XVII в., являясь периодом быстрого развития древнерусской культуры, в то
же время был веком ее завершения. Сохраняя основные черты традиционного
уклада, русское общество начинает трансформироваться в направлении,
которое в последствии найдет свое наивысшее выражение в реформах Петра
Великого. Россия стояла на пороге нового времени. В культуре отчетливо
выделяются две тенденции: проникновение западноевропейских влияний и
прогрессирующий процесс обмирщения (секуляризации), т. е. освобождения от
господства церкви.
В литературе XVII столетие – время отмирания многих незыблемых традиций.
Наиболее выразительное новшество – проникновение в литературу заведомого
вымысла. Классическая древнерусская литература предыдущих столетий его не
знала. В ней действовали исторические личности – митрополиты, князья,
бояре, и, следовательно, любой сознательный вымысел был невозможен, ибо в
историческом повествовании он означал бы ложь. Книжное письмо считалось
слишком серьезным и священным, чтобы заниматься развлекательными
выдумками, для этого существовали устные «побaсенки». Теперь же сфера
литературного творчества расширяется, во многом за счет фольклора.
Появляются произведения, герой которых – мелкий служилый дворянин или
купец. Относительно этих безвестных персонажей вымысел считался
допустимым. Похождениям дворянского сына посвящена «Повесть о Фроле
Скобееве», отличающаяся занимательностью повествования, напоминающего
сюжеты средневековых западноевропейских «плутовских» романов. В нем
любовная история переплетается с рассказом о плутовстве молодого
дворянина, которыми он в конечном итоге обеспечивает себе безбедное
существование и высокое положение в обществе. В «Повести о Савве Грудцине»
главный герой – сын богатого купца. Его история напоминает историю Фауста:
Савву в приключениях сопровождает и направляет сам дьявол. Правда, в
отличие от доктора Фауста, малограмотный Савва попадает под власть беса
сам того не понимая. Беспутный купеческий сын предается разврату,
игнорирует слезные увещевания родителей, принимает участие в Смоленском
походе, где с помощью все того же беса демонстрирует большие успехи в
военном деле. Однако вслед за удовольствиями и славой приходит расплата –
Савва заболевает. От «бесовских мучений» его спасает сама Богородица.
Жизнь свою Савва заканчивает в монастыре «в посту и молитвах».
Подобного рода литература была популярна, прежде всего, в демократической
среде. Помимо развлекательного и нравоучительного, в ней была сильна
сатирическая, обличительная составляющая. Наиболее ярко она проявилась в
«Повести о Шемякином суде» и «Повести о Ерше Ершовиче» – произведениях, в
которых высмеивались судебные порядки и продажность судей. «Повесть о Ерше
Ершовиче» – пародия на судебную тяжбу. Сын боярский Лещ «бьет челом» на
«Ерша сына Щетинникова». В рыбьем царстве все как у людей: имеются и свои
лжесвидетели (Сельдь), и корпоративная солидарность «рыбьей аристократии»,
а о Леще устами Сельди даже говорится, что он «человек добрый, христианин
Божий». Судья – «Сом с большим усом» – за взятку решает дело в пользу
Леща. Мелкой, но колючей рыбке Ершу остается только плюнуть в глаза судьям
и сбежать.
Серьезная, «высокая» литература XVII в. представлена сочинениями,
посвященными более традиционным для древнерусской культуры темам. Большой
отклик вызвал кризис Смутного времени. Самыми яркими из произведений,
описывающих этот сложный для истории России период, являются «Сказание»
Авраамия Палицина, отразившее взгляд непосредственного участника событий,
во многом пристрастного, но умного и наблюдательного и содержащая
официальную точку зрения «Летописная книга», написанная князем И. М.
Катыревым-Ростовским в 1626 г.
Представителем придворного направления в литературе был воспитатель детей
царя Алексея Михайловича, выпускник Киево-Могилянской академии Симеон
Полоцкий (Самуил Емельянович Ситнианович-Петровский, 1629–1680). С именем
Полоцкого связано появление в литературе новых жанров – силлабической
поэзии и драматургии. Симеон выступает в качестве первого придворного
поэта. Его стихи – торжественные, несколько тяжеловесные, явились
прообразом хвалебной оды. В центре композиции образ царя-самодержца,
являющегося живым воплощением политического могущества и славы России
(«Орел Российский»). Помимо панегирических сочинений, Симеон Полоцкий
писал вирши на самые разнообразные темы. Будучи сторонником просвещения,
многие свои произведения он посвящал обличению разнообразных пороков
(пьянства, гордыни, алчности) и демонстрации наглядных положительных
примеров. Заинтересованность Симеона вопросами воспитания видна и в его
пьесе, основой которой послужила Библейская история – «Комедия притча о
блудном сыне», посвященная, по сути, проблеме отцов и детей.
К тому же направлению может быть отнесено творчество хорвата Юрия
Крижанича (1618–1683), прибывшего в Россию в 1659 г. Европейски
образованный человек, магистр философии, в своем фундаментальном трактате
«Беседы о правлении» он большое внимание уделил «политической мудрости».
По мнению Крижанича, наиболее предпочтительная форма правления –
«самовластие», при этом он считал, что правитель должен быть мудрым
человеком и окружать себя умными советниками. В этом Крижаничу виделся
залог покоя и согласия в стране.
Серьезные изменения происходят в XVII в. в системе образования. Причем эти
изменения носят не только количественный, но, что очень важно,
качественный характер: на смену традиционному древнерусскому ученичеству
(индивидуальному обучению у наставников) приходят настоящие учебные
заведения. Крупнейший деятель отечественной культуры Епифаний Славинецкий
(?–1675), переводчик, поэт и публицист создал школу при Кремлевском
Чудовом монастыре. В 1687 г. в Москве было открыто первое в России высшее
учебное заведение Славяно-греко-латинская академия, сыгравшая значительную
организующую и воспитательную роль в развитии отечественной культуры.
Возглавляли Академию греческие монахи, выпускники Падуанского университета
братья Иоанникий и Софроний Лихуды. Обучение в Академии включало в себя
прохождение курсов греческой грамматики, поэтики, риторики, философии. В
конце столетия (1692 г.) появляется иллюстрированный букварь Кариона
Истомина, известного также своими поэтическими произведениями,
продолжавшими панегирическую традицию Симеона Полоцкого. Букварь был
снабжен картинками, подобранными по хорошо знакомому современному человеку
принципу: изображение буквы пояснялось изображениями предметов, название
которых с нее начиналось.
Ярким примером обмирщения русской культуры может служить трансформация,
которую претерпел житийный (агиографический) жанр. Возникают жития,
значительно отступающие от сложившегося трафарета: таково, например,
«Житие Юлиании Лазаревской» (Ульянии Осорьиной), написанное ее сыном,
муромским дворянином Калистратом Осорьиным. Произведение сочетает в себе
черты жития и биографической повести: главной героиней выступает, что
совершенно нехарактерно для агиографической литературы, светская женщина,
жена служилого дворянина, которая даже перед смертью не приняла пострига.
Природа ее святости не в суровом подвижничестве, а во всеобъемлющей
доброте и любви к людям, ее аскеза – не самоистязание, а деликатный отказ
от преимуществ, которые давала принадлежность к господствующему классу.
Ульяния в голодные годы помогает обездоленным, кормит, недоедая сама.
Стойко переносит жизненные невзгоды, смерть детей. Это совершенно новый
образ, демонстрирующий возможность достижения святости не только за
стенами монастыря, но и в гуще повседневных забот, обыденных дел, которыми
наполнена жизнь хозяйки большого дома.
Еще более необычным является «Житие протопопа Аввакума», написанное им
самим. С классическим житием это произведение связывает, пожалуй, только
название. В реальности это автобиография самого влиятельного и яркого
вождя старообрядческой оппозиции Аввакума (1620 – 1682), написанная живым,
почти разговорным языком, совершенно нехарактерным для велеречивой
официальной богословской литературы того времени. Писалось «Житие» во
время его многолетнего заключения в земляной тюрьме в Пустозерске, куда он
был заключен за сопротивление церковным реформам, проводимым патриархом
Никоном. Повествование ведется от первого лица. С необыкновенной силой и
тонкой самоиронией протопоп рисует свои злоключения: побои, и ссылку в
Сибирь, и всевозможные притеснения, чинимые ему «сильными мира сего».
Характерная черта Аввакума – чувство своего огромного духовного
превосходства. Яростно клеймит он своих врагов, прежде всего, конечно,
своего бывшего друга по кружку высокообразованной московской интеллигенции
(«Кружок ревнителей благочестия» Стефана Вонифатьева), а ныне патриарха
Никона – «носатого и брюхатого борзого кобеля», «адова пса» и даже
«плутишку».
Раскол является одним из значительнейших событий в жизни русской церкви
XVII в. Причиной его стали бурные споры, разгоревшиеся в среде
образованного духовенства по поводу того, каким путем следует
реформировать русскую церковь, в которой за несколько столетий ее
существования накопились отклонения от ортодоксального греческого образца.
За многие годы небрежного и часто бездумного переписывания в церковные
книги вкралось множество ошибок. Причем в разных частях русского
государства отклонения шли по разному, что не могло не броситься в глаза
даже при поверхностном наблюдении. Средневековый человек, в высшей степени
внимательно относившийся к внешней, обрядовой стороне религии, конечно, не
мог оставаться равнодушным к этим проблемам. Их обсуждением занялся
упомянутый выше «Кружок ревнителей благочестия». В ходе обсуждения
определилось две точки зрения. Одни считали, что за образец для
исправления следует взять греческие тексты и заново из перевести на
русский язык. Сторонником этой точки зрения был Никон (в то время еще
архимандрит Новоспасского монастыря в Москве), который мечтал установить
вселенское единство православных церквей, и поэтому стремился к унификации
обрядов по византийским образцам. По мнению его идейного противника –
протопопа Аввакума, в качестве образца следовало взять не греческие, а
древние русские книги, потому что греческое православие не смогло
сохранить себя в первозданной чистоте (Флорентийская уния). Кроме того,
Русь осталась единственным независимым православным государством, в
отличии от той же Византии, захваченной турками. Поэтому греческая вера не
может служить образцом для Святой Руси. В конечном итоге в жизнь была
воплощена точка зрения именно Никона, т. к. он стал патриархом. Сторонники
Аввакума, составили оппозицию – «староверов», как они называли себя сами
или «раскольников», как именовали их представители официальной церкви.
Борьба была ожесточенной – официальной церкви так и не удалось полностью
искоренить инакомыслие. Часто идеи староверов становились идеологическим
знаменем народных волнений против угнетения.
В развитии архитектуры XVII в. можно выделить три этапа. В начале века
общий характер архитектуры еще мало отличался от зодчества конца XVI в.
Характерной чертой второго этапа, охватывающего середину столетия,
является подчеркнутая декоративность, нарядность и многоцветность
архитектурного убранства. Патриарх Никон запретил строить популярные в XVI
в. шатровые храмы как неканонические, отличающиеся от греческих образцов.
Специальными распоряжениями зодчие обязаны были вернуться к традиционной
крестово-купольной схеме. Однако архитекторы легко обходили запрет. Была
найдена новая возможность использовать излюбленный архитектурный элемент –
шатрами увенчивались колокольни. В результате появлялись замечательные по
красоте постройки затейливой, асимметричной, «сказочной» архитектуры.
Таковы, например, церковь Троицы в Никитниках (1634 г.) и церковь
Рождества Богородицы в Путинках (1652 г.) Третий этап начинается в 90-х
гг. XVII в. В русской архитектуре происходят существенные изменения.
Появляется новый стиль – «нарышкинское барокко», получивший свое название
потому, что главными заказчиками построек, выполненных в этом стиле, были
родственники второй жены царя, матери Петра I Натальи Кирилловны
Нарышкиной. Характерной чертой этого стиля было использование в декоре
элементов, напоминающих формы западноевропейского стиля барокко. Однако
барочным в прямом смысле слова зодчество 90-х гг. XVII в. назвать нельзя –
влияние европейской архитектуры ограничивалось внешним оформлением зданий,
не затрагивая самой конструкции. Помимо западных традиций в «нарышкинском
барокко» давала себя знать и русская деревянная архитектура. Наиболее
ярким примером «нарышкинского барокко» является церковь Покрова в Филях
(1693 г.), в которой традиционная для русского деревянного зодчества форма
ярусного храма сочетается с западноевропейским по стилю декором. От XVII
в. до нашего времени дошли прекрасные деревянные храмы. Широко известен
архитектурный комплекс Кижи.
Помимо храмового строительства ведется строительство светских зданий.
Надстраиваются шатры над башнями московского Кремля. В 30-х гг. на
территории Кремля был сооружен каменный Теремной дворец (арх. Бажен
Огурцов, Антип Константинов, Трефил Шарутин, Ларион Ушаков), а конце 60-х
– загородная царская резиденция – деревянный дворец в селе Коломенском (не
сохранившийся до сегодняшнего дня), который, по отзывам современников,
своей нарядностью напоминал «игрушечку, только что вынутую из шкатулки».
За царем тянулась состоятельная часть общества. До сегодняшнего дня
сохранились каменные палаты Аверкия Кириллова в Москве (1657).
В живописи XVII в. можно выделить несколько направлений. Продолжает
существовать иконописная традиция, ориентированная на повторение
живописной манеры великих мастеров прошлого Андрея Рублева и Дионисия –
так называемая «годуновская» школа, представители которой работали по
заказам царского двора и представляли тем самым «официальное» направление
в искусстве. В то же время возникает новое художественное явление – т. н.
«строгановская» школа, получившая свое название по имени купцов
Строгановых, владевших огромными денежными и земельными богатствами и
выступавших в качестве меценатов-заказчиков. Отличительная особенность
икон строгановской школы – это их непревзойденное изящество и утонченная
изысканность рисунка. Иконы строгановского письма, обычно небольшие по
размерам, были рассчитаны на знатоков и ценителей. Мастера стремились к
тщательной проработке мелких деталей, к тому, чтобы икона прежде всего
была красивой. Известным мастером строгановской иконы был Прокопий Чирин.
Самое значительное, поистине революционное направление в иконописании было
связано с именем царского изографа Симона Федоровича Ушакова (1626 –
1686). Он отказался от идущей еще из византийского искусства традиции
изображения схематичных плоскостных бестелесных образов и стремился
придать изображению сходство с реальной жизнью, добиться «живоподобия».
Сюжеты икон, автором которых был Симон, вполне традиционны – это «Спас
нерукотворный», «Троица» и т. д. Однако их решение было новаторским:
ангелы его Троицы в отличие от рублевских кажутся вполне земными
существами, лик Христа на иконе «Спас» – это скорее лицо, изображенное в
объеме, с соблюдением анатомических пропорций. С художественной точки
зрения работы Симона Ушакова проигрывают произведениям великих мастеров
прошлого: в его «Троице» нет одухотворенности ангелов Андрея Рублева, его
«Спас» очень уступает по выразительности «Пантократору» Феофана. С другой
стороны, и до настоящей реалистической живописи ему было далеко – делались
только первые шаги в этом направлении. В наследии Симона Ушакова ценно
прежде всего само новаторство – мастеру удалось преодолеть многовековую
традицию, ставшую уже шаблоном, его работы были предвестником зарождения
искусства Нового времени. Симон Ушаков был не только художником, но и
педагогом и теоретиком искусства. Свои воззрения на живопись он изложил в
«Слове к любителю иконного писания».
Значительным явлением в изобразительном искусстве XVII в., знаменовавшем
зарю нового времени, было возникновение портрета – парсуны. Парсуна еще
очень похожа на икону, изображение еще во многом условно, но сквозь
иконную схему в них уже проглядывают индивидуальные черты. Известны
парсуны, изображавшие царей Ивана Грозного, Федора Иоанновича, князя
Скопина-Шуйского.