ГЛАВА. I. О НАРОДНОСТИ ПОЭЗИИ НИКОЛАЯ РУБЦОВА
      К проблеме народности литературы
     
      Известно, что свое концептуальное выражение идея народности искусства подучила в трудах В. Вико и Ж, - Ж. Руссо, в английском и немецком предромантизме, в Германии эту проблему разрабатывали братья Гримм. В России понятия "народность", "народный характер" были сформулированы П. Вяземским в 1819 г. и введены в литературу О. Сомовым в 1823 г.. Для славянофилов /С. Т. и К. С. Аксаковы, И. Киреевский, А. Хомяков/ народность заключалась в самобытности, "особенности", народа. О тот, что в русской литературе подлинный художник "не творит собственно своею волею: духовная сила народа творит в художнике", - писал А. Хомяков /121, С.248/. Интересно, что подобную мысль высказал и И. Добролюбов: "...чтобы быть поэтом истинно народным.., надо проникнуться народный духом, прожить его жизнью, стать вровень с ним, отбросать все предрассудки сословий, книжного учения и пр., прочувствовать все тем простым чувством, - каким обладает народ" /32, С. 82/. В. Белинский в этом отношении видел задачу поэта прежде всего в следовании художественной правде: "... народность есть не достоинство, а необходимое условие истинно художественного произведения, если под народностью должно разуметь парность изображения нравов, обычаев и характера того иди другого народа, той или другой страны. Жизнь всякого народа проявляется в своих, ей одной свойственных формах, следовательно, если изображение жизни верно, то и народно..." /17, С.295/. Вслед за Пушкиным и Гоголем Белинский предостерегал от такого понимания народности, в котором отождествлялись внешние формы непрофессионального искусства и собственно художественное творчество. Он также совершенно справедливо не отделял друг от друга понятий народного и общечеловеческого. Ф. Достоевский, согласившись с этим, в своей знаменитой речи о Пушкине заменил понятие общечеловечности всечеловечностью, подчеркнув духовную доминанту мировой культуры.
      Интересное определение народности литературы, во многом близкое к сегодняшнему ее пониманию, есть у А. Григорьева. По его мнению, "литература народна, если 1/ отражает миросозерцание, свойственное всему народу; 2/ полно выводит сложившиеся в народе типы личностей; 3/ по своей форме соответствует красоте в ее народное понимании; 4/ пользуется языком народа, а не языком каст и дилетантов" /42, С.233/.
      А. Веселовский, как последовательный сторонник исторического подхода к явлениям действительности, понимал народность не как что-то устоявшееся и закостенелое, а как исторически развивающееся в жизни нации.
      Русские философы конца XIX-начала XX века /В. Соловьев, Н. Бердяев, И. Ильин и др./ распространяли, свое представление о высшем идеале русского народа как идеале религиозном и на его художественную литературу. "Великое историческое призвание РОССИИ, - писал В. Соловьев, - от которого только получают значение и ее ближайшие задачи, есть призвание религиозное в высшем смысле этого слова" /112, С.204/.
      В советское время исследователи, занимавшиеся этой проблемой /Ю. Барабаш, Н. Гей, Н. Гончаренко, Ю. Давыдов, А. Егоров, Г. Куницын, А. Метченко, В. Щербина и др./, народность литературы, вслед за В. Лениным напрямую связывали с классовостью и партийностью, Г. Куницын, например, считал, что "в основе народности, как и в .основе партийности и классовости искусства, лежит классовый же интерес, но прогрессивный, революционный" /?/ /55, с.429/. А. Метченко вообще говорил о борьбе за народность, в которой видел "одно из главных проявлений принципа партийности" /73, С. 69/. В конце концов, в одной из работ утверждалось: , "...всякое раздельное существование партийности и народности в нашем искусстве есть явление или невозможное, или ненормальное" /55, С. 449/.
      Впрочем, все тогда говорили о народности, о партийности, о том, что партия служит народу и ведет его за собой... Каковы же были цели этой "борьбы"?
      Основной задачей было построение нового общества и нового человека. Подразумевалось, что мы в будущем достигнем материального благополучия и нравственного совершенства. Причем второе выводилось из первого. Этот грубый утилитарный подход к человеку, к его душе, принесший культуре страны неисчислимые бедствия, был основные все 70 лет практики "социалистического строительства". в начале пути В. Ленин говорил о "страшной темноте, невиданной забитости" /61, С. 19/ русского народа. Как будто народ не был художником, создавшие великую культуру, гениальные былины, песни, сказки, сказания; словно бы не народ был творцом и носителем языка, словно не он строил храмы и дворцы. Но тогда считалось, что русский народ безнадежно "отстал", да, он был в массе своей неграмотен /хотя в некоторых областях России, например, на Севере, грамотность была очень высокой/, но это не значит, что у него не было культуры. "Борьба с неграмотностью", "ликбез" были необходимы. Европейская техническая культура такие была нужна. Но образованностью и технологическим прогрессом не следовало заменять народное мировоззрение, идеалы, разрушать и уничтожать религию, а потом и ее носителя - крестьянина /Япония, например, в технологической гонке сохранила национальные духовные ценности и только выиграла от этого/. В. Ленин в последние годы жизни говорил уже не о прогрессе, а о преемственности, но, к сожалению, после его смерти идеология "прогресса" затмила собой все. Литература стала заложницей политики. Давно известно, что политика - это антикультура. К духовной же культуре народа неприменимо понятие "прогресс", - она, по сути своей христианская, самоценна. Недаром на ее идеалах взошла "деревенская" проза и А. Солженицын.
      В 70-e. годы XX века в научных исследованиях упрощенное, утилитарное понимание народности литературы было выражено в неожиданно многословных и расплывчатых определениях. Народность литературы "была осмыслена как "наипродуктивнейшая" идейно-эстетическая величина, воздействующая на духовно-нравственное бытие на всех "координатах" и "уровнях..." Народность предстала как в форме непосредственно прямой связи с интересами народа, так и в форме опосредствованной связи с процессом исторического движения" /43, С. 315/.
      Если говорить об эстетической стороне народности литературы, то в ней, на наш взгляд, важнейшим по значимости был и остается язык, несущий в себе значения, выдержавшие испытание временем. Сама до себе слово "только потому есть орган мысли и непременное условие дальнейшего понимания мира и себя, что первоначально есть символ, идеал и алеет все свойства художественного произведения" /87, С. 167/. Задача же художника, заключается в том, насколько он сумеет овладеть этим образно-смысловым богатством языка.
      Русский язык обрел это богатство в результате многовекового творчества народа и лучших его представителей - интеллигентов. До 1917 года 90% населения России составляло крестьянство, которое в своем поэтическом творчестве выразило общенародные представления о красоте и.нравственности. И когда мы говорим об идейной стороне народности литературы, то имеем в виду соответствие ее миропонимания мировоззрению народа, его идеалам. Ведь "в том-то и заключается национальное своеобразие русской литературы, что все ее великие представители и творцы видели свою вьющую заслугу и миссию не в том, чтобы выразить свое личное Я, и не в том, чтобы представить свое слово за народный взгляд, но в том, чтобы действительно воплотить в своем слове общенародные чаяния, идеалы, устремления" /102, С.65/. При этом не следует путать народность литературы в ее мировоззренческом понимании с народным характером - образом человека, очерченным "с известной полнотой и индивидуальной определенностью..." /48, С. 15/. Применительно же к поэзии говорят о характере лирического героя.
      Проблема народности до недавнего времени занимала в современной научной литературе одно из первых мест. Однако в 80-е годы наступала пауза: вышло только несколько статей и брошюр В. Канашкина, книга Ю. Селезнева /103/, написанная им десятилетием раньше, а также исследование М. Рукавицына /99/. В чем же причина такого "затишья"? Причина в том, что этот вопрос давно уже вышел из рамок научного спора - и представляет собою "поле острой идейной битвы, арену враждебных сил. Это - тот "узелок", где художественное творчество, накрепко и неразрывно переплетено с политикой" /14, С. 6/.
      В данном исследовании за основу берется наиболее нейтральное в этом отношении и, вместе с тем, признанное и устоявшееся в науке определение народности литературы, данное Ю. Смирновым в Краткой Литературной Энциклопедии: "Народность литературы - многозначное понятие, которое характеризует: 1/ отношение индивидуального творчества к коллективному, степень творческого заимствования и наследования профессиональной литературой /искусством/ мотивов, образов, поэтики народного поэтического творчества /фольклора/; 2/ меру глубины а адекватности отражения в художественно./. произведении облика и - миросозерцания народа; 3/ меру эстетической и социальной доступности искусства массам". /50, С. 115/. Замечание вызывает только третий пункт определения. Как нам представляется. Меру эстетической доступности искусства определяет адекватность его отражения, о которой уже говорилось выше. Что касается доступности социальной, то это положение вызывает сомнение в силу того, что та же "массовая культура", "культурная" только по названию, сейчас, благодаря средствам массовой информации, как никогда доступна народу. Поэтому третий пункт этого определения а настоящей, работе в качестве теоретической базы не используется.
      Исследование проблемы народности поэзии Николая Рубцова будет идти строго по двум направлениям, которые данный определением заданы.
     
     
      ЛИРИКА Н. РУБЦОВА И НАРОДНОЕ ПОЭТИЧЕСКОЕ ТВОРЧЕСТВО
      Проблема связей поэзии с устный народным творчеством является одной из самых актуальных и интересных. Научное исследование таких связей имеет давнюю традицию. Начало ее было положено А. Востоковым в его "Опыте русского стихосложения", В XIX веке появилась и знаменитая русская "мифологическая школа", представители которой /А. Афанасьев, Ф. Буслаев, О. Миллер/ стремились найти истоки поэтического мышления народа. Особое значение имели также работы А. Веселовского, Н. Костомарова, А. Потебни. В советский период этой теме были посвящены исследования Т. Акимовой, А. Астаховой, В. Базанова, П. Богатырева, А. Горелова, Н. Колпаковой, С. Лазутина, Э. Померанцевой, В. Проппа, О. Федотова. Теоретическими аспектами этой проблемы занимались М. Бахтин, В. Гусев, А. Лосев. Тема "литература и фольклор" является главной у У. Далгат, Д. Медриша, И. Оссовецкого, В. Сидельникова.
      В последние годы также ведется нескончаемый методологический спор между двумя учеными: П. Выходцевым и Л. Емельяновым. Так, Л. Емельянов считает, что фольклор - это не фетиш, не идеальный образец народности дня писателя, что "вопрос о влиянии фольклора на литературу может стоять лишь как вопрос теоретический" /34, С. 194/. По его словам, фольклор - традиция и как традицию его и надо понимать, а не как "особое удостоверение особых качеств" /34, С.197/. Другими словами, Л. Емельянов ставит в вину П. Выходцеву отождествление фольклоризма и народности. П. Выходцев, отвергая это обвинение, находит, в свою очередь, изъян и у Л. Емельянова: "Боясь "фетишизации" фольклора среди "любого из Фактов культуры", критик пытается доказать, что фольклор, как и "любой из современных писателей", - всего лишь "источник эстетического образования". Но в таком случае проблема фольклоризма размывается среди других проблем и сводится, по существу, к нулю" /25, С. 21/
      Оба исследователя, в сущности, говорят о различной степени влияния фольклора на профессиональную литературу; вопрос же о влиянии его не подвергается сомнению ни тем, ни другим исследователем. Что касается самого термина "фольклоризм художника", то в настоящей работе за основу берется определение И. Оссовецкого: "...под фольклоризмом художника слова понимается использование как в отдельном его произведении, так и в творчестве в целом структурно-художественных элементов, восходящих или к сюжетам фольклора, или к его образной системе, или к его поэтике, или к лексике и поэтической фразеологии. Таким образом, в определяемое понятие входят и образно-поэтические и языковые категории" /80, C. 129/. С этих позиций творчество Н. Рубцова подробно еще никем не рассматривалось. Исследований, специально посвященных проблеме "Н. Рубцов и фольклор", просто нет. Существуют лишь отрывочные рассуждения на эту тему в критических статьях и книгах и несколько верных наблюдений в диссертации Т. Подкорытовой. В 1988 году по специальности, "русский язык" была защищена диссертация М. Кудрявцева /51/, в примечаниях к основному тексту которой имелись попытки проследить мифологические истоки образной системы рубцовской поэзии, но широкий литературоведческий анализ, естественно, отсутствовал /Из этого исследования в данной главе использованы статистические данные и некоторые принципы систематизации лексики поэта/.
      Неисследованность проблемы "фольклор и Н. Рубцов" кажется тем более удивительной по той причине, что существует большой биографический материал, в частности, воспоминания*, а которых рассказывается, с какой любовью Николай Рубцов относился к народному творчеству, с каким интересом и азартом отыскивал древние книги, в ты числе и с песенными текстами. В справке "Коротко о себе Рубцов замечал: "Давно уже в сельской жизни происходят крупные изменения, но до меня все же докатились последние волны старинной русской самобытности, в которой было много прекрасного, поэтического" /24, С. 9/. Н. Рубцов слушал и сам любил петь русские народные песни. Музыкальность лирики Рубцова отмечалась в критической литературе не раз, песни на его стихи широко известны в народе, а всего их уже более ста тридцати.
     
      __________________________
      * Воспоминания о Рубцове. - Сев.-Зап. кн. изд-во, Архангельск, 1963. А также воспоминание А. Сизова; "По лесам, в окрестностях Ветлуги" //Север. - 1988 - ь 11/ - C. 103 -110, в котором впервые сообщена история пересоздания Рубцовым в 1970 году со слов сказительницы текста сказки "Разбойник Ляля".
      __________________________
     
      Сама интонация стихотворений поэта - напевная, его стих чаще всего и строится, как песня, по особой, симметричной строфической композиции, в которой "строфа замкнута /в конце стоит точка/, каждый стих завершен, переносы отсутствуют, строена делится на подобные ритмико-интонационные периоды, имеет... кольцевое строение. При этом тематическое членение совпадает со строфическим" /75, С.35/. Не случайно Рубцов называл свои стихотворения песнями: "Осенняя песня", "Задняя песня", "Прощальная песня", "Песня" и т.п.
      Конечно, нельзя утверждать, что Рубцов в своем творчестве ориентировался исключительно на жанр песни. Он писал и в жанрах романса, элегии, баллады, кстати сказать, испытавших сильное влияние фольклора. Но есть в его лирике важная черта стиля, позволяющая говорить о преимущественном обращении поэта к образам, мотивам, поэтике этого жанра. Эта черта - народная символическая образность.
     
      * * *
      В устном народном творчестве лирическая поэзия традиционно разделяется на два больших цикла: обрядовую и необрядовую лирику. Главный массив составляет необрядовая лирика, которая подразделяется на любовную, семейно-бытовую, воинскую, рекрутскую, разбойничью /удалую/ и т.д. Отдельно выделяется частушка как более позднее явление, эта классификация исходит прежде всего из сфер использования песен в народной среде. Что же касается художественных особенностей устнопоэтической лирики, то и для обрядовой, и для необрядовой лирики они являются общими:
      1. Народная песня основана на поэтизации жизни; и то, что не поддается такой поэтизации, не является ее предметом.
      2. Народная лирика пользуется не прямыми высказываниями, а иносказаниями.
      3. Поэтический параллелизм как основа иносказания строится на основе сравнения мира человеческого и природного, а также бытового.
      4. Иносказательность с течением времени приобрела устойчивость и получила выражение в образах-символах.
      Последняя мысль в этой перечислении особенно важна, ибо "главная прилета условно-образного языка народной песни - символика" /5, С.106/. Устойчивость символики в народной поэзии /несмотря на определенное разрушающее воздействие профессиональной лирики в последние годы, эта устойчивость сохранилась в своей основе/ - особое качество, напрямую связанное с традицией. Ведь "этническая общность выработала свой язык культуры, которая действует как ... система определенных взаимосвязанных значении, обозначении, символов, обеспечивающих коммуникативность культурной традиции" /123, С. 112/.
      Начало изучения символической образности народной лирической песни приходится на XIX век. Впервые стал этим занижаться Н. Костомаров, выделивший три вида символических образов: 1/ из области природы; 2/ из области исторических представлений; 3/ символы, основанные на старинных мифических сказаниях и верованиях. Примечательно то, что Н. Костомаров относил символику к области содержания, а не чистой формы. Расшифровкой символики русской народной лирики занимались и А. Афанасьев, Л. Веселовский, А. Потебня. В советское время - В. Адрианова-Перетц, С. Лазутин, В. Пропп и др. В этой главе за основу берется расшифровка у этих авторов, а также данные исследовании Л. Астафьевой, А. Астафьевой-Скалбергс, Н. Колпаковой, А. Кулагиной, Г. Мальцева, В. Сидельникова.
      Причем для таблиц берутся основные, самые распространенные в народной лирике образы-символы /А. Лосев/.
      Из анализа текстов стихотворении Н. Рубцова второго периода его творчества видно, что прямого использования песенных оборотов, стиля, частушечного ритма /вплоть до стилизации/ у поэта нет, в отличие, например от О. Фокиной. Но символика его лирики бросается в глаза, и в этом Н. Рубцов резко отличается от поэтов-современников. Поэтому сравнительно-типологический анализ в основное будет посвящен его оброчной символике.
      Символы в русской народной лирике разделяются обычно на несколько групп, по использованию определенных образов природы и быта. Так, Н. Костомаров выделял пять групп: 1/ небесные стихии и светила; 2/ символы местности; 3/ ископаемые; 4/ растения; 5/ животные. Из последних классификаций интересны подсчет и группировка А. Кулагиной наиболее популярных объектов сопоставления в частушках: а/ растения; б/ явления природы /снег, ветер, дождь, туман, вода, огонь, светила/; в/ одежда, бытовые - предметы, животные.
      Более логичным представляется, однако, подробное разделение лирической символики на следующие группы и подгруппы:
      а/ Растения:
      лес, деревья, цветы, ягоды
      в/ Погодные условия, стихии, время суток:
      ветер, снег, туман, дождь, день /свет/, ночь /тьма/
      д/ Мир животных;
      птицы, конь, змея
      б/Небо и небесные светила
      солнце, луна, звезда.
      г/ Пространства земли и воды:
      дорога, поле, горы, река, болото
      е/ Приметы быта;
      дом, деревня, лодка, храм
      Сравнительный анализ символики народной лирики и лирики Н. Рубцова будет производиться по этим шести группам.
     
      а/ Мир растений /таблица 1/
      Одно перечисление названий стихотворения Рубцова, посвященных растительному миру, впечатляет: "В лесу"; "Пальмы юга"; "Сосен шум"; "Улетели листья"; "Листья осенние"; "Березы"; "Ива"; "Аленький цветок"; "Цветы"; "Купавы"; "Фиалки"; "Цветок и нива" и т.д. На самом деле стихотворении, в основе которых параллель: человек - растение, - гораздо больше.
      Лирический герой; его стихотворений связывает свою печаль с шумом темного леса /"Что вспоминаю я?"/; восклицает, вспоминая о поникших ивах:
     
      Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно
      Во мгле над обрывом безвестные ивы мои!
      "Я буду скакать..."/
     
      Ему слышатся в лесу "Осин тоскливых стоны и молитвы"; хочется ему запеть "про тонкую рябину, или про чью-то горькую чужбину"; ему видится, как "закачалась над омутом ель"; говоря о громе, рассыпающее горе и гибель, он как бы вздрагивает от удара: "Ночью я видел: Ломались березы!"; он видит рухнувшие после грозы липы и риторически вопрошает: "... за что?"
      Все эти символические образы несут и в народной лирике значения печали, горя, грусти. О темном лесе в песне поется:
     
      А куда с горя, да куда с горюшка подеваюся,
      Да со печалюшки потеряюся!
      Да я пойду с горя во темны леса,
      Во темны леса да в зелены лужки... /62, C. 219/
     
      В стихотворениях поэта "глохнет, покинутый луг", "замерзают... георгины", он .с грустью говорит: "Отцветет да поспеет На болоте морошка, - вот и кончилось лето, мои друг!" Ему хочется покоя и уюта, он отдыхает душой, когда "на окне стоят цветы герани". Его грусть светлеет, когда "цветут цветы", но вдруг слишком явственно в нем "отзовется увяданье Цветов, белеющих во мгле".
      И эти образы имеют в лирических песнях совершенно определенный смысл: в них связывается радость, веселье с образами цветенья, расцвета, а увядание - с горем и смертью.
      Признак увядания - облетающие с деревьев листья - печалят и героя стихотворении Рубцова, он предчувствует "сон золотой увяданья", т.е. смерть, и вспоминает о былой любви в свои и жизни: "Спелой клюквой, как добрую птицу, Ты с ладони кормила меня...", он помнит, как спешил нарвать "для милых уст малины крупной, молодой и сладкой". В его видениях "манят, вспыхнув, Ягоды малины", но действительность возвращается:
     
      Красный цветы мои
      В садике завяли все.
      /"В горнице"/
     
      И снова последние листья несутся по улице, "выбиваясь из сил".
      В печальном стихотворении "Улетели листья" сравнивается неизбежность природная и трагедия человеческих взаимоотношений:
     
      Улетели листья с тополей -
      Повторилась в миpe неизбежность...
      Не жалей ты листья, не жалей,
      А жалей любовь мою и нежность!
      Пусть деревья голые стоят,
      Не кляни ты шумные метели!
      Разве в этом кто-то виноват,
      Что с деревья листья улетели?
     
      В народной поэтике дерево представляется покрытым листьями, как человек - платьем, "поэтому покровение, как символ брака, изображается и облаком, и зеленью листьев... Наоборот, опадание листьев сравнивается о разлукою...". /86, С. 85/. С пониманием этого символического смысла приходит и подлинное эстетическое наслаждение шедевром рубцовской лирики...
      Только одно растение наделено Рубцовым новым смыслом: береза - Русь. Однако - этот новый символ образован по традиционному принципу - по противопоставлении двух явлений: в народной ассоциируется с молодой девушкой, а у поэта, - со старой матушкой - Русью.
      Николаи Рубцов использует в своих стихотворениях не только символику песен, но и поговорок: "Как в трех соснах, блуждая и кружа..." / "Философские стихи"/, сказок: "Таковы на Руси леса Достославные, Таковы на лесной Руси Сказки бабушки" / "Сапоги мои - скрип да скрип..." Новым, в отличие от народной лирики, является и сравнение храма с природой: "... Как трава, как леса, как березы, Диво дивное в русской глуши!" / "Ферапонтово"/. Особенностью является и использование растительного мира для контрастного сравнения жизни и смерти: "Нес я за гробом матери Аленький своя цветок" / "Аленький цветок"/ или:
     
      Девочка на кладбище играет
      Где кусты лепечут, как в бреду.
      Смех ее веселый разбирает,
      Безмятежно девочка играет
      В этом пышном радостном саду.
      /"Девочка играет"/
     
      В "Элегии" цветы. являются символом творчества: "Не купить мне избу над оврагом, И цветы не выращивать мне..." Но все же основные символы - образы из растительного мира у Н. Рубцова - традиционны. И творческое разлитие поэтом народно-поэтическая символики растении было бы невозможным без понимания им этой традиции.
     
      б/ Небо и небесные светила: солнце, луна, звезда, /таблица 2/
      В свое время А. Потебня заметил: "Нет ничего обыкновеннее в народных песнях, как сравнение людей и душевных переживаний с солнцем, месяцем, звездою..." /86, С. 28/. В представлениях народа небесные светила всегда связывались со счастьем, с чистотой:
     
      Вечерняя-то заря да потухать стала,
      А полуночная-то звезда да высоко взошла.
      Светлая, утренняя заря да, братцы, занимается,
      Из-под зорюшки-то красное солнышко да выкатается... /С. 172/
      Небо сравнивалось в песнях с голубым ситцем. У Рубцова:
      Навстречу им - июльские деньки
      Идут в нетленной синенькой рубашке...
      /"Старая дорога"/
     
      Солнце у поэта традиционно связывается с чистотой, красотою и счастьем:
     
      Пусть солнце; на пашнях венчает обильные всходы
      Старинной короной своих восходящих лучей!..
      /"Я буду скакать..."/
     
      А закат - с горем, смертью:
      Как будто солнца,
      Красное над снегом,
      Огромное,
      Погасло навсегда...
      /"Наступление ночи"/
     
      Луна у Рубцова лишена слишком "фольклорного" значения "жениха", но так же, как и в народной лирике, символизирует счастье и красоту:
     
      Так зачем, проявляя участье,
      Между туч проносилась луна
      И светилась во мраке ненастья.
      Словно отблеск весеннего счастья,
      В красоте неизменной одна?
      /"Осенняя луна"/
     
      Звезда у поэта - один из главнейших символов. Подтверждая его традиционные значения: звезда - судьба / "Нет, меня не порадует - что ты! - Одинокая странствий звезда..."/ и звезда - красота, счастье / "Светлыми заездами нежно украшена Тихая зимняя ночь"/, Николай Рубцов, отказавшись, как в случае с символом луны, от слишком явного сближения с фольклорный образов "звездочек - малых детушек", образует новые символические значения:
     
      Звезда - Русь:
      И надо мной - бессмертных звезд Руси,
      Спокойных звезд безбрежное мерцанье...
      /"Видения на холме"/
      ...Звезда труда, поэзии покоя...
      /"Осенние этюды"/
     
      Звезда - вся земля, все человечество:
      Звезда полей горит, не угасая,
      Для всех тревожных жителей земли...
      /"Звезда полей"/
     
      Звезда - символ Вселенной вечности:
      ... И голубые Вечности глаза
      /"Старая дорога"/
     
      Все эти значения образуют в его поэзии гармоническое единство и вымывают неповторимое чувство.
     
      в/ Погодные условия, стихии, время суток: ветер, снег, туман, дождь, день /свет/, ночь /тьма/ /таблица 3/.
      Эта группа символов полностью, без изменений традиционных смыслов, вошла в лирику Рубцова. Его лирический герой, зная свою судьбу, идет "В обнимку с ветром", он пророчит: "Меня ведь свалят с ног Снега, Сведут с ума ночные ветры!" Вокруг он наблюдает безрадостную картину: "Осень кончилась. Сильный ветер Заметает ее следы" и вопрошает: "Куда от бури, от непогоды Себя я спрячу? Его не оставляет "предчувствие близкого снега", за "линией железной" он видит "укромный, чистый... уголок" , он еще помнит, как "снег освещенный летел вороному под ноги", и поэтому в его душу порой приходит очищение, "снег... врачует душу", когда он наблюдает в снежный день xpaм Софии, детей, которых "не счесть". Когда ему приходит время уезжать из родной деревни, он - с "каждой избою и тучею, С громом, готовым упасть" чувствует "самую смертную связь", герои Рубцова связывает со смертью и туман: "И так в тумане омутной воды Стояло тихо кладбище глухое...", и "горестные дожди": "... о суровой близости зимы Тяжелый ливень жаловался крышам". Раскаты грома ассоциируются у него с бедой войны / "Детство"/ или с раскалывающимся надвое небом / "Во время грозы"/. Когда он стоит во мгле, его душе "покоя нет", на него надвигается "темнота закоулков" печального города, который "дремлет На темной печальной земле". Но манят его "огоньками уюта Жилища, мерещится, лучших людей". Идет вpeмя, "приближается день", и он снова обращается к ветру: "Спасибо, ветер! Твои слышу стон", словно герои народной лирическое песни:
      - Ветры мои, ветры, вы буйные ветры!.. . /100, С. 240/
     
      г/ Пространство земли и воды: дорога, горы, peка, болото /таблица 4/
      Символику пространств народно-поэтического творчества Рубцов также не изменил, а взял ее целиком в свою символическую образную систему. Так, дорога - это и судьба, и жизнь, не только личная / "дороги моих побережий..."/, но и всеобщая; герой его понижает, что "все .мы почти над кюветом Несемся все дальше стрелой, И, есть соответствие в этом С характером жизни самой!" Горы для него - "сумрачная цепь Загадок и вопросов", с грустью, со слезами на глазах бродит он "по сельским Белым в сумраке холмам". Герои стихотворения "В избе" "все глядит за перевал, Где он ни разу не бывал". Река .в символике Рубцова, как и в песенной лирике, - разлука, расставание, и даже смерть: "Плыть, плыть, плыть мимо могильных плит..."; "Все движется к темному устью, Когда я очнусь на краю..."; "Село стоит На правом берегу, А кладбище - На левом берегу..." Половодье реки у него - не просто горе и смерть, а настоящая апокалипсическая картина всемирного потопа / "Седьмые сутки дождь не умолкает...", "На реке Сухоне"/. Стихотворение же "Я умру в крещенские морозы..." почти полностью повторяет образы похоронного причета. Сравните:
      У Н. Рубцова:
     
      А весною ужас будет полный:
      На погост речные хлынут волны!
      Из моей затопленной могилы
      Гроб всплывет, забытьи и унылый;
      Разобьется с треском
      и в потемки
      Уплывут ужасные обломки.
      Причет:
      Из-за лесу ту темного,
      Из-за моря-то синего ты
      Накатись, туча грозная,
      Перевала та синяя!
      Расступись, мать сыра земля,
      Росколись, гробова доска!..
      /36, С.167/
     
      Болото в рубцовской символике имеет такое же "дурное" значение, что и в народной лирике, правда, этот символ у поэта дополнен социальным смыслом: не просто "плохие человеческие отношения" застой "всего и вся":
     
      От всех чудес всемирного потопа
      Досталось нам безбрежное болото...
      /"Осенние этюды"/
     
      Герой этого стихотворения ходит по болоту, а по народной примете такое хождение - предвестье горя. И не случайно герой одинок: "Зовешь, зовешь... Никто не отзовется..." Тут не только символическая образность, но и сама ситуация - символична. Как символичны и картины родины в стихотворении "Тихая моя родина": "Тина теперь и болотина Там, где купаться любил...", и картина наступившей осени в стихотворении "Журавли": меж болотных стволов красовался восток огнеликий..."
      Но есть у Рубцова и новые символы, повторяющиеся довольно часто: пароход и поезд. Таких образов-символов, конечно, не могло быть в довольно консервативной народной лирике ХК века, но в веке двадцатом они стали изредка появляться, однако не закрепились и не приобрели устойчивости даже в частушке. У Рубцова их значение традиционно и определено сходностью с символами реки /пароход/ и дороги /поезд/. Так, значение символа "река" - разлука, смерть; в символике Рубцова "пароход" имеет те же значения / "Последний пароход"; "У церковных берез"; "По холодной осенней реке"; "Отплытие" и др./. Значение символа "дорога" в народном творчестве - жизненный путь, судьба, в символике поэта - тот же смысл:
     
      Как все это кончилось быстро!
      Как странно ушло навсегда!
      Как шумно - с надеждой и свистом -
      Помчались мои поезда!
      /"Далекое"/
     
      К тому же образы-символы соединены им, и не только потому, что стоят рядом в одном стихотворении / "Посвящение другу"/, а по общему символическому смыслу жизненной ситуации: "Пролетели мои самолеты, просвистели мои поезда..."
     
      д/ Мир животных: птица, конь, змея /Таблица 5/
      Эта группа символов , как и предыдущие две, была взята Н. Рубцовым в свою художественную структуру так же без переделок. Так, например, в ".Мифических сказаниях" и в народной поэзии, птицы являются услужливыми вестниками богов и смертных" /9, С. 126/. И у поэта они возвещают "сказания древних страниц" - память о минувшем, приносят счастье: "Летят журавли высоко. Под куполом светлых небес...", предсказывают несчастье: "Слышен жалобный голос Одинокой кукушки..."; личную судьбу, связанную с судьбой России: "И путь без солнца, путь без веры Гонимых снегом журавлей..."
      Конь для Рубцову - символ свободы, счастья и удачи: "Как прежде скакали на голос удачи капризный..." Он жалеет коня, попавшего "под огонь ветеринарного ножа" / "Судьба"/, и считает его душу живой:
     
      Мы были две живых души,
      Но на способных к разговору.
      /"Вeчернее происшествие"/
     
      Кстати, но народный представлениям /и в народной лирике/, души человека и животных - однородны.
      Змея в его символике олицетворяет зло и смерть:
     
      Змея! Да, да! Болотная гадюка
      За мной все это время наблюдала
      И все ждала, шипя и взвиваясь....
      /"Осенние этюды"/
     
      Медведь у Рубцова - символ добра /"Медведь"/, ворон - предвестник смерти: "Взгляну на ворона И в тот же миг Но иду не в сторону, а напрямик..." /"В лесу"/, волки тоже олицетворяют, как и в народной лирике, далеко не лучшие качества /"Памятный случай/.
     
      е/ Приметы быта: дом, деревня, лодка, храм /таблица 6/
      Дом в лирике Николая Рубцова - то, к чему сам поэт всю свою недолгую жизнь стремился, но так и не обрел. Представление русского народа о доме как пристанище, источнике добра и счастья Рубцов перенес в свою поэзии бережно, сохранив его в целостности чувства:
     
      Скорей, скорей! Когда продрогнешь весь,
      Как славен дом и саловар певучий!
      Вон то село, над кот вьются тучи,
      Оно село родимое и есть...
      /"В полях сверкало. Близилась гроза..."/
     
      Для него "Сильнее всякой воли Любовь к своим овинам у жнивья, Любовь к тебе, изба в лазурном поле". Он говорит, обращаясь к России: "Люблю твои избушки и цвети..." Но с грустью заключает: "Не купить мне избу над оврагом..."
      Деревня у поэта, как и дом, - символ всего самого лучшего а жизни. Он гордится, что "вырос в хорошей деревне", знает, что "в деревне виднее природа и люди", называет ее "светлой", молит о том, чтоб ее вид "вокзальный дым не заволок". И в то же время прощается с ней: "Я уеду из этой деревни...", потому что его лодка - любовь "на речной догнивает мели".
      Храм олицетворяет, в его символике святость Руси:
     
      С моста идет дорога в гору.
      А на горе - какая грусть!
      Лежат развалины собора,
      Как будто спит былая Русь.
      /"По вечерам"/
     
      Поэту жаль "разрушенных белых церквей", он называет храм "удивительным, белоколонным", но этот храм, как деревня, как Россия, разорен и погружен в сон.
      Поэзия Рубцова поражает символической насыщенностью. Ярким призером такой насыщенности является стихотворение "Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны...", символичное насквозь.
      Вот его текст /образы-символы выделены мной - В. Б./:
     
      Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны,
      Неведомый сын удивительных - вольных племен!
      Как прежде скакали на голос удачи капризный,
      Я буду скакать по следам миновавших времен...
      Давно ли, гуляя, гармонь оглашала окрестность,
      И сам председатель плясал, выбиваясь из сил,
      И требовал выпить за доблесть в труде и за честность,
      И лучшую жницу, как знамя. в руках проносил!
      И быстро, как ласточка, мчался я в майском костюме
      На звуки гармошки, на пенье и смех на лужке,
      А мимо неслись в торопливом немолкнущем шуме
      Весенние воды, и бревна неслись по реке...
      Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно
      Во мгле над обрывал безвестные ивы мои!
      Пустынно мерцает померкшая звездная люстра,
      И лодка моя на речной догнивает меди.
      И храм старины, удивительный, белоколонный,
      Пропал, как виденье, меж этих померкших полей.
      Но жаль мне, но жаль мне растоптанной царской
      короны.
      Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых
      церквей!..
      О, сельские виды! О, дивное счастье родиться
      В лугах, словно ангел, под куполом синих небес!
      Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица
      Разбить свои крылья в больше не видеть чудес!
      Боюсь, что над нами не будет возвышенной силы.
      Что, выплыв на лодке. повсюду достану шестом.
      Что, все понимая, без грусти пойду до могилы...
      Отчизна и воля - останься, мое божество!
      Останьтесь, останьтесь, небесные синие своды!
      Останься, как сказка, веселье воскресных ночей!
      Пусть солнце на пашнях венчает обильные всходы
      Старинной короной своих восходящих лучей!..
      Я буду скакать, не нарушив ночное дыханье
      И тайные сны неподвижных больших деревень.
      Никто меж полей не услышит глухое скаканье,
      Никто не окликнет мелькнувшую легкую тень.
      И только, страдая, израненный бывший десантник
      Расскажет в бреду удивленной старухе своей.
      Что ночью промчался какой-то таинственный всадник.
      Неведомый отрок, и скрылся в тумане полей...
     
      Итог: 36 /!/ символических образов /без учета повторяющихся/. Их подробная расшифровка займет много места, но и без нее из текста видно, что основные образы-символы традиционны для русского фольклора.
      К тому же, сравнение ранней редакции этого стихотворения, находясь в архиве поэта /28/, дает возможность проследить, как настойчиво Рубцов символизировал, художественные образы. Так, в поздней редакции появились такие образы-символы, как "следы" миновавших времен /вместо: "не жалея минувших времен"/; "обрыв" /вместо потока/; "луга" /вместо ромашковых трав/ и др.
      К народной символике привыкают также цветовые эпитеты и звуковые образы /таблицы 7 и 8/.
      В. Кожинов, исследуя "стихию света" в поэзии Рубцова, определил, что цвет у него не играет особой роли, тем более, что в . стихотворениях поэта "всего лишь около 60 "Цветовых" слов" /45, С. 172/. Однако и эти немногие цветовые эпитеты соответствуют у него значениям, распространенным в лирической народной песне. Так, белый цвет символизирует чистоту, черный - печаль, смерть; красный - любовь и красоту, зеленый - молодость, синий - чистоту и святость. По принципам народного творчества образованы Рубцовым символические сравнения багряного цвета с увяданием, желтого и серого - с бедностью и заброшенностью.
      В основе звуковых образов его поэзии - одушевление, единство звуков природы и звуков человеческой речи. Ветер в его стихотворениях "свистит, всхлипывает и стонет", "ревет и воет" буря, "кричит и голосит" метель, "шумит" вода, с ней "шепчет" ива, "тяжело вздыхает" береза, "кричит и плачет" птица, "плачет" звезда, а ливень "жалуется крышам".
      В поэтической фразеологии народной лирической песни важное место занимают ассоциативные ряды.
      Ассоциативные ряды - это образно-символические пары, образующиеся по сходству значений. Примеры самых распространенных из них:, туча - гром, отец - мать, поле - раздолье, дедушка - бабушка, куст - лист, нога - рука, злато - серебро, горы - леса, солнце - луч, и т. д.
      В поэзии Рубцова нет прямого следования устно-поэтической речи, но есть ассоциативные пары, буквально перенесенные из народной поэзии:
     
      туча - гром / "Тихая моя родина"/,
      поле - лес / "Фальшивая колода"/,
      солнце - луч / "Я буду скакать..."/ и т.д.
      Есть и новые, но образованные по традиционному принципу:
      леса - долы / "видения на холме"/
      восход - закат / "Поэзия"/
      тина - болотина / "Тихая моя родина"/ и т.д.
     
      Приметой народной лирики являются и обращения - восклицания, переходящие в заклинания:
     
      Ой да вы, морозы, морозы крещенские, лютые!..
      - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
      Ах ты, ноченька, ночка темная...
      - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
      Месяц ты красный! звезды вы ясные! солнышко ты привольное!
      - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
      Уж ты, сад, ты той, сад зелененький...
      - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
      Ты долина ль моя, долинушка, раздолье широкое!
      - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
      Разгромите, буйны грома...
      - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
      Не бушуйте, не бушуйте, ветры буйные... и ,т.д.
     
      В поэзии Рубцова обращения - восклицания к явлениям природы и пространства многочисленны и тоже переходят в заклинания:
     
      Спасибо, ветер! Я слышу, слышу!
      - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
      Ночь, черная ночь!
      - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
      Слава тебе, поднебесный
      Радостный краткий покой!
      - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
      Зачем ты, ива, вырастаешь...
      - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
      О, вид смиренный и родной!
      - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
      О, сельские виды!
      - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
      Не кричи так жалобно, кукушка...
      - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
      Остановись, дороженька моя!
      - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
      Останьтесь, останьтесь, небесные синие своды!
     
      И, наконец, эмоциональными вершинами в его лирике стали заклинания и обращения к Родине, к России:
     
      Тихая моя родина!
      - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
      Россия! Как грустно!
      - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
      Эх, Русь, Россия!
      - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
      И я молюсь - о, русская земля!
      - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
      Россия, Русь! Храни себя, храни!
     
      Душа как эстетическая категория в творчестве Николая Рубцова.
      Особое место в устное народном поэтическом творчестве занимает образ-символ, вмещающий в себя все богатство человеческих чувств, моральные свойства, этические категории: душа /сердце/. Этот образ будет рассмотрен здесь более подробно, с учетом его функционирования у Н. Рубцова не только как народно-поэтического символа, но и как символа классической поэзии.
      Слово "душа" является одним из наиболее употребительных в русской лирическое поэзии. "Для художественной речи важны слова, "нагруженные" широким и разнообразным объемов и с большими ассоциативными возможностями, слова-возбудители ассоциации, и в связи с этим слова, богатые исторической традицией, многовековым культурным контекстом" /63, C. 509 - 510/. В творчестве Н. Рубцова частота использования этого понятия уникальна. B его сравнительно небольшом поэтическом наследии слово "душа" употребляется 88 раз в 58 стихотворениях и в этом отношении не имеет себе равных. Однако для исследователей поэзии Н. Рубцова важен - не столько примечательный статистический факт, сколько проблема эстетического понимания этой категории в его лирике, ведь "проблема души методологически есть, проблема эстетики..." /16, С. 95/.
      В истории мировой культуры понятие души - значимый, категориальный элемент представлении о внутреннем мире человека. В современном понимании это слово предстает в двух значениях.; 1/ психический мир человека и 2/ совокупность черт личности, характер человека /107, С. 456/, что вполне согласуется с традиционным пониманием души, и то же время нельзя забывать о том, что. в художественной литературе душ не равна личности, она гораздо шире ее и связана с внешним миром: с природой, Родиной, с жизнью человечества, его историей, с космосом. Все это становится возможным благодаря тому, что душа является одновременно и объектом и субъектом художественного исследования,
      В русском фольклоре слово "душа" чаще всего упоминается в лирических песнях, выражающих мысли, чувства и настроения народа, в пословицах и поговорках душа - тоже одно из главнейших понятий, и отношение к ней соответствующее: душу "очищают" трудом, подвигом; душа может быть "жива", а может и погибнуть; людей, погубивших чужую душу /а с ней - и свою/, называют "душегубцами"; ее исповедуют, могут "выложить всю душу"; говорят; "душа нараспашку", "душа-человек", не и замечают: "чужая душа - потемки..." в народном сознании душа всегда объединяет человека с миром, с Богом, с другим человеком: "поговорим по душам", "отдал богу душу..." Постоянно замкнутой в себе душа просто не может существовать.
      Следует также помнить, что сильное мировоззренческое влияние на русский фольклор оказало христианство. "Унаследованные от глубокой древности верования .и христианская религия, находясь между собой одновременно и в постоянном взаимодействии и в антагонизме, представляли два синхронных аспекта средневекового общественного сознания, образуя специфическое единство, которое можно было бы назвать "народный христианством" /29, С.137/. В религиозных представлениях русского народа душа, наряду с телом, - одна из частей человеческой природы, важнейшая ее часть, которая при освобождений от греха вследствие таинства или под воздействием аскетических подвигов становится духота, соединяющим человека с Богом. Причем познание и раскрытие человеком собственного духовного мира, моральная рефлексия строится как диалог человека со своей душой. В такой своеобразной исторической форме и проявилось самопознание человека, становление понятия личной совести. Поэтому, когда в "Поучении..." Владимир Мономах обращается: "Всякую печална еси, душа моя? Всякую смущаеши мя? Уповай на бога, яко исповьмся ему" /83, С. 153/, то такое вопрошание является ничем иным, как моральным самоконтролем личности, проявлением чувства личного нравственного самосознания, совести.
      В русской поэзии ХVШ - ХIX вв. образ души получает специфическое .развитие и выражение. Слова "дух", "душа" употребляются как поэтические знаки, условные обозначения внутреннего психического мира человека, поэта, того начала, которое понимается в лирике и как "условное вместилище духовного переживания", и как "источник творческой силы поэтической мысли..." /106, С. 295/. У В. Жуковского душа стремилась к Богу:
     
      Не часто ли а величественный час
      Вечернего земли преображенья -
      Когда душа смятенная полна
      Пророчеством великого виденья
      И в беспредельное унесена...
      /"Невыразимое"/
     
      У А. Пушкина она как итог / "Душа в заветной лире..."/ - соединяла его поэзию с народом.
      Ф. Тютчев сливает душу и сердце в единое целое:
     
      О, вещая душа моя,
      О, сердце, полное тревоги, -
      О, как ты бьешься на пороге
      Как бы двойного бытия!
      /"О, вещая..."/
     
      К. Бальмонт в книге "Только любовь".приводит душу в пустыню индивидуализма:
     
      Я ненавижу человечество,
      Я от него бегу спеша.
      Мoe единое отечество -
      Моя пустынная душа.
     
      В противоположность ему, А. Блок стремится к исконному пониманию слова / "Восторг души первоначальный..."/, а в своей статье "Без божества, без вдохновенья" говорит еще более конкретно: "Они замалчивают самое главное, единственно ценное: душу" /21; С. 540/.
      В. Маяковский начинал с души-двигателя:
     
      Сердца - такие же моторы.
      Душа - такой же хитрый двигатель.
      /"Поэт-рабочий"/
     
      Но быстро вернулся к традиции лирической поэзии XIX века:
     
      Я вам не мешаю,
      К чему оскорбленья!
      Я только стих,
      Я только душа.
      /"Про это"/
     
      A С. Есенин как бы подтвердил его мысль и расставил все по своим местам /Лира - это душа, а "отдам всю душу..." - оборот речи - В. Б./:
     
      Отдал всю душу октябрю и маю,
      Но только лиры милой не отдам.
      /"Русь советская"/
     
      Таким образом, в русской поэзии душа лирического героя не только, выражает глубоко личные чувства, но и является средством передачи поэтической мысли, имеющей определенную ценностную ориентацию. Это становится тем более понятным, если вернуться к тому, что изначально /и в фольклоре, и в религии/ проблема души - это проблема диалога. В сознании отдельного человека она эстетически нереализуема, замкнута. Именно это имел в виду М. Бахтин, когда говорил: "Душа - это дар моего духа другому" /16, С. 123/.
      Н. Рубцов в одной из своих, рецензий отмечал: "Все темы души - это вечные темы, и они никогда не стареют, вечно свежи и общеинтересны" /79, С. 154/.
      Какой же была в его поэзии тема души, какое ценностное значение имела, к чему была обращена?
      Когда мы говорим, что в поэзии душа не равна личности, что она шире ее в своих многообразных связях с действительностью, то имеем в виду пересозданный поэтом художественный мир души, включающий в себя не только образы всего пережитого лирический героем в своем личном времени, но и память о далеком прошлом, и боль настоящего, и предвидение будущего.Не случайно один из сборников Н. Рубцова назван "Душа хранит" /1969/, а в стихотворениях "Мачты" и "Я умру в крещенские морозы" поэт поднимается до ощущения собственного бессмертия:
     
      Сам не знаю, что это такое...
      Я не верю вечности покоя!
      /"Я умру в крещенские морозы..."/
     
      Иногда лирический герой поэт в своем высшем духовном напряжении поднимается до чисто нравственной позиции /и в этом видна ориентация Н. Рубцова на традиции народного мировоззрения/:
     
      Перед всем
      Старинным белым светом
      а клянусь:
      Душа моя чиста.
      /"До конца"/
     
      Но приметы современной ему действительности не исчезают из художественной реальности, ее ценностно-смысловой мир виден даже в письмах поэта, в которых продолжается внутренний творческий процесс: "Здесь великолепные /или мне только кажется/ холмы по обе стороны неширокой реки Толшмы, деревни на холмах /виды деревень/, леса, небеса. У реки, вернее, над рекой, сразу у въезда в Николу /так здесь коротко называют село/, под березами - разрушенная церковь. Тоже великолепная развалина! В этой местности когда-то я закончил семь классов /здесь для души моей родина/, здесь мне нравится, и я провожу здесь уже второе лето" /77, С. 178/.
      Сравним:
     
      О, вид смиренный и родной!
      Березы, избы по буграм
      И, отраженный глубины,
      Как сон столетий, божий храм...
      /"Душа хранит"/
     
      "Красота былых времен", которую хранит лирический герой, не потеряна а прошедшем, она живет в его поэтическом ощущении:
     
      ... И все ж я слышу с перевала.
      Как веет здесь, чем Русь жила.
      /"По вечерам"/
     
      Ценностно-смысловая ориентация в его художественном мире, его "тема души" совершенно сознательно направлена на совремённость, но на современность, являющуюся лишь "мгновением вечности" во всей жизни Родины. Потому так естественны его размышления и о ее будущем и о ее прошлом. Характерны в этом отношении стихотворения, посвященные судьбе любимых поэтов Н. Рубцова:
     
      Словно зеркало русской стихии,
      Отстояв назначенье свое,
      Отразил он всю душу России!
      И погиб, отражая ее...
      /"О Пушкине"/*
     
      И сны Венеции прекрасной,
      И грустной родины привет -
      Все отражалось в слове ясном
      И поражало высший свет.
      /"Приезд Тютчева"/
     
      Версты все потрясенной земли,
      Все земные святыни и узы
      Словно б нервной системой вошли
      В своенравность есенинской музы!
      /"Сергей Есенин"/.
     
      ______________________
      * Выделено мной - В. Б.
      ______________________
     
      A. Блок в открытом письме Д. Мережковскому образно сказал: "Чем больше чувствуешь связь с родиной, реальнее и охотнее представляешь ее себе как живой организм..." /21, С. 544/.
      Лирический герой Рубцова не просто чувствует душу этого "живого организма", он знает, что связан с родиной не только жизнью, но и смертью;
     
      С каждой избою и тучею,
      С громом, готовил упасть,
      Чувствую самую жгучую,
      Самую смертную связь.
      /"Тихая моя родина"/
     
      В его поэзии нет ничего случайного, все взаимосвязано и взаимозависимо. Все имеет свои глубокие корни. Так, в стихотворениях "Старик", "Русский огонек", "Ночь на родине" и других Рубцов соединяет душу со светом, огнем:
     
      Горишь, горишь, как добрая душа,
      Горишь во мгле, и нет тебе покоя...
      /"Русский огонек"/
     
      Подобное сравнение восходит к мифологической древности: "Душа человеческая, по древним языческим преданиям, представлялась и самых разнообразных видах: во-первых, огнем. Славяне признавали в душе человеческое проявление той же творческой силы, без которой невозможна на земле никакая жизнь: это сила света и теплоты, действующая в пламени весенних гроз и живительных лучах солнца. Душа - coбcтвенно частица, искра этого небесного огня, которая и сообщает очам блеск, крови - жар и всему телу - внутреннюю теплоту" /9, С. 353/.
      Такого же рода корни прослеживаются и в стихотворениях "Журавли", "У сгнившей лесной избушки...", "Прощальная весна", в которых Рубцов сравнивает душу человеческую с птицей /сравнение 2-е/:
     
      И словно душа простая
      Проносится в мире чудес,
      Как птиц одинокая стая
      Под куполом светлых небес!
      /"У сгнившей лесной избушки..."/
     
      Изображение души в виде птицы является у многих народов весьма распространенный как в древних, так и в современных традициях.
      Как писал А. Афанасьев, "наравне с прочими индоевропейскими народами славяне сохранили много трогательных рассказов о превращении усопших в легкокрылых птиц, в виде которых они навещают своих родичей..." /9, C.358/.
      В-третьих, душа и фольклоре представляется звездою, ибо "в народных преданиях душа точно так не сравнивается с звездою, как и с пламенем; а смерть уподобляется падающей звезде, которая, теряясь в воздушных, пространствах, как бы погасает. ...Каждый человек получил на небе свою звезду, с падением которой прекращается его существование..." /9, С. 355/. Сравните у Py6цова: "Горит, горит звезда моих полей..." / "Звезда полей"/.
      В-четвертых, как огонь сопровождается дымом, так "и душа, по некоторым указаниям" исходила из тела дымом и паром..." /9, C. 356/
      У Рубцова:
     
      Когда, бесчинствуя повсюду,
      Смерть разобьет мою судьбу,
      Тогда я горсткой пепла буду!
      Но дух мой... вылетит в трубу!
      /"Кружусь ли я..."/
     
      В-пятых, душа сравнивается с ветром. Ведь "язык сблизил оба эти понятия, что наглядно свидетельствуется следующими словами, происходящими от одного корня: душа, дышать, воз /вз/-дыхать, д/ы/хнуть, дух/ветер/, дуть, дунуть, духом-быстро, скоро, воз-дух, воз-дыхание, вз-дох..." /9, С. 357/.
      С ветром сравнивает душу и Николай Рубцов, он восклицает:
     
      О, ветер, ветер! Как стонет в уши!
      Как выражает живую душу!
      /"Но дороге из дома"/
     
      Как видим, в художественном мире Рубцова душа имеет разные значения в своей взаимосвязанности с лирой. Но наиболее определенно высказана его этическая и эстетическая позиция в программном стихотворении "Душа" / "Философские стихи"/. В нем поэт, отталкиваясь от православно-христианской традиции этического интеллектуализма видеть в разуме высшую часть души / "...Соединясь, рассудок и душа Даруют наш светильник жизни - разум!"/, выражает свою самую сокровенную мысль: душа - это не только эстетическая ценность, но и одновременно - цель:
     
      Но я пойду! Я знаю наперед,
      Что счастлив тот, хоть с ног его сбивает,
      Кто все пройдет, когда душа ведет,
      И выше счастья в жизни не бывает!
     
      В стихотворении "Старая дорога" эта ценностная позиция приобретает законченное выражение /дух как наивысшая часть человеческой души/:
     
      ...Здесь русский дух в веках произошел
      И ничего на ней не происходит.
     
      Н. Рубцов здесь как бы повторяет слова А. Блока о том, что "Запад дошел до отвлеченного лица - человечества. Восток верует только в душу живу и не признает развития этой души..." /21, С. 376/. И наконец, душа в поэтическом мире Рубцова связывается с духовностью как высшими ее проявлением, но никогда не отделяется от земли, которую народ всегда считал и считает своей объединяющей силой, началом всех начал:
     
      Когда душе моей
      Земная веет святость...
      /"В глуши"/
     
      В потемневших лучах горизонта
      Я смотрел на окрестности те,
      Где узрела душа Ферапонта
      Что-то божье в земной красоте.
      /"Ферапонтово"/
     
      Это еще раз доказывает, насколько, глубоко воспринимал и развивал народные традиции замечательный русский поэт.
     
      * * *
      Если внимательно посмотреть на всю совокупность значений образов-символов в лирике Рубцова, то может создаться впечатление, что его поэзия пессимистична, слишком печальна, грустна.
      Но во-первых, песни грустные, элегические составляют "наиболее обширный и разнообразный по видам жанр народной лирики. В них типизированы чувства горя, тоски, грусти, вызванные разными обстоятельствами жизни, социальным положением трудящегося человека, народными бедствиями, смертью близких, разлукой, несчастной любовью, неудачами..." /30, С. 146/.
      А во-вторых, этими же перечисленными причинами, и прежде всего социальными, объясняется действительно глубокий трагизм лирики Н. Рубцова.
     
     
      Черты, трагического мироощущения народа в поэзии Н. Рубцова.
     
      Как известно, трагическое - "эстетическая категория, характеризующая неразрешимый художественный конфликт /коллизию/, развертывающийся в процессе свободного действия героя и сопровождающийся страданием и гибелью героя или его жизненных ценностей. Причем катастрофичность трагического вызывается не гибельной прихотью случая, но определяется внутренней природой того, что - гибнет, и его несогласуемостью с наличным миропорядком" /49, С.596/.
      Положение Гегеля о том, что "подлинное художественное изображение в конечном счете является не чем иным, как раскрытием в образной форме тех великих противоречий, которые свойственны для данной эпохи" /42, С. 110/, позднее конкретизировал В. Белинский, видевший трагическое в положении народа, в национальной истории. Борьбу противоречий, антикомичность в истории России в XX в. выделил и Н. Бердяев, который ее еще более конкретизировал и перевел в область национального характера. Вот его слова: "Можно установить неисчислимое количество тезисов и антитезисов в русском национальном характере, вскрыть много противоречий в русской душе /20, С. 18/. Характерно, что Бердяев назвал эти противоречия "загадочными", тем самым подтвердил уже ставшую общим местом мысль о "загадочности" русской души. Не так давно академик Лихачев вступил в полемику с "чрезвычайно распространенным и у нас, и на Западе представлением о русском национальном характере, как характере крайности и бескомпромиссности, "загадочном" и доходящем во всем до пределов возможного и невозможного /и, в сущности, недобром"/* /64, С.418 - 419/.
      Но XX век - вех ломки, крайностей, век, в котором само политизированное время наложило неизгладимый отпечаток на облик народа. К тому же русский максимализм - факт неоспоримый. Он переносится у нас на что угодно и часто переходит в фанатическое идолопоклонство: той же науке, идеологии, отдельными лидерам, теперь вот - рынку.
      Ото всей этой обреченности, от невозможности лучшей доли и возникло в XX в. у русского народа трагическое мироощущение жизни, произошел трагический излом в его характере.
      В 60-70-е годы критики провозгласили вершинным достижением на пути, раскрытия и осмысления противоречии так называемую "деревенскую" прозу, и были правы. Ф. Абрамов, и. Астафьев, В. Белов, Ю. Казаков, В. Распутин, В. Шукшин и др. говорили не только о драме крестьянина, покидающего деревню, не только о "гранях меж городом и селом", но и всеобщем разрушении материального и духовного "лада", и не только в деревне.
      По сравнению с обширной литературой о писателях - "деревенщиках" менее изучен путь "тихих" лириков - направления, возникшего в 60-е годы /к "тихим" тогда относили С. Куняева, А. Прасолова, В. Соколова и др./. Самим известны из них стал Н. Рубцов.
     
      _________________________
      * Позднее Д. Лихачев признал: "Одна черта, залеченная давно, действительно составляет несчастье русских: это во всем доходить до крайности. до пределов возможного" /65, С.5/.
      _________________________
     
      Он наиболее органично, а значит, наиболее полно и цельно сумел передать противоречивость жизни народа, народного характера - и не 60-х годов, а целой эпохи. Поэт увидел не только внешний развал жизни, но и причины его.
      Основной причиной трагического раскола, сохраняющегося и сейчас, являются противоречия между народом и властью. Нищета народа сала по себе не может привести к расколу, если есть высшая объединяющая цель. По словам Ф. Достоевского, солидарного в этом с В. Соловьевым, "...вмещать и носить в себе силу любящего и всеединящего духа можно и при теперешней экономической нищете, да и не при такой еще нищете, как теперь.
      Ее можно сохранять и вмешать в себе даже и при такой нищете, какая была после нашествия Батыева. или после погрома Смутного времени, когда единственно всеединящим духом народным была спасена Россия" /33, С. 298/. И годы войны народ перенес необычайные лишения во имя веры. Итогом кратковременной хрущевской "оттепели" стало разочарование в навязанных сверху ценностях, крушение идеалов. Раскол приобрёл свойственные русским крайние формы. Ал. Яшин написал в 1967 г.:
     
      Ой ты Русь моя, Русь -
      Ноша невесомая!
      Насмеюсь, наревусь -
      У себя дома я.
     
      Часть народа стала странствовать в поисках правды, другая - в поисках длинного рубля. Многие ушли в диссидентство - больше внутреннее, чей внешнее. А посередине широко раскинулась трясина алкоголизма, ставшего настоящий национальной трагедией. В стихотворении Рубцоа "Гость" об этом рассказано так:
     
      ... Гость молчит,
      и я - ни слова!
      Только руки говорят.
      По свом стаканам снова .
      Различают все подряд,
      Красным, белым
      и зеленым
      Мы поддерживаем жизнь.
      взгляд блуждает по иконам.
      Настроенье - хоть женись!
      Я молчу, я слышу пенье,
      И в прокуренной груди
      Снова слышу я волненье:
      Что же, что же впереди?
     
      В стране царствовали, с одной стороны, - необычайный чиновничий гнет, а с другой - не менее необычайная анархия. Н. Бердяев в своей книге "Судьба России" замечает: "И в других странах можно найти все противоположности, но только в России тезис оборачивается антитезисом, бюрократическая государственность рождается из анархизма, рабство рождается из свободы... /20, С.23/.
      Интеллигенция вела свои поиски путей выхода из духовной трагедии, но из-за политической несвободы давняя разделенность на "западников" и "славянофилов" чем дальше, тем больше вела к расколу, который в нынешнее сверхкризисное время перерос в откровенную драку. У Рубцова пока еще спор:
     
      О чем шумят
      Друзья мои, поэты
      В неугомонном доме допоздна?
      /"О чем шумят..."/
     
      Общий упадок культуры в России стал возможен не только вследствие действия закона, по которому "...народы, создававшие империи, всегда несли духовный ущерб" /110, С. 92/. В XX. веке все человечество стало свидетелем дегуманизации жизни, участником трагического наступления на духовную культуру потребительской цивилизации. С. Есенин именно ее имел в виду, когда говорил: "Нет любви ни к деревне, ни к городу" /35, C. 193/.
      Эта тема была одной из главных в это время и в "деревенской" прозе. Т. Подкорытова в своей диссертации сравнивала лирику Н. Рубцова с прозой В. Шукшина: "Прозе Шукшина во многом созвучна лирика Н. Рубцова. "Странный" герой Шукшина и лирический характер, воплощенный в поэзии Рубцова, - явления психологически, личностно удивительно сходные" /85, С. 17/. Нам представляется, что такое сравнение правомерно, если для него брать раннюю лирику поэта, в которой в характере лирического героя Рубцова было много качеств, обличающих его со знаменитыми "чудиками" Шукшина Второй же период творчества поэта ближе всего к прозе В. Белова. И дело не столько в том, что оба художника жили в это время рядом, часто встречались и дружили. И не в том, конечно, что программное стихотворение Рубцова "Тихая, моя родина", посвященное Василию Белову, возникло не без влияния его прозы: "Тихая моя родина, ты все так же не даешь мне стареть и врачуешь душу своей земной тишиной!" /Рассказ "На родине"/. Типологическое сходство было в общем для обоих художников "чувстве земли". Потому так поражает общность символов в их произведениях /дорога, хлеб - и т.д./. Так, Беловский Иван Африканович говорил: "Ежели и верно пойдешь, - все равно тебе без хлеба не выбраться" / "Привычное дело"/. Тут же на память приходят рубцовские строки: "Хлеб, родимый, сам себя несет...". Любимое присловье Ивана Африкановича: "Дело привычное!" Слова Рубцова: "Ну что ж? Моя грустная лира, Я тоже простой человек..." -из того же ряда.
      Общим для Н. Рубцова и В. Белова стало и обращение к разговорной речи крестьянства, к фольклору. Поразительно, что объектами их внимания становятся зачастую одни и те же "действующие лица". В стихотворении "Воробей" Н. Рубцов переживает горе воробья как свое собственное и в его словах слышится неподдельное удивление и восхищение природной гармонией, в которой нет зла в человеческом его понимании:
     
      Чуть живой. Не чиркает даче.
      Замерзает совсем воробей.
      Как залетит подводу с поклажей.
      Из-под крыши бросается к ней!
      И дрожит он над зернышком бедным,
      И летит к чердаку своему.
      А гляди, не становится вредным.
     
     
      НЕТ СТРАНИЦЫ
     
     
      Народная лирика не знает полутонов, ей близки крайние формы состояний природы и души. Рубцов, зная это, стремился в какой-то степени смягчить противостояние, соединить несоединимое. Выход был найден в оксюморонности: грозно и прекрасно; сказочная глушь; жутко и радостно; зловещий праздник; горестно и страстно. Но в центре поэзии Николая Рубцова, - конечно же, человеческая личность. Коммунистическая идеология отрицала противоречия личностью и обществом, но именно этот конфликт "периода застоя" приобрел трагическое содержание. И даже интерес к истории России, ставший в 60-е годы общественным явлением не только в русской литературе, был у поэта обостренно личным.
      Тяжелейшие испытания, выпавшие на долю российской деревни в годы коллективизации, войны, опустение сел из-за неоправданных экспериментов в 60-e годы - все эти трагедии коснулись судьбы с самого начала, с ранних лет, проведенных в Никольском детском доме. Трагическое ощущение истории в его стихах, возврат к прошлому, к истокам ни в коей мере не представляет собой идеализации патриархальной старины, противопоставления города и деревни. В свое время так однобоко объясняли С. Есенина, принимая за патриархальность глубокую национальную традицию постижения русского характера через историю России. Рубцов видит в современности черты прошлого, тревожится, что стремительное наступление заслонило "таинственное величье" старины, но с еще более острой болью воспринимает недавние потрясения современной истории:
     
      ... Я помню, как с дальнего моря
      матроса примчал грузовик,
      Как в бане повесился с горя
      Какой-то пропащий мужик.
      А сколько там было щемящих
      Всех радостей, болей, чудес,
      Лишь помнят зеленые чаши
      Да темный еловый лес!
      /"Что вспомню я?"/
     
      Одиночество и апатия иссушали душу... Своему другу В. Шишаеву поэт однажды сказал так: "Ты береги себя - видишь, какая злая стала жизнь, какие все равнодушные..." 24, C. 129/. Черная ночь как символ горя (появляется в его стихах:
     
      В горьких невзгодах прошедшего дня
      Было порой невмочь.
      Только одна и утешит меня -
      Ночь, черная ночь!
      /"Ночное"/
     
      Вообще символика горя у Рубцова более обширна, чем символика счастья. Не только образы - символы, но и эпитеты к ним - с трагической окраской: пустынный, черниц, смертный, прощальный, мучительный, сиротский; могильные, кладбищенские, темные, мрачные и т.п.
      Отчуждение от земли, от истории, от дома, от национальных корней, распад семей, пьянство в мирное время превратило людей в сирот. Сиротство в российской жизни у Рубцова приобретает символический смысл. Его личная сиротская судьба, его трагическое восприятие жизни совпали в своих основных чертах с народным мироощущением. Оно у Рубцова выражено прежде всего в символической ситуации: мотиве сиротства.
      Лирический герой Рубцова - сирота / "отца убила пуля", "шумит ,такая же береза над могилой матери моей"/, одинокий, беззащитный в своей постоянной неустроенности, странствующий по "белу свету".
      Мотивы сиротства и странничества у поэта соединяются, обогащая друг друга, и такое соединение мотивов имеет свою традицию в фольклоре. Еще с ХVШ века крепостное крестьянство, доведенное до крайности помещичьим гнетом, уходило в леса, в раскол, на новые земли. Сиротство, бродяжничество не было исключительным явление в такой среде. Народ создал целые пласты лирики разбойничьей или удалой; бурлацкой, ямщицкой; трудовой артельной; сочинял песня о неволе, на каторге. Стремление к свободе, выраженное в них, имело, таким образом, конкретно-социальный смысл.
      Но, что знаменательно, все песни этих циклов восходят к одной: песне о сироте или "Дубровушке", в которой рассказывается о
     
      НЕТ СТРАНИЦЫ.
     
      заранее определены решением Суда" /86, C. 234/ Судьба /слова суд у. судьба - однокоренные/ лирического героя Рубцова незавидна так же, как и судьба беглого крестьянина - героя народных лирических песен*. Ведь в глазах запуганного народа он, бродяга, - независимо от своего нравственного облика, - вор и разбойник: Так, в песне из сборника Чулкова /Чулков, ч. III - С.-Пб, .1913 , ь 152/ беглый "сирота" просит ночлега:
     
      Темна ноченька пристигает,
      Ночевать никто не пускает,
      Все разбойником называют,
      Все окошечки закрывают,
      Все воротечки затворяют...
     
      Герой Рубцова попадает в схожую ситуацию:
     
      Он шел против снега во мраке,
      Бездомный, голодный, больной.
      Он после стучался в бараки
      В какой-то деревне лесной.
      Его не пустили. Тупая
      Какая-то бабка в упор
      Сказала, к нему подступая:
      Бродяга. Наверное, вор...
      /"Не изустный"/
     
      В другом стихотворении: "Кого обидел?", в котором говорится о том, с каким подозрением смотрели старушки на одинокого человека: "Еще утащит чье добро!..", герой с болью восклицает:
      О Русь! Кого я здесь обидел?
      В 1971 году Т. Акимова в своей небольшой статье /6/ сделала следующий вывод: "Как видно, в конце ХIX и в XX в. песня о "сироте" совершенно утратила актуальность своего содержания" /С.65/. Увы, если бы это было так! весь XX век России прошел под знаком сиротства и одиночества. "В своей стране я словно иностранец", -
     
      _________________________
      * Судьбе разбойника посвящена и "лесная сказка", а на самом деле - баллада Н. Рубцова "Разбойник Ляля".
      _________________________
     
      сказал С. Есенин в его начале. Время Рубцова было иным, но всеобщее отчуждение осталось прежним*. И художественное открытие поэта заключается в том, что он сумел внести в традиционный народнопоэтический мотив сиротства новый социальный смысл.
      Тоталитарная идеология отрицала и самое неразрешимое противоречие наше - трагизма смерти. Она стремилась уничтожить его "через потерю памяти смертной, через окончательное погружение человека в жизнь коллектива, /вплоть до уничтожения личного сознания" /20, С. 328/. И терзания человека, трагический ужас человеческой души перед тьмой небытия тоже стали предметом художественного осмысления в лирике Рубцова.
      Он не раз ощущал дыхание приближающегося небытия. Близко, слишком близко подходил Рубцов к самому краю:
     
      Всеe движется к темному устью.
      Когда я очнусь на краю...
     
      Впервые фразу о своей смерти он легкомысленно, полушутя - полусерьезно обронил еще в 1954 году в Ташкенте, когда ему было всего 18 лет:
     
      Да, умру я! И что ж такого...
     
      Десятилетие спустя у Рубцова вырвалось страшное предсказание:
     
      Когда-нибудь ужасной будет ночь.
     
      Думы о собственном конце преследовали его постоянно:
     
      Замерзают мои георгины.
      И последние ночи близки. /67/
      Родимая! Что еще будет
      Со мною? Родная заря
      Уж завтра меня не разбудит,
      Играя в окне и горя. /68/
     
      В стихотворении "Зимняя ночь" /69/ то ли "черный человек", то ли сама смерть зовет поэта:
     
      Кто-то стонет на темном кладбище,
      _____________________________
      В стихотворении "Встреча" поэт называет сиротой всю Россию.
      ______________________________
      Кто-то глухо стучится ко мне,
      Кто-то пристально смотрит в жилище.
      Показавшись в полночном окне...
     
      Здесь все серьезно. Все дышит предвестьем небытия - не только упоминание о кладбище, не только классический символ смерти - ночь, но и указание на ее непознанность и невозможность познания:
     
      Есть какая-то вечная тайна
      В этом жалобном плаче ночном.
      В "Элегии" /70/ чувствуется уже обреченность:
      Отложу свою скудную пищу
      И отправлюсь на вечный покой.
      И, наконец, указана дата:
      Я умру в крещенские морозы...
     
      Рубцов как бы подтвердил слова Бердяева о том, что "при социалистическом строе трагизм жизни очень увеличится. Социальная борьба, отвлекающая человека от размышлений над своей судьбой и смыслом своего существования, уляжется, и человек будет поставлен перед трагизмом смерти, трагизмом любви, трагизмом конечности всего в этом мире" /20, С.328/.
      Однако еще В. Белинский заметил в свое время, что "...грусть русской души имеет особый характер: русский человек не расплывается в грусти, не падает под ее томительным бременем, но упивается ее муками с полным сосредоточением всех духовных сил своих. Грусть; у него не мешает ни иронии, ни сарказму, ни буйному веселию, ни разгулу молодечества. Это грусть души крепкой, мощной, несокрушимой" /18, С. 441/.
      Бесспорно, такими качествами обладает и поэзия Рубцова, но что ей помогает укрепить силы в бедствии народном? Поэт сам ответил на этот вопрос: "Отчизна и воля..."
      Родина для Н. Рубцова - это идеал святости, т.е. идеал неизменный, нравственный и эстетический, и выражен он не в понятии только "малой родины", о котором было принято говорить до недавнего времени, а России как символа общенационального единения.
      Вся остальная символика его поэзии "работает" на этот центральный образ, ставший, по сути, собирательным. Так, символами Родины у Н. Рубцова являются: береза, гнездо, звезда, дом, деревня. Храм. В этот перечень входит и историческая символика. И это не случайно, потому что "в истории нации, общества, класса отдельные исторические места и предметы, имевшие прямое и непосредственное отношение к великим событиям, становятся знаками, символами выдающегося значения" /113, С. 60/ - Такими символами выступают у поэта Москва / "лик священного Кремля"/ и Вологда /Глава безмолвного Кремля..." /подчеркнуто мной - В. Б./.
      Теснейшим образом с символами Родины - соединена символика растений, неба и небесных светил, животного мира, стихии света и цвета, - пространств - земли и воды, предмет быта. И, нарастая, символизация выходит на новый, более важный уровень, где Родина предстает в трех основных значениях:
      1. Родина - сон, подразумевающий запустение, застой. / "Что загрустила? Что задремала?", "Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны. .." и т.д./.
      2. Родина - покои, успокоение, к которому приходит и с чем связывает свою судьбу /дорогу/ лирический герои. / "О, вид смиренный и родной!"; "'Тихая моя родина" и т.д./.
      3. Родине - святыня, неповторимая и вечная / "Снег летит да всей России", "Но этот дух пойдет через века!" а т.д./, о. сохранении / "Храни себя, храни!"/ и возрождении котором мечтает поэт, связывающий это возрождение с понятием свободы / "Отчизна и воля..."/, воплощенной им в символах коня, просторною водя, птицы.
      "Все на свете понимаю!" - с убеждением, болью и отчаянием воскликнул Рубцов в одной из своих последних стихотворений. И он, действительно, все понимал. Он знал, что его личная трагедия, одна из многих, - ничто но сравнению с главным - трагедией народной:
     
      Все уйдем.
      Но суть не в этом...
      /"Я люблю судьбу свою..."/
     
      Время определило значение его поэзии, народной по своей сути. В ее центре, - великие противоречия, нашей эпохи, и прежде всего - национальная трагедия русского народа, раскол между народом к властью, властью и личностью, ее сиротство и трагическая судьба. Эти черты в характере народа, русской душе и вошли в характер лирического героя Николая Рубцова. Особым смыслом наполнены сейчас слова Вл. Соловьева: "...судьба РОССИИ зависит... от исхода внутренней нравственной борьбы светлого и темного начала в ней самой" /112, С. 121/.
     
      * * *
      Проведенный в первое главе анализ позволяет, говорить о народности поэзии Николая Рубцова, так как:
      1. Во втором периоде творчества Рубцов использует в большинстве случаев те же образы из кадра природы и быта, что и песенная лирика устного народного творчества. Основой , этой образности у поэта является традиционная символика лирической народной песнях, а также символические ситуации и символические картины. Причем из шести групп образов-символов народной лирики, используемых поэтом, три /стихии, пространства и животные/ совершенно идентичны по своим значениям с символами Рубцова.
      Новых символов в рубцовской лирике немного, к тому же они либо наделены традиционным смыслом /поезд, пароход/, либо основаны на тех же принципах сходства, противопоставления или отношений причинности, которые действуют в народной лирике. Так, большое место Рубцов отводит религиозной символике, ставя ее в один ряд с природной / "Ферапонтово", "Выпал снег"/, и символике образа России, которая в результате соединения символов традиционных и чисто рубцовских предстает в трех главных значениях: 1/ Родина - сон; 2/ Родина - покой; 3/ Родина - святыня. Эти символы имеют у поэта иной, более .высокий уровень в силу их драматической идейной наполненности.
      Н. Рубцов использует и другие художественные приемы народной поэзии: поэтическую Фразеологию /обращения, ассоциативные ряды, цветовые эпитеты и звуковые образы. Они также или полностью соответствуют народной лирике, или строятся по фольклорному принципу сходства значений.
      Особое место в лирике поэта занимает образ души как центральной для поэта эстетической категории, в основе которой лежит диалог как способ передачи этических и эстетических ценностей, источником которых является фольклор.
      Приметами стиля Рубцова стали необычная насыщенность лирики образами-символами и оксюморность / "...мир устроен грозно и прекрасно..."/.
      2. Основным способом художественного выражения во втором периоде его творчества явилась символизация. Взяв за основу народную символическую образность, Рубцов создал свою собственную, стилистически индивидуальную, неповторимую систему, в которой нет прямой публицистичности /свойственной, например Г. Горбовскому в 60-е годы/, но есть иносказание, символика, трагичная в своей социальной значимости.
      У Рубцова символ отражает современные ему явления действительности, причем автор переносит на символы всю совокупность идейно-образных смыслов его художественного мира и рождает этим многообразие смыслов у читающего, т.к. в процессе чтения лирики Рубцова происходит совпадение идейно-нравственного и эстетического идеалов автора и читателя. В этом - одна из разгадок того потрясения от рубцовской поэзии, которое не раз отмечалось в литературе о поэте, в этом - общественное значение его поэзии, его символики, ибо символ у Рубцова, по мысли А. Лосева, "...становится острейшим орудием переделывания самой действительности" /66, С.19/.
      3. В поэзии Рубцова с большой силой художественной правды отразились черты трагического мироощущения народа, явившиеся следствием неразрешимых противоречий в социальной жизни.
      Xудожественным открытием поэта стала воплощенная в его лирике символическая ситуация, наполненная новым социальным смыслом и выраженная в мотиве сиротства. Однако трагический исход для лирического героя не стал в поэзии Рубцова пессимистический итогом. Непреходящей ценностью для него, этико-эстетическим идеалом стал традиционный для русского народа и литературы идеал свободной Родины.
      Все это еще раз подтверждает мысль о том, что исходным для Рубцова явилось народно-поэтическое сознание, что сутью его поэзии стало не использование внешних языковых форм, не стилизация, а постижение духа народа, его миросозерцания.
      Выводы по I главе книги были бы неполными, если бы не подкреплялись результатами сравнительно-типологического анализа /Таблицы 1 - Приложения/.
     
     

К титульной странице
Вперед
Назад