Современные здания мало повлияли на характер и масштаб уличной застройки. Перспектива улицы по-прежнему замыкается с южной стороны зданием Сретенского собора, а с северной стороны – старым зданием городского училища. По обеим сторонам улицы стоят одно-двухэтажные здания. Некоторые из них представляют историко-архитектурный интерес.
Пройдемся, читатель, по Сретенской улице и познакомимся с некоторыми памятниками истории и культуры.
Подойдем к зданию начала XX века на восточной стороне улицы (улица 25-го Октября, 6), которое примыкает к усадьбе известного Никольского купца А. П. Рыжкова. Находится оно неподалеку от Соборной площади. Главным фасадом дом обращен на западную сторону Сретенской улицы.
Принадлежал этот памятник истории и культуры в начале XX столетия дочери Никольского купца первой гильдии Алексея Петровича Рыжкова Елизавете Алексеевне.
Памятник, как видит читатель, является деревянным двухэтажным особняком, к которому с северной стороны примыкает низкий бревенчатый прируб с лестницей во второй этаж и чуланами. Стены основного объема обшиты вагонкой. Прируб имеет открытый сруб.
Главный фасад дома (в три окна) имеет простое симметричное решение. На заднем фасаде дома имеются два окна, которые разделены широким простенком.
Фасадный декор крайне прост и представлен несложным по профилю подшивным карнизом под свесом кровли. Кроме того, фасадное убранство украшено рамочными наличниками окон с зубцевидными навершниками. Боковые обвязки наличников по низу оканчиваются изящными тройными кистями. На южном боковом фасаде в средней части выделяется одно двойное окно в нижнем этаже с двойным зубцом на навершнике.
Вход в дом – с западного торца бревенчатого прируба. В задней части сохранилась русская печь.
Следующим памятником, к которому подойдем, читатель, будет женская гимназия (улица Красная, 91). Это двухэтажный деревянный дом с декором, построенный в стиле классицизма.
Открылось первое женское учебное заведение в Никольске в 1872 году. Сначала оно называлось одноклассным начальным училищем, а затем было преобразовано в прогимназию. Просуществовав в этом качестве некоторое время, в начале XX века по инициативе инспектора народных училищ А. М. Калабанова названное образовательное учреждение получило статус гимназии. Следует отметить, что гимназия финансировалась земством и обучались в ней выходцы из дворянства и чиновников. Их процентное выражение, например, в 1909 году составило 75 процентов от всех учащихся. Представители же остальных правовых категорий в гораздо меньше степени имели возможность получить образование в этом учебном заведении. Однако в 1909 году в гимназии обучались: 41 процент крестьянских детей, 40 процентов выходцев из мещанства, 33 процента – из купечества и 8 процентов – из духовенства.
Поступить в Никольскую гимназию для многих девочек оказывалось делом непростым. Закончив прогимназию, получив в назидание Евангелие, претендентки готовились сдавать испытания на право учиться в первом классе. Предусматривались экзамены по русскому языку (диктант по грамматике со злосчастной буквой «ять» и чтение наизусть стихотворения), арифметике (знание таблицы умножения и решение задач) и, конечно же, Закону Божьему. Программа обучения в гимназии состояла из семилетнего цикла постижения предметов различного профиля. Основной упор учителя делали на гуманитарные предметы. Преподавали в гимназии иностранные языки. Гимназисткам предлагалось для изучения с первого класса выбирать по желанию французский или немецкий языки. Хорошие знания ученицы получали по русскому языку, географии, естествознанию, математике, истории, русской литературе, школьной гигиене...
Существовали в гимназии уроки чистописания, рисования, пения, которые считались ничуть не меньшей значимости по сравнению с другими предметами.
Преподавателем пения в Никольской гимназии служил Евангел Васильевич Яхлаков – выходец из семьи священника. Он закончил Никольское Духовное училище. Продолжал свое образование в Вологодской Духовной семинарии. И в 1912 году вернулся в Никольск. Всю свою жизнь известный педагог посвятил преподаванию. Известный в городе и уезде педагог приложил немало усилий, чтобы привить своим ученицам любовь к музыке. Созданный хор учащихся Никольских учебных заведений славился далеко за пределами уездного городка. Среди учеников Е. В. Яхлакова были будущие корифеи русской и советской музыкальной культуры: оперные исполнители Е. А. Тропина, Д. Н. Борисоглебский, профессор Саратовской консерватории М. В. Тельтевская, основатель Северного народного хора А. Я. Колотилова.
Обучали девочек азам рукоделия, уроки которого давались классными дамами. Кроме того, в обязанности этих педагогов входило заботиться об учащихся не только в гимназии, но и в местах проживания. Поскольку в учебном заведении учились девочки из города и его окрестностей, то многим ученицам приходилось снимать квартиры. Некоторые гимназистки не могли платить за обучение, и, понимая это, администрация выдавала им продукты, одежду, учебники и письменные принадлежности. Существовали в гимназии педагогические курсы, которые готовили учителей для школ уезда.
Главным же предметом был Закон Божий. Иначе и быть не могло. Каждый учебный день начинался с молитвы. Гимназистки выстраивались в зале перед огромной иконой от потолка до пола. Наиболее голосистых назначали читать молитву, потом пели все вместе и расходились по классам.
Каждую неделю гимназистки ходили в церковь. Собирались около гимназии, строились парами и шли к обедне. Обязательным условием было исповедание учителю Закона Божьего. Как правило, для совершения этого таинства в гимназии освобождался один класс, в котором окна занавешивались темными шторами. В углу стоял законоучитель-священник. Заходили в класс гимназистки по очереди. Ожидали в коридоре, усиленно штудируя свои шпаргалки с перечислением «грехов», в которых должны были каяться. Сверялись друг с другом, заносили недостающие «грехи» и очень волновались. Входили в класс по одному человеку. Из темного угла слышался голос, после чего ученицы подходили к священнику. Он покрывал их епитрахилью и начинал исповедовать. Дрожащими голосами гимназистки выкладывали свои прегрешения: «не слушаюсь родителей», «без разрешения брала», «во время молитвы думала о другом»... От волнения забывалось многое из подготовленных шпаргалок. Но законоучитель спрашивал еще и еще, а ученицы только и повторяли: «грешна», «грешна». После этого девочки выходили в церковь для причастия, где также сильно волновались.
Никольскую женскую гимназию около сорока лет возглавляла Александра Алексеевна Попова. Закончив Смольный институт благородных девиц в Санкт-Петербурге, она приехала в Никольск. Начальница гимназии ничем не отличалась от своих коллег по профессии. Преподавала математику, и на ее уроках всегда царили тишина, спокойствие и порядок. Воспитанницы Александры Алексеевны вспоминали, что за случившееся малейшее нарушение учитель оставляла гимназисток после уроков, или, как говорили сами ученицы, «без обеда». Понимая это, они старались не нарушать дисциплины и хорошо учиться. Современникам Александра Алексеевна запомнилась требовательным администратором. Всегда одетая в синее шелковое платье, начальница проходила с гордо поднятой головой и строгим взглядом скользила по учебным классам и коридорам вверенного ей учебного заведения. Присматривая за порядком, каждую перемену полная и седая, державшая в руках золотые часы на золотой цепочке женщина стояла при входе в рекреационный зал и наводила страх на гимназисток.
Организация перемены предполагала определенный порядок ее проведения. Разделившись на пары, гимназистки разгуливали по залу. И стоило Александре Алексеевне увидеть у какой-нибудь ученицы малейшую неопрятность (не первой свежести пелерину, неряшливость в костюме или недостаточно причесанную голову), как она сразу же пальцем подзывала виновницу к себе и делала соответствующее внушение. Гимназистка краснела и начинала плакать. После этого она отходила и пыталась, по возможности, исправить свои огрехи...
Наконец слышался звон колокольца, подававшего сигнал к началу урока. И опять же Александра Алексеевна вместе со своими воспитанницами отправлялась в класс. Перед началом каждого урока она проходила по классным комнатам, определяя температуру воздуха.
Начальница строго следила за нравственностью гимназисток. Основываясь на правилах поведения воспитанниц гимназии, она пыталась навести порядок во время и после занятий. Например, вечером, после десяти часов, ученицам не разрешалось появляться на улицах города. Практиковались Александрой Алексеевной и вечерние прогулки, когда выискивались «знакомые личности». Стоило только какой-либо из гимназисток встретиться ей на пути, как на следующий день перед занятиями в присутствии всех учащихся нарушительнице гимназической дисциплины делалось строгое и обидное внушение.
Помощником Александры Алексеевны по наведению порядка в гимназии была сторожиха Аграфена. И везде она успевала: одна наводила блеск в гимназии. И информация от нее всегда была полной и исчерпывающей: кто и когда чего-либо сделал, что сказал и как ответил на замечание. И жаловалась она часто, и попадало гимназисткам. Наверно, девчонки навсегда запомнили «деяния» верного «оруженосца» начальницы, а особенно ее любимую фразу: «Тише девоцьки, нацельце скажу, во стоецьки поставит».
Пошатнулся авторитет начальницы и ее помощницы Аграфены только после Февральской революции. Стремление общества сломать все старое захлестнуло и Никольскую гимназию. Педагогический коллектив во главе с Александрой Алексеевной Поповой расстерялся. Они не знали, что делать в новой ситуации. Присмирела и Аграфена – «глаза и уши» начальницы. Она уже не пыталась запугивать девочек, однако по привычке по-прежнему ворчала, но внимания на нее никто больше обращал.
Неподалеку от гимназии в годы перемен частенько скапливался народ, стихийно возникали митинги, на которых выступали разные ораторы от партий всех политических направлений. Гимназисткам во всех перипетиях сложно было разобраться без помощи взрослых. Но они приняли внешние признаки революционного времени. По всей стране росло недовольство народных масс. И брожение умов все с большей силой захлестывало головы молоденьких девочек. Некоторые тайно оплакивали монархию, другие – приветствовали свержение царизма. Но ясно было одно – царь свергнут. Под влиянием таких вольных идей ученицы нередко срывали занятия, из классных комнат слышались революционные песни.
Незаметно пролетело время... На календаре – новый 1918 год. Местные власти приняли решение упразднить Никольскую гимназию. И с тех пор в городе существовало новое учебное заведение – школа второй ступени.
Никольская женская гимназия постоянно находилась в здании, расположенном на пересечении современных улиц Красной и 25-го Октября. Оно было постороено в конце XIX века. Главным (южным) фасадом оно выходит на улицу Красную, а боковым (западным) фасадом обращено на улицу 25-го Октября.
Этот памятник является двухэтажным деревянным домом с мезонином в третьем этаже на заднем фасаде. Расположение мезонина на заднем фасаде симметрично, а карниз кровли основного объема разорван стеной мезонина. К восточному боковому фасаду примыкает прируб крыльца с лестницей во второй этаж под двускатной кровлей. В целом объем здания достаточно компактен, а композиция главного фасада симметрична: его средняя часть выделена более высокими окнами второго этажа, а в первом этаже три средних окна выделены набитыми на обшивку брусьями (возможно, сохранившимися от ранее существовавшего ризалита), причем среднее окно, в отличие от прочих, не арочное, а с прямым верхом.
Следует отметить, что характер декора фасадов мог быть изменен в ходе поздних ремонтов здания. Например, могло быть заделано одно из окон в северо-восточном помещении первого этажа.
Фасадный декор здания характерен для деревянной застройки Никольска конца XIX века. На главном фасаде сохранились интересные по рисунку наличники окон первого этажа, арочные проемы которых обрамлены массивными рамочными наличниками с прямыми сандриками, украшенными профилированной тонкой полочкой на консолях и веерообразными накладками по углам. Все окна, по-видимому, сохранили старые оконные рамы. Декор фасадов прост: стены обшиты досками, в нижней части стен выделен зашитый цоколь, а под свесами кровли проходит подшивной профилированный карниз с большим выносом. У мезонина на заднем фасаде карниз имеет меньший вынос, торцевая северная стена мезонина завершена треугольным фронтоном с полукруглым оконцем. Входы в здание – через прируб на восточном фасаде; одна дверь ведет в сени при входе в первый этаж, вторая – на лестницу во второй этаж. В здании сохранились четыре отопительные печи, расположенные у перекрестий внутренних стен.
Нельзя, читатель, пройти мимо здания, некогда принадлежавшего купцу А. Н. Шумилову, где в настоящее время располагается Никольская библиотека имени Г. Н. Потанина (улица Красная, 89). Всмотритесь в этот большой полукаменный особняк с лавками в нижнем этаже, построенный в 1913 году. Он расположен на углу улиц Красной и 25-го Октября, выходя главным (южным) фасадом на улицу Красную, а протяженным восточным фасадом – на улицу 25-го Октября. Перед уличными фасадами дома устроен палисадник и высажены липы, скрывающие здание при виде с улицы. Небольшая усадьба при доме с северной стороны застроена поздними хозяйственными постройками.
Никольский купец А. Н. Шумилов использовал свои помещения для торговли и жилья, которое сдавал в аренду. Строительство большого городского дома с первым кирпичным и вторым деревянным этажами, с двумя небольшими мезонинами, выходящими на главный и дворовый фасады точно подходили для воплощения в жизнь задумок богатого жителя из Великого Устюга.
Фасадный декор здания крайне скуп. Стены каменного первого этажа венчает карниз, подшивным карнизом украшен и свес кровли. На углах каменного объема помещены широкие лопатки с капителями. Прямоугольные окна первого этажа не имеют наличников; такие же по размерам окна второго этажа обведены рамочными слабо профилированными наличниками.
Разнообразие в облик здания вносят воронки водосточных труб, украшенные просечными железными деталями. Стены каменной части здания сложены из кирпича на известковом растворе, снаружи оштукатурены известково-цементной штукатуркой и побелены, внутри также оштукатурены и окрашены масляной краской. Полы в здании деревянные. Верхний этаж деревянный, рубленый. Стены снаружи обшиты досками. Боковые стены мезонинов обшиты железом в шашку (по-видимому, железная обшивка имеет первоначальное происхождение).
Познакомившись с основными памятниками истории и культуры Сретенской улицы, перейдем, читатель, Соборную площадь и отправимся к Банковской улице, которая не менее предыдущей известна старожилам своими «преданиями старины глубокой».
Подчеркнем, что Банковская улица является одной из старинных улиц Никольска, которая содержит ценные градостроительные элементы городской планировки. Выбранная для путешествия улица сохранила ряд зданий XIX – начала XX века, обладающих архитектурно-художественной ценностью.
Направление улицы сложилось, очевидно, еще в дорегулярный период развития городской планировки, вдоль дороги, идущей по краю надпойменной террасы на правом берегу реки Юг. В конце XVIII века там существовало уже два здания. Имелся и характерный поворот улицы к юго-востоку. Первый план городской застройки 1784 года этот поворот сохранил, однако далее к югу развитие застройки не предусматривалось. По линии кварталов, обращенных к Сретенскому собору, планировалась постройка присутственных мест и «протчих обывательских публичных строений». В начале XIX века улица начала застраиваться. Наиболее ранней из сохранившихся построек является дом купца Лешукова. С конца 1840-х годов в здании размещались присутственные места, а во второй половине XIX века – казначейство, по которому улица получила свое наименование.
Ко второй половине XIX века застройка улицы сформировалась в двух кварталах, определяющих ее юго-восточное направление (к северо-западу ориентированное на колокольню Сретенского собора). Кроме того, застройка возникла и в южной части квартала, расположенного севернее указанных двух кварталов. Интересен факт, что в северной части этого квартала, выходящей на главную улицу города у Соборной площади, застройки еще не существовало. С южной стороны улица заканчивалась на Городской площади, где в начале XX века тщанием прихожан была возведена Казанская церковь.
Интенсивно застройка улицы стала развиваться, как и во всем Никольске, на рубеже XIX – XX веков. К этому периоду относится большая часть зданий, представляющих архитектурно-художественную ценность. Следует отметить, что впервые начало улицы и сама главная улица с постройкой усадьбы П. А. Ильина приобрела свои очертания. В другом конце улицы (с юга), где на Городской площади с 1888 года началась постройка Казанской церкви, стала складываться застройка южной стороны площади, ставшая продолжением Банковской улицы. С окончанием постройки Казанской церкви в 1905 году застройка улицы окончательно сформировалась.
Банковская улица находится в юго-восточной части города, в пределах его исторического центра. Она начинается от Миллионной улицы (главной широкой улицы Никольска) и проходит к югу, через квартал делая изгиб к юго-востоку и выходя к площади перед Казанской церковью.
Позвольте, читатель, начать рассказ с самого старого здания Банковской улицы – комплекса присутственных мест начала XIX века (улица Банковская, 14/2).
Комплекс присутственных мест занимает участок на углу квартала, ограниченном улицами Банковской и Коммунистической. Он состоит из двух старых построек - главного корпуса и арестантской.
Главный корпус – двухэтажное каменное здание в стиле классицизма – оформляет угол квартала и имеет важное значение в застройке этой части города. Передний фасад главного корпуса обращен на запад и выходит на Банковскую улицу, а боковой уличный фасад обращен на север.
Присутственные места занимали большое двухэтажное кирпичное здание со скругленными углами главного фасада, насчитывающего десять окон, разделенных равномерными простенками. На северном уличном фасаде имеется четыре окна, причем в каждом этаже в правой части фасада сделаны по три ложных проема. Фасадный декор выдержан в стиле развитого провинциального классицизма. Примененные декоративные формы несложны, но создают достаточно репрезентативный облик уличных фасадов. По верху здания, под свесом кровли, проходит полочный карниз, украшенный рядом ступенчатых сухариков. Под окнами второго этажа по всем фасадам, кроме западного, проходит тяга в виде пояска; такая же, но более узкая тяга, покрытая железным сливом, проходит на уровне низа окон первого этажа. Наличие межэтажных тяг создает четкие горизонтальные членения фасадов. Вертикальных членений фасады не имеют, за исключением уступов на углах.
Парадный вход, судя по планировке, изначально располагался на переднем фасаде.
Главный корпус был сооружен в начале XIX века как жилой особняк и принадлежал Никольскому купцу Лешукову. В начале 1840-х годов дом был приобретен Никольской уездной управой и приспособлен для размещения уездных присутственных мест. В здании помещались многие уездные учреждения: правления градоначальника, уездный суд и опека, полицейская управа. В конце XIX века в здании помещались казначейство и полицейская управа.
К этому времени на дворовом фасаде здания появились некоторые пристройки. Помимо перепланировки главного корпуса, в усадьбе предусматривалась постройка каменных служебных зданий. На первом этаже должна была быть построена арестантская – небольшое одноэтажное здание, размещенное в противоположной главному корпусу стороне усадьбы. Затем по периметру участка (с трех сторон) предусматривалась постройка каменных служб, включавших помещения для «женатых служителей», конюшни, кухню, помещение для «неженатых служителей», навес для пожарных инструментов и прочие службы.
Однако из предполагаемых служб было построено (к востоку от главного корпуса) только здание арестантской или, как ее называли в городе, «каталажки», поскольку во время существования в главном корпусе полицейской управы здесь размещались «полицейские камеры». Время сооружения постройки можно отнести к середине XIX века, скорее всего – к началу 1850-х годов, то есть вслед за передачей дома Лешукова под здание присутственных мест.
Первоначально это была небольшая одноэтажная каменная постройка. Северный уличный и задний восточный фасады были глухими; западный фасад, обращенный во двор, имел семь окон и дверь. На южном торцевом фасаде была дверь и одно окно. Окна камер были небольшими, высоко поднятыми над землей. Внутренняя планировка, по планам 1842 года и конца XIX века, состояла из отдельного помещения для пожарной команды (в северном торце здания), расположенного рядом с сенями со входом со двора, из которых дверь вела в коридор, проходивший вдоль восточной стены здания до двери в южной стене. В коридор открывались двери шести камер, примерно одинаковых по площади. Каждая камера отапливалась двумя печами, крайняя к югу камера была холодной.
Фасадный декор здания, судя по фотографии, был крайне прост; от него сохранилась основная декоративная деталь – ступенчатый карниз, проходящий и ныне по верху стен каменного этажа здания. В XX веке здание арестантской было существенно перестроено: к старой части здания была пристроена с востока вторая каменная часть, по площади близкая к старой. Над каменным первым этажом был надстроен второй деревянный этаж, вследствие чего сейчас корпус по объему немного отличается от объема главного корпуса. Внутри старой части сломаны кирпичные стены, разделяющие камеры; в сенях при входе устроена лестница на второй этаж. К заднему фасаду сделана каменная пристройка под односкатной кровлей и устроен второй вход со двора.
Следует отметить, что новая каменная часть повторила характерные черты декора старой – ступенчатый карниз по верху стен и лопатки на углах; уличный северный фасад разделен пополам лопаткой, сохранившейся от старой части здания. Большие прямоугольные окна совершенно изменили облик фасадов здания.
Особенный интерес как памятник истории и культуры представляет деревянный особняк начала XX столетия, находящийся на углу Банковской улицы (улица Банковская, 11). Памятник построен в традициях Никольской городской застройки (одноэтажный особняк с мезонином). Он обладает искусно проработанной архитектурной композицией, тонкими деталями декоративного убранства, а также хорошими пропорциями фасадов. Принадлежал особняк известному Никольскому исследователю и общественному деятелю Владимиру Васильевичу Спирину (1860-1938). Поэтому, описываемый памятник имеет, кроме того, мемориальное значение. Генеалогия Спириных насчитывает несколько столетий. Связанная воедино, она наполнена яркими страницами родовой истории и интересными достопамятностями. Несколько поколений этой старинной крестьянской и купеческой фамилии верой и правдой служили своей малой родине – древней устюжской земле. Сохранившиеся источники и семейные предания говорят о том, что один из предков Спириных – кичменгский крестьянин Меньшиков – по призыву властей трудился на архангельских верфях, создавая вместе с другими приписными работниками корабли российского флота. Он отличался недюжинным трудолюбием и мастеровитостью. И это заметил Петр Великий, не чуравшийся плотницкой работы. Император тогда, как известно, совместно с другими зачинателями русского флота из простого народа опытничал в Архангельске. Познакомившись с Меньшиковым, он удостоил его своим вниманием и, отметив хорошую работу, подарил ему серебряный кубок, который позднее бережно хранился в семье Спириных.
Кроме того, представители этой фамилии в Никольских окрестностях выделялись предприимчивостью. Неподалеку от Кичменгского Городка у Спириных существовала пристань и специально построенные для приемки зерна амбары, поскольку семейство занималось хлебной торговлей. Известно, что в XIX столетии несколько поколений Спириных трудилось на ниве поставок продуктов питания для местного населения. Зачинателем купеческой династий выступал Павел Дмитриевич Спирин – купец первой гильдии. Его сын Василий Павлович являлся купцом второй гильдии. Ближайшие родственники – Александр, Яков и Николай Павловичи – также занимались торговлей.
Отличались Спирины и принципиальностью. Проявилось это их качество в 1864 году, когда Василий Павлович вместе со своей семьей переселился в Никольск, поскольку уездные власти назначили его городским головой. Трудное время выпало на плечи нового градоначальника. Городская ратуша, где он служил, занималась тогда подготовкой и воплощением в жизнь замыслов земской реформы. Создание новых структур власти, подбор новых кадров, умелое ведение местной политики – вот неполный перечень его заслуг.
Современники Василия Павловича отмечали, что вся его жизнь прошла в тесном общении с политическими ссыльными. Семейные предания сохранили немало интересных сведений о контактах Никольского купца с «неблагонадежной» интеллигенцией. Например, одно из них говорит о встречах с князем Ухтомским, отбывавшим ссылку в Никольске за сочувствие декабристам. Следующее предание говорит о том, что декабрист Одоевский, освобожденный в 60-е годы из сибирской ссылки, в память о дружбе с семьей Спириных прислал им два железных кольца, сделанных из его кандалов.
Отношения Василия Павловича с политическими ссыльными продолжались во время его службы городским головой. Ссыльные находились в непосредственном ведении градоначальника. И по долгу службы ему приходилось решать их насущные проблемы. Кроме того, со многими новыми неблагонадежными жителями Никольска местный купец поддерживал личные контакты. Политические ссыльные частенько бывали в доме Спириных и вели с его хозяином задушевные беседы. Следует отметить, что в этой ситуации мудрому никольчанину трудно было вести некую двойную игру. Он балансировал между полицейскими инстанциями и дружески настроенной к городскому голове интеллигенцией.
Наиболее интересное знакомство у Василия Павловича состоялось с высланным в 1873 году в Никольск под надзор полиции Г. Н. Потаниным. Известный этнограф и путешественник частенько заходил к градоначальнику. Отправляясь на экскурсии по окрестностям, ссыльный приглашал с собой Владимира Васильевича Спирина – сына Василия Павловича. Совместные прогулки постепенно определили и характер их взаимоотношений. Следует отметить, что Григорий Николаевич углубил интерес своего юного товарища к миру природы. Молодой Спирин собирал гербарий, наблюдал за растениями, экспериментировал в своей лаборатории – маленьком питомнике на берегу реки Юг. После окончания приходского училища юный исследователь продолжил свои изыскания. И его жизненный путь с этого времени постоянно соприкасался с наблюдениями в природе.
В 1882 году Василий Павлович скончался. Перед сыном – наследником большого состояния – встал вопрос о выборе дальнейшего пути. Вероятно, его ждала успешная карьера земского служащего, поскольку он некоторое время трудился в Никольском земстве. Затем Владимир Васильевич проходил срочную службу в армии, а после этого вновь вернулся в Никольск. И тогда перед ним снова встала дилемма, чем заниматься в будущем: предпринимательство тяготило его, а увлечение садоводством принесло неожиданные результаты.
В 1884 году Владимир Васильевич всерьез принялся экспериментировать в своем домашнем питомнике. Осенью этого года он обратился в Помологический сад Э. Л. Регеля в Санкт-Петербурге с просьбой прислать ему саженцы яблонь и ягодных кустарников. Именно с этих опытных образцов у Владимира Васильевича и начались серьезные исследования. Позднее известный Никольский садовод с особенной теплотой напишет о многолетних контактах с владельцем столичного питомника и его советах в проведении экспериментов в условиях северного климата.
Следующим этапом в становлении Владимира Васильевича как исследователя стал 1894 год, когда никольчанин познакомился с публикациями Ивана Владимировича Мичурина. Владимир Васильевич отправил ему письмо, а через некоторое время получил ответ вместе с каталогом растений, выведенных селекционером.
Исследователи подружились и более сорока лет переписывались. Знакомство с их эпистолярным наследием открывает увлекательные страницы взаимоотношений двух этих людей: И. В. Мичурин с интересом относился к опытной работе никольчанина, помогал ему советами, высылал растения, семена, образцы выращенных им плодов и неоднократно его напутствовал. «Не смущайтесь неудачами, продолжайте работать, а главное путем перекрестного опыления и посевом семян выращивайте свой местный зимостойкий сортимент плодовых растений для Севера, и, я уверен, Север будет иметь свои плодовые сады», писал И. В. Мичурин в Никольск.
И Владимир Васильевич, следуя рекомендациям своего учителя и коллеги, всю жизнь собирал на своем участке необычные для северных окрестностей растения с Урала, Сибири, Дальнего Востока, Среднего и Верхнего Поволжья. В питомнике появились экзотические уральская степная вишня, красная алтайская смородина, черная якутская смородина, дальневосточная актинидия, гибридная форма тонкокорого грецкого ореха, пенсильванская слива, черемуха Маака, канадская ирга, американские ели, кедр, дуб, вяз, клены. Однако не все растения выдержали северный климат. Многие погибли, но некоторые прижились и стали плодоносить.
Следует отметить, что особенное внимание Владимир Васильевич уделял опытной работе с северными ягодными культурами: смородиной, крыжовником, малиной, земляникой, клубникой. Известный садовод мечтал вырастить культурные зимостойкие яблони, поскольку верил в возможность выведения своего сорта, способного плодоносить. С этой целью он исследовал многие приусадебные участки крестьян Никольского уезда. И обнаружил довольно выносливые яблони, выращенные из семян. Благодаря его изысканиям на свет появились новые виды яблоневых деревьев: «Пет-ряевское осеннее», «Родюкинское сладкое», «Воронина круглое». Кроме того, исследователь испробовал множество вариантов опыления, окулировки и посева семян яблони. И победа не заставила себя ждать. Он получил свои надежные сорта деревьев, способные плодоносить в условиях Европейского Севера.
Полученными сведениями никольчанин поделился с И. В. Мичуриным. Известный селекционер настоятельно просил Владимира Васильевича подготовить информацию для научной периодики. И с 1906 года ученый начинает посылать статьи о своих опытах в журналы «Прогрессивное садоводство и огородничество», «Плодоводство», «Вестник садоводства», «Сибирское садоводство». После этого к садоводу пришло всероссийское научное признание.
Вместе с тем в начале XX столетия Владимир Васильевич получил общественное признание. Горожане его уважали не только как исследователя-подвижника, но и как общественного деятеля. С 1911 года он исполнял должность попечителя Никольского женского приходского училища. В 1916 году исследователя никольчане избирают городским старостой. В 1917 году чрезвычайное земское собрание утверждает его в должности начальника уездной милиции.
Современники уважали Владимира Васильевича также за его порядочность и интеллигентность. После смерти отца и брата известный никольчанин длительное время ухаживал за своей матерью Марией Стефановной. Прикованная болезнью к постели, она не могла передвигаться и требовала постоянного ухода. Об этом знал почти весь Никольск... И в этой ситуации Владимир Васильевич принес себя в жертву: его судьба не была устроена.
Длительное время он оставался один. Ему требовалась спутница жизни. И она появилась у него уже в довольно зрелом возрасте. Владимир Васильевич посватался к Елизавете Семеновне Образцовой. Елизавета Семеновна тогда начинала свою службу учительницей в начальном училище и привлекала внимание многих никольчан своей красотой. Владимир Васильевич предложил ей свою руку и сердце. И девушка ответила ученому согласием.
Воспитывалась Елизавета Семеновна в семье коллежского асессора Семена Александровича Образцова. В Никольске этот человек был известен своей исправной службой в должности уездного стряпчего, а также своими опытами в подражании признанному баснописцу Ивану Андреевичу Крылову. Горожане признали местное дарование и в шутку окрестили его «внуком дедушки Крылова». Свидетельством писательского таланта Семена Александровича, кроме того, явился обнаруженный небольшой сборник басен, который был выпущен в свет в годовщину смерти известного баснописца.
Современники Семена Александровича вспоминали о нем как о хорошем семьянине. Семен Александрович заботился о своей супруге и детях. Кроме Елизаветы, в семье Образцовых воспитывалось еще трое детей, которые впоследствии стали добрыми и порядочными людьми. Отец понимал, что воспитание в человеке может привиться только с образованием. И он пытался помочь всем детям получить прекрасное образование. Екатерина Семеновна, получив образование, стала учительницей в женском приходском училище. Ее брат Александр Семенович трудился помощником в аптеке Р. X. Дроздовского и был женат на старшей дочери врача М. А. Перова Надежде Михайловне. Мария Семеновна увлекалась театром и была замужем за врачом И. И. Томиловым.
Владимира Васильевича приняли в новой семье. Он влился в неизвестный ему коллектив и его радушно приняли. Несмотря на большую разницу в возрасте, Елизавета Семеновна (она была моложе своего мужа на 21 год) всю жизнь была Владимиру Васильевичу верной любящей женой. Она подарила ему двоих дочерей (старшая дочь Вера родилась в 1910 году, младшая дочь Елизавета родилась в 1918 году) и была верным спутником и помощником в его опытных исследованиях.
Начало XX столетия Владимир Васильевич, несмотря на необходимость содержать семью, встретил новыми экспериментами. Он ни на секунду не прекращал своего любимого дела. Он по-прежнему вел поиск новых растений, выносливых для Никольска, выводил новые сорта. На усадьбе Спириных были разбиты роскошные цветочные клумбы. Владимир Васильевич уделял серьезное внимание селекции цветущих многолетников, применяя искусственную гибридизацию. Результаты своих опытов он опубликовал в журнале «Прогрессивное садоводство и огородничество». Его статьи «Многолетники для Севера», «Новые сорта выносливых многолетников», «Новинки садоводства» привлекали внимание исследователей.
Общественность в Москве и Ленинграде желала воочию увидеть уникальный оазис, взращенный в условиях Европейского Севера. В 1927 году научный отдел при Совете Народных Комиссаров поручил Всесоюзному институту прикладной ботаники и новых культур в Ленинграде изучить опытный участок Никольского исследователя-самоучки. С этой целью в 1928 году институт организовал для поездки в Никольск комиссию во главе с профессором Н. М. Георгиевским. Добравшись с трудом до Никольска, члены комиссии удивились увиденному. Они не могли понять, как мог В. В. Спирин один вести наблюдения и ставить опыты с таким большим числом пород и растений. Но самым приятным для них оказалось то, что на берегу реки Юг, где о развитии садоводства ранее никто не мог и мечтать, зрели плоды зимостойких сортов яблонь, вишни, крыжовника, малины, смородины.
Приехав обратно в Ленинград, комиссия доложила научной общественности об увиденном. Воодушевленные итогами командировки, ученые предложили открыть в Никольске опорный пункт с бюджетным финансированием всех его исследований. Начиная с 1928 года Владимир Васильевич стал числиться служащим Всесоюзного института прикладной ботаники и новых культур в Ленинграде. Появился небольшой штат работников. Владимир Васильевич принял на службу Павла Петровича Медведева и Марфу Алексеевну Цыпышеву. Помощником в питомнике как всегда была Елизавета Семеновна. Она работала в парниках с бахчевыми культурами. Первоначально плодово-ягодный опорный пункт находился только в пределах усадьбы его научного руководителя.
В июле 1931 года Владимир Васильевич получил возможность осуществить свою давнюю мечту – встретиться со своим учителем Иваном Владимировичем Мичуриным. Командировка на Московскую плодово-ягодную станцию завершилась поездкой в Мичуринск. Иван Владимирович принял своего ученика, долго расспрашивал об его опытах, поделился своими размышлениями. Зимой 1932 года Никольского ученого коллеги пригласили на конференцию в Мичуринск, где он вновь встречался с учителем. И Иван Владимирович подарил своему ученику прибор для прививки деревьев с надписью: «Возьмите этот инструмент от меня на память! Я сделал его сам!»
В 1932 году Никольский опорный пункт перешел в ведение Всесоюзного научно-исследовательского института плодоводства. Начиная с этого времени, он стал разрастаться. Ему были выделены земли за городом (сначала 20 гектаров, а затем – до 57 гектаров). На землях пункта теперь закладывались питомники черной смородины, крыжовника, малины, яблонь и других культур. Постепенно появилась необходимость подкармливать растения органическими удобрениями. Исследователь обзавелся скотом, построил парники и теплицы. Ежегодно служащие опорного пункта в доход государства приносили тысячи рублей, продавая населению Никольского уезда плоды различных культур и отправляя по Советскому Союзу сотни посылок с выращенными саженцами.
В 1934 году в Мичуринске состоялся очередной съезд последователей учения Ивана Владимировича Мичурина. Организаторы научного симпозиума попросили Владимира Васильевича выступить с докладом о результатах своих экспериментов. Его доклад вызвал большой интерес участников. После этого Никольский садовод на съезде занимал особо видное и почетное место. Корреспондент газеты «Правда» 20 сентября 1934 года поместил на ее страницах информацию об ученом и выдержки из его интервью. И как всегда состоялась встреча с учителем. Однако она была последней. Известный селекционер тяжело заболел. Скончался И. В. Мичурин 7 июня 1935 года.
Осознание потери коллеги и учителя больно ударило по самочувствию Владимира Васильевича. Ему и самому было отведено судьбой немного времени. Он тяжело заболел, однако, все его мысли по-прежнему были о Никольском питомнике. По мере сил он трудился, изучал мир природы и экспериментировал с растениями.
В 1934 – 1937 годах Владимир Васильевич продолжал научные эксперименты с плодово-ягодными растениями и картофелем. Осенью 1934 года Институтом плодоводства имени И. В. Мичурина Никольскому опорному пункту было выслано 80 саженцев мичуринских сортов яблони однолетнего возраста для использования в будущем их пыльцы для получения новых сортов яблонь. В июне 1936 года газета «Правда» сообщила о создании в Никольске плодово-ягодного питомника краевого значения, площадь которого составила несколько сотен гектаров. В 1937 году Владимир Васильевич участвовал в очередном научном съезде по плодоводству в Мичуринске. Осенью 1937 года oпорный пункт из Москвы получил семена мичуринских сортов яблони, которые вскоре дали хорошие всходы. Последним итогом научных изысканий с плодово-ягодными культурами на Никольском опорном пункте стала книга Владимира Васильевича «Плодоводство на Севере».
На закате своей жизни Владимир Васильевич хотел вырастить что-то новое, нужное для родного северного края. Считанные дни жизни оставались у исследователя, а он мечтал посадить на Севере еще новую вишню. Однако этому не суждено было сбыться. Владимир Васильевич Спирин скончался 28 июля 1938 года в Вологде. Скованного болезнью ученого направили на излечение в одну из областных клиник. Его ожидала операция. Но, к сожалению, она уже ничего не могла поправить...
Сохранится ли память о великом Никольском ученом у потомков нынешних горожан. Верится, что когда-то в доме на улице Банковской, 11 будет его мемориальный музей. Владимир Васильевич это, несомненно, заслужил. Посмотрите, этот памятник истории и культуры занимает обширный участок, граничащий с парком около Сретенского собора. Особняк стоит в передней части участка и выходит на улицу передним, северо-восточным фасадом. Задний его фасад выходит в сад, потесненный в настоящее время огородом, разбитым за домом. К западу от памятника и в задней части участка сохранились плодовые деревья, когда-то построенные Владимиром Васильевичем. Сегодня они сильно разрослись и одичали...
Памятник представляет собой большой деревянный одноэтажный особняк с мезонином, построенный в соответствии с местной традицией: мезонин под двускатной кровлей, на торцах, выходящих на передний и задний фасады, балконы, помещенные под выносом кровли и поддерживаемые двумя парами колонн по бокам балконов. Треугольные фронтоны мезонина в средней части разорваны полукруглыми вырезами. Выносы кровли мезонина также поддерживают две пары колонн, образующие как бы портики в средней части фасада. Боковые крылья основного одноэтажного объема покрыты вальмовыми кровлями. К. восточному боковому фасаду примыкает более низкий прируб под вальмовой трехскатной кровлей, в котором расположены чуланы и холодные сени при боковом выходе в сад. Главный вход в дом ведет с крыльца под балконом на главном фасаде. На заднем фасаде – стеклянная дверь, фланкированная окнами, ведущая на открытую веранду под балконом. Она выходит в сад. Композиция главного фасада симметрична (если не считать восточной боковой пристройки): по обе стороны портика в средней части фасада помещаются по три окна в крыльях основного объема. На заднем фасаде трем окнам в правой части фасада соответствуют два окна в левой его части. Западный боковой фасад имеет пять симметрично расположенных окон.
Фасадный декор особняка несложен, но отличается несомненным изяществом. Стены здания обшиты широкими калеванными досками, имитирующими дощатый руст. Деревянная постройка помещена на кирпичном, оштукатуренном цоколе с продухами, отделанном лопатками по углам. В связи с падением рельефа к западу, цоколь хорошо просматривается на западном боковом фасаде. Под свесами кровель устроены подшивные карнизы с профилированными галтелями и фризовой частью, отделенной от обшивки стен тонким профилированным пояском. На дворовых фасадах хорошо сохранилась окраска карнизов и фризовой части в белый цвет, выделяющих горизонтальные членения фасадов на фоне охристого тона окраски обшивки. Рамочные профилированные наличники окон, наружные филенчатые двери также окрашены белилами.
Особенный интерес представляет декор портиков на переднем и заднем фасадах. Колонки портиков круглого сечения, снабжены квадратными профилированными абаками, а колонки нижнего яруса, кроме того, поставлены на низкий квадратный корпус. Ограждение балконов состоит из тонких профилированных перил и изящных точеных балясин. Боковые части балконов вместо балясника ограждены рейками. Вертикально поставленными брусками забрано ограждение крыльца на главном фасаде и веранды под балконом на заднем фасаде дома. На переднем фасаде для прохода оставлен свободным только средний, больший пролет между колонками. В подшивке полукруглого выреза фронтонов прорезаны небольшие арочные оконца с дугообразными импостами. Их рисунок сходен с рисунком переплетов чердачных окон, помещенных на боковых вальмах основного объема. Примечательна проработка кирпичных дымовых труб на кровле основного объема, с профилированными поясами и арочными нишами на гранях. Эти детали, а также хорошо сохранившиеся латуннее скобянные изделия (дверные и оконные скобы, шпингалеты), позволяют предположить, что дом построен раньше начала XX века. Например, конструкция щитового дверного полотна бокового входа в пристройку, с верхними и нижними вставками, скрепляющими в шип доски полотен, характерна также для более раннего периода.
Внутри основной объем имеет сложную крестообразную планировку, с коридором, проходящим от переднего входа к комнате перед выходом в сад. По сторонам коридора имеется два узких помещения: комната, выходящая одним окном на западный фасад, и с восточной стороны – длинные темные теплые сени при входе из восточной пристройки. По четырем углам плана – четыре больших помещения (три из которых, за вычетом юго-западного, разделены перегородками на две комнаты каждое). В коридоре, идущем от парадного входа, помещается лестница в мезонин. Вверху она выходит с поворотом в теплый холл, разделяющий две комнаты, которые выходят на балконы в торцах мезонина. Кроме того, в холле есть ведущие в чердачное пространство дверцы.
Завершая свое знакомство с особняком на улице Банковской, 11, вспомним о его несомненной архитектурной ценности. Подобным зданиям начала XX столетия, вероятно, уже давно пора присвоить статус памятников истории и культуры. Постоим, дорогой читатель, около этого дома, вспомним Владимира Васильевича Спирина. Своими трудами он принес славу Николь-ску. Сколько интересных исследований проведено им здесь. Храните и оберегайте его родовой дом. Пусть он будет памятником великому земляку.
Неподалеку от Банковской улицы находилась усадьба преподавателя Никольского Духовного училища Павла Васильевича Рычкова (улица Ленина, 4 и 6).
Павел Васильевич родился в 1882 году в селе Коквицы (ныне – территория Республики Коми) в семье волостного служащего Василия Рычкова. В 1903 году он закончил Вологодскую Духовную семинарию и был направлен для работы регентом в Никольское Духовное училище. В начале XX века Павел Васильевич в Никольске создал известный хор из учащихся учебных заведений. Преподавал Павел Васильевич нотную грамоту и церковное пение в женской гимназии и Духовном училище. Скончался в 1930-х годах.
Усадьба Павла Васильевича Рычкова находится в старой части города, невдалеке от Сретенского собора и Казанской церкви, на восточной стороне современной улицы Ленина. Она имеет неправильные очертания границ, отличается небольшими, сравнительно с прочими Никольскими усадьбами, размерами. Кроме того, ее территория ныне разделена на две части забором, проходящим вдоль северного фасада флигеля. В усадьбе располагаются две старинных постройки – главный дом и флигель. Главный дом стоит в северной части усадьбы, у ее забора. Флигель расположен в средней части усадьбы. Обе постройки выходят передними фасадами на улицу.
Первой по времени возникновения постройкой в усадьбе был флигель. Он расположен в средней части уличного фасада усадьбы и представляет собой небольшую одноэтажную деревянную постройку. К южному боковому фасаду примыкает небольшой прируб из бруса, по-видимому, построенный одновременно с самим зданием, в котором помещаются холодные сени и чуланы. На южном скате кровли выделяется слуховое чердачное окно.
Главный фасад имеет симметричную композицию, в три оконных оси, задний фасад имеет два окна, разделенных широким простенком. Стены здания обшиты старыми досками, в нижней части стен устроена дощатая засыпная завалинка; под свесом кровли проходит подшивной карниз. Большие прямоугольные окна обведены рамочными профилированными наличниками; на северном боковом фасаде выделяется большое тройное окно в середине фасада. Окна, по-видимому, сохранили старый рисунок расстекловки рам. Простота декоративного убранства фасадов флигеля подчеркивает его роль второстепенной жилой постройки в усадьбе.
Входы в здание расположены в прирубе к южному фасаду. Две двери прируба расположены одна на западной, другая – на восточной стороне; можно сделать вывод о том, что в начале своего существования флигель имел два раздельных входа.
Внутренняя планировка флигеля сходна с избой-связью: средняя часть здания служила как бы теплыми сенями и кухней. Из нее двери ведут в переднюю и заднюю части дома. В задней части дома сохранилась старая большая русская печь с двумя так называемыми «прикладами» – кирпичными отопительными плитами. Стены рублены из бревен, снаружи обшиты, внутри оштукатурены.
В начале XX века усадьба была разделена, и на отделенной от более старого флигеля территории в 1910-х годах был построен новый главный дом – на месте ранее стоявшего там небольшого строения. Принадлежал ли этот новый дом П. В. Рычкову – неизвестно.
Описанный памятник является деревянным одноэтажным домом с мезонином. Расположение мезонина параллельно уличному фасаду позволяет трактовать как главные северный и южный фасады. Они имеют симметричную осевую композицию, несколько нарушенную неравной величиной окон и разной величиной простенков. Уличный (западный) фасад дома имеет несколько асимметричную композицию: основная его часть, в четыре оконных оси, справа по фасаду дополняется небольшим простенком, в котором помещается одно широкое окно явно позднего происхождения. До недавнего времени здесь существовало входное крыльцо с открытой лестницей. Ныне лестница разобрана, а открытое пространство зашито и обращено в веранду.
Фасадный декор крайне скуп и суховат. Очевидно, при ремонтах фасады потеряли исконные декоративные элементы – наличники окон и первоначальную обшивку. Из первоначальных элементов декора сохранялись подшивные профилированные карнизы под свесами кровель. Заметно также, что обшивка фронтонов мезонина также старая. Ныне стены дома обшиты горизонтально вагонкой; выпуски бревен зашиты в пилястры (лицевые грани коробов обшиты в елочку). Стены дома бревенчатые.
Проходя по Банковской улице к реке Юг, читатель, мы не можем не заметить красивый храм – Казанскую церковь. Она находится на большой открытой площадке, расположенной на пересечении современных улиц Банковской, Спирина и Молодежной. С севера и востока церковь окружена березами. Боковой, северный фасад церкви со входом обращен на Молодежную площадь – продолжение улицы Спирина. Западный фасад с папертью скрыт большим деревянным амбаром. В начале XX века, судя по старым фотографиям, вокруг церкви было открытое пространство.
Подойдем, читатель, к Казанской церкви. Позвольте немного рассказать об истории ее строительства. «Добрые о Христе Братие и милостивые благотворители! – с этими словами обращался ровно сто десять лет назад к своим землякам настоятель Сретенского собора протоиерей Александр Замараев. – С благословения наших Архипастырей с 1890 года в память столетия Храма Никольского Сретенского Собора в Никольске началась постройка новой каменной одноэтажной церкви во Имя Казанской Божией Матери с двумя приделами: Воздвижения Честнаго и Животворящего Креста Господня и Святаго Преподобного Отца нашего Сергия Радонежского Чудотворца на средства исключительно добровольных пожертвований от прихожан как в городе, так и в приходских деревнях Собора, не вмещавшего в Праздничные Богослужения и половины молящихся».
История Казанского собора началась в конце прошлого столетия с момента ее строительства. Прошедшее с тех пор время удивительным образом сохранило документальные свидетельства о постройке храма и его строителях. В Великоустюгском филиале Государственного архива Вологодской области хранилась, дожидаясь своего часа, «Книга разнородной переписки по постройке нового храма во Имя Казанской Божией Матери». И вот теперь, видимо, настал этот час прочитать ее и поделиться с читателями заветными тайнами истории Никольского храма. Следует отметить, что в объемистой папке сохранились личные письма, расписки, квитанции, трудовые соглашения, пастырские воззвания к прихожанам и другие интересные документы прежнего времени. Со старинных листов хорошей бумаги с ажурными двуглавыми орлами, заполненных четким красивым почерком, постепенно проступала перед исследователями история строительства храма, полная веры, труда и достоинства.
Казанский храм в Никольске был задуман во имя Пресвятой Богородицы, в честь ее Казанской иконы, явленной возле речки Дуниловки крестьянину Диомиду Крохалевскому. Икона всенародно почиталась в этих краях и прославлялась как чудотворная.
В 1890 году прихожане Никольского Сретенского собора обратились к властям с прошением о строительстве новой церкви. В апреле того же года было получено разрешение Великоустюжского Духовного Правления, подкрепленное планом будущего здания и проектом строительства, предоставленным Вологодским Губернским Строительным отделением. Со времени обращения прихожан до начала стройки прошло полгода, и вот, наконец, настал долгожданный момент: «...30-го июня текущего (1891) года, – сообщал об этом событии священник Александр Замараев, – Господь благословил с подобающею торжественностию и по чиноположению Святой Церкви положить основание сему Святому Храму, на радость граду нашему и утешение всему Соборному приходу».
Уже через три месяца состоялась закладка престолов. Председатель попечительства, городской голова Е. Рыжов издал по этому случаю специальное распоряжение: «Никольское Церковно-Приходское попечительство покорнейше просит всех торговцев города Никольска по случаю имеющего быть 29 числа сего сентября, в воскресенье, Священного торжества с крестным ходом к вновь строящейся в г. Никольске церкви для закладки престолов. Во время Божественной Литургии и крестного хода, впредь до возвращения последнего в Собор, закрыть все торговые, промышленные заведения...».
Очень важно отметить, что все работы по строительству нового храма производились исключительно за счет добровольных пожертвований, сбор которых проходил с 1889 года и занял 15 лет. Началу сбора средств положило прошение от 22 апреля 1889 года городского церковного старосты Семена Сергеевича Лешукова и сельского старосты Родюкинского прихода Андрея Матвеевича Тропина. В прошении, поданном на имя епископа Великоустюжского Иоанникия, старосты от имени своих прихожан указывали и саму организацию сбора средств, которая включала: 1) кружечный сбор в церкви и на рынке; 2) сбор по подписке с обязательной фиксацией в специальной ведомости; 3) рассылка частных писем купцам; 4) сбор с прихожан согласно приговору последних.
Организация работ и контроль за их выполнением находились в ведении церковно-приходского попечительства. В попечительство избирались от прихожан самые уважаемые люди, известные своей порядочностью, деловитостью, инициативой и умом, а главное – радением о церкви. Основу попечительского совета составили купцы: Поповы, Панов, Спирин, Ильины, Сорокины, Рыжковы, Шереметьев, Сумароков, Лешуковы, Пьянковы, Барболины, Слепухин, Шемякин; среди попечителей много было и крестьян. Возглавлял попечительство сам городской голова, известный Никольский купец Евгений Яковлевич Рыжков. Все «господа попечители» (так было принято именовать их вне зависимости от сословий) регулярно осматривали ход и результаты каждого вида работ, собирались для принятия важных решений по текущим делам. В компетенцию председателя входила рассылка письменных уведомлений о времени и месте встреч и обсуждений.
Ходом строительных работ непосредственно руководил младший архитектор Вологодского Губернского Правления Петр Александрович Федоров. Он следил лично за качеством материала и работ, за точным соблюдением технологии. В частности, за тем, чтобы воду для строительного раствора брали только проточную, из реки. Перед началом строительства П. А. Федоров в присутствии попечителей взял пробы грунта, для того чтобы убедиться в правильности (с точки зрения безопасности) выбора места. Качество постройки, которая и до сих пор находится в прекрасном состоянии, говорит о том, что Петр Александрович отлично знал свое дело.
Каждый рабочий день на строительстве храма предварялся молитвой, а начало каждого нового вида работ – молебном.
24 августа 1891 года был завершен первый важный этап работ: выборные от прихожан и попечителей осмотрели готовый фундамент и цоколь и остались довольны.
К 1893 году возникла финансовая проблема: израсходовались средства на постройку, и прихожанам пришлось обратиться к епископу Вологодскому и Тотемскому Израилю с просьбой дать благословение на сбор средств для продолжения строительства храма на территории всей европейской части России. Кроме того, настоятель Сретенского Собора протоиерей Александр Замараев вновь обратился к своим землякам с воззванием, строки которого без волнения читать было невозможно:
«При помощи Божией, по минувшее лето сего 1893 года здание церкви возведено почти по окна, средства ж денежные истощились, жертвы прихожан, в последствие недостаточных в последние годы урожаев хлеба становятся ныне настолько малозначащие, что оными едва-едва можно будет оправдать уплату за подготовленный кирпич. Оставлять же Святое дело на неопределенное, более продолжительное время при настоящем положении построенного здания и небезопасно для самого здания и крайне грустно для христианского чувства. Посему в нашем благом и Святом предприятии одна теперь надежда на милостивых благотворителей вне нашего соборного прихода, благочестивых христиан – жителей Никольского уезда, к которым, с разрешения местных Властей, и обращаемся с мольбой. Помогите, возлюбленные во Христе братие, нам при построении Храма Божия! За всякую жертву вашу великую и малую, которую мы примем с величайшей благодарностию, и Милосердный Господь не оставит вас Своею милостию по молитвам Пречистой Своей Матери и преподобного отца нашего Сергия, как в сей жизни пошлет Святое Свое благословение на Вас, на Ваши семейства и на ваши честные труды и предприятия, и силою Честного и Животворящего Креста Господь избавит вас от всех бед и скорбей, так и в будущей жизни помянет Вас за Вашу милость в Царствии Своем».
Сохранившиеся материалы позволяют установить имена жертвователей на строительство Казанского собора. Каждый прихожанин жертвовал по своему состоянию, поскольку, как известно, в России денег на храм никогда не жалели. Подавали кто копейки, кто по рублю и по десять копеек, купец Спирин – пятьдесят рублей, давали и больше. В XIX столетии копейка ценилась дорого: одна корова, например, стоила шесть рублей. Имена многих жертвователей сохранились в ведомостях: крестьяне, Никольские мещане, купечество – все вложили часть своего труда в постройку Казанского храма. Таким образом, само здание – не только храм, не только произведение искусства, но и памятник тысячам земляков – и нынешнему поколению никольчан подобает с благодарностью хранить эту светлую память, любуясь белоснежным храмом на берегу Юга.
Сколько стоило строительство? Только в 1892 году на постройку Казанского церкви было истрачено 1.174 рубля 54 копейки. Для сравнения заметим, что в том же году весь капитал Сретенского собора составлял 5.142 рубля 46 копеек и имущества на 150 рублей. Строили храм на совесть.
Православная Церковь на каждом Богослужении вот уже две тысячи лет неизменно воссылает свои молитвы о жертвователях, строителях и украсителях святых храмов. Кто же они, создатели Казанской церкви в Никольске? История сохранила их имена: «1890 года, сентября 14 дня крестьянин Нижегородской губернии Балахнинского уезда, Урковской волости, деревни Чернин Иван Емельянов Строев заключил договор с Никольским Церковно-Приходским попечительством; 1) я, Строев, взял от попечительства наряд сложить в городе Никольске каменную трехпредель-ную церковь; 2) церковь сложена должна быть мною, Строевым, по предъявленным мне плану, фасаду и пояснительной записке, прочно и чисто, в три приема». Стороны условились на том, что Строев будет получать за работу четыре рубля с каждой тысячи кирпичей, не считая оконных переплетов, казенную квартиру и муку. «Условие сие с обеих сторон хранить свято и нерушимо», – заключал подписанный сторонами документ.
Иван Емельянович Строев работал со своей артелью: в ней были каменщики костромичи Никита Панурин, Филипп Зайцев; выделкой кирпича занимались Евгений Коточигов, Протасий Сапожников и Алексей Шибиков. При заключении договора на строительные работы Иван Строев должен был предъявить ручательство от крестьянской общины своей родной деревни. Земляки ручались за то, что они знают Строева, что он мастер своего дела и что работает он на совесть.
Кирпич для стройки выделывали из местных глин очень хорошего качества, можно сказать, брали прямо из-под ног: в трехстах метрах от храма, в старинном квартале Мещанах. До сих пор там сохранилась большая впадина от глинистого карьера.
Итак, можно без преувеличения сказать, что Казанский храм создавался из той самой земли, на которой живут и от которой кормятся поколения Никольских крестьян и городских жителей.
Замечательный знаток русской культуры Михаил Петрович Кудрявцев по этому поводу замечал: «Не случайно древнерусские храмы, подобно деревьям, стоят на бровках холмов, укрепляя оползневые склоны. Это физическое подобие дереву имеет и духовный смысл. Древнерусский храм, видимо, наиболее полно воплощает в себе идею, обозначенную двумя главными христианскими святынями – Животворящим Древом Креста Господня и высеченной в камне пещерой Гроба Господня. К этому можно только добавить, что кирпич, основу которого составляет глина – «зод», – не только родоначальник самого понятия «зодчества», но и символ той «персти земной» (праха), из которой создан человек».
Казанская церковь – крестово-купольный храм около тридцати метров высотой с большой колокольней. Построен он в византийском стиле. Величественный купол диаметром в десять метров венчает трехметровый крест, колокольня имела высокий шпиль с крестом, крыша крыта по закомарам, что подчеркивает красоту самой конструкции в сочетании вертикали и полукружия арки. Декор строгий и выразительный. С северной и южной сторон – два высоких каменных крыльца с двускатной крышей. По своему облику храм напоминал самые древние русские храмы: Киевскую Софию, с другой стороны, он несет на себе печать русской архитектуры XIX века. Храм необычен для северной традиции и совершенно уникален для Вологодской губернии.
Постепенно строительство близилось к завершению. Известь на стройку возили из Аргуновской волости, из деревни Слуда крестьяне Андрей и Макар Перфильевичи Шиловы. Само название этой деревни – Слуда – вызывает в памяти вид извести из этих мест, как бы искрящейся от множества кристалликов слюды. Штукатурка в храме белоснежная и по сей день, в отличие от современной, которая содержит цемент.
Каменный пол в церкви настилал выходец из Вятки Александр Кузьмич Шемякин. Крышу покрасил великоустюгский мещанин Илья Алексеевич Буравкин. Деревянный иконостас изготовил резных дел мастер Михаил Николаевич Дмитриев. Он выполнил резьбу, левкас и позолоту рамы стоимостью 1.700 рублей. Одежду престола (чеканка по металлу) выполнил крестьянин Кологривского уезда Дмитрий Воронцов.
В 1898 году духовные власти объявили особый сбор: «Радетели благочестия Храма Божия приглашаются к пожертвованию на позолоту шара под крест колокольни вновь строящейся церкви в городе Никольске». Отдельно собирали средства на позолоту крестов.
В начале XX века, уже в бытность нового настоятеля Сретенского собора, к которому была приписана Казанская церковь, – священника Иоанна Гвоздева, стали собирать средства на написание икон. Иконостас заказали в Москве в 1904 году иконописной артели под началом Ивана Максимовича Челяпова, крестьянина Пронского уезда села Дурнаго. Он написал дколо трех десятков икон местного ряда «лучшего художественного письма с золотой чеканкой, эмалью по кайме», по цене 65 рублей за икону, и 27 икон праздничного ряда. Общая стоимость иконостаса (без деревянной резьбы) составляла 2.240 рублей. Он был полностью готов к марту 1906 года, когда богослужение в Казанской церкви уже совершалось. Начало богослужений в Казанском храме следует относить к 1905 году, но никаких документов об этом событии пока не найдено.
Предание сохранило память о том, как на колокольню Казанской церкви поднимали большой колокол. Старожилы помнят рассказы своих отцов о том, как на канатах, вручную, через систему блоков десятки людей тянули огромный колокол вверх, отходя почти до здания аптеки. Еще несколько десятков человек оттягивали колокол, чтобы он не повредил стену. На колоколе сидел работник. Как только его подняли на нужную высоту и подвели к балке, он быстро закрепил колокол. Весь город сбежался смотреть на это событие. Огромный купол храма, венчаемый золотым шаром и крестом, высокая колокольня с острым шпилем далеко видны были из окрестных деревень, с Никольских полей и огородов.
Благовест слышали новые прихожане новой церкви – жители деревень Родюкино, Криводеево, Кузнечихи, Кожаева, осиновские крестьяне на другом берегу Юга-реки.
Вот так строили в Никольске храм в честь Казанской иконы Божьей Матери. Этому храму, который и по сей день зовут в городе «новой церковью», в XX веке суждено было занять особое место в истории Никольского края. И вот, после всех бурь и крушений этого столетия, на пороге третьего тысячелетия, из 54 церквей бывшего Никольскаго уезда Казанский храм в Никольске возрождается первым. В XX веке этому храму было суждено пережить бури и крушения другого порядка. Однако историю Казанской церкви в нынешнем столетии предстоит поведать читателю в следующих публикациях.
Итак, Казанская церковь представляет собой большое каменное здание с трехчастной осевой симметричной планировкой и включает в себя паперть, храм и алтарь, с двумя боковыми приделами, примыкающими к храму с севера и юга, каждый с собственным алтарем. Между трехгранными апсидами храма и приделов устроены двухгранные вставки притворов.
Выделяется кубический основной объем храма, на котором установлен возвышающийся над остальными объемами восьмигранный (со скошенными углами) полуярус, а на нем, на ступенчатом основании – шестнадцатигранный большой световой барабан, завершенный куполом с тонкой граненой шеей, на которой укреплено яблоко и крест на шатрике.
К северной стене северного придела пристроено небольшое крыльцо бокового входа, над папертью ранее возвышался объем трехъярусной колокольни, с двумя нижними четвериковыми ярусами, восьмигранным ярусом звона и завершением в виде восьмигранного купола со шпилем и крестом. Утрата колокольни существенно изменила характер объемно-пространственной композиции церкви.
Фасадный декор церкви выполнен в манере эклектики с явным влиянием русско-византийского стиля. В нижней части стен выделен ступенчатый цоколь, на стенах алтарной части цоколь особенно высок и снабжен большими продухами. По верху стен всех объемов проходит широкий венчающий карниз с мелкой и сложной профилировкой.
Световой барабан храма не имеет венчающего карниза; каждая из шестнадцати граней барабана завершена лопастной закомарой, обведенной тройным валиком.
Вертикальные членения фасадов выражены слабо. На углах объемов приделов и центральной апсиды помещены неширокие лопатки, в верхней части стен, под валиком фриза, соединенные поясом такой же ширины. Стены прочих объемов гладкие, только на углах паперти помещены широкие пилястры. Арочные оконные проемы заглублены относительно плоскости стен. По верху они украшены широкими архивольтами, причем по два окна на западных стенах приделов и по три – на боковых стенах паперти объединены архивольтами, смыкающимися в пятах; узкие межоконные простенки украшены штукатурными тягами.
Северный боковой вход украшен плоским арочным порталом; в круглой, обведенной пояском нише над входом помещена иконка. На углах крыльца – трехчетвертные колонны тосканского ордера с коническими уширениями на капителях.
Грани восьмерикового полуяруса над основным объемом храма украшены тройными арочками. На углах светового барабана – пилястры с расширяющимися кверху капителями.
Декор западного фасада паперти утрачен, по старым фотографиям видно, что арочный вход на паперть был оформлен порталом с треугольным фронтоном над ним. При входе с запада ныне восстановлено открытое крыльцо. Такое же крыльцо сохранилось на южном фасаде южного придела. По-видимому, крытого крыльца, подобно имеющемуся на северном фасаде, здесь не было.
В интерьере помещения паперти и приделов перекрыты высокими коробовыми сводами. Эти помещения связаны с храмом широкими арками. Восемь больших окон барабана позволяют отлично осветить храм. Широкая арка связывает храм с алтарем, межалтарные притворы имеют плоские потолки.