В 1924 году восстанавливается относительное равновесие между обновленцами и «тихоновцами». Установился, хотя и ненадолго, период сравнительно спокойных отношений властей с церковными организациями. Это было вызвано необходимостью обеспечить экономическую и политическую стабильность в стране, укрепить смычку города с деревней, преимущественно религиозной, наладить внешнеполитические связи. Инициатором и проводником более мягкого курса являлась группа сторонников члена Политбюро ЦК ВКП (б) Н.И. Бухарина, в середине 1920-х годов некоторое время доминировавшая в партийном руководстве. Она считала возможным даже по ряду вопросов идти на сотрудничество с религиозными организациями. Так, на XIII съезде ВКП (б), в мае 1924 года, по предложению председателя ВЦИК М.И. Калинина было принято решение об оказании материальной помощи религиозным сельскохозяйственным кооперативам. В другой же резолюции съезда говорилось о необходимости прекратить какие бы то ни было попытки борьбы с религиозными предрассудками мерами административного воздействия, «вроде закрытия церквей».
Как и прежде, особенно мирные, даже в определенной степени лояльные отношения сложились у государственных органов с обновленцами. Им было разрешено открывать Духовные Академии, пастырские школы, возобновить духовное издательство и миссионерский совет. Правительство предоставило обновленческому Священному Синоду не только право переписки с зарубежными Церквями, но и возможность получать материальные средств от них. 10-18 июня 1924 года в Москве с разрешения властей состоялось Великое Предсоборное совещание обновленцев. Оно обратилось с петицией в Совнарком о предоставлении священнослужителям прав членов профсоюзов, разрешения обучения детей Закону Божию до 11 лет, ведения актов гражданского состояния, возвращения чудотворных икон и мощей, взятых в музеи. Во всех просьбах было отказано2 (2 Левитин А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. Т.1. Кюснахт, 1978. С. 29). Тем не менее, оказавшись после освобождения Патриарха на грани развала, обновленцы после реорганизации движения, при поддержке государства, смогли временно улучшить свое положение, но цена за это оказалась чрезмерно высока – отказ от основных реформ.
В 1924 году продолжалась политика закрытия последних подворских монастырских храмов в городах (в том числе в Петрограде, Новгороде, Череповце). Эти храмы официально становились приходскими, хотя многие их них фактически сохранили устав и атрибуты монастырских – в них сохранялись хоры монахов и монахинь, бытовало чтение «неусыпаемой» Псалтири, сберегался монастырский ритм жизни, они продолжали обслуживаться монастырским духовенством. По мнению властей именно эти храмы были очагами нелояльного отношения к их политике, проводниками контрреволюции. По данной причине они первыми подлежали закрытию. Указывалось, что хотя «новая» и «старая» Церкви и легализованы, являются организациями антисоветскими, что могло привести к нежелательным результатам.
В связи с этим, устанавливались негласные меры воздействия и жесткий контроль за церковным активом таких храмов, поскольку в списочном составе членов церковных двадцаток, кроме других категорий населения, были представлены и советские служащие. Чтобы не допустить указанную категорию лиц к работе, близко относившейся к церковным делам, административные отделы губисполкомов пытаются установить полный контроль за церковным активом. Смысл этой акции достаточно прост – по мнению властей, указанная категория лиц, в силу специфики своей работы, могла знать о каких либо готовящихся мероприятиях, направленных против Церкви, тем самым, успевая принять предупредительные меры. Чтобы помешать этому власти предписывали приходским Советам срочно предоставить в адмотделы списки служителей культа, обслуживающих церковь, с указанием сана, имени, отчества и фамилии, места жительства. Подлежали обязательному составлению и предоставлению и списки членов церковно-приходского совета (двадцатки) с указанием социального статуса до революции и рода занятий на текущий момент. Все сведения необходимо было представить по каждой церкви в отдельности и в двух экземплярах.
Подлежало учету духовенство, проживавшее в районе и уезде, а также не имевшее постоянного места службы3 (3 ЦГА СПБ., Ф. 1001. Оп. 9. Д. 10. Л. 47). Это была уже не первая регистрация приходских общин, преследовавшая цели ужесточения контроля за передвижением духовенства и прикрепления его к определенному приходу и району деятельности. Предпринималась попытка изоляции активных членов приходских Советов от их влияния на дела общины, подразумевавшая возможности их репрессивного преследования. Очередная регистрация не удалась, поскольку встречала массовое сопротивление, как верующих, так и духовенства. Сведения предоставлялись зачастую не отражающие истинное положение дел. Попытка примирить оба течения в Церкви и связанная с этим политика послабления также обрекали попытку регистрации на неудачу. Тем не менее, государство еще не приступило к ликвидации религии. В высших партийно-политических кругах СССР и НКВД обновленческая организация стала рассматриваться как орудие раскола православия, его подрыва изнутри. Обновленческой Церкви были предоставлены определенные преимущества, были приостановлены репрессии в отношении обновленческого духовенства. Однако после возвращения патриарха Тихона после освобождения из-под стражи в июле 1923 года к своим обязанностям в его юрисдикцию вернулась большая часть епископата. Православная иерархия стала рассматривать обновленцев, не пожелавших через покаяние соединиться с нею, как раскольников. В 1924-1927 годах для обновленческой Церкви, создавшей свои параллельные церковно-административные структуры, наступило сложное время, полное двусмысленности и разочарований. Чтобы сохранить в своих рядах прихожан, пришлось отказаться от планов церковного реформирования традиционного уклада. Политическая лояльность перестала быть исключительно преимуществом обновленцев после того, как патриарх Тихон, а затем и митрополит Сергий сформулировали новые позиции патриаршей Церкви по отношению к Советскому государству. Раскол становился непонятен православному народу, страдавшему в то время от антицерковной репрессивной политики в равной степени и независимо от юрисдикции своих приходов. Усиливается отток прихожан в патриаршую Церковь, ряды обновленцев быстро сокращаются.
На этом фоне все ярче выделялись амбиции обновленческих лидеров, упорствовавших в своем разделении даже в условиях, требовавших примирения ради спасения Церкви. 1927-1929 годы становятся переломными во взаимоотношениях Советской власти и Церкви в целом. Завершилось несколько лет периода относительно терпимого отношения к Церкви. Религия становилась синонимом контрреволюции, а борьба с ней приравнивалась к классовой борьбе. В апреле 1929 года ВЦИК и СНК РСФСР приняли известное Постановление «О религиозных объединениях». Этот документ, значительно отличавшийся от Декрета 1918 года о свободе совести, жестко регламентировал всю деятельность религиозных организаций в России. В мае этого же года были внесены поправки в Конституцию РСФСР, еще более ограничивающие права верующих и духовенства, усилились репрессии. Но это не привело к желаемым результатам. С уничтожением большой части духовенства не исчезала потребность людей в религиозной вере, она лишь принимала другие формы 4 (4 Шкаровский М.В. Петербургская епархия в годы гонений и утрат 1917-1945. СПб., 1995. С. 107-164; Поспеловский Д.В. Русская православная церковь в ХХ веке. М., 1995. С. 62-102; Из истории вологодского обновленчества (Журналы Вологодского епархиального собрания 6-8 июня 1929 года) (Публикация Спасенковой И.В., Камкина А.В.) // Вологда. Краеведческий альманах. Вып. 2. 1997. С. 705-708; Кривова Н.А. Власть и церковь в 1922-1925 гг. М., 1997. Шкаровский М.В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви ХХ века. СПБ., 1999. С. 18-45; Спасенкова И.В. Православная традиция русского города в 1917-1930-е гг. (на материалах Вологды). Автореф. дис… к.и.н. Вологда. 1999).