Но мир в долине, под горою.
Коль ты вступил на лед - скользи по нем.
Коль славы захотел, то будь героем...
Томас Черчьярд
Встреча Зверобоя с друзьями на барже была тревожна и печальна. Могиканин и его подруга сразу заметили по его обращению, что он не был
счастливым беглецом. Несколько отрывочных слов объяснили им, что значит
"отпуск", о котором говорил их друг.
Чингачгук призадумался; Уа-та-Уа, по своему обыкновению, старалась
выразить Зверобою свое сочувствие разными мелкими услугами, в которых
обнаруживается женское участие.
Однако через несколько минут они уже выработали нечто вроде общего
плана действий на предстоящий вечер, и неосведомленному наблюдателю могло со стороны показаться, будто на барже все идет обычным порядком. Сумерки сгущались, и поэтому решили подвести ковчег к "замку" и поставить
его на обычной стоянке. Решение это объяснялось отчасти тем, что все пироги уже опять были в руках их хозяев, но главным образом - чувством
уверенности, которое возникло после сообщения Зверобоя. Он знал, как
обстоят дела у гуронов, и был убежден, что этой ночью они не предпримут
никаких военных действий; потери, которые они понесли, заставляли их до
поры до времени воздержаться от дальнейших враждебных попыток. Зверобой
должен был передать осажденным предложение осаждающих, в этом и заключалась главная цель его прибытия в "замок". Если предложение будет принято, война тотчас же прекратится. Казалось в высшей степени невероятным,
чтобы гуроны прибегли к насилию до возвращения своего посланца.
Как только ковчег был установлен на своем обычном месте, обитатели
"замка" обратились к своим повседневным делам; поспешность в важных решениях столь же несвойственна белым жителям пограничной области, как и
их краснокожим соседям. Женщины занялись приготовлением к вечерней трапезе; они были печальны и молчаливы, но, как всегда, с большим вниманием
относились к удовлетворению важнейшей естественной потребности.
Непоседа чинил свои мокасины при свете лучины, Чингачгук сидел в
мрачной задумчивости, а Зверобой, в чьих движениях не чувствовалось ни
хвастовства, ни озабоченности, рассматривал "оленебой" - карабин Хаттера, о котором мы уже упоминали и который впоследствии так прославился в
руках человека, знакомившегося теперь впервые со всеми его достоинствами. Это ружье было намного длиннее обычного и, очевидно, вышло из мастерской искусного мастера. Кое-где оно было украшено серебряной насечкой, но все же показалось бы довольно заурядной вещью большинству пограничных жителей. Главные преимущества этого ружья состояли в точности
прицела, тщательной отделке частей и превосходном качестве металла.
Охотник то и дело подносил приклад к плечу; жмуря левый глаз, он смотрел
на мушку и медленно поднимал кверху дуло, как бы целясь в дичь: При свете лучины, зажженной Непоседой, он проделывал все эти маневры с серьезностью и хладнокровием, которые показались бы трогательным любому зрителю, знавшему трагическое положение этого человека.
- Славное ружьецо, Непоседа! - воскликнул наконец Зверобой. - Правда,
жаль, что оно попало в руки женщин. Охотники уже рассказывали мне о нем,
и я слышал, что оно несет верную смерть, когда находится в надежных руках. Взгляни-ка на этот замок - даже волчий капкан не снабжен такой точно работающей пружиной, курок и собачка действуют разом, словно два учителя пения, запевающие псалом на молитвенном собрании. Я никогда не видел такого точного прицела, Непоседа, можешь быть в этом уверен.
- Да, старый Том не раз хвалил мне это ружье, хоть сам он и не был
мастак по огнестрельной части, - ответил Марч, продевая ремешки из
оленьей кожи в дырочки мокасина с хладнокровием профессионального башмачника. - Он был неважный стрелок, это надо признать, но у него были
свои хорошие стороны, так же как и дурные. Одно время я надеялся, что
Джудит придет счастливая мысль подарить мне "оленебой".
- Правда твоя, Непоседа; никогда нельзя заранее сказать, что сделает
молодая женщина. Может быть, ты, чего доброго, еще получишь это ружьецо.
Все же эта штучка так близка к совершенству, что жаль будет, если она не
достигнет его полностью.
- Что ты хочешь этим сказать? Уж не думаешь ли ты, что на моем плече
это ружье будет выглядеть хуже, чем на плече у всякого другого?
- О том, как оно будет выглядеть, я ничего не скажу. Оба вы недурны
собой и можете, как это говорится, составить красивую парочку. Но все
дело в том, как ты будешь с ним обращаться. В иных руках это ружье может
за один день убить больше дичи, чем в твоих за целую неделю, Гарри. Я
видел тебя на работе; помнишь того оленя, в которого ты стрелял недавно?
- Теперь не такое время года, чтобы охотиться на оленей. А кто же
станет стрелять дичь, когда для этого еще не наступило подходящее время!
Я просто хотел пугнуть эту тварь и думаю, ты признаешь, что это мне, во
всяком случае, удалось.
- Ладно, ладно, будь по-твоему. Но это значительное оружие, и если
оно достанется человеку с твердой рукой и быстрым глазом, то сделает его
королем лесов.
- Тогда возьмите его, Зверобой, и будьте королем лесов, - сказала
Джудит, которая слушала разговор, не сводя глаз с честной физиономии
охотника. - Лучших рук для него не отыщешь, и я надеюсь, что ружье останется в них пятьдесят лет кряду.
- Джудит, неужели вы говорите серьезно? - воскликнул Зверобой, удивившись до такой степени, что он даже позабыл свою обычную сдержанность.
- Это истинно королевский подарок, и принять его может только настоящий
король.
- За всю мою жизнь я не говорила так серьезно, Зверобой, и прошу вас
принять мой подарок.
- Ладно, девушка, ладно; мы еще найдем время потолковать об этом...
Ты не должен сердиться, Непоседа: Джудит - бойкая молодая женщина, и у
нее есть смекалка. Она знает, что ружье ее отца гораздо больше прославится в моих руках, чем в твоих, и поэтому не горюй. В других делах, более для тебя подходящих, она, наверное, отдаст предпочтение тебе.
Непоседа сердито проворчал что-то сквозь зубы; но он слишком торопился закончить свои приготовления и покинуть озеро, чтобы терять время на
спор по такому поводу. Вскоре был подан ужин; его съели в молчании, как
всегда делают люди, для которых пища есть только средство для подкрепления сил. Впрочем, сейчас печаль и озабоченность усиливали общее нежелание начинать беседу, ибо Зверобой, в отличие от людей своего звания, не
только любил сам поболтать за столом, но часто вызывал на оживленный
разговор и своих товарищей.
Когда трапеза была окончена и незатейливая посуда убрана со стола,
все собрались на платформе, чтобы выслушать рассказ Зверобоя о цели его
посещения. Было очевидно, что он не спешит с этим делом, но Джудит очень
волновалась и не могла согласиться на дальнейшую отсрочку. Из ковчега и
хижины принесли стулья, и все шестеро уселись кружком возле двери, следя
за выражением лиц друг друга, насколько это было возможно при слабом
свете звезд. Вдоль берегов, под холмами, как всегда, простирался мрак,
но посреди озера, куда не достигали прибрежные тени, было немного светлее, и тысячи дрожащих звезд танцевали в прозрачной стихии, которую
слегка волновал ночной ветерок.
- Ну, Зверобой, - начала Джудит, не в силах долее бороться со своим
нетерпением, - ну. Зверобой расскажите нам, что говорят гуроны и почему
они отпустили вас на честное слово. Какой пароль они вам дали?
- Отпуск, Джудит, отпуск! Это слово имеет такое же значение для пленника, отпущенного на волю, как для солдата, которому разрешили на некоторое время оставить знамя. В обоих случаях человек дает обещание вернуться обратно. А "пароль", я думаю, слово голландское и имеет какое-то
отношение к гарнизонной службе. Конечно, разница тут невелика, поскольку
важна суть, а не название... Ладно, раз я обещал передать вам слова гуронов, то и передам. Пожалуй, не стоит больше мешкать. Непоседа скоро
отправится в путь по реке, а звезды всходят и заходят, как будто им нет
дела до индейцев и их посланий. Увы, это - неприятное поручение, из него
не выйдет никакого толку, но все же я должен выполнить его.
- Послушай, Зверобой, - властным тоном сказал Непоседа, - ты молодец
на охоте и недурной спутник для парня, проходящего по шестьдесят миль в
день. Но ты страшно медленно выполняешь поручения, особенно такие, которые, по-твоему, встретят не особенно хороший прием. Если ты обязался передать нам что-нибудь, то говори прямо и не виляй, словно адвокат, делающий вид, будто не понимает английского языка, на котором объясняется
голландец, - а все для того, чтобы содрать с того себе куш побольше.
- Я понимаю тебя, Непоседа. Это прозвище тебе сегодня как нельзя лучше подходит, потому что ты не желаешь терять время понапрасну. Но перейдем сразу к делу, так как мы и собрались здесь для совета. Ибо собрание
наше можно назвать советом, хотя среди нас женщины. Вот как обстоят дела. Вернувшись из замка, минги тоже созвали совет, и по их угрюмым лицам
ты бы сразу понял, что на душе у них довольно кисло. Никто не хочет быть
побитым, и в этом краснокожий ничем не отличается от бледнолицего. Ну да
ладно. После того как они накурились и произнесли свои речи и костер уже
начал гаснуть, все было решено. Как видно, старики рассудили, что такому
человеку, как я, можно дать отпуск. Минги очень проницательны - наизлейший их враг это должен признать. Вот они и решили, что я такой человек;
а ведь не часто бывает, - прибавил охотник с приятным сознанием, что вся
его прежняя жизнь оправдывает подобное доверие, - а ведь не часто бывает, чтобы они оказали такую честь бледнолицему. Но как бы там ни было,
они не побоялись объясниться со мной начистоту. По-ихнему вот как обстоит дело. Они воображают, будто озеро и все, что на нем находится, теперь
в их полной власти. Томас Хаттер умер, а насчет Непоседы они полагают,
что он достаточно близко познакомился сегодня со смертью и не захочет
возобновить это знакомство до конца лета. Итак, они считают, что все ваши силы состоят из Чингачгука и трех молодых женщин, Хотя им известно,
что делавар знатного рода и происходит от знаменитых воинов, все же они
знают, что он впервые вышел на тропу войны. А девушек минги, разумеется,
ценят нисколько не выше, чем своих собственных женщин...
- Вы хотите сказать, что они презирают нас? - перебила Джудит, и глаза у нее засверкали так ярко, что все это могли заметить.
- Это будет видно дальше. Они полагают, что все озеро находится в их
власти, и потому прислали меня сюда вот с этим вампумом, - сказал охотник, показывая делавару пояс из раковин, - и велели передать следующие
слова: скажи Змею, что для новичка он действовал недурно; теперь он может вернуться через горы в своя деревни, и никто не станет отыскивать
его след. Если ему удалось добыть скальп, пусть заберет его с собой; у
храбрых гуронов есть сердце в груди, и они понимают, что молодой воин не
захочет возвращаться домой с пустыми руками. Если он достаточно проворен, пусть вернется сюда обратно и приведет с собой отряд для погони за
нами. Однако Уа-та-Уа должна вернуться к гуронам. Когда она их покинула
ночью, то по ошибке унесла с собой кое-что, не принадлежащее ей.
- Это ложь! - сказала Хетти очень серьезно. - Уата-Уа не такая девушка, чтобы таскать чужие вещи...
Неизвестно, что сказала бы она дальше, но тут делаварка, смеясь и в
то же время пряча свое лицо от стыда, приложила руку к губам Хетти, чтобы заставить ее замолчать.
- Вы не понимаете гуронов, бедная Хетти, - возразил Зверобой, - они
редко называют вещи своими именами. Уа-та-Уа унесла с собой сердце юного
гурона, а потому они требуют, чтобы она вернулась и положила сердце бедного молодого человека на то место, где он в последний раз видел его.
Змей, говорят они, достаточно отважный воин, чтобы найти себе столько
жен, сколько пожелает, но этой жены он не получит. Так, по крайней мере,
я их понял.
- Очень мило и любезно с их стороны думать, что молодая женщина позабудет свои сердечные склонности только для того, чтобы этот несчастный
юноша мог получить обратно свое потерянное сердце! - сказала Джудит насмешливо, но потом горечь прозвучала в ее словах: - Женщина остается женщиной, все равно - красная она или белая; ирокезские вожди плохо знают
женское сердце, Зверобой, если воображают, будто оно может позабыть старые обиды или истинную любовь.
- По-моему, это очень верно сказано относительно некоторых женщин,
Джудит, хотя я знаю таких, которые способны и на то и на другое. Второе
мое поручение относится к вам, Джудит. Они говорят, что Водяная Крыса,
как они называют вашего отца, скрылся в своей норе на дне озера, никогда
не вынырнет обратно него детеныши скоро будут нуждаться в вигвамах, если
не в пище. Они думают, что гуронские шалаши гораздо лучше, чем хижины
Йорка, и хотят, чтобы вы перешли к ним жить. Они признают, что у вас белая кожа, но думают, что молодые женщины, которые так долго жили в лесах, заблудятся на расчищенном месте. Один великий воин из их числа недавно потерял свою жену и будет рад пересадить Дикую Розу к своему очагу. Что касается Слабого Ума, то ее всегда будут чтить и о ней всегда
будут заботиться все красные воины. Они полагают, что все добро вашего
отца должно перейти в распоряжение племени, но ваши собственные вещи вы
можете, как всякая женщина, отнести в вигвам супруга. Кроме того, они
недавно потеряли молодую девушку, погибшую насильственной смертью, и две
бледнолицые должны занять опустевшее место.
- И вы взялись передать мне такое предложение?! - воскликнула Джудит,
хотя в тоне, которым она произнесла эти слова, чувствовалось больше горя, чем гнева. - Неужели я такая девушка, что соглашусь сделаться рабыней индейца?
- Если вы требуете, чтобы я честно высказал вам мою мысль, Джудит, то
я отвечу, что, по-моему, вы вряд ли согласитесь стать рабыней мужчины,
будь то краснокожий или же белый. Вы, однако, не должны сердиться на меня за то, что я передал вам это поручение слово в слово, как его услышал. Только на этом условии я получил отпуск, а обещания свои надо выполнять, хотя бы они были даны врагу. Я сказал вам, что гуроны говорят,
но не сказал, что, по-моему, вы должны им ответить.
- Ага, послушаем, что скажет Зверобой! - вмешался Непоседа. - Мне,
право, не терпится узнать, какие ответы ты для нас придумал. Впрочем,
мое решение уже готово, и я могу объявить его хоть сейчас.
- И я тоже, Непоседа, уже решил про себя, что должны были бы ответить
вы все, и ты в особенности. Будь я на твоем месте, я бы сказал: "Зверобой, передай бродягам, что они не знают Гарри Марча. Он настоящий человек! Натура белого не позволяет ему покидать женщин своего племени в минуту опасности. Поэтому считайте, что я отказываюсь от договора, который
вы предлагаете, даже если, сочиняя его, вам пришлось выкурить целый пуд
табаку".
Марч был несколько смущен этими словами, произнесенными с такой горячностью, что невозможно было усомниться в их значении. Если бы Джудит
немножко поощрила его, он без всяких колебаний остался бы, чтобы защищать ее и сестру, но теперь чувство досады взяло верх. Во всяком случае,
в характере Непоседы было слишком малорыцарского, чтобы он согласился
рисковать жизнью, не видя в этом для себя никакой ощутительной пользы.
Поэтому неудивительно, что в ответе его разом прозвучали и затаенные
мысли, и та вера в собственную гигантскую силу, которая хоть и не всегда
побуждала его быть мужественным, зато обычно превращала Непоседу в нахала по отношению к тем, с кем он разговаривал.
- Ты еще юнец, Зверобой, но по опыту знаешь, что значит побывать в
руках у мужчины, - сказал он угрожающим тоном. - Так как ты не я, а всего-навсего посредник, посланный сюда дикарями к нам, христианам, то можешь сказать своим хозяевам, что они знают Гарри Марча, и это доказывает, что они не дураки, да и он тоже. Он достаточно человек, чтобы рассуждать по-человечески, и потому понимает, как безумно сражаться в одиночку против целого племени. Если женщины отказываются от него, то должны быть готовы к тому, что и он откажется от них. Если Джудит согласна
изменить свое решение, что же, милости просим, пусть идет со мной на реку, и Хетти тоже. Но, если она не хочет, я отправлюсь в путь, лишь
только неприятельские разведчики начнут устраиваться на ночлег под деревьями.
- Джудит не переменит своего решения и не желает путешествовать с вами, мастер Марч! - задорно возразила девушка.
- Стало быть, все ясно, - продолжал Зверобой невозмутимо. - Гарри Непоседа сам отвечает за себя и может делать, что ему угодно. Он предпочитает самый легкий путь, хотя вряд ли сможет идти по нему с легким сердцем. Теперь перейдем к Уа-та-Уа. Что ты скажешь, девушка? Согласна ты
изменить своему долгу, вернуться к мингам и выйти замуж за гурона, и все
это не ради любви к человеку, с которым тебе предстоит жить, а из любви
к своему собственному скальпу?
- Почему ты так говоришь об Уа-та-Уа? - спросила девушка несколько
обиженным голосом. - Ты думаешь, что краснокожая женщина поступает, как
жена капитана, которая готова шутить и смеяться с первым встречным офицером?
- Что я думаю, Уа-та-Уа, до этого здесь никому нет дела. Я должен передать гуронам твой ответ, а для этого ты должна объявить его. Честный
посланец передаст все, что ты скажешь, слово в слово.
Уа-та-Уа больше не колебалась. Глубоко взволнованная, она поднялась
со скамьи и высказала свои мысли и намерения красиво и с достоинством на
языке родного племени.
- Передай гуронам. Зверобой, - сказала она, - что они невежественны,
как кроты: они не умеют отличить волка от собаки. Среди моего народа роза умирает на том же стебле, на котором она распустилась; слезы ребенка
падают на могилы родителей; колосья вызревают на том месте, где брошено
семя. Делаварских девушек нельзя посылать, словно вампумы, из одного
племени в другое. Они похожи на цветы жимолости: всего слаще они пахнут
в своих родимых лесах; молодые люди родного племени хранят эти цветы на
груди ради их благоухания; и всего сильнее они благоухают на своем родном стебле. Даже реполов и куница из года в год возвращаются в свои старые гнезда: неужели женщина будет бессердечнее птицы? Пересади сосну в
глинистую почву, и она пожелтеет; ива никогда не будет цвести на холмах;
тамарак всего пышнее разрастается в болоте; племена, обитающие у моря,
любят слушать, как ветер шумит над соленой водой. Что такое гуронский
юноша для девушки из рода ленни-ленапов? Он может быть очень быстр, все
равно ее глаза не будут следовать за ним во время состязания в беге: эти
глаза устремлены назад, к хижинам делаваров. Он может петь сладкие песни
для девушек Канады, но в ушах Уа музыкой звучит только тот язык, который
она слышала в детстве. Но если бы даже гурон родился среди народа, кочевавшего когда-то по берегам Великого Соленого Озера, все равно это было
бы бесполезно, если бы он не принадлежал к семье Ункасов. Молодая сосна
поднимается так же высоко, как ее отцы. Уа-та-Уа имеет в груди только
одно сердце и может любить только одного мужа.
Зверобой с непритворным восхищением слушал эту в высшей степени характерную речь, и, когда девушка смолкла, он ответил на ее красноречие
своим обычным веселым, но беззвучным смехом.
- Это стоит всех вампумов, какие только имеются в наших лесах! - воскликнул он. - Я полагаю, вы не поняли ни слова, Джудит; но если вы
заглянете в свое сердце и вообразите, что враг предлагает вам отказаться
от избранного вами мужчины и выйти замуж за другого, то, ручаюсь, вы
поймете самую суть того, что сказала Уата-Уа. Никто не сравнится с женщиной в красноречии, если только она говорит то, что по-настоящему
чувствует. Впрочем, если она только говорит серьезно, а не просто болтает, потому что болтовней большинство женщин способно заниматься целые
часы подряд. Но искреннее глубокое чувство всегда находит подходящие
слова. А теперь, Джудит, выслушав ответ краснокожей девушки, я должен
обратиться к бледнолицей, хотя, впрочем, это вряд ли подходящее название
для такого цветущего лица, как ваше. Вас недаром прозвали Дикой Розой.
Раз уж зашла речь о цветах, то, по-моему, Хетти следовало бы называть
Жимолостью.
- Если бы с такими словами ко мне обратился один из гарнизонных франтов, я бы высмеяла его, Зверобой. Но, когда их произносите вы, я знаю,
что им можно верить, - ответила Джудит, очень польщенная этим безыскусственным и красноречивым комплиментом. - Однако слишком рано требовать от меня ответа: Великий Змей еще не говорил.
- Змей?! Господи, да я могу передать индейцам его речь, не услышав из
нее ни слова. Признаюсь, я вовсе не думал обращаться к нему с вопросом,
хотя, впрочем, это не совсем правильно, потому что правда выше всего, а
я обязан передать мингам то, что он скажет, слово в слово. Итак, Чингачгук, поделись с нами твоими мыслями на этот счет. Согласен ты отправиться через горы в свои родные деревни, отдать Уа-та-Уа гурону и
объявить дома вождям, что если они поторопятся, то, быть может, успеют
ухватить один из концов ирокезского следа дня через два или три, после
того как неприятель покинет это место?
Так же как и его невеста, молодой вождь встал, чтобы произнести свой
ответ с надлежащей выразительностью и достоинством. Девушка говорила,
скрестив руки на груди, как бы силясь сдержать бушевавшее внутри волнение. Но воин протянул руку вперед со спокойной энергией, сообщавшей его
речи особую силу.
- Вампум надо отправить в обмен на вампум, - сказал он, - посланием
ответить на послание. Слушай, что Великий Змей делаваров хочет сказать
мнимым волкам Великих Озер, воюющим нынче в наших лесах. Они не волки;
они собаки, которые пришли сюда, чтобы руки делаваров обрубили им уши и
хвосты. Они способны воровать молодых женщин, но уберечь их не могут.
Чингачгук берет свое добро там, где находит его; он не просит для этого
позволения у канадских дворняжек. Если у него в сердце таятся нежные
чувства, до этого нет дела гуронам. Он высказывает их той, которая может
понять их; он не станет трезвонить о них по лесам, чтобы его услышали
те, кому внятны только вопли ужаса. То, что происходит в его хижине, не
касается даже вождей его собственного племени и тем более гуронских плутов...
- Назови их бродягами, Змей! - перебил Зверобой, не будучи в силах
сдержать свое восхищение. - Да, назови их отъявленными бродягами! Это
слово легко перевести, и оно будет всего ненавистнее их ушам. Не бойся
за меня, я перескажу им твое послание слово за словом, мысль за мыслью,
оскорбление за оскорблением; ничего лучшего они не заслуживают. Только
назови их бродягами раза два: это заставит все их соки подняться от самых нижних корней к самым верхним веткам.
- И тем более гуронских бродяг, - продолжал Чингачгук, охотно подчиняясь требованию своего друга. - Передай гуронским собакам - пусть воют
погромче, если хотят, чтобы делавар разыскал их в лесу, где они прячутся, как лисицы, вместо того чтобы охотиться, как подобает воинам. Когда
они стерегли в своем становище делаварскую девушку, стоило охотиться за
ними; но теперь я о них забуду, если они сами не станут шуметь.
Чингачгуку не нужно трудиться и ходить в свои деревни, чтобы призвать
сюда новых воинов; он сам может идти по их следу; если они не скроют
этого следа под землей, он пойдет по нему вплоть до Канады. Он возьмет с
собой Уа-та-Уа, чтобы она жарила для него дичь; они вдвоем прогонят всех
гуронов обратно в их страну.
- Вот настоящее спешное донесение, как оно называется на языке офицеров! - воскликнул Зверобой. - Оно разгорячит кровь гуронам, особенно в
той части, где Змей говорит, что Уа-та-Уа тоже пойдет по следу, пока гуроны не уберутся восвояси. Но, увы, громкие слова не всегда влекут за
собой громкие дела. Дай бог, чтобы мы хоть наполовину были так хороши,
как обещаем... А теперь, Джудит, ваш черед говорить, потому что гуроны
ждут ответа от вас всех, за исключением, может быть, бедной Хетти.
- А почему вы не хотите выслушать Хетти, Зверобой? Она часто говорит
очень разумно. Индейцы могут с уважением отнестись к ее словам, потому
что они чтят людей, которые находятся в ее положении.
- Это верно, Джудит, и очень хорошо придумано.
Краснокожие уважают несчастных всякого рода, а таких, как Хетти, в
особенности. Итак, Хетти, если вы хотите что-нибудь сказать, я передам
ваши слова гуронам с такой же точностью, как если бы их произнес
школьный учитель или миссионер.
- Один миг девушка колебалась. Затем ответила своим ласковым и мягким
голоском так же серьезно, как все говорившие до нее.
- Гуроны не понимают разницы между белыми людьми и краснокожими, - сказала она, - иначе они не просили бы меня и Джудит прийти и поселиться
в их деревне. У красных людей одна земля, а у нас - другая. Мы должны
жить отдельно. Мать всегда говорила, что мы непременно должны жить с
христианами, если это только возможно, и потому мы не можем переселиться
к индейцам. Это наше озеро, и мы не оставим его. Здесь могилы наших отца
и матери, и даже самый плохой индеец предпочитает жить поближе к могилам
своих отцов. Я схожу к ним опять и почитаю им библию, если им хочется,
ноне покину могилы матери и отца...
- Достаточно, Хетти, достаточно, - перебил ее охотник. - Я передам им
все, что вы сказали, и ручаюсь, что они останутся довольны. А теперь,
Джудит, ваш черед высказаться, и тогда мое поручение будет выполнено.
Джудит, видимо, не хотелось отвечать, что несколько заинтриговало
посла. Зная ее характер, он никак не думал, что она окажется малодушней
Хетти или Уа-та-Уа. И, однако, в ее манерах чувствовалось некоторое колебание, которое слегка смутило Зверобоя. Даже теперь, когда ей предложили высказаться, она, видимо, не решалась и раскрыла рот не раньше, чем
всеобщее глубокое молчание дало ей понять, с какой тревогой они ожидают
ее слов. Наконец она заговорила, но все еще с сомнением и неохотно.
- Скажите мне сперва... скажите нам сперва. Зверобой, - начала она,
повторяя слова для большей выразительности, - как повлияют наши ответы
на вашу судьбу? Если вы должны пасть жертвой за нашу отвагу, то нам бы
следовало выражаться более сдержанным языком. Как вы думаете, какими
последствиями грозит это вам?
- Господи помилуй, Джудит, вы с таким же успехом могли бы спросить
меня, в какую сторону подует ветер на будущей неделе или какого возраста
будет олень, подстреленный завтра. Могу лишь сказать, что гуроны посматривают на меня довольно сердито, но гром гремит не из каждой тучи и не
каждый порыв ветра приносит с собой дождь. Стало быть, гораздо легче задать ваш вопрос, чем ответить на него.
- То же можно сказать и о требовании, которое предъявили мне гуроны,
- ответила Джудит, поднимаясь, как будто она приняла наконец бесповоротное решение. - Я сообщу вам мой ответ. Зверобой, после того как мы потолкуем с вами наедине, когда все улягутся спать.
В поведении девушки чувствовалась такая твердость, что Зверобой повиновался. Он сделал это тем охотнее, что небольшая отсрочка не могла особенно повлиять на конечный результат. Совещание кончилось, и Непоседа
объявил, что собирается тотчас же тронуться в путь. Пришлось, однако,
выждать еще около часа, чтобы окончательно спустилась ночная темнота.
Все занялись пока своими обычными делами, и охотник снова принялся изучать все достоинства упомянутого нами ружья.
Наконец в девять часов было решено, что Непоседе пора отправляться в
дорогу. Вместо того чтобы сердечно проститься со всеми, он угрюмо и холодно произнес несколько слов. Досада на то, что он считал бессмысленным
упрямством со стороны Джудит, присоединялась в его душе к чувству унижения, которое ему пришлось испытать в последние дни на озере. Как часто
бывает с грубыми и ограниченными людьми, он был склонен упрекать не себя, а других за свои неудачи.
Джудит протянула ему руку скорее с радостью, чем с сожалением, делавар и его невеста тоже нисколько не огорчились, что он покидает их. Лишь
одна Хетти обнаружила искреннюю теплоту. Застенчивость и скромность,
свойственные ее характеру, заставили ее держаться поодаль, пока Непоседа
не спустился в пирогу, где Зверобой уже поджидал его. Только тогда девушка перешла в ковчег и неслышной поступью приблизилась к тому месту,
откуда готовилась отчалить легкая лодка. Тут порыв чувств победил наконец застенчивость, и Хетти заговорила.
- Прощайте, Непоседа - крикнула она своим слабеньким голоском. - Прощайте, милый Непоседа! Будьте осторожны, когда пойдете через лес, и не
останавливайтесь, пока не доберетесь до форта. Гуронов на берегу немногим меньше, чем листьев на деревьях, и они не встретят так ласково
сильного мужчину, как встретили меня.
Марч приобрел власть над этой слабоумной, но прямодушной девушкой
только благодаря своей красоте. В его душевных качествах она не могла
разобраться своим слабым умом. Правда, она находила Марча несколько грубоватым, иногда жестоким, но таким же был и ее отец. Стало быть, заключала Хетти, мужчины, вероятно, все на один лад. Нельзя, однако же, сказать, что она по-настоящему его любила. Этот человек впервые разбудил в
Хетти чувство, которое, без сомнения, превратилось бы в сильную страсть,
если бы Марч постарался раздуть тлеющую искру. Но он почти никогда не
обращал на нее внимания и грубо отзывался о ее недостатках.