Казалось бы, после прошедших 75 лет, после реформы 30-х гг. труды М. М. Орлова могли бы оказаться устаревшими. Однако, на самом деле после произошедшего исторического цикла мы вновь возвращаемся к формам управления лесами, существовавшим до 30-х гг. Так, например, согласно нового лесного кодекса в 2007 г. должна быть реформирована вся исходная структура лесоуправления, с упразднением лесхозов, с выделением из их состава лесничеств, как государственных местных органов управления лесами, и преобразованием хозяйственных подразделений нынешних лесхозов в государственные унитарные предприятия, с последующим их акционированием, а затем возможной и приватизацией. При этом создается вновь двухуровневая структура лесничеств: верхний уровень – в рамках района или нескольких районов (межрайонные лесничества), а нижний – в виде участковых лесничеств (в границах большинства ныне существующих лесничеств). Такая сложная форма лесничеств имела место до революции, и сохранялась до 30-х гг., заимствуя французскую форму лесничеств. Она подробно описана в книге М.М. Орлова «Лесоуправление», в которой даны рекомендации по подбору кадров, их обучению, организации делопроизводства и по многим другим сторонам деятельности лесничих. Особое внимание обращалось на роль лесничих: будут ли они «хозяевами», т.е. управляющими, ответственными за принимаемые ими меры по улучшению лесов и их доходности, или чиновниками, пытающимися прикрыться многочисленными инструкциями и циркулярами. М.М. Орлов подчеркивал при этом, что большинство лесничих душой хотели бы быть хозяевами, ответственными за леса, как государственного имущества, но недостаток доверия к ним склонял их к роли чиновника, вся деятельность которого сводилась в основном к организации безупречной канцелярии, за отступление от которой его могут наказать, но не за ту упущенную выгоду, которую он мог бы реализовать, отступая с учетом реалий от тех или иных циркуляров.
Опасность сползания от роли управляющего к роли канцелярского чиновника во всей полноте налицо и сегодня, когда от него отняли даже право отвода леса в рубку и определения его стоимости, как лесного дохода, что отдано делать арендатору при переходе от разрешительного к заявительному порядку лесопользования. Лесничему пока еще не вернули и право государственного контроля. Мало того, пока еще четко не определены статус и функции лесничего. При таком исходном положении что можно требовать от лесничего, о каком доверии к нему можно говорить? В лучшем случае он может быть только чиновником-канцеляристом. А при таком положении в лесу все отдано на откуп арендатору, далеко не подготовленному к сложной проблеме организации рационального многоцелевого ведения лесного хозяйства.
В 3-х томном труде «лесоустройство» проф. М.М. Орлов описывает сложную систему лесоустроительного планирования, которая строится на системном подходе, объединяя лесное хозяйство, лесозаготовки и лесной транспорт, с экономической оценкой доходов и затрат и рентабельности всей системы лесоуправления. Таким бы и должен быть лесоустроительный проект при переходе к рыночной экономике. Он мог бы выполнять двустороннюю роль: для органов управления лесами он мог быть использован при составлении планов лесопользования и лесного хозяйства, а для лесопользователей – при составлении планов рубок и лесовосстановления.
По неоднократному заявлению в наших разговорах проф. И.В. Воронин, зав. кафедрой экономики лесного хозяйства Воронежской лесотехнической академии, подчеркивал, что у М.М. Орлова лесоустройство все пронизано экономикой. И, кстати, не случайно. Еще проф. А. Ф. Рудзкий писал, что если лесоводство занимается технической стороной дела лесного хозяйства, то лесоустройство – экономической. Авторитет Германии в области лесоустройства и лесной экономики проф. Шпайдел писал, что лесоустройство занимается среднесрочным (на 5-10 лет) экономическим планированием лесного хозяйства. Вот именно эта экономическая сторона дела в лесоустройстве выпала в 30-х гг., да так и не была восстановлена до сих пор. По этой причине лесоустроительные проекты и не могли стать надежной основой для оперативного планирования лесного хозяйства. В разрабатываемых концепциях современного лесоустройства эту экономическую составляющую, требуемую для перехода к рыночным условиям, предполагалось восстановить. Но вместо этого, ничего не нашли лучшего, как упразднить в целом лесоустроительный проект.
А между тем в странах с продвинутым лесным сектором экономики перешли уже к двухуровневому лесоустройству, о чем и мы писали еще в 1977 г., выступая с соответствующими предложениями совместно с П. И. Морозом, нач. В/О «Леспроект» и В. С. Чуенковым, зав. Лаборатории ВНИИЛМ (ж. «Лесное хозяйство», №6).
По новому лесному Кодексу поставлена задача составления лесного плана для каждого субъекта РФ и в разрезе его по лесничествам. Кто будет составлять такие планы, если у лесоустроительных предприятий эта функция упразднена? Ответа пока нет. Если вся эта работа будет выполняться чиновничьим аппаратом или привлекаемыми услужливыми «ООО», не имеющими ни опыта, ни компетенции, то можно себе представить, что можно ожидать от будущего планирования. Конечно, следует ожидать, что рано или поздно придется вернуться к услугам лесоустройства, восстанавливая утраченные функции, готовя необходимые для этого кадры и учебники. М.М. Орлов отмечал также, что и лесная экономика не обойдется без лесоустройства, так как только с помощью его он приобретает необходимую для этой дисциплины конкретность. Следует иметь в виду, что и в России и в Германии, где были заложены основы лесоустройства, как науки, последняя в XVIII-XIX столетиях выполняла и функции лесной экономики, ибо при планировании лесопользования ставилась задача, как наиболее эффективно использовать леса для получения максимально возможного лесного дохода с учетом конкретных местных условий.
М.М. Орлов даже собирался свой 3-х томный труд по лесоустройству назвать лесной экономикой, но воздержался из-за того, что этот термин попал в то время «в моду» и трактовался по разному, что вызывало недоразумения.
В последний год своей жизни М. М. Орлов написал книгу «Леса водоохранные, защитные. Лесопарки, устройство и ведение хозяйства», которая впервые была издана в 1983 г. и в 2008 г. переиздана. Эта книга посвящена проблеме, как вести хозяйство в лесах сугубо социального и защитного значения, которые М. М. Орлов называл лесами «особого общественного значения». Эта проблема сохраняет до сих пор актуальность. И с этим мы уже столкнулись сейчас на примере лесов Московской области, в которых с вводом нового лесного кодекса лесное хозяйство оказалось парализованным. Все эти леса оказались в положении «заповедников», между тем в них преобладают спелые и перестойные древостой, которые требуют обновления, реконструкции и ведения хозяйства в направлении создания сложных, смешанных, разновозрастных насаждений, как наиболее экологически устойчивых и в то же время продуктивных и более соответствующих многоцелевому назначению. Обо всем этом пишет в этой книге М. М. Орлов, при том, что ценно, на конкретных примерах лесов Московской области. По настойчивой просьбе ассоциации лесопромышленных предприятий Московской области мы вынуждены возвращаться к решению этой проблемы. И тут названная книга М. М. Орлова оказалась лучшим руководством, напоминая нам о пословице, что «Новое – это хорошо забытое старое».
Поскольку на этой конференции представлены доклады и по типологии леса я не могу промолчать по поводу одного недоразумения. Некоторые авторы представляют М.М. Орлова чуть ли не противником использования типологии леса в лесном хозяйстве и в лесоустройстве. Я полагаю, что эти авторы недостаточно внимательно читали труды М.М. Орлова, в том числе и по этой проблеме. Готовя его труды к переизданию, я вынужден был по несколько раз перечитывать его работы. И потому смею утверждать, что М.М. Орлов не был противником типологии леса, но он писал, что практическое применение для лесного хозяйства она получит только тогда, когда она будет иметь хозяйственное содержание, а не будет ограничиваться лишь геоботаническим описанием. Кто-нибудь может возражать против такого утверждения? И разве нам с Вами не известно, что вот уже на протяжении всего XX столетия и наступившего XXI мы продолжаем только говорить о необходимости ее применения в лесном хозяйстве, но «воз»-то стоит все на том же самом месте.
Чтобы заполнить лесную типологию хозяйственным содержанием, еще до перестройки мы с проф. А. В. Побединским проявили инициативу о постановке общесоюзной темы для разработки региональных систем лесохозяйственных мероприятий на зонально-типологической основе с учетом целевого назначения лесов. В этой теме под координирующим руководством ВНИИЛМ с участием многих других лесных НИИ и ВУЗов были разработаны соответствующие рекомендации, которые были рассмотрены и в б. Гослесхозе СССР, а позже в МПР РФ и утверждены на уровне первых заместителей министров. [«Методические рекомендации по организации лесного хозяйства и Устойчивого управления лесами», М„ 2001 г.]
Вы спросите, что же мешает их широкому использованию? Мешают бесконечные реформы с перетасовкой кадров и нарушением преемственности, не говоря уже о весьма экстенсивном уровне лесного хозяйства, а нередко и отсутствия его. Нынешний период очередных реформ с вводом нового лесного Кодекса является не чем иным как «бифуркацией».
Период «крутых» реформ и в 20-30-х гг. XX столетия и аналогичный период сейчас, только с другим направлением имеют не мало общего. Конечно, придет время упорядочения знаний и опыта. И мы еще не раз будем возвращаться к трудам и проф. Г. Ф. Морозова, и к трудам проф. М. М. Орлова. К ним будут возвращаться и следующие за нами поколения. Для меня, например, весьма примечательно, что свой 3-х томный труд по лесоустройству М. М. Орлов посвятил своим учителям и предшественникам – Ф. К. Арнольду и А. Ф. Рудзкому, со словами «передний заднему мост».
Мы с Вами тоже должны помнить и чтить наших учителей и предшественников, передавая по эстафете знания и опыт следующим за нами поколениям, ибо только в преемственной связи лучших представителей разных поколений мы будем иметь наибольший эффект и в науке и в подготовке кадров.
8. Академик И.С. Мелехов (к 100-летию со дня рождения)
Жизнь академика ВАСХНИЛ (РАСХН) И. С. Мелехова прошла в рамках XX в., отмеченного для России такими памятными событиями, как первая мировая война, революция, гражданская война, «великий перелом» 30-х годов, связанный с коллективизацией сельского хозяйства и форсированной индустриализацией; Великая Отечественная война, восстановление народного хозяйства в оккупированных районах и его подъем в масштабе страны; взлет «к звездам» и освоение космоса; наступивший в 80-х годах период перестройки, приведший к переходу от социализма к запоздалой реставрации капитализма, от которого промышленно развитые страны стали уже отходить; беспрецедентный обвал общественного производства и превращение страны из второй «сверхдержавы» в «сырьевой придаток» стран, определяющих «новый мировой порядок».
В этой хронологической цепочке событий Иван Степанович начальную половину жизни был связан с Архангельском – «первым окном», открытым в Европу, и с лесами Европейского Севера, которые, по его выражению, «были принесены в жертву». После гражданской разрухи страна остро нуждалась в «валюте» для решения первоочередных проблем – подъема народного хозяйства. Издавна этот регион был экспортно-ориентированным, а Архангельск как крупнейший морской порт для лесного сектора явился «всесоюзной лесопилкой» и валютным «цехом» страны. Сюда стягивались караваны плотов со всего Северо-Двинского бассейна и железнодорожные составы по Северной железной дороге, а позже – и по построенной железнодорожной ветке Карпогоры – Лешуконское. Причем первый «марш-бросок» при перебазировании лесозаготовок из малолесных и центральных районов в многолесные своим вектором шел именно на Европейский Север. И леса Архангельской обл. оказались первоочередным объектом такого крупномасштабного наступления.
В 50-х годах Архангельск стал превращаться в крупнейший центр лесной науки и образования, в составе которого функционировали практически все научные учреждения, отражающие лесной сектор народного хозяйства. Наряду с СевНИИПом (как прикладным исследовательским институтом по лесозаготовительной промышленности) сюда из г. Химки Московской обл. был перебазирован ЦНИИМОД – исследовательский центр лесопильно-деревообрабатывающей промышленности. Уже тогда здесь работал филиал ВНИИБа, обслуживающий практические запросы Архангельского и Соломбальского ЦБК. Позже к ним присоединился строившийся Котласский, а затем и Сыктывкарский ЦБК. На их базе формировались крупные лесопромышленные комплексы – прообразы будущих лесных корпораций.
Именно из практических соображений была поддержана инициатива И. С. Мелехова по организации в Архангельске первого академического научного центра-института леса и лесохимии АН СССР, в составе которого были созданы все научные лаборатории по лесному хозяйству и химической переработке, в том числе по целлюлозе, лигнину, экстрактивным веществам и подсочке.
Успешное функционирование многопрофильного лесного вуза (тогда он назывался Архангельским лесотехническим институтом – АЛТИ) позволяло организовать кадровое обеспечение как резко возросших по объемам производства лесных предприятий, так и научных учреждений. Иван Степанович, много лет уже заведовавший кафедрой лесоводства, одновременно возглавил и новый центр, привлекая в него научные кадры АЛТИ и отдельных лиц из Ленинградской лесотехнической академии (ЛТА), выпускником которой он являлся. В числе приглашенных из ЛТА был и автор данной статьи, только что закончивший там аспирантуру.
Научные исследования И. С. Мелехова и коллектива ученых были в первую очередь связаны с проблемами рубок и возобновления, и прежде всего сплошных концентрированных, ставших с 50-х годов основным способом промышленной эксплуатации не только лесов Севера, но и других многолесных районов, вошедших в орбиту освоения. Эти рубки, правила которых на первых порах были весьма относительны, по мере последовательно поступательного примыкания ежегодных вырубок в ходе строительства разных типов лесовозных дорог оголяли огромные территории, резко изменяя природную среду и приводя к возникновению новых лесообразовательных процессов, принципиально отличающихся от тех, что имели место при ранее предшествовавших им разного рода выборочных рубок и сплошных, но небольшими площадями. Надо было срочно разработать рекомендации, во-первых, по упорядочению организации таких рубок и, во-вторых, по способам лесовосстановления, чтобы в рамках возможного предотвратить негативные последствия этих рубок и вернуть территории в хозяйственный оборот. В данном случае нет необходимости входить в детали тех масштабных программ, которые под руководством Ивана Степановича формировались, широко обсуждались и выполнялись учеными научных учреждений не только Архангельска, но и других научных центров страны. Без преувеличения можно сказать, что координирующая роль этих исследований исходила тогда из Архангельска. Именно на их базе И. С. Мелехов разработал типологию вырубок, а на основе ее – рекомендации по способам восстановления леса на сплошных концентрированных вырубках.
Иван Степанович был очень активной фигурой, рельефно выделяющейся на общем фоне общественной жизни нашей страны. Он был депутатом Верховного Совета СССР, что дало ему возможность еще больше расширить свои контакты. В период организации совнархозов в Архангельске – как в важном деловом центре лесного сектора страны – проходили многие всесоюзные совещания и конференции. Являясь председателями Архангельского, а затем укрупненного северо-западного совнархоза, будущие министры проходили здесь свою стажировку. К их числу относились И. Е. Воронов, один из членов правительства РСФСР, а затем – министр лесного хозяйства РСФСР, В. Н. Тимофеев – министр лесной промышленности СССР. Сюда часто приезжал председатель Госкомитета СССР по лесной, деревообрабатывающей, целлюлозно-бумажной промышленности и лесному хозяйству Г.М. Орлов, многие годы возглавлявший лесную промышленность и сохранившийся в памяти многих как легендарный министр. Знакомясь с элитой Архангельска, он, естественно, не мог не заметить И. С. Мелехова, выделявшегося из общей когорты ученых. Г.М. Орлов пригласил его своим заместителем, чтобы возглавить в руководимом им Всесоюзном комитете все крыло, связанное не только с лесным хозяйством, но и со всей лесной наукой страны.
Мне как его заместителю на посту директора пришлось, по предложению Ивана Степановича, занять пост директора Института и наблюдать деятельность ученого уже в новой, более высокой роли. Это был период кипучей реформаторской деятельности Н.С. Хрущева. Именно в то время руководство Лесного комитета страны строило планы стратегического прорыва в лесном секторе экономики. В семилетнем плане (1958-1965 гг.) развития лесной промышленности и лесного хозяйства к ранее объявленному курсу на север добавился «курс на восток». В политбюро ЦК КПСС уже тогда была намечена великая стройка – Байкало-Амурская магистраль (БАМ). Естественно, в привязке к ней было запланировано строительство крупнейших не только для страны, но и того времени для мира лесопромышленных комплексов (ЛПК) – Братского, Усть-Илимского. На севере европейской части к ним присоединились упомянутые ранее Котласский, Сыктывкарский и ряд других ЦБК. Общий подъем в развитии и кардинальная перестройка всей структуры лесного сектора требовали постановки на более высокий уровень и расширения научной, образовательной и проектной деятельности.
Для целенаправленного планирования и реализации этих сфер деятельности в Лесном комитете проводились совещания и конференции, на которых общались ученые, специалисты и работники органов управления всех лесных отраслей. И. С. Мелехов в составе этого весьма деятельного штаба лесной науки и практики страны организовывал и проводил всесоюзные совещания по разным аспектам развития научной деятельности, особенно по повышению продуктивности лесов, рационального их использования, охраны и защиты. Не следует забывать, что проблема борьбы с лесными пожарами всегда стояла на первом месте. А Иван Степанович был не только лесоводом, но и пирологом (его докторская диссертация была связана с лесной пирологией). Известно, чем закончилась деятельность Н. С. Хрущева. Излишний реформаторский «зуд» многие уже не успевали переваривать. «Оттепель», как образно назвали тот период, сменилась другим политическим режимом. От совнархозов вновь вернулись к отраслевой системе управления. В 1966 г. были образованы раздельные по лесному хозяйству и лесной промышленности органы управления. Разделились по этим ведомствам также научные и проектные институты. Иван Степанович возглавил в ВАСХНИЛ отделение по лесоводству и агролесомелиорации. До этого он уже заведовал кафедрой лесоводства в МЛТИ, которой руководил почти до конца своей жизни. По имеющимся источникам, ему предлагали возглавить вновь образованный Комитет по лесному хозяйству СССР, однако он отказался, сосредоточившись на научной, образовательной, общественной и международной деятельности. При этом долгие годы он был главным редактором «Лесного журнала», заботясь о его содержании и качестве, а также одним из активнейших членов редколлегии журнала «Лесное хозяйство». О всех названных аспектах невозможно написать в одной статье. Добавим, что и в последующие годы он руководил НТО Комитета по лесному хозяйству СССР, затем – Минлесхоза РСФСР, что более чем наглядно подчеркивает его роль как лидера лесной науки.
Иван Степанович принимал участие в мировых лесных конгрессах, на одном из них (в Испании) был вице-президентом конгресса и вел пленарное заседание. Вместе с ним мне посчастливилось участвовать в Международном лесном конгрессе IUFRO в 1971 г. (г. Гейнсвилл, штат Флорида, США).
И.С. Мелехов был членом Исполкома этой международной лесной исследовательской организации и за активное участие в ее деятельности был удостоен звания ее Почетного члена. Он являлся членом Королевской шведской академии сельского и лесного хозяйства, Венгерской академии наук, почетным членом Финского научного лесного общества, почетным доктором университета в Брно (Словакия) и других научных учреждений. За заслуги в области лесоведения был удостоен Золотой медали имени Г.Ф. Морозова.
Для меня И.С. Мелехов – наставник. Я прошел большую стажировку под его руководством, начиная с председателя научного студенческого кружка по лесоводству в период, когда он заведовал кафедрой лесоводства в ЛТА. По совету Г.П. Мотовилова, бывш. министра лесного хозяйства СССР и моего оппонента по кандидатской диссертации, он пригласил меня в организуемый им Институт леса и лесохимии АН СССР (1957 г.), где под его руководством я прошел все ступени научной иерархии – от младшего научного сотрудника до директора Института. Переехав в Москву, я не порывал связи с Иваном Степановичем, тем более в рамках ВАСХНИЛ, а затем и РАСХН, где мне так же, как и ему раньше, пришлось быть академиком-секретарем отделения лесного хозяйства и агролесомелиорации и вместе с коллегами участвовать в деятельности Академии. Я видел весьма уважительное отношение академиков и других отделений к Ивану Степановичу. К его слову как лидера лесоводства на общих собраниях Академии всегда прислушивались и принимали во внимание при вынесении решения по тому или иному вопросу.
При всей своей многосторонней деятельности главное внимание он, как ученый, уделял исследовательской работе, которая включала вопросы рубок и возобновления, лесной пирологии, анатомии древесины, истории науки. Обобщением его трудов, число которых превысило три сотни, явились монографии и капитальные учебники по лесоведению и лесоводству, не раз переиздававшиеся в последние годы. Его большой стол в кабинете всегда был завален стопками бумаг и материалов. Складывалось впечатление, что он, как ученый и писатель, ни дня не проводил без строчки, хотя часто бывал в многочисленных командировках. Даже уже в преклонном возрасте, отсчитывающем девятый десяток лет, мне вместе с ним приходилось отправляться в длительные поездки на машине (например, в леса Орловской обл.), и он вместе с другими, более молодыми, шагал по склонам и лесам, обсуждал опыты на стационарах, сидел за общим столом, шутил.
Почти до последних дней он ездил на электричке в МЛТИ. Как-то я при очередной встрече с ним спросил его о самочувствии. Он ответил, что «так-то вроде бы и ничего. Но вот недавно ураганным ветром сорвало шляпу с моей головы, так я еле догнал ее на платформе». Про себя я подумал, что обязательно надо упомянуть и об этом, если дело дойдет до мемуаров.
В последние годы Иван Степанович писал мемуары. С большой любовью он рассказывал о родном севере. Это прекрасное откровение человека, искренне преданного своей малой родине и своей науке.
Нам всем ученым, поколениями сменяющими друг друга, очень важно не прерывать генетическую связь между собой по вертикали времени и не забывать, что крепость и сила науки в стержневых исторических корнях, связывающих всех в общем древе науки с матерью землей, на которой тысячелетиями накапливался опыт человечества. Мы учимся друг у друга и у тех, кто старше нас, и у тех, которых уже давно нет, но оставили плоды своих трудов и размышлений.
И. С. Мелехов – выдающаяся личность в науке, лидер в области лесоведения и лесоводства второй половины двадцатого столетия. Он был и остается для многих из нас, многочисленных его учеников, и не только их, прекрасным примером беззаветной самоотверженной деятельности на благо своей страны, своего народа, лесной науки.
9. Слово об учителе. (Посвящается памяти А.А. Байтина, в связи со 110-летием со дня его рождения)
Эта статья в виде краткого очерка посвящается памяти A. А. Байтина (07.01.1899-14.08.1984), б. Заведующего кафедрой лесоустройства ЛТА. Айзик Абрамович Байтин был руководителем моего дипломного проекта (1954), а затем и как аспиранта (1954 г. – 1957 гг.). Он подготовил около полсотни кандидатов наук, многие из которых были потом и докторами наук, и возглавляли высшие научные и образовательные лесные учреждения. В числе его учеников многие были из зарубежных стран, например, Сунь Де Гун и Фань-Фушен из Китая, И.Милеску из Румынии, Вальтер Бауэр из Германии,Тадеуш Герлинский из Польши. Теперь уже к зарубежным отошли и такие его ученики, как М.А. Гуссейнов из Азербайджана, проф. Таргамадзе из Грузии, проф. Антанайтис из Литвы, Н.В. Домбровская-Борисова с Украины. В числе его учеников был и известный экономист B. Л. Джикович, родом из Югославии (хорват), оставшийся в России и работавший в ЛТА на кафедре экономики. Исключительно широк и национальный состав его учеников из РФ, отражающий многие народности, населяющие Россию.
К слову сказать, несмотря на многообразие национального состава и представительства разных стран в то время, по крайней мере при мне (1949-1957 гг.), все жили, работали и учились как в одной семье – в хороших, уважительных товарищеских отношениях. В аспирантуре, например, я жил в одной комнате с китайцем Сунь Де Гуном и поляком Станиславом Куцаба. Никогда никаких недоразумений между нами не возникало, несмотря на то, что нередко мы обсуждали острые события, происходившие в наших странах.
Поскольку эта статья посвящена А.А.Байтину, как учителю, то я должен сказать об общей и конкретной роли этого понятия применительно к нашим отношениям, как между учеником и учителем. О том, что роль учителя весьма значима, известно давно и из литературы, и из воспоминаний многих известных людей, вошедших в историю науки, в т.ч. и лесной. Но восприятие роли учителя в каждом отдельном случае зависит от характера конкретных людей и отчетливо вырисовывается лишь по происшествии длительного отрезка времени также, как, кстати, и запоздалая оценка роли родителей, тоже являющихся для всех нас учителями.
Так вот, применительно к А.А. Байтину, я должен сказать, что в моем восприятии, по прошествии значительного теперь уже времени, отчетливо осознается его очень важная черта -ровное и внимательное отношение ко всем нам: и работавшим с ним на кафедре, и к сменяющим друг друга ученикам. А такое отношение с самого начала располагало для неформального обмена между учеником и учителем, что очень важно для сферы науки, да и образования. По себе могу сказать, что он ничего не навязывал, считаясь с моим мнением и отношением к тому или иному вопросу, который приходилось обсуждать или даже решать. Например, с самого начала так было с выбором темы диссертации. Он предложил мне несколько тем, но я остановился на своей, которая меня тогда интересовала. И он согласился со мною, не считая нужным настаивать.
Но в чем настойчиво проводил педагогическую линию, так это в обязанности аспиранта обстоятельно изучить литературные источники, относящиеся не только к теме диссертации, но и к профилю специальности, в данном случае «лесоустройства». Для этого, вместе с ним был составлен план, по которому я должен каждый месяц выступать на кафедре, докладывая не просто о прочитанном, но и о конкретных выводах и предложениях применительно к настоящему и будущему. Только по прошествии длительного времени, уже имея своих аспирантов, я высоко оценил исключительную важность таких преподанных мне уроков, при том не только в смысле знания предмета, но и умения его донести до слушателей, аргументированно отстаивать свои мнения, порою в обстановке горячих дебатов. Это напоминало, образно говоря, как если бы начинающего боксера «молотили» зрелые партнеры в лице старших товарищей, которые тогда были и доцентами, и старшими преподавателями. В то время, конечно, я не мог думать, как этот благоприобретенный опыт потом пригодится и станет крайне необходимым.
Но при этом, каждый раз я должен был оформлять рефераты, и передавать их на просмотр научному руководителю. А это, в свою очередь, помогало оформлению мыслей в письменном виде, что в последующем было необходимо для подготовки диссертации. Уже при сборе материала по диссертации в Куйбышевском (ныне Самарском) областном управлении лесами от одного из опытных руководителей – Желудева П.З. я услышал крылатую фразу: «Не так пишут, как говорят, и не так говорят, как пишут», что удачно выражало как раз тот опыт подготовки в аспирантуре, который нам, аспирантам, и мне лично прививал А.А. Байтин. Учиться писать и учиться говорить – выступать – это не одно и то же. И плохо, когда об этом забывают и начинают говорить, читая написанное. Потеря внимания аудитории – уже наказание для выступающего. А.А. Байтину свойственна была не только забота, но и ответственность за каждого аспиранта, вплоть до поиска и выбивания денежных средств у руководства академии для командировки своего подопечного, отправляемого на длительный срок для сбора материалов по диссертации. Я до сих пор помню его взгляд и выражение во время хлопот по этому важному для меня делу: «Что это у Вас, мой друг, такое кислое настроение». Я сказал, что как-то неудобно, что Вам приходится столько усилий прилагать для меня. На что он ответил, как бы предвосхищая будущее: «Вот будут у Вас свои аспиранты, и Вы будете так же хлопотать за них». И надо сказать, что я был обеспечен тем, по крайней мере, минимумом, который мне был необходим для оплаты проездов и существования на время двух летних полевых сезонов, которые были связаны не только с рекогносцировочным обследованием дубрав Высокого Заволжья, но и закладки пробных площадей и найма рабочих для их обработки.
Но разве можно забыть сам факт поступления в аспирантуру! В год окончания ЛТА (1954) вышло постановление ЦК КПСС, запрещающее прием в аспирантуру со студенческой скамьи. Надо было, как минимум, три года отработать на производстве, причем по заранее определенному направлению. В принципе, эта мера правильная. По распределению я был направлен для работы в северо-западное лесоустроительное предприятие. Но А.А., зная, что я, как выпускник Бузулукского лесного техникума, во время учебы в ЛТА, будучи уже специалистом, в летние сезоны, работал таксатором на полевых при устройстве лесов Бузулукского лесхоза Чкаловской (ныне Оренбургской) области и Беломорского лесхоза в Карелии, а затем и в экспедиции ЛТА по обследованию хода восстановления леса на концентрированных вырубках Монзенского леспромхоза Вологодской области, посчитал, что этот начальный опыт не мешает мне для поступления в аспирантуру, предложив мне лично сделать этот шаг, несмотря на названное постановление. Имея хорошие связи, он снабдил меня рекомендательными письмами к начальнику в/о «Леспроект» Б.М. Козловскому и к министру лесного хозяйства СССР А.И.Бовину. Это были мои первые поездки по «верхам». У Козловского проблем не было: разрешение на поступление в аспирантуру у него я получил. Но этого было недостаточно. Требовалось подтверждение и у министра. Тогда я первый раз зашел в знаменитый дом на Орликовом переулке, где до сих пор размещается МСХ, а тогда и МЛХ СССР. Министр меня принял приветливо и попросил пойти к начальнику управления лесоустройства в составе этого министерства В.П. Цепляеву, чтобы с ним подготовить соответствующий приказ для подписи. Но тут я получил «от ворот поворот». В.П. Цепляев, выслушав меня, выразился примерно следующим образом: что это такое, чем ближе к коммунизму, тем хитрее становятся люди. Пойдемте к министру, я ему докажу, что этого делать не следует». Я сказал ему, что я без него дорогу к министру найду. Зашел опять к А.И. Бовину и сообщил, что В.П. Цепляев отказал в моей просьбе. Тогда министр предложил мне вместе с его секретаршей подготовить приказ для его подписи. Так мы и сделали. В ЛТА, конечно, это было правильно понято: приказ министра был обязан высокому авторитету моего руководителя по аспирантуре А.А. Байтина.
В чем, по моему мнению, ценна роль учителя, как руководителя для аспиранта. Я и сейчас убежден, что роль его важна, конечно, не для подсказки, как решать те или иные принципиальные вопросы, являющиеся предметом диссертации. Решать их должен самостоятельно сам диссертант. Причем, не без того, чтобы помучаться, и переболеть ими. Тут очень памятно высказывание знаменитого писателя Леонида Леонова, что и тему, и ее содержание надо еще выстрадать. А без этого ничего существенного, тем более великого не бывает. Как в искусстве, так и в науке. Роль учителя – выслушать своего ученика и высказать только свое отношение к написанному или высказываемым соображениям. Поскольку я, как молодой и запальчивый начинающий, порою выражал свои суждения в резких тонах, то он обычно реагировал на это такими словами: «не дразните гусей» (мол, подберите другие выражения). Одобрения же с его стороны мною написанному или представленному было высшей мерой поощрения. Все главы диссертации А.А. просил раздавать всем членам кафедры, которые на очередном заседании обязаны были, высказать свои критические замечания. Это воспитывало терпимость к критике. Хотя учет их оставался на усмотрение диссертанта. Таким было отношение ко всем аспирантам. Это, в свою очередь, создавало общее поле научного общения на кафедре. Мы и после кафедрального заседания еще продолжали обмениваться в рабочем порядке.
Для общей атмосферы на кафедре важное значение имеет и секретарь-делопроизводитель, являющийся связующим звеном между всеми, как своего рода «хозяйка-домоправительница». Такой была Ольга Соломоновна Малева. Она хорошо представляла характер каждого из нас, состояние наших дел и отношения между кафедралами. И как тонкий дипломат-политик, участвовала в общем ансамбле, зная свою роль, внешне ее не показывая, но умело другой раз подсказывая в тех или иных ситуациях. Ведь кроме кафедральной нагрузки все, включая и аспирантов, несли еще и общественные нагрузки, которые порою, навешивались без меры, по пословице «кто везет, тому и подкладывают». В период аспирантуры по этой линии я порою «вскипал», высказывая свое несогласие с каким-либо очередным поручением, которое естественно отвлекало от работы над диссертацией. Помню, что однажды за отказ от совмещения сразу двух поручений меня даже вызвали на партбюро академии для «проработки». Секретарем партбюро тогда был доцент нашей кафедры Д.И. Столяров. Естественно, это вызвало временное напряжение в наших с ним отношениях. Но А.А. Байтин не вмешивался в наши «разборки», полагая, по-видимому, что в таких вопросах мы сами должны разбираться между собою.
Но вместе с тем, он следил и за нашим общим состоянием. Помню, как-то на одной из встреч на кафедре, он, глядя на меня, сказал, что не нравится мне ваш вид, вы, видимо переутомились, и посоветовал мне на неделю прекратить работать, отвлечься от занятий и поехать куда-либо в один из пригородов (Пушкино или Гатчино), погулять, отвлечься, побольше быть на свежем воздухе. Все главы диссертации даже уже в окончательном варианте он очень внимательно просматривал, оставляя карандашом свои краткие пометки на полях.
После окончания аспирантуры он предложил мне остаться работать на кафедре, говоря при этом, что я, мол, не хочу, чтобы вы ходили «по чужим дворам». Но на кафедре в то время было тесновато, и у меня сложилось твердое убеждение, что не стоит наступать «на пятки» своим собратьям-кафедралам. Да и А.А. чувствовал, говоря что он понимает, что хлеб мой не в преподавательской деятельности, а в научно-исследовательской. И когда Т.П. Мотовилов, мой официальный оппонент по диссертации, б. министр лесного хозяйства СССР, с которым А.А. был в хороших товарищеских отношениях, подсказал, что академику И.С. Мелехову требуются кадры для вновь организуемого в Архангельске института леса и лесохимии АН СССР и он приглашает меня на работу, я без раздумий поехал туда. И, как оказалось, это было счастливое для меня место работы. Но и будучи уже на новом месте, связь с А.А. Байтиным не прерывалась. Он продолжал следить за моей деятельностью, сохраняя шефство, но не вмешиваясь в мои дела. Правда, один только раз он выразил сожаление и несогласие, что я в резких выражениях раскритиковал в одной из моих первых книг теорию расширенного воспроизводства в лесном хозяйстве проф. П.В. Васильева, который в те времена считался лидером лесных экономистов. По-видимому, последний позвонил ему, как моему руководителю по аспирантуре. Но это не повлияло на наши последующие отношения. И каждый раз, бывая в Ленинграде, я обязательно заходил в гости к А.А., делясь с ним своими планами и мыслями. Потом, когда я готовил уже свою докторскую диссертацию, он также, как и по моей кандидатской, тщательно просматривал поочередно все мои главы, делая пометки и в отдельном письме пояснения к ним.
Что еще характерно и не маловажно, для наших отношений, как ученика и учителя, так это невмешательство в мои деловые отношения с другими лицами независимо от его отношения к ним. Например, одним из моих официальных оппонентов по докторской диссертации был академик ВАСХНИЛ Н.П. Анучин. И, хотя они с ним были учениками проф. М.М. Орлова, но личных отношений не поддерживали. Слишком разными они были людьми и по своему характеру, по взглядам и по стилю деятельности. По этой причине он не был и на моей защите. Тем не менее, после защиты я зашел к нему и мы спокойно обменялись и по поводу защиты, и моих последующих планов. Его жена, Н.Л. Коссович, относясь ко мне также доброжелательно, всегда давала понять, что она ценит наши добрые отношения и рада поддерживать их. Надежда Львовна долгие годы работала доцентом на кафедре физиологии и анатомии растений ЛТА. Она раньше А.А. ушла в мир иной. И я, после этого, бывая у него в гостях, встречал дружеское расположение для откровенного разговора на любые темы.
Вместе уже со своим сыном я приехал к нему на 80-летие, на которое собрались многие из его учеников. За длинным столом, который до того всегда был завален рабочими материалами, мы дружно сидели, чувствуя локоть друг друга, и, как бывшие птенцы из одного гнезда, вспоминали нашу причастность к общей кафедре, и причастность к каждому из нас А.А., выражая благодарность нашему общему учителю. Тогда на той встрече приняли участие Д.П. Столяров, директор Лен-НИИЛХА; Е.С. Мурахтанов, ректор Брянского лесотехнического института; М.В. Рубцов, зав. отделом Союзгипролесхоза; конечно, кафедралы того времени – И.В. Логвинов, И.А. Нахабцев, О. Венцель, О.С. Малева и др. У А.А., как всегда, искрились с живым интересом ко всем нам глаза, радушно принимая большое семейство, каждый член которого был во многом обязан ему всеми последующими успехами.
По общему признанию и нас, как его учеников, и всех тех, кто был в связи с ним, как на соседних кафедрах ЛТА, так и коллег по отрасли, он был, без преувеличения, идеальным руководителем, умеющим без конфликтов и поучений направлять каждого из нас и кафедру, и общее дело лесоустройства в нужном направлении с учетом требований времени. Умение строить отношения с людьми – это дар, ведущий фактор, определяющий успех в любой деятельности, был органически свойственен ему и он умело передавал нам свой опыт общения с людьми. И я в работе со студентами и аспирантами пользуюсь этим благоприобретенным опытом и примерами его применительно к тем или иным типическим случаям.
Очень ценно также его чрезвычайно уважительное отношение ко всем предшественникам в истории лесоустройства, в том числе и возглавлявшим до него, и прежде всего – его учителю проф. М.М. Орлову, учителю последнего проф. А.Ф. Рудзкому и др. деятелям на этой общей лесной ниве. Следует отметить, что именно ему обязана инициатива, организация и проведение в ЛТА в 1967 г. первой научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения его учителя, проф. М.М. Орлова, которая послужила реабилитацией этого славного имени крупнейшего деятеля в истории отечественного лесоустройства. Ключевой доклад на этой конференции о жизни и деятельности проф. М.М. Орлова был сделан А.А. Байтиным. Для того времени – это был смелый шаг, поскольку впервые была снята печать молчания и необоснованной хулы со стороны тех, кто развязал некорректную дискуссию, в 30-х гг. XX века, приведшую по существу к ликвидации лесоустройства на практике.
Выступления участников этой конференции были опубликованы в научных трудовых ЛТА №129 за 1969 г. и являют прекрасный пример ученых того времени, возвысивших свой голос в защиту лидера отечественного лесоустройства проф. М.М. Орлова, каким он был и остается до сего времени.
И эту статью я хотел бы закончить словами М.М. Орлова, которыми он посвятил свои труды своим учителям и предшественникам: «Передний заднему мост». Эти слова, как напутствия, обязывают чтить своих учителей и продолжать их труды, передавая опыт своим ученикам.
10. Мы шли друг другу на встречу, пробивая «туннели» через ведомственные барьеры (к 100-летию Т.С. Лобовикова)
Писать о людях, уже ушедших в мир иной, надо, особенно о значительных личностях, оставивших след своими трудами и в своих учениках. И не из уважения только к ним, хотя оно должно предшествовать воспоминаниям. А главное потому, что сила науки и практики, особенно в области леса, в преемственности, которой, к сожалению, и в бурный XX век, да и в первое десятилетие XXI века, крайне не хватало. Россия – страна крайностей. Для всего этого периода характерны – «изгибы», «перегибы», и даже «переломы», если иметь в виду два «великих» из них – 30-е и 90-е годы XX столетия, оставившие глубокие шрамы в общественном сознании. И говоря о людях, живших в то время, надо всегда иметь в виду те условия и ограничения, которые сопровождали их жизнь и деятельность. Каждый пишущий человек, – и автор этих строк не исключение, – писать может только о тех конкретных встречах и делах, которые в действительности имели место.
Для начала должен отметить, что я учился в Ленинградской лесотехнической академии (ЛТА) в 1949-1954 гг. на лесохозяйственном факультете, и контакт с кафедрой экономики, которой на другом факультете руководил Т.С.Лобовиков, я имел непосредственно лишь с его преподавателем (Горышиным), под руководством которого написал курсовой проект. Я его храню до настоящего времени, как реликвию экономического образования того времени. Затем я закончил аспирантуру (1954-1957 гг.) на кафедре лесоустройства у А.А.Байтина. Когда я предложил своему руководителю в качестве дополнительного экзамена (для кандидатского минимума) экономику, то он мне сказал, что не стоит; всю эту экономику, если она Вам потребуется, Вы прочитаете за неделю. Таково было его мнение об экономике того времени.
Обучаясь в аспирантуре по совету своего руководителя я естественно изучил труды наших классиков в области лесоустройства, в особенности проф. М.М. Орлова и его учителей, которым он посвятил свои труды, – проф. А.Ф. Рудзкого и Ф.К. Арнольда. Надо иметь в виду, что лесоустройство до 30-х гг. XX столетия в России заменяло экономику лесного хозяйства. Таковым за свою 200-летнюю историю оно было и за рубежом. Ибо, как писал А.Ф. Руздский в своем учебнике «Руководство к устройству русских лесов», если лесоводство занимается технической стороной лесного хозяйства, то лесоустройство – экономической. Это после 30-х гг. прошлого века из лесоустройства была выхолощена экономическая сущность этой дисциплины. А изначально лесоустройство, как важнейший инструмент лесоуправления, сводился к обоснованию наиболее эффективных путей использования лесов и ведения хозяйства в них с обоснованием доходов и расходов и их рентабельности. Выдающийся лесной экономист ФРГ проф. Шпайдел в своих учебниках писал, что лесоустройство сводится к среднесрочному (на 5-10 лет) экономическому планированию использования лесов и лесного хозяйства.
Известно, что в результате некорректной дискуссии 30-х гг. лесоустройство, как наука и практика, было отброшено и подменено лесоинвентаризацией. С тех пор оно так и влачит жалкое существование. Новый Лесной кодекс РФ усилиями его составителей окончательно добил этот важнейший инструмент лесоуправления, призванный через научно обоснованное планирование и организацию наводить порядок в лесу, основанный на принципе непрерывного неистощительного пользования лесом (ННПЛ), лежащий в основе пастулата устойчивого пользования и управления лесами, введенный после известной международной конференции в Рио-Де-Жанейро (1992 г.) и декларативно закрепленный в Лесном кодексе. Вот из-за этого принципа, который до 30-х гг. фигурировал под названием постоянства пользования лесом, и было ликвидировано лесоустройство, которое якобы мешало форсированной индустриала-зации лесной промышленности в условиях плановой социалистической экономики.
Об этом пришлось в начале написать потому, что и в лесной экономике с событий 30-х гт. произошло размежевание на тех, кто оправдывал отступление от принципа постоянства пользования лесом, и тех, кто его защищал и если и допускал такое отступление в каких-то пространственных рамках, то лишь как временное явление, вынужденное, но не как должное, и что к этому принципу придется вернуться, ибо без него не будет надежных устоев для развития лесной промышленности и лесного хозяйства. Вот по разные стороны этого « водораздела» мы и оказались по своим взглядам с Т.С.Лобовиковым, П.В.Васильевым, Э.П.Креслиным, И.В.Ворониным и др. Для меня это с самого начала хотя и не было новостью, но реакцию в свой адрес я ощутил сразу после выхода моей книги «Расчет и организация пользования лесом», изданной Гослесбумиздатом в 1963 г. В этой книге со свойственной молодому человеку прямотой я раскритиковал теорию расширенного воспроизводства проф. П.В.Васильева, который тогда считался верховодом среди лесных экономистов; задел и Т.С.Лобовикова по поводу периодически действующих предприятий. Но реакция их на мои критические замечания была противоположной. Проф. И.В.Васильев, подчеркнув красным карандашом отдельные места моей книги передал ее первому зам. министра Госкомитета по лесной, целлюлозно-бумажной, деревообрабатывающей промышленности и лесному хозяйству Вараксину Ф.Д. и тот на расширенном совещании разнес меня за то, что я в негативном виде представил лесное хозяйство того времени. Академик И.С.Мелехов, который был в то время зам. министра этого комитета и отвечал за лесное хозяйство, после этого совещания сказал мне (я сменил его на посту директора Архангельского института леса и лесохимии), что я должен быть благодарен этому событию: так бы никто и не знал о вашей книге, а теперь будут знать и читать. Так и произошло.
По жалобе отдельных ученых из Воронежского лесотехнического института на мою книгу в ЦК КПСС, оттуда поступило предложение академику Н.П.Анучину разобраться с моим трудом и дать отзыв по существу. Он был дан, но положительный в мой адрес.
Реакция Т.С.Лобовикова для меня была полной неожиданностью. Он поздравил меня с выходом этой книги. Потом уже его ученики, в том числе Б.Павлов говорили мне, что он благожелательно отнесся к моему произведению, отметив характер аргументации, к которой трудно придраться.
На этом первом столкновении я остановился потому, что оно, как потом оказалось, переросло в сотрудничество и даже в дружбу, которая продлилась более двадцати лет, до последних лет его жизни. По его просьбе я писал отзыв на его докторскую диссертацию. А потом уже позже наши контакты возобновились с защитой моей докторской диссертации, посвященной долгосрочному прогнозированию использования и воспроизводства лесных ресурсов. Она была представлена на звание доктора экономических наук. Но так как я собирался её защищать в ЛТА, и Т.С. Лобовикова, как зав.кафедры экономики, естественно при этом обойти было нельзя, то он был предложен мне в качестве первого оппонента. Вторым был академик ВАСХНИЛ Н.П. Анучин, поскольку моя диссертация была на стыке экономики и лесоустройства. Третьим оппонентом был Е.С. Мурахтанов, который в то время был зав. кафедры лесоустройства в ЛТА.
Первая реакция Т.С.Лобовикова после ознакомления с моей диссертацией была положительной. Он предложил мне лишь сократить количество затронутых вопросов и я согласился с ним, занявшись её доработкой. Но где-то через полгода, представив ему доработанный экземпляр, он сказал мне, что согласится быть первым оппонентом, если я откажусь от принципа постоянства пользования лесом, основного постулата, на котором строилась моя работа. Я, естественно, не мог согласиться с ним. Тогда он сказал, что в таком случае не может быть первым оппонентом, а согласен быть вторым, но при этом я не могу при защите в ЛТА претендовать на экономические науки. После этого я переговорил с Н.П. Анучиным, который согласился быть первым оппонентом и предложил мне защищать на сельскохозяйственные науки, что не мешало мне в последующем заниматься экономикой и готовить аспирантов в этой области.
Поскольку Н.П.Анучин и Т.С.Лобовиков были антиподами по взглядам не просто в экономике, но и в целом на модели развития всего лесного комплекса отраслей, то защита, состоявшаяся 26 сентября 1974 г. была весьма острой. Т.С.Лобовиков хотя и дал положительный отзыв, но после его зачтения ещё дважды выступал, отстаивая свою точку зрения на обсуждаемый предмет. Для меня острота защиты была полезной, т.к. будучи в то время членом коллегии Госкомитета СССР по лесному хозяйству, начальником управления науки, никто, даже из потенциально возможных недоброжелателей, не мог доказать, что кто-то на этой защите подыгрывал мне.
Но и эта защита не испортила наших отношений. Мало того, на одной из многих встреч, проходивших в том числе по его приглашению и у него дома, он мне говорил, что я мол недооцениваю значимость обоснованной мною теории воспроизводства лесных ресурсов для решения проблем лесной экономики, в том числе и для теории хозрасчета в лесном хозяйстве. У меня сохранились многие из его писем, в которых он делился своими взглядами на решение проблем хозрасчета, аренды и лесоустройства, которые уже в 90-х гг. выдвигались на первый план. При этом он не раз отмечал, что мы идем навстречу друг другу, пробивая туннели через ведомственные барьеры и когда-нибудь соединим их. В этом устном и письменном диалоге, была его заинтересованность в гармоничном сочетании интересов лесного хозяйства и лесной промышленности, преодоление ведомственных предрассудков и выработка экономического механизма для создания баланса интересов всех субъектов лесных отношений. В этом отношении довольно характерной статьей, отражающей такие его взгляды, является одна из числа последних, опубликованной в журнале «Лесное хозяйство» №4 за 1990 г. под названием: «Лесной комплекс страны: достраивать, «лечить», развивать!» Эта статья как бы подытоживала его взгляды на решение комплекса накопившихся проблем межотраслевых отношений, и вместе с тем была подобна завещанию для тех, кто будет продолжать жить интересами лесных дел в стране. Эту статью не лишне бы поместить в сборник, посвященный 100-летию со дня его рождения. В ней он пишет, что «сейчас мы ясно видим, что последние 60-65 лет использованы не лучшим образом, допущено не мало ошибок и просчетов» (стр.11). «Но «властная мысль» самоуверенна и пренебрегает уроками». «Перестройка... не будет полной, всесторонней, гармоничной и вполне успешной, если лесной комплекс страны будет «ходить в пасынках» и подвергаться сегодняшнему «разгрому» в атмосфере затхлости мысли и практики»
Невольно возникает вопрос, что изменилось по прошествии 18 лет после этой публикации? Ответ на этот вопрос – это предмет отдельной статьи. Но связанный с этим вопросом предложенный уже в начальные годы перестройки выход предлагали путем перехода на арендные, т.е. договорные отношения между арендодателем (владельцем лесов в лице государства и специально уполномоченным от имени его органа управления лесами) и арендатором. Представители субъектов лесных отношений как от органа лесного хозяйства, так и лесной промышленности при полной поддержке государственной власти поддержали это направление, в котором по их замыслам маячили мир и согласие. Кто мог осмелится тогда выступить против этого стратегического направления? Т.С.Лобовиков! Он не просто писал, но и добиваясь приема у высокопоставленных лиц, включая министров обоих ведомств и их кураторов в Правительстве, доказывал, что этот путь ничего хорошего, кроме очередного разорения лесов не обещает. Кстати, заметим, что и классики в области лесного хозяйства также отмечали, что в Царской России аренда себя не зарекомендовала.
Какие же мотивы были у Т.С.Лобовикова так выступать? Передо мной лежит его статья, опубликованная в газете «Лесная промышленность» за 05.10.1989 г. и два письма, адресованные председателю Госкомлеса СССР (от 07.04.89 г. на 8 страницах и от 15.12.89 г. на 2-х машинописных страницах), в копии переданных им мне. Вот что он писал тогда в названной выше статье, когда на практике до аренды дело еще не доходило. «По нашему убеждению аренда лесов лесозаготовителями – форма неподходящая, далеко не лучшая из возможных». «Аренда лесов лесозаготовителями – опасная форма. Но есть ли альтернатива? Думаю, что да. Комплексные предприятия (не только Минлеспрома, но и Госкомлеса...) необходимо наделить в полной мере правами и обязанностями лесофондодержателя, твердо и четко регламентированными законом.
Для каждого такого предприятия должна быть разработана четкая государственная лесоводственная программа, за точное выполнение которой лесофондодержатель несет ответственность не перед партнером – арендодателем, а прямо и непосредственно перед государством». Что касается аренды, то по его мнению предметом её могут быть только средства производства, дороги и т.п.
Эта статья тоже заслуживает внимания для издаваемого сборника, ибо мы и сегодня не можем выразить удовлетворения предложенными формами аренды, а для оценки их последствий потребуется ещё время. И отнюдь не исключено, что к изложенному выше предложению в будущем может быть ещё придется вернуться. Заметим, что близкая форма имеет место в Финляндии, где в государственных лесах аналоги нашим бывшим лесхозам, как лесофондодержатели, занимаются и всеми формами лесопользования, а контроль за ними, кроме органов государственной лесной службы, осуществляют природоохранные организации.
Читатели могут задаться вопросом, что же нас мотивировало к сотрудничеству, если по ряду вопросов, в т.ч. и принципиальным существовали разные взгляды. Ответ предельно прост. Наука не может развиваться без живого обмена мнениями, даже критическими. Я нередко студентам и аспирантам привожу высказывание известного норвежского ученого – путешественника – Тура Хейердала, который говорил, что больше всего он обязан «черным оппонентам», благодаря которым он усилил слабые места созданной им теории миграции населения в мире.
ТС. Лобовиков, конечно, не относился к числу «черных оппонентов». Он высказывал свое мнение, даже критическое, открыто, независимо от статуса собеседника. В науке надо быть терпимым к критическим замечаниям, даже порою независимо от тех форм, в которые они облекаются. И, конечно, не путать личные и деловые отношения: дружба дружбой, а служба службой. Как говорил Аристотель: «Платон мне друг, но истина дороже».
Есть ли смысл говорить о том, в чем он может заблуждался или ошибался? Разве есть исследователи безошибочные во всех своих учениях? П.Н. Вереха посвящая Орлову М.М. предисловие к его трудам по случаю его юбилея писал, что даже если в трудах допущены ошибки в 40 случаях из 100, то такие труды уже можно причислять к классическим. Следующие друг за другом поколения ученых исправляют труды предшественников, когда накапливается достаточно доказательств.
Тимофей Сергеевич, в одном лице был и ученым, и педагогом, и организатором, писателем, приятным собеседником, не лишенным поэтического чувства (попадали в его письмах и удивительные по выразительности стихотворные строки), а в целом крупной, выдающейся личностью, живущей интересами дела, притом в масштабе всех лесных дел в стране, к тому же умело доносящим свои мнения не только до своих коллег, товарищей по работе (не говоря уже о студентах и аспирантах), но и до широкой общественности, и до самых верхов. Признайтесь, не каждому это удается! А потому надо выразить не только дань уважения, но и должное по заслугам его, передавая, как эстафету, следующим за нами поколениям память о нем и о его трудах.
11. Академик Н.П. Анучин – ученый и боец
В моем личном восприятии Н.П. Анучин по своему характеру был прежде всего боец и наступавшего на него, особенно, когда это касалось принципиальных положений его профиля деятельности, он без ответа не оставлял. Оппоненты его ответных шагов чаще всего акцентировали внимание на средствах, а не на целях отшумевших дискуссий, которые вроде бы отошли в прошлое, но бумерангом последствий будут еще долго отражаться и на будущем. О чем в данном случае следует вести разговор применительно к нашему герою того времени?
Наиболее активная часть деятельности всей жизни Н.П. Анучина была связана с острейшими проблемами лесопользования и лесоустройства. Конечно он занимался и другими проблемами, особенно лесной таксации, в теоретическом и прикладном отношениях которой он сделал большой вклад; но не вокруг их шумели самые острые дебаты на протяжении отмеренного ему времени жизни. При этом не следует забывать, что он был учеником проф. М.М. Орлова – ученого номер один в общей с ним области знаний, и унаследовал естественно его принципиальные взгляды. А последние, как известно, основывались на принципе постоянства пользования лесом или в нынешней трактовке – требования непрерывного неистощительного пользования лесом (ННПЛ), ставшего после известной конференции в Рио-Де-Жанейро (1992 г.) мировым постулатом. Вот этот мировой постулат, – сегодня вроде бы не подвергающийся и сомнению, – в 30-х гг. власти предержащих в стесненных для страны обстоятельствах того времени мешал делать вынужденный макроэкономический маневр – за счет форсированых и широкомасштабных рубок в экономически доступных лесах вдоль транзитных путей транспорта посредством лесоэкспорта обеспечить значительное поступление валютных средств в государственную экономику для ускоренной индустриализации и укрепления обороноспособности страны в довольно немирном окружении соседних государств. Известно, что в то время Германия уже готовилась к реваншу, когда к власти пришел Гитлер, который взгляды свои на расширение «географического пространства» не скрывал.
Вот этот вынужденный шаг государственной власти того времени ряд ученых, главным образом экономистов, приняли за должное, которое они стали энергично обосновывать, представляя принцип постоянства лесопользования, как отживший и якобы мешающий развитию плановой экономики. При этом надо учесть, что экономисты, ввязавшиеся в дискуссию вокруг данного принципа, по своему образованию были очень далеки от понимания специфики лесного хозяйства, а, следовательно, и отраслевых особенностей лесной экономики, которая до 30-х гг. представлялась не только у нас, но и за рубежом наукой и практикой лесоустройства. Не понимание же экономических особенностей лесного хозяйства, по признанию проф. Е.Я. Судачкова, нанесло большой ущерб всей лесоэкономической науке в нашей стране. Кстати этот изъян она не изжила и до сих пор, учитывая, что как лесоустройство, так и родная сестра его – экономика лесного хозяйства после известных некорректных для научного мира дискуссий 30-х гг., когда по оценке И.Я. Гурвича вместе с «помоями из ванны был выплеснут и ребенок», так и не встали еще на ноги.
Н.П. Анучин, как наследник М.М. Орлова, конечно, не мог оставить без ответа «победителей» тех дискуссий и позже он скрестил с ними «шпаги» не только посредством научных статей, но и неожиданным приемом привлечения (вместе с Е.И. Лопуховым) в союзники маститого писателя Леонида Леонова, изобразившего в своей книге «Русский лес» «прогрессивных» экономистов под видом Грацианских, Алексейчиков и Чиков. Эти господа, очень отзывчивые на конъюнктуру момента, никогда не исчезают из истории и всегда своевременно появляются во времена смут и «реформаторского зуда». Вот с ними в реальной жизни продолжил борьбу Н.П. Анучин после того, когда казалось бы они могли уже почивать на лаврах. Книга Л. Леонова «Русский лес» не просто подлила «масла в огонь», но и привлекла к диалогу широкую общественность. Прошлые «победители», конечно, тоже были не из тех, что могли сложить руки. Самые высокопоставленные из них, пользуясь своими связями, обратились в высшие партийные и правительственные органы с жалобами, что де книга дезориентирует общественность и наводит напраслину на взгляды тех борцов, которые изображены отрицательными героями. По их же инициативе в различных организациях, в т.ч. в лесных НИИ и ВУЗах страны были навязаны дискуссии, чтобы в ходе их дать отпор и книге и тем, кто стоит за нею. Но результат этих дискуссий на этот раз обернулся против их организаторов.
Сама власть понимала, что после победы над фашисткой Германией острота вынужденных отступлений от рациональных основ лесопользования миновала и следовало переходить в этой области к иным ориентирам, тем более что это отвечало и ожиданиям широкой общественности. Роман Л. Леонова «Русский лес» получил государственную премию им. В.И. Ленина, что было самой высшей наградой того времени, и одновременно показателем того, что стрелки политических часов в области леса вступили в новую фазу.
Но актеры на научной и политической сцене остались все те же и непримиримость их взглядов тоже не исчезла. Тем более, что и сама практика, как следствие, завязла в предшествующих решениях. Что делать с уже созданными временными (на 20-40 лет) леспромхозами, скученно разместившимися вдоль железных дорог? Перерубы стали уже обычным явлением и в короткий срок их не свернешь, т. к. за ними стояли не просто планы, которые можно было росчерком пера подкорректировать, но и связанные с местом размещения производственные мощности лесной промышленности, а с ними и люди, и поселки, в которых они жили. И потому острота конфликтов при обсуждении расчетной лесосеки поднималась каждый год до Госплана СССР и в них были втянуты не только ученые, но и все уровни власти вплоть до председателя Правительства. Н.П. Анучин обычно выступал председателем экспертных комиссий по данному вопросу, ибо он был наиболее представительным ученым того времени в этой области. И, конечно, надо было принимать во внимание весь комплекс факторов. Автору этого выступления тоже приходилось участвовать в работе этих комиссий под руководством Н.П. Анучина и вступать с ним в диспуты. Но как он однажды выразился, что хотя у нас могли быть и разные мнения, но обедали мы за одним столом.
И вот тут надо различать степень расхождения мнений. Ведь именно благодаря противникам постоянства пользования в длительный практический обиход вошли расчетные лесосеки по спелости (для хвойных на 20 лет) и первые возрастные (на 40 лет), ибо на этот срок преимущественно и проектировались периодически действующие, а по сути временные лесопромышленные предприятия. О расчетных лесосеках по обороту рубки, а, следовательно, о переходе на постоянно-действующие предприятия в лесной промышленности они и мысли не допускали. По литературе можно проследить, что именно Н.П. Анучин вел с ними наступательную борьбу за переход к постоянно действующим предприятиям. Но их организация могла быть возможной при условии, если расчет пользования вести не на 20-40 лет, а на оборот рубки, хотя бы, как минимум для районов с истощенными сырьевыми базами, по «количественной спелости леса увеличенной на 10 лет». [Н.П. Анучин. Проблемы лесопользования, стр. 153] Для таежных лесов, где в то время преобладали эксплуатационные запасы, предлагался дифференцированный подход с назначением индивидуальных оборотов рубок. Для специалистов лесоустройства понятно, что оборот рубки – это не возраст рубки, и при сохранении подроста, а тем более тонкомера он мог и не превышать величины количественной спелости особенно в древостоях на дренированных почвах, которые в основном и были объектом лесоэксплуатации. Какие бы мнения по поводу названных выше предложений не были, но они были принципиально новым решением по сравнению с существовавшим в то время в практике лесоустройства.
И вот тут поднимался лицемерный гвалт: как это так, Анучин за резкое понижение возрастов рубок. Но при этом умалчивалось, что те, кто кричали, не признавали постоянства пользования, а при такой позиции возраста рубок вообще теряли свое всякое расчетное значение. Это все равно, что «снявши голову, по волосам не плачут».
Логика же событий привела противоборствующие стороны к окончательной развязке при принятии «Основ лесного законодательства Союза ССР и союзных республик» в 1977 г., в которых именно благодаря настойчивым усилиям Н.П. Анучина и вопреки столь же настойчивому противодействию его постоянных оппонентов, в статье 11 законодательно был восстановлен в своих правах принцип постоянства пользования лесом в той формулировке, которая затем сохранилась во всех последующих лесных законах: «непрерывное, неистощительное и рациональное пользование лесом для планомерного удовлетворения народного хозяйства и населения в древесине и другой лесной продукции».
И вот этот акт ученого и высокого гражданского долга для страны и своего народа не следует обезличивать. За ним стоит Н.П. Анучин и ряд принципиальных, а не «шатаюшихся туда сюда» сторонников принципа постоянства пользования, за восстановление которого и боролся Николай Павлович, восстановив преемственную историческую линию в лесоустройстве и лесной экономике, которую проводили его учитель М.М. Орлов и учителя последнего – А.Ф. Рудзкий и Ф.К. Арнольд. Противники же их воззрений при этом оказались за бортом истории.
Уже по этому крупному счету Н.П. Анучину, как выдающемуся ученому в области лесоустройства, удалось выполнить миссию своей жизни, возложенную на него ходом самой окружающей жизни. При этом осуществить ему эту миссию удалось благодаря не только своим научным знаниям, но и в неменьшей степени – бойцовским качествам своего характера, не отступая ни перед какими препятствиями и находя выход из казалось бы безвыходных положений. Именно это достижение обеспечивает ему почетное место в ряду отечественных классиков лесной таксации и лесоустройства.
12. А.Д. Букштынов и его роль в лесной науке и практике
Уважаемые коллеги! В предыдущем выступлении обзорно дана характеристика Алексея Даниловича по многим направлениям и мне, следовательно, нет необходимости повторяться. Сегодня, на этой встрече мы говорим о нем, как о живом человеке, с которым мы общались и знаем о нем, естественно, не понаслышке. Но давая ему характеристику, мы должны оттенить главное, что свойственно было ему, как Крупной личности. Выявить и выделить главные черты в деятельности творческой личности не просто. Известно, что «большое видится на расстоянии». Ведь даже далеко не всех гениальных людей замечали их современники. Примеров этому более, чем достаточно. Циолковского, например, даже близкие в семье считали чудаком. Такая близорукость многих людей объясняется их увлечением «суетой сует», к чему и сводится жизненная деятельность абсолютного большинства людей, погоней их за мнимым благополучием, за конъюнктурой момента. Где уж тут думать о вечности, о смысле жизни, о благородных мотивах. При этом некоторые готовы ради наживы продать даже собственную душу, как отмечалось в античном издании «о возвышенном» двух тысячелетней давности. А. Д. Букштынова по крупному счету личное благополучие меньше всего занимало. Об этом можно судить хотя бы по его скромной 2-х комн. квартире, в которой мы с ним встречались изредка и проводили в последний путь.
Дать интегрированную оценку его личности можно, отметив лишь главные направления его деятельности. В числе их выделяется его организаторская деятельность. Этим немало ему обязана наука и образование лесных отраслей. Он приложил руку к созданию МЛТИ (МГУЛ) и ЦНИИМЭ. Что касается ВНИИЛМа, то его просторное здание и прекрасная территория, окружающая его, целиком заслуга Алексея Даниловича, и это надо помнить и чтить.
В области научных исследований он не мало уделил внимания обзору лесов мира, определителям – словникам, на базе которых сформировалась «Лесная энциклопедия» (инициатива его в этом труде была бесспорной). Всю жизнь его занимали недревесные ресурсы леса, начиная с бересклета-гутаперченоса, за который он получил Сталинскую премию. Не обойдена была вниманием и облепиха. Последние годы он трудился над «кленами» и готовил их к публикации. Но «глаза» подводили его и он искал напарника для завершения этого труда. Руководству отделения стоит об этом подумать. В орбите его внимания были и наиболее выдающиеся интродуценты. В числе их секвойя («мензиеза»).
Поскольку он стоял и в организационном плане у истоков плана «преобразования природы», то в его трудах большое место нашло «защитное лесоразведение».
Может быть не столь отмеченной была его способность прекрасного публициста и популяризатора, особенно вокруг выдающихся людей. Уже отмечалось, что именно ему обязано первое издание трудов Г. Ф. Морозова и в немалой степени утверждение «золотой медали» этого ученого, в качестве награды, которую получили отдельные ученые в области лесного хозяйства.