На переломе августа (15 числа), в день Успения Пресвятой Богородицы, а в некоторых местностях в следующий за ним день перенесения образа Спаса Нерукотворенного, народ русский справляет третий и последний из своих предосенних земледельческих праздников - «Спожинки», именуемый иначе Успеньевым днем, а также слывущий и за «Третий Спас». До Успения полагается, по установившемуся в незапамятные годы обычаю, успеть дожать последний сноп в озимом поле. Потому-то, по объяснению одних знатоков простонародной старины, и называется этот день «Спожинками-дожинками»; другие же народоведы ведут его название от «Госпожи», т. е. «Владычицы» (Богородицы), и величают его иным, подслушанным в других местностях именем - «Госпожинки».
«Спожинать» - кончать жатву, дожинать хлеб. «У нас уже спо-жали!», «И у нас спожинают (дожинают последки)!» - говорят в народе, встречаясь на Успение Пресвятой Богородицы. В этот день кончается двухнедельный Успенский пост, во время которого деревня, живущая «на земле», должна «успеть» в поле. К Успеньеву дню «поспевает все слетье», после него начинаются «осенины», и дело не на шутку идет к зиме. Время с 15-го по 29-е августа слывет под названием «молодого бабьего лета» (настоящее - начинается с 1-го сентября). По стародавнему народному изречению - «С Успенья солнце засыпается!», а потому и говорит деревенский опыт, что «До Успенья пахать - лишнюю копну нажать!», и добавляет при этом: «Озимь сей за три дня до Успенья да три дня после Успенья!» Народная примета, предостерегающая пахаря от запаздываний с полевыми работами, только в редких случаях не оправдывается и на деле.
«Хорошо, если - Спас на полотне (праздник Нерукотворенного Образа Иисуса Христа), а хлебушко - на гумне!» - говорят на деревенской Руси. Спожинки - «последний сноп дожинают» и у самых неторопливых хозяев. А у хороших хлеборобов, - если у них самих засилье не берет, - устраивается в этот день веселый сноповоз - «дружной помочью», за посильное-хлебосольное угощение по-праздничному.
Ф. М. Истоминым69)[ 69) Федор Михайлович Истомин, исследователь быта русского народа и собиратель песен, родился в гор. Архангельске в 1856-м году. По образованию он -питомец с-петербургского университета (историко-филологический факультет). С 1883 года он был секретарем этнографического отдела Русского Географического Общества и участвовал в нескольких этнографических экспедициях. В настоящее время он состоит секретарем Песенной Комиссии, учрежденной на средства, пожертвованные Государем Императором - по почину покойного Государственного Контролера, выдающегося знатока русского народного слова, Т. И. Филиппова] в 1893-м году, в Костромской губернии (с. Холкино Новоуспенской волости, Ветлужского уезда), записана довольно любопытная в бытовом отношении «помочанская» песня, помещенная в изданном на Высочайше дарованные средства сборнике «Песни русского народа, собранные в губерниях Вологодской, Вятской и Костромской»:
«Ты хозяин наш, ты хозяин,
Всему дому господин!
Наварил, сударь, хозяин.
Пива пья-пьянова про нас!
Накурил, сударь, хозяин,
Зеленова, братцы, вина!
Нам не дорого, хозяин,
Твое пиво и вино!
Дорога, сударь да хозяин,
Пир-беседа со гостьми!
Во беседушке, хозяин,
Люди добрые сидят,
Басни ба-бают, рассуждают,
Речь хорошу говорят»...
В таких трогательных словах величают гости-помочане, праздничные работнички, своего «хозяина», честь-честью, по заведенному дедами-прадедами обычаю, угощающего их за помочь-работу.
На Спожинки, - там, где к этому времени заканчивается жатва, - по деревням устраивают «мирскую складчину», варят «братское пиво» и пекут праздничные пироги из новой муки. На пирушки созываются все родные и добрые соседи - «пировать Успенщину». В урожайные годы в этот день колют купленого на мирские деньги барана. В старину в этот день крестьяне собирались гурьбою на боярский двор, где и праздновалось окончание жатвы, сопровождаясь особыми, приуроченными к тому обрядами. Жницы обходили все дожатые поля и собирали оставшиеся несрезанные колосья. Из последних свивался венок, переплетавшийся полевыми цветами. Этот венок надевали на голову молодой красивой девушке и затем все шли, с песнями, к господской усадьбе. По дороге толпа увеличивалась встречными крестьянами. Впереди всех шел мальчик с последним сжатым снопом в руках. На крыльцо хором выходил боярин с боярынею и с боярышнями и приглашал жниц во двор, принимая венок и сноп, которые после этого и ставились в покоях под божницею. Угостившись на боярском дворе, толпа расходилась по домам. На старой Смоленщине до сих пор заметны пережитки этого обычая. На Успенье красные девушки рядят там «дожиночный» сноп в сарафан, приделывают к нему из палок подобие рук и надевают на него белую кичку, а затем несут «именинника» в помещичью усадьбу, где и напрашиваются песнями на угощение, во все продолжение которого сноп-именинник стоит на столе. В некоторых местностях и в наши дни существует обычай обвязывать последними колосьями серпы и класть их - на Третий Спас - под иконами. Среди белорусов справляется в этот день так называемая «Талака» (то же, что и «Спожинки»). Этим именем называют девушку, выбранную для перенесения праздничного снопа в деревню. «Талаку» убирают цветами: на голову ей накидывается большой белый платок, поверх которого надевается венок из колосьев. Веселая толпа жниц идет по улице с песнями:
«Добры вечер, Талака,
Да возьми ж ад нас, вазьми-но
Житный ты снапок;
Да надзень-же, надзенъ-но
З красками прыгож венок!» -
- голосят все идущие. В старину навстречу им выбегал кто-нибудь из работников с барского двора - с приглашением от господ зайти во двор. Здесь встречали гостей хлебом-солью и принимали от них дожиночный сноп. Гостям предлагалось угощение: «Талаку» сажали в почетный «красный» угол под образа. Пирушка кончалась тем, что чествуемая всеми девица-красавица снимала с себя венок и отдавала его хозяину - с пожеланием, чтобы у того народилось «жытца, жытца сто коробов»... Нечто напоминающее указанный обычай можно было наблюдать в этот день не только во многих других губерниях, но и в зарубежных славянских землях.
Во многих местностях, дожинаючи последний сноп накануне Успеньева дня, замаявшиеся-уморившиеся на летней страде жницы катаются по жнивью, голося-приговаривая:
«Жнивка, жнивка!
Отдай мою силку:
На пест, на колотило,
На молотило,
На кривое веретено!»
Этим надеются они набраться новой силы для дальнейших -осенних и зимних - бабьих работ. На возвращающихся с «дожинок» баб и девушек поджидающие их у деревенской околицы молодые парни выливают ведра воды. Иногда при этом поется какая-нибудь подобающая случаю песня - вроде, например, следующей:
«Пошел колос на ниву,
На белую пшеницу.
Уродися на лето,
Рожь с овсом,
Со дикушей,
Со пшеницею:
Из колосу - осьмина,
Из зерна - коврига,
Из полузерна - пирог.
Родися, родися,
Рожь с овсом!»
По народной примете, соблюдением этого старинного, завещанного отцами-дедами обычая обеспечиваются плодотворные дожди на будущую весну и лето.
После обедни на Успенье в селах поднимаются образа. Крестный ход направляется к полю. Здесь, на широкой меже, поется благодарственный молебен Божией Матери, Госпоже полевых злаков. Если нет во время этого молебна ни ветра, ни дождя, то предполагается, что вся осень будет ведреная и тихая, - что совсем не лишнее для «досевок», сноповоза и молотьбы - сыромолотом. «Хорошо, когда Спас на полотне (16-е августа), а хлебушко - на гумне!» - гласит старая деревенская поговорка.
На «Большую Пречистую» - в праздник Успения Пресвятой Богородицы - посельская-деревенская Русь привыкла святить новый хлеб. Это происходит за обедней, когда каждый добрый хозяин приносит с собою в церковь свежеиспеченный каравай нового хлеба. До возвращения с ним из церкви дома никто не ест ни крохи: все дожидаются «свяченого куска». Разговляются на этот день прежде всего хлебом. Остаток каравая тщательно завертывается в чистую холстину и кладется под образа. Кусочками его «пользуют» болящих, твердо веря в целебную силу этого «Божьего благословения». Считается большим грехом уронить хотя бы малую крошку от такого каравая на пол, а тем более - растоптать ее ногами.
На севере принято подавать за праздничный стол на Успеньев день «дежен» (толокно). Бабы едят его, похваливают и ведут беседу о прошедшем жнитве. Девушки поют в Успеньев вечер, за толокном-деженем, приличные случаю песни. А старые старики прикидывают-подсчитывают («по суслонам») собранный урожай. Детвора до поздней ночи шумит в этот день у заваленок, проводя время за веселыми играми, перемежающимися звонкими-дробными припевами. Заливаются-звенят, по всей деревне разносятся молодые голоса:
«Дожили, дожили,
О спожинки встретили,
Коровая почали,
Толокна процведали,
Гостей угостили,
Богу помолили!
Хлебушко, расти!
Времячко, лети, лети -
До новой весны,
До нового лета,
До нового хлеба!..»
С Успеньева розговенья начинаются по деревням осенние «посиделки», «засидки», «беседы». Время не ждет: до Покрова только-только успеть молодежи досидеться до свадеб. Принято не засылать и сватов раньше как через две недели после Спожинок. А известно исстари, что «первый сват - другим дорогу кажет». Потому-то и начинают деревенские красавицы засматривать себе женихов после Успения. «С Успенщины не успеешь присмотреть - зиму тебе в девках просидеть!» - увещает красную девушку народная мудрость устами старой пословицы, взявшейся из крестьянского быта, тесно связанного с полевыми работами и твердо памятующего, что: «На белом Божьем свете всему - свой час».
На Третий Спас соблюдается до сих пор сохранившееся обыкновение загадывать о посеве. Из «дожиночного снопа», - о котором велась речь выше, - берутся три колоса. Вылущенные из них зерна, из каждого наособицу, - зарываются в землю на примеченном укромном месте. Если раньше и лучше всех взойдут зерна первого колоса - значит, лучший урожай даст в будущем году ранний сев; если зерна второго - средний, третьего - поздний. В Тульской губернии перед Спожинками старые люди ходят на воду и наблюдают за течением. Если реки, озера и болота не волнуются ветром, и лодки стоят спокойно, - то примета говорит, что осень будет тихая и зима пройдет без метелей.
От Спожинок, дожинающих последний сноп, рукой, что называется, подать и до «Досевок». Как уже упоминалось выше, народный опыт отводит на окончание озимого сева всего три дня после Успенья. К восемнадцатому августовскому дню хороший хозяин должен бросить последнюю горсть жита в землю. О запоздавших ленивцах, оправдывающихся своим недосугом, в народе говорят: «До Фролова дня (18 августа) сеют ретивые, после Фролова - ленивые!» и «Кто сеет рожь на Фролов день, у того родятся одни Фролки».
Калики перехожие разносят по Святой Руси переходящие из уст в уста старинные песни, былины и «стихи». Этих убогих странников кормит их пение - на усладу люду православному. Много стихов поют бедные носители народного песнотворчества, мало-помалу исчезающие с лица родной земли под шум и гул иных - новых, имеющих мало общего с творчеством, - песен. Недалеки те дни, когда от этих «птиц Божиих» останется в народе только одно предание о их странствиях. Есть несколько народных стихов духовных про Успение, записанных в разных местностях Святой Руси.
Один из этих «сказов» начинается следующим песенным воззванием к Богоматери:
«Госпоже Дево Царице,
Марие Богородице!
Поем Тя, хвалим Тя велегласно,
В песнех красно,
Чудес море пресвятое,
В Гепсиманской веси сокрытое!»
Затем, после приведенной вступительной запевки, безвестный стихослагатель переходит к повествовательной стороне стиха. «Ты, Гепсимани, столица», - с простодушным умилением поет он, - «в тебе устнула Царица. Была весь малая зело красна, а днесь благодарно: се Девица, голубица, се Мата, всех царей Царица. Когда Ти, Дево, устнула, лик апостольский вжаснула, ангелов множество песнь спевали, где взимали душу чисту Иисус Христу, от земли к небеси провождали. Тогда апостоли не были, облаком с конец слетили, спешились на погреб, не медлячи, голосячи, на погрёб той Девы Святой, Марии устнувшой, Девы Пречистой. Фома в Индии провождал время, на погреб Девы спознился, а потом, приспевши, зело рыдал и припадал к гробу лицем, жалил сердцем, что Девы устнувшой не оглядал. Афоний (языческий жрец-волхвователь) одр хотел струтити, волшебством умел ходити, никтоже бо не виде от земна рода. Но воевода с мечом (архангел) власно предста вжасно, - Афоний без рук является; народ мног тогда здвигнуся, лик апостольский вжаснуся,
Афоний Царицу всех прославлял и поведал, что Девица голубица, се Махи всех царей и Царица»... Повествование обрывается, и стихопевец снова преображается во вдохновенного молитвенника, взывая:
«Я мы Тя, Дево, взираем,
Лица зрения желаем,
Даждь и нам Тя, Панно, оглядати,
Божия Мати,
Непременно, благоговейно,
Сподоби в небеси царствовати!»
Стих заканчивается, как и начался, благоговейным прославлением Богоматери: «Ты есть царская одежда, во скорбех наших надежда, Ты - скиптро царская, Ты - корона, оборона, сохранят, свобо-ждати, от врагов покрый нас, О, Божия Мати!...» Наименование Пресвятой Девы «Панною» (в предзаключительной молитвенной части) явно свидетельствует о западнорусском происхождении приведенного народного стиха духовного.
Другой стиховный сказ начинается такой запевкою:
«Апостоли с конца света
Собравшася вcu для совета.
О, Девице, Твое Успение,
Пришли наше хваление
И подаждь нам радование!
Отец свыше призирает,
Сын Матери руце давает...»
Этот довольно неуклюжий «стих» можно и теперь еще слышать в сельской глуши у церковных папертей в день Успения Пресвятой Богородицы. После обедни калики перехожие идут своим путем-дорогою, останавливаясь под окнами справляющих «спожинки» семьян. Умилительно звучит в их устах полународная, полукнижная, своеобразно размеренная, стихотворная речь:
«Раю небесный, отворися,
Марию прияти потщися,
В красно-светлыя своя вселяя дворе,
Юже радостно сретают Сил соборы,
Яко невесту
Божию чисту...
О, Марие, красота девства!»
Этот торжественный напев странников так породит к праздничному настроению пахарей, справляющих благополучное окончание одного из главнейших своих земледельческих трудов.