Главным итогом наших разысканий следует признать установление новых фактов, а на основании их анализа - новых явлений культурной жизни Вологды последней трети XVIII века. Именно они и определили название книги.
Литературная Вологда 1770—1780-х годов — реальность, существование которой теперь не может не учитываться историками литературы. Архивные разыскания позволили дополнить ряд уже известных имен (А. В. Олешев, А. М. Брянчанинов, М. Н. Муравьев) новыми (М. А. Засодимский), ввести в Научный оборот новые тексты, дать новую атрибуцию анонимных переводов. Писатели-вологжане 1770—1780-х годов обрели (каждый свою) биографию, а иногда (там, где это позволял материал), не только внешнюю, но и внутреннюю: характер, психологический и духовный портрет. Наконец, некоторые из них впервые «обнаружили» свое творческое «лицо», индивидуальность.
Однако значимость этого явления измеряется не только и не столько количеством непосредственных «участников», масштабами написанного и опубликованного. Гораздо важнее другой «показатель» — форма бытования литературы. Своеобразие литературной Вологды 1770—1780-х годов определяют не деятельность отдельных писателей, а тот особый тип объединения, который предполагает чтение и обсуждение сочинений друг друга, допускает критику и дружескую эпиграмму. Эту литературную общность мы назвали творческим содружеством, кружком. Он объединил вологодских литераторов разного возраста, разного социального происхождения, разного общественного положения. Потребность в духовном общении оказалась сильнее предрассудков и принятых в обществе правил. Бесспорным литературным авторитетом, арбитром вкуса в кружке был А. В. Олешев. Через него Петербург устанавливал свои контакты с вологодскими писателями. Впрочем, не исключено, что существовали и какие-то другие каналы связей, обеспечивавшие неизвестным в столичных кругах вологжанам возможность публикации своих переводов и сочинений в Петербурге и Москве.
Насколько заметным, ощутимым в масштабах русской литературы последней трети XVIII века оказался вклад писателей-вологжан, сказать трудно. Возникала ли такая проблема перед современниками? Задумывался ли читатель того времени над тем, где (в столице или провинции) живет писатель или переводчик, или оценивал его труд независимо от подобных характеристик? Дифференцировались эти издания в читательском сознании или нет? В нашей науке эта проблема остается неразработанной, и потому вклад вологжан в литературу 1770-1780-х годов можно оценивать лишь с большой исторической дистанции.
Участие местной литературы в общем литературном процессе проявляется по-разному. Оно может быть прямым, непосредственным, видимым и, следовательно, поддающимся точным определениям и объективным оценкам. Таков вклад вологжан в развитие переводной литературы XVIII века: первый перевод «Георгик» Вергилия (1777), первый прозаический перевод первой песни «Ночных мыслей» Юнга (1778)1 [См. библиографию русских переводов Э. Юнга, составленную Ю. Д. Левиным: Левин Ю. Д. Восприятие английской литературы в России: Исследования и материалы / Отв. ред. П. Р. Заборов. Л., 1990. С. 221 (№ 194).] были выполнены «на Вологде».
В других случаях участие местной литературы в общем литературном процессе оказывается опосредованным, внешне менее заметным, но оттого не менее значимым. «Областное культурное гнездо» воздействует на столичную литературу через своих «питомцев»,2 [См. об этом: Пиксанов Н. К. Областной принцип в русском культуроведении // Искусство. 1925. № 2. С. 90; Пиксанов И. К. Областные культурные гнезда: Историко-краеведный семинар. М.; Л., 1928. С. 30, 61, 69.] например, М. Н. Муравьева, в поэтической судьбе которого Вологде суждено было стать «НАЧАЛОМ», определившим основное направление творчества, и одновременно поэтической ТЕМОЙ. Этот уровень связи двух литератур наиболее сложен для обнаружения.
Гораздо легче определить место реконструированных нами театральных эпизодов в общей картине театральной жизни Вологды. Датой создания постоянного профессионального театра в Вологде считается 1 ноября 1849 года. Приближаясь к его 150-летию, интересно и полезно узнать, «откуда есть пошел» вологодский театр, каковы его истоки.
Какими бы значительными или малыми не представлялись нам сегодня труды и деяния наших далеких земляков на поприще литературы и театра, они были. Они стали «заветом предков к потомству», «дополнением» и «изъяснением настоящего».1 [Карамзин Н. М. История государства российского. М., 1988. Кн. 1. С. IX. (Предисловие).]
