ВВЕДЕНИЕ

      Творчество Николая Рубцова - одно из высших достижений в русской поэзии второй половины ХХ века. Растет интерес к его поэзии, его книги печатаются миллионными "кражами. Выходят статьи и исследования у нас в стране и за рубежом. Однако только сейчас к его творчеству начинают подходить как к явлению уникальному и широкому, .
      В критике и литературоведении на протяжении многих лет имя Рубцова встречается постоянно. О нем.писали Б.Белков, В. Дементьев, В. Кожанов, Л. Лавлинский, А. Ланщиков, А. Михайлов, В. Обо-туров, А. Павловский, А. Пикач, Ю. Селезнев. К юбилеям поэта вышли книги В. Кожинова /45/ и В.. Оботурова /79/. В этих работах была довольно полно воссоздана его биография, предпринимались попытки дать системное представление о поэтике Рубцова /В. Кожинов/, была подчеркнута связь его поэзии с русской философской лирикой ХIХ - XX веков /Е. Баратынский, А. Фет, Ф. Тютчев, Н. Некрасов, А. Блок, Н. Заболоцкий/. Исследованию этой проблемы была посвящена диссертация И. Ефремовой /37/. В своей, диссертаций она писала, что "в основу миропонимания зрелого Рубцова ложится "элегия мышления", формированию которого во многом способствовали перенесенные трудности, особенности склада личности и своеобразие поэтического дарования. Именно общность мироощущения, вероятно, обуславливает наличие типологических связей между стихотворениями Рубцова и лирикой Жуковского, Батюшкова, Тютчева, Фета и др." /38, С.8/. Сама И. Ефремова признавала, что жанр элегии - не единственный в творчестве Н. Рубцова. Тем более, что значение слова "элегия" в переводе на русский язык - "песня грустного содержания".
      Сложнее обстояло дело с изучением фольклорных истоков рубцовской поэзии. Вероятно, на исследователей произвело впечатление признание В. Кожинова в том, что он "в свое время непродуманно писал о мнимом родстве поэзии Рубцова с фольклором" /45, С. 42/. Литературы по этому вопросу нет, хотя в статье А. Пикача /82/ упоминалось о фольклорности раннего творчества поэта, а К. Шилова /127/ говорила о песенности как об особенности поэтики Рубцова. В первой главе диссертации Т. Подкорытовой /84/, - точнее, в небольшой, на 27 страницах, ее части, - была сделана попытка связать рубцовскую лирику с фольклором, главным образом на примере раннего творчества, "лирика Н. Рубцова, - отмечала Т. Подкорытова, - уникальна по своему содержанию: она соединяет, казалось бы, несоединимые традиции. Поэт воссоздает модель мира, характерную для народного сознания, и вместе с тем ясно сознает, иллюзорность этой модели; намечает а духе романтических традиций иной, беспредельно текучий облик бытия, но внутренне остается чужд ему" /85, С.8/
      С этой мыслью исследовательницы, никак нельзя согласиться, хотя бы потому, что поэзия Н. Рубцова изначально была обращена к национальным духовным данностям, она глубоко патриотична Вывод Т. Подкорытовой о связи поэзии Рубцова с так называемой "промежуточной" культурой "примитива" тел более представляется спорным из-за недостаточной аргументированности, а главное, из-за отсутствия необходимого в данном случае сравнительно-типологического анализа образной системы поэта. Т. Подкорытова не подкрепляет доказательствами и следующее суждение: "Поэт - редко использует традиционную народно-поэтическую символику" /84, C. 20/.
      Бесспорная /для критиков/ мысль о народности творчества Рубцова, которая переходит из статьи в статью, так же не была разработана а литературоведении. О народности поэта, точнее, о том, что он "выразил душу" глубоко раненного поколения" /81, С. 73/ писал А. Павловский. В. Кожинов, говоря о народности поэзии Рубцова, проявившейся в единстве ее содержания и формы, в заключении своей книги сделал такой вывод: "Дело в том, что в его поэзии говорят сами природа, история, народ" /45, С.84/. Что это за явление, он на растолковал.
      Исследований, посвященных развитию русской советской поэзии трех десятилетий: 60-80-х годов, особенно в свете воздействия на нее творчества Рубцова, в научной литературе тоже нет, хотя в той или иной степени эта проблема затрагивалась а работах Т. Глушковой, В. Дементьева, В. Зайцева, В. Кожинова, С. Чупринина и др. В диссертации А. Науменко /76/, а также в упоминавшейся работе Т. Подкорытовой исследование этого вопроса не выходило за рамки сравнений Рубцова с поэтами так называемой "тихой" лирики 60-х - начала 70-х - годов. О том же, как шло развитие бывшей "тихой" лирики /ведь с исчезновением термина не исчезло поэтическое направление/, в научной литературе даже не упоминалось.
      Предметом исследования в данной работе является преимущественно второй период творчества Николая Рубцова /с 1962-го по 1971 год/, - период, в котором, по мнению большинства исследователей, полностью сложились и его проблематика, и его образная система. Углубленный, целостный анализ именно этого этапа будет проведен еще и потому, что о "романсовости" раннего творчества поэта, взятой "из живого, бытующего пласта народно-поэтического сознания" /74, С.159/, уже говорили многие литературоведы.
      Стихотворения Рубцова раннего периода /с 1957-го по 1962 год включительно/, действительно, как и романсы, характеризуются такими качествами, как "повышенная сентиментальность, мелодраматизм, постоянный оттенок трагичности, неумолимая власть жестокого рока. Подавляющее большинство романсов - это надрывные песни о несчастной любви, разбитом сердце" /58, С. 173/.
     
      Как тогда,
      Соловьями затоплена ночь!
      Как тогда,
      Не щумят тополя!
      А любовь не вернуть,
      как нельзя отыскать
      Отвихрившийся след корабля...
      "Соловьи"
     
      Но не все здесь так просто, как кажется исследователям творчества поэта. В трагической надрывности большинства его стихотворений слышны не только биографические нотки, но и голоса тех, кто испытал ужасы ГУЛАГА, потерю близких в военную годину, тех, кто так и не нашел своей жизненной пристани. Таковы рубцовские стихи "Уборщица рабочего общежития", "Перед большой толпой народной...", "Праздник в поселке", "Снуют. Считают рублики...", "На кладбище":
     
      Неужели одна суета
      Был мятеж героических сил
      И забвением рухнут дета
      На сиротские звезды могил?
      Сталин что-то по пьянке сказал -
      И раздался винтовочный залп!
      Сталин что-то с похмелья сказал -
      Гимны пел митингующий зал!
      Сталин умер. Его уже нет
      Что же делать - себе говорю, -
      Чтоб над родиной жидкий рассвет
      Стал похож на большую зарю?
     
      Поражает вывод, сделанный в одной из работ в результате анализа содержания знаменитого раннего стихотворения Н. Рубцова "Добрый Филя", в нем говорится о нравственном идеале /!/ "... в спокойной, размеренной жизни маленького, одиноко затерявшегося на лесных тропинках хуторка... Такая жизнь, похожая на вечную дрему природы, воспринимается как счастье, как диво... В "Добром Филе", таким образом, на время разрешается проблема города и деревни, полу чает, свое завершение мотив ожидания сказки" /37, С.5 6/.
      О каком "нравственном идеале", о какой "сказке" можно тут рассуждать! Неужели не почувствовал исследователь творчества поэта горькую иронию стихотворения:
     
      Филя любит скотину,
      Ест любую еду.
      Филя ходит в долину,
      Филя дует в дуду!.
      тир такой справедливый,
      Даже нечего крыть...
      - Филя! Что молчаливый?
      - А о чем говорить?
     
      Осенью 1962 года Н. Рубцов стал студентом Литературного института имени Горького. И некоторое время спустя в его поэзии произошел настоящий творческий взрыв. А. Пикач писал: "Редкий поэт пережил такой резкий перелом во всей поэтической системе, как Рубцов. В ранних стихах безраздельно господствует стихия эмпирической жизни, и поздних - довлеет - космический настрой" /82, С.102/. А причины были просты: те "недолгие и нелегкие дни, прожитые Рубцовым в Москве, оказались для него тем же, чем бывает запальным шнур, для динамита. Энергия, которая годами накапливалась в его смятенной, ищущей, - не знающей покоя душе, вдруг прорвалась наружу, пролилась стихами" /101, С.46/. Сознательная учеба у классиков русской литературы, обращение к фундаментальным трудам по истории, к фольклорным текстам, к летописям - все это стало живительной почвой дня его поэзии.
      Характерной приметой второго периода творчества явилось использование Рубцовым поэтической символики. - "В образной системе Рубцова, - пишет В. Зайцев, - определенную роль играет поэтическая символика... Звезда, цветы.. лодка, заря, лес, солнце, ива, река, соловьи - это не просто словесные обозначения и реальные приметы жизни, близкой природе, но и своего рода символы, носители ее вечной ценности и красоты" /40, С. 110/. В данной работе будет проведено выявление природы этой символики. При этом нужно иметь в виду, что понятие "символ" в литературоведении трактуется очень широко. Он понижается и как средство художественной изобразительности, и как оценочная категория, выражающая степень таланта писателя; считают также, что символ - это эпохальный признак ступени развития искусства и, - наконец, это - троп, аллегория или ее модификация. В данном исследовании берется за основу понимание символа "вообще" /в трактовке А. Лосева/ а символа народно-поэтического происхождения /так, как его понимал А. Веселовский/. Если говорить о символе "вообще" /применительно к художественной - литературе/, то он представляет собой, во-первых, структурную единицу - художественного текста, получающую смысловую многозначность в своей соотнесенности с другими единицами и целым произведения, а во-вторых, структурную единицу, выходящую за пределы образности художественного произведения. A. Лосев говорил в этом смысле о символе I степени и символе II степени /66/. И шел он в виду, конечно же, не метафоричность, потоку как "символическая образность... гораздо богаче всякой метафоры, а богаче она именно тем, что вовсе не имеет самодовлеющего значения, а свидетельствует еще о чем-то другом" /67, С.439/. А. Беселовский видел в основе символа древние параллели образов природы и человека /параллелизм/. Однако, как он замечал, "когда параллель окрепла, она становится символом, самостоятельно являясь в других сочетаниях как показатель нарицательного" /23, С.116/. А. Веселовский, считая, что символ многозначен, ограничивал количество его значений. А. Лосев говорил об их "бесконечном множестве" /66, С.64/. Противоречия тут нет, так как многое зависит от происхождения образной символики, от того, насколько она близка народно-поэтической, или отдалена от нее, самостоятельна, индивидуальна. Одной из главных задач в этой книге будет определение корней символики в поэзии Рубцова. В любом случае, приметами символа являются: 1/ его повторяемость, 2/ нахождение в смысловом контексте, 3/обобщающая функция.
      В свое время А. Веселовский выделил две методологические установки, обязательные для исследователя. Он считал, что кроме изучения формы произведений с помощью сравнения, необходимо выяснить зависимость мировоззрения художника от социальной среды...
      Даже лучшие исследователи творчества Рубцова в своих работах не идут дальше определенной черты. Все они в один голос говорят об уникальном по глубине народном мироощущении поэта, но связывают его больше с чувством истории, национальной памяти, чем с современной непростой жизнью народа. Но почему тогда столько грусти, отнюдь не светлой, в стихах Николая Рубцова? Почему столько недосказанности и невысказанности? Трудно даже определить, какого времени поэт Рубцов: шестидесятых годов? семидесятых? Вряд ли. Может, времен стычек. "громких" и "тихих" лириков? Конечно, нет.
      Понятие "время" для настоящего поэта - категория так же туманно-абстрактна, как и жестко-конкретна. Тем более для Рубцова, ведь он - поэт безвременья. Того духовного безвременья, о котором Федор Абрамов сказал горькие слова: "Полное смешивание деревни, страны. И все это под видом социализма"; "Чем живет народ? О чем думает. К чему стремится?..", "Ах, какая тоска, какая тоска в сердце!" /1, С. 498/. ,
      Эта боль слышна и в подавляющем большинстве лирических стихотворения Николая Рубцова, вот только некоторые их наиболее прямые строки:
     
      Боюсь, что над нами не будет возвышенной силы...
      .........................................................
      Ах, город село таранит!
      Ах, что-то пойдет на слом!..
      .........................................................
      ...Все чаще мысль угрюмая мелькает,
      Что вою деревню может затопать.
      .........................................................
      По родному захолустью
      В тощих северных лесах
      Не бродил я прежде с грустью,
      Со слезали на глазах.
      .........................................................
      Как же так -
      скажи на милость! -
      В наши годы, милый гость,
      Все прошло и прокатилось,
      Пролетело, пронеслось?
      .........................................................
      Безжизнен, скучен и ровен путь,
      Но стонет ветер! Не отдохнуть...
      .........................................................
      Эх, Русь, Россия!
      Что звону мало?
      Что загрустила? .
      Что задремала?
      .........................................................
      А наконец:
      Россия, Русь! Храни себя, храни!...
     
      "...Плодотворный путь поэзии один, - отмечал Николаи Михайлович, через личное к общему, то есть путь через личное, глубоко индивидуальные переживания, настроения, раздумья. Совершенно необходимо только?, чтобы все это личное по природе своей было общественно масштабным, характерный" /109, С.4/.
      Примером того, насколько глубоко понимал Рубцов современность, служат опубликованные в 1990 году неизвестные ранее его стихотворения, вот только одна строфа из этой подборки:
     
      Я в ту ночь позабыл все хорошие вести,
      Все призывы и звоны из Кремлевских ворот.
      Я в ту ночь полюбил все тюремные песни,
      Все запретные мысли, весь гонимый народ.
     
      Философичность лирики Рубцова во многом объясняется и его задумчивые, суровым характером северянина; а северяне эти, как . известно, "выходцы из Киевской Руси, которая пала под ударами татаро-монголов... Они принесли сада всю исконную русскую культуру, идущую от самых истоков. Но мало того, что они принесли, - они обогатили эту культуру новыми качествами. Они эту исконную русскую культуру помножили на особые условия Севера, они, так сказать, выработала тип культуры, тип человека, личности, которая была порождена особыми суровыми условиями Севера и которая была необходима человеку, чтобы выжить в этих условиях" /1, C. 182/.
      В XX веке заповедный Север стал уникальным краем для русской литературы. - Вологодская земля подарила России Н. Клюева, В. Шаламова, С. Орлова, С. Викулова; О. Фокину, А. Яшина, В. Белова, В. Тендрякова; здесь свои лучшие книги написал В. Астафьев, снимал знаменитую "Калину красную" В.Шукшин...
      Многие, знавшие Рубцова, отмечают, как привязан был поэт к родному краю, как гордился он Севером, ставшим для него, сироты, и домом, и счастьем:
     
      Спасибо, родина,
      что счастье есть...
      /"В лесу"/
     
      Достижение поставленных целей предполагает решение следующих задач:
      1/ проведение сравнительно-типологического анализа образной системы народного поэтического творчества /в частности, лирики/ и лирики Рубцова;
      2/ выявление их общности и различий;
      3/ определение степени и качества творческого заимствования Рубцовым образов и мотивов народной лирики;
      4/ определение этико-эстетического идеала в его творчестве;
      5/ выявление мерк глубины и адекватности отражения в его поэзии миросозерцания народа.
      Этот - целостный анализ позволит судить о том, насколько правомерны суждения о народности поэзии Николая Рубцова.
     
     


К титульной странице
Вперед