадастр XVIII в. и его развитие - это пример эволюции средневекового налогового кадастра, писцовых книг. Под давлением неотложных военных потребностей в организационные принципы и методы кадастра вносились коррективы, делавшие учет лесов более точным, наглядным и эффективным. В первой половине XVIII в. лесной кадастр проделал эволюцию от описаний, выполненных в стиле кадастров Поместного приказа XVI-XVII вв., до наиболее передовых европейских кадастровых систем того времени, а по охвату территории даже превзошел их. Это демонстрирует влияние практических потребностей военного и государственного строительства, развития промышленности на петровские реформы в целом и на географическую практику в частности. В то же время необходимо отчетливо осознавать, что эволюция лесного кадастра и лесной картографии петровской эпохи не была результатом осознанного стратегического плана, она происходила спонтанно, эмпирическим путем, по мере того, как потребность в корабельном лесе все возрастала, и из периодической превращалась в постоянную. Петровский лесной кадастр становится самостоятельным государственным учреждением, приобретает прочную организационную базу, регулярный характер и научную основу.

      Земельный кадастр

      Вопросы землевладения не были центральными вопросами петровского царствования. В то время как традиционная средневековая государственность совершенно определенно связывала обязательства подданных с размером и феодальным статусом их земельного владения (вотчины, поместья), петровская реформа армии и государственного управления налагала обязательства перед государством на всех без исключения подданных, независимо от сословия и владения землей. Несколько упрощая действительную ситуацию, можно сказать, что в средневековье обязательства высших сословий, наделенных имениями, перед государством были обязательствами свободных людей. Если же говорить о первой половине XVIII в., то Б.Н. Миронов (1999) показывает, что понятие «крепостное право» вполне применимо ко всем без исключения сословиям петровской России, в том числе и к дворянам-землевладельцам, а не только к крестьянскому сословию. «Благородное сословие» было не более свободно, чем сословие землевладельцев29 [Одно из мифологических суждений об эпохе Петра Великого связано с этим обстоятельством. Предполагается, что эпохе Петра I был присущ определенный «демократизм» - монарх-де возвышал и жаловал верных и способных независимо от происхождения. Действительно, в первой четверти XVIII в. происхождение не играло заметной роли, и многие вельможи петровского царствования озаботились документальным оформлением своего дворянства лишь в конце 20 - начале 30-х гг. (Гузевич, 2003). Однако надо понимать, что «демократизм» петровского правления заключался, как показывает Б.Н. Миронов (1999), в тотальном закрепощении сословий, а не в расширении прав низшего сословия], причем обязательства подданных перед государством имели безусловный характер, не зависели от размеров имения или его статуса. Жизнь дворянина была строго регламентирована государством: в юности он должен был учиться, чтобы подготовиться к государственной службе, в зрелости - служить. Единственное, что позволялось дворянину - свободно выбрать, где именно будет проходить его служба: в армии, на флоте, в государственном аппарате.
      С другой стороны, налог с земельных владений частных лиц не мог служить серьезным источником государственных доходов30 [Самое главное - налог не мог быть произвольно увеличен, в отличие от других сборов, без риска полного разорения землевладельцев и крестьян]. В петровскую эпоху государство последовательно переходит к подушному налогу и различным формам косвенных сборов и акцизам. Нельзя забывать, что в значительной степени государственная экономика обеспечивалась эксплуатацией крепостного труда. Все это, как можно представить, совершенно не стимулировало усилий со стороны государства по созданию и ведению земельного кадастра. В нем, скорее, были заинтересованы дворяне, землевладельцы, чтобы иметь твердую юридическую базу для охраны своих недвижимых имуществ. Но в первой половине XVIII в. «крепостное дворянство» Петра I все еще не имеет права голоса в решении подобных вопросов.

      Исторические условия в первой половине XVIII в. и потребность в земельном кадастре

      Земельный кадастр XVIII в. - прямая противоположность лесному. В XVI-XVII вв. это высокоразвитая административная и технологическая практика, одна из центральных в Московском государстве. Даже налоговая реформа 1680-1686 гг., заменившая земельный налог налогом подушным, не подорвала систему земельного кадастра. Однако в ходе петровских реформ принципы организации и функционирования государства подверглись радикальным преобразованиям. Среди прочего оказался отброшен и феодальный принцип. Внешние условия, которые послужили мотивом и стимулом преобразований петровского времени, прежде всего, длительная война против лучшей армии Европы XVIII в., какой была армия шведского короля Карла XII, требовали значительно более сильной армии, значительно больших расходов и значительно более эффективного управления государством, чем это было возможно для страны, построенной по феодальному принципу, которого я коснулся в первой главе. «Служба за землю» более не была основным принципом организации государства, на смену этому принципу пришли другие.
      Важной особенностью организации государства в петровскую эпоху была опора на собственные средства и ресурсы государства. В предыдущей главе я затронул вопрос о «национализации» лесных угодий и о расширении государственного и квазигосударственного хозяйства: промышленности, горного дела, транспорта. Подушный налог, который обязаны были платить все подданные, остается основным видом налога. Объем финансовых средств в руках центрального правительства значительно увеличивается. Меняются принципы формирования армии: вводится рекрутская повинность, а численность и вооружение армии значительно усиливаются. Практически все крупные хозяйственные или военные проекты государство было в состоянии выполнить силами государственных крестьян, которые в это время приписываются целыми деревнями к заводам, фабрикам, шахтам и рудникам. (Вопросы организации государственного хозяйства в петповскую эпоху изучены П.Н. Милюковым (1905)). Государство, аппарат управления, получил возможность решать задачи управления страной собственными силами и при помощи собственных ресурсов, не нуждаясь для этого в аппарате мобилизации подданных. В этой ситуации отпала необходимость в поддержании консенсуса с подданными, в дальнейшем существовании рассмотренной в первой главе средневековой моральной экономики.

      * * *

      Все это делает понятным упадок института земельного кадастра в петровской России по сравнению со средневековым земельным кадастром. Первая половина XVIII в. не знает таких всеобъемлющих описаний, как, например, Валовое межевание 1680 г. Едва ли не единственным исключением был земельный кадастр территорий, отошедших к России в ходе войны со Швецией - межевание земель в Ингерманландии (впоследствии Петербургской губернии).
      Однако ни в годы правления Петра I, ни в последовавшие царствования не было предпринято сколько-нибудь значительных кадастровых работ в центральных губерниях России, несмотря на то обстоятельство, что дворянство, наделенное земельной собственностью, оставалось главным источником для пополнения руководящих кадров в армии, на флоте и в государственном аппарате. Можно даже сказать, что земельная собственность дворянства, давая независимые средства к существованию, рассматривалась как препятствие к государственной службе. В это время указами Петра I вводится обязательная служба дворян в армии, на флоте или в государственном аппарате. Так что государство было гораздо менее заинтересовано в регистрации и охране земельной собственности дворянства, у него появились значительно более важные собственные дела.
      Многочисленные картографические предприятия петровских геодезистов в центральных губерниях России, где было расположено подавляющее число дворянских имений, совершенно не касаются прав собственности и вопросов использования земель. Их основная задача - сбор и инвентаризация географических данных о стране для повышения эффективности управления: картографирование рек, дорог, лесов, городов и сел, проведение административных границ. Земельные ресурсы, таким образом, дают из числа приоритетов государственной политики.
      В результате игнорирования земельного кадастра возникало все больше и больше споров о границах и принадлежности земельных владений. Землевладельцы самовольно захватывали земли, в судах копились дела о захвате земель и правах владения. Юридическая доказательная база для земельного владения крайне устарела. Наряду с купчими XVIII в. на земельные владения предъявлялись грамоты XVII и даже XVI вв. Многие старинные документы были к XVIII в. утрачены, и владельцы пользовались имением по праву давности, что в условиях отсутствия регулярного кадастра также вызывало немало юридических проблем. К середине XVIII в. проблема приобрела такую остроту, что потребовалось специальным Высочайшим манифестом увещевать тяжущихся прекратить земельные споры и драки на межах вплоть до присылки землемеров для размежевания.

      Изученность вопроса

      Земельный кадастр XVIII в. построен главным образом на материалах Генерального межевания. Эти материалы хорошо известны историкам, которые используют карты, планы и статистику Генерального межевания для самых различных исследований. Материалы Генерального межевания привлекаются для реконструкции облика исторических имений и усадеб, для воссоздания истории отдельных местностей, для анализа экономических процессов, истории сельского хозяйства, исторической демографии в губерниях Европейской России. Наверное, нет возможности дать достаточно полный список трудов, в которых использовались межевые материалы.
      Предшествующие Генеральному межеванию кадастровые съемки значительно менее изучены. Помимо известной работы В.М. Кабузана (1981), представляющей обзор документов Елизаветинского межевания (1755-1763 гг.), существует труд П.И. Иванова (1853) и краткие сведения о Елизаветинском межевании в книге А.В. Постникова (1989), содержащие, в том числе, ссылки на опубликованные инструкции для проведения межевых работ «Пробное» межевание Московской губернии 1763-1769(7) гг. открыто Л.В. Миловым, обнаружившем и описавшем его документы в Межевом архиве РГАДА (Милов, 1957).
      Малоизученную страницу представляет собой Ингерманландское межевание. В литературе Ингерманландским межеванием, как правило, называют съемки отдельных земельных владений, проводившиеся в Ингерманландской (Петербургской) губернии в 1749-1756 гг. В ходе этого межевания было составлено несколько сот планов отдельных земельных дач, принадлежащих в основном петербургским офицерам и чиновникам и их наследникам, корпус межевых планов Ингерманландского межевания, хранящийся в РГАДА, является одним из наиболее ранних межевых картографических материалов в России.
      Проделанный автором анализ хранящихся в РГАДА документов «Комиссии по межеванию земель в Ингерманландии» (РГАДА. Ф. 1209), известной еще как комиссия Фермора и Де-Кулона, позволил восстановить более раннюю историю земельного кадастра и землепользования в Ингерманландии.
      Еще до окончания Северной войны Петр I практикует раздачу ингерманландских земель петербургским офицерам и чиновникам. Значительное количество имений было роздано офицерам и чиновникам среднего и низшего звена. Первые акты о наделении землей относятся к 1709 г., а первая широкая раздача имений происходит в 1711-1713 гг. Следующая большая «волна» раздачи ингерманландских имений была связана с окончанием Северной войны и окончательным закреплением прибалтийских земель за Россией. В этот период землями был наделен ряд ближайших сподвижников Петра I - вельмож и генералов, а также несколько сот офицеров и гражданских служащих из числа тех, кто служил в новой столице империи.
      Ингерманландское межевание является замечательной иллюстрацией того, как сочетались в петровском государственном устройстве подходы, характерные для средневекового государства и государства Нового времени. Раздача ингерманландских имений была продолжением старой московской практики раздачи поместий за службу, гражданскую и военную. С другой стороны, наделенные землями военные и служащие петербургских присутственных мест - представители низшего и среднего звена петровской элиты - приобретали личный интерес в удержании Ингерманландии и победе в Северной войне. Одновременно это приводило к интродукции российского влияния в регионе, к включению Ингерманландии в политическое пространство Российской империи, экономической колонизации.
      Фонды Комиссии содержат несколько типов документов. Наиболее важным для нашей задачи являются межевые книги по уездам Ингерманландской губернии, большинство из которых составлено в 1712-1713 гг. и 1723-1725 гг. Они представляют собой сводный перечень поместий в каждом уезде, принадлежавших разным лицам. В списке представлены только имена российских чиновников и офицеров, которым эти поместья были пожалованы. В книгах приведены названия деревень и мыз во владении каждого хозяина, общая площадь межевой дачи. Другой тип документов - это делопроизводственные записи, журналы регистрации бумаг, протоколы и выписи из протоколов межевых дел.
      Описания земель Ингерманландии 1711-1712 гг. практически ничем не отличаются от писцовых книг XVI-XVII вв. По сравнению с лесным кадастром, в земельном кадастре значительно позже (в 1750 г.) появляются карты, а справочный аппарат, индексы сводные карты и атласы начинают использоваться только во время Генерального межевания, т.е. с последней трети XVIII в. 31 [В описных книгах по Ингерманландии (РГАДА. Ф. 1209. Оп. 3 (бывш. 299)) имеются индексы мыз с соответствующими деревнями и пустошами, составленные в виде оглавления, но они не идут ни в какое сравнение с многочисленными индексами Генерального межевания, не говоря уже об уездных атласах].
      Сейчас нельзя точно сказать, каким образом на практике осуществлялась инвентаризация и раздача земель. В частности, остается открытым вопрос о том, в какой мере петровская администрация располагала точными данными о местонахождении и размере конкретных имений, каким образом выявлялись пригодные к раздаче имения и определялась, хотя бы приблизительно, их ценность. Очень соблазнительно было бы связать первое российское межевание с захваченными и использованными картами и атласами шведского земельного кадастра. Ряд исследователей выдвигают это утверждение как само собой разумеющееся32 [В частности, С.М. Сотникова (1990) делает вывод о влиянии шведской кадастровой картографии на формирующуюся российскую крупномасштабную картографию, основываясь исключительно на сходстве приемов картографического черчения и системы условных знаков. Автор «по умолчанию» считает очевидным факт наличия в распоряжении российских картографов значительного количества образцов шведских карт, а, возможно, и инструкций по их составлению]. Это предположение замечательно сочетается с уже известными фактами, свидетельствующими о том, что многие из петровских реформ опирались на шведские образцы, в частности, административная и военная реформа. Представление о шведских «учителях» Петра I прочно вошло в обиход. Однако, при близком рассмотрении, предположение о влиянии шведского кадастра на российскую земельную картографию наталкивается на ряд серьезных возражений.
      Действительно, прибалтийские провинции Швеции на протяжении XVII в. были объектом исключительно тщательных детальных съемок в рамках земельного кадастра Швеции - «более совершенного и проработанного из европейских кадастров того времени (Kain, 1993). Шведский кадастр XVII в. послужил образцом для земельных кадастров и картографии многих европейских государств. Однако в изученных нами документах в фонде комиссии по межеванию земель в Ингерманландии (РГАДА. Ф. 1209) не содержится ни одного упоминания, говорящего о наличии в распоряжении комиссии каких-либо картографических материалов, шведских или российских, а также о подготовке каких бы то ни было карт и планов. Таких упоминаний нет в изученных делопроизводственных документах, нет ссылок на межевые планы и сводные карты и в уездных межевых книгах, которые по построению очень напоминают средневековые писцовые книги Московского государства и, как представляется, основой имеют именно писцовые книги. Межевые книги Ингерманландии построены таким образом, что не предполагают наличия картографических материалов, которые бы использовались совместно с текстом.
      В более поздний период, в 1746-1751 гг., в Ингерманландии проходит первая российская межевая съемка (РГАДА. Ф. 1352). В ходе нее было составлено несколько сотен планов дач отдельных имений, причем в фонде этой съемки сохранилось некоторое количество копий шведских документов, свидетельствующих о праве на владение данными имениями. Однако содержание и дизайн этих планов значительно уступает шведским земельным картам, выполненным столетием раньше. В частности, шведские земельные карты включали обзорные карты административных единиц, а корпус карт Ингерманландского межевания (РГАДА. Ф-1352) включает только планы отдельных дач. Судя по отсутствию даже упоминаний о составлении в ходе Ингерманландского межевания 1746-1751 гг. сводных и обзорных уездных карт, можно с уверенностью говорить об отсутствии сколько-нибудь заметного влияния, оказанного шведской земельной картографией на организационные принципы российского земельного кадастра и картографии в первой половине XVIII в.
      Рассмотрим теперь гипотетическую возможность такого влияния. История материалов шведского земельного кадастра в Российских архивах рассмотрена в совместной работе А.В. Постникова и А. Литвина. В фонде Военно-ученого архива (РГВИА) хранится кадастровый атлас Ингерманландии, выполненный в XVII в. шведскими землемерами33 [РГВИА. Ф. ВУА]. Этот атлас относится к числу особо ценных материалов РГВИА. Тот же фонд включает и несколько полевых брульонов шведских съемок Ингерманландии XVII в., часть из них - с русскими рукописными пометками. Однако, эти материалы34 [В 1827 г. Военно-топографическим депо была составлена «Карта бывших губерний Иван-города, Яма, Капорья и Нэттеборга. Составлена в 18271 под присмотром генерал-майора Шуберта штабс-капитаном Бергенгеймом 1-м из материалов, найденных в шведских архивах, показывающая разделение и состояние оного края в 1676 году», масштаб 1 : 210 000, КО РГБ, ед. хр. Коl3/VII-4, Коl2/VI-42, Ко22Л-4.) Это еще одно подтверждение в пользу отсутствия у петровской администрации шведских картографических материалов на территорию Ингерманландии. Как видно, до 1827 г., т.е. через 150 лет массовой раздачи ингерманландских имений, в распоряжении Генерального штаба не было шведских картографических материалов на территорию Ингерманландии, они были найдены в шведских архивах] были переданы России Швецией в середине XIX в. в качестве жеста доброй воли и, таким образом, не были доступны петровской администрации в первой половине XVIII в.
      Мы не имеем сведений о других картах и планах, которые были бы получены (или захвачены) у владельцев прибалтийских имений или шведской провинциальной администрации Ингерманландии. Более того, есть все основания считать, что значительно количество шведских дворян не остались в своих имениях. Среди более чем трехсот документов комиссии Фермора и Де-Кулона, все из которых связаны с раздачей ингерманландских земель, нет ни одного документа, упоминающего конфискацию земель у прежних владельцев, имен этих владельцев или хотя бы упоминание того факта, что эти владельцы были кому-то известны. Очевидно, что в ходе Северной войны большое количество имений оказалось лишено владельцев - в результате их гибели или эвакуации в Швецию, и именно эти поместья нашли новых хозяев. (Однако значительное количество землевладельцев, менее связанных с шведской администрацией края, осталось. В дальнейшем они стали подданными России.) Анализ документов Комиссии по межеванию земель в Ингерманландии оставляет совершенно недвусмысленное впечатление - что, вероятнее всего, раздавались имения, не имевшие владельцев, «лежащие впусте», пользуясь старинной терминологией. Все упомянутые в документах Комиссии лица, наделяемые имениями, носят русские имена и фамилии. Нет ни одного документа, который бы закреплял за владельцем имение, которым он уже владеет, подтверждал бы право владения, полученное до присоединения Ингерманландия к России.
      Фонд Ингерманландского межевания 1746-1751 гг. (РГАДА Ф. 1352) рисует несколько иную картину, чем фонд комиссии по межеванию земель в Ингерманландии (РГАДА. Ф. 1209). В нем содержится некоторое количество копий шведских грамот на владение имениями. Однако в этот период картографировались и описывались имения, приобретенные российскими подданными у местных жителей. Проверка документов, дающих право на владение данным поместьем, была обычной практикой в России до последней трети XVIII в., отмененной только в ходе Генерального межевания.
      Как представляется, акции 1711-1713 гг. и 1721-1723 гг. были, с точки зрения петровской администрации, второстепенными. Если от эффективного лесного кадастра зависело само существование военно-морского флота и, следовательно, государства, то с ингерманландским земельным кадастром правительство не связывало жизненно важных планов. В полном соответствии с логикой петровских реформ, за основу системы учета и оценки ингерманландских имений был взят уже имеющийся опыт - традиция составления писцовых книг в Поместном приказе. Этот опыт был применен для решения аналогичных задач в новом регионе и, как и следовало ожидать, оказался вполне эффективным. Анализируя документы Комиссии, можно видеть, что с течением времени форма кадастровых документов несколько совершенствуется: если самые ранние документы составлены в свободной текстовой форме, то последующие, в особенности, описания уездов, составлены в табличной форме. Однако даже вторая «волна» раздачи ингерманландских имений прошла в те годы, когда картографическая форма представления данных еще не была широко распространена даже в лесном кадастре, более масштабном и важном для государственных нужд.
      Существует значительная литература, посвященная истории Генерального межевания. Отмечу обширный цикл трудов И.Е. Германа (1910 и др.) по истории Генерального межевания. Автор подробно разбирает технологию межевых съемок и их организацию. Работы И.Е. Германа до сих пор не потеряли своего научного значения. Истории Генерального межевания и предшествующих ему межевых предприятий посвящены работы Л.В. Милова (1957, 1965). Л.В. Милов обнаружил и идентифицировал материалы «пробного» межевания Московской губернии, предшествовавшего Генеральному. Он же ввел в научный оборот полевые материалы Генерального межевания, продемонстрировав, что они содержат данные, «выпавшие» при обработке полевых записей и составлении «беловых» карт и статистики. Вопросам использования материалов Генерального межевания в историко-географических исследованиях посвящена статья Гедымина (I960, 1961), в которой он исследует технологию составления межевых планов и топографическую точность привязки на плане объектов природы: лесов, рек, болот. Гедымин предлагает на основе этих исследований изящную технологию, позволяющую исправлять искажения, вызванные несовершенством технологии межевых съемок, и обеспечить адекватное сравнение с современной топографической картой. Эта работа и все направление, которое она открывает, приобретает особую актуальность в настоящее время, с приходом в историческую географию геоинформационных технологий. В.К. Жекулин (1982) рассматривает основные виды материалов Генерального межевания, их главные хранилища, демонстрирует возможности использования межевых материалов для реконструкции облика ландшафтов Новгородской области. Большой труд А.В. Постникова (1989) рассматривает среди других вопросов и историю создания крупномасштабных картографических материалов Генерального межевания и место этого картографического предприятия в истории отечественной картографии. Из работ последних лет следует обязательно отметить работу В.Г. Бухерта (1997) по истории формирования Архива Межевой канцелярии. Работы из этого далеко не полного списка содержат более подробные сведения об исследованиях, посвященных отдельным вопросам межевания. В целом же можно сказать, что Генеральное межевание - это одно из наиболее изученных предприятий в истории российской картографии. История проведения съемок, их технология, история межевой администрации и Константиновского межевого института, где готовились кадры межевых топографов, достаточно полно освещены в дореволюционной и современной литературе. Это позволяет остановиться только на тех моментах, которые характеризуют кадастровую сторону межевых материалов.

      Землевладение и задачи межевого кадастра

      В отличие от земельного кадастра XV-XVII вв., межевой кадастр не имел налогового характера. Из трех основных задач кадастра - оценки земель, фиксирования границ имений и регистрации собственности, кадастр прямо соответствовал двум последним задачам. Оценка (денежная) земель не входила в задачи кадастра, поскольку земельный налог был отменен в 1680 г. и заменен подушным налогом, который в описываемое время оставался основным государственным налогом.
      В ходе Генерального межевания осуществлялось разграничение земельных владений (размежевание). Для этого съемка границы владений и отдельных участков (межевых дач) осуществлялась инструментально, а топографическая ситуация внутри участков - глазомерно. Землемер осуществлял инструментальную съемку границы. Это было важным событием для местных жителей: и крестьян, и помещика. Проведение съемки проходило при скоплении местных жителей, которые следили за правильностью проведения межи - границы участка. Нередко в ходе межевания возникали споры и конфликты, которые землемер был обязан учитывать. Границы межевой дачи обозначались столбами - белыми в случае бесспорной границы, черными - в случае споров по поводу принадлежности участка. Такие вопросы решались в суде. При межевании составлялся план межевой дачи, один экземпляр которого получал владелец имения, а другой экземпляр поступал в Межевую канцелярию, где хранился в архиве.
      После проведения съемок и составления крупномасштабных планов межевых дач в Межевой канцелярии обобщали полученные материалы и составляли сводные атласы уездов, на которых были показаны межевые дачи с границами под номерами и топографическая ситуация в уезде. Составлялись также статистические ведомости - «Экономические примечания» в которых под номером каждой межевой дачи описывались различные хозяйственные элементы в пределах дачи: число дворов и крестьян (мужчин и женщин) в каждой деревне из входящих в дачу, экспликация угодий: размер селитебных земель, пашни, сенокоса, леса (строевого и дровяного), неудобных земель. Давалось и собственно Экономическое примечание: описание природных особенностей дачи (качество почв, состав лесов, фауна, описание рек и ихтиофауны), занятий крестьян, других примечательных особенностей. Экономические примечания составлялись поуездно, причем, в конце приводились поуездные статистические итоги. Помимо полного варианта Экономических примечаний составлялись так называемые «краткие» Экономические примечания, представляющие собой экстракт полных примечаний, представленный в табличной форме. Экономические примечания использовались совместно с уездными атласами, номер дачи связывал межевые дачи, показанные на карте и соответствующее статистическое описание. Составлялся также справочный аппарат: указатели названий деревень, фамилий владельцев. Некоторые из этих индексов до сих пор используются как справочный аппарат к соответствующим разделам межевого фонда РГАДА.
      Сводные материалы: атласы, губернские карты, Экономические примечания и индексы выполняли задачу регистрации земельной собственности. В связи с многочисленными административно-территориальными реформами конца XVIII - начала XIX вв. они несколько раз пересоставлялись. Эти материалы поступали в губернскую администрацию, где хранились и использовались для подтверждения прав на земельное владение в случае необходимости. Полный свод уездных атласов и экономических примечаний имелся в Сенате, который являлся высшей судебно-аппеляционной инстанцией, и часто выносил решения по различным тяжбам, в том числе земельным. Это очень важно для понимания роли Генерального межевания в системе общественных и правовых отношений в России конца XVIII в. Судя по всему, материалы Генерального межевания были в течение длительного времени в конце XVIII - первой половине XIX вв. единственным крупномасштабным, охватывающим всю страну картографическим материалом, который находился в распоряжении Сената. Это проливает свет не только на то, какими данными пользовался Сенат при вынесении решений по имущественным спорам, но и на более широкий круг вопросов о картографическом обеспечении принятия решений в высших органах государственной власти России в XVIII в. Надо сказать, что этот вопрос еще далеко не изучен.
      Регистрация земельной собственности не была обязательна по российскому законодательству. Регистрации и оплате гербового сбора подлежала сделка с недвижимостью. Законодательство допускало владение неразмежеванной землей, совместное владение землей наследников или просто соседей. «Инородческие» племена, вошедшие в состав России до конца XVIII в. (татары, башкиры), имели землю в общинной собственности, неразмежеванную с соседними общинами. В таких случаях права собственников были крайне неопределенными. Известно множество случаев, когда арендаторы таких земель, частные лица или целые деревни, становились владельцами в силу срока давности пользования землей. В то же время случалось, что помещик, купив землю у одной общины, обнаруживал, что на нее предъявляют права «инородцы» другой общины. Такие дела решались в суде. Надо сказать, что права «коренных» народов на владение землей охранялись весьма пунктуально. На территориях, на которые происходила миграция населения из Центральной России, в собственности «коренных» племен находилось большинство земельных угодий. Переселившиеся помещики для своих крестьян арендовали или покупали землю у местных общин.
      После того, как в губернии прошло Генеральное межевание, размежевание отдельных имений осуществлялось по желанию владельцев, но не было обязательным. Однако большая часть землевладельцев предпочитала провести межевание и зарегистрировать свое имение, если только условия хозяйства позволяли выделить отдельные части из имения. Регистрация давала ощутимую защиту и гарантии землевладельцу.
      В то же время нельзя сказать, что Генеральное межевание не осуществляло оценку земель. Хотя землевладельцы не платили земельный налог, и в материалах межевания не дается прямых денежных или налоговых оценок, планы и особенно Экономические примечания дают обширный материал для характеристики крепостного населения, сельского хозяйства и природных особенностей дачи. Это позволяло достаточно точно определить доходность дачи и ее примерную стоимость. Поэтому межевые документы способствовали формированию значительно более объективных критериев оценки земель и положительно повлияли на развитие земельного рынка. Необходимость подробной регистрации природных и хозяйственных особенностей дачи обусловливалась еще и потребностью в формировании объективной системы стоимостной оценки имения или межевой дачи при купле-продаже. Предметом сделки было не только пространство земли, но и плодородие угодий, сложившееся и дающее доход (или не дающее его) крестьянское и поместное хозяйство, лес определенных пород, дикая флора и фауна и, конечно, люди. Документы Генерального межевания служили авторитетным официальным подтверждением стоимости имения. Таким образом, межевой кадастр способствовал формированию более объективных критериев земельного рынка, что также является одной из обычных Функций кадастра.
      Генеральное межевание охватывало земли всех форм собственности: государственные, частные, удельные, монастырские. Межевание не случайно получило название Генерального, т.к. межевые съемки охватывали все межевые дачи уезда, покрывали всю его территорию. От Генерального отличается Специальное Межевание, которое проводилось по специальному запросу владельцев имений, желавших провести размежевание земель. В ходе Специального межевания съемке подвергались отдельные межевые дачи.
      Существенно то, что в ходе выработки юридической процедуры межевания земель изменяется отношение к документам, подтверждающим право владения. Елизаветинское межевание, предшествовавшее Генеральному, требовало документального подтверждения прав на владение землей. Однако, учитывая, что за годы, прошедшие с Валового межевания 1680 г., земельный кадастр пришел в расстройство, многие документы были утрачены, многими землями помещики владели в силу давности или просто самовольно, выполнить это требование не представлялось возможным. А.В. Постников (1989) прямо указывает, что Елизаветинское межевание встретило сопротивление помещиков именно ввиду необходимости проверки прав владения. Надо также сказать, что в случае размежевания спорных земель процедура межевания затягивалась и существенно удорожалась. В силу невысокой точности натурных измерений земельных угодий в XV-XVII вв. при проверке реальная плошадь имения могла превышать площадь по документам. Все это, разумеется, не устраивало подавляющее большинство землевладельцев.
      Впоследствии (Постников, 1989), была выработана оригинальная процедура, которая позволила решить проблему. В ходе Генерального межевания за помещиками сохранялась вся земля, которой они реально владели. Проверка юридических прав на владение землей была сохранена только в случае земельных споров. Однако тяжущиеся были заинтересованы в полюбовном решении конфликтов: если при проверке у них выявлялся излишек земли по сравнению с документами, этот излишек поступал «в казну» - конфисковывался.

      Технология организации кадастра и ее эволюция

      В предыдущей главе рассматривалась эволюция формы и практики лесного кадастра в петровской и послепетровской России. Мне удалось показать, что лесной кадастр как вид административной управленческой практики (и географической практики) если следовать за определением Дэвида Ливингстона (Livingstone. 1992), эволюционирует от приемов средневековых писцовых книг, усваивая и впервые применяя новейшие на изучаемый период топографические и статистические приемы и значительно повышая эффективность административного управления этим видом природных ресурсов.
      Аналогично развивался земельный кадастр. В середине XVIII века, когда впервые предпринимается межевание земель после отказа от поземельного кадастра и начала петровских реформ, научный уровень Елизаветинского межевания повторял уровень лесного кадастра в том виде, как он сложился на период середины XVIII в. Это вполне объяснимо, т.к. Адмиралтейство и Морская академия в Петербурге были в первой половине XVIII века наиболее передовыми с точки зрения владения приемами картографирования. Как уже было сказано, первые кадры геодезистов подготовлены, и первые программы географического изучения страны были сформулированы именно в Адмиралтействе и Морской академии. Оттуда и были позаимствованы приемы единственного известного кадастра - лесного и перенесены на учет земель и картографирование земельных угодий в начальный период межевания.
      Материалы Елизаветинского межевания - это комплекс крупномасштабных планов отдельных межевых дач (всего было закартографировано 250 дач в пределах Московской губернии (Постников, 1989)). На планах показывались границы земельных выделов (однородных участков), подписанные литерами. На полях плана размещалось под теми же литерами краткое описание каждого выдела, характер использования, растительность, увлажненность и т.п. Планам сопутствовали текстовые описания земель более развернутого характера. Эти описания, сохранившиеся в РГАДА, крайне трудны для использования, т.к. сведения, относящиеся к разным дачам, не отделены в тексте, а чтобы найти упоминание об интересующей даче или выделе, приходится тщательно прочитывать много страниц сплошного, не структурированного текста. Это вполне соответствует характеру материалов лесного кадастра 1750-1760 гг., которые также представляют схематическое картографическое изображение лесного массива и плохо структурированное описание к нему. Поскольку Елизаветинское межевание никогда не было закончено и покрыло очень незначительную часть Московской губернии, сводные материалы: статистика и обобщающие карты и атласы, не составлялись.
      В это время только начинает вырабатываться кадастровая картографическая номенклатура. Планы Елизаветинского межевания ближе к топографическим планам, чем к кадастровым картам, которые мы привыкли видеть. Это говорит о том, что межевые топографы стремились отразить все разнообразие природы и хозяйства губернии, не имея в виду четкого подразделения земель аа угодья, как это было в последующих межеваниях. В целом показывалось значительно больше выделов, чем на планах Генерального межевания без какой-либо попытки их типизации. В то же время показано значительно больше разнообразных выделов, чем можно встретить в писцовых книгах. Все это говорит о том, исполнители не имели четкой программы съемок и картографической номенклатуры. Я могу предположить, что нечеткость научно-организационной программы могла сыграть в неудаче этого межевания столь же серьезную роль, как и сопротивление помещиков, которые не могли представить документы, подтверждающие их владение землей.
      Встает вопрос, почему в то же самое время те же обстоятельства не помешали успеху лесного кадастра? Дело в том, что лесной кадастр с самого начала имел дело с более ограниченным набором объектов, в конечном счете, только с одной категорией лесов - годными на корабельное строение лесами. Таким образом, для лесного кадастра вопросы типизации не были так актуальны, а отбор объектов происходил еще до начала картосоставительских работ. Однако в случае картографирования земельных угодий речь велась о сплошной, а не выборочной съемке, к тому же разнообразных объектов: пашни, лугов, кустарников, болот и заболоченных лугов, водных объектов, дорог и т.п. Такая задача была значительно сложнее, чем съемки корабельных лесов.
      Этот опыт раннего крупномасштабного межевого картографирования интересен не только с точки зрения того, как вырабатывались формы и набор объектов для картографирования, картографическая номенклатура и легенда по мере перехода от традиции описания земель к картографированию, но и как весьма подробные и тщательно изготовленные документы, свидетельствующие о состоянии природы и хозяйства в середине XVIII в. Карты Елизаветинского межевания - хороший пример поиска новых форм отображения природных и хозяйственных объектов, развития картографических идей и представлений.
      В 1766-1769 гг. происходило новое межевание Московской губернии. Его материалы, обнаруженные Л.В. Миловым (1959), показывают эволюцию приемов картографирования и фиксации географической обстановки. Изученные нами документы существенно отличаются как от материалов Елизаветинского межевания, так и от документов Генерального межевания 1770-1775 гг. В отличие от первых, представляющих собой слабо структурированный текст, данные в этих документах представлены в табличной форме, что существенно облегчает работу с ними. От вторых же они отличаются наличием в экспликации земельных угодий переложных земель, исключенных из экспликации в программе Генерального межевания. Около 1770 г. происходит очень существенная смена критериев оценки качества земель, окончательный отказ от ротации земель как основного средства поддержания почвенного плодородия. Этот вопрос обсуждается впервые в статье Л.В. Милова (1965).
      Номенклатура «пробного межевания» отличается более четкой типизацией. Это показывает, что происходит развитие методики картографического изображения земельных угодий и землепользования. Структура земельных угодий одинакова во всех этих документах. Обследованные дела содержат статистические данные, охватывающие значительную часть северных и западных уездов Московской губернии: Дмитровского, Клинского, Волоколамского, Звенигородского. В ходе межевания составлялись также планы отдельных дач.
      В литературе не сложилось четкого мнения о судьбе этого межевания. Л.В. Милов считает, что оно не было окончено из-за административно-территориальных реформ и решения Межевой канцелярии поменять форму межевого описания и исключить пашенный лес из экспликации угодий. Не была проведена, по его мнению, обработка статистических материалов. Обнаруженные им документы действительно представляют таблицы, содержащие статистические сведения по отдельным дачам, что затрудняет их использование.
      Однако существует достаточно известная теперь карта Московской губернии Зенбулатова и Горихвостова. Одна из этих карт, хранящаяся в Отделе картографии РГБ, содержит в экспликации переложное угодье. Известно только одно межевание, в документах которого присутствует перелог - «пробное межевание» 1766-1769 гг., открытое Л.В. Миловым. Карта содержит и сводную статистику земельных угодий по губернии, в которой приводятся цифры перелога. Скорее всего, «пробное межевание» все же охватывало всю территорию губернии, и была проведена статистическая обработка исходного материала. На свободных частях карты приведены данные по уездам и суммарно по Московской провинции о числе жителей мужского пола, численности сел, селец, деревень и пустошей, структуре земельных угодий. Также при составлении описаний 1770-1773 гг. приводится число всех жителей, а не только мужчин, как в материалах «пробного межевания». По-видимому, обработка материалов межевания 1766-1769 гг. и составление обобщающих карт шли параллельно с межевыми съемками 1770-1773 гг.
      Наконец, наиболее известным является Генеральное межевание, которое было начато в Московской губернии в 1770-1773 гг. Была успешно закартографирована вся территория губернии. Было составлено несколько тысяч крупномасштабных планов отдельных межевых дач. На них изображена общая ситуация: границы дач, водная сеть, дороги, населенные пункты. Следует отметить повышение единообразия в показе землепользования по сравнению с Елизаветинским межеванием, планы Генерального межевания отличает более лаконичная легенда и хорошо разработанная картографическая номенклатура типов земельных угодий. Картографический эффект достигается за счет генерализации показанных на плане угодий. Кроме того, если на документах Елизаветинского межевания каждое угодье обозначалось литерой, которая пояснялась словесно на свободной части листа, то на планах Генерального межевания основную семантическую нагрузку несет цвет, которым показаны различные угодья: селитебные земли, пашня, сенокос, лесные угодья, огороды. Символами показаны заболоченные части этих угодий, а также закустаренный сенокос. Ведущий принцип отбора заключался в изображении тех элементов, которые влияют на продуктивность и качество угодья, т.е. хозяйственно значимых.
      В предыдущем разделе уже говорилось о сводных уездных межевых атласах и Экономических примечаниях, а также о справочном аппарате - индексах владельцев и названий деревень. Надо добавить, что в ходе предыдущих межеваний форма Экономических примечаний стала значительно более удобной для использования. Текстовые данные межевых документов в материалах Генерального межевания организованы в таблицы по номерам межевых дач. В отдельных ячейках содержатся сведения о деревнях, входящих в дачу, мужском и женском населении каждой деревни, площадь каждого из земельных угодий в пределах дачи. Для каждой дачи приведено описание важнейших лесных пород, наиболее примечательные из диких животных и птиц, живущих в пределах дачи, описаны реки, качество воды и состав ихтиофауны, приведена качественная характеристика посевов, урожаев, промыслов крестьян. Надо сказать, что это описание, в том числе и описание дикой фауны, не было формальностью. В изученных мной Экономических примечаниях различных уездов видовой состав млекопитающих, птиц и ихтиофауны варьирует от дачи к даче, как и состав лесных пород. Встречается любопытная особенность: иногда подробно описывалась природа одной из дач, обычно наиболее малоосвоенных, а для других дач приводились отличия в видовом составе флоры и фауны. Так же поступали и с описанием хозяйства, промыслов, посевов, урожаев. Это показывает, что данные действительно тщательно собирались и анализировались. Материалы Генерального межевания представляют собой очень ценный, но слабо используемый массовый источник для анализа динамики видов, ареалов, биологического разнообразия.
      Я не буду касаться вопроса о проведении полевых работ, поскольку Л.В. Милов (1959) подробно проанализировал организацию полевых работ при проведении межевания и ввел в научный оборот комплекс документов, которые создавались непосредственно в ходе съемок и сбора данных. Прежде всего, это «сказки», т.е. показания крестьян, жителей деревень, входящих в пределы дачи, опрошенных при сборе сведений о природе и хозяйстве дачи. К таким данным относятся также и полевые брульоны съемок.

      Дворянский кадастр

      Правительство возвращается к вопросам межевания земель только в середине XVIII в. Это время - эпоха, когда петровская модернизация уже прочно укоренилась, когда в политику пришло поколение, воспитанное и получившее образование уже во время реформ. Новый уклад укореняется. Пафос перестройки, государственного строительства и войны сменяется более обыденными и рутинными интересами, и вызванная длительной войной и безжалостно проводимыми преобразованиями централизация власти и ресурсов оказывается избыточной для сложившегося уклада. С другой стороны, ослабление централизации власти и ресурсов, внимание к земельной собственности можно связать с желанием правительства создать более комфортные условия для дворян-землевладельцев.
      XVIII в. - это время дворцовых переворотов, борьбы за власть, в которой не раз решающим обстоятельством оказывалась поддержка претендента на престол дворянством, гвардией, аристократией. Я сказал бы, что дворцовые перевороты - это только вершина айсберга, свидетельство усиления влияния дворянства в жизни страны. К середине века новая элита, круг военных и государственных деятелей, вызванных к политической жизни реформами Петра, та элита, которая была инструментом его военных и государственных преобразований, эта элита осознала свое влияние и консолидировалась как сословие. Нельзя забывать, что речь идет не только о нескольких сотнях титулованных военных и придворных в Петербурге, а о значительно более широком круге помещиков, дворян-землевладельцев, людей, с которыми петербургская знать была связана знакомствами и родством. Этот широкий круг земельных собственников, многие из которых получили имения в годы правления Петра I, теперь стремился закрепить бесспорное право собственности на землю. Дворянство было заинтересовано в правовой стабильности, охране своих прав собственности верховной властью, расширении личных свобод. Введение земельного кадастра было одной из мер, создающих такую стабильность. С введением земельного кадастра зарегистрированная в нем земельная собственность пользовалась юридической защитой государства. Составление планов и топографическая съемка границ межевых дач вносили определенность в размежевание земельной собственности и создавали значительно более определенный базис для бесспорного владения землей. Правительство, которое обеспечило бы помещику комфортное владение имениями, стабильность и защиту, могло бы рассчитывать на симпатии помещиков и поддержку гвардейской и придворной элиты.