Выпуская в свет первый труд «Льняное дело», которым я открывал серию намеченных мною очерков современного состояния основных отраслей народного хозяйства России, с указанием главнейших мероприятий, клонящихся к подъему экономических сил страны, следующим очередным очерком я имел в виду такую весьма важную отрасль производительности и экспортной торговли России, как лесное хозяйство.
      Среди богатств, щедро разбросанных природой на огромном пространстве Европейской и Азиатской России, на Кавказе и в Финляндии, лес занимает первое место и если принять за истину слова профессора Gerdej, что «лес – показатель богатства страны», то Россия в этом отношении не имеет соперников на континенте и в заокеанских государствах.
      Действительно, 450 милл. десятин леса (без Финляндии) самых разнообразных пород и видов применения, покрывают вдвойне лесную площадь всех европейских стран и только одна Америка, Северо-Американские Соединенные Штаты и Канада приближаются по лесной площади к России. Велик и процент лесистости, а именно от 37% до 63% (в Финляндии) в то время, как Швеция, самая богатая лесом из всех европейских государств после России, достигает 47%.
      Совершенно иную обрисовку получает русское лесное дело при сравнении эксплуатации лесов. В этом отношении Россия стоит позади не только Америки, но и всех европейских стран, а именно, вся ее отпускная торговля (без Финляндии) исчисляется в 37 милл. руб. в год в то время, как Австро-Венгрия вывозит на 90 милл. руб., Швеция на 180 мил. руб. Наряду с этой лесоторговой отсталостью России, рельефно выступает сокращение лесных пространств особенно при сравнении с другими странами. Так, за последние двадцать лет площадь лесов в нашей стране, главным образом в районах их наибольшей эксплуатации, сократилась на 25–60%, между тем, в Норвегии и Швеции убыль эта исчисляется за тот же период всего в 5–7%.
      Главными моментами, из которых собственно слагается вся неудовлетворительная постановка дела в области огромного лесного хозяйства страны, являются прежде всего отсутствие планомерной эксплуатации лесных богатств, допускающее хищнические приемы вырубки, лесные пожары, уничтожающие обширные пространства ценного леса и показывающие недостаточность охраны и борьбы с этого рода бедствием, и, наконец, отсутствие правильной торговли лесом, что в значительной степени обесценивает русский лес и понижает доходность лесной промышленности.
      Выяснить действительное положение современного лесного дела и лесной промышленности, указать их дефекты и насущные нужды, наметить то русло, по которому должно направить эксплуатацию лесных богатств, торговлю ими – и составляет цель настоящего труда.
     
      I.
      Лесные пространства.
     
      Площадь лесов Российской Империи с некоторою точностью может быть определена только для Европейской России с Кавказом и Финляндией и лишь для отдельных губерний и областей Азиатской России. Эти поддающиеся некоторому учету лесные пространства занимают площадь в 470.000,000 десятин. Но эта цифра лесной площади несомненно ниже действительной, так как значительная часть всей восточной Сибири, где одна Якутская область равняется по пространству 1/3 всех европейских государств совершенно не исследована в отношении лесных пространств, а они велики. Так, по сведениям местных статистических органов, лесная площадь Якутской области определяется с грубой вероятностью в 100 миллионов десятин. В общем площадь лесных пространств во всей Российской Империи, по исчислениям проф. Рудзского, может быть определена в 500 милл. десятин, т. е. около 26% всей территории страны. Таким образом, Россия стоит во главе стран, обладающих лесом, что видно из следующих цифровых сопоставлений:
     
     

     
      Если же взять данные об относительном богатстве лесом, т. е. сколько приходится на душу населения, то в этом случае Россия несколько отстает от других стран, а именно:
      На одну душу населения:
      Финляндия........... 7,60
      Швеция............ 3,80
      Норвегия.......... 3,10
      Европейская Россия...... 1,70
      Однако, это четвертое место по относительному количеству наблюдается только по отношению Европейской России, где, параллельно прогрессивному росту населения и быстрому увеличению площади зерновой культуры, идет беспощадное лесоистребление и еще недавние сравнительно лесистые районы превращены в настоящее время в совершенно открытая места. Так, напр., западная полоса Европейской России, занимавшая в 1880 году по отпуску леса первое место, в 1890 г. отступает на второе, в 1900 г. – на четвертое, в последние годы идет в хвосте отпуска лесных материалов, причем многие губернии совершенно прекратили его, за полным уничтожением лесов. Например, в Волынской губернии с 1904 года по 1910 г. истреблено лесной площади в размере 350,000 дес. – за счет зерновой культуры. В Минской губ. в последнее десятилетие лесные пространства сократились, главным образом за счет крестьянских и помещичьих лесов, на 15%. Если же, при параллельном сопоставлении по странам относительного количества, принять во внимание и Азиатскую Россию, главным образом Сибирь, то душевая цифра для России приближается к Скандинавским странам, уступая только Финляндии. Следовательно, в этом отношении, несмотря на ряд неблагоприятных моментов, о которых речь в следующей главе, посвященной эксплуатации лесных богатств, Россия продолжает оставаться сильной абсолютным и относительным количествами лесных пространств. Это еще резче выступает при распределении последних по отдельным районам:
     

     
      Лесистость России, достигая в 1900 году 39% площади территории, понизилась в течение последних десяти лет на 2% и определяется в настоящее время в 37%. В этом отношении наша страна занимает пятое место при сравнении процентов лесистости европейских и заокеанских стран, что видно из следующей параллели:
     
     

     
      Лесистость Империи представляется крайне неравномерною по отдельным местностям. Так, по данным проф. Рудзского, доходя в губерниях северных до 85%, в Финляндии до 63%, лесистость понижается по мере приближения к югу и доходит на Кавказе до 16%, в губерниях Привислинских до 20%, в Екатеринославской до 1,8%, а в Астраханской до 0,30%. Особенно высокой лесистостью выделяется северный район, включающие 8 губерний, из них особенно Вологодская губерния, в которой под лесами, главным образом казенными, находится до 30.000,000 десятин, причем лесистость губернии равняется 81,8%, тогда как в ряде следующих губерний северной полосы она нигде не поднимается выше 57%, спускаясь в Вятской губернии до 41%. Следующую затем группу по размерам лесистости составляют 14 губерний – Нижегородская, Ярославская, Казанская, Курляндская, Псковская, Симбирская, Волынская, Могилевская, Калужская, Владимирская, Московская, Радомская, Витебская и Уфимская, в которых лесистость колеблется от 25% до 38,2%.
      Район, с лесистостью от 15% до 25%, очень обширный и включает в себя часть центральной полосы, часть Прибалтийского края и Привислинья и часть юго-западных губерний.
      Полоса с лесистостью от 5% до 15% захватывает черноземные губернии, а отчасти крайний юг и Привислинский край.
      Наконец, район с лесистостью, не превышающей 5%, обнимает, главным образом, степную полосу России, почти свободную от лесных пространств.
      Более детальное, по-губернское, распределение лесов представлено в приложенной таблице № 1 (по данным Лесного Департамента).
      По субъектам владения леса России разделяются, главным образом, на леса государственные, находящиеся в ведении казны, и на леса, принадлежащее частным лицам и разного рода учреждениям. Казенные леса, по данным «Ежегодника Департаментов Земледелия и Лесного», преобладают в районе 5-ти северных губерний: Архангельской, Вологодской, Пермской, Олонецкой и Вятской, в которых сосредоточено до 73,5 милл. десятин леса, тогда как лесов прочих владельцев в этом районе только 15 милл. десятин, т. е. лишь около 17% общей площади лесов в названных 5-ти губерниях, составляющей около 90 милл. десятин. В остальной Европейской России, за исключением Привислинского края, общее пространство всех лесов определяется в 49 милл. десятин, из них только 10 милл. десятин казенных лесов, т. е. 22%, остальные же лесные пространства принадлежат помещикам, крестьянами, уделам и пр. В Привислинском крае, где общая лесная площадь исчисляется в 2 милл. дес., казенных лесов насчитывается 0,7 милл. дес. или 33%. Все эти цифры, по мнению г. Фааса, имеют глубокое значение для характеристики той роли, которую должны играть государственные леса в разных районах Европейской России. «Если на севере, при избытке лесов вообще и громадном преобладании казенных лесов и редкости населения, возможна, за удовлетворением местных потребностей в лесных материалах, чисто коммерческая эксплуатация государственных лесов, с отпуском лесных материалов за границу, то в остальной части России на первый план должен быть выдвигаем принцип удовлетворения именно местных нужд в лесе, так как эти нужды, вследствие населенности страны и развития промышленности, ощущаются здесь более или менее остро. С другой стороны, различным рисуется и отношение к казенным лесам, в смысле возможности их отчуждения из собственности государства, для замены разными видами сельскохозяйственных угодий; так, на севере, богатом лесом, возможно, и даже в широком размере, отчуждение их, в целях обеспечения землей переселенческого или местного малоземельного населения и вообще превращения лесов в сельскохозяйственные угодья, в остальной же России подобного рода операции могут быть допускаемы лишь с большой осмотрительностью, так как здесь в большинстве местностей имеющихся налицо лесов недостаточно даже для покрытия нужд местного населения». Однако, практика современной жизни, при отсутствии тех сдерживающих моментов, в виде рационально поставленных и планомерно проводимых в жизнь мероприятий, которые поставили лесное хозяйство и правильное использование его в Скандинавии и заокеанских государствах на должную высоту, показывает нам совершенно обратное – в то время, как на севере и в Сибири, обильных лесными богатствами, процент отчуждения лесных пространств для нужд населения и вообще с целью широкого развития различных промыслов, связанных с лесом, остается ничтожным, в остальной части Европейской России, где леса служат одним из серьезных факторов успешного развития сельскохозяйственной промышленности, удерживая влагу, способствуя затенению почвы, водности речек, лесорубка идет гигантскими шагами. В этом мы убедились из вышеприведенного примера по юго-западному району.
      Частновладельческие леса составляют 25% общей площади лесных пространств Европейской России. Главные пространства этой категории лесовладения расположены также в северной полосе, где частновладельческих лесов насчитывается до 50% всех лесов, и только Архангельская губерния не имеет частного лесовладения. Среди остальных губерний по количеству частновладельческих лесов выделяются: Уфимская – до 1,3 милл. дес., Волынская – 1,2 милл. дес., Псковская и Смоленская – по 0,9 милл. дес. и др.
      Удельные леса расположены, главным образом, в губерниях: Архангельской – свыше 1 милл. дес., Вологодской – свыше 1 милл. дес., Новгородской – 698 тыс. дес., Симбирской – 677 тыс. дес., Костромской – 457 тыс. дес., и Самарской – 200 тыс. дес., всего свыше 4 милл. дес., что составляет 80% всех удельных лесов, которых насчитывалось в 1906 г. свыше 5,2 милл. дес. В последнее время, когда стало практиковаться отчуждение удельных имуществ для землеустройства крестьян, площадь удельных лесов стала уменьшаться.
      Крестьянское лесовладение исчисляется в 10 милл. дес. и сосредоточено по преимуществу также на севере, а именно: в Пермской губернии крестьянских лесов насчитывается до 1,3 милл. дес., Вологодской – 1,2 милл., Вятской – 1,1 милл., Олонецкой – 0,8 милл., Новгородской – 0,6 милл., а всего 5 милл. дес, т. е. 50% всей площади крестьянских лесов, при этом последние входят здесь, главным образом, в наделы, отведенные в пользование крестьян. Значительная площадь крестьянских лесов насчитывается в Оренбургской губернии - до 1,5 милл. дес. и в Уфимской – до 0,3 милл. дес., в остальных же губерниях Европейской России крестьянское лесовладение нигде не достигает площади 0,3 милл. дес. и во многих районах, преимущественно в западных, юго-западных и центральных губерниях, крестьянские леса сильно опустошены и представляют изреженные насаждения, не имеющие строевого леса или заросли, образовавшиеся на старых заброшенных пашнях.
      В Азиатской России, согласно отчету лесного ведомства, казенных лесов насчитывается свыше 340 милл. десятин, что составляет около 68% всего пространства лесов, находящихся в ведении Лесного Департамента. Но эта цифра, как мы видели выше, значительно ниже действительной, вследствие неисследованности всех сибирских и дальневосточных лесов. Большая часть зарегистрована в полосе, тянущейся от Уральского хребта и до Тихого океана, а именно: в Тобольской – 65.000,000 дес., в Томской – 40.000,000 дес., Иркутской –8.000,000, Енисейской – 7.000,000, Забайкальской – 31.000,000, Амурской – 45.000,000, Приморской – 51.200,000, в остальных степных губерниях и областях Азиатской России насчитывается до 15 милл. десятин леса.
      На Кавказе абсолютная площадь казенных лесов определяется в 4,9 миллиона десятин, причем лесные пространства распределены крайне неравномерно – так, значительная часть их, около 40%, расположена в пределах Тифлисской, Елисаветпольской, Кутаисской губерний, Кубанской области и Черноморской губ.; остальная площадь, в размере 60% расположена в прочих 9 губерниях Кавказа, достигая в отдельных губерниях максимума в 360 тыс. десятин (Терская область) и спускаясь до 6 тыс. дес. (Ставропольская губерния).
      Главнейшие древесные породы русских лесов, играющие существенную роль в народной экономии, – сосна, ель, дуб, береза, ольха, осина, липа и частью ясень, бук, граб и некоторые кустарники. Породы эти в редких случаях встречаются в форме чистых насаждений, в большинстве же случаев представляют смешанные леса с преобладанием той или иной породы. Так, на севере господствующей породой является хвойная, на юге – лиственная. Чистые сосновые насаждения встречаются, главным образом, в восточной полос Европейской России, где они образуют сплошные боры строевого корабельного леса, как, например, на Урале, одинаково богатом золотом, минералами и лесом. На юге весьма ценным лесом считается дубовый, так как здесь он вырастает до лучшего строевого леса и в отдельных случаях расценивается очень высоко. На Кавказе особого внимания заслуживает бук, кавказская пихта и весьма ценная, так называемая кавказская пальма (buxus sempervirens) и ореховое дерево. В Сибири – лиственница, кедр. Все эти породы доставляют весьма разнообразные сортименты. Главнейший из них строевой лес в различном его виде: бревна, брусья, балки, доски и пр. Эти сортименты получаются преимущественно из хвойных пород и небольшая часть из дуба, осины и некоторых других лиственных пород. Затем поделочный лес: клепки, шпалы, материал для экипажей, для выделки хозяйственной утвари и пр. Далее – дровяной лес, на который идут все породы деревьев. Кроме того, добывается смола - из сосны, деготь из березы и осины; приготовляются лубки, рогожи, мочало – из липовой коры и плетеные изделия – из ивы и некоторых других пород. Для мелких токарных и столярных изделий весьма ценный материал доставляют кавказская пальма, орех и карельская береза. Еловая, сосновая и осиновая древесина в значительном количестве идет на приготовление бумажной древесной массы, а исключительно еловая – на выработку целлюлозы.
     
      II
      Эксплуатация лесов.
     
      Эксплуатация казенных лесов. По данным отчета Лесного Департамента, в 1908 году из казенных дач было отпущено леса общей стоимостью на 45 милл. рублей, бесплатно и по льготной цене свыше 4 милл. рублей. Общая сумма от эксплуатации казенных лесов определяется в 66 милл. рублей, из них по Европейской России 60 милл., по Азиатской – 5 милл. рублей и по Кавказу 1 милл. рублей. Размер ежегодных отпусков с 1 десятины колеблется от 0,02 куб. саженей, или 4,4 куб. фута плотной массы – на севере, до 1,05 куб. саж., или 231 куб. фут. – в Полтавской губ.
      В этом отношении лесные пространства Европейской России можно подразделить, как это делает г. Фаас, на 4 категории: 1) район северный, 2) район 16-ти губерний, отчасти прилегающих к северному, а частью расположенных гораздо южнее, как, напр., Таврическая и Люблинская, в которых отпуск достигает 1/3 куб. саж.; 3) район 24 губерний, с отпуском от 1/3 куб. саж. до ? куб. саж., в который входят большинство привислинских, часть центральных и промышленных губерний и 4) район 13 губерний, преимущественно южных, отчасти центральных. Эксплуатация в этих четырех районах выражается следующим образом:
     

     
      Таким образом, мы видим, что на севере отпуски леса крайне ничтожны, особенно если взять для сравнения иностранные государства, богатые лесом, как, напр., – Норвегия и Швеция, где ежегодно рубится с десятины 60 – 70 куб. фут., в С.-А. Соединенных Штатах до 80 куб. фут. и в Западной Европе, в среднем, с каждой десятины отпускается ежегодно 100 – 230 куб. фут. древесины.
      Отсюда, само собой разумеется, и доходность русских лесов крайне ничтожна, особенно северных. В то время как в губерниях несеверных десятина леса дает дохода до 36 руб., например, в Седлецкой губернии, северные губернии, занимающие по лесистости 87% всей лесной площади Европейской России, дают доход от 5 – 6 коп. в год (Архангельская и Вологодская губ.) и до 35 коп. (Вятская губ.). Средняя доходность десятины леса, при средних расстояниях мест рубки от рынка сбыта, по всей Европейской России, за исключением пяти северных губерний, на площади в 10,8 милл. дес., исчислена для 1908 г. в 4 руб. 5 коп. валовых и 3 руб. 22 коп. чистых. Из этого следует, что если для 5-ти северных губерний, имеющих ограниченный сбыт леса, а именно в среднем 5,8 куб. саж., создать, хотя бы те условия, какие существуют в остальных 62 губерниях и областях, то можно ожидать возвышения дохода по меньшей мере до 3 руб. 22 коп. с десятины, что с 84,4 милл. дес. удобной лесной площади даст 271,7 милл. руб. чистого дохода и 342,6 милл. валового, вместо получаемого сейчас чистого около 41 милл. рублей.
      В настоящее время устроенных лесных дач в северном районе числилось на 1 января 1909 г., по отчету Лесного Департамента, всего 5,3 милл. десятин, что составляет около 6% общей площади лесов, т. е. крайне ничтожная часть. Между тем, при затратах на лесоустройство, хотя бы до размеров других лесных районов Европейской России, эксплуатационный доход вырос бы в сотни милл. руб., тем более условия размещения на внутреннем и внешнем рынках всех огромных запасов древесины, которые получались бы, при более планомерном проведении лесоустройства, вполне благоприятствуют самой широкой эксплуатации русских лесов. А именно, по вычислениям Альгрена, Фернова и проф. Сурожа, рынок уже теперь способен вместить отпуск, гниющего на корню сейчас прироста до 640 милл. куб. фут. с ежегодным увеличением сбыта свыше 32 милл. куб. фут. Следовательно, лесоустройство должно ежегодно захватывать 1 милл. десятин, вместо производимых сейчас ежегодных работ в этом направлении в размере 0,273 милл. дес. Вместо этого, мы видим такие несоответствия, как гниение леса на корню и одновременное бедствие лесопильных заводов, вследствие недостатка материала, а именно – 20лесопильным заводам бассейна Северной Двины недоставало до полной нормальной производительности их за последнее десятилетие ежегодно 41–55%; между тем по одной Вятской губернии в 1908 г. было отпущено 52,5% мертвого леса. Несмотря на это, лесное ведомство намерено продолжать свои лесоустроительные работы в микроскопической дозе и в будущем, о чем можно судить из сметных назначений таких работ в 1911 году.
     

     
      Вычисляя, на основании приведенных цифр, обороты лесного хозяйства в одном северном районе по величине их площади и годичной лесосеки, в среднем потребуется не менее 250 лет для лесоустройства всей площади. Зато вместо лесоустройства теперь ведутся, как можно видеть из той же таблички, огромные работы рекогносцировочного исследования, и за первое десятилетие производства этих работ, а именно с 1897 по 1907 г., исследовано всего 23,4 милл. дес., следовательно для полного окончания потребуется еще 20 лет, т. е. почти на четверть века откладывается правильная эксплуатация наших главных лесистых районов, а отсюда и на миллиарды рублей оставляется леса гнить на корню.
      Порядок исследования лесов, с целью определения сметных отпусков, также крайне неудовлетворительный. Как известно, в России практикуется рубка не сплошная, а отводится известная площадь, с которой можно было бы снять назначенное к отпуску количество бревен. Вследствие этого, нередко случается, что эта площадь не оказывается меньше той площади, которая должна бы быть отведена пропорционально принятому плану хозяйства; так, если план - 60 лет, то следовательно ежегодно должна бы отводиться 1/60 лесной площади данного лесничества, между тем отводится площадь, на которой имеется указанное количество бревен. Нередко происходят ошибки и в сторону преуменьшенного исчисления пиловочного материала на данной площади, сравнительно с тем количеством, которое должно бы быть на отведенной лесосеке, и купивший лесопромышленник часто находит больше бревен и на очень крупную сумму – «продают 5,000 бревен, а лесопромышленники находят 40–50 тыс. бревен» (проф. Ив. Озеров). Это подтверждается цифрами запроданных деревьев и фактически найденных. Так, в 1908–1909 г.г. по Двинскому бассейну, со сплавом к Архангельску, было запродано 502,000 деревьев, а заготовлено одних здоровых 760,000, в 1809–1910 г.г. запродано 475,000, а заготовлено около 900,000 деревьев. Эта значительная разница между предположениями лесного ведомства и действительным положением дела еще резче сказывается на таких примерах. В Тургасовском лесничестве, площадью в 257 дес., было предположено к рубке по 100 шт. сосны и ели, а заготовлено 3,300 шт. сосны и 1,391 шт. ели; в Шелоховском лесничестве, площадью в 215 десятин, предположено в 1907 г. к вырубке 150 дерев, а заготовлено свыше 2,000 дерев; в Пинежском лесничестве, площадью в 209 дес., предположено в 1908 г. к вырубке 25 шт. сосны, а заготовлено 250; ели, вместо предположенных 315 шт., найдено 2,350 шт. И такие разительные примеры, свидетельствующее, с одной стороны, о несовершенстве в организации исследований и вообще лесного хозяйства в главных по лесистости районах, а с другой – о скорейшей необходимости перейти к сплошным рубкам, встречаются почти на каждом шагу, ими пестрят почти все районы нашего Севера. Между тем, подобный порядок, если только существующее положение вещей можно назвать порядком, ведет, во-первых, к значительным ущербам для казны, а во-вторых – он неудобен и для самой лесопромышленности. Лесопромышленник, приобретая в известной делянке 5,000 бревен, может получить их 50,000 шт. и так как, на основании правил, он обязан заготовить не только заторгованное количество бревен, но даже вырубить и все здоровые (не фаутные) деревья, какие окажутся в каждом проданном участке и из которых можно заготовить бревна минимальных контрактных размеров, то нередко случается, что он не в состоянии выполнить неожиданно свалившиеся на него обязательства и вынужден уплачивать за недоруб 30% продажной стоимости. На бывшем в 1910 году совещании, под председательством директора Лесного Департамента А. Ф. Кублицкого-Пиоттух, выяснилось, что исследования в том виде как теперь они производятся, не только в ближайшем будущем, но и в последствии не увеличат отпуска и цифры, получаемые при этих исследованиях, ничего общего с действительностью не имеют. Ошибки при исследованиях усугубляются еще и принятой в последнее время системой перечетов деревьев в натуре, что крайне нерационально. Совершенно нельзя допустить, чтобы при исследованиях определялся запас древесной массы по одним основаниям – рекогносцировочным обследованиям, а затем, когда получалась эта совершенно неправильная сумма, определяющая запас, берут ее в основание и арифметически определяют количество ежегодного отпуска и последнее количество отпускалось перечетом деревьев в натуре, совершенно игнорируя площадь, на которой по обследовании произрастает данное количество. Интересную характеристику таких исследований дает «Ежег. Волог. губ.». Казна сравнительно недавно (с 1894 года) приступила к устройству своих лесов, да и то в сущности не «к устройству», а к исследованию. Как и самый термин «к устройству» показывает, что этими работами будет выяснено, сколько леса и какого имеется в таком-то и таком-то кварталах, но в очень приблизительных цифрах, потому что площади кварталов для исследования берутся чрезвычайно велики, наприм., в 16 кв. верст, между тем желательной для точного исследования площадью квартала считается, по мнению проф. Рудзкого и др., 1/8 кв. версты (13 дес). Значит ясно, что и казна, исследуя свой лес такими громадными площадями, более чем в 100 раз превышающими требования науки, знает его очень плохо. Если же к этому еще добавить, что в ведомстве этом очень стесняются средствами на содержание достаточного числа лесничих, у которых в настоящее время находятся в заведывании огромные площади леса и притом каждый из них обременен громадной канцелярской работой, совершенно лишающей его возможности бывать в лесу, то можно сделать заключение, что и местное ведомство своего леса совсем не знает. Наконец, «от недостаточного ли числа лиц лесной стражи, или от их нерадения по службе, или же вследствие простого попустительства, но иногда лесничим (или их помощникам), при редких случаях обхода леса, приходится наталкиваться на такие факты, когда большие площади леса оказываются выжженными, засеянными льном, а иногда даже и регистрировать хутора и целые поселки».
      Насколько отводы леса в северном районе малы, можно судить также и по сопоставлениям сплава леса по различным рекам. Так, по данным Министерства Путей Сообщения, по Северной Двине сплавлялось в последние 11 лет в среднем до 65 милл. пудов леса в плотах, при общей площади леса этого бассейна в 23,4 мил. десятин, лесистости в 71%, при душевом распределены в 57 десятин, общей поверхности в 430 кв. миль и длины в 1,000 километров. По Западной Двине, при бассейне, поверхностью всего в 83 тыс. кв. миль, длины 760 килом., площади леса в 6,5 милл. десятин, лесистости в 32% и душевом распределены по 0,3 дес, сплавлялось за тот же период около 78 милл. пуд. ежегодно. То же самое и по р. Неману, имеющему всего 2,7 милл. дес, лесистость в 25,7% и при душевом распределении в 0,52 дес, ежегодно сплавлялось около 80 милл. пудов.
      Точно также различны и остатки непродающегося с торгов леса, как по отношению отдельных бассейнов, так и по отношению пород в одном и том же районе. Так, сосну покупают всю без остатка, где это только возможно по оценкам, ель – с большим разбором, а лиственницу почти совсем игнорируют, вследствие малого на нее спроса со стороны рынка и трудной обработки этой древесины. По данным 1908 года, соотношение спроса по породам выражается: для сосны 79%, ели 66% и лиственницы – 41% общего количества деревьев, предъявленного к торгам, всего же около 74%; а по бассейнам, по числу же деревьев, покупается: в Онежском от 4% до 42% Мезенском 45–71%, Кемском – 68–75%, Северо-Двинском, наибольшем по площади, 80 – 92%. Если сравнить эти цифры за два последние года по северному району, с остатками леса от казенных торгов в остальной части Европейской России, то можно видеть, что требования леса, по данным Лесного Департамента, в северных губерниях бассейна р. Скверной Двины и даже реки Ковды значительно превышают спрос на лес во многих губерниях средней полосы России с очень интенсивными формами хозяйства, но низшими попенными корневыми таксами, чем в Архангельской и Вологодской губерниях и при более дешевых ценах на рабочие руки, доходящих зимою на севере до 80 к. – 1 р. пешему и до 3–5 р. конному рабочему.
      Из этого можно вывести то заключение, что северная лесная промышленность требует для своего прогрессивного развита немедленного перехода к интенсивным формам хозяйства и в первую очередь к планомерному лесоустройству, а рекогносцировочные исследования, как не достигающая положительных результатов, следовало бы оставить совсем, или перенести в наиболее глухие места Печорского и Кольского края, где эксплуатация ничтожна.
      Указания на недостаточность отпуска леса из казенных дач, в силу чего лесопромышленность испытывает ряд затруднений и тормозится в своем дальнейшем развитии, встречают возражения в том, что ежегодные сметы никогда не раскупаются, а потому не может быть и речи о недостаточности пиловочного леса. По официальным данным, в северном районе было предположено к отпуску в 1906 г. свыше 1 милл. дерев сосны, а куплено 895 тыс., в 1909 г. предположено также свыше 1 милл. шт. сосны, а куплено 834 тыс., ели предположено было 338 тыс. бревен, а куплено 254 тыс.; а всего сосны, ели и лиственницы было предположено в 1909 г. 1.473,000 бревен, a приобретено 1.142,000.
      Но эти возражения имеют реальную подкладку только по отношении тех районов и тех лесных дач, где за отсутствием правильного лесоустройства и других необходимых условий для успешного развития лесопромышленности, эксплуатация совершенно невозможна, а потому и спроса на пиловочный лес совершенно нет – например, по Кольскому бассейну в 1909 году было предъявлено к торгам 80 тыс. бревен, но они так и остались непроданными. Далее, все дачи Лальскаго лесничества остаются почти нераспроданными из-за дороговизны доставки леса, а именно цена за вывозку с доставкою в Котлас за бревно 10 арш. 6 верш., 1 р. 50 к., сплав до Архангельска 15 к., сплоточный материал 3 к., другие расходы 28 к.; следовательно, доставка бревна в Архангельск обходится в 1 р. 94 к., что делает покупку невозможной. Вот при таких-то остатках и скопляется та сумма непроданного леса, которая дает основание говорить о превышении предложения над спросом. А к подобным, совершенно неиспользованным, дачам принадлежат почти все лесничества, лежащие далее 15–30 верст от сплавной реки.
      Кроме того, если просмотреть смету, говорит г. Шергольд, то в ней встретится довольно значительная цифра остатков от прежних сметных назначений, которая вносится из года в год в новую смету. Это подтверждается и официальными данными по эксплуатации леса в казенных дачах Вологодской губернии, а именно, в составляемой сметной таблице показываются непроданными делянки преимущественно с малым запасом пиловочного материала, причем главную массу остатков, за исключением Печерского района, из которого лес не продается вовсе, дает мезенский район, – в размере 44%, в двинском же бассейне остается непроданным пиловочного леса до 16% предъявляемого к торгам количества бревен.
      Наконец, в сумму остатков, нарастающих каждый год, попадают и те неиспользованные участки, которые хотя и предположены, на основании исследования, к эксплуатации, но фактически не поступают на торги. Существующий порядок эксплуатации допускает такого рода комбинацию: если, например, следует отпустить 5,000 бревен и по исследовании их можно найти на 1,000 десятин, а фактически можно найти и на 500 дес., так как в действительности деревьев больше, чем это определяется путем исследования, то отводится участок не в 1.000 десятин, а только в 500 десятин и таким образом 500 десятин остаются неиспользованными и поступают в следующем сметном назначении в рубрику остатков; на следующий год повторяется то же самое и, в конце концов, после установленного периода рубки, у лесного ведомства остается огромная цифра неиспользованного леса, так как в основание отпуска была взята приблизительная цифра, допускающая такие широкие пределы колебаний, как 1,000 и 500 десятин. Само лесное ведомство, в лице архангельского управления, сознало эту неправильность и циркуляром от 17 июня 1910 г. предписало производить ежегодный отпуск в соответствии сметным назначениям, как по количеству материалов, так и по площади, на основании действующей инструкции для исследования лесов. В общем та неурядица, которая в настоящее время царит в области эксплуатации лесов, преимущественно в северном районе, грозит серьезными последствиями для русской лесопромышленности. На это указывает директор-распорядитель товарищества беломорских лесопильных заводов под фирмою «Н. Русанов и Сын» в своем заявлении, поданном директору Лесного Департамента.
      «В течение последних пяти лет лесопильный завод в с. Ковде, Кемского уезда, на 4 рамах способный распиливать около 150,000 бревен в год, стоит за недостаточным отпуском леса в полнейшем бездействии. Между тем, приходится платить налоги, страховку, поддерживать ремонт и терять процент его стоимости, как мертвого капитала; в результате убыток около 50,000 руб.
      Точно также и распоряжение лесного ведомства выбирать из мест заготовок абсолютно весь фаут (поврежденный лес) представляет, по мнению той же фирмы, огромную опасность для русской лесопромышленности в отношении репутации русских лесных материалов, главным образом, в отношении средней длины досок, обусловившей высокую расценку товара на заграничных рынках. Увеличение процента фаута в лесном товаре грозит лесной промышленности тем же, что и процент засоренности русского хлеба, тем более русская лесопромышленность настолько слабо еще развита, что далеко не в состоянии использовать прироста одного здорового леса более или менее крупного размера. Вводя под страхом всевозможных, часто очень тяжелых, штрафов мероприятия, которые лесопромышленники физически не могут выполнить, лесное ведомство этим преследует не цели собственно правильного лесного хозяйства, а лишь возможность экстренного штрафного дохода».
      Отсюда было бы много целесообразнее отсчитывать известный % со стоимости продажи леса для целей, напр., очистки участков, уборки фаута, сучьев, как это делается с громадным успехом в Финляндии, где поэтому никогда никаких штрафов не бывает и лесопромышленники и лесное ведомство работают объединенно, «оттого там и не может быть никакого антагонизма между лесопромышленниками и лесным управлением».
      Эксплуатация мелкого леса. Еще более неудовлетворительно поставлена эксплуатация мелкого леса, что можно видеть из следующих цифр: в 1906 году в вологодских дачах оказалось непроданного, с учетом по площади, 59%, в 1907 г. – 35%, 1908 г. – 56% и в 1909 году – 79%, что составит в среднем 64% в год, а с учетом по количеству 43%; в 1908 году было продано около 14,000 куб. саж., а в 1909 г. – 7,000 куб. саж. Основным препятствием к более успешной эксплуатации мелкого леса является малое развитие в России деревообрабатывающей промышленности, которая в свою очередь вызывает краткосрочность фиксации такс. В настоящее время фиксирование такс на мелкий лес не гарантируется несколькими годами, а раз лесопромышленник не может быть уверенным, что через 2–3 года не повысят цен на мелкий лес, то он, конечно, и не рискнет с постройкой завода и вообще с оборудованием его. Большинство лесопромышленников держится того мнения, что без гарантий пользования мелким лесом в течете 25 лет, при условии фиксации такс на каждые 6 лет, с точным заранее определенным процентом нарастания их, серьезных предприятий в области деревообрабатывающей промышленности не будет. Однако, это обстоятельство не останавливает лесное ведомство на пути прогрессивного повышения такс на материал, вследствие чего и та деревообрабатывающая промышленность, которая зарождается, должна преодолевать серьезные затруднения.
      Так, в последние три года в северном районе начала развиваться отправка за границу мелкого леса для целлюлозы; такса на этот лес была умеренная – по I разряду 3 рубля за кубическую сажень. Дело при таких условиях проявило жизненность и бойкий спрос со стороны заграницы и даже начали функционировать новые порта, напр. Уна, откуда было отправлено два полных пароходных груза балансов. Когда же в 1908 году такса была поднята до 6 руб. за кубическую сажень, а в 1909 году доведена до 9 руб. за куб. сажень, с соответственным увеличением и по другим разрядам, то заготовка мелкого леса сразу сократилась на половину, а некоторые лесопромышленные фирмы, как, напр., «Русинов Сын», совершенно оставили это дело. Кроме того, со стороны лесопромышленников были попытки эксплуатировать мелкий дровяной лес со скалистых безлюдных островов Белого моря для ковдских лесопильных заводов, сроком на 5 лет, с оценкой по действующей таксе. Эти ходатайства были отклонены, как «неосновательные», и 11/2 милл. куб. саж. мелкого дровяного леса остаются не распроданными, предоставленными на гниение и засорение лесных дач.
      Между тем, заготовка мелкого леса в северном районе может достигнуть, по расчету архангельского биржевого комитета, 75,000 куб. саж. в год, что могло бы дать казне, считая по 4 руб. за куб. саж., 300,000 р. ежегодного дохода, общая сумма за железнодорожную перевозку, считая по 220–300 пуд. в кубе, смотря по содержанию сырости, а следовательно всего 16,5 милл. пудов, что, при стоимости в среднем 7 руб. за кубич. сажень, при 21 куб. саж. на вагон, выражается суммою в 525,000 руб. Таким образом, казна ежегодно теряет около миллиона руб. дохода, могущего поступить от эксплуатацию мелкого леса, не говоря уже о потерях, которые несет промышленность и торговля.
      В ряду весьма серьезных причин, тормозящих успешную эксплуатацию лесов, отсутствие удобного и дешевого сплава играет существенную роль. В отношении северного района, по всему правому берегу Белого моря и Северного Ледовитого океана, кроме чрезвычайно неудобных и опасных в навигационном отношении портов Мезени и Печоры, совершенно нет места, где бы была возможна безопасная отправка лесных материалов за границу. Заграничные фрахты и морская страховая премия даже для Мезени и Печоры очень высоки по сравнению с Архангельскими и самая погрузка там товаров не только очень рискованна, но и непомерно дорога. Кроме того, здесь существуют дважды в сутки прямо таки феноменальные морские приливы и отливы, достигающее высоты до 25 – 35 фут. Такими же неудобными в навигационном отношении портами нужно считать Онегу и Сороку, хотя в них и не существует никаких морских приливов и отливов, как в Мезени. Обыкновенно принято считать, что радиус обслуживания рекой лесной дачи не должен превышать 10 верст, и только при существовании хороших грунтовых подъездных путей, не более 15 верст. Только при таком радиусе возможна успешная эксплуатация лесных дач, в противном случае, как это мы видели из примера Лальскаго лесничества, она совершенно исключается, вследствие высоких расходов по подвозке леса к сплавной реке. В северном районе, как раз почти совершенно отсутствуют подъездные дороги, и лесопромышленникам приходится самим просекать дороги, делая на это крупный расход и переплачивая за подвозку. Насколько последняя затруднительна, можно видеть из того, что в 1908 году в ряде лесничеств срубленный лес был брошен на месте и оплачен соответствующим штрафом.
      Еще большие затруднения этого порядка эксплуатация встречает на Урале. Там, несмотря на богатство водных путей, требуются серьезные меры улучшения, главным образом расчистки и шлюзования. Благодаря этому, такие обширные лесничества, как Притавдинские, насчитывающие до 3.000,000 десятин остаются почти без эксплуатации. В настоящее время отпуск древесины из лесов Притавдинского края совершенно ничтожный – так, в верхне-туринской даче, вместо 3,000 куб. саж., назначаемых к отпуску, действительный отпуск не достигает и 50%, а в Илимовской, вместо 70,000 куб. саж., отпуск определяется всего 15,000 куб. саж. Между тем в этих лесных дачах находятся заводы, которые могли бы, при проведении путей, полностью использовать все сметные назначения. Такие же лесничества, как верхотурское, пелымское и тавдинское отпускают леса еще менее и не могут регистрироваться как дачи эксплуатируемые. Приспособив же такие речки, как Сосьва, Лозьва и Пелым, главным образом оборудовав их подвозными и вывозными дорогами, одного древесного угля из этих лесов можно бы выбрасывать ежегодно до 70 милл. пудов, что в свою очередь обеспечило бы выплавку чугуна на Урале до 70 милл. пудов.
      Эксплуатация сибирских лесов. Что касается эксплуатации обширных сибирских лесов, то она здесь в еще более плачевном состоянии, чем на севере Европейской России. Сибирское лесное хозяйство до сих пор продолжает держаться той далекой дореформенной эпохи, когда на леса смотрели, как на «Божий дар» или как на даровое благо, подобно воздуху и воде. Такой взгляд проведен, собственно говоря, и в законе, (Лесной устав 1876 г., ст. 411), согласно которому сибирским обывателям предоставлено право «свободного употребления лесов на все их надобности и на построение судов безденежно». Конечно, тут не могло быть и речи о какой-либо планомерной эксплуатации, о каких-либо попытках извлечь из сотен миллионов десятин ценного леса пользу для государства. Лесные богатства лежали совершенно втуне, гиганты-деревья гнили на корню, бурелом горами лежал всюду, являя собой прекрасный материал для пожаров и размножения вредных лесу насекомых и грибков. Беспорядочная рубка, пастьба скота на ближайших лесосеках дополняли картину хаотического состояния сибирских лесов, которое привело в последнее время к тому, что в колонизуемых местах Сибири сказывается недостаток в лесе. Правда, были попытки использовать даром пропадающие лесные богатства, но, неумело поставленные, они принесли только один вред. Так, одному анонимному товариществу была предоставлена неограниченная свобода в пользовании сибирским лесом для промышленных целей – «товариществу дозволялось для постройки судов и кораблей и для вывоза строевого леса за границу бесплатно рубить лес по берегам Оби и Енисея и их притоков». Товарищество, не стесненное никакими регламентациями, настолько широко воспользовалось предоставленным ему правом, что в течение нескольких лет «строевые леса по берегам этих главнейших сибирских рек почти совершенно исчезли» («Сибирь и Великая Сибирская железная дорога»). С учреждением в 1884 году лесного управления в Западной Сибири на тех же началах, на каких управляются казенные леса Европейской России, в рубрике доходов казенных лесов появилась и категория сибирских лесов, хотя и с ничтожной цифрой в 500,000 руб., что в среднем составляет около 1/5 копейки с десятины всех лесов Сибири. Доход этот возрастал крайне медленно и достигает в настоящее время немного более 3 милл. руб., что в среднем составляет, принимая общее пространство лесов в Сибири, по данным Винера, в 300 милл. десятин, 1 коп. с десятины. Такой доход, конечно, равносилен полной бездоходности, что свидетельствует об отсутствии правильно организованной эксплуатации и вообще о правильно поставленном лесном хозяйстве. Между тем, указанная колонизация Сибири, начинающая проникать и в сибирскую тайгу, требует скорейшего перехода к более рациональной постановке дела эксплуатации, к тем интенсивным формам хозяйства, который повысили доходность лесов Швеции и Финляндии до высокой цифры. Северная же полоса сибирских лесов чужда и этой ничтожной эксплуатации. Оседлое население в этой полосе ничтожно, реки хотя и покойны в своем течении, но так завалены буреломом, с такими излучинами и обвалами, что требуют крупных затрать для приспособлена к сплаву. Лесные пространства этой обширной полосы предоставлены исключительно стихийным условиям, между тем ценность их огромна – нередко площади, на которых на десятки и сотни верст во все стороны стоят чистые насаждения сосны, заслоняющие небо своими сомкнутыми вершинами, а обнаженные стволы до того однообразны, что попавший в такое место сибирской тайги человек и даже крупный зверь не могут выбраться отсюда; опытные звероловы-номады опасаются далеко проникать в эти, по их мнению, заколдованные урочища и каждый свой шаг отмечают затесками на деревьях. Вот почему эти ценные насаждения остаются нетронутыми культурной рукой человека, доставаясь в жертву опустошительным пожарам. И если к ним будет применена та же система эксплуатации и с той же быстротой черепахи, что в лесах севера Европейской России, то пройдет еще не одна четверть века, пока страна будет иметь какой-либо доход от сибирской тайги. Мы говорим «какой-либо» потому, что бич сибирских лесов – пожары ежегодно уничтожают тысячи десятин строевого леса, а миллиарды насекомых губят молодые насаждения, повышая процент фаута. В результате – пройдет 20–25 лет и от сибирских лесов, восхищающих практический ум предприимчивых лесопромышленников, останутся только воспоминания в виде отдельных колок и боров.
      Гибнут на корню и амурские леса, которые отличаются крайним разнообразием растительных форм: сибирский кедр, лиственница, сосна, преобладающая в верховьях Амура, по мере приближения к югу, уступают место пробковому дереву, акациям, винограду, ореховому дереву и множеству самых разнообразных видов лиственных пород. В одной Амурской области до 40.000,000 десятин леса принадлежит казне. Количество же лесов, находящихся в пользовании амурских казаков и крестьян, еще не выяснено. Доходность от лесных богатств Амурской области крайне незначительна и в 1909 г. составляла 99,000 р. Такая слабая эксплуатация лесных богатств объясняется, главным образом, отсутствием удобных дорог и сплавных рек в центр области, единственной артерией которой до сих пор является Амур. Нельзя же назвать эксплуатацией заготовку дровяного леса, который осенью сплавляется по реке в Благовещенск и доставляется на прииски, а также незначительные вырубки строевого и мачтового леса. В общем, лесной промысел не носит промышленного характера и является скорее побочным занятием для новоселов и казаков, живущих вблизи пароходных пристаней. Из предприятий более или менее крупных потребителей леса можно указать лишь на спичечную фабрику Лукина в Благовещенске и на лесопильные заводы торг. дома Кувшинова, Алексеева, Люрдина и Амурского промышленного товарищества с общей годовой производительностью в 300,000 р. Большая надежда на амурскую жел. дор. Огромное количество строительного леса, потребного на постройку дороги, обещает поднять цену на лес, и уже теперь многие предприниматели подумывают об устройстве лесопильных заводов в полосе жел. дороги, а существующие заводы значительно расширяют свое производство. Кроме того, железнодорожная линия, уклоняющаяся в сторону от р. Амура, местами на 300–400 вер., прорежет тайгу рельсовым путем и вызовет к жизни поселки в таких местах, куда человек проникнул бы еще не скоро, а быстрая и дешевая доставка лесных материалов из тайги к пристаням амурского бассейна окажет весьма благоприятное влияние на экспорт леса с Амура.
     
      Само собой разумеется, что такое положение лесного хозяйства создало и ту ненормальную обстановку, в которой находится современная эксплуатация леса промышленниками. Интересную характеристику в этом направлении дает записка вологодского управления государственных имуществ. «Высокие цены на лес побуждают лесопромышленников выбирать только лучшие деревья, вполне здоровые и наиболее ценные, оставляя на корню малогодные и малоценные. Вследствие этого, в лесах накопляется много фаута, отчего качество дач значительно ухудшается, особенно эксплуатируемых много лет и где рубка прошла несколько раз по одному и тому же месту – сначала на прииск, потом выборочная рубка урочищами и, наконец, рубка из инструментально отграниченных участков. В таких дачах на корню остался почти исключительно бракованный лес, не могущий дать того выхода пиловочного материала, который получается из вполне доброкачественного леса. Это обстоятельство делает заготовку бревен в участках, изобилующих деревьями, имеющими те или иные пороки, не только невыгодной, но положительно убыточной, как не оправдывающей расходов по эксплуатации ее: стоимость вырубки, вывозки, сплава и пр. для бракованного леса та же, что и для здорового, а получить из него можно лишь низшие сорта пильного леса, расцениваемого на заграничных рынках значительно ниже 1 и 2 сорта».
      По контракту покупщик леса обязан очистить места сруба от сучьев и всякого хлама (голья), опасного в пожарном отношении, освободить от него тропы с берегов рек, подвозные дороги, обязан обрубать сучья с оставляемых вершин так, чтобы последние прилегали к почве, а с еловых деревьев и вершин должна быть, кроме того, снята кора, под которой обыкновенно разводится множество вредных для леса насекомых.
      Очистка должна закончиться не позже 1 июля, следующего за окончанием операции, в инструментально отграниченном участке, по указанию лесничего, в обеспечении чего лесопромышленник обязан внести 2% со стоимости заготовленных каждый год материалов. Но ни один лесопромышленник этих работ не производит и от залогов в казне накопилось, по данным «Торг.-Пр. Газеты», довольно солидная сумма – в течение 10 лет до 5 милл. рублей. Однако, казна «также не производит никакой очистки и никаких лесокультурных работ», благодаря чему «лес сильно засоряется и это засорение препятствует его естественному возобновлению... Леса портятся, истощаются и в то же время государственное казначейство имеет до смешного ничтожный доход» (проф. Ив. Озеров).
      В общем, по данным проф. Суража, фаутность достигает по некоторым районам 60%. Прежде лесопромышленники не брали фаутные деревья, но с повышением такс и особенно с ростом надбавок становится выгодным брать и их, – так, за фаут они платят 1/3 таксы, но если надбавка достигает 100% к таксе, т. е. удваивается, такса на фаут остается в том же размере, без надбавки, а это является для лесопромышленников далеко не безвыгодным и спрос на фаут увеличивается и уже наблюдается подмена здоровых деревьев фаутными путем примораживания здоровых кусков коры к пораженным, – получается полная симуляция здорового дерева.
      Лесные пожары. Нерациональная очистка лесов от сучьев и бурелома, а равно ничтожная и притом неправильная эксплуатация, ведущая к накоплению сухостоя и гниющего леса, создает благоприятную почву для опустошительных лесных пожаров. Последние представляют самое опасное для лесного хозяйства стихийное явление, результатом которого бывает не только нарушение плана хозяйства, но нередко и уничтожение целых насаждений. Опасность эта особенно велика в хвойном лесе, расположенном в малонаселенных местностях, где почти невозможна борьба с лесными пожарами. Вот почему леса Сибири и Севера ежегодно подвергаются опустошительным пожарам, тянущимся иногда на протяжении всего лета и уничтожающим тысячи десятин ценного леса. По официальным данным, в последнее пятилетие зарегистровано лесных пожаров около 20,000 случаев, на площади около миллиона десятин, что в среднем составит в год до 4,000 случаев, на площади до 200,000 десятин. Пожарами повреждается ежегодно 3–4 милл. строевых и поделочных деревьев и до 150–200 тыс. куб. саж. прочего леса. В общем, пожары наносят миллионные убытки, причем потери казны выражаются в разности между таксовой стоимостью леса до пожара и стоимостью его после пожара, что составляет в иной год сумму свыше полмиллиона рублей. Но сюда не входят убытки от необходимости возможно скорейшего сбыта поврежденного леса, от оценки по таксе, а не по действующей современной цене, от возможности понижения цен на лес неповрежденный, в виду необходимости выбросить на рынок несколько большее количество фаутного леса, притом с нарушением установленного плана хозяйства. Главным же убытком надо считать порчу, а иногда и полное уничтожение молодых деревьев, хотя в момент пожара и не имевших никакой рыночной ценности, но необходимых для образования будущих ценностей.
      В борьбе с лесными пожарами несомненно играют серьезную роль охрана, в лице лесной стражи, и законодательные меры, но как бы строго и тщательно не применялись эти меры, они будут совершенно безрезультатны, при существующих порядках в лесном хозяйстве. Метод откупа, в виде залога 2% со стоимости заготовленных материалов, введенный лесопромышленниками в обычай, накопляет, как мы видели выше, массу всякого горючего материала, и та несовершенная система эксплуатации, которая способствует распространению гнилого леса и сухостоя, парализует успешность борьбы с огнем. Что это действительно так, можно судить по лесным пожарам не только в иностранных государствах, практикующих интенсивные формы лесного хозяйства, но и в отдельных районах России, различающихся между собой системами эксплуатации. Так, в Норвегии средняя пожарность лесов колеблется в пределах 300–400 случаев в год, в Швеции 200–250 случаев, в северо-западном районе России процент всей лесной пожарности не превышает 5–10%, на севере он доходит до 35–40%, в Сибири и Приамурье до 50–60%. В иностранных государствах строго регламентировано обязательство лесопромышленников в отношении очистки лесных делянок, покупаемых ими, обочины дорог содержатся в чистоте, параллельно дорогам проведены канавки или же снят верхний покров почвы до несгораемого слоя, а в Германии это распространено и на линии железных дорог, прорезывающие лесные, преимущественно хвойные, насаждения.
      Эксплуатация частных лесов. Переходя к эксплуатации частных лесов, мы прежде всего наталкиваемся здесь как раз на обратное явление, а именно на способы эксплуатации, переходящие в область лесоистребления. Эти способы в одинаковой мере практикуются и на Урале и на Западной Двине, т. е. во всех тех районах, где больше всего сосредоточено лесов данной категории. Урал, по заявлению приуральских земств, накануне полного уничтожения частных лесов. После 1905 года значительная часть заводов сократила свою деятельность и владельцы сосредоточили свое внимание исключительно на эксплуатации принадлежащих им лесов. Так, граф Строганов только из одних соликамских имений сплавил в 1910 году по Каме лучшего строевого леса на 800,000 р.; Балашева запродала английской компании Оркин на 3 милл. руб. лесных материалов. Уральские посессионеры спешно вырубают лес в тех участках, которые должны отойти в надел населению. Рабочее население закрытых и закрываемых заводов, не имея средств к существованию, продает свои лесные наделы и в течение последних двух лет в таких районах возник ряд лесопильных заводов для скупки и разделки надельного леса. Наконец, и Крестьянский Банк, имеющий на Урале значительные лесные пространства, конкурирует в этом отношении с частными владельцами и посессионерами, – лес в имениях снимается и в продажу поступают покрытые пнями площади. В северо-западном районе, самом богатом частными лесами, вырубка идет в усиленной прогрессии, особенно в последнее пятилетие, когда со стороны заграничных рынков стали поступать требования, помимо пиловочного леса, на балансы, клепку и др. материалы для мелкой деревообрабатывающей промышленности. По данным рижского и либавскаго биржевых комитетов, значительный процент прироста лесных товаров, наблюдаемый в последнее пятилетие, всецело надо отнести за счет эксплуатации частновладельческих лесов. Высокие цены, взвинчиваемый экспортерами, совершенно сбили с толка владельцев и они спешат с вырубкой своих лесов, которая, по заявлению гомельского совещания, принимает «характер мании». Не стало и поречских бельских лесов в Смоленской губернии – свыше 2.000,000 бревен ежегодно сплавлялось по Днепру в период 1905–1910 г.г. В Приднепровье «скоро настанет лесной голод», – заявляют местные земства. Усиленно вырубаются лесные дачи по р. Висле, а оставшиеся скупаются на сруб германскими фирмами, – так, последними приобретены леса графов Плятер, площадью в несколько тысяч десятин; бодзеховские леса, площадью в 8,000 дес. куплены германско-австрийской компанией; леса страховицких горных заводов, в количестве 18,000 дес, запроданы французско-бельгийской лесопромышленной фирме.
      Особенно огромную опасность для русских лесов представляет вырубка молодого леса для балансов. В Германии изданы строгие правила, гарантирующие молодой лес от вырубки, а потому, для удовлетворения растущего со стороны заводов спроса на балансы и пропсы, лесопромышленники обратились к русским лесовладельцам, тем более в России лесоохранительные комитеты не сорганизованы к энергичной борьбе с лесоистреблением. Балансов (рослая молодая ель от 2% верш.) и пропсов (ель и сосна от 2 1/2 верш., идущие на укрепление шахт) вывозится ежегодно:
     

     
      Через один петербургский порт экспортируется: балансов 120,000 куб. саж., пропса свыше 200,000 куб. саж. Через либавский порт вывоз шахтовых распорок достиг в 1909 году свыше 10 милл. шт.
      Таким образом, легко себе представить, какая масса молодого леса уничтожается для балансов и пропсов и тем самим сокращаются лесные площади. В этом отношении интересны данные по северо-западному краю, а именно до 1900 года, когда экспорт балансов и пропсов не достигал серьезной цифры, процент поступления в эксплуатацию деревьев ниже 6 верш, в нижнем отрубе не достигал 20%, ныне же он вырос до 60%; наоборот, процент поступления в эксплуатацию деревьев толщиною свыше 6 вершков (на высоте 1% арш.) упал с 82% до 50%. Несомненно, что в данном случае на падете процента крупного леса имело непосредственное влияние увеличение вырубки молодых дерев на балансы и пропсы. Таким образом, о правильном лесном хозяйстве, при котором ежегодное пользование древесиной строго определено ее годичным приростом, не может быть и речи, что подтверждается следующими цифровыми параллелями по северо-западному району:
     

     
      Граф Варгас произвел ряд интересных исследований над приростом древесины русского леса и пришел к заключению, между прочим, что в русском климате хвойные деревья дают усиленный прирост после достижения деревьями 2–21/2 верш, толщины на высоте 1 арш., т. е. как раз в возрасте, который пригоден для балансов и пропса, а отсюда и разница в отпусках древесины и в приросте ее получилась в последние годы громадная.
      Самая вырубка частных лесов также крайне нерациональна и находится в непосредственной зависимости от системы покупки леса у владельцев. Скупка частных лесных дач сосредоточена в России, особенно в западных губерниях, главным образом в руках немногих крупных лесопромышленных фирм, имеющих развитую агентуру, в лице евреев-маклеров и купцов. Агенты, учитывая затруднительные моменты в положении дел у помещиков и вообще у лесовладельцев, а вместе с тем и конкурируя между собой, выдают авансы под лес, выговаривая себе право той эксплуатации, которая в момент вырубки представится покупщику наиболее выгодной. Это право делает последнего полновластным хозяином купленной дачи и он производит вырубку того леса, который находит выгодным, тем более расчет ведется от вершка и бревна. В результате – вырубленными оказываются деревья лучшего пиловочного сорта, молодые сосны и ели, идущие на балансы и пропсы, молодые дубы – на клепки, молодые осины – на спички. Все же, что мало-мальски не удовлетворяет требованию рынка, или изготовка требует больших расходов и больше времени, а равно весь фаут, даже самый незначительный, суковатый вершины и т. п. – все это остается в лесу и превращается в гниющую массу, гибельную для молодой поросли и оставшегося на корню леса. По Минской губернии некоторые лесные дачи, как, напр., в приберезинском районе, где особенно наблюдается «опустошительная мания», процент фаута за последние пять лет возрос на 36%, а прирост древесины с 25% упал до 16%. Довольно серьезный вред лесам приносит и летование леса, т. е. оставление срубленных деревьев, что оговаривается в договорах. Оставленные для летования в коре стволы представляют благоприятную среду для размножения живущих под корою вредных насекомых, которые, не нанося существенного вреда срубленному дереву, так как не имеют для этого достаточного времени, угрожают, оставаясь в лесу после очистки коры, целости растущего леса.
      Усиливающееся со стороны рынка требование на лесные материалы, а равно и широкое техническое применение последних в различных отраслях промышленности с одной стороны, необеспеченность русских лесовладельцев необходимым для правильного ведения своего хозяйства кредитом – с другой, изменили в последнее время норму так называемой торговой спелости леса, а именно, значительно понизили ее до 30-ти даже до 20-летнего возраста. Установление такой спелости неминуемо ведет к вырубке леса в молодом возрасте, почти тотчас по наступлении некоторой годности к употреблению, так как процент количественного прироста в старом возрасте очень незначителен и даже с прибавкой довольно значительного качественного прироста не может достигнуть величины процента, приносимого денежными капиталами. После этого понятно, что чем выше учетный процент на деньги, тем невыгоднее окажется, с точки зрения торговой спелости, наличный запас старых деревьев.
      Лесоохранительные комитеты. Нерациональной постановке частного лесного хозяйства, ведущей, как мы видели выше, к прогрессивному сокращению лесной площади, много способствуют несовершенство существующего лесоохранительного закона, в форме лесоохранительных комитетов, и отсутствие достаточного надзора, вернее правильного лесоуправления в частных лесах.
      Лесной устав почти исключительно занимается казенными лесами, регламентация же частного лесного хозяйства в России еще в зачатке. Сравнительно недавно, когда обезлесение значительных пространств, повлекшее за собой, напр., обмеление Волги и других рек, засыпание песком целых областей и т. п., побудили правительство отказаться от принципа невмешательства по отношение к частному лесовладению и вступить на путь, указанный опытом западно-европейских государств, – издано положение о сбережении лесов, деля последние на защитные и незащитные. К первой категории относятся леса: 1) сдерживающие сыпучие пески или препятствующее их распространению по морским побережьям, берегам судоходных и сплавных рек, каналов и искусственных водохранилищ; 2) защищающее от песчаных заносов города, селения, железные, шоссейные и почтовые дороги, обрабатываемые земли и всякого рода угодья, истребление которых может способствовать образованию сыпучих песков; 3) охраняющие берега судоходных рек, каналов и водных источников от обрывов, разливов и повреждения ледоходом; 4) произрастающие на горах, крутизнах и склонах, если притом эти леса удерживают обрывы земли и скал или препятствуют размыву почвы, образованию снежных обвалов и быстрых потоков. В лесах, не признанных защитными, воспрещаются опустошительные (сплошные) рубки растущего леса, вследствие которых истощается древесный запас, делается невозможным естественное лесовозобновление и вырубленные площади превращаются в пустыри.

К титульной странице
Вперед