Несмотря на мнимое благополучие в церковно-государственных отношениях, 1924 год становится временем напряженного противостояния во внутрицерковных отношениях. Тенденция втягивания властей во внутрицерковную борьбу, начавшиеся аресты духовенства, беспокоили Патриарха. С начала 1924 года он стал добиваться приема у высших государственных руководителей, чтобы государства. Особенно благожелательно отнесся к нуждам Православной Церкви председатель СНК А.И. Рыков. Установился, хотя и ненадолго, период сравнительно спокойных отношений властей с церковными организациями. Особенно мирные, даже в определенной степени лояльные отношения сложились у государственных органов с обновленцами. Новый сильный удар по обновленчеству был нанесен весной 1924 года, в связи с признанием Патриарха лидерами группы «Живая Церковь» основателями и идеологами движения на его первом этапе. Капитуляция В. Красницкого показала церковному миру как бы беспочвенность обновленчества и каноническую устойчивость патриаршей Церкви. Существовала надежда, что живоцерковники проложат путь в лоно последней и другим обновленцам. 29 мая 1924 года было опубликовано воззвание патриарха Тихона, которое рекомендовало включить в состав епархиальных советов лиц, состоявших в революционной группе православного белого духовенства и мирян «Живая Церковь». Однако духовенство и верующие повсеместно выражали недовольство переговорами Патриарха и В. Красницкого, что заставило Патриарха окончательно аннулировать соглашение. Борьба патриаршей Церкви с обновленчеством усилилась. В свою очередь обновленческий Священный Синод издал распоряжение епархиальным управлениям об организации специальных «троек» для борьбы с «тихоновщиной», но миряне не изъявляли особого желания входить в состав этих органов, своим названием напоминавших о карательных органов государства. События складывались похоже и в церковной столице, какой являлся Ленинград, и на периферии, удаленной от центра.
В Новгородской епархии 1924 год стал временем напряженного противостояния обновленцев и «тихоновцев». Оно выразилось прежде всего в борьбе за обладание храмами, и началось в январе 1924 года письмом верующих жителей г. Боровичи в губернский административный отдел. Боровичане требовали от властей вернуть заявителям храмы, «отданные в распоряжение обновленческих священников». В самой этой фразе заключается основной смысл противостояния – церкви находятся в распоряжении не верующих, а священников того или иного толка. Сами прихожане, судя по архивным документам, не очень вникали в суть разногласий между противоборствующими сторонами. Они шли прежде всего за своими приходскими священниками, под руководством которых прожили многие годы. Прихожане доверяли им и в вопросе выбора дальнейшего пути. Именно по этой причине накалилась обстановка в Боровичах.
Переписка по поводу городских храмов Боровичей совершила круг через губернские инстанции и Пятый отдел Наркомата юстиции. Суть жалобы заключалась в том, что городские власти расторгли договоры с группами верующих при Троицком соборе, церкви Спаса и соборе Святого Духа Свято-Духова монастыря без всякой на то причины и отдали эти храмы обновленцам. Заявители указывают, что население города с пригородными селениями составляет 25 тысяч человек, «принадлежащих к старому течению Православной Церкви». Пятый отдел Наркомюста своим распоряжением за № 1960 от 23 января 1924 года предложил Новгородскому губернскому исполкому урегулировать возникшие между группами верующих споры из-за обладания храмами в Боровичах мирным путем. Согласно указания властей, необходимо было распределить в каждом приходе наличные храмы между группами старого и нового течений, по возможности сообразуясь с количеством населения. Каждому течению должно было быть предоставлено по одному храму «с обязательством жить мирно и не нарушать общественного порядка»5 (5 ГАНО. Ф. Р. 822. Оп. 3. Д. 90. Л. 19, 21).
Однако местные власти проигнорировали указания из Москвы, и в столицу вновь пошли жалобы. Делом лично занялся заведующий Пятым отделом, член коллегии Наркомюста П. Красиков, который направил в адрес Новгородского губисполкома требовательное распоряжение об урегулировании поставленного вопроса. Всего же на жалобы боровичан из Москвы поступили: телеграмма НКЮ № 1602, два распоряжения от 23 января и 12 февраля 1924 года, телеграмма Президиума ВЦИК от 15 февраля 1924 года. Малый президиум Новгородского губисполкома нашел выход из сложившейся ситуации. В своем постановлении от 24 февраля 1924 года он определил: предложить Боровичскому уездному исполкому немедленно передать староцерковникам одну из церквей – Спасо-Преображенскую или Троицкий собор (по своему усмотрению). Договор, заключенный уездным исполкомом с коллективом обновленцев одной из указанных церквей, подлежал немедленному расторжению.
После передела храмов обновленцы в Боровичах стали располагать Троицким, Введенским и Никольским соборами, Успенской и Тихвинской церквями. В ведении «тихоновцев» остались пять храмов Свято-Духова монастыря, церковь монастыря «Взыскание погибших» и городская Спасо-Преображенская церковь6 (6 ГАНО. Ф. Р. 822. Оп. 5. Д. 2. Л. 90).
Аналогичная боровичской жалоба поступила в орготдел ВЦИК от верующих г. Демянска. Причина ее подачи была та же – все храмы в городе переданы обновленцам, староцерковников власти не регистрируют. 3 апреля 1924 года из Президиума ВЦИК в Новгородский губисполком приходит предложение: разделить храмы между религиозными течениями без эксцессов. Административный отдел губисполкома рассмотрел жалобу. Выяснилось, что староцерковников в Демянске осталось 303 человека, а обновленцев – 1001 человек. По этой причине им отдали Богоявленский собор, Крестовоздвиженская церковь отошла к староцерковникам.
Если в Боровичах и в Демянске главенствовали обновленцы, то в самом губернском и епархиальном центре – Новгороде ситуация сложилась прямо противоположная. В 1925 году, когда обновленческое движение достигло своего наиболее мощного размаха, особенно после кончины патриарха Тихона, в Новгороде обновленцы владели всего лишь часовней Чудного Креста, находившейся возле Волховского моста. Вновь образовавшаяся группа верующих – обновленцев обратилась в губисполком с ходатайством передать в ее пользование Знаменский собор. Новгородский губисполком всесторонне изучил состояние церковных дел и постановил передать обновленцам просимый храм. У староцерковников остались Софийский, Никольский соборы и 44 приходских церкви. ВЦИК, куда с жалобой обратились староцерковники, оставил в силе решение новгородских властей7 (7 ГАНО. Ф. Р. 822. Оп. 1. Д. 727. Л. 11, 15, 16).
Очевидно, что центром обновленческого движения в Новгородской губернии становятся Боровичи, в то время как исторический центр – Новгород, его кафедральный Софийский собор и практически все приходские церкви – состоит в юрисдикции патриаршей Церкви.
Для укрепления обновленческих позиций в Боровичи приглашается обновленческий митрополит Александр Введенский. Читаемые им лекции имеют своей целью «разгром церковного черносотенства (тихоновщины тоже) с точки зрения политической (Христос и Антихрист), религиозной – есть ли Бог, и бытовой – женщина, брак, свободная любовь и Церковь». По этому поводу начальник боровичской милиции сообщает 5 марта 1924 года в вышестоящие инстанции: «По вызову обновленцев приезжал в Боровичи митрополит Введенский для чтения лекций. Собрал 1200 рублей и уехал в Москву, обещая там за них хлопотать, но до сего времени ничего утешительного для обновленцев нет, хотя последние не теряют надежды на получение от Синода материальной поддержки»8 (8 ГАНО. Ф. Р. 262. Оп. 2. Д. 14. Л. 486).
Необходимо отметить, что официально оформленное и признанное властями обновленческое Новгородское епархиальное управление не могло считаться единым представителем Церкви, так как существовала и другая Церковь – Патриаршая. Ее возглавлял митрополит Новгородский и Старорусский Арсений, находившийся в ссылке. Обязанности временно управляющего Новгородской епархией попеременно приходилось исполнять нескольким архиереям – архиепископам Серафиму (Велицкому) (1922-1924 гг.), Иосифу (Невскому) (1921-1927 гг.), Алексию (Симанскому) (1926-1933 гг.). Как известно, относительно митрополита Арсения ВЦУ распорядилось по-своему: уволив его на покой и назначить местом пребывания сначала Иверский монастырь, а затем Саровскую пустынь. Но ни того, ни другого не произошло, поскольку в июне 1923 года, после освобождения из-под ареста по делу патриарха Тихона, митрополит Арсений был сослан в Среднюю Азию – сначала в Ашхабад, затем переведен в Ташкент, где в 1933 году возглавил кафедру.
В декабре 1924 года управляющий Новгородской епархией архиепископ Иосиф обратился в губернский административный отдел за разрешением созвать съезд духовенства и мирян численностью до 150 человек на два заседания: утреннее и вечернее. На нем предполагалось засвидетельствовать перед властями «единодушное искреннее желание покончить навсегда со всем недоразумениями в отношении Советской власти». Помимо этого должно было прозвучать заявление о лояльности и поддержке всех начинаний власти, направленных ко благу трудящихся9 (9 ГАНО. Ф. Р. 262. Оп. 2. Д. 14. Л. 11). Далее шли вопросы организации епархиальной жизни. Последний из них касался изыскания материальных средств на поддержание и сохранение новгородского Софийского собора, имевшего не только общеепархиальное, но и мировое значение как памятника культуры.
Запрос архиепископа Иосифа был направлен в губернский отдел ОГПУ. По политическим соображениям в ходатайстве было отказано. Они были изложены достаточно обстоятельно. По мнению губернского ОГПУ, все граждане СССР и так должны были лояльно относиться к существующей власти. По этой причине особой демонстрации «верноподданнических» чувств со стороны «тихоновского» духовенства не требовалось, так как «Советская власть в таковых не нуждается»10 (10 Там же. Л. 12). В связи с вопросом об изыскании средств на поддержание Софийского собора губернское адмуправление сообщало, что это дело общины верующих, которая отвечает перед гражданской властью за переданное общине имущество. Указывалось, что в случае «несоответственности коллектива» договор может быть расторгнут. Нам же важно, что документ сообщает главное: в Новгородской епархии сохранились традиционные устои Русской Православной Церкви. Они достаточно организованы, поскольку собираются провести епархиальный съезд духовенства и мирян, сохранилось и функционирует епархиальное управление, которое, в отличие от обновленческого, в административном отделе губисполкома не было зарегистрировано. Существовали в Новгороде и Пастырские епархиальные курсы, которыми руководил священник В. Фиников. О средствах на их содержание также стоял вопрос в повестке дня недозволенного съезда.
Иной поворот событий произошел в Старой Руссе, где 25-26 февраля 1925 года состоялся съезд духовенства и мирян, сторонников обновленческого течения. Зная, что обновленчество поддерживается властями, начальник старорусской милиции Шумский (инициалы в документе не указаны) дал разрешение на проведение данного съезда, но не уведомил об этом губернские власти. Представленный отчет и копия протокола указанного съезда всесторонне обрисовывают состояние обновленчества в Новгородской епархии. Ходатайство о созыве епархиального собрания духовенства и мирян обновленческого течения Новгородской епархии было послано в Священный Синод Епархиальным управлением, пребывавшим в г. Боровичи. Сюда же и поступил указ Синода от 20 января 1925 года с благословением на проведение собрания. Указанный адрес в переписке с центральной властью дает право считать, что обновленцам не удалось обосноваться в Новгороде, и Епархиальному управлению пришлось перебраться в Боровичи. О невозможности по этой причине устроить обновленческое епархиальное собрание в Новгороде говорил на его открытии и архиепископ Новгородский Александр. Одной из важных задач, стоявших перед собранием, была организация Старорусского церковного уездного управления. Кроме этого предполагалось провести переизбрание уездных церковных управлений и уездного епископа, рассмотреть вопрос о средствах содержания, обеспечивающих их деятельность. Впервые поднимался вопрос о миссионерстве, направленном на борьбу с «тихоновщиной». Таким образом, попытка создать организованное сопротивление свидетельствует о собственной слабости и неуверенности в своих силах и правоте.
Собрание поручило борьбу с «тихоновщиной» уездному управлению и уполномоченному. В уездное церковное управление Старорусского уезда вошли архиепископ Александр, протоиерей Введенской церкви П. Парфинский, священник Спасо-Преображенского собора К. Русаков. Уездным уполномоченным назначили Н. Виноградова. От мирян в уездное управление вошли Е. Александрова и Ф. Небылицын.
Вновь избранному Старорусскому уездному церковному управлению собрание предложило возбудить перед Священным Синодом ходатайство о назначении архиепископа Новгородского Александра настоятелем Старорусского Спасо-Преображенского собора. Таким образом, ему придавался кафедральный статус, а Старая Русса становилась вторым, наряду с Боровичами, епархиальным центром, местом пребывания правящего епископа, взамен утраченного Новгорода.
Чувствуя негласную поддержку властей, обновленческие деятели решились на осуществление откровенно смелых планов. Епархиальное управление предполагало ходатайствовать перед гражданскими властями о разрешении обновленческому духовенству вести беседы с детьми о вере и нравственности во внеучебное время. Духовенство должно было быть готово вести такие беседы не только в стенах храма, но и в деревнях. Как известно, с таким же предложением обращалось 10-18 июня 1924 года к властям Великое Всероссийское Предсоборное совещание обновленцев. Но оно получило отказ, основанный на декрете 1918 года, которым подобные действия запрещались.
Представляя 30 марта 1925 года на рассмотрение губернскому административному отделу все материалы состоявшегося съезда, начальник уездной милиции Шумский писал: «Выбранное уездное церковное управление просит о его регистрации». Он считал нужным удовлетворить просьбу обновленцев11 (11 ГАНО. Ф. Р. 262. Оп. 2. Д. 4. Л. 130). Губернский адмотдел в своем ответе от 2 апреля 1925 года предлагал отказаться от какого-либо оформления (уставы, положения, регистрация) любых Епархиальных управлений, независимо от их ориентации. Деятельность последних должна была быть поставлена под контроль и за ними предписывалось установить негласный надзор.
Возможность существования епархиальных управлений, как было сказано в ответе, «разрешается НКВД совместно с заинтересованными ведомствами». Закономерен вопрос – с какими «заинтересованными ведомствами» решает НКВД дело о существовании епархиальных учреждений? Ведомственной может являться Церковь, как обновленческая, так и «тихоновская». Если учесть, что регистрация епархиальных учреждений происходит независимо от создавших их церковных направлений, то вполне можно предположить, что обновленчество, имевшее до сих пор приоритеты и поддержку властей, получает существование на общих положениях. Это, как и установление надзора за деятельностью, могло быть вызвано изменением роли обновленчества в планах государства. Возможно, такое положение дел могло быть связано с кончиной Патриарха, последовавшей 7 апреля 1925 года. Как известно, обновленчество являлось ударной силой в борьбе с патриархом Тихоном. Когда же его не стало, отпадала и необходимость в услугах церковных реформаторов.
С другой стороны, кончина патриарха Тихона возродила надежды обновленцев. В посланиях из священного Синода стала проводиться мысль, что личность Патриарха была основной причиной раскола и теперь отпали важнейшие преграды для объединения Церкви. Уже в своем обращении от 11 апреля 1925 года Синод призывал «тихоновцев» совместно подготовить и провести Поместный Собор, на котором будут устранены разногласия и восстановлено церковное единство. В циркулярном письме от 13 июня 1925 года епархиальным управлениям предписывалось: «Православные клирики и миряне, не признающие Собора 1923 года, могут принимать участие в организационной работе по созыву епархиальных съездов, в самой работе съездов и выборах на Собор на равных с остальными»12 (12 Шишкин А.А. Сущность и критическая оценка «обновленческого» раскола русской православной церкви. Казань, 1970. С. 279). В случае отказа отделившихся епископов от сношений и в случае неудачного сговора с рядовым духовенством решено было обратиться прямо к верующим с призывом ликвидировать прямо на Соборе разрыв в Церкви, «вызванный высшими кругами старой Церкви».
Патриарший местоблюститель митрополит Крутицкий Петр (Полянский) 28 июля 1925 года опубликовал воззвание, в котором отмечал, что предстоящий Поместный Собор будет неправомочным, поскольку созывается без одобрения Местоблюстителя, как предстоятеля Церкви и всей законной православной иерархии. Обновленцы ответили на этот шаг сразу тремя воззваниями, приглашавшими массы последователей патриарха взять дело в свои руки. Они обратились затем почти во все епархии, к епархиальным властям, чтобы привлечь их на свою сторону. Гражданская власть и тут старалась помочь им, арестовывая и ссылая упорствовавших и уговаривая колеблющихся. Но все же воззвания не имели успеха. Тогда для активизации работы на местах решено было организовать викариатства. На рассмотрение будущего Собора выносились подготовленные уставы епархиальных, викариальных управлений, благочиннических и приходских советов. В связи с тем, что губернии были преобразованы в большие по площади области и края, то церковные власти вынуждены были провести церковно-административные преобразования. В январе 1925 года пленум Священного Синода постановил образовать одиннадцать митрополий, в том числе Северо-Западную (Ленинградскую), объединяющих несколько епархий. Руководить их жизнью стали митрополитанские управления под председательством митрополитов. Северо-Западное управление, в ведении которого находились Новгородская и Череповецкая епархии, возглавил митрополит Вениамин (Муратовский)13 (13 Милюков П.Н. Церковь во время революции // Очерки по истории русской культуры. Т. 2. Ч. 1. М., 1994. С. 236-237; Шкаровский М.В. Петербургская епархия в годы гонений и утрат 1917-1945. СПб., 1995. С. 115). С 1 по 10 октября 1925 года он выполнял функции председателя Третьего Поместного Собора Православной Церкви. Это было последнее событие такого масштаба в истории обновленчества. Форум собрался под знаменем мира с патриаршей Церковью и большинство делегатов от епархий ждали прежде всего решений в этом направлении. Однако часть обновленческого руководства стремилась сорвать обсуждение этого вопроса о примирении. Собор принял постановление, резко осуждавшее Патриархию и ее деятельность. Указывалось, что «тихоновская религиозная организация, формально признавшая Советскую власть, фактически остается организацией определенно антисоветской». Была подтверждена равнозначность безбрачного и брачного епископата, однако поставление женатых архиереев стало проводиться с крайней осторожностью. Разрешили второбрачие, но с оговоркой – «с особой осмотрительностью, с согласия местной паствы». Стало допускаться использование старого стиля в богослужениях.
Многие представители обновленчества считали данные решения отступлением от Собора 1923 года, но протоиерей А. Боярский одобрил осторожную тактику, считая ее соответствующей текущему моменту 14 (14 Кузнецов А.И. Обновленческий раскол в Русской Церкви: В 3 т. Астрахань, 1956. Машинопись. С. 396). Принятое Собором «Положение об управлении Российской Православной Церковью» предусматривало создание митрополитанских областных церковных управлений (МОЦУ), объединяющих не менее трех епархий. Епархиальные управления избирались из клириков и мирян на равных началах, в количестве не менее пяти человек, председателями их являлись избираемые епархиальными собраниями и утверждаемые Синодом правящие епископы, пребывающие на кафедре пожизненно. Существовали также викарные и благочиннические управления. Согласно приходскому уставу, председателем общих собраний и приходского правления являлся настоятель. Он избирался собранием прихожан из списка кандидатов, рекомендованных Епархиальным и Викарным управлениями, и утверждался ими.
После окончания Собора последовал общий спад обновленческого движения, усилился процесс перехода верующих в патриаршую Церковь. Крушение надежд на мир сильно повлияло на уставших от внутрицерковной борьбы верующих и духовенства. Так, на пленуме Синода в апреле 1926 года протоиерей П. Красотин констатировал: «Некоторые епископы и ответственные деятели после Собора 1925 года ослабели настолько, что информацию давали не в убежденных, крепких тонах своей правоты. Отсюда произошла в лучших случаях остановка, в худших – распад обновленческой работы на местах»15 (15 ЦГА СПБ., Ф. 7384. Оп. 33. Д. 334. Л. 17 об; ВСС. 1926. № 10 (6). С. 3; Шишкин А.А. Указ.соч. С. 282-283).
Понесло урон обновленчество и в Новгородской епархии. В октябре 1925 года на ее территории насчитывалось около 30 приходов обновленческого направления и более 146 «тихоновских» приходов. Количество первых продолжало активно сокращаться после Собора. В состав клира патриаршей Церкви перешли даже такие прежде активные деятели новгородского обновленчества как протоиерей К. Яковцевский (впоследствии епископ Устюженский Феодор) и архимандрит Макарий (Опоцкий), впоследствии епископ Череповецкий, ставшие викариями Новгородской епархии патриаршей Церкви.
Но кризисные явления в обновленчестве в очередной раз были смягчены правительственными акциями. Самой главной из них стал арест 10 декабря 1925 года Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра. Предвидя это, митрополит Петр составил акт о передаче своих полномочий преемникам. Как известно, по сложившимся обстоятельствам им стал митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский).
К 1925 году в противостоянии обновленцев и «тихоновцев» в Новгородской епархии намечались перемены. Непосильным для обновленцев стал государственный налог за эксплуатацию зданий церквей. Власти в экономическом вопросе оказались неподатливыми; сумма налога была установлена аналогично сумме налогов «тихоновцев». Так, ввиду сложившихся обстоятельств в начале 1925 года две боровичские церкви – Спасо-Преображенская и Взыскания погибших были переданы тихоновцам без всяких препятствий, так как они выплатили всю задолженность обновленцев, накопившуюся за год16. В похожем положении в марте 1925 года, оказались и верующие обновленцы при Введенском и Троицком соборах г. Боровичи, которые с 1923 года не смог выплатить причитающиеся с него налоги за эксплуатацию зданий и страховые суммы. Посещаемость соборов была невелика, поэтому денег в церковную кассу не поступало, а о ремонте зданий не приходилось даже говорить. Встал вопрос о передаче соборов «тихоновцам», но в данном случае за обновленцев вступились власти. В мае 1925 года начальник боровичской милиции сообщал в губернский адмотдел: «Передача от обновленцев тихоновцам соборов повлечет гибель обновленческого движения». Указывалось, что «тихоновцы» всеми мерами стремятся овладеть соборами, тем самым мешая «проведению в жизнь воли рабочих масс города по изъятию таковых. В сложившейся ситуации обновленческая группа города видела выход в том, чтобы передать здания соборов «под культурные цели», но не «тихоновцам». Так впоследствии и случилось17 (17 Там же. Л. 490). В данном случае здесь выступало уже не церковное противостояние, а тяжба за обладание имуществом, как следствие государственной политики, направленной на ликвидацию религии вообще.
Несмотря на еще довольно прочное положение обновленчества в Боровичах, и здесь у него оформилась мощная оппозиция «тихоновцев» во главе с епископом (впоследствии архиепископом) Боровичским Никитой (Стяговым). Его деятельность была тесно связана с митрополитом Арсением, при котором протоиерей Н. Стягов в прошлом служил ключарем Софийского собора и регентом архиерейского хора. 23 апреля 1924 года, будучи вдовым, Николай Стягов принял монашеский постриг и получил назначение в Боровичи в качестве викарного епископа Новгородской епархии. Деятельность его проследить практически невозможно, так как значительная часть его канцелярии была конфискована сотрудниками ОГПУ и в дальнейшем погибла. По этой причине реконструировать картину церковной жизни Боровичей можно лишь по отчасти сохранившимся документам местных органов ОГПУ.
В июне 1927 года Боровичское ОГПУ возбудило дело против «группировки боровичского духовенства и купечества». Общим фоном для наступления на церковных традиционалистов послужили политические события – разрыв англо-советских отношений и убийство полпреда Войкова в Польше. Но истинная причина была в другом – по сведениям ОГПУ: «Среди староцерковников и бывшего купечества в г. Боровичи Новгородской губернии стало наблюдаться сильное брожение. Все духовенство во главе с тихоновским епископом Никитой Стяговым стало собираться у попа Ильинского… Самым ярым реакционером держит себя поп Ильинский Михаил, так как ранее к нему его же паства, его же соратники по алтарю относились с некоторым недоверием как к бывшему обновленцу, перекочевавшему в стан староцерковников…»18 (18 Архив УФСБ по Новгородской области, архив. Д. 1/а. Л. 1, 52). Сильное брожение приписывается только староцерковникам. Обновленцы, как в случае с Введенским и Троицким соборами, продолжают восприниматься властями отдельно, к ним нет никаких претензий.
Прослеживается по источникам и судьба священника М. Ильинского, который вначале был увлечен идеями реформаторства, как и все боровичское духовенство, но через некоторое время разочаровался в выбранном пути и вернулся в патриаршую Церковь. Среди прочих участников собраний в доме М. Ильинского назывался председатель общины верующих, бывший купец А.А. Баранов, характеризовавшийся как «главарь тихоновской соборной двадцатки» и деятельный участник в борьбе с обновленчеством. Упомянутое дело, оказавшееся сфабрикованным, было прекращено из-за недоказанности вины.
В отличие от Боровичей, события в уездном г. Демянске Новгородской епархии развивались в иной интерпретации. Связаны они были с активной деятельностью обновленческого епископа Демянского Михаила (Смелкова). Епископ обвиняет в политических и контрреволюционных преступлениях протоиерея Модеста Белина – лидера тихоновского течения. В двух своих докладах, направленных в губернский адмотдел, епископ просит у властей принять меры против «политиканства тихоновского духовенства Демянского уезда». Выход он видел в изъятии Крестовоздвиженской церкви из ведения «тихоновцев» и передаче ее коллективу обновленцев при соборе Демянска: «Церковь им нужна для объединения с Тихоном и его компанией и для борьбы с обновленцами. А ведь всем известно, что подкладка этой борьбы политическая, а не церковная». По мнению епископа Михаила, «тихоновцы» преследуют обновленцев и борются против них исключительно за лояльное отношение первых к советской власти. Возмущение обновленческого епископа вызвал и факт съезда «тихоновского» духовенства Демянского уезда, собравшегося для обсуждения вопроса о создании в Демянске епископской кафедры при Крестовоздвиженской церкви, объявленной им «местом сборищ контрреволюционеров и черносотенцев и агитационным пунктом».
Встречаются в Демянском уезде и единичные факты захвата церквей духовенством и верующими «тихоновского» течения у обновленцев. Такой факт имел место в марте 1927 года в погосте Пола, где группа верующих «тихоновского» течения во главе со священником В. Ростовцевым сбила замок с церкви и изгнала с прихода обновленческого священника В. Громцева. Указывается, что данное событие произошло при помощи служащего в канцелярии уездной милиции Г. Константинова, который «без ведома начальника милиции, но от его имени дал предписание волостной милиции отобрать ключи от священника Громцева»19 (19 ГАНО Ф. Р. 262. Оп. 2. Д. 14. Л. 488, 490; 447, 448). Очевидно, что интерес у губернских властей к обновленчеству стал угасать. Поэтому решительных действий по наведению порядка предпринято не было. Губернские власти лишь сообщили епископу Михаилу, что меры приняты, но церковь обновленцам не вернули.
В силу сложившихся обстоятельств обновленцы вынуждены были изменить курс. Апрельский пленум Синода 1927 года принял решение об изменении методов борьбы. Тактика «проломная» должна была уступить место сознательному продуманному постепенному плану. Главной задачей стало воспитание «сознания верующего народа». Реализуя данную директиву, группа духовенства во главе с профессором Б.В. Титлиновым, начала энергично рассылать по приходам для руководства специальные «тезисы» и конспекты проповедей на апологетические темы. Изменение курса повлекло за собой и перемены в обновленческом руководстве. Председатель Синода митрополит Вениамин (Муратовский) был переведен на Московскую кафедру, а его заместитель митрополит Московский Серафим (Руженцев) – в Ленинград, с титулом митрополита Ленинградского и всея Северо-Западной области. Сразу же, 6-8 июля 1927 года, в Ленинграде состоялся съезд представителей епархий, входящих в состав Северо- Западного митрополитанского округа: Ленинградской, Новгородской, Череповецкой, Псковской, Архангельской, Мурманской, Олонецкой, Вологодской, Сысоло-Вымской, Велико-Устюжской. На съезде было официально избрано митрополитанское управление во главе с митрополитом Серафимом.
С середины 1927 года сокращение численности обновленческих приходов прекратилось. Этому способствовало начало резких конфликтов в среде староцерковников и зарождение иосифлянского движения. Это было связано с важнейшим событием в истории патриаршей Церкви, произшедшим весной и летом 1927 года. 7 апреля 1927 года митрополит Сергий (Страгородский), освобожденный из заключения, вернул себе местоблюстительские полномочия. 10 мая он послал ходатайство в НКВД о разрешении ему управлять Церковью, а 18 мая созвал в Москве совещание епископов, на котором выступал с проектом организации Временного Патриаршего Священного Синода (ВПСС) из восьми членов, в том числе и архиепископа Хутынского Алексия (Симанского), управляющего Новгородской епархией. 20 мая НКВД сообщил митрополиту Сергию, что «препятствий к деятельности этого органа впредь до утверждения его не встречается». ВПСС после своего заседания 25 мая разослал по всем епархиям постановление, в котором правящим архиереям предлагалось организовать при себе временные (до избрания постоянных) епархиальные советы и зарегистрировать их в местных органах власти. При викарных епископах предписывалось учреждать благочиннические советы. Так было положено начало работе по созданию на законных основаниях всей церковно-административной структуры Патриархата20 (20 Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви. 1917-1945. Париж, 1977. С. 414-417; Шишкин А.А. Указ.соч. С. 302-303). Наконец, 29 июля митрополитом Сергием совместно с членами Синода было выпущено обращенное ко всем верующим Послание (Декларация 1927 года), в котором заявлялось о лояльности к Советской власти.
Этими актами создавалась новая форма взаимоотношений Патриаршей Церкви с государством и обществом. Ее «легализация» потребовала значительных уступок. Шантажируемый угрозой ареста всей православной иерархии в обмен на «легализацию» Патриархии, митрополит Сергий согласился выполнить основные требования властей и допустить их вмешательство в кадровую политику: проведение епископских хиротоний с согласия ОГПУ, перемещение архиереев по политическим мотивам, замещение кафедр осужденных епископов и т. п. Для значительной части духовенства и мирян такая позиция Заместителя Патриаршего Местоблюстителя оказалась неприемлемой; в Церкви назревал новый раскол.
Обнародованная таким образом позиция митрополита Сергия весьма скоро проявилась в действиях административных властей. В декабре 1927 года (Новгородская губерния в это время вошла в состав объединенной Ленинградской области) административный отдел Ленинградского облисполкома разослал всем окружным отделам «совершенно секретный» циркуляр, составленный на основе такого же секретного письма НКВД от 17 ноября 1927 года за № 415/71/С – «О епархиальных управлениях т.н. Сергиевского Синода»21 (21 ГАНО. Ф. Р. 1123. Оп. 1. Д. 1. Л. 3). Ссылаясь на поступающие с мест запросы о регистрации епархиальных управлений «тихоновской» ориентации, а также на обсуждение этого вопроса с ОГПУ, административный отдел Ленинградского облисполкома рекомендовал воздержаться от выдачи каких- либо справок о регистрации епархиальных управлений или о принятии к сведению списков членов этих организаций. В случае, если по обстоятельствам времени и места такие управления возникнут то административные отделы, не регистрируя таковых, вместе с тем не должны были и препятствовать их функционированию. Достаточно сравнить упомянутый циркуляр с документом, датированным 31 августа 1926 года, выданным председателю коллектива верующих Софийского собора Бочанову. Последнему запрещалось производить сбор денежных средств на ремонт собора с прочих церквей и коллективов верующих как Новгорода, так и епархии, поскольку такая акция губернским адмотделом запрещена. Основной мотив запрета заключался в том, что «никакой епархии в губернии официально не существует и регистрация таковой в ГАО не производилась»22 (22 ГАНО. Ф. Р. 262. Оп. 1. Д. 53. Л. 554).
Но если в 1926 году Новгородской епархии патриаршей ориентации официально не существовало, то в 1927 году ее положение в Новгородском округе Ленинградской области значительно упрочилось. Именно с этого года Новгород начинает посещать управляющий епархией архиепископ Алексий (Симанский). Из архивных документов следует, что он служил только в Тихвинской церкви, а ее настоятеля протоиерея М. Войка назначил членом епархиального совета Новгородской епархии и его секретарем23 (23 УФСБ по Новгородской области, архив. Д. 1/а/ 2092. Л. 242, 298). Встречались случаи, когда епархии и даже приходы, которые существовали в условиях неосведомленности, жили автономной жизнью, не зная к какому течению в Церкви примкнуть, чтобы сохранить Православие. На какое-то время сложилось такое положение, когда обновленцы стали церковной организацией без прихожан, в то время как патриаршая церковь оставалась массовой, но без четкой организации управления.
Вслед за открытием Синода начинают в 1927-1928 гг. открываться и епархиальные советы в Ленинграде, Новгороде, Череповце, Вологде и прочих городах. Начало упорядочения церковных дел становилось очевидным. Весьма возможно, что внутреннее равновесие установилось бы в Церкви, если бы, предоставив «легализацию», советская власть на этом бы и остановилась. Но государство готовило новый шаг. 1927-1928 годы ознаменовались общим наступлением властных советских структур на позиции, оставшиеся незавоеванными. Видное место в этом занимает и более решительная, чем прежде, борьба с Церковью. На этом пути прежде всего было необходимо устранить препятствие, в сущности, давно ставшее фиктивным – советское законодательство о свободе совести. Это было в значительной степени достигнуто изменением статьи 13 конституции и принятием Постановления ВЦИК и СНК от 8 апреля 1929 года «О религиозных объединениях». Закон 8 апреля 1929 года пошел в этом отношении дальше. Никакая социальная, просветительская, культурная деятельность объявлялась невозможной; и даже богослужебная деятельность введена в пределы местожительства членов обслуживаемого религиозного объединения и местонахождения соответствующего здания культа.