Девичья коса, волосы. Как уже говорилось, девичья коса – реальная или бутафорская – выступала в роли красоты, а обрядовые действия, совершавшиеся с ней и волосами невесты, подчеркивали разные этапы расставания с девичьей волей. В материалах, относящихся к различным районам, можно отметить несколько действий такого рода: расчесывание волос, заплетание и расплетание косы, продажа косы. Затруднительно определить общую для всей территории последовательность исполнения этих действий, так как их порядок в обряде различался в зависимости от места. Кроме того, эти действия могли совершаться отдельно друг от друга, а могли и сочетаться в едином обряде, правда, при этом одни его элементы редуцировались, а другие приобретали большее значение. Но при всей нечеткости картины бытования этих обрядов, несомненно, что они были распространены по всей Вологодчине. (Они зафиксированы в д. Шириханово и в Вотчинской вол. Кад-никовского у., в Кубенском крае, в д. Жидовиново Тотемского у., на Средней Сухоне, в Вожегодском крае, в Белозерском и Кирилловском уездах, в Новленской вол. Вологодского у., в Авнежской, Ведерковской, Ново-Никольской, Раменской и Шуйской волостях Грязовецкого у., в современных Вашкинском и Сокольском районах).
Более определенно вырисовываются обряды расплетания косы и раздача лент, заплетание косы и вплетание в нее ленты. Дополнительные сведения об этих обрядах дают причеты, сопровождающие их. Что касается обряда расчесывания волос, то он, возможно, был элементом обрядов расплетания и заплетания косы. Вместе с тем можно предположить, что он бытовал и как самостоятельный акт.
В д. Шириханово Кадниковского у. невесте чесали волосы после бани накануне свадьбы, когда она «пеняла» матери, посещала могилы родных, мылась в бане и просила «цветное платье». Она сама просила принести гребень и причесать «жовтое (русые) волосьицё!» Первым к ней подходил отец, немного причесывал волосы, отдавал ей гребень и уходил. Невеста передавала гребень сначала матери, потом брату, сестре и «всем семейным» поочередно, прося каждого расчесать ей волосы. Когда все, включая находящихся здесь подруг, сделали то, о чем она просила, невеста начинала ходить и причитать: «Расцесали у молоды / Жовты волосьицё, / Русые кудерушки...» Заканчивался причет просьбой заплести волосы, «во двенадцать прятацёк» (прядочек). С этой же просьбой она опять обращалась к отцу и ко всем находящимся в доме. Отец подходил к ней и, немного подержав волосы в руках, отходил, так же поступали и остальные. Наконец косу заплетали, и тогда невеста обращалась к матери с новой просьбой принести ей «платье цветное».
В вотчинской свадьбе (Кадниковский у.) невесте расчесывали волосы в девичник, после того как она «откажет свою молодость» (красоту). При этом невеста причитала: «Расчеши-ко, подруженька, мою буйную голову, русы да волосьица. / Покидайся-ко, косынька, ты с плеча да на плецико, с правава да на левое».
В д. Жидовиново Шуйской вол. Тотемского у. расчесыванием занималась одна из подруг невесты утром в день венчания. Она брала гребень и чесала невесте волосы, а другие девушки в это время пели: «Государони ты наша, / Наша подружка – голубушка». В д. Кроптево Авнежской вол. Грязовецкого у. утром, собираясь к венцу, невеста причитала, рассказывая, как происходил обряд расплетания косы, часания волос и плетения косы.
В описанных обрядах расчесанные волосы свидетельствовали о том, что девушка уже рассталась со своей косой-красотой и волей, т.е. обряду расчесывания предшествовало расплетание косы. Но судя по имеющимся материалам, расчесывание могло предварять заплетание. Акт заплетания косы был как бы символическим подтверждением девичьего статуса. Заплетание косы обычно происходило вечером или ночью накануне венца или утром этого дня.
В д. Логиново (Сокольский р-н) на девичнике, когда девушки одевали невесту, вплетали в косу десять лент и опричитывали ее: «Государева ты моя, / Покатайся, руса коса, / По моей становитой спине». На Средней Сухоне обряд заплетания сразу переходил в обряд расплетания косы, при этом последний сопровождался ритуальной борьбой девушек и невесты. Оба действия совершались накануне больших смотров. Две девушки, которых «припевали» подруги невесты (одна – из родни, другая – из подруг), вели невесту за руки (родная за правую, подруга за левую) в горенку заплетать ленту в косу. Когда коса была заплетена, невесту, закрытую платком, отводили назад, а она причитала: «Ой дак уж вы не гнитесь-то, всё половинки, не выгибайтесь-то, переводники, не грузна-то да иду девушка...» В это время девушки «треплют невесту («темошат»), отымают, рвут косу», а невеста отбивается от них, кусается и щиплется. Когда все они садились на свое место под воронец, невесте приносили воды и она опрыскивала ею девушек, а бабы щипали их, чтобы они не отнимали косу. Девушки все же расплетали косу, крича: «Нате красоту, нате красоту!» Все это сопровождалось визгом и возней. Каждая старалась оторвать себе кусочки ленты.
По сведениям из Вашкинского р-на, расплетание косы совершалось во время девичника накануне венчания или в день свадьбы утром. Этот обряд отличался торжественностью, на нем присутствовало много народа.
В Верхне-Важском посаде невесте расплетали «русу-косу девичью» и накрывали голову фатой черного цвета после того, как ее отец возвращался домой с посада и запоручиванъя. Ритуальное расплетание косы было еще одним драматическим моментом предсвадебного периода. Об этом свидетельствуют и слова причета: «Вот идет да погубитель мой / Вот идет да расплетай косу. / Да вон идет потеряй красу!»
На Средней Сухоне девичью косу не только заплетали и расплетали, но и наряжали. Это происходило утром венчального дня перед приездом жениха. Украшать косу помогали подружка и сестра невесты. После этого происходило еще одно действо. Родня невесты (кроме отца и матери) «станут деньги на косу класть». Каждого, кто участвовал в этом, девушки припевали. Текст («Случилось ли во светлицы...») для всех был один и тот же, менялись лишь имена. В Ново-Никольской вол. Грязовецкого у. кроме денег на косу каждый из родни невесты приносил в дом каравай хлеба. Невеста благодарила за подношения словами: «Благодарю тебя, милый брат (или сестрица-голубушка), / Тебе на злате, на серебре...»
Если в описанных выше обрядах родня невесты наделяла косу и в ее обличье саму невесту деньгами и хлебом, то действия, происходившие в Ведерковской и Раменской вол. Грязовецкого у., имели иной характер, менялись и участники обряда. В центре событий оставались все те же невеста и ее коса или только невеста, но их уже не одаривали, а выкупали, и делал это дружка жениха. Торг с ним вел брат невесты. В Ведерковской вол. выкуп сочетался с выкупом места за столом. Это происходило утром в день свадьбы. Торг принимал форму загадок и ответов на них. В это время невеста, повязанная шалью, сидела за столом, на лавке. Продавец произносил: «Стою на полу и на ногах, торгую не куницами, а красными девицами...» и далее: «У моей сестрицы по ... рублей косицы, русая коса – девичья краса, все вместе пожалуйте копеек двести». Продавец и покупатель рядились какое-то время. После того как продавец соглашался за известную сумму продать косу (невесту), он говорил: «Дайте мне гуся с поля или утку с моря». Со стороны жениха подавали пирог-кулебяку, то же делали и с невестиной стороны. Обе кулебяки клали на стол, и загадки продолжались. Продавец говорил: «Дайте мне краше Краснова солнышка и светлее светла месяца, миляе отца и матери». С жениховой и невестиной стороны подавали иконы. Дальше следовала новая загадка: «Дайте мне того, что в здешнем доме не родилось». С этими словами продавец, поцеловав невесту, вылезал из-за стола, а на его место садился дружка жениха, который подавал жениху руку невесты.
В Раменской вол. коса лишь упоминалась в причете, а торговали саму невесту. Утром в день свадьбы после приезда жениха и одаривания дружки невесту одевали в шубу и шаль и дружка просил вывести ее к столу. Брат невесты подводил сестру к столу и садился с ней рядом. Сразу после этого начинался его торг с дружкой. Он продавал («пропивал») сестру-невесту, сопровождая свои действия словами: «Моя сестра – не сирота, не пропью без серебра. У моей сестрички золотая косичка, каждая волосинка стоит по полтинке,» и тем самым все же отождествлял невесту с ее косой.
Таким образом, в Вологодском крае бытовало большое разнообразие символов невесты – ее красоты. Зафиксировано также множество обрядов, в которых участвовала или упоминалась девичья красота. Среди них наиболее четко выделились красование, невеста красоту красит и невеста отдает (сдает) красоту. С каждым из этих обрядов, как правило, был связан определенный вид красоты. Намечается более или менее ясная территориальная локализация различных видов красоты и обрядов с причетами, связанных с ней. Красоту украшали, демонстрировали перед всеми, с ней расставались, ее продавали и выкупали. Все эти действия не были закреплены за каким-то одним определенным видом красоты. Одни и те же обряды производили с разными предметами. Так, например, украшали елочку, красили косу, «басили» красотой невесты девушек-подружек, наряжали невесту в самую лучшую скруту во время красования, причем в украшенном виде елочку и невесту демонстрировали перед зрителями, а льняную косу вывешивали на обозрение деревни. Так же публично происходило расставание с «цветным платьем» и убором невесты, с ее косой, лентой, девушкой-подружкой, олицетворявшей волю невесты. Перед всеми гостями совершалось наделение косы (невесты) деньгами родственниками невесты и выкуп ее женихом, означающий получение права на невесту.
Следует заметить, что смысловой акцент обрядов зависел от цели ритуала и мог переходить то на саму невесту, то на ее символ. На завершающем этапе, перед расставанием девушки с ее красотой, они действовали вместе, на равных (см.: невеста отдавала свою красоту и др.).
Особое место в этих обрядах принадлежало причетам. Они не только строили драматургию обряда и придавали эмоциональную окраску этому кульминационному моменту в жизни невесты, но нередко подменяли собой реальные действия. Необходимо отметить, что в причетах, как правило, красота, будь то платье, коса или лента, оживала: эти предметы могли гневаться, не подпускать к себе, кидаться в стороны, перемещаться в пространстве, выказывать свою волю и т.д. В обряде из Сокольского р-на в качестве символа воли невеста даже выбирала одну из подруг. Здесь антропоморфный образ причетов получал реальное воплощение. Остается лишь поражаться многообразию форм, воплощающих идею прощания с девичьей волей, и творческой фантазии народа, детальной продуманности действий и высокому поэтическому уровню причетов, сопровождавших обряды.
Последние предвенчальные дни в доме жениха. Различные события этого периода свадьбы в доме жениха строились в основном из одного набора обрядовых элементов. К ним можно отнести: 1). Застолья. Они различались своим назначением, составом действующих лиц и ритуалом. Их можно считать обрядообразующим элементом, так как именно вокруг застолий совершались остальные обрядовые действия. 2). Угощение пивом, вином. 3). Действия зватых. 4). Действия по организации дальнейших свадебных событий – формирование и отправка поезда жениха, репетиция своеобразного местничества за свадебными столами.
Эти элементы сочетались между собой в соответствии с установленным в данной местности порядком, образуя несколько устойчивых вариантов, нередко бытовавших под разными названиями: 1) пропивки невесты (Кадниковский у.); 2) пропивки жениха (с. Корбанга Кадниковского у.) и близкий к ним парневик (Белозерский у.) и отчасти прощальная посиденка (Тотемский у.), так как ее скорее можно отнести к общим молодежным собраниям; 3) обрядовые действия, связанные со зватыми (Чучковская и Биряковская волости Тотемского у.), и столование родственников (Тотемский, Вельский, Вологодский и Кадниковский уезды); 4) простое столование, и столование, сочетавшееся с организационными действиями: широкий пир, поезд женихов, привоз имения.
Необходимо отметить, что столование в этот период устраивали как для родственников невесты (пропивание невесты, угощение зватых, потчевание приехавших с имением), так и для родственников жениха (пропивки жениха, столование родственников, широкий пир, поезд женихов). Эти застолья имели свои определенные области распространения, часто не совпадавшие друг с другом. Рассмотрим более подробно каждый из них.
Пропивки, или пропивание невесты в доме жениха в последние предвенчальные дни отмечено на территории Кадниковского у. (Троичина, Ухтомская, Васьяновская и Устьрецкая волости). В Троичине этот свадебный этап называли пропивки, в Устьрецкой вол. – пропивание невесты в доме жениха, в Ухтомской вол. – день пропи-вок у жениха и т.д. В других уездах пропивание невесты происходило на начальном этапе свадебного обряда, например одновременно с осмотром хозяйства жениха (Никольский у.; Раменская, Шуйская и Ново-Никольская волости Грязовецкого у.), в сватовство (Тотемский у.; Вожегодский край), на посаде с рукобитьем (Верхне-Важский Посад) и т.д.
Основная схема этого события довольна проста: приезд родственников невесты в дом жениха и застолье в его доме.
В разных волостях к этим элементам могли добавляться и другие обрядовые действия. Например, в Ухтомской вол. и в Троичине в день пропивок для жениха устраивали баню, в которой он мылся с колдуном (ворожцом).
Кроме того, в каждой местности даже компоненты основной схемы имели специфические черты и «расшивались» своими красочными узорами. Вот несколько описаний этих событий. День пропивания невесты в Васьяновской вол. назначался по договоренности обеих сторон после того, как «дадут платы». К этому дню сторона жениха, в зависимости от благосостояния, должна была приготовить условленное число ведер или ушатов пива. Пропивание происходило в доме жениха накануне свадьбы. От невесты приезжали отец, крестная мать и еще несколько родственников обоего пола и начиналось пиршество. Все садились за большой стол, уставленный разного рода пирогами, яичницей, говядиной и другими яствами. Среди стола красовалась огромная ендова («яндова») с пивом. Хозяин поминутно наливал из нее в медные стаканы и подавал гостям, соблюдая очередь по старшинству родства. Гости со своих мест приветствовали хозяина. Жених в это время стоял у воронца (столб, поддерживающий полати), одетый в красную рубаху и плисовый камзол, и угощал приходящий со стороны народ. Они в свою очередь потешали компанию разными остротами и преувеличенно хвалили жениха, произнося нараспев: «(имярек) и хорош, и пригож, всякий день мылом умывается, словно князь к своей суженой собирается, у нашего... всякого нета (?) запашено с лета. Наш... и умен, и хорош, и на всякое дело пригож!..» Обычно пиршество заканчивалось слезами женщин («без сомнения вследствие излишнего употребления хмельного»), горевавшими по поводу передачи молодой неразумной девушки в чужую семью.
В Ухтомской вол. день пропивок был еще более насыщен обрядовыми действиями. Когда в дом жениха собиралась вся его родня, откуда-нибудь привозили «ворожца» (колдуна) и топили баню. Ворожец, нашептывая заговор от порчи, мыл жениха и на голое тело надевал сети от рыболовной мережки. Когда жених возвращался из бани, он должен был угощать свою родню пивом. К этому времени двое из его родственников ехали к невесте зватыми. Там их угощали пивом, водкой и закуской. После угощения и подарков зватые приглашали родню невесты на пропивки к жениху. Родственники невесты во главе с отцом запрягали (до 12) лошадей и отправлялись к жениху, где для них уже были приготовлены три стола «питий и закусок». Приехавших жених встречал на сарае: одной рукой он держал братыню или скопарь пива, а другой здоровался с гостями и тут же на сарае потчевал их пивом начиная с будущего тестя. Когда пиво было выпито, жених приглашал всех в избу. Гостей усаживали за стол, отца невесты в передний угол, под образа. Около него по рангу садились ближайшие родственники. Немного угостив гостей, отец жениха отводил отца невесты в погреб «ко всему пиву», где тот выбирал по своему усмотрению (по договоренности на сватовстве) насадку – (боченок вроде ушата, ведра на три-четыре). Полученным пивом будущий тесть распоряжался по своему усмотрению, угощая родню свою и невесты. Так же поступали и с водкой, если она была выряжена при сватовстве. Закуску целиком ставил жених.
Первый стакан пива из насадки отец невесты обязательно подавал жениху, а затем его родне. Когда обе насадки были выпиты, жениха приглашали к столу. Знахарь или тысяцкий стелили ему под ноги поесть – скатанное из шерсти одеяло, которым покрывались в дороге при холодной погоде, чтобы предохранить его от порчи, и снова потчевали пивом. В свою очередь жених наливал будущему тестю столько же пива, сколько было налито ему, и требовал соревнования: кто скорее выпьет? Победителя хвалили. Это соревнование продолжалось до трех раз. В последний раз жених клал в стакан тестя серебро (несколько монет), а тот вынимал из-за пазухи приготовленный заранее плат-подвязку, «расшитую елико возможно замысловатее» и украшенную лентами. Распивая пиво, жених и отец невесты обязательно обменивались стаканами – этого требовала вежливость. Водку пили одни родственники с обеих сторон, а жениху в это время она не полагалась. Наугощавшись, гости отправлялись по домам. Оставшиеся приготавливали необходимое для свадебного поезда по невесту: шлеи и узды украшали лентами, к дуге привязывали колокольчики, иногда по несколько штук.
В с. Корбанга Кадниковского у. пропивали жениха, а не невесту, т.е. по словам А. Балова, устраивали «безобразную повальную попойку». Этот обряд совершали на следующий день после девичника. Судя по характеру, это сборище было схоже с мальчишником, хотя о его половозрастном составе в данном описании ничего не сказано. В материалах из Новленской вол. Вологодского у. сообщалось, что в этот день жених ходил в баню и приглашал к себе приятелей на угощение. К похожим застольям, вероятно, можно отнести и так называемый парневик, который устраивали в Белозерском у. утром в день свадьбы в доме жениха. Согласно «Толковому словарю» В. Даля слово «парневик» было распространено в Новгородской губ. и означало «сбор парней у жениха». В отличие от этого толкования в материалах из Белозерского края сказано, что собирались «все свадебьяны», но как известно, они состояли не только из парней, а включали всех участников свадебного застолья. Такой состав гостей больше соответствовал другому событию – сбору родни в доме жениха накануне венчания перед отправкой поезда в дом невесты. Возможно, белозерский вариант парневика – результат смешения двух отдельных этапов – сбора парней и сбора родни. Тем более, что действия, совершавшиеся на том этапе, включали почти все застолья данного периода. На сборе родни так же происходили пиршество гостей, ритуальное угощение пивом и вином, ответное одаривание жениха деньгами, организация поезда, песенное величание свадебьян и т.д. Видимо, в позднее время бытования обряда и при очевидной его редукции отличие между застольями этого периода состояло главным образом в смысловом акценте, а не в каких-то особых обрядовых действиях и ситуациях. Вот как описывался парневик Б. и Ю. Соколовыми: «Утром в день свадьбы в дом жениха собирались гости. Каждый гость приносил с собой каравай, четыре пирога и хворост. Все садились за стол, и дружка всех гостей подкликал к стакану словами: «Жаланный батюшко, / Стань на лыжи, / Подвинься поближе...»« Подошедший мужчина брал в руки чашу и поздравлял «со всем княженецким поездом», выпивал и в стакан клал деньги, сколько мог. За столом вместе с женихом сидели все свадебьяны: «тысяцькой, большой барин, меньшой барин, подколпашной, каравайной, дружка и подружье». Обязанности у сва-дебьян разные. Так, каравайной должен был стеречь каравай. Это выражалось в том, что в доме невесты он клал на каравай шляпу, чтобы его не украли, в противном случае ему приходилось выкупать каравай деньгами. Дружка заведывал всем свадебным церемониалом и подкликал к стакану. Его должность была самая ответственная. Тысяцкий («тысяцькой») по положению был выше всех, но он ничем не распоряжался, а сидел рядом с женихом. Когда все подойдут к стакану, девушки запевали песни и величания. Затем родители благословляли жениха и весь поезд снаряжался в дорогу. Усаживались в таком порядке: 1) дружка с подружьем, 2) жених с тысяцким, 3) большой и малый барин, 4) подколпашной и каравайной и т.д.
В предвенчальный период происходили и другие чисто молодежные собрания и обряды, которые устраивал жених. Например, в Тотемском у. жених для всей молодежи вскоре после образовки устраивал прощальную посиденку. Она обычно проходила в чужом доме, но не у жениха или невесты. Если же последняя была не из одной деревни с женихом, то эту посиденку делали в ее деревне. За помещение, освещение и угощение платил жених. Угощение состояло из кедровых орехов, подсолнечных семечек и дешевых пряников. На эту посиденку собиралось много «моло-дежнику». Они пели песни, плясали под гармонику, играли. Перед уходом невеста пела песню и в ней благодарила хозяев за «тихую беседу» и просила подруг проводить ее «во последние», так как ей не бывать больше на «гуляниях веселых». А в описании свадьбы д. Нелидово сообщалось, что в плаканъе девушки от невесты ходили к жениху, если он из той же деревни, что и его избранница, если же из другой, то с разукрашенной уздой шли девушки из деревни жениха. Это называлось идти с отказом. Девушки пели песни, а жених угощал их сладостями.
Еще один вариант событий, происходивших в доме жениха, наблюдался в Чуч-ковской и Биряковской волостях Тотемского у. Это цикл обрядов, связанных со зватыми. Скорее всего это был лишь фрагмент других вариантов, так как участие зватых отмечено и в пропивках, и в столований родственников. Но в данном случае выделить его в отдельную локальную традицию позволяет особый акцент собирателей, которые в своих описаниях делают его не на застольях, а на зватых. Следует отметить, что по имеющимся описаниям не совсем ясно смысловое значение слова «зватые». Согласно «Толковому словарю» В. Даля, зватый, зватай означает «призыватель, приглашатель, посланный для призыва гостей». Судя по нашим описаниям, зватыми называли приглашенных гостей, поскольку они могли быть посланы из обоих домов, как, например, было в с. Покровском Чучковской вол. Тотемского у. Там в плаканье (канун свадьбы) к невесте часов в 12 дня приезжали от жениха зватые, человек семь-восемь, и в это же время от невесты к жениху отправлялись зватые, человека три-четыре. Там их потчевали. По материалам Чуковской свадьбы, на плаканье к невесте от жениха также приезжали зватые. Их угощали, хвалили в песнях, одаривали подарками. За все это они давали деньги, но о дальнейшем посещении кем-нибудь дома жениха ничего не говорилось.
В Биряковской вол. родственники невесты сами ехали за зватыми в дом жениха, и те по их приглашению приезжали в дом невесты (т.е. сами были зватыми, а не родственники жениха). Там их угощали и одаривали. Как уже говорилось, почти все этапные события в доме жениха в последние предвенчальные дни были связаны с застольями. Кроме уже рассмотренных застолий на пропивках и парневиках в материалах сообщалось, что в эти дни устраивали столование для родственников. Эти столования были разнообразны: одни состояли только из угощения гостей, на других помимо угощения происходила подготовка к дальнейшим свадебным событиям.
 |
 |
|
1. Бракосочетание в с. Усть-Алексеевском Великоустюжского р-на (а – г). Фото С. Н. Иванова, 1987 г.
а – вручение свидетельства о браке, б – обручальные кольца |
|
 |
 |
| в – «Преодолевание препятствия молодыми» | г – современный «свадебный поезд» |
В Тотемском у. столование для родственников устраивали за два дня до свадьбы. После их угощения происходила уже знакомая картина. На середину избы выходили жених и будущий тысяцкий (им назначался крестный отец или дядя жениха). Жених держал в руках каравай хлеба и на каравае братыню с пивом, тысяцкий -стакан. Присутствующие по порядку подходили к ним и, взяв из рук тысяцкого стакан пива, выпивали его. Взамен «на каравай» клали несколько копеек для жениха. Затем запрягали лошадей и ехали к невесте на скрутушник.
В Вельском у. накануне свадьбы в дом к жениху приходили соседи. Их угощали водкой, выпив которую они тотчас же уходили домой. Оставались только родные жениха, их усаживали за стол и угощали пирогами, после чего все ехали к невесте.
В Зеленской Слободе (предместье Тотьмы) в день смотрин у невесты в доме жениха в сумерках также собиралась вся его родня и происходила как бы репетиция «старинного русского местничества. Гости судят и рядят, как бы сесть в гостях по чинам, не обидев не только личность, но даже род и племя его. Гости садились за стол, рассуждали, верно ли сели, осматривались, чтобы запомнить, кому с кем сесть на смотрах, и шли толпой в дом невесты». В тех местах (например, Кокшеньга), где жених накануне венца ехал «по невесту», чтобы везти ее к венцу, в его доме устраивали «широкий пир» – «торжественное столование», на котором присутствовал весь поезд жениха и который кончался отъездом к невесте.
На Кокшеньге такой пир под названием поез(д) женихов происходил в одно время с девичником. На него приглашали всю родню и даже жителей близлежащих деревень. С приглашением на пир посылали обычно подростков, которые обегали все дома, стучали по подоконью и кричали: «На поез(д) гостите!» Когда все были в сборе, начиналось торжественное столование. За стол гости усаживались по старшинству и значению. В сутках (на почетном месте) садился тысяцкий, рядом с ним жених, а далее крестная мать (божатка и сватья) последнего. Со стороны тысяцкого размещалась мужская часть прибора, а со стороны божатки – женская. Видное место на скамье отводилась так называемому хряпчию. Ему полагалось разрезать и раздавать кушанья, столовые приборы и прочее. Он же должен был прежде других пробовать каждое блюдо и заправлять его по своему вкусу для всего стола маслом и солью.
Стол продолговатой формы ставили непременно в переднем углу, под иконами. При большом числе гостей к нему вплотную приставляли еще один или два таких же стола, в направлении от переднего угла к шомныше (кути – помещение в кухне). Лавка, идущая вдоль длинной стороны стола, ближе к печке, называлась обычно бабьей, или женской, в отличие от той, что располагалась по короткой стороне, -мужской лавки (короткой). У стола со стороны шомныши устанавливали скамьи, иногда стулья и табуреты. Этот способ расстановки и рассаживания гостей был характерен для всех торжественных деревенских церемоний. Столы были накрыты большими скатертями и уставлены по особому церемониалу. В середине стола ставились два каравая, на которых лежала непременная витушка, хворостки и колобки. Угощением обыкновенно распоряжались родители жениха, предлагая блюда от его имени. Жених же вставал и, держа в руках поднос с двумя стаканчиками, угощал вином (водкой), поднося его всем сидящим за столом и находящимся в избе. При этом тысяцкий, соблюдая чин (первыми – родители, за ними прибор и сторона), вызывал всех по очереди к столу, нередко выкликая даже отсутствующих, но особо уважаемых соседей, боясь обойти кого-нибудь за многолюдством. Приглашенный выпивал вино и клал деньги (как говорили «кладут в стол») – от 3 до 20 коп., реже -больше.
Иногда вызывали к вину по нескольку раз, но деньги клали только при первом приглашении. Кроме того угощали пивом домашней варки, которое в братынях передавали друг другу без особого подношения. Братыни к столу подносили сами хозяева. Гостей старались угостить «на славу», так что пир тянулся довольно долго.
По окончании столования перед поездкой к невесте родители, а также «хрёсной» и божатка благословляли жениха хлебом и иконой.
При отправке поезда сват (дружка) или знахарь (сторож) «заговаривал» жениха и весь поезд от порчи и всякого несчастья. В одежду жениха (в полы) втыкали протошки (иглы без ушков), а по голому телу перевязывали рыболовной сетью с приговорами. Знахарь читал на ограждение поезда особый заговор.
Для поездки впрягали лучших коней (для этого иногда их брали у соседей), наряжали их в нарядную сбрую, в золоченые дуги. К каждой дуге привешивали бубенчики (громки) и по два колокольчика. Ехали лихо и по возможности никому не уступая дороги и не сворачивая. В летнее время из-за дороговизны тарантасов (парадные экипажи) поезд ехал верхами, а если невеста жила поблизости, то шли пешком.
В Новленской вол. Вологодского у. подобный пир происходил в свадебный день. Рано утром отец жениха ехал к невесте за платом (полотенцем, которое дарила ему невеста). Получив плат, он приглашал к себе в гости и уезжал. К жениху собирались родственники, назначенные еще при сговорах в поезжане. Каждый из них вез каравай хлеба.
Для поездки жениха к невесте приготавливали обычно тройку или пару лошадей. Сначала на ней ехали за священником. Пока ездили за ним, девушки наряжали коней для поезда: заплетали им в гривы лоскутки, привязывали цветы и т.д.
Как только привозили священника, сейчас же начинались сборы поезда. Отец и мать благословляли жениха иконой, которую дарил крестный отец. Все поезжане садились на лавки и, посидев молча несколько секунд, вставали и направлялись на улицу. В поезде размещались по заведенному порядку. На первой лошади ехал дружка (брат или близкий родственник жениха). Затем жених со священником, тысяцкий и сваха (кто-нибудь из родственниц). Затем остальные поезжане. В д. Шириханово Кадниковского у. рано утром в день свадьбы все участвующие в свадебном поезде родственники жениха, разодетые в праздничные одежды, собирались в его доме. Жених каждого из поезжан обносил рюмкой водки. Те выпивали и клали в рюмку деньги. Такой сбор назывался жениху на шапку. Угостив поезжан, жених падал в ноги к отцу и матери и просил их благословить на вступление в брак. Те благословляли его иконой и клали в его правый сапог несколько серебряных монет, чтобы сыну жилось богаче. После этого жених попадал в полное распоряжение сторожа («своего свадебного знахаря и советчика»). Прежде всего тот прилеплял к кресту жениха кусочек воска, на который наговаривал слова молитвы, начинающейся со слов: «Да воскреснет Бог...» Потом все рассаживались по местам, а находящиеся при этом девицы запевали жениху: «Не яблонец по горенке катавсе... / Не жемцюг-камцюг по блюдцу рассыпавсе, / Цвет Михайлушко жонитсё снаряжавсё...» Затем все, вставши с мест и помолившись Богу, выходили на улицу каждый к своей лошади. Сторож или дружка спускал поезд, т.е. обходил его кругом, останавливаясь у каждой лошади и дотрагиваясь до узды, читая в уме заговор от порчи. Во время этой церемонии все присутствующие хранили «гробовое молчание». Окончив свое дело, сторож садился в передние сани и отправлялся вперед, за ним ехал жених с тысяцким и все поезжане. На дуге каждой подводы был привязан колокольчик, а иногда и два-три.
Такие же события в день свадьбы происходили в Вельском у. и в Троичине Кадниковского у. Если невеста жила далеко, то поезд отправлялся на лошадях; жених ехал на паре или на тройке, а остальные поезжане ехали большей частью на одиночках. На дуги подвязывали по нескольку колокольчиков. Их брали с собой и те, кто шел пешком. Они должны были беспрерывно звонить. В Новленской вол. Вологодского у. в этот период происходили особые обряды. За день до кануна венчания в дом жениха приходили «свои деревенские» смотреть дары невесты, которые жених получил на закрытии, и делали первую оценку будущей молодухе.
В канун венчания, часов в 12, у невесты собирались ее родственники, назначенные «везти имущество» к жениху. Ехали обыкновенно от 4 до 10 человек, среди них были крестная мать, брат и замужняя сестра невесты. Для этих людей запрягали не менее трех лошадей. Вынос «имения» сопровождался причитаниями невесты. Когда ее посланцы подъезжали к воротам дома жениха, к ним навстречу выходили отец, мать и другие его родственники с водкой и закуской. Все приехавшие, кроме крестной матери, выходили из саней. Крестную, сидящую на передней лошади на постели, угощали первой. Это означало выкуп имения. Как только кончалось угощение, «имение» начинали выносить. Первым делом женщины во главе с крестной матерью убирали постель, настилая столько, сколько имелось у невесты простынь и одеял. Считалось: чем больше, тем лучше. Самое меньшее, накрытое на постель, состояло из четырех простыней и двух одеял, но нередко бывало до десяти простыней и до пяти одеял, причем только самая нижняя простыня была без вышивки и кружев. Нередко бывало, что невеста пользовалась бельем своих родственников. Покончив с устройством кровати, гости шли пить чай и закусывать, а женщины и девицы из деревни жениха шли смотреть убранную кровать. Осмотр производился очень тщательно. Детально осматривали все вышивки, кружева и сам материал и давали соответствующую оценку невесте. Гости же, покончив с чаепитием и закуской с выпивкой, уезжали. Пение и пляска в этот приезд не допускались. В других уездах привоз приданого невесты происходил в иное время: в Кадниковском у. после венца (Васьяновская вол.), в Ухтомской вол., «когда невеста ехала на венец»; так же делали в Никольском, Кирилловском и Грязовецком (Раменская вол.) уездах и в Корбангском крае.
Приезд и пребывание жениха в доме невесты. Подобно многим другим актам и ритуалам свадьбы, принадлежащим отдельным территориальным традициям, различно – по числу и времени приездов – происходило и посещение женихом дома невесты перед венчанием. В одних местах он приезжал только на девичник (с. Верхне-Важский Посад) или смотрины (Шуйская вол. Тотемского у., Кубенский край) и уезжал к себе, а к венцу невесту отвозили сват с дружкой (деревни Жидовиново и Поплевино Шуйской вол. и Ново-Никольская вол. Грязовецкого у.), один дружка (теперешний Вашкинский р-н) или «особо доверенный» (обычно брат) (Белозерский у.).
В деревнях Шириханово и Зеленая Кадниковского у. и в д. Стуловская (Кокшеньга) жених приезжал на девичник и оставался у невесты до отъезда под венец. В других местах он заезжал только в день венчания (с. Покровское Чучковской вол. Тотемского у., Несвейская вол. Вологодского у., Никольский, Белозерский уезды). Чаще всего жених приезжал и накануне, и в день венчания. Кроме того, бытовали и другие варианты, когда жениха в посещениях невесты заменяли его представители. Например, в Биряковской вол. Тотемского у. на девичник от жениха приезжали только зватые, а сам жених не ездил. В д. Муньга Кирилловского у. жених не посещал невесту ни в канун, ни в день венчания, а за ней приезжал дружка. В зависимости от числа и времени посещений жениха обставлялись его встреча и пребывание в доме невесты. Если он приезжал и на девичник (смотрины), и перед венцом, ритуал этих посещений не совпадал. Первый приезд бывал менее торжественным ограничивался скромным застольем и преподнесением подарков. В Кирилловском у. приезд жениха в это время так и называли – создарьем. Посещение жениха, заканчивавшееся отъездом на венчание, чаще обставлялось более торжественно. К этой поездке, как уже говорилось, в доме жениха готовились особо. Перед его отъездом совершали магические обряды, составляли поезд и т.д. Как правило, особой была и встреча его в доме невесты. Более развернутым и содержательным оказывался ритуал его пребывания у невесты: пышнее проходили застолья, совершались одаривания, выкупы невесты у подруг, брата и у односельчан (мужчин и женщин), родители невесты благословляли на венец невесту и жениха, специальными обрядовыми действиями отец передавал жениху свою дочь, наконец, особо тщательно подготавливали жениха и невесту к венцу. Все действия сопровождались многочисленными причетами и песнями девушек, причетами самой невесты и ее родных, приговорами дружки.
Характер встречи жениха в доме невесты в разных районах Вологодчины отличался своей эмоциональной окраской. В большинстве мест она была доброжелательной. Жениха и его родню (поезд, свадебьян и др.) встречали отец с матерью невесты в сенях или на крыльце с вином и пивом (д. Жидовиново Шуйской вол. Тотемского у.; Никольский у.; Вожегодский край; Средняя Сухона). Его могла встречать и сама невеста (Кубенский край) или ее подружки, причем они могли и величать, и хулить жениха (с. Покровское Чучковской вол.; Биряковская и Харинская волости Тотемского у.; Грязовецкий у.; Вожегодский край), а мог и дружка невесты (д. Стуловская на Кокшеньге). Правда, случались встречи и менее гостеприимные, даже враждебные. Например, в деревнях Жидовиново и Поплевино Шуйской вол., в Ново-Никольской вол. Грязовецкого у., в нескольких деревнях (Гора, Воксино, Нелидово, Логиново) современного Сокольского р-на жениха долго не впускали в дом. В с. Верхне-Важский Посад при первой попытке жениха попасть в дом невесты его не только не пускали, но доводили дело до того, что жених «отъезжал обратно». Тогда хозяин бросался в погоню за ним, извинялся, что его дома не было или никто не сказал о приезде жениха, и просил воротиться. При этом «прощай и спесь хозяйская! Поклонам счету нет». Возвратившемуся поезду устраивали торжественную встречу. В Вельском у., когда жених приезжал к невесте «заводить девичник», ворота также были закрыты, и сват вел долгие переговоры, прежде чем их пускали в дом.
Ритуал встречи поезда жениха во всех вологодских районах имел множество вариантов. Вот как один из них описан в фольклорном тексте в очерке А. Широкова «Вотчинская свадьба». В этом поэтичном произведении не только передана эмоционально напряженная обстановка момента, но и детально описана традиционная в этих местах обрядовая встреча на мосту двух свах – жениха и невесты, порядок расположения свадебных чинов во время их шествия в дом невесты и лаконично, но емко рассказано о рассаживании гостей за праздничным столом и о ритуальном поведении хозяев.
«Не от лесу, лесу леса зеленова,
От перелеску саженова
Что не синь, да засинелась,
Что не биль да забилилась,
Що не крась, да закраснелась,
Кое синь та засинелась -
Это кони вороные;
Кое крась-то закраснелась
– Это саночки раскрашенные,
Кое биль-то забилелась -
Это дуги позлащеные.
Що не вешнея вода вдоль двора облелияла,
Що не щука, не рыбина подворотину вышибла,
Що не гуси, не лебеди по синю морю плавали.
Не косая ласточка во кустах заметалася – высоко поднималась
Низехонько опускаласи
На мосты на калиновы.
На калиновых мостах свахоньки повстречались,
Блюдечком поменялисе,
В уста целовалисе.
С этого со колоченья стеночки пошатнулися,
На столах на дубовых – напиточки расплеснулися
Не столбы, вербы золоты,
Клонит буйные головы.
Наперед ту главу клонит.
Идет злой злодей – большой сват.
По за свату большому идет свахонько княжая.
По за свахоньке княжевой идет ноченька темная,
По за ноченьке темной
Идет весь да княжой поезд.
Вы садитесь, добрые люди, во три места любые,
За столы, за дубовые, да за скатерти браные.
За кушанья сытные,
За напитки полные.
От родимого батюшки много пива пьянова,
От родимые матушки много хлеба сытного,
От меня молодешеньки – поклончики низкие».
В Ухтомской вол. Кадниковского у. встреча жениха утром свадебного дня выглядела иначе, но эмоционально воспринималась невестой так же трагично. Она пела в причете: «Едет мужска – ея гроза, / Все лесами-то темными / Как от мужска ее грозы / Лес-от в землю клонитсё, / По вершинкам ломится». Приехав, жених заходил на сарай и останавливался у дверей со всем поездом. Тогда отец невесты с караваем хлеба, а мать с тарелкой пирогов и сочней («хворосту»), закрытых полотенцем, шли встречать гостей, как того требовал этикет. Жених брал плат (полотенце) и рукой нажимал на сочень, который, конечно, ломался. Затем он утирал лицо полотенцем. Все это время в избе причитали: «Не ходи, родимый батюшко, / Встрецеть перевеюшку великую, / Уж ты же не миняй же, красно солнышко, / Милую да на постылово!» Жених входил в избу, а причеты между тем продолжались. Ломание сочня (хвороста) носило, несомненно, эротический характер. Этот обряд встречался и на других территориях, например, в Никольском у., где невеста сама подносила жениху хворост, а девушки мешали жениху переломить его, сопровождая свои действия шутками. Кроме того, сочень подносили жениху в Васьяновской вол. Кадниковского у.
В материалах из Никольского у. приводится еще один вариант встречи жениха. Он строился главным образом на диалогах, состоящих из приговоров дружки и родных невесты. Приведем пример одного из них. Когда в день свадьбы жених с тысяцким, свахой, дружкой и опасным (колдуном) отправлялись за невестой, то на двор не въезжали, а останавливались на улице, напротив дома. Дружка, выйдя из саней, подходил к дому и стучал кнутовищем под средним окном, а затем начинал свой приговор (в Несвейской вол. Вологодского у. речь дружки, которую он произносил войдя в избу и стоя под воронцом полатей, называли «челобитье»): «Господи, Исусе Христе, Боже наш, помилуй нас!» Потом скороговоркой говорил: «Есть ли в дому домовитой, большой управитель, есть ли кому аминь отдать?» Но из дома на его слова ответа не было. Стоя в шапке, дружка снова стучал и говорил: «Господи, Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!» Потом скороговоркой продолжал: «Есть ли, хозяин, хозяйка, у вас святы образа? Есть ли чему поклонитеся?» Опять ответа не было. Наконец, дружка стучал в третий раз и повторял ту же молитву, прибавляя: «Здорово, поздорово, все гости и гостейки, званые и незваные, все на пиру почтенные! Здорово, новый сват и новая сватья! На улице свадьба, буди не верите, то и сами увидите». В окошко ему отвечали: «Аминь твоей молитве!»
Выходил хозяин или ближайший родственник невесты и выносил на улицу чашу пива, а дружка между тем продолжал: «Ехал я, дружка княжая, чистыми полями, зелеными лугами, темными лесами, наехал я, дружка княжая, на куний след, довел меня куний след... к тебе во двор; за куницу отдай нам красную девицу и пропущаи наших лошадей к себе во двор...» После этих слов он брал принесенную чашу с пивом и, сняв шапку, говорил: «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас! Какому у тя празднику пивцы сварены, к мольбам или Спасу, или Николе Святителю, или чадо милое замуж выдаем? И дай, Господи, нашим – князю молодому жить бы ему сто годов, нажить бы ему двор-то коров, меринов-то стаю, овец-то хлев, свиней подмосты, кошек шесток, собак под столы, и нажить бы ему семь сыновей и семь дочерей; сыновей женить у попов, у дьяков, а дочерей-то отдать за князей за бояр. -И, хозяин и хозяюшка! Есть ли у тебя дружка против дружки, сваха против свахи? Есть ли кому у тя нашу свадьбу встретить?» В ответ на эту тираду дружка получал: «Милости просим!» После этих слов жених, стоявший поездом у лошадей, входил на крыльцо, вступал на мост (в сени) и останавливался перед иконой, под которой горела свечка. Здесь его встречали отец, мать и сваха невесты. Сваха жениха обменивалась со свахой невесты хлебом и стаканами пива. Приехавших провожали в избу.
По случаю приезда жениха в доме невесты совершались различные магические действия. Например, Е. Кичин в «Историко-статистической заметке о городе Тотьма и Кадниковском уезде» описывал следующее «поверье» (скорее, обряд, исполнявшийся в свадебный день, – «при сговорах»): когда жених появлялся на улице деревни, в которой жила невеста, все родственники клали под порог избяной двери незапертый замок со вставленным в него ключом. Как только женихова нога переступала порог, замок запирали и затем кидали в реку. Это делалось «для утверждения навсегда между женихом и невестой неразрывной крепкой связи и неподдельной любви». Бросая же замок в воду, говорили: «Духи страшные, / Вселите вы / В его молодца / Любовь вечную / К красной девице / Девице-красавице». В д. Зеленая Тавреньгского общества Кадниковского у. по приезде к невесте, после того как жених входил в избу, его потчевали из особого стакана, над которым сторож невесты заранее нашептывал «привораживающую» статью (заговор), дабы он любил будущую жену.
Целесообразно специально остановиться на названиях персонажей и составе свадебного поезда жениха, а попутно и на остальных свадебных чинах, встречающихся в Вологодском крае.
Судя по всему, в терминологии свадьбы на этой территории существовали две традиции. Первая условно (так как район шире) занимает Кокшеньгу, ту ее часть, где компания жениха называлась прибор, женихи, жених с прибором, большой прибор. Еще участников называли приборные или бояра (в причетах). Поезд женихов – так еще называли широкий пир в доме жениха перед отъездом за невестой.
Вторая традиция связана с местностями, где бытовали термины поезд, пояс. Она охватывала большую часть края. Термин «поезд» обычно встречался в сочетании с другими словами: поезд жениха – Никольский у.; Биряковская вол. Тотемско-го у.; современный Сокольский р-н; Васьяновская и Устьрецкая волости; Кадниковского у.; женихов поезд – Грязовецкий у.; жених с поездом – Вельский у.; свадебный поезд – д. Воксино; Сокольского р-на; деревни Шириханово, Зеленая Ухтомской вол. Кадниковского у.
Кроме того, в фольклорных текстах встречались княжий полок – Стрелецкая вол. Тотемского у.; Никольский, Сольвычегодскии уезды; поезд дорогой – Никольский у. В этих местах участников поезда называли поезжане – Биряковская вол. Тотемского у.; д. Нелидово Сокольского р-на; Зеленская Слобода у г. Тотьма; Вельский у.; с. Верхне-Важский Посад; Сольвычегодскии и Никольский уезды; деревни Шириханово, Зеленая, Троичина; Кадниковского у. Ново-Никольская вол. Грязовецкого у.; Вологодский у.; поязляна (в причет) – Кирилловский у.; сваребщики, те, кто едут от жениха за невестой; сваребщики, т.е. все, кто сидит за столом, – Воже-годский край; сваребьяна, сваребяна, сваребники – Средняя Сухона.
Число участников поезда, или прибора не было постоянным. Оно колебалось от пяти-шести (Кокшеньга), семи (д. Стуловская на Кокшеньге), 15-20 (Кирилловский у.), до 30 человек (Средняя Сухона). В целом основной состав чинов, составлявший прибор, или поезд, был повсюду одинаков, хотя встречались и отличия.
На Кокшеньге (Тотемский у.) на поезд женихов (в данном случае это широкий пир, происходящий в доме жениха перед отъездом к невесте, чтобы везти ее к венцу) приглашалась вся родня, соседи и даже жители близлежащих деревень. Участники пира условно делились на прибор, в который входили тысяцкий, божатка, сватья, «хряпчий», сват, дружка, братья и дяди жениха (в заговоре на ограждение поезда в приборе упоминались «княжий большой прибор» – тысяцкий, большой боярин, князь молодой, княгиня молодая, сватья княжая, «хряпций» боярин, засёдливый боярин, дружка с подружками, конные малые бояре), и сторона, т.е. остальные присутствующие на поезде, но не сидящие за столом.
В д. Стуловская Тотемского у. прибор жениха составляли семь человек: сватья-божатка, отец жениха, крестный отец, он же тысяцкий, большой барин (бывало, присутствовал еще малый барин), сват, хряпчий и дружка. Иногда в состав прибора входило еще одно лицо – костоглот, который за обедом садился рядом с хряпчим. Его обязанностью было доедать угощения.
На Верхней и Средней Кокшеньге и Уфтюге женихами называли «весь женихов поезд» (Лохта), вернее, самих поезжан, а спутников жениха – приборянами, или прибором. Говорили: женихи приехали, а если хотели уточнить, то: жених с прибором. Приборян было человек пять-шесть, но иногда до 10-12 и больше. Отец и мать к невесте обычно не ездили, но случалось, что отец все же приезжал. Тогда его именовали большим боярином, или тысяцким.
В прибор, кроме жениха, входили тысяцкий – обыкновенно дядя или крестный жениха, так сказать почетный глава поезда; дружка – молодой, чаще холостой парень, кто-нибудь из родни, двоюродный брат, даже родной брат или товарищ; дружка обычно разливал вино, и угощал девушек и т.п.; сватья – она избиралась специально, ею была не та женщина, что сватала, а тетка или чаще всего божатка (крестная жениха); ей следовало хранить жениха, отвечать за прибор, вести переговоры с родней невесты, следить за исполнением ритуала; хряпчий, или храпчий, а в Лохте хребец (искаженное др.-рус. кравчий); хряпчим назначали обычно кого-нибудь из родни жениха – зятя, двоюродного дядю или еще кого-нибудь, обязательно мужчину (его обязанность – резать пироги); бояра – так называли в причетах прочих приборян; сторож – колдун.
В Стрелицкой вол. Тотемского у. для обозначения жениха и его родных употребляли термин званые (так же звали их в Биряковской вол.). В причетах упоминались: «княжая свахонька, дружка вежливый, да очесливый, сват лесливый», а в просьбе «на мечь» – «тысяцкий, князь молодой, / Большой барин околичин, / Сват, сваха, дружка с подружьем, / Вершнички, / Запешнички / Чашнички, наливальцички, / И весь ваш княжий полок».
Из мест, где распространено название поезд, наиболее полно свадебные чины представлены в приговоре из Сольвычегодского у.: «Весь княжеской, молодечкой поезд – передоезжий дружка, молодое подружье, князь молодой, тысяцкий большой человек, князевая сваха, большие бояра, средние, меньшие, поезжане (поезжани, Князевы поезжане)» и зрители: «кутяна, полотяна, запечана».
Большие бояра отмечены еще в Кирилловском, Никольском и Кадниковском уездах. В Кадниковском у. встречался чин большой барин, а в Никольском -опасный (колдун) и подвозкий. Таким образом, названия свадебных чинов больше сохранились в произведениях фольклора: причетах, приговорах, речах и заговорах. В реальной жизни их было значительно меньше. Лучше всё разнообразие этих терминов сохранилось на Кокшеньге.
Остановимся подробнее на некоторых персонажах из компании жениха и на нем самом.
Жених. Его характеристика, даваемая в свадебных фольклорных текстах, противоречива и во многом зависит от функции произведения. В причитаниях он чаще именуется: чужой-чуженин – Янгосорка, Вологодский у.; Шуйская вол. Тотемского у. Например, «чужому чуженину, чужому сыну отцовскому / Я грозе-то молодецкой» – Несвейская вол. Вологодского у. Одновременно с этим он – добрый молодец (Несвейская вол. Вологодского у.) или вор-злодей (Кадниковский у.). Со времени образовки до девичника его называли князь молодой (Вологодский, Грязовецкии уезды; Васьяновская вол. Кадниковского у.; Кубенский край) или князь молодой со боярами (Кирилловский у.).
Дружка. Им мог быть брат жениха или его близкий товарищ (Несвейская вол. Вологодский у.). В Грязовецком у. дружку еще называли шафером. Он мог исполнять функции колдуна (Вожегодский край) или знахаря (Троичина Кадниковский у.). Дружек могло быть несколько: дружки жениха, т.е. родня жениха (Кирилловский у.), брат или близкий товарищ, друзья (Несвейская вол. Вологодского у.; д. Вохтога Раменской вол. Грязовецкого у.); дружка и его помощники, или подружъе (Янгосорка, Вологодского у.; Никольский, Сольвычегодский уезды; Кокшеньга То-темского у.); старший дружка вел жениха в избу; младший дружка нес за старшим образ на каравае хлеба (Вологодский у.)
Эпитеты, которыми наделяли дружку в фольклоре: «удалой дружка», «передо-езжий дружка» (намек на то, что он ездил впереди поезда) – Сольвычегодский у.; «удалой друженька, верный служенька» – Вологодский у.; «дружка вежливый» – Стрелицкая вол. Тотемского у.; «княжий дружка очесливый» – Шуйская и Биряковская вол. Тотемского у.; «дружка княжая» – Устьрецкая вол. Кадниковского у., в Никольском у. упоминались прибаутки дружки – «побранки».
Сват – многозначный термин. Он может означать того, кто сватал невесту, т.е. сватовщика – (Хариновской вол., д. Харино; Тотемского у.). Определяя его роль, говорили: «сходить сватом» (Зеленская Слобода), «сваты пришли», «сваты были» (с. Покровское Чучковской вол. Тотемского у.), «засылают сватов» (Грязовецкии у.). В фольклоре свата именовали «сводничек» (Янгосорка Вологодского у.), «сводщик» – (Васьяновская вол. Кадниковского у.), «сводник» (Ново-Никольская вол. Грязовецкого у.). «Сват», но не «сватовщик», а самостоятельный чин может быть членом компании жениха, «прибора». «Сватом» могут называть отца жениха и невесты: «сватушко-то батюшко» (причет) в Никольском у. В сваты могла входить и сваха. Например, в Грязовецком у. говорили: «засылать сватов», а ехали сватать две свахи и жених, иногда родители жениха. В фольклоре свата именовали «подхолюзник», «переметник», «сводничек», но имелся в виду скорее всего «сватовщик» (Янгосорка Вологодского у.; Никольский у.). Каждому из названных ипостасий свата было свойственно особое поведение (см.: «сватовство», «сватом ходить» – обряды второго дня после венчания – Ново-Никольская вол. Грязовецкого у.; «сват ломается» – поведение свата при поездке в церковь на венчание – Грязовецкии у).
Тысяцкий. Чаще всего им был крестный отец жениха (Тотемский у.; Троичина Ухтомской вол. Кадниковского у. и т.д.). Но «крестный-божат» мог быть и помимо тысяцкого (Грязовецкии у.). В фольклоре тысяцкого называли «честной» (Никольский у.), «большой человек» (Сольвычегодский у.), «славный тысяцкой бохатой» (Кирилловский у.). Об особом поведении тысяцкого см. описание «княжьего обеда» в Никольском у.
Рассмотрим женские персонажи. Это прежде всего невеста. В разных местах Вологодского края и в разные периоды свадебного обряда невесту могли называть запорученная – так называли невесту после просватанъя (Троичина Кадниковского у.; Верхе-Важский Посад Грязовецкого у.); просватанная (Кирилловский и Грязовецкии уезды); зговоренка – так называли невесту в период подготовки к свадьбе (Грязовецкии у.); сговоренка (с. Корбанга Кадниковский у.); испрошелъница – так именовали невесту весь срок от просватанья до венца (Вожегодский край); княжна -так называли невесту в период от образования до девичника (Грязовецкии у.); княгиня, молодая княгиня (Васьяновская вол. Кадниковского у.), см. также в фольклорных текстах: «у княгини молодой, новобрачной» – Сольвычегодский у.; «княгиня-боярыня» – Шуйская вол. Тотемского у.); молодая (Устьрецкая вол. Кадников-ского у.); нареченная (Кубенский край).
Божаткой называли крестную мать в большинстве районов (Кирилловский у.; Вожегодский край; Кокшеньга, д. Гора Харинской вол., Тотемского у.; Никольский у.; д. Шириханово Кадниковского у.). Ее могли так же называть «крёсна». Она нередко исполняла в свадебном обряде роль свахи.
Сваха. Почти везде ею бывала божатка, но могла исполнять эту роль и другая близкая родственница. У каждого – жениха и невесты – была своя сваха. В некоторых уездах упоминали нескольких свах. Например: «три свахи ведут на упокой» (Ухтомская вол. Кадниковского у.), «свахи жениха» (д. Зеленая Кадниковского у.), «первая сваха – близкая родственница невесты и прочие свахи...» (Зеленская Слобода Тотемского у.), «на сватанье едут две свахи» (Грязовецкий у.), две свахи упоминались в Сольвычегодском у. В Зеленской Слободе г. Тотьмы существовала «первая сваха», которой обычно была близкая родственница невесты. В Грязовецком у. невестину сваху называли коренная сваха (д. Вохтога Раменской вол.). В Васьяновской вол. Кадниковского у. сестру жениха называли подсватъе. Кроме того, существовал термин сватья, который обычно обозначал мать невесты или жениха. В некоторых местах этот термин совмещался с термином сваха (Никольский у.; Кокшеньга). Это же нередко происходило в произведениях фольклора. В причетах и песнях сваху наделяли разными эпитетами: «свахонька княжая» – (с. Черновское Никольского у.), «сватья княжая» (Кокшеньга), «княжая свахонька» (Стрелецкая вол. Тотемского у.), «чужа свахонька» – (Кирилловский у.), «пригожая свахонька», «приезжая свахонька» (Кубенский край) и т.д.
Воля. Это близкая подруга невесты, выбиравшаяся на плаканье среди других подруг и олицетворявшая девичью волю (чучковская свадьба в Сокольском р-не.) Персонификация воли в образе реальной девушки отмечена только в Чучковской вол
Думница – подруга невесты, с которой она ходит в баню (д. Шириханово Кадниковского у.). Провожатый – тот, кто вел невесту в баню (Никольский у.). Вывожельница, вывожильница (вывожельник) – персонаж, участвующий в выводах невесты к столу (Кокшеньга Тотемский у.).
Причитальщица (Кирилловский у.), она же загадывает свахам загадки (Верхне-Важский Посад Вельского у.; Никольский у.). Причиталъница (Вожегодский край). Певуньи исполняли причитания (с. Черновское Никольского у.). Причетница (Ухтомская вол. Кадниковского у.). Плакуша – (с. Корбанга Кадниковского у.). Старухи подсобницы – те, кто помогал причитать (Кадниковский у.). Все указанные персонажи исполняли причеты, помогая невесте или заменяя ее.
Чин дружки невесты (д. Стуловская на Кокшеньге, Тотемский у.), нередко совмещался с чином колдуна (Вожегодский край; Сольвычегодский у.; Троичина Кадниковского у.).
Подруги, подруженьки – почти повсеместно.
Пропивалы – родственники невесты, которые ездили к жениху на пропивание. Среди них были не только женщины, но и мужчины (Ухтомская вол. Кадниковского у.).
Роговухи – человек пять-шесть, которые приезжали к жениху с постелью невесты (Средняя Сухона). Рогоуша, роговуша, согласно В. Далю, во Владимирской губ. – женщина при подклети, при спальне новобрачных, постельница (Даль В. Толковый словарь. Т. IV. М., 1935. С. 101).
Пирожницы, или мазильницы – родственники невесты, в основном молодежь, братья и сестры, в количестве от 3 до 7 человек, которые приезжали на второй день свадьбы в дом молодых. Они привозили с собой «мазила», пудру, полотенце, мыло, пирог с рыбой и сладкий пирог. Пироги они отдавали матери молодого, а все остальное – девушкам. Приехавших угощали, после этого шли песни и пляски. Тистеница – сестра невесты, которую привозили к молодым в гости в первую неделю Великого поста. В это время принято было варить тесто (из солода) и есть его; при этом обмазывали им друг друга (Корбанский край в современном Сокольском р-не). Нареченная теща – мать молодой (Никольский у.)
Прочих персонажей было много. Зватые – родственники жениха или невесты, посылаемые с приглашением в гости (Стрелицкая и Чучковская вол. Тотемского у.). Этим термином могли называть просто родственников жениха (Чучковская вол. Тотемского у.). В дом жениха «за зватыми» ехали ближайшие родственники невесты, зватый – брат или родственник невесты (Троичина Харинская вол. Кадниковского у.). Зватый – отец невесты (Ухтомская вол. Кадниковского у.). Встречаются выражения со словом «зватый»: «ехать зватом к невесте», «сходить зватом» (Ухтомская вол. Кадниковского у.). Сторож – колдун, знахарь (Кокшеньга Тотемского у.). У жениха и у невесты были свои «сторожа». Заговор сторожа именовали «привораживающая статья». Свадебный знахарь, советчик «спускал поезд», т.е. читал заговор от порчи (д. Шириханово Кадниковского у.). Опасный – колдун, знахарь (Никольский у.). Ворожец – колдун – (Ухтомская вол. Кадниковского у.). Пухталыцица – колдунья (Сольвычегодский у.). Многознающий – колдун ( Тотем-ский у.; д. Черняхово современного Тарногского р-на). Староста, копендант – персонажи из толпы мужиков, просящих на рогозку (д. Жидовиново Шуйской вол. Тотемского у.). Коробейные сваты, коробейники – две женщины и один мужчина, родственники невесты, которые везли ее постель в дом жениха (Васьяновская вол. Кадниковского у.). Смотроки – родственники невесты, приезжавшие смотреть хозяйство жениха. Столовляне – гости от невесты, приезжавшие в дом жениха (Средняя Сухона). Семейники – родные (Харинская вол. Тотемского у.). Сторона – посторонние гости, не родня (Кокшеньга). Деревенцы – односельчане (Никольский у.). Священник и причт (Никольский у.). Священник и клырошане (д. Зеленая Кадниковского у.).
Персонажи, упоминавшиеся в причетах: «голубушко брателко» – младший брат невесты, принимавший участие в выкупе места за столом (д. Шириханово Кадниковского у.), «бабы – красные головы / Ваши отрепные колобы» (только в Стре-лицкой вол. Тотемского у.), «сукменники» (?) (Чучковская вол. Тотемского у.), «ловкие» – родственники жениха (Тотемский у.).
Жених в доме невесты. Когда, наконец, поезжане жениха входили в избу, по преобладавшей на Вологодчине традиции, прежде чем сесть за стол, дружка, сват или даже сам жених должен был выкупить место рядом с невестой. Как правило, этот выкуп представлял собой замечательно построенное и разыгранное драматическое действо. Деньги обычно были чисто символическими, главное заключалось в остроумных диалогах, выразительных и поэтических причетах, песнях, и загадках, сопровождавших этот обряд (в Тотемском у. – с. Покровское Чучковской вол., Би-ряковская вол.; в теперешнем Сокольском р-не – деревни Логиново, Нелидово, Во-ксино и др., в Никольском у.; в Грязовецком у. – Авнежской и Ведерковской волостях; Белозерском у.)
Обычай загадывать загадки был достаточно распространен по всему краю. Чаще их загадывали девушки – подруги невесты, но бывал и специальный персонаж -загадчик (Белозерский у.). Большинство загадок по смыслу и образам были однотипными на территории бытования этой традиции, однако загадывать их могли в разной поэтической форме. Например, в Биряковской вол. Тотемского у. загадки исполнялись в виде песни: «Заганём мы загадоцьки / Что у нас-то в светлой светлице / Краше красного совнышка? « / (Жених смотрит на икону и крестится). / «Мы еще тибе загадоцьку, / Дивичью перегудоцьку, / Что у нас-то в светлой свели-це / Круглее яснова мисяця? « (Жених поднимает каравай хлеба) I «Мы еще тибе загадцьку, / Ты стоишь не догадаешьсё / Оторвалё твой добрый конь». Жених вынимал платок и махал им. Девушки завершали свои загадки похвалой жениху: «Што догадливый чужой чуженин. / Он своим умом разумом, / Не подучила ево свахонь-ка». Форма, в которой задавались загадки, могла быть прозаической, но от этого они не становились менее выразительными. Например: «подайте монаха в белой рубахе» – дружка подавал вино в бутылке. «Позвольте синяво моря с белым лебедям» – дружка подал пиво и хворост. «Подай мне золотой костыль, штобы нашей невесте, молодой княгине было на што уперетсы». Тогда дружка выставлял жениха: «Вот костыль золотой...» и т.д. (Белозерский у.).
В Ухтомской вол. Кадниковского у., когда при входе в избу жених давал девушкам деньги за место за столом, отец невесты подходил к столу и говорил невесте: «Выходи с Богом со своими девицами из-за стола, прости место гостям!» Девушки, выходя из-за стола, причитали: «Бог судья тибе, суди Боги, / Да доброхот кормилец-батюшко...» Когда же невесту уводили в другую комнату, то ее подруги набрасывались на жениха и хватали даже за волосы – теребили, а потом причитали: «Уж я пойду молодешенька, / За сто верст, за тысячу...» После этого они тоже уходили в другую комнату и так хлопали дверями, что дрожали стены. Это повторялось трижды. В Устьрецкои вол. того же уезда жениху по приезде девушки пели корилъные песни – «хулили» его.
Имеются сведения, что появившимся в доме невесты дружкам родные невесты подносили опояску – знак их отличия в поезде. Вот как это происходило в д. Вох-тоге Раменской вол. Грязовецкого у. Войдя в избу, дружка спрашивал: «Есть ли сваха кореновая!» На эти слова выходила невестина крестная. Дружка обращался к ней: «Дайте знак, чтобы в поезде было дружку знать». Сваха отвечала: «У нас невеста не сирота, не дадим без серебра». Дружка давал ей деньги, а она повязывала ему через правое плечо длинное полотенце. В Новленской вол. Вологодского у. дружке «навязывали опояску» – полотенце от 6 до 8 аршин, концы которого на расстоянии трех четвертей аршина занимали вышивка и кружева. «Навязывали» его с правого плеча под левую руку, обвивали два раза и завязывали на левом боку. Дружка также просил: «У нас в поезде есть отличие для небольшого чинишко-маленького братца». За что сваха снова просила денег. Завершив необходимые переговоры, пройдя различные испытания и выкупив место за столом рядом с невестой, поезжане усаживались и происходило столование, пир, пировство. Как уже говорилось, в ряде мест Вологодчины считалось, что свадьба начиналась накануне дня венчания или утром перед венцом, когда к невесте приезжал жених с поездом. По этой причине некоторые происходившие в это время застолья по их роли в обряде и пышности можно считать свадебными. Не случайно для их обозначения встречались такие названия, как «начин свадьбы» (Ухтомская вол. Кадниковского у.), «первый стол у невесты» (д. Кроптево Авнежской вол. Грязовецкого у.). Готовясь к такому столованию на смотрах, по словам М. Угрюмова (автор очерка «Зеленская Слобода – предместье города Тотьмы»), «все сбивались с ног, как бы на славу угостить будущую родню».
Вот как проходило подобное застолье в Никольском у. Вечером накануне дня венчания в дом невесты собиралась вся ее и женихова родня. За столами усаживались в строго установленном порядке. Приезжал священник и садился под образа, рядом с ним на долгой лавке и на подостланной шубе (чтобы молодым жилось богаче) усаживались жених с невестой. По правую сторону от жениха – его крестный отец {тысяцкий), а по левую – крестная мать невесты. До еды разносили дары. Это делала сама невеста или ее сестры и ее крестная мать (божатка). Сначала дарили полотенца: свату (за его «работу»), тысяцкому и крестной матери; отцу и матери жениха дарили материю – на рубахи; дядьям, теткам – по платочку и в заключение – платок жениху. При этом одна из разносчиц даров подносила на подносе вино, а другая – дар. Принимающий дар брал рюмку водки, целовал подносящую, выпивал до дна и, взяв дар, взамен клал деньги. После даров все ели кулебяку (пирог с рыбой).
Далее наступал момент выкупа невесты у деревенского общества. К свату подступали деревенцы невесты и просили с жениха на «рогозку»от 3 до 5 руб., в зависимости от состоятельности жениха. Сват расплачивался с ним и жениховыми деньгами, а просящие говорили: «Ты стереги да береги ее 20 лет, пожалуйте нам за ее «честь»«. После мужиков приходили парни и просили «на меч». Тем сват давал 30-50 коп. говоря: «...Будет им на пряники-ти и сами-ти таво не стоят» (приходят просить подростки лет 12-17). За парнями начинали просить подружки невесты: ставили на стол елочку, украшенную цветами, лентами и со словами: «Сватушко-батюшко, тысяцкой честной, князь молодой и весь поезд дорогой, извольте нашу красоту окупить и обратно невесте возвратить» сначала ставили ее перед женихом, а потом перед каждым из поезжан; те откупались по средствам – от 15 до 20 коп. Деньги шли подружкам. После них выступали на сцену девицы-подростки, ставили на поднос искусно сделанного зайчика и с этими же словами обходили весь поезд. Завершали эту церемонию бабы, подходившие к столу просить за «моучанку» (молчание), т.е., чтобы не распространяли сплетни.
После всего этого начиналось столованье и пированье. Подавали студень, который запивали водкой, затем следовали щи и водка, каша пшенная на молоке и водка, лапша и водка, оладьи и водка, жаркое с сальником (крупа в сале перемешанная) и водка, дрочёное – одна большая гороховая оладья на сковороде, которая разрезалась на кусочки и подавалась на стол с горшком масла; гости брали дрочёное руками, мочили в масле и ели. Затем пять или больше видов пирогов и, наконец, розго-ня – маленькие пустые пирожки в закрытых блюдах. Покончив трапезу, все выходили из-за стола, священник уезжал, а невеста шла в куть и начинала причитать.
В с. Верхне-Важский Посад (возможно, это были старообрядцы) на сватанье или девишнике после того, как жених с трудом попадал в дом невесты (его заставляли приезжать два раза), его вели «в хоромы высокие и, помолившись Богу и поклонившись на все четыре стороны, приехавшие садились за столы с кушаньями, закрытыми скатертями браными». Вскоре «лукавый сват» звал невесту «на показ». После отказа выйти и препирательств ее со сватом она все же просила благословения на этот акт у родителей. Получив его, начинала «наряжаться», а нарядившись, ждала благословения от духовного отца. Приходил священник и спрашивал ее, волею или неволею она идет (почти венчание) и, надевши на себя епитрахиль, осенял ее «крестом животворящим», после чего они выходили к гостям. При этом пели «Достойно...» и говорилась ектенья «о здравии уневестившихся».